Готическая
архитектура Шампани и Бургундии
Реймсская
епархия в Шампани и санская епархия, частично распространявшаяся на территорию
Бургундии, по географическим и политическим причинам входили в ту область,
которую выше мы назвали колыбелью готического стиля. Но в окрестностях этих
центров, лежавших на периферии королевского домена Франции, архитектура с
ранних времен отличалась особым своеобразием. Дело в том, что местные зодчие
ориентировались не только на раннюю готику Иль-де-Франса, но и на романскую
архитектуру Бургундии того периода. Поэтому здесь и смогли возникнуть храмы,
когда-то казавшиеся в высшей степени оригинальными, но позднее завоевавшие
славу родоначальников готики.
Примером такого
храма служит церковь Сен-Кирьяс в Провене, заложенная в 1157 году графом
Шампани. Провен был одним из четырех городов, славившихся своими “шампанскими
ярмарками”, где регулярно собирались купцы со всей Европы. Принадлежа к санской
епархии, эта церковь повторяет некоторые базовые элементы конструкции собора в
Сансе. Особенно характерны в этом отношении трехъярусный вертикальный разрез
интерьера и контраст между мощными главными колоннами, несущими на себе тяжесть
сводов, и очень тонкими служебными колонками. Но провенский архитектор не
ограничился простым подражанием: трифорий своей церкви он оснастил гораздо
более многочисленными колоннами, чем это предписывал санский образец, а также
элегантно изменил очертания тяжелых поперечных арок, использовав в декоре
необычный зигзагообразный мотив. Но самый значительный вклад в общее
впечатление от интерьера провенской церкви вносит новая форма сводов. Своды
здесь не шестилопастные, как в Сансе, а гораздо более эстетичные - благодаря
большему количеству нервюр - восьмилопастные. Поскольку по своим размерам
провенская церковь уступает собору Санса, декоративные элементы архитектуры
играют здесь гораздо более важную роль: ведь в соборе впечатление от них
теряется на фоне обширного пространства интерьера.
Церковь
цистерцианского аббатства в Понтиньи удалена от Санса приблизительно на такое
же расстояние, как и провенская церковь, но находится от него к юго-востоку, то
есть почти на самой границе с Бургундией. Из пяти первоначальных цистерцианских
аббатств - центров общеевропейской деятельности этого ордена - до наших дней
сохранилось только аббатство в Понтиньи. Остальные - Сито, Клерво, Моримон и
Ла-Ферте - пали
жертвами Французской революции и последовавших за ней событий. На протяжении
всей второй половины 12 века в Понтиньи велись строительные работы, ибо вскоре
после завершения строительства церкви, спустя всего лишь несколько десятков
лет, хор ее снесли и здание расширили. Это потребовалось потому, что число
монахов-священников возросло, а правила цистерцианского ордена требовали
предоставить каждому из них возможность ежедневно служить мессы.
Точная дата
возведения нового хора неизвестна, но, судя по стилю, можно предположить, что
его построили в последней четверти 12 века. Для церкви цистерцианского ордена,
воспрещавшего излишества в расходах на строительство, хор этот необыкновенно
роскошен. Семь радиально расположенных капелл соответствуют семи сторонам
многоугольной площадки хора. По количеству капелл эта церковь превзошла не
только другие церкви, но и почти все соборы своей эпохи - благодаря все той же
особенности цистерцианского устава. Апсида церкви в Понтиньи состоит из семи
сторон четырнадцатиугольника и дополнительного полупролета (тогда как
стандартные апсиды представляли собой пятиугольник, а стандартные площадки хора
соответственно были десятиугольными). В результате было увеличено также число
колонн и окон, профили которых в сочетании с нервюрами свода, перекрывающего
хор, образуют чрезвычайно изысканную конструкцию. Со структурной точки зрения
все это было необходимо из-за сложной сети нервюр в деамбулатории и аркбутанов
с наружной стороны хора; однако в теологическом отношении это здание едва ли
можно назвать образцовым воплощением цистерцианской скромности.
Вполне понятно,
насколько богатыми, невзирая на свой обет бедности, были монахи Понтиньи, если
всего за несколько десятков лет им удалось завершить строительство этой церкви,
а затем тут же приступить к реконструкции. Для сравнения заметим, что гораздо
более скромная по масштабам церковь Сен-Кирьяс так и не была достроена.
Приблизительно
в то же время, когда завершилось строительство церкви в Понтильи, был возведен
новый хор церкви Сент-Мадлен в городе Везуле (Бургундия). Везуль в то время был
популярным центром паломничества, ибо там хранились мощи святой Марии
Магдалины. И только после 1270 года, когда в Сен-Максимен в Провансе обнаружили
другие мощи Марии Магдалины, признанные папой подлинными, поток паломников в
Везуль пошел на убыль, в результате чего город погрузился в долгий сон.
Готический хор
в Везуле, подобно хорам церквей Сен-Дени и Сен-Реми в Реймсе, контрастирует с
более старым, в данном случае романским, центральным нефом, устремленным к
пронизанной светом восточной части здания. Хор не только организует все пространство
интерьера, но и играет важную роль в создании внешнего впечатления от здания
церкви, ибо располагается на высочайшей точке холма, возвышающегося над
Везулем, и виден издалека. Интерьер хора создан по чрезвычайно элегантному
проекту, заслуживающему подробного рассмотрения.
Во-первых, как
и в Провене, здесь использован трехъярусный профиль по образцу собора в Сансе;
и даже пилястры разделены валиками на секции точно так же, как в Сансе. Опять
появляется мотив двойной главной колонны, хотя такая колонна встречается лишь
однажды, на северной стороне хора, а напротив нее расположена одинарная тонкая
опора. Эта выраженная асимметрия весьма привлекательна, но загадочна: она
невольно притягивает к себе взор посетителя, отвлекая его от более важных с
религиозной точки зрения элементов интерьера. Тонкие столбы этой двойной
колонны - вообще самые тонкие из опорных конструкций хора, и расположены они
именно там, где в большинстве других церквей мы встречаем самые мощные опоры,
т. е. между прямыми боковыми стенами и площадкой хора. Отступив таким образом
от традиции, архитектор церкви в Везуле решил сложную архитектурную проблему
соединения различных элементов восточной части храма. Это решение не только
было новаторским, но и противоречило всем применявшимся до тех пор приемам, в
особенности тем, что были использованы в Сансе и Провене.
Более того, это
решение было тщательно продуманным и затрагивало даже форму сводов. Своды в
Везуле представляют собой не ряд единообразных по форме конструкций, а секции
равной величины. В результате шестилопастные своды чередуются с
четырехлопастными и многоугольными, причем это разнообразие вовсе не бросается
в глаза, так как величина всех сводов одинакова. Благодаря этому поперечные
арки удалось сделать ничуть не толще нервюр, и они не разграничивают своды, но,
напротив, как бы продлевая нервюры, формируют единообразное архитектурное
пространство. С помощью некоторых других приемов зодчий церкви в Везуле сделал
впечатление от этих богато структурированных сводов еще ярче. Он не стал
поднимать верхушки подпружных арок над окнами до высоты замкового камня свода,
как это было принято. Опять же вопреки обычной практике он расположил нижние
точки сводов на уровне верхней границы трифория. Оба эти приема позволили
превратить свод из тяжело нависающей над интерьером конструкции, опирающейся
прямо на стены, в великолепный балдахин. Такое расположение сводов проясняет
наконец функцию странной пары тонких колонн - двойной и одинарной опор,
установленных друг напротив друга. Становится понятно, что именно они, а не
размещенные поблизости гораздо более мощные колонны, отмечают истинные границы
пролета. Иными словами, конструкция пролетов в аркадной области не
соответствует конструкции сводов, и это - весьма заметное отклонение от обычных
структурных принципов готической архитектуры того периода.
Визуальная
гармония играла в проекте церкви в Везуле гораздо большую роль, чем логическая
согласованность. Это можно проиллюстрировать еще и тем фактом, что широкие
промежутки между соседними главными колоннами разделены тонкими колонками,
благодаря чему возвышающиеся над ними арки становятся столь же узкими, а
главное - столь же низкими, как и арки верхних ярусов, структура которых в
результате распространяется и на боковые стены.
При взгляде на
деамбулаторий и венец капелл становится очевидно, что архитектор церкви в
Везуле разрабатывал планы первого этажа и верхних ярусов как два отдельных
проекта. На уровне первого яруса перед нами простой деамбулаторий с глубокими,
отделенными друг от друга капеллами. Однако на уровне окон разделительные
стенки исчезают, и капеллы соединяются друг с другом, как в церкви Сен-Дени,
где довольно неглубокие капеллы примыкают к двойному деамбулагорию и объединены
с внешней частью обхода общими сводами. Таким образом, в Везуле сосуществуют и
накладываются друг на друга два важнейших альтернативных проекта того времени:
двойной деамбулаторий с неглубокими капеллами и одинарный деамбулаторий с
глубокими капеллами. Хор этой церкви служит прекрасным примером того, как в
последние годы 12 века зодчим, даже хорошо знакомым с готической архитектурой
Иль-де-Франса, тем не менее удавалось строить церкви в самых разнообразных
стилях.
Если архитектор
церкви в Везуле решил проблему структурного единства подпружных арок и сводов,
то его коллега в Осере несколько десятилетий спустя отделил стену от этих
структурных элементов. Реставрационные работы проводились с ориентацией на
шартрский образец с его трехъярусным вертикальным разрезом, хотя этот собор
меньше шартрского по размерам. По-видимому, строители даже не пытались достичь
шартрских масштабов напротив, даже несущие конструкции (главные колонны,
пилястры и колонки трифория) были сделаны гораздо более тонкими. Главные
колонны в Осере примечательно изящны и тонки даже в сравнении с суасонскими,
которые, в свою очередь, тоньше шартрских. Чтобы пучки служебных колонн не
выступали слишком далеко вперед (а это было нужно не только по причине их
многочисленности), опоры ребер стены установлены не перед стеной, а в
коробкообразных стенных нишах. Эта идея, разумеется, была не нова, поскольку
точно так же спроектирована центральная капелла церкви Сен-Реми в Реймсе,
однако только в Осере такая система была использована последовательно во всех
частях здания.
Кроме того,
верхушки оконных ниш в Осере расположены так, что образуют независимые пустоты
между с сводом и оконными стеклами. Техническая утонченность и изящество этого
приема лучше всего видны на примере центральной капеллы хора (сохранившейся до
наших дней в первоначальном виде), где свод похож на отдельно установленный над
капеллой балдахин. Две колонны, фланкирующие вход в капеллу, представляются как
два опорных шеста этого балдахина.
Строительство
центрального нефа приходской церкви Нотр-Дам в Дижоне пришлось в основном на
вторую четверть 13 века. Зодчий этой церкви заимствовал многие архитектурные
формы собора в Осере, но не стал полностью имитировать это здание. Так, по
своим масштабам церковь в Дижоне – как и подобает приходской церкви –
значительно меньше собора, и, следовательно, верхний ряд окон центрального нефа
здесь короче, чем в Осере. Кроме того, в интерьере здесь (опять-таки в
противоположность собору Осера) использованы единообразные опорные столбы, но
при этом – ритмически организованные шестилопастные своды. Самый выдающийся
образец такого противоречивого сочетания опор и сводов – собор Нотр-Дам в
Париже, где единообразные пучки по три пилястра, теряясь в полутьме сводов,
почти незаметно сливаются с чередующимися конструкциями нервюр. Дижонский
архитектор разрешил проблему соответствия пилястров и нервюр совершенно
противоположным способом. Поскольку к двум соседним опорам сходится различное
количество нервюр, то и количество пилястров также различно. На одном опорном
столбе возвышается три пилястра, на втором – один, на третьем – снова три и так
далее по всей длине центрального нефа. В результате и своды, и пилястры вносят
свой вклад в организацию ритмической структуры пространства. Этот ритм
подчеркнут рядами единообразных главных колонн, аркадами трифория и верхними
окнами центрального нефа, которые, как и в Осере, помещены в нишах. Таким
образом, в дижонской церкви накладываются друг на друга две ритмические
системы. Чтобы выделить это, архитектор установил опоры в трехпилястровых
пучках, на которые опираются поперечные арки сводов, так далеко друг от друга,
что между ними видна стена. Особенно ярко эта особенность различима на фоне
аркадных арок, профили которых продолжаются за пилястрами.
Кроме того, в
Дижоне мы снова встречаем осерский мотив стены бокового нефа: в каждом пролете
на равной высоте помещено несколько окон. Объединяясь в группы по три, эти окна
соотносятся с трифорием, пролеты которого также имеют трехчастное деление, и
создают дополнительное членение верхнего ряда окон центрального нефа сериями
небольших, равных по величине стрельчатых окон. Этот мотив также подчеркивает
единообразный ритм разделенных на узкие участки стен центрального нефа, а по
контрасту выделяет и широкие подпружные арки сводов.
На фасаде
дижонской церкви, уникальном произведении французской готической архитектуры,
снова возникает мотив арочных рядов, накладывающихся друг на друга. Над
изящными порталами возвышается чрезвычайно эффектная стена, украшенная
скульптурными галереями и поясами резьбы.
Несмотря на то
что постройки, расположенные к юго-востоку от Иль-де-Франса, т. е. главным
образом на территории Бургундии, возводились с определенным учетом соборной
архитектуры центральной области Франции, все же зодчие сохраняли здесь
некоторую независимость. Найденным ими элегантным решениям конструктивных и
декоративных задач (таким, как разграничение нижних и верхних ярусов в Везуле,
уменьшение толщины несущих конструкций в Осере и разнообразие ритма в разных
слоях стен в Дижоне) предстояло начиная с середины 13 века оказывать заметное
влияние на архитектуру Парижа.
Список
литературы
Для подготовки
данной работы были использованы материалы с сайта http://francegothic.boom.ru/