Игорь Северянин и мистификации "серебряного
века"
С. А. Викторова
Начало
XX века в русской культуре было эпохой мистификаций. Жизнь творилась как
художественное произведение, а оно, в свою очередь, было рефлексией, отражением
чаще всего кривозеркальным жизни богемы - поэтов, писателей, художников.
"Художник, создающий "поэму" не в искусстве своем, а в жизни,
был законным явлением в ту пору", - писал В. Ходасевич [1].
Смысл
жизни для декадентов-символистов был в том, чтобы ее сыграть!
"Непрестанное стремление перестраивать мысль, жизнь, отношения, самый даже
обиход свой по императиву очередного "переживания" влекло символистов
к непрестанному актерству перед самими собой - к "разыгрыванию"
собственной жизни как бы на театре жгучих импровизаций", - писал В.
Ходасевич [1]. Декадансная личность становилась "копилкой
переживаний": все попробовать, все отведать, накопить без разбора эмоции
(кокаин, морфий, вакханалии, оргии и любовь, как и все, одержимая).
У
Валерия Брюсова есть роман "Огненный ангел" с посвящением:
"Много любившей и от любви погибшей". В романе три главных героя -
граф Генрих, Рената и Рупрехт. От любви погибает, конечно же, Рената. Причем в
книге Брюсова она погибает намного раньше, чем в жизни... Брюсовский
"Огненный ангел" - это роман-отражение, роман-рефлексия.
В
1903 году в богемной среде Москвы появилась некая Нина Петровская. По отзывам
современников, она не была хороша собой, но была "довольно умна",
чувствительна и, главное, "очень умела попадать в тон". Поэтому в
среде "ловцов мигов и впечатлений" она тотчас стала объектом
"любвей".
В
1904 году все восхищались молодым, златокудрым, голубоглазым и обаятельным
Андреем Белым. Общее восхищение, разумеется, передалось и Нине Петровской,
разочарованной на тот момент и уставшей от вампирской любви и
"оргиазма" одного из поэтов. Вскоре восхищение перешло во
влюбленность, а затем и в любовь.
Любовь
в то время, в той среде не могла быть просто любовью. "Надо было любить,-
как пишет Ходасевич,- во имя какой-нибудь отвлеченности". Нина обязана
была в данном случае любить Андрея Белого во имя его мистического призвания, в
которое верить заставляли себя и она, и он сам. Эта любовь продолжалась
недолго, Белый бежал от соблазна. Он бежал от Нины, дабы ее любовь, слишком
земная, не запятнала его чистых риз. Нину же укоряли и оскорбляли
"шепелявые, колченогие" [1] друзья-мистики Белого: "сударыня, вы
нам чуть не осквернили пророка". В том же 1904 году Ниной заинтересовался
и увлекся уже женатый Брюсов. Он предложил ей союз против Белого, союз, который
тоже был облечен романтическим ореолом. Нина искала утешения и жаждала
отомстить Белому. В 1905 году Нина стреляет в А. Белого в упор из браунинга.
Револьвер дает осечку, и его тут же выхватывают из Нининых рук. Но Нина
считала, что все же убила Белого (скорее всего, свою любовь к нему).
То,
что для Нины стало очередным средоточием жизни, было для Брюсова очередной
серией "мигов". Роман "Огненный ангел" поставил точку в
отношениях Нины и Брюсова. То, что для Нины было жизнью, для Брюсова стало
использованным сюжетом. В романе автор разрубил все узлы отношений между
действующими лицами, под масками которых были изображены Нина-Рената, А.
Белый-граф Генрих, В. Брюсов-Рупрехт. Рената погибает, сам же автор под маской
Рупрехта погибать не хотел.
В
1912 году Брюсов стал ухаживать за начинающей поэтессой Надеждой Львовой. В.
Ходасевич отмечал: "Стихи ее были очень зелены, очень под влиянием
Брюсова" [2].История любви Надежды так же трагична, как и любовь Нины.
"Огненный
ангел" стал не единственным романом-мистификацией Брюсова. В 1913 году
появляется в продаже книга стихов: "Стихи Нелли. Со вступительным сонетом
Валерия Брюсова". Многие литературные критики, а также читатели с
интересом познакомились с книгой новой поэтессы, и мало у кого возникло
подозрение, что поэтический голос Нелли очень знаком. Лишь немногие критики,
поэты, вращавшиеся в одном кругу с Брюсовым (например, В. Ходасевич), сразу
узнали и по достоинству оценили новую литературную мистификацию поэта.
Нелли
- этим именем Брюсов звал Надю без посторонних. Но у Надежды Львовой есть всего
лишь одна книга стихов ("Старая сказка" 1913 года). История
повторилась. Новая литературная мистификация Брюсова стала еще сложнее прежней.
С обложки книги исчезло имя истинного автора, на ней - двусмысленный титул.
Брюсов рассчитывал, что слова "стихи Нелли" непосвященными будут
поняты как "стихи, сочиненные Нелли". Так и случилось, публика, и
многие писатели поддались обману. В действительности же подразумевалось не
"стихи Нелли", а "стихи к Нелли", то есть ей посвященные.
Быть
может, все в жизни лишь средство
Для
ярко-певучих стихов...
Это
двустишие Брюсова отражает его отношение и к Нине Петровской, и к Надежде
Львовой.
Но
Брюсов не остановился на литературных мистификациях, ему захотелось их
завершить в жизни. С лета 1913 года Брюсов, по словам В. Ходасевича,
систематически приучал Надежду к мысли о самоубийстве. Она стала очень грустна.
А ночью на 24 ноября Надя застрелилась. Застрелилась из того самого браунинга,
из которого стреляла в Белого Нина Петровская. На этот раз револьвер не дал
осечки. Не в романе, а в реальности оборвалась жизнь не Нины-Ренаты, а
Нади-Нелли. Нина умерла в 1927 году за границей, куда уехала в 1911-м. Ее жизнь
за границей - затянувшийся эпилог "Огненного ангела", она не
покончила с собой только из-за больной сестры и умерла, заразив себя ее трупным
ядом.
На
этом мистификации не заканчиваются. Книга Брюсова "Стихи Нелли" была
написана в духе Игоря Северянина. Это был период, когда Брюсов "конфузливо
молодился" [2], искал общества молодых поэтов-футуристов. Брюсов был в
восторге от Северянина, от его "новой" поэзии и благословил его в
1911 году на ратный труд и поэтический подвиг: "Юный лириков учитель,/Вождь
отважно-жадных душ,/Старых граней разрушитель,/Встань пред ратью,
предводитель,/Разрушай преграды, грезы, стены тесных склепов рушь!"
("Игорю Северянину").
Несмотря
на то, что Северянин провозгласил себя эгофутуристом, новым поэтом новой эпохи,
он был хорошим учеником символистов, и идеи жизнетворчества, театрализации
бытия были ему не только не чужды, но и близки, являлись основой его поэтики.
В
1911 году он пишет стихотворение "Нелли": "В будуаре тоскующей
нарумяненной Нелли,/Где под пудрой молитвенник, а под ней/Поль де-Кок,/Где
брюссельское кружево...на платке из фланели!..". Это стихотворение -
ирония и издевка над пошлым бытом мещанки-кокотки Нелли: "Философия
похоти!.. Нелли думает едко!/Я в любви разуверилась, господин педагог.../О,
когда бы на "Блерио" поместилась кушетка!/Интродукция - Гауптман, а
финал - Поль де-Кок!"
Игорь
Северянин, конечно же, не мог не знать о взаимоотношениях Брюсова и Надежды
Львовой, так как был приближен к жизни мэтра, был его пажом. Возможно, это
стихотворение - ироническая аллюзия на отношения Брюсова и Надежды Львовой.
Жизнь мэтра, причем неприглядная, превращена молодым поэтом-эгофутуристом в
очередной литературный миф. Любопытно, что и сборник Северянина, куда вошло это
стихотворение, "Громокипящий кубок" и брюсовские "Стихи
Нелли" вышли в 1913 году. Стихотворение же "Нелли" написано в
1911-м, и Брюсов мог его прочитать, так как Северянин знакомил мэтра со своим
творчеством. Каждая из этих книг является характерной для творчества поэтов.
"Громокипящий кубок" - одна из лучших книг Игоря Северянина, в ней
все темы, мотивы, образы его поэзии, вся его эстетика. "Стихи Нелли"
Брюсова отражают его подражательный эгофутуристический период в поэзии, причем
подражал Брюсов Северянину только второму разделу его "Громокипящего кубка",
"Мороженому из сирени", в котором сосредоточены все
куртуазно-жеманные образы и мотивы северянинской лирики.
"Громокипящий
кубок" Северянина является поэзией-отражением, рефлексией
культурно-бытовых и поэтических реалий начала XX века. "Мороженое из
сирени" представляет читателю мир беззаботных, игривых, изысканно-пошлых
кокоток, "девственных дам", куртизанок, эксцессерок. Образы такого
художественного мира Северянина не единожды обыграны, спародированы
поэтами-современни-ками. Но Северянин и сам обыгрывал, включал в свой поэтический
мир голоса других поэтов, "смешивал стили". Так, некоторые
стихотворения Северянина являются рефлексией на поэтическую образность молодого
поэта, современника Северянина Виктора Гофмана.
"Виктор
Гофман,- пишет Юрий Айхенвальд,- это, прежде всего, влюбленный мальчик, паж,
для которого счастье - нести шелковый шлейф королевы, шлейф того голубого,
именно голубого платья, в котором он представляет себе свою молодую
красавицу" [3]. Он нежный, томный, упоенный, душа его полна стихов и
цветов. В его песнях отблеск невинности и наивности. Он - паж природы, не
только инфанты. "Кроме любви томной, зародившейся весною, когда мир как
слабый больной", Гофман знает и любовь-балладу, сочетание страсти и
фантастики, страшные метаморфозы любви ("Наваждение"). "Цветочные"
образы его поэзии: сирень, васильки, лилии, так же как и образы голубого
шелкового платья, и весеннего мальчика, и принцесс с королевами,
наивно-лирические интонации - переосмысливаются Северяниным и являются
трансформированным голосом Гофмана в его поэзии.
Игорь
Северянин, конечно же, не мог оставить без внимания талантливого и поэтически
родственного Виктора Гофмана. Столь известная всем поэма-миньонет "Это
было у моря" является рефлексией на поэзию придворного пажа Гофмана:
"Королева играла - в башне замка - Шопена,/И, внимая Шопену, полюбил ее
паж". Это стихотворение музыкально, его поэтическая форма заимствована из
музыки: миньонет - танец; по характеру близкий вальсу. Стихотворения Северянина
вообще музыкальны, а это музыкально вдвойне, так как отражает еще и
музыкальность поэзии В. Гофмана. Гофман, как верно заметил Ю. Айхенвальд,
"поэт вальса, но вальса смягченного в своем темпе и
музыкально-замедленного": "Был тихий вечер, вечер бала/Был летний бал
меж темных лип,/Там, где река образовала/Свой самый выпуклый изгиб./Был тихий
вальс, был вальс певучий..." Стихотворение "Это было у моря"
Северянина "вальсирует" в быстром темпе. И если взглянуть на него как
на пародию, иронию над лирикой пажа, то окажется, что этот быстрый темп вальса,
вопреки медленному, плавному гофманскому, Северянин задал специально. Строчки
Северянина: "Было все очень просто, было все очень мило" - аллюзия на
гофманскую лирику в целом. В стихотворениях Гофмана паж прост и наивен, его
любовь чистая, не отягощенная чувством греха, его принцессы и королевы -
"невинные девы" (у Северянина, для сравнения, "невинные
дамы").
Поэма-миньонет
- виртуозное сочинение Игоря Северянина, гармонично вплетающееся в его
"музыкальную" поэтику и в то же время одаряющее читателя рядом
аллюзий и реминисценций.
Если
"Это было у моря" - изящная ирония над поэтом-пажом, то в следующем
стихотворении ("Каретка куртизанки") Северянин беспощаден к
лирическому герою стихов Виктора Гофмана. Для поэта-пажа любви и природы было
бы оскорбительным увлечься падшей женщиной, тем более служить ей. Его
возлюбленные - чистые, наивные, как и он, принцессы. Северянин же заставляет
"юного пажа" "быть блюстителем здоровья" куртизанки:
"Чтоб ножки не промокли, их надо окалошить,-/Блюстителем здоровья назначен
юный паж". Снова Северянин пародирует музыкальность стихотворений Гофмана:
появляется музыка, но не мелодичный и томный вальс, а подходящая для случая и
заказчика "бравадная мазурка", исполняет которую какой-то
"курортный оркестр". Апогеем издевательской иронии является концовка
северянинского стихотворения: "Каретка куртизанки опять все круче,
круче,/И паж к ботинкам дамы, как фокстерьер, прилег...".
В
стихотворении "Кэнзели" прослеживается все та же ирония Северянина
над незатейливым лирическим героем Гофмана. Только в этом стихотворении поэт
называет пажа мальчиком, цель которого, правда, все та же - служить и
прислуживать кокотке: "Ножки плэдом закутайте дорогим ягуаровым,/И, садясь
комфортабельно в ландолете бензиновом,/Жизнь доверьте Вы мальчику в макинтоше резиновом,/И
закройте глаза ему Вашим платьем жасминовым...".
Виктор
Гофман создает удивительно легкий, чарующий, утонченный, одухотворенный образом
юноши-пажа поэтический мир. Если бы этот поэтический мир не эволюционировал в
творчестве В. Гофмана, оставался бы прежним беззаботным, то иронические
стихи-рефлексии Северянина на творчество Гофмана воспринимались бы легко, с
улыбкой. Но Гофман не мог остаться в одной только любви, нежной, сладостной,
первоначальной. На пороге рая долго пребывать нельзя, необходимо перешагнуть
его. "Ослушник Адам, вкусивший от древа познания и древа сознания,
неизбежно становится Гамлетом" [3], а Гамлет не может быть пажом. Из
лирики Гофмана исчезает прежняя упоительность ощущений, поэт и лирический герой
платят за эстетику "мига", причем в случае с Гофманом поэт и
лирический герой - единое "я", целое и цельное. Поэтому наступает
отрезвление, столь горькое и трагичное. Наивный Адам превращается в Фауста,
который просит прощения у погубленной им Маргариты: "О милая, прости меня
за мой невольный грех,/За то, что стал задумчивым твой непорочный смех,/Что,
вся, смущаясь, внемлешь ты неведомой тоске,/Что тоненькая свечечка дрожит в
твоей руке". Потеряв рай, мечту-утопию, Гофман окунулся в реалии душного,
"смутно освещенного" города. Мечта, бывшая когда-то реальностью,
стала просто тенью, а душа была в мечте. Без души же и жить незачем. В Париже
Виктор Гофман покончил с собой.
Поэты-демиурги,
мистификаторы XX века, начала новой эпохи, знали, что играют, играют с
собственной жизнью, но сама игра стала жизнью. Расплаты же были не
театральными. Испив однажды из "отравленной чаши культурных
извращенностей" (Н.Бердяев), выжить было невозможно. Наступала либо
духовная, либо физическая смерть.
И
не удивительно, что Игорь Северянин не отобразил трагедии ни Ренаты-Нины
Петровской, ни Нелли-Надежды Львовой, ни мальчика-пажа - Виктора Гофмана в
своих стихах. Северянин, так же как и они, играл, и интересовала его только
игровая стихия, сфера, в которой миф и театральная игра порождают такое
явление, как жизнетворчество, основа которого - мистификация. Трагедию же Нины
Петровской зафиксировал на бумаге В. Брюсов - "Огненный ангел",
трагедия Надежды Львовой и Виктора Гофмана - в их "поздних"
предгибельных стихах.
Удивительно
то, каким образом переплелись поэзия и судьбы:
Андрей
Белый == Нина Петровская == Валерий Брюсов == "Огненный ангел" ==
Надежда Львова == "Стихи Нелли" == Игорь Северянин == поэт-паж Виктор
Гофман.
Переплелись
так, как только могли переплестись в безумном, безудержном, а не только
изысканно-прекрасном "серебряном веке".
Список литературы
В.
Ф. Ходасевич. Конец Ренаты //Ходасевич В. Ф. Некрополь. Воспоминания. М., 1991.
С. 7-19.
В.
Ф. Ходасевич. Брюсов// Ходасевич В. Ф. Некрополь. Воспоминания. М., 1991. С.
20-43.
Айхенвальд
Ю. Виктор Гофман // Айхенвальд Ю. Силуэты русских писателей. М., 1993.
С.236-248.
Для
подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.yspu.yar.ru