"Нарочитый воевода и полководец" московский
(Дмитрий Михайлович Боброк-Волынский)
Волков В. А.
Один
из главных героев Куликовской битвы Дмитрий Михайлович Боброк-Волынский (? —
ок. 1389) был служилый московский князь и боярин, знаменитый русский
военачальник. Автор "Сказания о Мамаевом побоище" назвал его
"нарочитым воеводой и полководцем и изрядным во всем". Дата рождения
его неизвестна. Он был сыном принявшего православие литовского князя Кориата
(Михаила) Гедеминовича. По-видимому между 1366 и 1368 годами Дмитрий Михайлович
выехал из Волыни (отсюда прозвание "Волынский") в Москву. Однако с
правителями быстро крепнувшего Московского княжества Боброк был связан задолго
до этого. В 1356 году Дмитрий Михайлович женился на сестре великого князя
Дмитрия Ивановича Анне и как ближайший родственник занял одно из первых мест в
окружении московского государя, стал его ближним боярином.
Боброк-Волынский
участвовал во многих походах и сражениях московского войска,
предводительствовал и всем войском, и отдельными его полками. В 1371 году
Дмитрий Михайлович воевал с Рязанским княжеством, в 1376 году вместе с ходил в
поход против Волжской Булгарии, при осаде города Булгара захватил появившиеся у
татар первые пушки и доставил их в Москву. В 1379 году московское войско под
стягом Дмитрия Боброка совершило поход на Великое княжество Литовское.
Наиболее
значительным эпизодом в жизни этого "нарочитого" полководца стало участие
в битве на Куликовом поле. Накануне сражения он, вместе с великим князем
Дмитрием Ивановичем ездил "слушать землю" — эпизод этот был
многократно описан в нашей исторической литературе, но наиболее полно изобразил
его Юрий Лощиц:
"…к
шатру великого князя тихо подъехал верхом Дмитрий Михайлович Боброк. Накануне
они уговорились, что с наступлением ночи отправятся вдвоем, никого не
предупреждая, на поле и Волынец ему "некие приметы". Зная, что о
Боброке поговаривают как о ведуне, который-де не только разбирает голос птиц и
зверей, но и саму землю умеет слушать и понимать, он поневоле дивился этому
таинственному языческому дарованию волынского князя и без особых колебаний
согласился с ним ехать. Душа его жаждала сейчас всякого добра, пусть
косвенного, пусть языческого, но хоть чуть-чуть приоткрывающего завесу над тем,
что теперь уже не могло не произойти.
Они
ехали медленно, почти на ощупь, и, как казалось, довольно долго. Земля под
копытами звучала глухо и выдыхала остатки накопленного за день тепла. Потом
заметно посвежело. По этому, а также по наклону лошадиных спин седоки
догадывались, что спускаются в низину. Они пересекли неглубокий ручей и стали
взбираться наверх, и опять лица их обвеяло едва уловимым дуновением теплоты.
Тут
они придержали коней и прислушались. Дмитрий Иванович знал уже, что пока его
полки переправлялись через Дон, ордынцы тоже не стояли на месте. До их ночного
становища было сейчас, судя по всему, не более восьми — десяти верст. Он затаил
дыхание и напряг слух до предела.
Да,
то, что он услышал, не вызывало никакого сомнения: перед ними посреди ночи
безмерно простиралось скопище живых существ, невнятный гул которых прорезывался
скрипом, вскриками, стуком, повизгиванием зурны. Но еще иные звуки добавлялись
к этому беспрерывному гомону: слышалось, как волки подвывают в дубравах; справа
же, где должна была протекать Непрядва, из сырых оврагов и низин вырывались
грай, верещание, клекот и треск птичьих крыл, будто полчища пернатых бились
между собой, не поделив кровавой пищи.
Глуховатый
голос Боброка вывел Дмитрия Ивановича из оцепенения:
-
Княже, обратись на русскую сторону.
То
ли они слишком далеко отъехали, то ли угомонились уже на ночь в русском стане,
но тихо было на той стороне, лишь в небе вздрагивали раз от разу слабые отблески,
словно занималась новая заря, хотя и слишком рано было бы ей заниматься.
-
Доброе знамение — эти огни, — уверенно произнес Волынец. — Но есть еще у меня и
другая примета.
Он
спешился и припал всем телом к земле, приложив к ней правое ухо. Долго пролежал
так князь, но Дмитрий Иванович не окликал его и не спрашивал.
Наконец
Боброк зашевелился.
-
Ну что, брате, скажешь? — не утерпел великий князь.
Тот
молча сел на коня и тронул повод. Так они проехали несколько шагов, держа путь
к своему стану, и Дмитрий Иванович, обеспокоенный упорным молчанием воеводы,
спросил опять:
-
Что же ты ничего не скажешь мне?
-
Скажу, — придержал коня Боброк. Только прошу тебя, княже, сам ты никому этого
не передавай. Я перед множеством битв испытывал приметы и не обманывался ни
разу. И теперь, когда приложился ухом к земле, слышал два плача, от нее
исходящих: с одной стороны будто бы плачет в великой скорби некая жена, но
причитает по-басурмански; и бьется об землю, и стонет, и вопит жалостливо о
чадах своих; с другой стороны словно дева некая рыдает свирельным плачевым
гласом, в скорби и печали великой; и сам я от того гласа поневоле заплакал
было… Так знай же, господине, одолеем ныне ворога, но и воинства твоего
христианского великое падет множество" (Лощиц Ю.М. Дмитрий Донской. М.,
1989. С. 280-282.).
Перед
битвой именно Дмитрию Михайловичу Боброку было доверено расставлять русские
полки на Куликовом поле. В этой связи вполне допустимо предположение, что
именно этот воевода был инициатором формирования Засадного полка, который он и
возглавил вместе с князем Владимиром Андреевичем Серпуховским. Полк был спрятан
в Зеленой дубраве на левом краю Куликова поля и в сражении поначалу участия не
принимал. Однако впоследствии, в критическую минуту столкновения двух армий,
князь Боброк повел своих воинов в битву. Чутко внимающий малейшим изменениям в
сопутствующих схватке обстоятельствах, воевода уловил нужный ему момент —
изменение направления ветра на поле боя. Всю первую половину битвы он дул со
стороны татар, но внезапно ударил им в лицо, в тоже мгновение витязи Боброка с
громким кликом пошли вперед. И ветер многократно усилили этот победный клик,
разнеся его по всему полю брани. Ошеломленные враги были опрокинуты и бежали,
все попытки Мамая остановить бегство оказались безуспешными. Уходить от русской
погони пришлось и ему. Именно удар Засадного полка во фланг атакующей русские
войска татарской коннице и решил исход великой битвы за Доном на реке Непрядве.
Заслуги
Дмитрия Волынца признал и великий князь, после сечи сказавший, что ему
"подобает всегда воеводствовати".
Точная
дата смерти Дмитрия Михайловича не установлена, хотя некоторые историки
полагают, что он погиб во время неудачной битвы с татарами на реке Ворскле 12
августа 1399 года, когда ордынским ханом Темир-Кутлуем было разбито войско
литовского властителя Витовта, собравшего под свое начало немало русских
князей. Последнее упоминание его в московских источниках относится к 1389 году.
Список литературы
Для
подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.portal-slovo.ru/