Реферат по предмету "Культура и искусство"


Кич и паракич: Рождение искусства из прозы жизни

Кич
и паракич: Рождение искусства
из прозы жизни

А. М. Яковлева

Предлагаемые заметки посвящены советскому кичу 50-70-х
годов как источнику художественной рефлексии в изобразительном искусстве 70-80-х.

В соответствии с авторской концепцией кича 1 кич понимается
как особый тип культуры (субкультуры), существующий наряду с профессиональным и
народным искусством по своим собственным законам организации и функционирования.
Кич — это особый способ структурирования мира в соответствии с потребностями обыденного
.сознания, это форма укоренения поселкового сознания, по существу своему бездомного.
Большое количество россиян — носители поселкового сознания, вышедшего из фольклорной
среды и не вошедшего в городскую элитную, независимо от их места жительства.

Представляется очевидным, что в российской культуре XX
века происходило чередование двух типов мироощущения: ориентированного на вещную
бедность, аскетизм, «естественность» — и ориентированного на материальное изобилие,
богатство, «искусственность»2. Так, в 1920-е и 1960-е годы в моде аскетичность,
простота, минимализм, в 1950-е и 1970-е — изобилие, заставленность, многослойность.

Пароксизмы отвращения к «искусственному» вкусу настигали
критиков в периоды расцвета элитного вкуса к «естественному», и тогда все и всяческие
излишества воспринимались как кич, будь то вышитые подушки дивана, фикусы в кадке,
хрусталь на серванте или сталинский ампир в искусстве, — словом, то, что называлось
«мещанским уютом», «бытом». О, сколько раз проклят был «быт» русской интеллигенцией!..
«Быт» — слово-знак, слово-жупел. Безбытность, странничество — кредо жизни и особые
духовные понятия, духовные состояния. Это не обязательно пребывание в странствии
в прямом смысле слова, не путешествование—туризм. Это — беспокойная

-------------------------------

1 См.: Яковлева А. М. Кич и художественная культура. М.:
Знание. № 11, 1990

2 Указ. соч. С. 46 и далее.

устремленность души, озабоченной поиском небесных сокровищ,
стяжанием Духа Святаго. Согласно преп. Иоанну Лествичнику, странничество есть утаиваемая
жизнь, не прилепляющаяся ни к чему земному и преходящему, необнаруживаемый извне
помысел, узкий путь аскета. Место Св. Духа у атеистической интеллигенции заступают
Родина, Народ еtс.; интеллигенция идет своеобразным путем светского аскетизма. Кажется,
Г. П. Федотов в своей «Трагедии русской интеллигенции» отмечал беспочвенную идейность
как главную черту русской интеллигенции, а С. Н. Булгаков показал генетическое сродство
и одновременно противоположность христианского подвижничества и интеллигентского
героизма 1. Он же, со ссылками на других авторов и прежде всего на Герцена, отмечал
коренное неприятие русской интеллигенцией «буржуазного западноевропейского мещанства»
с его опытом благополучного устроения земных практических дел. Так называемая «теория
малых дел» всегда была презираема в этих кругах. «Обустраивай свой садик, и если
так будет поступать каждый, наступит всеобщее счастье», — что может быть дальше
от идеалов интеллигенции, чем такогo рода сентенции!... Небрежение бытом, обустройством
частного существования — одно из коренных свойств нашей интеллигенции, ее знамя
и кредо. Да и можно ли обустроить свой садик над пропастью?.. И достойно ли такое
занятие? И любовная лодка вечно о быт разбивалась в России (Маяковский), и думать
об ужине, пока не решен вопрос о существовании Бога, было абсолютно неприлично
(воспоминания о Белинском), — хотя об этом чуть ниже.

В конце 1950-х годов, с хрущевской «оттепелью», вступает
в свои права мода на простоту и безыскусность. Исходя из разных оснований, кич в
это время преследуют и официоз, и оппозиционная интеллигенция. «Опрощение» интеллигентского
вкуса выражалось в культивировании керамики вместо хрусталя, предпочтении форм с
неправильными или асимметричными очертаниями, декорировании стеллажей дымковской
игрушкой и иконой с лаптями; на стенах городских квартир какие-нибудь «Лоси в зимнем
лесу» сменяются эстампами, лаконичными и лапидарными. Такая «простота» имела достаточно
сложное строение.

Несмотря на интеллигентские сетования, стремление к жизни
в мире, обустроенном согласно простым и привычным схемам, вечно, и тем острее выражена
эта потребность, чем безосновнее, непонятнее и случайнее окружающий мир. О. Хаксли
сформулировал любопытный парадокс устами своего героя:

----------------------------

1 См.: Булгаков С. Н. Героизм и подвижничество. Из размышлений
о религиозной природе русской интеллигенции // Вехи. М., 1991.

«Вся беда литературы в том.., что в ней слишком много смысла.
В реальной жизни никакого смысла нет... В книгах есть связность, в книгах есть стиль.
Реальность не обладает ни тем, ни другим. По сути дела, жизнь — это цепочка дурацких
событий... Характерная черта реальности — присущее ей несоответствие... лучшим образцам
Мысли и Слова... Странная штука, но ближе всего к действительности оказываются как
раз те книги, в которых, по общепринятому мнению, меньше всего правды» 1. Меньше
«Слова и Мысли», а также «правды» — это как раз о киче, чья принципиальная особенность
— клишированность слова и образа, формульность темы и сюжета. Поняв это, не впадешь
в изумление от реплики какой-нибудь тамбовской домохозяйки, увлеченной перипетиями
телесериала из жизни бразильской аристократии: «Это все о моей жизни». Это и вправду
о ее жизни, о ее сознании, ибо просто и понятно, хотя и с незатейливыми завитушками:
добро есть добро, а зло есть зло, и несчастная героиня будет счастлива, и порок
наказан, — а что еще надо для чаемой жизни?..

И еще о близости кича и жизни, на сей раз у Г. К. Честертона.
Позволим себе пространную цитату, ибо эссе, откуда она взята, мало известно российскому
читателю.

«Теперь принято смеяться над конфетным искусством, то есть
над искусством плоским и приторным. И действительно нетрудно, хотя и противно, вообразить
коробку конфет, на которой розово-голубая девица в золотых буклях стоит на балконе
под луной с розой в руке. Она может вместо розы судорожно сжимать письмо, или сверкать
обручальным кольцом, или томно махать платочком вслед гондоле назло чувствительному
зрителю. Я очень жалею этого зрителя, но не соглашаюсь с ним.

Что мы имеем в виду, когда называем такую картинку идиотской,
пошлой или тошнотворной?.. Мы чувствуем, что это — не картина, а копия; точнее
— копия с тысячной копии...

Но розы не копируют роз, лунный свет не копирует лунного
света, и даже девушка — копирует девушку только внешне. Представьте, что это происходит
в жизни; ничего тошнотворного тут нет. Девушка — молодая особа женского пола, впервые
явившаяся в мир, а чувства ее впервые явились к ней.... Когда речь идет о жизни,
оригинальность и приоритет не так уж важны. Но если жизнь для вас — скучный, приевшийся
узор, роза покажется вам бумажной, лунный свет — театральным. Вы обрадуетесь любому
новшеству и восхититесь тем, кто нарисует розу черной,.. а лунный свет — зеленым...
Вы правы. Однако в жизни роза остается розой, месяц — месяцем, а девушки не перестанут
радоваться им или хранить верность кольцу. Переворот в искусстве — одно, в нравственности
— другое. Смешивать их нелепо. Из того, что вам опостылели луна и розы на коробках,
не следует, что луна больше не вызывает приливов, а розам не полезен чернозем..

Короче говоря, то, что критики зовут романтизмом, вполне
реально, более того — вполне рационально. Чем удачней человек пользуется разумом,
тем ему яснее, что реальность не меняется от того, что ее иначе изобразили.

--------------------------

1 Олдос Хаксли. Гений и богиня//Иностранная литература.
1991. №5. С. 90.

Повторяется же, приедается только изображение; чувства
остаются чувствами, люди — людьми. Если в жизни, а не в книге, девушка ждет мужчину,
чувства ее — весьма древние — только что явились в мир. Если она сорвала розу, у
нее в руке — древнейший символ, но совсем свежий цветок. Мы видим всю непреходящую
ценность девушки или розы, если голова у нас не забита модными изысканиями; если
же забита — мы увидим, что они похожи на картинку с коробки, а не на полотно с последней
выставки. Если мы думаем только о стихах, картинах и стилях, романтика для нас
— надуманна и старомодна. Если мы думаем о людях, мы знаем, что они — романтичны.
Розы прекрасны и таинственны, хотя всем нам надоели стихи о них. Тот, кто это понимает,
живет в мире фактов. Тот, кто думает только о безвкусице аляповатых стишков или
обоев, живет в мире мнимостей» 1.

Хотя кич — явление повсюдное, он особым образом связан
со спецификой русского менталитета.

Возможно, наиболее существенное отличие русского мироощущения
от европейского заключается в том, что в основе первого лежит чувство безосновности
человеческого существования, и в этом смысле мы живем в случайном мире, где все
возможно; в основе второго — чувство законосообразности мира, его организованности,
упорядоченности. И что же остается человеку? В Европе — поддерживать этот разумно
устроенный прочный мир (анархизм и левачество — девиантные формы мирочувствия).
В России — или постоянно жить, ощущая под собой хаос, хлябь, т. е. в вечной «пограничной
ситуации»; или изменить этот мир, чтобы он стал, наконец, устойчивым (а потому для
России девиантны конформизм и консерватизм).

Однако менять реальность можно материальными и идеальными
средствами. Интеллигенция прибегала и к тем и к другим, — и мир меняла, и выстраивала
его согласно собственным идеологемам. Кич — ментальный способ сделать мир твердым,
надежным, прозрачным для обыденного сознания, для «простого человека». Отсюда —
особая потребность нормального русского обывателя сделать этот свет пригодным для
житья путем приручения его украшением, членением пространства и времени, привычной
семантизацией быта и отсюда же — неприятие всего этого революционной интеллигенцией,
притязающей на изменение самой жизни в ее основах, или хотя бы высоколобость в ее
осмыслении и на протяжении всего своего полуторавекового существования обзывающей
простого человека и его мир «мещанством». В этом последнем слове русский язык объединил
понятия мещанства как социального слоя и мещанства как презираемого, мелочного,
убогого в своей духовной примитивности образа жизни.

--------------------------

1 Честертон Г. К. Упорствующий в правоверии/ /Самосознание
европейской культуры XX века. М„ 1991. С. 216-217.

Всякое общество нуждается в объединяющих символах. Потребность
эта может быть выражена более или менее в зависимости от типа общества и стадии
его развития. Наши семидесятые ощущались тогда как вечная дряхлость, как ни парадоксально
это звучит; царствовала геронтократия, и нужны были подпорки как старику, так и
всем остальным, но у всех было чувство, что эта дряхлость — навсегда. Семидесятые
выделяются большим количеством различных постановлений и кампаний по молодежи, за
возрождение «настоящего комсомольского духа»и «ленинской партийности» . Искусство
соцреализма и кич советского периода имеют большое сходство, но не совпадают полностью
1. Кич — это все же попытка выгородить свой бедный рай в чужом краю, умягчение железного
мира, его очеловечивание.

Ведь что такое пресловутый коврик с лебедями и русалками?
Знак надежной и крепкой жизни. По свидетельству одного из наших писателей, первые
послевоенные рыночные коврики были бумажными, их штамповали на трофейном оборудовании
и с удовольствием раскупали несмотря на нефункциональность: физического тепла они
не хранили. Зато приносили с собой тепло душевное. Барачная стена с ковриком — уже
не так убога, уже обжитая стена, уже жилье (как и стена общежития с гитарой, украшенной
бантом). Замкнутые контуры, четкое членение пространства, симметричность изображения,
излюбленные любовно-экзотические темы, как окно в мир иной, упорядочивают жизнь
и согревают ее. В разомкнутом пространстве, когда бездна под ногами и высшие идеи
в голове, жить может подвижник или герой, — но не обыватель, не простой советский
человек.

Вероятно, наиболее полно потенции соцреализма и кича совпали
в оформлении «рая» — курортов (ежегодно чаемого рая для большинства трудящихся)
и парков культуры и отдыха (еженедельного законного и доступного рая). ВДНХ — пример
классический, но не единственный, ибо повторен во множестве более или менее ярких
копий по всей стране. Здесь была вся символика Рая — символы Центра, мистического
брака, пира, плодородия и изобилия и т. д. Предметный мир общественных центров поселка
и провинциального города — базара и парка культуры: гипсовые скульптуры девушки
с веслом, пионера, человека труда, гипсовые же вазоны, бумажные коврики с рисованными
по трафарету картинами «райской жизни», раскрашенные фотографии со Сталиным, красавицами
и красавцами, непременный фонтан, искусственные цветы в вазах «берцовая кость»,
дешевый одеколон, конфетные фантики, тир и карусель, провинциальное фото на память.
Это — послевоенный обиход. В семидесятые вазоны и девушки с веслом еще существовали,
коврики с лебедями были запрещены специальным постановлением по рынкам; но спрос
остался, а значит, осталось и предложение: цвели дембельские альбомы, торговали
раскрашенными фотографиями М. Боярского, Аллы Пугачевой, Сталина и икон, самодельными
календарями, продолжала существовать и развиваться блатная субкультура — язык, фольклор
и татуировка.

---------------------------------

1 Яковлева А. М. Указ. соч. С. 21.

Симптоматично, что именно в семидесятые опять вспыхнула
борьба с «потребительством», — имея корни в традиционном интеллигентском презрении
к материальному (понятно, зачастую вынужденному), кампания была поддержана и сверху,
властями. По ведомству «потребительства» проходили картины в золоченых багетах,
хрусталь, ковры, то, чем обустраивал свою жизнь обыватель. Это был период тяги к
«искусственному», изобильному, а именно это клеймилось нашей критикой как «мещанство».
Но каждый устраивал свой рай из подручных средств: кто из искусственных цветов и
фотографий веером на стене, кто из хрусталя, кто на курорте, а кто — отдыхая культурно
в парке культуры. Все это, однако, отвечало одной и той же потребности — укорениться
в текучем мире, приручить хлябь, зацепиться хоть за что-то устойчивое, определенное;
это превращение «цепочки дурацких событий» (Хаксли) во что-то осмысленное и приемлемое.

Элитная критика, не видя за всем этим понятной ей экзистенциальной
потребности, клеймит и кич старый, наивный (кич по свойствам самого предметного
материала), и кич новый, претендующий на респектабельность и аристократичность
(хрусталь и пр. сами по себе — не обязательно кич; они становятся кичем по способу
восприятия в культуре).

Начиная с конца семидесятых, кич становится в СССР источником
андеграундовской художественной рефлексии, причем осуществляется она в двух разных
направлениях. Наиболее известное — соц-арт, где советский плакат, скульптура, парад,
а также гипсовые вазоны и танцплощадка в парке — явления одного порядка, ненавидимого
и отрицаемого: это «их» мир, чужой, мертвый и убивающий. Так создается известный
«Лексикон» Гриши Брускина. Громадная поверхность полотна расчерчена на равные прямоугольники,
в каждом из которых помещена типичная парковая скульптура и идет иронически-презрительная
игра с выученным в школе и ставшим шаблоном текстом Н. Островского «Жизнь дается
человеку только один раз, и прожить ее надо так...». Мертвящая монотонность изображения
обрушивается на зрителя, бросая вызов всему живому и индивидуальному в нем и вызывая
страх и отвращение. Для соц-арта все это — советский тоталитарный официоз, подлежащий
уничтожению: пусть мертвое погребает своих мертвецов. Талантливо используя парковый
кич как материал, соцартовский художник сам устраивает вполне тоталитарное мероприятие:
«двухминутку (или Неделю, как кому понравится. — А. Я.} ненависти» вполне по Дж.
Оруэллу — роман «1984».

В этом есть своя правда, но нет истины. Соц-арт любого
вида — в живописи, поэзии, скульптуре — паразитирует на отрицаемом источнике и без
него — ничто. У того же Г. Брускина есть авторская иконография по мотивам иудейской
мифологии: вот тут есть любовь, тут утверждаются автономные положительные ценности.

Та же кичевая атрибутика виделась в 70-х-80-х совсем иначе
московскому художнику Аркадию Петрову. Это особое явление в нашем искусстве, непонятое
критикой, ибо то, что положено было критикой презирать, стало предметом теплой и
любовной рефлексии у Аркадия Петрова. То, что делали Аркадий Петров и соц-арт,
— это концептуальный кич, или паракич, если угодно. Но если в случае соц-арта предмет
изображения (кич) и само изображение (паракич) различались, то искусство Арк. Петрова
критика была склонна считать кичем, не видя здесь художественной рефлексии. А она,
безусловно, была, хотя бы уже потому, что картины Арк. Петрова — не копии рыночных
картинок, ковриков и провинциальных «фоток» и в их качестве естественным потребителем
использоваться не может.

Художник, родом из Донецкого поселка, а позже получивший
профессиональное художественное образование, воспринимает кичевую атрибутику как
мир родной, «свой». В этой «свойскости» много чего: и боль, и радость, и убожество
«красоты», и плач по человеку. Характерны названия: «Цветет акация», «Красавица»,
«Привет из Сочи», «На долгую вечную память», «На отдыхе», «С праздником», «Без любви
нет счастья», «На память о первой встрече». Это аллюзии на советскую рекламу, провинциальную
фотографию, открытку, представление на сцене какого-нибудь дома культуры. На некоторых
полотнах люди, как бы позирующие для семейной фотографии, обозначены буквами и цифрами;
взято это из старых советских журналов мод, а прочитывается как обезличенность,
выраженная в лишении персонажей всякой индивидуальности, даже имени, — знаменательное
сходство с романом Е. Замятина «Мы». Как и в литера- турной антиутопии, художник
пишет мир страшный. Но здесь живут люди с их бедой и надеждами, маленькими радостями
и большими печалями. А потому мы любим этих людей, и тем больше, чем безнадежнее
и отчаяннее их стремление этот мир обустроить, очеловечить вопреки его природе.
Мы и сами — из них, из этих, у которых хлябь под ногами, а жить хочется «как люди».

Несомненный шедевр этого периода творчества художника
— «Портрет мальчика». Картина сюжетно представляет собой как бы фотографию позирующего
на стуле ребенка; вокруг мы видим всю обычную кичевую атрибутику «бедного рая» шахтерского
поселка, на мальчике убогие маечка, трусики и ботиночки первых послевоенных лет,
— но сколько же детских надежд в его полных недетским страданием глазах!.. Выживание
живого в мертвом мире и пронзительная любовь к этому живому — основная тема творчества
Аркадия Петрова 70-80-х годов.

Постоянные оппозиции мира/антимира, живого/мертвого могут
быть представлены различным образом. Это кукольно-наивные Адам и Ева, которые, однако,
выглядят живыми на фоне сопровождающего их текста: «В задачи нашей... входит воспитание
вкуса, развитие эстетических потребностей, формирование запросов человека. Основные
ее черты — правдивость, идейность, объективность и содержательность. В отличие от
капиталистической... которая преследует цели обогащения, наша... служит интересам
всего народа, интересам общества в целом и каждого трудящегося» и прочее в том же
духе («Адам и Ева»). Это может выражаться и в противопоставлении неожиданной наготы
или заголенности персонажа той  или иной степени,
лишенных всякой эротической привлекательности, и одетости, железности, парадности,
цивилизации («Три девушки и красавица», «С праздником № I», «С праздником № 2»,
«Жди меня», «Расцветали яблони и груши»). Вообще семантика наготы в культуре, как
известно, очень широка. В работах Аркадия Петрова периода 70-80-х она выступает
как средство визуализации метафоры «бедный рай»: обнаженность — традиционный символ
райского состояния человека до его падения и в то же время знак его бедности, открытости,
незащищенности. Мир художника — мир Божий: изначально прекрасный, хотя и изуродованный
грехом. Аркадий Петров сумел использовать кичевые клише парадоксальным образом.
Массовое в его живописи — кирпичи, из которых строились уникальные произведения
искусства, полные человеческого тепла и жизни. Позже, в 1990-е годы, художник меняет
всю систему координат; персонажей этого периода любить невозможно, но это уже совсем
другая песня.

Обыденному сознанию трудно со сложными вещами, и оно переосмысливает
их на свой манер. В своей книге «Уникальное и тиражированное» это прекрасно показала
Н. М. Зоркая на примере превращения «Неизвестной» Крамского в популярную Незнакомку.

В более поздние времена стала популярной песня-шлягер в
исполнении Софии Ротару на слова известного стихотворения А. А. Тарковского:

Вот и лето прошло,

Словно и не бывало.

На пригреве тепло.

Только этого мало.

Все, что сбыться могло,

Мне, как лист пятипалый,

Прямо в руки легло,

Только этого мало.

Понапрасну ни зло,

Ни добро не пропало,

Все горело светло,

Только этого мало.

Жизнь брала под крыло,

Берегла и спасала,

Мне и вправду везло.

Только этого мало.

Листьев не обожгло,

Веток не обломало...

День промыт, как стекло,

Только этого мало.

Здесь экзистенциальная тоска человека, высокое приятие
жизни и благодарности ей несмотря на все тяготы. Что же зритель увидел на эстраде
Приплясывающий мотивчик, роскошный туалет, «металлические» перчатки с дырочками
и, кажется, шипами превратили текст в нечто абсолютно противоположное замыслу поэта.
В таком контексте слова вызывали поначалу некоторое удивление — и в самом деле,
чего же певице «мало»? Вроде все есть... Но мы быстро догадываемся: любви, наверно,
не хватает. Имидж Софии Ротару — «страдающая от/без любви». Вышла песня — про курортный
роман...

В семидесятые годы в СССР не очень мирно, но сосуществуют
три типа эстетического освоения действительности: искусство соцреализма, андеграунд
и кич. Первое — ниша официальной идеологии, второе — ниша интеллигентской мифологии,
третье — социально-психологическая ниша обывательской картины мира. Все три существуют
в едином пространстве, взаимно отрицая и подпитывая друг друга. Советский кич взамодействует
с официозом, в результате чего у них появляются общие черты. Так, в произведениях
официального советского искусства происходит воскрешение некоторых образов родоплеменного
происхождения, в частности, бинарной оппозиции отец/дитя 1. Это типично и для кича.
В континууме соцреализма осуществляется превращение человека в коллектив 2. Анонимизирующая
функция кича также очевидна. Культ границ свойственен идеальному соцреалистическому
ландшафту 3. То же присуще и советскому кичу.

Родная страна видится изобильной и цветущей, в связи с
чем отношение к охране страны совпадает с мифологическим мотивом охраны райского
сада 4 — и здесь сливаются кич и официозное искусство. Превращение времени в пространство
в советской архитектуре 5 восходит к мифологическому отождествлению: время=пространство=вещь.

Кич заимствует соцреалистическую атрибутику: самолеты,
танки, летчики, вся вещная атмосфера парков культуры и отдыха и домов культуры активно
утилизируется советским кичем.

Хотя полного совпадения этих двух субкультур нет. Так,
представление о мире как о чем-то находящемся в состоянии постоянной перестройки,
переделывания 6, идея безграничного пространства 7, характерные для официоза, противоречат
кичевому представлению о мире как законченном, завершенном, где есть лишь надежное
повторение, но нет новаций (кичевый мир — уже мир космоса, хаос изначально отсутствует),
а также кичевому культу границ.

------------------------

1 Раппопорт А. Мифологический субстрат советского художественного
воображения // Искусство кино. 1990. № 6. С. 94.

2 Там же. С.93.

3 Яковлева Г. Советская архитектура послевоенного периода
в эпическом ландшафте страны // Искусство кино. 1990. № 6. С. 87.

4 Там же. С.90.

5 Там же. С.89.

6 Раппопорт Л. Указ. соч. С. 92.

7 Яковлева Г. Указ. соч. С. 87.

Кич широко осваивал некичевое пространство, возмущаясь
все громче экспансией элитного, навязыванием чужой картины мира, слишком сложной
и слишком запутанной. Художники могли ненавидеть парвеню, критики — ругмя ругать,
но ни те ни другие не могли отрицать его как данность, называть ли его «дурным вкусом»
или как-то иначе.

Немного о простоте и сложности, естественном и искусственном.
Андеграунд давал наиболее, пожалуй, богатую и многозначную картину мира, сохраняя
традиционный веер символических значений образов классического искусства и добавляя
к нему свои собственные, инновационные. Чем ближе к соцреализму — тем яснее тенденция
означивания: количество значений образа резко сокращается и в пределе стремится
к единичному значению. Кичевые образы — это уже прозрачные клише, чаще всего с единственным
значением, которое иногда не имеет уже ничего общего с классическим художественным.
Так, в художественных культурах предшествующих веков существует сложная система
интерпретаций цветов: семь основных цветов соотносятся с рядом гласных греческого
алфавита (каждая из которых обладает своим символическим значением), а также с нотами
музыкальной гаммы, с делением небес на семь частей, семью планетами, основными типами
характеров, семью добродетелями и семью грехами и т. п. Зеленый ассоциировался с
жизнью, произрастанием, но и смертью, подавлением, эгоцентризмом, инертностью; синий
— с небом, ночью, штормовым морем, духовностью, божественным просветлением, религиозным
чувством, преданностью и невинностью и т. д. Развитые культуры любят полутона и
оттенки. Кичевый вкус предпочитает, как ребенок, несмешанные и чистые цвета («анилиновые»),
а символика цвета сжата до штампа: зеленый — цвет весны и жизни, белый — зимы и
чистоты, желтый — осени и измены. Растительные и зоологические коды художественной
культуры и кича обнаруживают ту же тенденцию. Так, роза в классической культуре
— символ полноты, завершенности, мистического центра, сердца, рая, любимой, женщины,
Божьей Матери. В киче значение образа розы съеживается до знака любви и женщины.
И очень важно, чтобы цветы были в великом изобилии: если уж розы, так чтоб миллион
алых. Вкусовые предпочтения, отдаваемые образам цветов массовой публикой, наглядно
прослеживаются и в популярности открыток, на которых изображены цветы, и в текстах
популярных песен (ромашки, лютики, фиалки и пр.), и даже в философических рассуждениях
эстрадной певицы о том, что, исполняя песню, она чувствует, будто на одной ветке
расцвели акация, горная лаванда, розы и еще что-то а «ветка — это я» (телефильм
о Софии Ротару «Монолог о любви»). Кипарис — дерево смерти в классической культуре
и знак пляжно-досуговой экзотики в киче. Сноп (вязанка) — связан с колдовством и
означает привязанность к существованию, как и узлы, банты, веревки, шнуры (негативный
аспект символа), а также объединение, связь и силу (позитивный аспект). Сноп в декоре
ВДНХ и многочисленных соцреалистических полотнах — плодородие только и исключительно.
Телец (Овен, Бык) — амбивалентный  символ
жертвы и победы, творческой жизни, из умерщвленного тела которого возрождается вселенная,
символ жертвенной ипостаси Христа. Бык на ВДНХ — сельскохозяйственное животное,
которым богатеет Родина. Лев в классической культуре — символ Бога, мужского начала,
власти, воли, Солнца, скрытых страстей, пожирания и поглощения. Лев в киче — знак
смелости и экзотичности. Кичевый текст часто перенасыщен образами драгоценных металлов
и камней, используемых и для сравнения, и как действующее лицо сюжета: все эти
«жемчужные зубы», «коралловые губы», «синее сапфировое небо» известны всем, но выступают
как знак чаемой богатой жизни. В классической культуре драгоценные камни обладают
огромным спектром значений. Амур в киче — игривый знак любви без внутренней дифференциации
значений. В художественной культуре он ассоциировался со слепотой, тьмой, грехом
(при изображении с завязанными глазами) и с могущественной силой природы и выступал
как прелестный младенец, и как крылатая юность, воплощал и бренность земных удовольствий
(амур с поднятым вверх и погашенным факелом), и всеобщность любви, и эротику. Классический
герой искусства Нового времени всегда сложен и неоднозначен, кичевые герои однозначны
и точно разделены «по цвету»: это черные злодеи или прекрасные ангелы в начале,
в конце и всегда и везде без исключения (они ближе к фольклорным героям — «добру
молодцу», «красной девице», старику и старухе, которые всегда добры, красны или
стары в начале сказки, в конце ее и во всех сказках без исключения).

Что касается основных тем и сюжетов, то они посчитаны для
классического искусства. Вариантов здесь существенно больше даже при чисто структурном
подходе, чем в киче. Излюбленные темы кича — семейно-детская, любовно-эротическая,
экзотическая, историко-политическая. В художественном сюжете Новое время ценит непредсказуемость,
кич основывается на формульности своего сюжета: особая радость опознавания знакомого
в необычном, сведения странного и чужого к известному и своему делает мир надежным
и прочным для обыденного сознания. «Простое» сознание не выносит «искусственной»
сложности художественной картины мира: надо, чтоб все, как в жизни, просто и естественно,
как у людей...

До поры до времени обыватель, пристыженный экспертами,
помалкивает. А потом идет в ответную атаку: а ты кто такой, чтоб я тебя слушал?
Вот сам и ходи в свою консерваторию и читай своего Гете, а мне оставь что-нибудь
человеческое, боевик, триллер и дамский роман.

А потом грянул постмодерн с его политкорректностью, демократично
ломающей всякие границы: между добром и злом, истиной и ложью, эстетичным и неэстетичным.
Ибо у всякого свое мнение, и все мнения равнозначны и равновелики. Массовое правит
бал, элитное, как это еще раньше случилось на Западе, ушло в катакомбы. Похоже,
прав был Н. А. Бердяев в своих прогнозах: грядет Новое Средневековье. Элитная культура
(по Честертону — мнимости?) — для элиты, массовая (реалии?) — для масс. Придет ли
идеациональная культура на смену чувственной, как о том пророчествовал Питирим Сорокин?
Состоится ли новый синтез? Бог весть.

Во всяком случае, очевидно, что кич, официальное искусство
и андеграунд составляли в семидесятые годы некую систему взаимосвязей и зависимостей
по типу притяжений и отталкиваний, взаимопроникновений и отстраненной рефлексии.
По ряду важных параметров кич ближе к соц-реализму. Однако и он составлял парадоксальным
образом оппозицию официозу —.свою, иную, чем андеграунд, но оппозицию, отстаивая
права маленького человека на свои вкусы и в целом свою картину мира, очеловечивая
и приручая мир страшный, бесчеловечный, утверждая нехитрые, но существенные человеческие
ценности. Андеграунд мог это понимать (Аркадий Петров) или нет, отождествляя кич
с официозом; но и в этом последнем случае кич и соцреализм служили материалом для
художественной рефлексии (Г. Брускин, Л. Пурыгин и др.). Андеграунд в своих крайних
проявлениях тоталитарен не меньше, чем соцреализм. Тихая трансляция того, что позже
было названо общечеловеческими ценностями, зачастую выполнялась именно кичем как
особым типом субкультуры. Только превратившись за последнее десятилетие в агрессивный
масскульт, доморощенный кич перестал быть томным. Но это уже другие времена и иные
нравы.
Список литературы

Для подготовки данной работы были использованы материалы
с сайта http://ec-dejavu.ru/


Не сдавайте скачаную работу преподавателю!
Данный реферат Вы можете использовать для подготовки курсовых проектов.

Поделись с друзьями, за репост + 100 мильонов к студенческой карме :

Пишем реферат самостоятельно:
! Как писать рефераты
Практические рекомендации по написанию студенческих рефератов.
! План реферата Краткий список разделов, отражающий структура и порядок работы над будующим рефератом.
! Введение реферата Вводная часть работы, в которой отражается цель и обозначается список задач.
! Заключение реферата В заключении подводятся итоги, описывается была ли достигнута поставленная цель, каковы результаты.
! Оформление рефератов Методические рекомендации по грамотному оформлению работы по ГОСТ.

Читайте также:
Виды рефератов Какими бывают рефераты по своему назначению и структуре.

Сейчас смотрят :

Реферат Романтизм великого французского писателя Виктор Гюго
Реферат 1. Пластические массы как многокомпонентные системы
Реферат Lock Outs In Sql Server Essay Research
Реферат Электронные библиотеки сети Интернет
Реферат Военные реформы 1862-74 годов в России. Техническое перевооружение армии и флота, всесословная воинская повинность. Изменение системы военного управления
Реферат Актуальные проблемы особо опасных инфекционных болезней и санитарная охрана территорий в современных условиях
Реферат Экскурсия по трассе Симферополь-Ялта
Реферат Обзор неоконсервативного направления экономической теории
Реферат Фамусов и Чацкий
Реферат Romeo And Juliet First Balcony Scene Essay
Реферат Лабораторные работы по деталям машин
Реферат Александр Дюма-сын арман дюваль. Маргарита готье роман в 2-х частях Инсценировка Натальи Скороход Действующие лица
Реферат Товароведная характеристика, ассортимент и оценка качества шоколада, реализуемого в магазине "Ассорти"
Реферат Правовые и этические регуляторы в журналистике
Реферат Главное управление исправительно-трудовых лагерей трудовых поселений и мест заключения ГУЛаг