Федерико Феллини. Героизм выбора
Бакулин А. А.
20
января 2005 великому итальянскому кинорежиссеру Федерико Феллини иcполнилось бы
85 лет…
Разве
этот юбилей — тема для православного издания? Близок ли нам этот человек — один
из столпов современной европейской культуры, весь европеец, весь родом из ХХ
столетия, один из тех, кто создавал ХХ век, тот самый век, которого многие из
считающих себя православными боятся и не спешат признать его своим…
Не
будем говорить много, не будем никого вызывать на дискуссию. Скажем только то,
что считаем совершенно необходимым. Феллини жил, непрестанно ощущая рядом
дыхание двух бездн: небесной, светлой, полной любви, мира и творческих сил, и
адской — мрачной, запутанной, все разрушающей, губящей, в которой всякое
творчество задыхается, не успев родиться… Почти в каждом его фильме (в
большинстве!) среди героев присутствует ангел и бес — чуть-чуть
закамуфлированные под нечто земное, но только чуть-чуть, наметанный глаз
находит их сразу.
Вот
ангелы: старенький монах в «Ночах Кабирии», девочка из придорожного кафе в
«Сладкой жизни», девушка на раздаче минеральной воды в «8½», арфистка в
«Репетиции оркестра»… Ангел — эпизод на пути главного героя фильма, внезапно
распахнувшееся перед ним небо. Ангел не поучает, не диктует свою волю главному
герою, — он просто светит, и главный герой невольно тянется на этот теплый
свет, останавливается, очарованный и потрясенный… Феллини никогда не пережимает
сцены явления ангела, никогда не впадает в пустую патетику и риторику,
единственная его цель: добиться того, чтобы образ светился и грел, чтобы
зритель вместе с главным героем внезапно вздрогнул от счастья.
Вот
феллиниевские бесы (они не всегда имеют человеческий облик): в «Ночах Кабирии»
это фокусник-гипнотизер, в «8½» — отвратительного вида
старикашка-кинокритик, в «Трех шагах в бреду» — девочка-подросток с жутким
накрашенным лицом старой подзаборницы; а в «Репетиции оркестра» бес появляется
в облике чугунной «бабы», которой ломают старые дома, а в «Сладкой жизни» — в
образе огромного дохлого ската, ужасного и зловонного… В отличии от ангела бес
стремиться подавить, подчинить себе волю главного героя: фокусник гипнотизирует
Кабирию, кинокритик настырно уговаривает режиссера Ансельми бросить всякую
работу и «застыть в великом молчании»… Бес старается быть убедительным и
обольстительным, он изо всех сил тащит за собой героя… Так же как и ангел, он —
лишь эпизод в фильме, но в отличии от ангела каждую секунду своего пребывания
на экране он стремится использовать наиболее продуктивно, он работает, ангел же
— только светит. Кто из них победит?
И
вот тут-то наступает черед главного героя. Он должен выбирать, он своим выбором
определит победу темных или светлых сил. Вот финал «Сладкой жизни»: здесь тема
решающего выбора звучит наиболее ясно. Журналист Марчелло Рубини, устав искать
настоящую любовь, настоящую веру, настоящую работу, рушил махнуть на все рукой
и плыть по течению. После пьяной и разгульной ночи он выходит на берег моря,
где лежит огромная разлагающаяся туша рыбы-ската… Она страшна, она завораживает
своей чудовищностью, она вызывает у присутствующих болезненное, извращенное
любопытство… Полупьяная компания столпилась вокруг ската… Вдруг вдалеке
появляется ангел — уже знакомая герою девочка из кафе. Как всегда светлая,
лучистая, она что-то говорит Марчелло, делает какие-то знаки, чего-то ждет от
него, но за шумом прибоя голос ее не слышен… Марчелло умиленно улыбается, но —
нет, не слышу, не понимаю, не пойду к ней. И, пожав плечами, он бредет туда,
где на песке распласталась страшная зловонная туша… Выбор сделан.
И
многие герои Феллини делают подобный выбор. Несчастная Кабирия не пошла за
монахом, предпочла, зачарованная фокусником, идти за своим женихом-убийцей…
Актер Тони позволил бесу заманить себя в пропасть… Многие делают такой выбор,
но, все-таки не все. Кинорежиссер Гвидо Ансельми из «8½» находит силы,
чтобы расправиться с критиком-искусителем и вернуться к творчеству. Дирижер из
«Репетиции оркестра» властно останавливает волну бесовской анархии и вновь
начинает битву за гармонию…
ХХ
век часто говорил о непреодолимости зла. То один, то другой художник начинал
убеждать людей, что моральный выбор — бессмыслица, что никаких ориентиров
вообще нет, что зло непобедимо, что человеку нужно только «лечь и расслабиться»
— ничем иным на наступление зла он ответить не сможет. Феллини никогда такого
мнения не придерживался, — а это, собственно, и делало его великим. Он тянулся
к небу и боялся ада, и душа его, раздираемая страхом и любовью, становилась
способна создавать что-то бессмертное. Он верил — гораздо глубже и яснее, чем
это предписано доброму католику. Сентиментальность и слащавость католичества
была ему глубоко чужда и неприятна; он, как мог, высмеивал их. Но Феллини
никогда не подражал тем «гуманистам», которые, делая вид, что воюют с папством,
на деле боролись с христианством, старательно выплескивая вместе с водой и
ребенка. Феллини боролся не «против», а «за»: он искал подлинную веру, он искал
верную дорогу к небу, он больше всего боялся сбиться с пути, увязнуть в
бесовстве, захлебнуться в грязи, как это случилось с его Казановой… Получилось
ли это у него? Об этом уже не нам судить. И не нам молиться за упокой его души.
Но вздохнуть об этом герое духовных битв мы можем, можем и помянуть его добрым
словом, а там… Да свершится воля Господня!
Список литературы
Для
подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.portal-slovo.ru/