Деревянное зодчество русского севера
Грабарь И. Э., Горностаев Ф. Ф.
Если
в Новгороде это влияние еще не так заметно, то позже в эпоху возвышения Москвы,
оно оказывается настолько решающим, что сама история московского зодчества есть
в значительной степени история перенесения деревянных форм на каменные
сооружения. Изложение этого периода совершенно немыслимо без предварительного
знакомства с деревянными церквами русского Севера.
Задолго
до крещения Руси в ней уже были деревянные храмы. В договоре Кн. Игоря с
греками упоминается церковь Ильи Пророка, в которой русские христиане давали
клятву на верность договору. Летописец, рассказывающий об этом событии под 945
годом, называет церковь соборной, и она была не единственной. В той же летописи
под 882 годом в рассказе об убийстве Олегом Аскольда и Дира упоминаются еще две
церкви – "божниця святаго Николы" и "святая Орина". Эти
церкви были деревянные, что видно из летописей, называющих их "срубленными"
и отметивших, что все они сгорели. В Новгороде, по-видимому, также были церкви
уже задолго до крещения Руси. Об одной из них, церкви Преображения, сохранилось
известие в отрывке Якимовской летописи1.
После
крещения киевлян Владимир, по свидетельству летописи, "нача ставити по
градом церкви и попы". Отправляя своих сыновей в уделы, и им наказывал
заботиться о построении храмов и посылал с ними священников. Все эти церкви,
вне всякого сомнения, рубились из дерева, и появление первых каменных храмов
летописи отмечают как событие совершенно исключительной важности. По всему
видно, что деревянное зодчество в этой по преимуществу лесной стране было уже в
достаточной степени развито, и рубка церквей едва ли доставляла много
затруднений тогдашним плотникам.
Какова
была архитектура этих церквей? К сожалению, ответить на этот вопрос при тех
скудных сведениях, которые дошли до нас, нет никакой возможности, и если не
поможет какой-либо счастливый случай, какое-либо неожиданное открытие – фреска,
икона или рукопись с изображениями первых деревянных церквей, - то вопросу
суждено навсегда остаться без ответа. Пока же у нас нет данных даже для
приблизительных и гадательных предположений. Единственное сведение, которым мы
располагаем, относится к деревянной Софии в Новгороде, сгоревшей в 1045 году и
замененной вслед затем каменной. Она была поставлена в 989 году первым
новгородским епископом Иоакимом, которого Владимир вывез из Корсуня и отправил
крестить новгородцев. Эта соборная Софийская церковь вся была срублена из дуба
и имела 13 верхов2. Ясно, что она представляла весьма сложное сооружение,
требовавшее большого искусства, знаний и опыта. И как раз Новгород славился уже
с древнейших времен своими искусными плотниками. Когда в 1016 году новгородцы с
Ярославом пошли на Святополка Киевского, то недаром киевляне презрительно
называли их "плотниками". Из этого можно заключить, что на юге
плотницкое дело было не в почете, и с появлением каменных храмов деревянные
рубились только там, где нельзя было поставить каменного. Не то мы видим на
Севере, где были выработаны совершенные формы деревянного зодчества, которые в
течение веков непрерывно влияли на всю совокупность русского искусства. Формы
эти являлись тем неиссякаемым родником, из которого черпали новую жизнь
застывавшие временами художества на Руси, и значение их все еще недостаточно
оценено.
С
чрезвычайно отдаленных времен вырабатывались как самые плотничьи приемы, так и
та терминология, которая сохранилась на Севере до наших дней. Слова
"стопа", "сруб" "клеть" говорят о форме и способе
постройки деревянных сооружений. Древний термин "хоромы",
определявший соединенную в одно целое группу жилых богатых помещений, всецело
выражал впоследствии и внешность "храма", т.е. той же храмины,
хоромины, хором, как жилища, но жилища не простого смертного, а бога –
"дом божий". Таким образом, в самом слове "храм", будь он
каменный или деревянный, скрывается определение богатого жилища.
С
распространением христианства расширялась и потребность в сооружении храмов.
Византийское церковное зодчество с установленными церковью основными формами
плана и фасадов было принято как завет, как нерушимая святыня, остававшаяся
неподвижной целые века. Свободному замыслу тут долго не было места. Только
первые деревянные церкви, появившиеся еще до каменных, могли быть срублены
иначе, ибо не было еще образцов, к которым местные плотники должны были
приноравливаться. Они вынуждены были искать форм для нового сооружения, одной
стороны, в преданиях хоромного строительства, с другой – в собственном воображении.
Когда же появился первый каменный храм, то такой образец был дан, и с этих пор
деревянное церковное строительство получило возможность заимствовать некоторые
особенности каменного храма.
Конечно,
о точном воспроизведении его форм в дереве не могло быть и речи. Прежде всего,
этому препятствовал уже самый материал и создававшиеся веками строительные
приемы деревянного зодчества, находившегося в руках самого народа. Слишком
строгой охраны византийских форм не допускали разбросанность и глушь
деревенской Руси. Понемногу у народа выросло свое особенное представление о
красоте "божьего храма". Все это вместе взятое неотразимо направляло
развитие деревянного храмового зодчества в совсем другую сторону и постепенно
привело его к той изумительной самобытности, в которой бесследно исчезли черты,
заимствованные некогда у Византии.
В
этой борьбе народного вкуса с чуждыми ему началами духовная власть оказалась в
силах удержать только самое общее очертание первоначального византийского
плана. Осталось центральное помещение для молящихся, алтарь и притвор. Но и они
с течением времени значительно видоизменились и получили народные, чисто
бытовые прибавки. Место притвора заняла обширная "трапезная", а сам
он превратился в необходимую принадлежность жилищ – сени, получив вместе с их
значением и их конструкцию. Наконец, как и подобало хоромам, храм приподнялся
на целый этаж, получив так называемые "подклеты", а вместе с ними и
казовую часть хором – крыльца с "рундуками", как назывались крытые
входные площадки этих крылец. Конструктивное устройство отдельных частей храма
в виде прямоугольных срубов, совершенно тождественных по рубке с обыкновенным
жилищем, требовало и тождественного потолочного перекрытия по
"матицам", или иначе балкам, либо "прямью", либо "в
косяк". Различные высоты срубов, или клетей, требовали их отдельного
кровельного покрытия.
"Божий
храм", по народному воззрению, непременно должен быть
"приукрашенным", и подобно тому, как главная красота хором
сосредоточивалась на украшении их верха, так и на верхах храмов строители
давали волю тому декоративному инстинкту, который на суровой глади бревенчатых
стен не находил выхода. Насколько просто, скромно и как бы намеренно скупо
убраны стены срубов, настолько причудливо и богато украшены кровли храма. Но,
походя на богатые хоромы, храм требовал и присущего ему отличия, выражавшегося
в главах и крестах. Готовых форм для главы в дохристианском деревянном
строительстве на Руси не было, и приходилось брать их с храмов каменных, но уже
самое устройство потолочного перекрытия и кровель деревянного храма обрекало
главу на роль чисто декоративного придатка. Сохраняя присущую главам округлую
форму, соответствующую каменному куполу, а также округлость его шеи, или
барабана, деревянная церковная глава никогда не достигала величины глав
каменных церквей, хотя и получила для своего увеличения "пучину",
превратившись в куполок луковичной формы, в так называемую
"маковицу". Другая отличительная форма каменной церкви –
"закомара", или полукруглое окончание верхов фасадных стен, нашла
соответствующее применение и в деревянном зодчестве. Сохраняя округлость, она,
тем не менее, вполне отвечала своему прямому назначению – служить кровлей
деревянного сооружения. Эта форма известна под названием "бочки", так
как напоминает обыкновенную бочку, часть которой срезана во всю ее длину. Бочка
поставлена своей срезанной стороной на сруб, а вверху ее круглое тело получило
заострение. Такое же заострение получилось и на дне ее, являющемся как бы
полуарочным фронтончиком и получившим характерное название "кокошника".
"Бочкой" перекрывались обыкновенно алтари и притворы, а иногда она
служила и подножием для глав. Покрывается ею нередко и главный
"рундук" крыльца, где обыкновенно находится икона. Насколько эта
форма "бочки" или лицевой ее части, "кокошника", присуща ее
церковному значению, наглядно показывают верхние окончания деревянных и
металлических складней, киотов, сеней.
Как
главы и их шеи, так и бочки покрывались особой деревянной чешуей, называвшейся
"лемехом". Первоначально в лемехе стремились, по-видимому,
воспроизводить черепицу, покрывавшую первые каменные храмы, но позже этот
способ покрытия приобрел совершенно самостоятельное значение и стал решительно
неотделим от деревянной церкви. Лемех стругали обыкновенно из осины, тонкими
узкими дощечками, наружные концы которых вырубались в виде крестов. Надо видеть
на месте, на Северной Двине, на Онеге и Мезени, древние церкви, покрытые
лемехом, чтобы понять тяготение былых строителей к чешуйчатым кровлям. Такая
кровля не только издали, но даже на близком расстоянии производит впечатление
серебряной или посеребренной, и тот, кому случается увидеть из-за седого леса
стройные чешуйчатые главки северной церкви, может биться об заклад, что они
крыты не деревом.
Разрастаясь
в ширину через устройство приделов, сеней и крылец, деревянные храмы, как
хоромы божьи, естественно, стремились еще больше в высь, далеко оставляя позади
хоромы смертных. Были храмы, достигавшие 35 сажен высоты3, а 20-саженная вышина
была уже обыкновенной. Стремление украсить наилучшим образом верхние части
храма привело к очень распространенному приему многоглавия, доходящему иногда
до 22 глав.
Деревянное
зодчество растет и развивается только в лесной стране, а таковой издревле и
поныне является весь русский Север. Обитатели этого края с малых лет
знакомились с плотничным делом. Летописные известия очень рано отмечают уже
роль Новгородского Севера в деревянном строительстве. О блестящем развитии
плотничного искусства северной Руси говорят и московские акты XVII века,
называющие плотников, живущих по Ваге, лучшими мастерами. Важские плотники
постоянно пополняли кадры царских мастеров.
Роль
русского Севера в созидании самобытных форм деревянного церковного зодчества
становится особенно понятной, если бросить взгляд на церковную архитектуру
Украины и Прикарпатских земель. Наиболее интересными и наиболее самобытными из
них оказываются церкви самых глухих мест в Карпатских горах. Причудливо
своеобразные их формы чужды тех влияний, которыми полны их более культурные
соседи на западе и востоке. Самобытность их объясняется той непринужденностью и
свободой, с которой чисто бытовые формы жилища призваны служить обширным
декоративным замыслам храмоздательства, чуждого далекому от них контролю. И
вдали от шумных городов, в глуши заброшенных деревенских уголков выросли такие
поистине народные создания, как церковь в Малнове, в Скольских горах Галиции.
Своеобразность и глубоко народный характер церквей Норвегии также объясняются
отдаленностью их от культурных центров, всегда сглаживающих и нивелирующих
самобытные черты. Несмотря на все сходство этих церквей по общим контурам и
силуэту с романскими каменными церквами, они отличаются не меньшей
самобытностью, нежели церкви Галиции и Прикарпатской Руси. Последние кажутся
похожими скорее на норвежские, чем северные русские, но сходство это только
кажущееся. По самой конструкции они, несомненно, роднее церквам Северной Руси,
с которыми имеют общий прием горизонтально положенных бревен, тогда как в
Норвегии, Дании, Англии и Германии бревна ставились вертикально, стоймя. Только
по грандиозности размаха и величию замысла они напоминают несколько
храмы-великаны Северной Двины и Мезени. Таковы знаменитые церкви в Боргунде и
особенно в Гиттердале.
Особенности деревянного церковного зодчества на
русском севере
На
русском Севере сохранилось еще, по счастью, такое множество старинных
деревянных церквей, что по ним мы можем воссоздать все приемы, бывшие в ходу в
деревянном храмоздательстве в течение целого ряда веков. Правда, наиболее
древние из них не заходят далее начала XVI века, а в безусловно сохранившемся
первоначальном виде дошла до нас только одна церковь этого столетия и то самого
конца его, но формы древнейших памятников деревянного зодчества отличаются
таким поразительным совершенством, такой ясностью, простотой и логичностью
конструкций, что нужны были века для того, чтобы народное творчество их
выработало. Последние церкви, выдержанные еще в древних формах, были срублены в
конце XVIII века. С этого времени зодчий-плотник уступает свое место городскому
архитектору, и народ уже не сам и не по своему вкусу создает себе храмы, а
получает их из города.
Подразделяясь
на разнообразные, ярко выраженные типы, храмы того трехвекового периода,
который более или менее доступен нашему обследованию, в общих чертах совершенно
одинаковы по своей конструкции. Сравнивая храмы и избы, возникшие одновременно,
нельзя не видеть общности их приемов, доходящей в деталях, особенно в
украшениях, до полной тождественности. Одной из главных особенностей народного
творчества является его несокрушимая верность преданиям, тяготение к своим
формам выражения, созидавшимся веками. Всякие новшества, вливающиеся в сферу
народного творчества, тотчас же претворяются, подчиняясь этим вековечным,
основанным на устойчивости народного быта, формам. Оттенки народного стиля суть
претворенные новшества. Значение их главным образом чисто декоративное.
Принимая во внимание чрезвычайную медленность движения вперед, обычную для
народного искусства, а также вековые традиции деревянного строительства, едва
ли ошибочным будет предположение, что еще задолго до XVI века существовали
близкие по конструктивным и художественным формам предшественники уцелевших до
нас храмов. Эти предшественники, несомненно, сыграли значительную роль в
сформировании каменной архитектуры XVI века, яркими представителями которой
являются храмы Вознесения в селе Коломенском под Москвой и московский Василий
Блаженный. Нельзя допустить и мысли об обратном влиянии этих храмов на
деревянное церковное зодчество, ибо мы имеем данные, говорящие совершенно определенно
о существовании шатровых церквей задолго до Василия Блаженного и до
Коломенской.
При
изучении конструктивных особенностей деревянного зодчества не перестаешь
изумляться их необычайной простоте и рациональности.
Все
жилые и нежилые деревянные сооружения русского Севера возводились из плохо
просушенного леса, преимущественно хвойного. Опыт научил, что из такого леса
можно возводить строения рядами или "венцами" из бревен, положенных
горизонтально. При ссыхании они не дают щелей, надавливая друг на друга, чего
не бывает при вертикально поставленных бревнах. Соединение венцов производилось
при помощи вырубки в концах их соответствующих бревну полукруглых углублений,
причем неизбежно приходилось оставлять выпущенные "концы". Такое
соединение называлось "в обло", т.е. по округлому. Это соединение –
самое примитивное, допускающее работу наиболее простым инструментом, топором.
Другой способ соединения уже не по округлому, а "в зуб" или "в
лапу", по-старинному "в шап", причем выпускных концов нет, а
самые концы бревен каждого венца должны быть так вырублены, чтобы схватиться
друг с другом как бы зубами, или лапами. Такой способ соединения экономнее, но
вместе с тем и несколько сложнее, так как требует аккуратности в сцеплении
зубьев. Употребление этого способа вызывалось или неизбежной необходимостью,
или роскошью. Наружные бревна оставались круглыми, необтесанными, тогда как
внутренние стены обтесывались и "выскабливались в лас", причем в
углах часто закруглялись.
Ряды
так или иначе соединенных венцов назывались "стопами" или
"срубами". Вполне оборудованные помещения с косяками для дверей и
окон, с полом и потолком – назывались "клетями". Суровость климата
при обилии атмосферных осадков вызывала необходимость устраивать жилье на втором
этаже, верхнем или "горнем", откуда и название "горницы".
Нижний этаж получал название "подклета".
То
же свойство климата вызвало высокий подъем кровель от 110 до 30° в углах
верхнего соединения "князька", или, по-древнему, "кнеса" и
"кнеска"4. К первым относится обыкновенное покрытие северной избы на
два ската, а к последним покрытие шатровое. Середину между ними в 40 - 45°
занимает особое покрытие на два ската, так называемое "клинчатое",
т.е. в форме клина, принадлежащее главным образом храмам.
Все
покрытие производилось деревом, причем двускатные постройки крылись тесом, а
шатры и дуговые формы "кожушились", т.е. покрывались в чешую,
"лемехом". Конструкция и нынешней северной кровли избы отличается
необыкновенной прочностью. На сруб ставятся, прежде всего, стропильные ноги,
или "быки", крепко связанные горизонтальными обрешетинами, или
"лотоками", и соединенные вверху подконьковой жердью, так называемой
"князевой слегой". Внизу быки врубаются в бревна верхнего венца
сруба, зовущиеся "подкуретниками". Кровельный тес зажат в нижних
концах желобом – "застрехой", или "водотечником",
держащимся на загнутых концах быков, на их "курицах", а в верхнем
конце, на князьке, он зажат тяжелым бревном, "охлупнем". Лотоки
покоятся на сучках, оставленных на быках.
Такая
кровля легко выдерживает натиски жестоких северных ветров. Надо заметить, что
все ее части соединяются между собой "вырубкой", и только в самых
необходимых случаях пускаются в ход деревянные костыли, о железных же гвоздях
до недавнего времени не было и помина. Но удивительнее всего – отсутствие в
числе плотничьих инструментов пилы, столь, кажется, необходимой нынешнему
плотнику. На Севере есть старожилы, которые помнят, как лет 50 – 60 тому назад
у них впервые только появился этот инструмент. Отсутствие пилы в древнем
строительном искусстве можно проследить повсюду. Выходящие концы венцов не
отпилены, а обрублены, но обрублены так мастерски, что, на первый взгляд, они
кажутся опиленными. Между тем поперечная рубка, т.е. перпендикулярная слою
дерева, - сама трудная. Все косяки окон и дверей, все доски потолка, пола и
крыш обтесаны также одним топором. Диву даешься, глядя на эту огромную и
упорную работу. Сколько нужно было уменья и навыка, чтобы "справлять"
все дело одним топором. Рубили лес и дрова, рубили храмы и избы, рубили в
прямом смысле слова. Приготовить из срубленного дерева доску составляло уже
немалый труд, ибо, не имея пилы, нужно было посредством клиньев расщепить
бревно на слои и затем обтесывать каждый слой со всех сторон. Слово
"тес" нужно понимать в буквальном смысле, да и слово
"доска" происходит от одного корня: дска, тска, цка. Последнее слово
можно слышать местами и до сих пор. Трудность приготовления досок заставляла
древнего строителя очень бережно относиться к декоративным украшениям,
состоявшим из пришивных висячих досок, прорезанных узором, или так называемых
"причелин". В большинстве случаев обходились без них, вырубая
декоративные украшения прямо на конструктивных частях, например, на косяках
дверей и окон, на столбах крылец. Если же где-либо необходимость заставляла
вводить причелину, например, на свесах кровель – прямых, шатровых, бочечных,
где надо было прикрыть концы "лотков" или же венцов, - то причелинам
не давали игривого рисунка, полагая, вероятно, в простоте души, что чисто
выструганная доска причелины уже сама по себе, по труду, на вытеску ее
положенному, представляет достаточное украшение. Отсюда такая простота и
рациональность украшений.
Строго
воспитывалось жизнью и художественное чутье, устремленное главным образом не на
декоративную сторону, а на выработку форм и общих пропорций масс. Кому
приходилось подолгу бывать на Севере, тот знает, как нелегка там жизнь. Когда
после долгой и жестокой зимы приходит лето, и без того короткое, но еще больше
сокращаемое необычайно затяжным вешним половодьем, то необходимо напрягать все
силы, чтобы справиться с работами до новой стужи. И слово "страда",
которым народ окрестил пору летних работ, нигде не приобретает такого
буквального смысла, как именно на Севере, где короткое лето – действительно
"страдная пора". Эта суровая школа жизни отразилась на искусстве и
привела к созданию произведений, прямо поражающих своей классической простотой
и захватывающих выразительностью и правдой. Иные из северных церквей настолько
срослись с окружающей их природой, что составляют с нею одно неразрывное целое.
И, кажется, будто эти произведения – сама природа, так они безыскусственны и
неотразимы.
Сооружение
храма в древности было делом не простым, а исключительной важности. Кроме
заботы о прочности и вместимости сооружения, требовалось еще и сохранение всех
основных частей его, присутствие которых отличало бы храм от жилого дома.
Требовалось устройство центрального, увенчанного крестом помещения, к которому
с востока и запада примыкали бы невысокие клети для алтаря и притвора. Такой простейший
тип храма видоизменялся в зависимости от местных условий и нужд, а также
благодаря соревнованию в "преукрашенности", не выходившей, однако, из
тесного круга декоративно-служебных форм народного искусства, выраставшего
медленно и постепенно – веками. Идеалом "преукрашенности" и выражения
величия является многоглавие и значительная высота храмов, достигавших, даже с
современной точки зрения, размеров поистине колоссальных. Последнее
обстоятельство заставляет особенно высоко ценить искусство древних строителей,
умевших так легко справляться с конструированием огромных масс и следивших в то
же время неустанно за красотою форм. Прямо поразительно то великолепное
понимание ракурсов, которым они обладали, и тонкое чутье пропорций, вылившееся
в этих формах. Так росло и развивалось деревянное церковное строительство,
оставаясь все время в пределах народного творчества и сохраняя в себе церковные
заветы отдаленных времен.
Примечания:
1.
Архимандрит Макарий. Археологическое описание церковных древностей в Новгороде
и его окрестностях, ч.I. М., 1860, стр.9, прим.8 (однако, архимандрит Макарий
считает, что существование церкви Преображения в Новгороде до крещения Руси
"с достоверностью не может быть доказано").
2.
По мнению архимандрита Макария, 13 верхов знаменовали собой Спасителя и 12
апостолов. Подобная же дубовая церковь была построена и в Ростове в 992 году.
По свидетельству Воскресенской летописи, она сгорела в 1160 году.
Лаврентьевская летопись под 1160 годом говорит: "Того же лета погоре
Ростов, и церкви все, и сборная дивная и великая церквы святое Богородице, якое
же не было ни будеть".
3.
Церкви Важской области (т.е. на берегах реки Ваги): соборная Михаила Архангела
в Шенкурске и Успения в Верховажском посаде (ныне – селе Верховажье,
Вологодской области). Нередко встречающиеся в писцовых книгах конца XV века
церкви с прозванием "Великий" Спас, Никола, Дмитрий, Георгий,
Архангел Михаил, конечно, указывают на высоту храмов. В самом Новгороде
существовал в 1494 году Иван Великий.
4.
Верхнее ребро двускатной крыши доселе зовется в народе "князьком", а
также "коньком", что указывает на близость и, вероятно, тождество в
глубокой древности обоих корней: конь-конязь-князь-konung-könig.
Список литературы
Для
подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.portal-slovo.ru