Москва в 1917 году глазами участника событий

Москва в
1917 году глазами участника событий

Дина Аманжолова

В ХХ веке Россия пережила четыре революции, две из которых,
сконцентрировавшиеся в 1917 году, привели к грандиозным переменам в нашей
стране и во всем мире. Собственно, и последнюю российскую революцию— конца
ушедшего столетия — в России можно рассматривать как отдаленное следствие
событий 85-летней давности.

Ушли в прошлое официальные помпезные чествования, стали менее
острыми дискуссии ученых и публицистов о сути и значении революционных
потрясений 1917-го. Однако это отнюдь не умаляет значимости тогдашних событий
для нашей истории.

В этом очерке
события 1917г. в Москве рассматриваются в контексте деятельности одного из
самых активных московских революционеров — Петра Гермогеновича Смидовича
(1874—1935), представителя умеренного крыла в большевизме.

Февральская
революция 1917г., разразившаяся вследствие серьезного кризиса в стране, была
почти бескровной и действительно общенародной. Не нашлось ни одной
сколько-нибудь серьезной силы, которая встала бы на защиту изжившего себя
режима. При этом ни одна партия в России не обеспечила революцию материально и
технически, хотя идейно-политически готовились перемены долго.

Российские
марксисты к 1917г. накопили большой опыт нелегальной и легальной работы в
массах и могли рассчитывать на активную поддержку значительной части
пролетариата, радикальной части интеллигенции, многих крестьян и солдат. Они
смогли превратиться в серьезную политическую силу, в конечном счете взять
власть и в условиях жесткой диктатуры от имени «пролетариата» осуществить
«социалистическую» модернизацию страны.

Фигура
П.Г.Смидовича, непоколебимо убежденного в исторической правоте курса на
переустройство общества на началах социальной справедливости, пожалуй, ярче
многих других олицетворяла присутствовавшее даже в предельно радикализированной
партии большевиков стремление действовать с опорой на консенсус
революционно-демократических сил.

Именно в Москве
в 1917-м это стремление удалось частично реализовать. Политические баталии в
Московском совете, а также споры этого социалистического органа вполне
реальной, хотя и незаконной власти с демократическими муниципальными
институциями указывали один из путей разрешения конфликтов.

Однако
безоглядная уверенность в непогрешимости избранной стратегии и тактики,
культивировавшаяся Лениным в партии большевиков и подкрепленная особенностями
массовой культуры, традициями и ментальностью общества, многое определила в судьбе
страны.

Перипетии
борьбы за власть в Москве в 1917г. многократно описаны. Наша задача состоит в
том, чтобы показать, как в них участвовал П.Г.Смидович. Это позволяют сделать
сохранившиеся тексты его многочисленных выступлений и докладов — в роли заместителя
председателя Моссовета, члена парторганизации большевиков города, а также
другие документальные материалы, воспоминания и т.д.

Революционные
события в Питере «всех перетряхнули», — вспоминал Петр Гермогенович. Уже
вечером 27 февраля московские большевики на квартире В.А.Обуха (у Смидовичей
решили не собираться из-за усиленного надзора) составили и отпечатали воззвание
с призывом к выборам в Московский совет рабочих депутатов, расклеив его ночью в
рабочих кварталах.

Утром 28
февраля Смидович направился на работу.

«На балконе
здания Думы висел красный флаг, с балкона кто-то говорил, стояла небольшая
толпа. На Красной площади, за Иверской топтался на конях жандармский дивизион,
видимо, не зная, что именно предпринять».

Первое
публичное выступление Смидовича состоялось на электростанции: он «взобрался на
стол и открыто говорил». Участники митинга делегировали его в Моссовет.

Вагоновожатый
Уваровского трамвайного парка Я.И.Лебедев был избран от Хамовнического района в
Думу. Он участвовал в создании Моссовета и рассказал рабочим трамвайного парка
о событиях в думе 28 февраля. «Большое впечатление произвело сообщение о том,
что инженер Смидович — большевик и один из руководителей движения, — вспоминал
он. — Его знали многие у нас в депо» (Москва в трех революциях. М., 1959. С.
177).

Оформление
новых органов власти в Москве отразило противоречивый характер общественных
перемен. Волна революционного подъема, всеобщего возбуждения и эйфории смешала
на некоторое время разнородные политические устремления и течения. Это
отчетливо проявилось в ситуации так называемого двоевластия, а вернее,
многовластия в стране. В Москве действовали и комиссар Временного правительства
(с1по 6марта бывший городской голова, кадет М.В.Челноков, с 6 марта — кадет
Н.М.Кишкин), и Комитет общественных организаций (КОО), и советы рабочих и
солдатских депутатов (СРД и ССД).

Еще до их
создания по инициативе рабочей группы Военно-промышленного комитета был
образован Временный революционный комитет (председатель — меньшевик
А.М.Никитин). В него вошли представители самых разных общественных,
политических, самоуправленческих организаций, избранные в Городскую думу.
Поскольку в первые дни революции ВРК виделся как объединяющий центр, в нем
оказались те, кто олицетворял противоположные взгляды на будущее страны.
Размежевание было неизбежно.

Вышедший из
подполья МК РСДРП(б) расширил свой состав — в него были введены П.Г. и С.Н.
Смидовичи, В.А.Обух, Ф.Э.Дзержинский, Г.К.Голенко. Секретарем была избрана
Р.С.Землячка. МК разместился в помещении Союза городов, затем перешел в здание
училища в Леонтьевском переулке. Там же находились областная и военная
организации большевиков.

П.Г.Смидович
участвовал в решающих событиях борьбы за власть в Москве, во многом влиял на ее
развитие и итоги. Уже через час после митинга на МГЭС Петр Гермогенович был в
здании Думы. «Там что-то делал и организовывал самолично возникший
Революционный комитет с меньшевиком Алексеем Никитиным и Гальпериным во главе».

На первом
организационном заседании Московского совета рабочих депутатов 1 марта 1917г.
присутствовало «сотни три депутатов» от 52 предприятий. Председателем был
избран А.М.Никитин, тут же прошли выборы исполкома и его главы — Смидовича;
организовались комиссии.

Большевики
попытались тогда провести в председатели Моссовета Смидовича, но имевшие
перевес голосов меньшевики решили вопрос в свою пользу. Вскоре Никитин вошел в
состав Временного правительства, и его сменил меньшевик Л.М.Хинчук. Смидович же
на протяжении всего 1917 года занимал ведущее место в большевистском руководстве
Моссовета.

К Моссовету
потянулись солдаты, примерно 200 человек привел из военно-автомобильных
мастерских Н.И.Муралов.

«Толпа
запрудила площадь перед Думою и забила всё здание. Бесконечная вереница
делегаций от рабочих, студентов и т.д., с предложением своих услуг. Незнакомым
людям тут же давались поручения», — вспоминал первые дни революции Петр
Гермогенович.

Он был
единственным большевиком в первом составе Исполнительной комиссии, избранной 9
марта из членов исполкома Совета (в нем из 44 мест большевики имели 16).
Приходилось заниматься одновременно разными вопросами: распускали полицию и
«громили охранку», освобождали политзаключенных, занимались питанием
скопившихся у Думы людей, конфискуя всё необходимое.

«День и ночь
без перерыва приходили люди, подписывались бумажки. Время перепуталось, голова
вдруг погружалась в небытие, чтобы опять вернуться к сознанию под толчками
кого-либо “по особо важному” делу... Всё в городе происходило само собой, —
сопротивления, отпора не было. Власти попрятались, притаились» (Московские
большевики в огне революционных боев. М., 1976. С. 74).

Попасть домой
Смидовичу удалось лишь дней через десять с начала восстания.

В Исполком КОО,
претендовавшего на полновластие в Москве, в частности, был избран В.П.Ногин, в
комитет входили П.Г.Смидович, И.Г.Батышев, С.С.Белоруссов, М.И.Гаротин и другие
большевики. КОО в течение марта занял ключевые позиции в управлении городом:
финансы, милиция, продовольствие, городское самоуправление, гарнизон. Вопрос о
взаимодействии с ним возник уже на первом заседании Совета рабочих депутатов 1
марта 1917г.

Считая задачей
текущего момента «захват народом власти в Москве», совет в то же время признал
КОО полноправным органом власти. Социал-демократическая часть Совета признала
необходимость временной объединенной работы делегатов РСДРП с КОО.

Показательно,
что сами социал-демократы Москвы при этом рассматривали себя как нечто целое.
Пожалуй, именно в Москве наиболее отчетливо в течение всего 1917г. проявлялась
тенденция к сохранению единства большевиков и меньшевиков, олицетворявшая
несостоявшийся в конечном счете компромисс.

Об этом
свидетельствовали и сами участники событий. Большевик Е.Игнатов отмечал, что в
Москве не было резкого противостояния двух фракций РСДРП, характерного для
столицы.

В Моссовете
удавалось не переходить за рамки товарищеских отношений. Бывший председатель
Моссовета Хинчук, до конца 1919г. меньшевик, также писал в автобиографии, что
межпартийные отношения в Москве были лучше, чем в Питере. Москвичи были против
участия социалистов в коалиционном правительстве и стояли за организацию власти
из социалистов по формуле: «от энесов до большевиков включительно» (Игнатов Е.
Московский Совет рабочих депутатов в 1917г. М., 1925. С. 247).

После Февраля
Моссовет заседал в здании Городской думы. 2 марта 1917г. он обсудил вопросы о
тактике по отношению к Общественному комитету (КОО), о забастовке, доклады с
мест, об организации районов и др. Смидович сделал доклад от Исполкома. Первые
дни революции показали, считал оратор, что новая власть не связана и, очевидно,
не стремится быть связанной с народной массой. Революцию нельзя считать
оконченной, пока не удовлетворены требования пролетариата: ведь ни слова не
сказано о новом порядке, об Учредительном собрании, об амнистии и других
животрепещущих проблемах.

От имени
большевиков Смидович призвал рабочих теснее сплотиться и стойко и твердо
добиваться выполнения программы преобразований. Это касалось реализации
гражданских прав и свобод, организации демократических выборов Учредительного
собрания, всеобщей амнистии, свободы стачек, собраний и прочего.

«Нам предстоит
огромная работа, она требует бодрости и уверенности в счастливом будущем
российского пролетариата», — отметил он и предупредил, что не следует ждать
сочувствия КОО и командующего Московским гарнизоном А.Е.Грузинова к
выступлениям сторонников развития революции.

По настоянию
Моссовета были освобождены политзаключенные, начался слом старых органов
власти. Смидович поддержал идею широкой коалиции сил революционной демократии,
предложив пополнить состав Исполкома представителями социалистических партий.
Большинство выступавших говорили в этом же духе, требуя проведения в жизнь
выдвинутых революцией задач.

Были приняты
постановления о приветствии Петросовету, о направлении телеграммы, об
организации снабжения и продовольствия, а также о сотрудничестве с
железнодорожниками через СРД.

Одновременно
МСРД инициировал создание Совета солдатских депутатов — чтобы обеспечить
поддержку армии.

Смидович в
1923г. опроверг утверждение Хинчука, содержавшееся в его воспоминаниях, что
воинские части сразу в полном составе пришли в распоряжение СРД. «Ничего
подобного не было. Еще около недели “в нашем распоряжении” было только тысячи
полторы сброда (большинство без винтовок) да пара пушек без снарядов и,
кажется, без замков. Одной атаки какой-либо небольшой организованной воинской
части было бы достаточно, чтобы разогнать всю мятущуюся массу почти безоружных
людей, собиравшихся вокруг Совета», — писал он.

Но все попытки
проникнуть в охраняемые офицерскими караулами казармы проваливались, хотя
солдатские депутации требовали решения о выборах советов в частях.

Именно
Смидовичу вместе с В.А.Обухом пришлось 3 марта вести переговоры с
А.Е.Грузиновым по этому поводу. Вообще, П.Г.Смидович в течение всего 1917г.
оставался единственным постоянным участником всех переговоров МСРД, а затем ВРК
с их оппонентами и противниками. Это свидетельствовало и о доверии к этому
большевику с обеих сторон, и о стремлении к компромиссу.

Переговоры
Моссовета с командованием состоялись в здании кинотеатра «Художественный» на
Арбатской площади. Там находился штаб. «Вся Воздвиженка была установлена
шпалерами вооруженных солдат в боевой форме, вытянувшихся в струнку, как на
параде, с офицерами во главе и с красными флажками на штыках. Мы ехали тихо среди
полного молчания и вглядывались в устремленные на нас глаза солдат, — вспоминал
Смидович. — Грузинов развернул перед нами свою силу. Но было совсем не страшно»
(Смидович П.Г. Выход из подполья в Москве / Пролетарская революция. 1923. №1.
С.173—174).

Смидовичу
пришлось выступать «перед глубоко и напряженно враждебной аудиторией» высшего
московского офицерства, не желавшего допускать создание солдатских советов. В
1922г. Петр Гермогенович считал, что это было самое большое напряжение в его
жизни.

Он говорил о
царском режиме и освобожденном теперь для новой жизни народе и т.д., «голос
звенел, но лица оставались чужими» — противников объединяло «чувство злобного
протеста» против известного приказа №1 Петросовета об армии. Офицеры говорили
об опасности падения военной дисциплины, угрозе анархии и гибели страны. Новая
речь Смидовича была неожиданно подкреплена приходом вооруженных солдат,
окруживших партер с офицерами. Все встали. Смидович прервал выступление.
Грузинов, истошным голосом отдав команду, выпроводил солдат и заставил
арестовать часть из них. Казалось, соглашение срывается.

Перелом
произошел после того, как приехавший из столицы офицер рассказал о расправах
солдат над командирами и призвал к сдержанности и разумной тактике во избежание
кровопролития.

«Лед был
сломан, — вспоминал Петр Гермогенович. — Я получил победу, возможность которой
раньше не чувствовал» (там же. С.175). Теперь борьба шла по поводу каждого
параграфа и слова проекта приказа. Командование выступало против предоставления
солдатам права решать политические вопросы.

Смидович между
тем был уверен, что после выборов советов солдаты сами определят свою позицию и
уже само создание революционных органов обеспечит организованное влияние на
армию.

«Совершенно
обессиленный», поздно ночью склонный к компромиссам большевик приехал в
Исполком с докладом. Но когда во время его отчета из штаба привезли пакет с
текстом соглашения, оказалось, что он изменен в самых важных пунктах. Солдаты,
в частности, не могли выбирать общегородской Совет. Смидович огласил текст и
объяснил смысл подлога, но тут же получил незаслуженное обвинение
М.М.Костеловской в предательстве. Ногин запротестовал.

Расхождения
между левыми и «умеренными» в большевистском руководстве Москвы постоянно
давали знать о себе.

«Дорогой товарищ
Костеловская в своей великой преданности делу не раз способна была доходить до
смешного», — с иронией писал Смидович о том, как она обвиняла его и Ногина в
пособничестве соглашателям и пыталась публиковать в «Известиях Моссовета» не
принятые большинством резолюции, а большевистские, которые не проходили при
голосовании (там же. С. 175—176).

В конце концов
получилось так, как предполагал Петр Гермогенович: избранные солдатами 4 (17)
марта депутаты явились в Моссовет, и с 5 марта ССД заработал. В его Исполком
вошли 3 большевика, приказ №1 был проведен в жизнь. 4 марта состоялся и парад
войск округа на Красной площади. «Гражданину командующему» Грузинову с
аэроплана был сброшен букет тюльпанов, состоялось торжественное богослужение. В
похоронах погибших в дни революции трех солдат участвовали свыше 70 тысяч
москвичей.

Еще 2 марта
Грузинов призвал население города вернуться к работе, и 6-го властям удалось
возобновить работу основных предприятий. Однако ощущение вседозволенности
«праздника революции» прошло не сразу; скорее, наоборот, ее разрушительная
составляющая постепенно набирала силу.

5 марта 1917г.
СРД заслушал доклады исполнительной и военной комиссий. Хинчук призвал,
несмотря на страшную усталость и напряжение сил (весь президиум Моссовета
несколько дней работал практически без сна), решить самые важные вопросы.

На заседании
выступал 21 человек — представители всех фракций. Смидович, в частности, видел
своеобразие ситуации в потере управления, так как вместо старой власти новые
исполнительные органы еще не созданы, а многие слои населения «не имеют своих
правильно организованных ячеек».

Наибольшую
организованность, по мнению большевика, проявил рабочий класс — не случайно СРД
имеет часто решающее значение, его громадное влияние признают солдаты и офицеры.
В эти переходные месяцы именно от Совета зависит, как будут проведены выборы в
Учредительное собрание. Важно закрепить влияние в армии, опираясь на ее
безусловное доверие, «сорганизовать эту силу в непосредственной связи с силой
рабочего класса», не допускать противоречий в самом Совете по этому поводу.

Смидович
стремился снизить опасность дезорганизации армии из-за обострения отношений
солдат с офицерами. Он считал возможным привлечь к выборам органов власти
офицеров, что предотвратило бы анархию.

Компромисс был
достигнут: договорились обменяться делегатами и не издавать приказов по армии,
затрагивающих непосредственно «военную жизнь», выразив в этом смысле доверие
Грузинову. Солдаты объявлялись полноправными гражданами и могли участвовать во
всей политической жизни. Совет получил возможность непосредственной работы в
частях.

Предстоит,
подчеркивал Смидович по итогам соглашения, провести громадную организационную
работу, чтобы на деле реализовать лозунг солдатского знамени: «Народ и армия —
сила несокрушимая» (ЦГАМО. Ф.66. Оп. 12. Д. 27. Л. 1—2, 4—6).

12 марта в
Москве состоялась «грандиозная всенародная» демонстрация. В ней участвовали
рабочие, безоружные солдаты — всего около полумиллиона человек. «Красной
лавиной стекала она с Лубянской площади на Театральную и разливалась по городу»
(Смидович П.Г. Выход из подполья в Москве. С. 177).

Ответственный
организатор Ногин быстро пресек попытку Грузинова преградить путь шествию.
Демонстранты поддержали требования Совета о созыве Учредительного собрания, об
установлении демократической республики и восьмичасового рабочего дня.

13 марта
состоялось первое собрание попавших в Моссовет большевиков. Было решено создать
отдельную фракцию, хотя до сих пор настроение большинства депутатов было
внефракционное, и размежевание объективно нарушало единство рабочих.

Там же
обсуждался вопрос о введении восьмичасового рабочего дня. Переговоры с Биржевым
комитетом вел П.Г.Смидович. Игнатов писал позже, как, покачивая своей седой
головой, он говорил: «Настроение в рабочих массах такое, что восьмичасовой
рабочий день мы можем вырвать, и если мы выбросили этот лозунг в массу, то
авторитет нашей партии сильно возрастет. Однако и промышленники — черти, они
правильно учитывают положение и соотношение сил и, кажется, хотят добровольно пойти
на этот шаг».

16 марта вопрос
о восьмичасовом рабочем дне обсуждался на пленуме МСРД. Председатель Биржевого
комитета Третьяков был вынужден дать согласие на его введение — с исключением
работавших на оборону и выпускавших предметы первой необходимости предприятий,
в том числе топливных. Сверхурочные работы оплачивались особо. Так как Биржевой
комитет объединял предприятия восьми губерний, решение имело важное значение.

На заседании
было оглашено решение комитета от 14 марта, которое шло вразрез с договоренностями
Смидовича и эсера Гендельмана. Предлагалось обсудить вопрос «правильно
образованными законодательными учреждениями», к каковым Совет, конечно, не
относился.

Обсуждение было
продолжено на пленуме 18 марта, который решил ввести восьмичасовой рабочий день
явочным порядком с 21 марта 1917г. Подготовили обращение Совета к населению
Москвы.

В ослабленной
войной и дезорганизацией экономики стране такая мера не была оправданна. Но
революционное настроение масс, давивших на Совет через фабзавкомы, многочисленные
митинги и собрания, не считалось с объективными требованиями хозяйственной
жизни. Конфликт — между имущими и неимущими, работодателями и рабочими —
нарастал с каждым днем.

Одной из
важнейших забот было налаживание деятельности самого Совета. Исполнительная
комиссия, выполнявшая роль технического аппарата с помощью «девиц из Земсоюза»,
не устраивала рабочих. Объективно роль Исполкома должна была усилиться, так как
сам Совет не мог быть постоянно действующим органом. 13 марта комиссия была
упразднена, а 16 марта Смидович сделал доклад о новом проекте: предлагалось
избрать в Исполком 60 человек из состава Пленума и еще по два от фракций
большевиков, меньшевиков и эсеров, а также по одному от менее крупных
организаций. Исполкому давалось также право кооптации 10человек. Этот проект
был принят.

Для содержания
Совета устанавливались процентные отчисления с жалования рабочих, определяемые
через фабзавкомы общими собраниями. 10 рублей выделялось членам Совета за
каждое заседание, члены Исполкома получали 300 рублей в месяц. Однако
предприниматели всячески сопротивлялись проведению отчислений.

В то же время
попытки КОО через суд приостановить незаконное выселение жильцов из гостиницы
«Дрезден», занятой Моссоветом вместе с губернаторским домом на Скобелевской площади,
были проигнорированы.

Серьезное
расхождение обнаружилось при разработке принципов формирования состава
Исполкома. Большевики предлагали выбирать его на пропорциональной основе от
фракций. Меньшевики и эсеры были против.

На совещании
большевистской фракции состоялось обсуждение ситуации. «Черт возьми, —
восклицал Смидович, — как же это мы так опростоволосились? Мы, большевики,
которые были всегда впереди?» Однако, считал он, «не рискнуть ли нам выставить
свой самостоятельный список? Может быть, районы нас поддержат, поскольку они за
нас голосовали в районах» (там же. С.50—51, 65). Дискуссия затянулась, что
вызвало недовольство беспартийных членов Совета. В конце концов было решено
согласиться на паритетное представительство трех партий (по 20 человек) и
попытаться увеличить число своих членов через районы.

Выборы
состоялись 11 апреля 1917г. Председателем Совета стал Хинчук, в Президиум
прошли большевики Смидович и Ногин. Пленум собирался 2 раза в неделю и заседал
с утра до вечера, Исполком работал ежедневно с 15 до 20 часов, комиссии и
отделы — с 10 до 14. Кроме того, члены Исполкома поочередно дежурили для
решения неотложных вопросов.

На содержание
Моссовета отчислялась половина всех средств. По 1% отчислялось от жалования
каждого рабочего и служащего; районы и завкомы обеспечивали по 1/4 необходимой
суммы.

Постепенно
складывалась структура Совета, были созданы отделы райсоветов, фронта, труда,
борьбы сэкономической разрухой, а также провинциальный,
редакционно-издательский, экономический совет и другие. Принятый принцип
формирования отделов обеспечивал в них большинство эсеров и меньшевиков.

Смидович был
делегирован в Моссовет электростанцией «Общества 1886г.» и старался лоббировать
интересы работников электростанций. 18 марта 1917г. он обратился в мандатную
комиссию Моссовета, обосновывая важность их непосредственной и прочной связи с
Совдепом.

«Слишком велико
общественное значение этих предприятий и очень велика их роль в промышленной
жизни Москвы, — писал Смидович. — В случае обострения политической борьбы роль
этих предприятий может оказаться решающей». Он предлагал предоставить по два
места в Совете представителям обеих электростанций и отступить от классового
принципа делегирования— из-за небольшой численности рабочих на станциях, тем
более, что разница между рабочими и служащими была лишь в том, что работа
первых оплачивалась поденно, а вторых — помесячно.

4 апреля 1917г.
Смидович выступил на Первой московской общегородской конференции РСДРП(б) с
докладом о предстоящих первомайских празднествах. 15апреля на Второй
конференции большевиков города он сделал доклад о IIIИнтернационале. Было
принято решение о необходимости его создания.

По предложению
Смидовича конференция пением «Интернационала» приветствовала К.Либкнехта и
поручила Президиуму найти возможность выразить ему свою поддержку. Это решение
подтвердила 17 апреля окружная конференция большевиков, на которой Смидович
также докладывал о положении в Интернационале.

Московские
большевики последовательно укрепляли свои позиции в рабочей среде. В апреле
1917г. их численность составляла 7тысяч, меньшевиков — 4тысячи, эсеров —
5тысяч. К августу в Москве было уже 15тысяч большевиков.

На VII
(Апрельской) конференции РСДРП(б) 1917г. Смидович говорил, что, несмотря на
первоначально разношерстный состав МСРД, большевики добивались внимания
депутатов, но отстоять свои резолюции было трудно, так как «большая часть
рабочих была без определенной политической окраски». Тем не менее удалось
провести резолюцию о Временном правительстве, в которой не было «ни слова о поддержке
и доверии» ему, говорилось о неспособности правительства решать назревшие
задачи. Там же указывалось на необходимость «сплочения и организованности
рабочих для осуществления контроля за властью» и создания условий, при которых
эта власть может перейти в руки революционной демократии. Он констатировал
также последовательный рост организационной силы большевиков в Москве,
«укрепление … взаимных контактов» социал-демократических фракций, что
содействовало развитию революции (Седьмая Апрельская всероссийская конференция
РСДРП(б). Протоколы. М., 1958. С. 88—89).

Первый
серьезный межфракционный конфликт в МСРД произошел при обсуждении вопроса о так
называемом «займе свободы», объявленном правительством на нужды войны.
Отношение к нему определялось принципиальными установками партий и,
естественно, разнилось.

Временное
правительство не могло прекратить войну, углублявшую радикализацию массовых
настроений и подрывавшую усилия власти, нацеленные на то, чтобы сформировать
новую политическую систему и провести социально-экономические реформы.

10 апреля
комиссия на заседании исполкома, обсуждавшего вопрос о «займе свободы»,
поддержала эту идею. Представители большевиков — Ногин, Смидович и другие —
были в отъезде, оставался лишь Скворцов-Степанов, не сумевший повлиять на
решение. 14 апреля исполком вернулся к вопросу. На заседании присутствовали
Ногин, Смидович, Вознесенский, министр финансов Терещенко. К этому времени в
Совет поступили многочисленные протесты с мест — против займа.

Выступавший от
большевиков Смидович говорил, что единственный довод в защиту займа —
оборонческий. Приняв его, «мы ломаем нашу революционную линию». Обращаясь к
меньшевикам, он сказал, что поддержка займа означает выражение доверия
Временному правительству и предательство интересов международного пролетариата.
Он предложил, однако, голосующим за заем социалистам предъявить правительству
ультиматум.

В резолюции
большевиков (она имеется в фонде П.Г.Смидовича в РЦХИДНИ) подчеркивалось, что
характер войны новая власть не изменила, а сам заем является лишь новым налогом
на бедноту. Фракция считала также, что «заем свободы» явится ударом в спину
пролетариату Германии, где социал-демократы единодушно выступили против
кредитов.

В конечном
счете исполком принял резолюцию в поддержку займа при требовании гарантий
против траты средств «на вредные для демократии цели и закабаление масс».

На пленарном
заседании Совета 15 апреля П.Г.Смидович вновь акцентировал внимание на тесной
связи вопроса о займе с вопросом об отношении к правительственной политике в
целом. «Не денег от вас ждут, — говорил он, — от вас ждет Временное буржуазное
правительство штемпеля одобрения, выражения доверия, ибо нет, товарищи, более
высокого доверия, как голосование бюджета». Большевикам (выступали также
Д.П.Боголепов и В.П.Вознесенский) не удалось отстоять свою позицию; за их
предложение проголосовало чуть более трети состава Совета. Но ряд предприятий
поддержали их, отозвали своих представителей в СРД, выступавших за «заем
свободы», и заменяли их большевиками. Борьба вокруг займа впервые достаточно
резко обозначила разногласия между социалистами в Моссовете.

15 (28) апреля
Моссовет поддержал заем (242 голоса за, 127 — против, 16 — воздержались). Это
означало, что МСРД идет «против нашей линии», считал Смидович. «За заем голосовали
вопреки нашим горячим протестам, и это вызвало взрыв негодования среди наших
сторонников в тех районах, которые идут за нами» (Седьмая Апрельская
конференция РСДРП/б/. С. 89).

Организация
нормальной жизнедеятельности сложного городского организма с самого начала была
одной из основных слабостей МСРД. Его структура отражала в основном
социально-политическую направленность этого органа: были созданы агитаторская,
военная, конфликтная (для разбора конфликтов между рабочими и
предпринимателями) и другие комиссии, отделы содействия профстроительству,
агитационно-пропагандистский отдел, отдел районных организаций.

Хозяйственная и
финансовая комиссии были озабочены прежде всего поиском средств. Делегирование
членов Совета в КОО, в Продовольственный комитет и в Военный совет при КОО
должно было несколько упрочить его влияние на решение городских проблем.

Наиболее
откровенно психологию «романтического идеализма» большевиков выразил И.С.Вегер
21 марта на Пленуме Совета, когда обсуждался вопрос «О демократизации городского
самоуправления». Он говорил: «Нам предлагается заняться ведением городского
хозяйства, т.е. заняться богадельнями, мостовыми, санитарией и т.д. Всё это —
вещи прекрасные, но с революцией имеют весьма мало общего... Все городские
революционные комитеты превратятся в городские думы, займутся богадельнями,
мостовыми и прочим. Тогда точка революции».

Дело
организации городского хозяйства Cовет передал в руки КОО.

25 июня 1917г.
состоялись выборы в Городскую думу. Большинство в ней (58% голосов) получили
эсеры, большевики оказались на четвертом месте, уступив также кадетам и
меньшевикам. П.Г.Смидович вошел в большевистскую фракцию Думы, наряду с И.И.
Скворцовым-Степановым (председатель фракции), М.С.Ольминским, И.Ф.Арманд,
В.Н.Подбельским.

С избранием Думы
прекратилась деятельность КОО.

Из 700
депутатов Моссовета 402 представляли фабрично-заводской пролетариат.
Подавляющее большинство состава Совета было крестьянским по происхождению, 600
человек имели низшее или домашнее образование. Фракция большевиков насчитывала
205 человек. Нацеленность руководства Совета, да и КОО, на реализацию целей
политической борьбы делала второстепенным выполнение прямых задач органов
городской власти.

Подтверждением
этому служит дискуссия в Моссовете о принципах районной организации советов. На
заседании 3 марта В.П.Ногин от имени Исполкома предложил в основу деления
положить «принцип, к которому товарищи рабочие Москвы издавна привыкли. Старые
партийные работники помнят, что, как только началась работа, город был разделен
на 8 районов. Эти районы имеют в виду то распределение промышленных
предприятий, фабрик и заводов, которые имеются в Москве» (Известия Московского
совета рабочих депутатов. 1917. 4 марта).

Меньшевики же,
считая Cовет в первую очередь муниципальным, а не политическим органом,
настаивали на делении города в связи с санитарными попечительствами. Но
ситуация на местах, где активно разворачивалась самодеятельность рабочих,
заставила считаться с инициативой пролетариев. К осени 1917г. в Москве было
выделено 12 районов.

Участник первых
заседаний Моссовета, продолжавшихся непрерывно две недели, рабочий Я.И.Лебедев,
вспоминал, что в Совет приходили массы людей — рабочие, солдаты, служащие,
ходоки из дальних мест. Стояла весна, грязь смешивалась с тающим снегом. «Когда
после двух недель заседаний начали чистить великолепный паркет в думе, грязи
там было по колено— не в переносном смысле, а буквально» (Москва в трех
революциях. М., 1959. С. 178—179).

Высокий
авторитет Моссовета в массах заставлял КОО и Думу считаться с ним, а участие
социалистов в обоих органах власти, позже признанное большевиками невозможным
(под влиянием бескомпромиссного курса Ленина на захват власти), вроде бы должно
было обеспечить последовательное проведение демократических преобразований.
Среди самих московских большевиков не было согласия. Костеловская, например,
считала, что надо сговариваться с массой, а не с правительством, не превращаясь
в прислужников буржуазии. Она осуждала вхождение большевиков в КОО и Думу.

П.Г.Смидович,
как и В.П.Ногин, был сторонником единства социалистических сил. Он понимал при
этом, что их участие в буржуазном органе власти позволяет противнику переложить
часть ответственности на «революционную демократию».

«А дело
устроительства — приведение жизни в порядок, сознание ответственности —
извлекает всю энергию. Улетучивается способность революционного углубления и
расширения революции». Здесь Ленин Смидовича поддержал: «Совершенно верно». VII
(Апрельская) конференция большевиков, на которой это говорилось, сочла политику
«соглашательства с буржуазией» непродуктивной и опасной с точки зрения развития
революционной самодеятельности масс и борьбы за полновластие советов.

Как известно,
до возвращения Ленина в Россию большевистские партийные руководители выступали
за лояльную оппозицию новой власти, которая просуществует достаточно долго.
Огромная преобразовательная работа требовала значительных технических и
интеллектуальных сил и была не под силу изолированной «революционной
демократии». А.И.Рыков, П.Г.Смидович, Г.И.Ломов (Оппоков), А.С.Бубнов и другие
считали, что необходимо прежде всего добиваться контроля советов над Временным
правительством. Поэтому выводы Ленина о необходимости восстания и
социалистической революции обескуражили их, как и многих других большевиков,
опиравшихся на марксистское обоснование неподготовленности крестьянской России
к социализму.

Не случайно
Смидович, выступая на конференции от Московской парторганизации после содоклада
Л.Б.Каменева «Текущий момент (война и Временное правительство)», заявил о
препятствиях «в вопросах тактики», на которые он всегда натыкался за многие
годы приближения к рисуемым Лениным перспективам. Намеченная большевистским
лидером в Апрельских тезисах революционная программа изложена как задача дня,
«без всяких последовательных мотивировок, без указания момента осуществления
ее, без учета тех сил, к которым мы обращаемся, и того влияния, которое эта
программа должна была оказать».

В результате,
продолжал Смидович, большевики оказались изолированными в лагере революции —
как люди, непосредственно стремящиеся к передаче власти в руки советов.

Все другие
фракции действовали согласованно и проводили свои решения через Совет. «Влияние
наше было аннулировано, и у нас осталась приблизительно одна четвертая часть
голосов» в обоих столичных советах. Произошла дискредитация советов. «Мы совсем
не завоевываем там влияние, а, наоборот, при каждом нашем выступлении на нас
направляется определенное пугало в виде тезисов т. Ленина», — говорил Смидович.

Быстрый рост
массовых пролетарских организаций, который социалисты считали главным в
развитии революции, мог привести к появлению других органов власти, к другому
варианту хода событий, считал Смидович.

Эта позиция
отражала возможность сотрудничества революционно-демократических сил в
интересах укрепления созидательной направленности преобразований. Консенсус не
состоялся...

Выводы
Смидовича поддержали Ногин, Гопнер, Морозов. Сотрудничество с буржуазией
«создает настроение враждебного чувства к нам». Организовать все силы можно на
революционной платформе — тем более, что большевики не в состоянии сами
руководить в органах власти. Однако такой объединяющей программы резолюции
конференции не дают, — говорили московские большевики.

Смидович
утверждал, что подготовка к захвату власти — процесс длительный, а потому,
особенно в условиях, когда массы ждут Учредительного собрания, нельзя
отказываться от лозунга о его созыве в угоду новому и непонятному.

Таким образом,
революционизировать саму партию Ленину предстояло в тяжкой борьбе. Но народный
радикализм, неудовлетворенный умеренностью властей, содействовал лидеру
большевиков.

Апрельский
кризис Временного правительства вызвал дальнейшее размежевание в лагере
социалистов. Ситуация, сложившаяся в Моссовете и в отношениях между московскими
большевиками и меньшевиками, подробно проанализирована в монографии А.Я.Грунта.
Отметим здесь, что П.Г.Смидович вместе с В.П.Ногиным был инициатором
компромиссного решения о тактике советов в самом начале кризиса. 20 апреля они
предложили не призывать рабочих ни к выступлению, ни «к обратным шагам», т.е.
воздержаться от поспешных действий. Совет не поддержал их, настояв на
проведении выступлений — правда, только санкционированных. Однако удержать
массы таким образом не удалось.

И Смидович, и
Ногин считали необходимым вносить организованность в выступления, по поручению
большевистской фракции добивались решения Моссовета о недоверии правительству и
об отказе от тактики условной поддержки и давления на него, о подготовке
условий для перехода власти «в руки революционной демократии».

21 апреля
1917г. объединенное заседание исполкомов советов обсуждало ситуацию в связи с
нотой П.Н.Милюкова и кризисом власти. Смидович присоединился к предложению
Ногина не мешать рабочим реагировать на события, но самостоятельно не
выступать. «Если у народа протест накипел, и он его так или иначе выражает, —
говорил он, — то мы должны ограничиться заявлением, что С.Р. и С.Д. сейчас не
призывают пока к выступлениям, но не призывают и к обратным шагам».

На следующий
день большевистская фракция приняла резолюцию недоверия правительству и отказа
от его условной поддержки. Отстаивать эту идею на Пленуме было поручено
Смидовичу, Ангарскому, Игнатову, Ведерникову.

Первым выступил
Петр Гермогенович: «С поправками или без поправок, но мы будем голосовать
против» резолюции меньшевиков. Предложив ясно и с мужеством посмотреть на то,
что произошло, большевистский депутат дал своеоброазный (в большевистском,
разумеется, духе) анализ природы социальной опоры Временного правительства.

С точки зрения
Смидовича, особенно ярко противодействие власти массам выразилось во внешней
политике. «Правительство нарушает волю революционного народа» к
демократическому миру, обманывает его. Сам кризис — не просто инцидент, «это
наиболее решительная попытка стать поперек дороги российской революции».
Поэтому признать вопрос исчерпанным— значит признать свое поражение и
отступить.

Смидович
подверг критике позицию меньшевиков, которые опасались, что в случае выражения
недоверия правительству буржуазия отвернется от революции. В истории нет примеров,
когда бы «она отказывалась от своей власти», только силой и «порой штыками
демократии» удавалось отстранять буржуазию от раз завоеванных позиций.

Однако
большевики в Московском совете всё еще оставались в меньшинстве. За их проект
проголосовали только 74 депутата, и была принята резолюция, призывавшая к
дальнейшему усилению контроля над правительством и воздержанию от выступлений.

25 апреля
вопрос снова обсуждался на пленуме Моссовета. Меньшевики выступали в поддержку
правительства, оправдывая его пассивность в социальной сфере. После длительных
и бурных споров Моссовет высказался за установление «активного контроля»
советов над действиями правительства, пока не окажется возможной
социалистическая революция. В конечном счете Моссовет поддержал коалиционное
правительство. Для изложения этой позиции в Петросовет были направлены Хинчук и
Ногин.

Эсеры и
меньшевики считали коалицию вершиной революции. Речь шла о возможности
поддержать спокойствие в стране — с учетом неспособности буржуазии управлять
страной. Чисто социалистическое правительство казалось уместным только в
условиях социалистической революции, которую «правые социалисты» считали
преждевременной. Да и сам Ленин признавал, что большевики начали «с другого
конца»...

Происшедшее
вслед за Октябрем подтвердило правоту предупреждений его оппонентов о
неизбежности большевистского крена в сторону диктатуры в ущерб демократии.

Исходя из
тезиса о решающей роли партии в революции, Смидович считал, что влияние
многопартийных советов будет падать по мере развития событий. Расколотые
межпартийной борьбой, они не смогут взять власть. Поэтому главное — бороться за
созыв Учредительного собрания.

Смидович
учитывал реальную роль советов в 1917г. и практический опыт деятельности
политических партий, особенно обеих фракций РСДРП. В конечном счете большевики,
взяв власть, действительно обеспечили себе монополию на отправление
государственных функций, а советы и тогда, когда оставались многопартийными, не
стали реальными органами власти.

Тем не менее
выступление Смидовича по поводу роли советов в революции на VII (Апрельской)
конференции было оценено как неверное, и «левая» часть московских делегатов во
главе с Землячкой отмежевалась от его взглядов. Сам же Смидович, подчиняясь
партийной дисциплине, затем последовательно отстаивал общепартийные установки.

На Третьей
конференции большевиков Москвы 11мая именно он выступил против попыток части
делегатов пойти на коррективы решений конференции по национальному вопросу:
«Все постановления Всероссийской конференции для нас обязательны; мы можем их
только обсуждать, делать свои выводы» (Октябрь в Москве. М., 1967. С. 91).

Самостоятельную
позицию занимал П.Г.Смидович и по другим важнейшим вопросам революционной
тактики партии. В 1929г. были опубликованы протоколы Первой московской областной
конференции большевиков, которая состоялась 19—21 апреля (2—4 мая) 1917г.
Вредакционном предисловии журнала «Пролетарская революция» его доклад об
отношении к Временному правительству оценивался критически. Это было в основном
связано с воззрениями Смидовича на перспективы союза рабочих и крестьян в
революции.

Петр
Гермогенович представлял на конференции Московское областное бюро большевиков и
был избран председателем собрания. В приветственной речи он констатировал
«организационный и политический хаос» первых дней революции, когда «всё слилось
в одном порыве чувства негодования на старый режим». Лишь по мере развития
революции становился очевидным факт разнонаправленности интересов
объединившихся в оппозиции самодержавию сил.

Большевики, как
известно, не возглавляли это движение и оказались в меньшинстве в советах, в
том числе и в Москве. В то же время однопартийцы Смидовича руководили
профсоюзами, и это дало основание московскому большевику выразить уверенность в
том, что, неуклонно идя вперед, его единомышленники достигнут успеха.

В докладе об
отношении к Временному правительству Смидович говорил о причинах соглашения
советов с официальной властью. Это вопрос всех революций — так, в 1848г.
французский пролетариат победил в уличной борьбе, но оставил у власти
буржуазию. Моссовет, возникший раньше КОО, тем не менее позволил последнему
«взять в руки руководство жизнью города». Это объясняется внезапностью
революции, ее стихийным характером. «Наши организации не были подготовлены к
тому, чтобы взять власть в свои руки». К тому же сразу заменить старый аппарат
управления новым невозможно. Этим объяснялось решение Моссовета сохранить
Городскую думу (она проработала до перевыборов 25 июня /8 июля/ 1917г.).

Тем не менее
реальная сила была подконтрольна советам. Смидович говорил о стремлении
буржуазии «всецело завладеть и властью, и силой» — вопреки интересам широких
масс. Поэтому правительство в итоге делает лишь самое необходимое — под
давлением революционного движения. «Ни одной демократической черточки пока
нет», — подчеркнул Смидович, говоря о «займе свободы», о внешней и внутренней
политике правительства.

Более того,
Временное правительство стремилось внести раскол в деятельность советов.
Смидович говорил об отношении Грузинова к Моссовету. Он призывал сохранять и
увеличивать революционные силы, постоянно контролировать действия правительства
и местных властей, готовя к переходу власти в руки пролетариата «и себя, и ту
опору, на которой мы будем стоять», изолируя «контрреволюцию».

Но при этом
необходимо много такта и осторожности — прежде всего потому, что первые
результаты революции уже удовлетворили часть общества — буржуазию, учащуюся
молодежь, которые не пойдут за большевиками. Противодействие в дальнейшем
встретит пролетариат и со стороны крестьянства. Оно идет в союзе со
сторонниками Ленина до тех пор, пока не получило землю. После этого «оно
оторвется и пойдет против нас», — считал Смидович, имея в виду программное
положение большевиков о национализации всех видов собственности, в том числе
земли.

Он был прав, и
события гражданской войны подтвердили это. Но именно в данных словах,
совершенно не случайно в «год великого перелома», уничтожившего право крестьян
на землю, увидел орган ЦК ВКП(б) крамолу. Смидович, Рыков и другие были
обвинены в поддержке Троцкого. «Правый» и «левый» уклоны связывались со старой
социал-демократической идеологией; к тому же, и Смидович, и Троцкий имели
«грех» отклоняться от линии революционного марксизма, хотя и «с разных сторон»
(Протоколы 1-й Московской областной конференции РСДРП(б) // Пролетарская
революция. 1929. №10. С. 130, 133).

На деле же
Смидович ориентировался на дифференцированный подход к разным социальным слоям—
с учетом их менявшейся в ходе революции позиции. Главную цель он видел в
расширении массовой опоры своей партии.

«Нужно быть в
контакте со всеми действующими демократическими силами. Когда мы почувствуем
зрелость наших сил, тогда поставим правительство революционной демократии. Но и
это еще — не диктатура пролетариата... В движении к социализму мы должны оценивать
свои силы». Главное состояло в том, что налицо нет материальных и экономических
сил для «наступления социализма». И поэтому задача состоит не в замене
Временного правительства пролетарским, а в утверждении правительства
революционной демократии. Это и даст возможность «организоваться для борьбы за
социализм» (там же. С. 141).

В соответствии
с этими положениями была составлена предложенная Смидовичем резолюция об
отношении к Временному правительству. Однако радикально настроенная часть
делегатов сочла проект слишком нерешительным. Усиевич, Арманд, Аросев, Попов,
Землячка, Бубнов выступали против стремления «не подталкивать революцию, а
управлять ею». Они ссылались на решение Петербургской конференции большевиков.

Рыков, однако,
поддержал резолюцию: «Все товарищи, возражавшие Смидовичу, начинали за упокой,
а кончали за здравие», — так как принципиальных разногласий между его проектом
и опубликованным в «Правде» 18 апреля (1 мая) решением столичных большевиков
нет. Он подчеркнул, в частности: «В момент переворота крестьянство оказалось
политическим нулем, и к этому нулю до сих пор прибавилось очень мало. Поэтому и
теперь у нас нет еще соответствующей политической базы для захвата власти во
всероссийском масштабе». Его поддержал делегат Повицкий. Он подметил: «Наш
старый грех — боязнь спокойствия», — резолюция же должна быть не лозунгом, а
руководством к действию, чему и соответствует проект Смидовича, учитывающий наш
научный опыт». (там же. С. 143—151, 153—154).

Позицию
Смидовича отстаивали также Г.И.Ломов и В.Н.Манцев.

В
заключительном слове Смидович решительно протестовал против поддержки
петербургской резолюции. Она — «карикатура на Ленина, потому что за
революционными органами в ней нет революционных действий. За моим спокойствием
гораздо больше революционного дела, чем за петербургской фразой», — был убежден
оратор. А дело должно состоять в кропотливой работе по просвещению крестьян и
рабочих, овладению советами. Советы — органы «крайне несовершенной формы, как и
всякий блок разных сил» (там же. С. 154).

Уже в 1905г.,
по мнению Смидовича, стало ясно, что направлять революцию будут партии, а не
блоки партий, и потому Совет, изначально многопартийный, по мере развития
революции теряет свою ведущую роль. Рабочие и солдаты революционнее своих
советов; так, например, выглядит и кокетничающий с Грузиновым Моссовет. Лишь
добившись руководства в советах, большевики обеспечат реализацию «воли народа».

Докладчик
подчеркнул, что сознательно говорит о переходе, а не захвате власти, так как
армия на стороне революции. Вполне сознательно был применен и тезис о власти
«революционной демократии», а не советов. «Тот, кто говорит о немедленном
свержении Временного правительства, должны выдвинуть и список нового
правительства. Товарищи, пожалуйста! Готовы ли к ниспровержению?! Ставить
президиум СРД во главе власти не в интересах нас, большевиков. Мы должны
сознательно идти к иной цели». Однако после создания согласительной комиссии
резолюция была принята с поправками радикального большинства.

Продолжал
отстаивать свою позицию Смидович и при обсуждении других вопросов. По поводу
доклада Осинского об объединении социал-демократов он, в частности, отметил,
что фракционность дробит силы партии, ослабляет ее. Смидович справедливо
предполагал, что именно лидеры будут виновниками срыва компромисса, объективно
поддерживавшегося «низами». Действенное объединение может состояться, если
массовые организации и большевиков, и меньшевиков обсудят его характер на
съезде, делегировав представителей, минуя свои руководящие органы. При этом нельзя
детализировать платформу объединения, главная его основа — классовая борьба и
международная солидарность пролетариата. Это обеспечило создание
Циммервальдской левой, это давало и реальный шанс для единства социалистических
сил в России.

Землячка обвинила
Смидовича в незнании дела, в отрицании демократичности партийных органов,
отстаивая их право диктовать принципы объединения. Отстаивая «чистоту»
революции, она выступила против выборов с низов, за союз только с теми, кто
признает большевистские резолюции и вообще против решения об объединении.

Проект,
составленный согласительной комиссией с участием Смидовича, предусматривал
объединительный съезд с участием всех социал-демократов, кроме ликвидаторов,
социал-шовинистов, на платформе Циммервальдской левой. Но конференция почему-то
не успела принять резолюцию, а в рядах социалистов России нарастало отчуждение,
способствовавшее эскалации гражданской войны…

Важное место в
тактике большевиков занимали взаимоотношения с профессиональными организациями
и с советами.

В ходе
революции усилилась роль фабзавкомов. Смидович считал эти комитеты — вусловиях
продовольственного кризиса и производственной анархии — «боевыми хозяйственными
центрами» на местах. Их главная задача состояла в сохранении и развитии
завоеваний революции и в защите интересов рабочих, но ведущую роль, по мнению
московского большевика, в борьбе за классовые интересы должны были играть
профсоюзы.

Петр
Гермогенович выступал против синдикалистских тенденций в фабзавкомах, за
согласование их участия в регулировании и контроле производства — через
хозяйственно-контрольные комиссии при профсоюзах и советы.

3 мая 1917г.
Моссовет под председательством Смидовича принял решение о передаче местным
совдепам штрафных капиталов. Их распределением должны были заниматься особые
комиссии, состоявшие из рабочих и представителей инспекции труда. Часть
штрафных сумм совет предлагал направлять на пособия инвалидам. В то же время он
потребовал подкрепления этого решения специальным декретом правительства.

Совет также
принял решение о немедленной организации краткосрочных «социалистических
курсов», поручив их реализацию агитпропотделу. Вскоре были созданы три
межрайонные двухмесячные школы пропагандистов-агитаторов.

Многие вечера и
воскресенья у Смидовича уходили на лекции в этих школах. Ему поручалось к тому
же представлять Моссовет в различных организациях города. В частности, 7 мая по
поручению исполкома МСРД П.Г.Смидович присутствовал на собрании совета
офицерских депутатов, 11 мая — на заседании «Свободной ассоциации точных
знаний», от имени Моссовета приветствовал приезжавших в Россию представителей
французских, английских, бельгийских социалистов (Тома, Гендерсон,
Вандервельде).

Великолепное
знание жизни города, социальных настроений разных его слоев, экономической
ситуации, расстановки политических сил и лиц, их персонифицировавших, — вкупе с
широкой эрудицией, порядочностью и огромным личным обаянием — делали Петра
Гермогеновича одним из лидеров Москвы. Он руководил заседаниями Моссовета,
выступал на них, а также на партийных форумах большевиков города и области,
неизменно возглавлял переговорный процесс в ситуациях крайнего противостояния
сторон. Во многом благодаря усилиям Смидовича и его единомышленников удавалось
контролировать ситуацию в Москве в критические моменты.

Исполком МСРД
стремился сдерживать низовую инициативу, препятствовать бездумному разрушению
старых структур и порядка управления, что грозило ухудшением и без того
дезорганизованного городского хозяйства. Особенно важно было обеспечить
бесперебойную работу железнодорожного узла, чтобы не сорвать снабжение города
продовольствием и другими предметами потребления.

В июне
Смидовичу пришлось улаживать конфликт между Губпродкомом и Райсоветом
железнодорожного узла — в связи с установлением рабочего дня в будни с 8 до 16
часов, а в праздники — с 8 до 12 часов. Железнодорожники настаивали к тому же
на праве отказа от сверхурочных работ. С помощью Моссовета удалось утвердить
восьмичасовой рабочий день, оставив за Исполкомом право назначать сверхурочные
работы для снабжения города.

Продолжавшаяся
война губительно сказывалась на состоянии российского общества. Отношение к ней
сильно повлияло, как известно, и на развитие мирового социал-демократического
движения. Смидович поддерживал ленинскую оценку характера войны, путей выхода
из нее и деятельности социалистов воюющих стран. Предлагавшаяся им на партийных
собраниях Москвы в мае 1917г. резолюция отражала идею о разрыве с «потерпевшим
крах в годы войны II Интернационалом». Речь шла о создании нового
международного союза, способного осуществлять «руководство борьбой
международного пролетариата за захват власти» (РГАСПИ. Ф. 151. Оп. 1. Д. 19. Л.
2).

Большевики были
решительными противниками «гражданского мира» и стремились максимально
использовать кризисную ситуацию для ускорения исторически неизбежной, как они
считали, и справедливой международной антиимпериалистической революции. С этих
позиций они оценивали и состояние дел на русско-германском фронте.

20 июня 1917г.
Смидович отстаивал позицию большевиков на пленуме МСРД в связи с наступлением
русской армии на фронте. Он выступил после того, как многие участники собрания
в знак поддержки наступления спели: «Вы жертвою пали». Большевики, встав вместе
со всеми, не присоединились к пению.

«Армия для нас,
— заявил Петр Гермогенович, — не является свободно движущейся после всех
принуждений и решений по отношению к некоторым воинским частям. Армия движется
по тем же мотивам, что и раньше, и жертвы наступления — жертвы
империалистической войны». А потому, уважая эти жертвы, большевики тем не менее
не пели в память о них. Это заявление, отражавшее общепринятую среди
большевиков точку зрения, дало повод для обвинений против них.

21 июня вопрос
о наступлении на фронте обсуждался на экстренном объединенном заседании двух
советов. От большевиков выступали Бухарин и Смидович. Последний констатировал
рост размежевания сил в ходе революции и обвинил советское большинство в союзе
с буржуазией. Резолюция большевиков, предложенная Бухариным, не прошла.

В ходе мощных
демонстраций против политики правительства в апреле, июне и июле 1917г. в
столице, Москве и ряде других городов расслоение революционного движения
обозначивалось всё резче. Увеличилось число противников Временного
правительства, их требования становились всё радикальнее. Но опрокинуть
первоначальное соглашение еще не удавалось — прежде всего благодаря компромиссу
центральных органов советов с правительством.

Развитие
событий подтвердило апрельский прогноз Смидовича о том, что идея большевиков
перескочить к этапу социальной революции не получит массового одобрения. Ленин
в дальнейшем признал, что провинция и армия в июле не поддержали бы попытку
насильственно изменить характер власти. Сама же эта попытка привела к сплочению
всех демократических реформистских сил. Укрепился блок правящих партий.
Открывалась возможность стабилизации власти на основе соглашения ведущих
политических сил, проведения демократических выборов и созыва Учредительного
собрания.

Июльский кризис
1917г. поставил большевиков в крайне сложную ситуацию. Подбельский говорил на
VIсъезде РСДРП(б), что события 3—5 июля застали московских большевиков
врасплох. Считая, что возможен переход власти в руки советов, 4 июля они
попытались провести демонстрацию на Скобелевской площади, но это выступление
было враждебно встречено толпой, среди которой были меньшевики, эсеры, в том
числе также некоторые члены Совета.

Эсеро-меньшевистское
руководство Моссовета не только не противилось предпринятым правительством
мерам по дискредитации и репрессированию радикалов, но и помогло ему в этом.
Смидович, например, оставаясь членом президиума Моссовета, подвергся аресту за
беседу с солдатами у госпиталя, мимо которого шел домой, возвращаясь из бани.

Это поставило
перед большевиками — членами Моссовета — вопрос о целесообразности дальнейшего
пребывания в нем. Специальное заявление от фракции по этому поводу огласил на
заседании Исполнительной комиссии МК РСДРП(б) и на совещании МК с
представителями районов и Военного бюро 8 июля 1917г. П.Г.Смидович. Если на
первом собрании говорилось о возможном выходе из некоторых комиссий, то МК в
целом решил не допускать передачи всех полномочий в Совете своим политическим
оппонентам.

10 июля
Исполком МСРД выступил против травли большевиков, но меньшевики обвинили своих
социал-демократических коллег-оппонентов в заговорщической тактике и
анархистских методах действий. Смидович возражал: «Если революция гибнет, то
потому только, что пролетариат в своей борьбе оказался изолированным». Он
подчеркнул, что большевики никогда не обещали немедленного преодоления разрухи
в случае утверждения власти советов, а лишь видели в этом лучшую возможность
для решения проблемы.

Состав
правительства определяет многое, и участие в нем социалистов накладывает на них
ответственность за его политику. Смидович и другие большевики доказывали, что
не потеряли доверие масс. Но Исполком выступил против перехода власти к советам
и осудил действия РСДРП(б) как гибельные для революции. В знак протеста
большевики не участвовали в голосовании.

На следующий
день состоялся пленум Моссовета, где по докладу меньшевика Кибрика вновь
выступил Смидович. Чрезвычайно острое положение создалось, говорил он, не из-за
большевиков. Кризис вызвали война, хозяйственная разруха, а также отсутствие
веры масс в возможность быстрого улучшения положения и окончания войны.

Действия же
большевиков были якобы продиктованы стремлением придать движению масс
организованный характер, не допуская насилия и анархии. Во имя спасения
революции нужно немедленно осуществить лозунг «Вся власть советам!»

Это не
означает, говорил он далее, что власть окажется в руках пролетариата, так как
советы объединяют и солдат, и крестьян. Четкость, ясность и определенность
большевистских лозунгов не дают повода для присоединения к ним «темных
элементов», в чем обвиняли их меньшевики и эсеры.

Смидович
огласил резолюцию, предложенную большевиками. Она осуждала дезорганизацию в
тылу и на фронте и призывала к полновластию советов для проведения «во всей
цельности платформы всей революционной демократии». Со своими проектами
выступили и другие фракции. За резолюцию большевиков проголосовали 195 человек;
большинство — 380 голосов — поддержали прошедшую в Исполкоме позицию
меньшевиков.

Жесткие
расхождения между большевиками и меньшевиками с эсерами обнаружились 23—28 июля
1917г. на Московской конференции фабзавкомов и железнодорожных комитетов. По
требованию делегатов на специальном заседании был заслушан доклад Смидовича —
от фракции большевиков — о текущем моменте. Меньшевики и эсеры, возражавшие
против обсуждения вопроса о смертной казни, ушли с заседания. Только после
этого была принята резолюция, требовавшая отмены смертной казни на фронте.

Июль 1917-го
поставил в практическую плоскость вопрос о сильной власти. Диктатуру демократии
предпочитали и большевики, и кадеты — перемены в политическом устройстве России
были неизбежны.

Государственное
совещание в Москве 12—15 августа, созванное Временным правительством, стало
смотром демократических сил. Но участники собрания допустили крупнейшую ошибку,
переоценив свою роль. Именно большевики не боялись власти и, чувствуя логику
революции, сочетание в ней созидательного и стихийно разрушительного начал,
сумели в обстановке всеобъемлющего краха овладеть ситуацией.

Как отмечал
Н.А.Бердяев, за революцию «более всего ответственны реакционные силы старого
режима» (Бердяев Н.А. Самопознание. М., 1991. С. 226).

Смидович
выступал на Объединенном пленуме советов рабочих и солдат Москвы, обсуждавшем
отношение к созыву Государственного совещания в Москве. Он огласил
большевистскую оценку ситуации. ЦИК советов, из которого «вырваны» Ленин и
Зиновьев, якобы «не может быть вождем классовой революционной борьбы, которая
неизбежна и необходима». Поэтому 100 его представителей на совещании не
отражают интересы пролетариата.

«Вся прежняя
политика полетела к черту... Я верю, что движение рабочего класса, который
чувствует свою революционную силу, найдет свой центр». Это в настоящий момент
бюро профсоюзов, этим центром могут стать и советы. Старые органы неизбежно
отомрут, а рабочее движение пойдет дальше — к мировой революции и социализму, в
новом Интернационале с рабочими Европы.

Большевистский
радикализм не был поддержан на Пленуме, но анализ ситуации и прогноз Смидовича
в целом оказались точными. Массы пошли дальше всё больше отстающих от размаха
революции меньшевистско-эсеровских руководителей советов.

7 августа
1917г. меньшевики и эсеры ушли с расширенного заседания Центрального бюро
профсоюзов, обсуждавшего отношение к Государственному совещанию. Они обвинили
Смидовича, Скворцова-Степанова, Ярославского в фракционности.

Само же собрание
стало шагом к консолидации антиправительственных сил. В день открытия Совещания
в Москве остановились предприятия, прекратилось трамвайное и другое движение,
не подавалась электроэнергия. Бастовали даже повара ресторанов, обслуживавших
Совещание, — всего стачечников набралось более 400 тысяч человек.

13 августа
1917г., во время работы Государственного совещания, президиум Моссовета
образовал так называемую «шестерку» — штаб для организации «отпора заговору
против революции». В него вошли по два меньшевика, эсера и большевика
(В.П.Ногин и Н.И.Муралов).

Ленин в те дни
сделал вывод о том, что именно в Москве может начаться переворот, так как
стихийное выступление масс способно превратить город в центр политической
борьбы. Там сосредоточились основные политические силы, но неудача сторонников
Государственного совещания вскоре снова сместила противостояние в столицу.

В ЦК попытка
объединения и выпуск совместного воззвания московских большевиков, меньшевиков,
объединенцев и Мосбюро профсоюзов — для координации выступлений трудящихся —
была осуждена. И вскоре по поручению МК РСДРП(б) П.Г.Смидович заявил в
Моссовете, что «фракция большевиков не может поддерживать такое воззвание и
большевики снимают свою подпись» (Октябрь в Москве. С. 223).

Тем не менее в
Москве во время всех событий 1917г. сохранялась и достаточно часто
реализовывалась возможность единения широкого спектра демократических сил. Так,
23 августа большевики Ногин и Муралов вошли в утвержденный Объединенным
пленумом московских советов Временный комитет по борьбе с контрреволюцией,
включавший также руководство города и представителей советов. Немаловажную роль
сыграла позиция командующего МВО А.И.Верховского, решительно и последовательно
стоявшего в дни корниловского выступления на защите Временного правительства. И
хотя большевики вошли в Комитет «исключительно в целях технического соглашения
по борьбе с надвигающейся диктатурой Корнилова» (Социал-демократ. 1917. 30
авг.).

Однако левое
крыло кадетов, меньшевики, эсеры, энесы постепенно теряли темп демократизации,
а вместе с ним и доверие широких масс. Если после июльского кризиса советское
движение замедлилось, то корниловский мятеж активизировал его, прежде всего
снизу, хотя партийные лидеры исполкомов советов порой тормозили процесс.

На заседании исполкомов
двух советов 31 августа 1917г. Смидович выступил от фракции большевиков с
протестом против позиции соглашательского руководства, лишь в ходе разгрома
корниловского мятежа вынужденного пойти навстречу левому крылу. В то же время
представители других фракций требовали от большевиков ясно определить свое
отношение к укреплению советов как органов революционной демократии.

1 сентября была
создана Согласительная комиссия из равного числа представителей фракций. От
РСДРП(б) в нее вошли Смидович и Аванесов. В принятой Комиссией резолюции о
структуре власти, предложенной меньшевиками, содержался призыв к участию в
правительстве «революционной трудовой демократии» и примыкающих к ней слоев
населения при решительном отмежевании от корниловщины. 1 сентября 1917г.
П.Г.Смидович был также избран представителем Московской городской думы в
областном военном совете.

Выступая в тот
же день на заседании исполкомов советов рабочих и солдатских депутатов,
Смидович предупредил, что корниловская идеология подавлена только с военной
точки зрения. Попытка утверждения военной диктатуры повторится. Он указывал,
что поддержка Корнилова широкими слоями есть показатель развала государства и
отсутствия «направленной воли», стихийного стремления общества к преодолению
углубляющегося хаоса. Вывод состоял в том, чтобы использовать возникшую
возможность сближения противников заговора — на базе советов.

Смидович
выделял пролетариат и крестьянство, так как это непримиримые враги империализма
и наиболее государственный элемент. Промежуточные же слои склонны к
соглашательству и не могут быть опорой в революционном строительстве. Именно
эти колеблющиеся слои, по мнению большевика, выдвинули платформу Московского
совещания — бледную и лишенную классовых принципов, опирающуюся на прежние органы
самоуправления. Это не устраивало массы, разочарованные в политике
соглашательства.

В стремительно
менявшейся обстановке, как свидетельствуют выступления Смидовича в 1917г., он
проявлял умение сочетать трезвый учет объективных условий с тонким политическим
чутьем, опиравшееся на основательную теоретическую подготовку и богатый опыт
участия в революционном движении.

От имени
большевиков он выступил в поддержку союза с эсерами. В проекте резолюции,
которую зачитал Смидович, указывалось, что в сложившейся ситуации единственный
выход состоит в передаче власти революционному пролетариату и крестьянству,
которые смогут на деле осуществить требования масс об окончании войны,
демократической республике, земле, рабочем контроле и т.д.

После
подавления выступления Л.Г.Корнилова борьба разворачивалась вокруг двух
вариантов дальнейшего развития революции: на основе широкой коалиции
реформистских демократических сил или путем решительной смены формы и существа
государственной власти.

Основу
большевистской тактики определили решения VI съезда РСДРП(б). Смидович не
участвовал в его работе, но был в курсе внутрипартийных дел. В августе 1917г.,
возможно, состоялся разговор Ленина со Смидовичем, Подбельским и Ведерниковым.

Программа и
тактика большевиков в значительной степени отвечали настроениям масс и в
конечном счете обеспечили победу РСДРП(б) в борьбе за власть. 5 сентября
объединенное заседание Моссоветов рабочих и солдатских депутатов 355 голосами
против 254 приняло большевистскую резолюцию о власти.

При этом уже 1
сентября на заседании МК РСДРП(б) при обсуждении резолюции ЦК «О власти»
П.Г.Смидович обозначил тенденцию упрочения позиции большевиков в советах.

«Теперь
большевики всюду во всех советах получают большинство. Теперь подрывать
авторитет Совета невозможно. Нужно его подымать и тесно сплотиться вокруг него»
(РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 16733. Л. 2 об.). Предложение о восстановлении лозунга
«Вся власть cоветам!» МК счел преждевременным. Во второй половине сентября
большевики Москвы открыто выдвинули этот призыв, означавший, однако, их отказ
от мирного разрешения кризиса.

Эсеры и
меньшевики, входившие в руководство Моссовета, сложили свои полномочия в связи
с принятым 5 сентября решением. Новые выборы советов и их руководящих органов
18—19 сентября обеспечили усиление позиций большевиков. В исполкоме СРД они
имели 32 места, меньшевики — 16, эсеры — 9, объединенцы — 3.

Председателем
Президиума был избран В.П.Ногин, в него вошли также большевики П.Г.Смидович,
А.И.Рыков, В.А.Аванесов, Е.Н.Игнатов, меньшевики Л.М.Хинчук, И.Б.Кибрик, эсер
В.Ф.Зитта и объединенец Л.Е.Гальперин. В совете солдатских депутатов
преобладали эсеры (председатель В.Е.Урнов), и при решении наиболее важных
вопросов на объединенных заседаниях исполкомов соотношение сил было не в пользу
большевиков.

Сентябрьская
кампания по выборам в районные думы Москвы подтвердила растущую поляризацию
политических сил и укрепление позиций большевиков: больше половины
участвовавших в голосовании москвичей проголосовали за них. При этом общая
индифферентность избирателей отражала их разочарование в возможностях власти
решать их проблемы (258,5 тысяч не пришли на выборы) — при консолидации
наиболее политически активной части жителей Москвы, пролетариата и буржуазии.
Общий сдвиг влево привел к тому, что в 11 из 17 дум и на выборах в гарнизоне
большевики одержали победу.

Между тем
тяготы войны, разрухи, недоедания, потеря способности правительства управлять
страной делали угрозу катастрофы всё более очевидной. С августа 1914 по август
1917г. примерно в полтора раза возросли цены на предметы первой необходимости.
Многие товары подорожали еще существеннее. Приведем некоторые данные
экономического отдела Моссовета.








Август 1914г.





Август 1917г.





Процент удорожания







Ситец





0,11 руб.





1,40 руб.





1273







Бумажное полотно





0,15 руб.





2,0 руб.





1333







Сукно





2,0 руб.





40,0 руб.





2000







Драп





6,0 руб.





80,0 руб.





1333







Штиблеты





8,0 руб.





90,0 руб.





1125






Политические
вопросы тесно переплетались с хозяйственными. Из-за забастовки служащих в
сентябре, например, приостановилась работа телефонной сети Москвы. Комиссия
Совета, в которой участвовал Смидович, обратилась с требованием санкций в
соответствующее министерство и добилась отстранения организаторов забастовки от
работы. В результате удалось возобновить деятельность телефонной станции, что
имело чрезвычайно важное значение.

Большевики во
главе с Лениным блестяще воспользовались слабостью и просчетами политического
противника. Октябрьский переворот 24—25 октября прошел как по нотам — благодаря
скрупулезному учету организаторами факторов борьбы за власть, но отнюдь не
означал, что то же самое произойдет повсеместно. Это было начало новой фазы
российской революции; одним из наиболее драматичных ее актов стали октябрьские
бои в Москве.

Революция была
и одним из важнейших этапов судьбы Петра Смидовича. В конце сентября — начале
октября 1917г. на квартире В.А.Обуха состоялосьсовещание руководящих работников
МОБ и МК РСДРП(б). Присутствовали В.Н.Яковлева, О.А.Пятницкий,
М.Ф.Владимирский, Н.И.Бухарин, А.И.Гусев, Н.Н.Зимин, Е.М.Ярославский, А.Ломов
(Г.И.Оппоков), В.М.Лихачев, В.А.Обух, Н.Осинский (В.В.Оболенский), В.М.Смирнов,
П.Г.Смидович, А.И.Рыков, В.И.Соловьев, Н.Норов. Они обсудили знаменитое письмо
Ленина в ЦК, ПК и МК партии о вооруженном восстании.

Часть
большевиков, в том числе П.Г.Смидович, опасались быстрого разгрома восставших в
условиях, когда рабочие Москвы были слабо вооружены, не была налажена прочная
связь МК с гарнизоном, тогда как Совет солдатских депутатов, его руководство
находилось в руках эсеров и меньшевиков.

Слабость
военно-технической подготовки восстания в Москве была для большевиков
очевидной. Н.И.Муралов, например, вспоминал, что не мог найти соответствующей
литературы, а «военные товарищи», к которым он обращался, знали «это дело
скверно, отделываясь общими фразами» (Муралов Н. Из воспоминаний о боевых днях
в Москве // Пролетарская революция. 1922. №10. С. 307—308).

Ситуация в
Москве осложнялась и разногласиями внутри большевистского руководства.
Большинство старших по возрасту членов МК (Смидович, Скворцов-Степанов, Ногин,
Ольминский, Теодорович, Мещеряков, Владимирский, Покровский) предпочитали
основательно подготовиться к решающему выступлению. В МОБ же преобладали
молодые (самой старшей — Яковлевой— было 33 года): Бухарин, Осинский, Ломов,
В.Смирнов, Кизельштейн, Стуков. Они не желали ждать.

Если МОБ в
конце сентября вполне определенно высказалось за взятие власти вооруженным
путем, согласуясь с позицией Ленина, то члены МК еще 7 октября призывали начать
немедленно борьбу за власть посредством организации массовых кампаний —
жилищной, продовольственной и общехозяйственной за проведение в жизнь явочным
путем конкретных мер в пользу трудящихся. Доклад Ломова членам ЦК 10 октября о
положении в Москве, состоявшаяся чуть позже встреча Ленина с Пятницким сняли с
повестки дня вопрос о роли Москвы как инициатора восстания — и в то же время
подтолкнули московских большевиков к более решительным действиям.

14 октября МОБ
присоединилось к резолюции ЦК о вооруженном восстании. Смидович не входил в
состав партийного центра, руководившего восстанием, и ВРК, созданного как
боевой центр. Однако, будучи заместителем председателя Моссовета, он играл
весьма важную роль в октябрьских событиях.

На
общегородской конференции большевиков 3 октября, проходившей под
председательством П.Г.Смидовича, он был избран кандидатом в депутаты
Учредительного собрания. Еще в июне 1917г. на I Всероссийском съезде советов
Смидович, Рыков, Бухарин, Томский стали кандидатами в члены ВЦИК от Москвы.

Всем им
приходилось много выступать на различных митингах и собраниях. Например, 15
октября П.Г.Смидович вместе с другими большевиками (Аросев, Лихачев) выступил
от имени Моссовета на митинге в честь Международного юношеского дня в
Пресненском районе под лозунгами «Долой войну!», «Вся власть советам!» Митинг
принял требование к Всероссийскому съезду советов взять власть в свои руки и
резолюцию о прекращении войны.

Между тем
конфликты большевиков с эсерами и меньшевиками вспыхивали практически на каждом
заседании советов. 10 октября 1917г. эсеры, например, обвинили большевиков в
навязывании своей резолюции об уставе Красной гвардии (по этому вопросу
выступили А.И.Розенгольц и П.Г.Смидович).

24 октября (6
ноября) меньшевики заявили на соединенном заседании советов, которое вел
Смидович, что большевики вмешиваются в дела Совета солдатских депутатов,
предлагая провести перевыборы. Смидович, выступавший по этому поводу, ссылался
на трудности работы по объединению советов и требования рабочих и солдат о
перевыборах.

«Большевики
показали себя с самого начала людьми, умеющими требовать и знающими, чего
хотят», — писал комиссар Московского градоначальства А.Н.Вознесенский о
событиях в Москве (Вознесенский А.Н. Москва в 1917 году. М.; Л., 1928. С. 100,
103—140).

Фракция
приверженцев Ленина имела в Городской думе сильных ораторов и агитаторов —
Бухарина, Волина, Подбельского, Смидовича, Скворцова-Степанова. Они настойчиво
требовали от думцев вести конструктивную борьбу с продовольственной разрухой, с
бесхозяйственностью на фабриках и заводах, с локаутами. Разоблачали сокращение
производства, доходя до требований немедленной реквизиции сырья и планомерной
национализации предприятий для решения проблем производства и снабжения.

23 октября
Исполком МСРД под председательством Смидовича принял декрет об экономической
борьбе, означавший передачу управления производством фабзавкомам.

Он определил
новый порядок приема и увольнения: только с согласия фабзавкомов и комитетов
служащих. Декрет был обязателен для всех московских предприятий, его нарушение
каралось самым строгим образом, вплоть до ареста. Документ был принят
подавляющим большинством голосов и 24 октября утвержден на Пленуме советов. Он
был единственным декретом, изданным Моссоветом.

Это решение
было продиктовано объективными обстоятельствами. Нарастала угроза голода. Было
организовано распределение продуктов по карточкам через домовые комитеты.
Хлебный паек доходил до четверти фунта. Развал экономики и системы управления
народным хозяйством, безудержный рост спекуляции, дефициты, разгул бандитизма и
проституции свидетельствовали о неспособности правительства овладеть ситуацией.

Г.С.Игнатьев
считает, что в октябре 1917г. Смидович, Игнатов и другие отражали позицию той
части партийного и советского руководства Москвы, которая стремилась любой
ценой избежать вооруженного столкновения и строила свою тактику на поисках
мирных путей революции. Однако, подчиняясь партийной дисциплине, они отстаивали
на совещании фракции Моссовета 25 октября проект большевиков о создании ВРК, в
котором не предусматривалось участие представителей Думы, штаба МВО и профсоюза
железнодорожников. На совещании присутствовали, однако, городской голова
В.В.Руднев и командующий МВО К.И.Рябцев.

Здесь было
принято решение о создании в Москве коалиционного органа власти, объединявшего
представителей советов, дум, земств, профсоюзов и штаба МВО. Смидович и Игнатов
стремились решить вопрос о приемлемых нормах представительства в новом органе
власти. Как и прежде, они старались избежать вооруженного столкновения и найти
взаимоприемлемый компромисс со всеми «демократическими» (в социалистическом понимании)
силами.

Смидович должен
был участвовать в работе Второго всероссийского съезда советов. Но 24 октября
фракция большевиков в Моссовете решила направить в столицу другого делегата.
Слишком ответственной была роль заместителя председателя МСРД в эти дни — тем
более, что Петр Гермогенович по-прежнему оставался для всех участников событий
единственно приемлемой фигурой, способной согласовать интересы
партий-группировок.

Утром 25
октября телефонограмму Ногина из Петрограда о взятии власти передали в «Известия».
Во второй половине дня в помещении Политехнического музея открылось
объединенное экстренное заседание Пленума советов рабочих и солдатских
депутатов. Председательствовал П.Г.Смидович.

Он сказал, что
в столице власть перешла в руки советов и призвал пленум решить вопрос о
создании в Москве нового центра власти, а также предложил заслушать информацию
из Петрограда. Фракциям предлагалось определить задачи и порядок организации
нового органа власти. Он оценил момент как «наиболее революционный и, может
быть, трагический».

Сложность и
трагичность событий требовали от каждого политика осознать возросшую личную
ответственность перед русским народом и русской историей — в связи с созданием
«нового центра власти в Москве». Смидович говорил о неустойчивости ситуации и
неясности ее исхода. Он призвал единогласно принять «план организации этой
власти», приложить все силы, чтобы «всем вместе» участвовать в создании органа
управления Москвой.

Игнатьев видит
в этих словах выражение внутреннего несогласия Смидовича с позицией
большевистского центра (МК) и ленинским планом восстания, которое он сохранял
во все октябрьские дни (ЦГАМО. Ф. 66. Оп.1. Д. 11. Л. 65). Смидович призвал
«сделать всё, чтобы прийти к одному плану строительства сегодня же, сколько бы
времени для этого от нас ни потребовалось».

Вспоминая об
этом заседании, А.Г.Шлихтер писал о «задушевности и революционном
воодушевлении», звучавших в призыве Смидовича к совместному решению. Историк
считал неуместной уверенность московского большевика в том, что в критические
минуты эсеры и меньшевики не пойдут против «восставшего пролетариата».

Информация
Н.И.Муралова о событиях в столице также ориентировала московских депутатов на
мирный путь разрешения конфликта. Но сразу после его выступления о событиях в
Петрограде, не дождавшись перерыва, место на трибуне занял меньшевик Исув.

Игнорируя
звонок и требования председателя, он принялся зачитывать резолюцию, которую, по
его словам, приняло совещание представителей фракций как «согласительную». Это
вызвало скандал: большевики протестовали, меньшевики и эсеры в ответ обвиняли
их в узурпаторстве и авантюризме. С помощью Игнатова Смидович с трудом добился
перерыва для заседания фракций.

В воспоминаниях
об этих событиях секретарь Моссовета и ВРК в 1917г. Р.Е.Орлова писала: «Однажды,
улучив удобный момент, я спросила Смидовича: правда ли, что большевики на
заседании представителей бюро фракцией голосовали за “согласительную”
резолюцию? Он ответил мне, что никто из большевиков не голосовал за эту
резолюцию. “Просто, — сказал он, — мы заявили, что по требованию депутатов пора
уже давно открыть заседание пленума. Встали и ушли. Я, как и другие большевики,
был уверен, что на пленуме вопрос решит большинство”» (Московские большевики в
огне революционных боев. С. 114).

Большевиков обвинили
в занятии телеграфа и междугородной телефонной станции, проведенном по решению
МК без санкции советов. Во время перерыва большевистская фракция ознакомилась с
решением МК о создании Боевого центра при Совете и приняла резолюцию об
избрании ВРК из семи представителей двух советов и о немедленном начале его
действий в поддержку ВРК Петросовета. Было предусмотрено право ВРК кооптировать
представителей других революционных организаций и групп.

Заседание после
перерыва вел Е.Н.Игнатов. Главный смысл дискуссии сводился к вопросу о том,
должен ли Совет взять власть.

В 1919г. Петр
Гермогенович писал об этом событии как о предрешенном, хотя представители
старого Президиума пытались предотвратить его переговорами — в курилке до
начала заседания. «Напрасно: мы чувствовали непреодолимую силу революции, и
колебания в нашей среде не было». В то же время предусмотреть ход событий было
трудно, так как оружия у рабочих не было. «Как разовьется борьба, мы не знали.
Какой ценой мы получили свободу, рассчитать никто не мог» (Смидович П.Г. Сила
революции // Творчество. 1919. №10-11. С. 25).

На пленуме 25
октября, писал Игнатов, именно громадная ответственность заставила депутатов
потратить немало времени «в поисках безболезненного и бескровного перехода
власти в руки советов». Только в десятом часу члены Президиума появились в
терявшем терпение зале. В итоге большинство проголосовало за резолюцию
большевиков — и был избран ВРК (большевиков поддержали 394 человека).

П.Г.Смидович в
состав ВРК избран не был, но с 27октября был кооптирован в него от МСРД. Общий
состав комитета насчитывал до 37 человек; в их числе были члены партийного
центра, профсоюзов, солдат. Постепенно в нем остались в основном большевики.

Если эсеры
решили не входить в состав ВРК и бороться с восстанием, то меньшевики вошли в
него, стремясь «смягчить губительные последствия» действий большевиков. А через
несколько дней развернулась гражданская война…

Смидович, как и
Игнатов, стремился к минимизации жертв при взятии власти.

26—27 октября
на стороне ВРК практически не было серьезной силы. Пришедший 26-го к зданию
Совета полк после нескольких часов ожидания «пришел в полное разложение» из-за
холода и агитации студентов «и прочей братии, обступившей плотной стеной
солдатскую массу». Рабочие были безоружны, небоеспособным оказался на несколько
дней и 55-й полк.

По мнению
Н.Ангарского, надежда Петра Гермогеновича на возможность соглашения советских
партий была связана с решением всех фракций об организации власти в Москве. Но
большевики отвергли это решение. Положение же самого ВРК было чрезвычайно
сложным.

«Меньшевики
критиковали, пугали, увещевали, вели переговоры с КОБ; представители
Исполнительного комитета железнодорожного союза топтались в хвосте меньшевиков
и еще больше увеличивали неразбериху и мешали ВРК взять твердую линию. Рабочие
требовали оружия, но его не было, а пробраться в Кремль не было никакой
возможности» (Ангарский Н. К истории ВРК в Москве // Творчество. 1919. № 10-11.
С. 10).

В ночь с 25 на
26 октября ВРК утвердил военный штаб (А.Я.Аросев, В.М.Смирнов, Н.И.Муралов), а
комиссар Кремля — Е.М.Ярославский издал приказ по гарнизону, объявлявший
обязательными к исполнению только подписанные Комитетом распоряжения. Попытки
представителей фракций социалистических партий ввести в ВРК некоторых членов демократических
организаций были отклонены.

Вечером 26
октября после доклада В.П.Ногина о восстании в Петрограде Исполком совместно с
представителями райкомов обсуждал ситуацию в Москве. Один из выступавших
говорил: «Я ехал с глубоким убеждением, что представители всех партий
советских, съехавшихся на съезд, проведут этот съезд, как нужно провести всем
членам советов... Под влиянием этого настроения я приехал сюда и обратился к
нашей партийной группе и ВРК со следующим предложением. Если в Петрограде
победа пролетариата и армии совершилась легко и если есть надежда на
воссоздание власти, признаваемой всеми партиями, входящими в советы, то в
Москве нужно принять все меры, чтобы это произошло без кровопролития. Поэтому я
предложил партийной группе и ВРК выяснить положение во враждебном лагере и
возможность кончить миром» (Советы в Октябре. М., 1928. С.63—64).

Ногина
поддержали Рыков и Смидович, и ВРК пошел на переговоры с Рябцевым. Но, несмотря
на договоренность о взаимном прекращении вооруженных действий, тот не отвел
юнкеров от Кремля и только предлагал прислать представителей ревкома для
обсуждения «нормы вооружения» рабочих. Это вызвало протесты членов Московского
совета и районных советов.

Участники
экстренного заседания МК, ОК и ОБ РСДРП(б) в связи с резким расхождением между
партийным центром и ВРК категорически протестовали против всяких переговоров.
Переговоры эти были прекращены вечером 26 октября.

Возобновилась
борьба мнений внутри руководства большевиков. Разногласия отчетливо выявились
на очередном совместном заседании членов партцентра и ВРК. Одни настаивали на
решительном наступлении, чтобы не дать передышки противнику в условиях
начавшейся гражданской войны, другие считали, что отсутствие достаточных сил и
непроясненность обстановки («мы не знаем, на кого опереться») требуют передышки
для организации сил и проведения переговоров. 9 голосами против 5 эта группа
провела свое решение.

26 и 27 октября
велись переговоры с К.И.Рябцевым и председателем КОБ В.В.Рудневым. В тоже время
обе стороны разрабатывали планы боевых действий.

26 октября
состоялось совещание районных комиссариатов ВРК, 27 октября — собрание
офицеров. Неустойчивое равновесие не могло быть долговременным. Участились
отдельные столкновения, росло взаимное недоверие — несмотря на попытки провести
новые переговоры. К 28 октября напряженность усилилась. Опасность окружения
Моссовета подтверждалась обстрелом его здания 27 октября и нападением юнкеров
на солдат-двинцев.

Участник
событий С.П.Цуцин рассказывал, что вечером 27 октября 120 двинцев по приказу
П.Г.Смидовича направились из находившегося в лазарете на Озерковской набережной
штаба к Моссовету. Они двигались к Чугунному мосту по Балчугу, через
Москворецкий мост к Лобному месту, около которого их задержали юнкера. После
переговоров они направились через Красную площадь, но около Исторического музея
их вновь остановили юнкера, потребовавшие сдать оружие. В стычке был убит
командир отряда Сапунов, его сменил Цуцин, и началась перестрелка.

Утром 27
октября меньшевики и эсеры распространили слухи о падении СНК и победе
Керенского. ВРК поручил Смидовичу и Пятницкому установить связь с Петроградом и
выяснить действительное положение вещей. Они направились в Московское бюро
«Викжеля» (бывшее помещение жандармского отделения Николаевской железной дороги),
чтобы по телефону вызвать из Петрограда представителей правительства или ВРК.
Но член Викжеля правый эсер Гор не допустил большевиков к аппаратам.

Пятницкий смог
установить связь помимо Викжеля и перехватить телефонные разговоры Рябцева и
Мосбюро Викжеля со столицей.

В тот же день
командующий предъявил ультиматум о роспуске и предании суду ВРК под угрозой
начать военные действия против советов. Ногин усиленно убеждал вновь вступить в
переговоры с ним. Из ВРК вышли меньшевики, а ультиматум командующего округом
был отклонен.

Смидовичу
практически на протяжении всех октябрьских событий удавалось добиваться снятия
излишне категоричных формулировок. Так, к условиям ВРК, предъявленным 28
октября в ответ на ультиматум Рябцева о создании революционно-демократического
комитета с участием разных органов, он добавил приписку о возможности утвердить
его состав «и другими организациями». При этом Смидович предвидел
несообразность условия об утверждении Комитета пленумом советов.

Кульминация
наступила 28 октября: комендант Кремля Берзин сдает Кремль, начинается расстрел
революционных солдат, все предприятия города останавливаются, солдаты гарнизона
объявляют Исполком своего Совета, состоявший из эсеров и меньшевиков,
«изменническим».

Окруженный
юнкерами Моссовет к вечеру 28-го с помощью районов добился перелома в свою
пользу. Из штаба МВО в Ставку 29 октября было отправлено сообщение: «Силы наши
... постепенно тают и страшно переутомлены. С другой же стороны, силы
противника увеличиваются... Необходима крайняя помощь, так как положение, не
имея в перспективе поддержки, не из блестящих» (Известия Московского совета
рабочих депутатов. 1917. 28 окт.).

В роли
миротворца выступил Викжель. 29 октября, когда силами восставших были заняты
главпочтамт, телеграф, дома губернатора и градоначальника, в ВРК поступила
телеграмма Викжеля, призывавшая к перемирию и образованию «однородного
социалистического правительства». При нарушении перемирия любой из сторон (ВРК
или Комитетом общественной безопасности) Викжель предупреждал, что откроет путь
войскам противника.

ВРК согласился
на переговоры и, откликнувшись на предложение Рябцева о перемирии, отдал приказ
о прекращении боевых действий. В комиссию по выработке условий перемирия,
организованную Викжелем, были направлены П.Г.Смидович и П.И.Кушнер.

Переговоры в
согласительной комиссии проходили 30 октября до вечера — в помещении бывшего
царского павильона Николаевского вокзала. В проекте соглашения Викжеля были
пункты, с которыми Смидович и Кушнер согласиться не могли. Пункты эти касались
разоружения Красной гвардии, ответственности перед следствием активных деятелей
восстания и состава предполагаемого коалиционного органа власти. Предложенный
от имени ВРК проект не был принят, но отклонить пункт об органе власти не
удалось.

Игнатов
вспоминал, что большевики не питали иллюзий по поводу своего предложения КОБ о
создании революционно-демократического комитета из пропорционального числа
представителей советов, городской думы, земства и т.д. В ожидании ответа он
стоял, задумавшись, у окна. «Подходит ко мне т. Смидович и тихим своим
задушевно-отеческим голосом говорит:

— Что, Игнатыч,
повесят вот тебя, милый человек. Аты ведь еще молодой.

Я взглянул на
него и улыбнулся. В эту минуту я о своей смерти не думал» (Игнатов Е.
Московский Совет рабочих депутатов в 1917г. М., 1925. С. 372).

Самому
Смидовичу в тот же день довелось вести переговоры и с делегацией юнкеров на
Садовой-Триумфальной.

На заседании
ВРК 30 октября при обсуждении возможного отказа от достигнутого соглашения о
перемирии П.Г.Смидович подчеркивал, что оно стало итогом совместных усилий
большевиков, меньшевиков, эсеров, Викжеля, Почтово-телеграфного союза. Отказ от
соглашения с моральной и иных позиций будет непонятен, а главное, сделает
невозможным какое-либо конструктивное взаимодействие ни с кем, начиная с
меньшевиков...

Но партийный
центр и ВРК отвергли соглашение и предложение о перемирии. Возобновить
переговоры они были готовы лишь на основе резолюции ВРК о переходе всей власти
в Москве в руки советов, которые и образуют полновластный орган с участием
других организаций — до решения Учредительного собрания.

Возможность
коалиции не исключалась, в нее приглашались и представители Думы и земства.
Подобная позиция поддерживалась и находившимся в столице Рыковым. Как известно,
он настаивал на создании коалиционного правительства.

Партийный центр
осудил позицию ВРК и действия Смидовича и Кушнера на переговорах, потребовав
вывести их из ВРК как кооптированных без его ведома. Ревком, однако, на это не
пошел. Повлияло, в частности, сообщение Рыкова из столицы о возможном участии
социалистов в правительстве.

Большевики
ехали на переговоры после перемирия, как вспоминал Петр Гермогенович, с
предписанием на уступки не идти. Поэтому «было странно слушать предложения
Руднева о сдаче оружия. Но нам всякая оттяжка была выгодна, и мы тянули
переговоры до вечера».

Другой член
делегации, Н.И.Муралов, писал, что обстановка на переговорах была очень
нервная. Несмотря на перемирие, довольно часто слышались ружейные выстрелы, что
вызывало взаимные упреки.

Белые надеялись
получить подкрепление с Брянского вокзала, но прибывшие туда казаки отказались
выступать против Совета.

«Звенели стекла
нашего помещения от разрыва красных тяжелых снарядов в Рогожском районе, и
вздрагивал каждый раз бывший член президиума Московского совета Руднев».

Подошедшие с
фронта конные части были распропагандированы замоскворецкими рабочими...

Требование
распустить Красную гвардию, арестовать ВРК и другие окончательно сорвали
обсуждение. «Бой— так бой, до конца, а там увидим. Все встали. Послышались
громкие рыдания, истерики». Предоставив противникам место в автомобиле по пути
от царского павильона Николаевского вокзала, где шли переговоры, чем немало
удивили попутный патруль, Муралов, Смидович и Кушнер доставили их до здания
Совета, а затем отправили на санитарной карете в белогвардейский штаб.

«Сдерживаемая
24 часа стихия развернулась с утра с новою силою. Гремели артиллерией районы,
пылали дома, быстро стягивалось вокруг белых стальное кольцо революции» (см.:
Смидович П. Сила революции. С.25—26; Муралов Н. Из впечатлений о боевых днях в
Москве // Пролетарская революция. 1922. №10. С. 313—315).

В протоколе
заседания ВРК от 1 ноября указывалось: «Собрание единогласно постановило
перейти к решительным действиям по отношению к Думе и Кремлю... План
междурайонного собрания принять в смысле решительного наступления на
Александровское училище и Кремль» (РГАСПИ. Ф. 71. Оп. 33. Д. 8. Л. 165).

Ногин
решительно протестовал против обстрела исторических зданий Кремля, но с 31
октября артиллерия начала действовать. За время боев были разрушены часть
малого Николаевского дворца, Чудова монастыря, повреждены стены храма
Двенадцати Апостолов, Успенский собор и колокольня Ивана Великого.

Очевидцы писали
о возбужденно-напряженном состоянии подъема, царившем тогда в Моссовете среди
большевиков. Взяв на себя неслыханно тяжелую ответственность, оставшись одни,
они ценили всякий совет и предложение, радушно и предупредительно встречая
всех, кто был не враждебен им.

«Дни смешались
с ночами, сознание путалось. Порою центр отрезывался от районов, — доходили
редко точные сведения с окраин, еще реже доходили до районов приказы белых из
центра. (Телефон работал только на белых.) Порою сомнение овладевало центром, —
признавал Петр Гермогенович. — Но не было сомнения в районах» (Смидович П. Сила
революции. С. 25).

Нараставшее
ожесточение борьбы определяло массовые настроения, и пойти на компромисс с
белыми ВРК не мог, не рискуя потерять престиж среди рабочих. Поэтому Ногин, как
вспоминал Д.В.Кузовков, в ночь с 1 на 2 ноября заявил о невозможности
прекратить военные действия.

Кибрик, не веря
в социалистическую революцию, тем не менее понимал большевиков: сделав большую
ставку и веря в выигрыш, они не остановятся перед средствами, и так поступил бы
всякий, кто верит в свою цель...

«Кровью и
железом решалась судьба будущего органа» (Кузовков Д. Как мы их мирили //
Творчество. 1919. № 10—11. С. 29).

Явившимся 1
ноября в ВРК объединенцам и эсерам, настаивавшим на перемирии, было отказано.
Не убедили ВРК и доводы Московского митрополита в пользу прекращения
гражданской войны. «Вся армия обольшевичена», — подтвердил Смидович на
заседании ВРК.

1 (14) ноября
1917г. он отстаивал принцип преимущества советских партий при создании
временного органа власти — с сохранением большинства РСДРП(б) в случае
кооптации в его состав новых членов.

На состоявшемся
2 (15) ноября заседании Смидович обосновал исключительные полномочия ВРК на
формирование новых структур власти. Комитет общественного спасения, не сумевший
остановить события, должен устраниться от дел. Вместе с тем он предлагал
укрепить сотрудничество фракций, «которые были посредниками между борющимися
сторонами» (Красный архив. 1927. Т. 4. С. 73).

2 ноября в ВРК
явилась делегация от шести социалистических партий во главе со Ст. Вольским — с
предложением о немедленном перемирии и создании Временного комитета из
представителей обеих сторон. Глава КОБ В.В.Руднев в тот же день направил
письменное предложение ВРК о прекращении вооруженной борьбы. ВРК, отклонив
перемирие, пошел, тем не менее, на новые переговоры.

Относительная
мягкость условий, которые предлагали победители (сохранение вооружения у
офицеров, гарантия неприкосновенности и свободы разоруженным), была
продиктована стремлением не допускать нового обострения ситуации. Сыграло свою
роль и давление «нейтральных лиц».

Вольский на
заседании утверждал, например: «Я присутствую при таком акте палачества, при
каком никогда раньше не присутствовал. Вы не только не прекращаете
артиллерийской стрельбы, но вам мало капитуляции и того, что Комитет общественной
безопасности распускает себя, вы заставляете идейно признать вашу власть, и
таким социалистам я не могу подать руки» (там же. С. 87).

КОБ согласился
на роспуск, но просил продолжить переговоры и на это время прекратить
артиллерийскую стрельбу. ВРК в связи с этим отдал приказ отряду, находившемуся
у храма Христа Спасителя, прекратить огонь.

Атмосфера
переговоров ярко передана в воспоминаниях Кузовкова, тогда объединенца, затем
члена ВКП(б): «Руднев бледен и почти всё время молчит. Как ни странно, но
переговоры с этой стороны ведет не Руднев, а исключительно Якулов, который
представляет собой вооруженные силы. Смидович и Смирнов бледны, видно, что
давно не спали, но их голоса звучат твердо. Стороны коротко предлагают условия.
Якулов пытается торговаться...

Как раз к этому
времени канонада в центре города достигает невиданного напряжения. Временами
ветер распахивает огромную форточку окна — и в зале отчетливо слышится
непрерывный гром орудий и какая-то бешеная оружейная трескотня и не
прерывающийся стук пулеметов. В такие моменты Якулов особенно нервничает,
скомкивает фразы, замалчивает возражения противника и как-то судорожно хочет
скорей закончить дело; очевидно, он боится, как бы дело не окончилось для его
стороны прямой катастрофой» (Кузовков Д. Указ. соч. С. 32).

Во время
переговоров военные действия не прекращались. Были заняты гостиница
«Метрополь», здание Городской думы, Исторический музей, штаб МВО. К исходу 2
ноября у белых оставались только Кремль, Александровское военное училище и 5-я
школа прапорщиков у Смоленского рынка. В 5 часов вечера был подписан договор о
капитуляции КОБ.

При этом
участники переговоров от ВРК П.Г.Смидович и В.М.Смирнов пошли на сохранение в
юнкерских училищах оружия, необходимого для обучения. В комиссию по разоружению
включили представителей командного состава и согласились на немедленное
освобождение пленных после подписания соглашения.

Лишь член
партийного центра И.Н.Стуков голосовал против, все другие участники переговоров
от КОБ, Комитета войск, «нейтральных» партий подписали соглашение. Оно было
рассчитано на взаимное доверие и действительно честное соблюдение оговоренных
условий. Сразу после подписания Рябцев отдал войскам приказ прекратить активные
боевые действия. В 9 часов вечера соответствующий приказ издал и ВРК, хотя был
встречен его членами неоднозначно.

2 и 3 ноября
антибольшевистские силы прекратили сопротивление. «Из центра к нам прибыл
П.Г.Смидович. Он приказал всех пленных отпустить. Ревком и штаб после допроса
отпускали юнкеров и офицеров по домам, несмотря на то, что красногвардейцы были
возмущены их зверствами: революционно настроенных солдат и рабочих они
расстреливали безжалостно», — писал один из районных руководителей большевиков
(Московские большевики в огне революционных боев. С. 303).

В отчете ВРК
исполкому МСРСД 7 ноября 1917г. Г.А.Усиевич подчеркивал: комитет учитывал, что
«три четверти Московского гарнизона не имели оружия. Красная гвардия была в
зачаточном состоянии». Именно поэтому ВРК избрал тактику, нацеленную на
избежание кровопролития, действовал, «как подсказывала обстановка». Но взаимное
озлобление сторон сорвало перемирие.

Долго не
решался ВРК на бомбардировку Кремля, стремясь не допускать этой варварской
акции. Лишь под сильным давлением рабочих и солдат был начат артобстрел. При этом
члены ВРК понимали, что дальнейшее затягивание войны приведет к деморализации и
поражению восставших. Усиевич отвергал нападки радикальной части большевиков,
ссылаясь на то, что, приняв условия юнкеров и офицеров во избежание
кровопролития и дав им «больше, чем они могли ожидать», ВРК добился главного —
овладения властью (РГАСПИ. Ф. 71. Оп. 34. Д. 1904. Л. 13).

В сообщении
«Известий Московского ВРК» о положении в городе от 4 ноября 1917г. говорилось,
что «ничего подобного декабрю 1905г., когда были сметены с лица земли целые
кварталы — Пресня — на этот раз не было, хотя сопротивление, встреченное
наступающими, было на этот раз несравненно упорнее и технически совершеннее».
Безусловная заслуга в удержании ситуации под контролем и сохранении города от
возможного разгула стихии ожесточенного противостояния принадлежит
«примиренческой» части большевистского руководства. Одну из ключевых ролей
сыграл П.Г.Смидович.

«Победивший
пролетариат не поднял руки на обезоруженных, не мстил за расстрелянных в Кремле
товарищей. Он доверил слову взятых: не поднимать руки на советскую власть.
Многие ли сдержали слово? Один сдержал... Рябцев, расстрелянный недавно
белыми»,— писал он (Смидович П. Сила революции. С. 26).

Радикальная
часть московского руководства оценивала ход и итоги борьбы за власть иначе.

В докладе
В.Н.Яковлевой о деятельности ВРК на расширенном заседании пленума Моссовета с
представителями местных организаций 9—10 (22—23) ноября 1917г. признавалось,
что упорная борьба шла не только между партцентром и ВРК, но и в самом
партцентре. Решение вступить в переговоры с Рябцевым «предопределило затяжной
характер» борьбы.

Стремление
партцентра осуществлять диктаторские полномочия по отношению к советским
органам наткнулось на самостоятельность большевиков в ВРК, которые без
согласования с центром «ввели со своей стороны почти исключительно одних более
правых товарищей: Левинсона, Смидовича, Кнышева, Розенгольца и т.д.». 30
октября партцентр выступил за сокращение состава ВРК, стремясь «уменьшить
влияние кооптированной умеренной и нерешительной его части». Совместное
проведение заседаний двух органов, «усиленное давление районов на ВРК, чтобы в
ход была пущена артиллерия», подтолкнули 1 ноября на более жесткую линию ВРК.

Яковлева
обвиняла товарищей, к числу которых принадлежал и Смидович, в том, что «все
боялись нарушить правильный ход денежного обращения. Проявлялись колебания в
том, чтобы угрозами заставить саботажников работать. В большинстве случаев
торжествовали нерешительные».

Влияние
«нерешительных» проявилось и в вопросе о продолжении работы Городской думы, в
сохранении «буржуазных» газет. Яковлева сомневалась, однако, что на предстоящих
10 ноября 1917г. перевыборах ВРК, который «чрезвычайно малоработоспособен»,
пленуму Моссовета удастся подобрать «более решительный состав» (РГАСПИ. Ф. 71.
Оп. 34. Д. 1903. Л. 5, 9—11).

Моссовету и ВРК
между тем пришлось сразу после взятия власти столкнуться с массовым саботажем
служащих. Поскольку Городская дума была распущена, а новые выборы были
назначены на 26 ноября, дела управления оказались в руках районных дум. С
большим трудом удалось пустить трамваи, поддерживать электрическое освещение,
работу водопровода и городских учреждений.

ВРК назначил
пять комиссаров. С помощью профсоюза низших служащих 7 ноября удалось решить
вопрос о выплате жалования из Госбанка городским рабочим и милиционерам, хотя
«все учреждения самоуправления, банковские и хозяйственные разгромлены.
Центральный орган по снабжению металлом тоже саботирует... Со всех сторон
надвигается опасность саботажа и бойкота. Мы можем рассчитывать только на
собственные силы и средства и должны показать всем и всякому, что у нас силы
имеются, что мы эту работу можем вынести на своих плечах». Усиевич подчеркнул:
октябрь подтвердил, что только большевики шли вместе с народом — и заявил о
передаче власти от ВРК Моссовету (там же. Д. 1904. Л. 11—13).

Доказывать
способность удерживать власть большевикам необходимо было ежедневно.

Уже на
заседании ВРК 6 ноября Петр Гермогенович выступил против полной свободы печати.
В условиях, когда «нас не признают властью, мы в положении формальной войны»,
нужно взять с изданий подписку о признании власти большевиков.

Игнатов же
считал: «Чем больше намордников мы поставим, тем больше будет саботажа». В
итоге разрешили выход газет с использованием при необходимости военной цензуры,
как предлагал М.Н.Покровский. Но уже 14 ноября последовало закрытие
«буржуазных» изданий на три дня.

10 ноября
состоялись похороны жертв октябрьских боев в Москве. 14 ноября 1917г. был
избран единый Исполком Моссовета рабочих и солдатских депутатов. В него вошли
90 человек, в том числе 63 большевика. Председателем стал только что упомянутый
Покровский. Кандидатуры Ногина и Рыкова были отклонены в связи с их позицией по
вопросу об «однородном социалистическом правительстве». П.Г.Смидович вошел в
состав Президиума. Меньшевики отказались участвовать в работе этого органа.

Взятие власти
большевиками в центре не привело, однако, к стабилизации положения в стране —
развернулась широкомасштабная гражданская война.

За семь дней
боев в Москве погибло более тысячи человек. Война 1917—1922гг. сократила
население России на 13 миллионов, демографические же потери (с учетом
неродившихся) составили 25 миллионов человек, считает академик Ю.А.Поляков
(см.: Поляков Ю.А. Советская страна после окончания гражданской войны:
территория и население. М., 1989. С. 128).

Гораздо сложнее
определить нравственные и психологические последствия общественного раскола.

В 1922г. в
рассказе «В тупике» В.В.Вересаев писал об октябрьских днях в Москве от имени
участника революции и гражданской войны Леонида: «Теперь смешно вспомнить: как
мы, интеллигенты, были тогда мягкосердечны, как боялись пролить лишнюю каплю
крови, как стыдились всякого лишнего орудийного выстрела, чтобы, упаси Боже, не
задеть Василия Блаженного или Ивана Великого. А солдатам нашим это было
совершенно непонятно, и они, конечно, были правы... Что с тех пор каждому из
нас пришлось видеть, переиспытать!»

Герой Вересаева
оправдывает ожесточение «придавленных», слившихся в огромную, братскую стихию разрушения,
бездарной и бессмысленной жестокости. Похоже, что и его оппонентка — Катя —
вынуждена признать историческую правоту насилия.

«Для нас вопрос
только один, первый и последний: нужно это для революции? Нужно. И нечего тогда
разговаривать... Казнь так казнь, шпион так шпион, удушение свободы, так
удушение. Провокация нужна? И перед провокацией не остановимся. А эксцессы...
эксцессы мы очень бы рады и сами искоренить», — так точно и метко определил
мораль революции В.Вересаев.

Звучит эта
формулировка далеко не одобрительно, хотя автор и пытается объяснить и понять
ее. «Ведь большинство у нас, — рассуждает один из его героев, — люди
деклассированные, развращенные империалистической войной, отвыкшие от труда,
привыкшие к грабежу и крови, притом раздетые и голодные. Сразу их не
перевоспитаешь».

Безусловно,
мировая война и война гражданская во многом предопределили характер
революционного процесса в России. Эскалация гражданского противостояния,
начавшаяся с Февраля 1917г., поощрялась всеми участниками борьбы за власть. Она
обернулась не только миллионами жертв, но и серьезной деформацией общества.
Список
литературы

Для подготовки
данной работы были использованы материалы с сайта http://www.testan.narod.ru/