Содержание
1. Особенности политической жизни Руси X и начала XI вв.
2. Попытки объединения русских земель.
3. Основы законодательства (кратко).
4. Заключение.
Князь Владимир Мономах
Особенности политической жизни Руси X и начала XI
вв.
Между древними князьями до татарского периода после Ярослава никто не
оставил по себе такой громкой и доброй памяти, как Владимир Мономах, князь
деятельный, сильный волею, выдававшийся здравым умом посреди своей братии
князей русских. Около его имени вращаются почти все важные события русской
истории во второй половине XI и в первой четверти XII века. Этот человек
может по справедливости называться представителем своего времени. Славяно-
русские народы, с незапамятных времен жившие отдельно, мало-помалу
подчинились киевских князей и, таким образом, задачей их совокупной истории
стало постепенное и медленное образование государственной цельности. В
каких формах и в какой степени могла проявиться эта цельность и достигнуть
полного своего осуществления — это зависело уже от последующих условий и
обстоятельств. Общественное устройство у этих народов имело общие для всех
признаки, что они составляли земли, которые тянулись к городам, пунктам
своего средоточия. И в свою очередь дробились на части, хотя сохраняли до
известной степени связь, как между частями дробления, так и между более
крупными единицами, и отсюда происходило, что города были двух родов:
старейшие и меньшие, последние зависли от первых, но с признаками
внутренней самобытности. Члены земли собирались в городах совещаться по
своим делам, а творить расправу, защищать землю и управлять ей должен был
князь. Сперва политическая власть киевских князей выражалась только тем,
что они собирали дань с подчиненных, а потом шагом к более прочному
единству и связи между землями было размещение сыновей киевского князя в
разных землях, а последствием этого разветвление княжеского рода на линии,
более или менее соответствовавшей расположению и разветвлению земель.
Это размещение княжеских сыновей началось еще в язычестве, но грубые
варварские нравы не допускали развиться какому-нибудь новому порядку;
сильнейшие братья истребляли слабейших. Так, из сыновей Святослава остался
только один Владимир. У Владимира было много сыновей и всех он разместил по
землям; но Святополк, по образу языческих предков, начал истреблять
братьев, и дело кончилось тем, что, за исключением особо выделенной
полоцкой земли, которая досталась старшему сыну Владимира Изяславу, как
удел его матери, вся остальная Русь была под властью одного киевского князя
Ярослава. Это не было единодержавие в нашем смысле слова и вовсе не вело к
прочному сцеплению земель между собою, а напротив, чем более земель могло
скопиться под властью единого князя, тем менее было возможности этой единой
власти над ними и иметь влияние на течение событий в этих подвластных
землях. Напротив когда, после принятия христианства, вместе с одной верой
входил в Русь единый письменный язык и одинаковые нравственные,
политические и юридические понятия, если в различных землях и пребывали
свои князья, то эти князья — происходя из единого княжеского рода, сохраняя
более или менее одинаковые понятия, привычки, предания, воззрения,
руководимые при этом единою церковью — своим управлением способствовали
распространению таких свойств и признаков, которые были одинаковы во всех
землях и, следовательно, вели их к единению между собой.
После Ярослава начинается уже непрерывно тот период, который
обыкновенно называют удельным. Особые князья явились в земле северян или
черниговской, в земле смоленских кривичей, в земле волынской, в земле
хорватской и галицкой. В земле новгородской сначала соблюдалось как бы
правило, что там князем должен быть старший сын киевского князя, но это
правило скоро уступило силе народного выбора. Земля полоцкая уже прежде
имела особых князей. В земле русской или киевской выделялось княжение
переяславское, и к этому княжению по разделу Ярослава присоединена
отдельная ростовская область. Собственно не было правил для размещения
князей, ни порядка их преемственности, ни даже прав каждого лица из
княжеского рода где бы то ни было, а потому естественно должен был
возникать ряд недоразумений, которые приводили неизбежно к междоусобиям.
Само собой разумеется, что это задерживало ход развития тех начал
образованности, которые Русь получила вместе с христианской верою. Но еще
более препятствовало этому развитию соседство с кочевыми народами и
непрестанные столкновения с ними. Русь как будто приговором судьбы осуждена
была видеть у себя приходивших с востока гостей, сменявших друг друга: в X
веке и в первой половине XI века она терпела от печенегов, а с половины XI
их сменили половцы. При внутренней безладице и княжеских усобицах, Русь
никак не могла оградить себя и избавиться от такого соседства, тем более,
когда князья сами приглашали иноплеменников в своих междоусобиях друг
против друга.
При таком положении дел важнейшею задачею тогдашней политической
деятельности было, с одной стороны — установление порядка и согласие между
князьями, а с другой — дружное обращение всех сил русской земли на свою
защиту против половцев. В истории дотатарского периода мы не видим ни одной
такой личности, которой бы удалось совершить прочно и плодотворно такой
великий подвиг; но из всех князей никто не стремился к этой цели с такой
ясностью взгляда и с таким, хотя временным, успехом, как Мономах, и потому
имя его долго пользовалось уважением. Кроме того, о его жизни сложилось
понятие, как об образцовом князе.
Владимир родился в 1053 году, за год до смерти деда своего Ярослава. Он
был сын Всеволода, любимейшего из сыновей Ярослава, тогда как прочих
сыновей Ярослав разместил по землям, назначив им уделы. Всеволода отец
постоянно держал подле себя, хотя дал ему удел близкий от Киева Переяславль
и отдаленный Ростов. Старик Ярослав умер на руках у Всеволода. Мать
Владимира, последняя супруга Всеволода, была дочь греческого императора
Константина Мономаха; Владимир по деду со стороны матери получил имя
Мономаха. Таким образом, у него было три имени: одно княжеское — Владимир,
другое крестное — Василий, третье дедовское по матери — Мономах.
Будучи тринадцати лет от роду, он принялся занятия, которые, по
тогдашним понятиям, были приличны княжескому званию — войной и охотой.
Владимир в этом случае не был исключением, так как в те времена князья
очень рано делали то, что по нашим понятиям, были приличны только
возмужалым; их даже женили в отроческих летах. Отец послал Владимира в
Ростов, и путь ему лежал через землю вятичей, которые еще тогда не хотели
спокойно подчиняться княжеской власти Рюрикова дома. Владимир не долго был
в Ростове и скоро появился в Смоленске. На Руси тем временем начинались,
одна за другою, две беды, терзавшие страну целые века. Сперва поднялись
княжеские междоусобия. Начало им было положено тем, что сын умершего
Ярослава сына, Владимира, Ростислав, бежал в Тьмутаракань, город,
находившийся на Таманском полуострове и принадлежавший тогда черниговскому
князю, поместившему там своего сына Глеба. Ростислав выгнал этого Глеба, но
и сам не удержался после него. Событие это, само по себе одно из множества
подобных в последующие времена, кажется замечательным именно потому, что
оно было тогда первым в этом роде. Затем прорвалась вражда между полоцкими
князьями и Ярославовичами. В 1067 году полоцкий князь Всеслав напал на
Новгород и ограбил его, за это Ярославичи пошли на него войною, разбили и
взяли в плен.
В следующем 1068 году настала другого рода беда. Нахлынули с востока
половцы, кочевой народ тюркского племени. Они стали нападать на русские
земли. Первое столкновение с ними было неудачно для русских. Киевский князь
Изяслав был разбит и вслед за тем прогнан самими киевлянами, с которыми он
и прежде не ладил. Изяслав возвратился в Киев с помощью чужеземцев —
поляков, а сын его варварски казнил и мучил киевлян, изгнавших его отца;
потому-то киевляне, при первой же возможности, опять избавились от своего
князя. Изяслав снова бежал, а вместо него сел на киевском столе брат его
Святослав, княживший в Чернигове; тогда черниговской землею стал управлять
Всеволод, а сына его Владимира Мономаха посадили на княжение в Смоленске.
Во все продолжение княжения Святослава Владимир служил ему, как
старшему князю, так как отец Владимира, Всеволод, находился в согласии со
Святославом. Таким образом, Владимир, по поручению Святослава, ходил на
помощь поляков против чехов, а также в интересах всего Ярослава племени
воевал против полоцких князей. В 1073 году Святослав умер и на киевском
столе опять сел Изяслав, на этот раз, как кажется, поладивший с киевлянами
и со своим братом Всеволодом. Этот князь вывел прочь из Владимира —
Волынского сына Святослава Олега, с тем, чтобы там посадить своего
собственного сына. Олег, оставшись без удела, прибыл в Чернигов к
Всеволоду. Владимир находился тогда в дружелюбных отношениях с этим князем, приехав из Смоленска в Чернигов, угощал его вместе с отцом своим. Но Олегу
досадно было, что земля, где княжил его отец, и где протекло его детство,
находится не у него во власти. В 1073 году он убежал из Чернигова в
Тьмутаракань, где после Ростислава жил уже подобный ему князь, беглец
Борис, сын умершего Вячеслава Ярославича. Не должно думать, чтобы такого
рода князья действительно имели какие-нибудь права на то, чего добивались.
Тогда еще не было установлено и не вошло в обычай, чтобы все лица
княжеского рода непременно имели удел, как равным образом не утвердилось
правило, чтобы во всякой земле были князьями лица, принадлежавшие к одной
княжеской ветви в силу своего происхождения. В самом распоряжении Ярослава
не видно, чтобы, размещая своих сыновей по землям, он имел заранее в виду
распространить право посаженых сыновей на их потомство. Сыновья Ярослава
также не установили такого права, как это видно в Смоленске и Волыни.
Только ветвь полоцкая держалась упорно и последовательно в своей кривской
земле, хотя Ярославичи хотели ее вытеснить оттуда. При совершенной
неопределенности отношений, при отсутствии общепринятых и освещенных
временем прав князей на княжение, понятно, что всякий князь, как только
обстоятельства давали ему силу, старался устроить своих ближних, — главное
сыновей, если они у него были. И в таком случае не стеснялся столкнуть с
места иного князя, который был ему менее близки: от таких поступков
останавливать князей мысль о нарушении чужого права, потому что такого
права еще не существовало. Со своей стороны очень естественно было князю
искать княжения, так же, как княжили его родитель и родные и
преимущественно там, где был князем его отец, где, быть может, он сам
родился и где с детства привыкал к мысли заступить место отца. Такой князь
легче всего мог найти себе помощь у воинственных иноплеменников. И вот,
бежавшие в Тьмутаракань Олег и Борис обратились к половцам. Не они первые
вмешали этих врагов Руси в ее внутренние междоусобия. Насколько мне
известно, первый, показавший им дорогу к такому вмешательству, был Владимир
Мономах, так как по собственному его известию, помещенному в его поучении,
он еще прежде них, при жизни своего дяди Святослава Ярославича, водил
половцев на полоцкую землю.
Олег и Борис с половцами бросились на северскую землю. Всеволод вышел
против них из Чернигова и был разбит. Олег легко овладел Черниговом.
Черниговцы приняли его сами, так как знали его издавна, вероятно, он
родился в Чернигове. Когда после того Всеволод, вместе с киевским князем
Изяславом, хотел отнять Чернигов у Олега, черниговцы показали себя
преданными Олегу. После того, как Всеволод и Изяслав успели овладеть
стенами окольного города и сожгли строения находившиеся в черте, образуемой
этим окольным городом, жители не сдавались, ушли во внутренний город, так
называемый “большой”, и защищались там до последних сил. Олега с ними в
городе не было: упорство, с которым тогда стояли за него чернигоцы, не
поддерживалось его присутствием или стараниями, и вероятно происходило от
искренней привязанности к нему черниговцев. Владимир был тогда с отцом.
Услышавши, что Олег идет против них на выручку Чернигова и ведет с собой
половцев, князья оставили осаду и пошли на встречу врагам. Битва произошла
на Нежатиной Ниве близ села этого имени. Борис был убит; Олег бежал. Но их
победители дорого заплатили за свою победу. Киевский князь Изяслав был убит
в этой сече.
Смерть Изяслава доставила Киев Всеволоду. Чернигов, потеряв надежду на
Олега, сдался, и в этом городе посадили Владимира Мономаха. Олег и его брат
Роман Святославович в 1079 году попытались выгнать Владимира из Чернигова,
но безуспешно. Владимир предупредил их, вышел с войском к Переяславлю и без
битвы избавился от соперников; и заключили мир с половцами, помогавшим
Святославичам. Половцы и находившиеся с ними хазары предательски поступили
со своими союзниками; Олега отправили в Царьград, а Романа убили. Умение
рассорить своих противников показывает большую сметливость Владимира.
Оставшись на княжении в Чернигове, Владимир со всех сторон должен был
расправляться с противниками. Тьмутаракань опять ускользнула из-под его
власти: там утвердились два других безудельных князя, сыновья Ростислава
Владимировича. Половцы беспрестанно беспокоили черниговскую землю. Союз с
ними, устроенный Владимиром под Переяславлем, не мог быть прочен. Во-
первых, половцы народ хищнический, не слишком свято держал всякие договоры,
во-вторых, половцы разбивались на орды, находившиеся под предводительством
разных князьков или ханов и называемых в наших летописях “чадью”; тогда как
один мирился с русским князем, другие нападали на его область. Владимир
расправлялся с ними, насколько это было возможно. Таким образом, когда двое
половецких князьков опустошили окрестности северного пригорода Стародуба,
Владимир, пригласивши другую орду, разбил их, а потом под Новым Городом
(Новгородом-Северским), рассеял орду другого половецкого князя и освободил
пленников, которых половцы уводили в свои становища, называемые в летописях
“вежами”. На севере у Владимира были постоянные враги — полоцкие князья.
Князь Вселав напал на Смоленск, который оставался во власти Владимира и
после того, как отец посадил его в Чернигове. В отмщение за это Владимир
нанял половцев и водил их опустошать землю полоцкую: там по собственному
свидетельству Владимира, не оставлено было ни челяди (слуги) ни скотины. С
другой стороны Владимир воевал с вятичами. Этот славянский народ все еще
упорно не поддавался власти Рюрикова дома, и Владимир два раза ходил войною
на Ходоту и сына его – предводителей этого народа. По приказу отца,
Владимир занимался делами на Волыни: сыновья Ростислава овладели было этою
страною, но Владимир выгнал их и посадил Ярополка, Изяславова сына, а когда
этот князь не поладил с киевским, то Владимир, по повелению отца, прогнал
его и посадил на Волыни князя Давида Игоревича, и в следующем за тем году
(1086) опять посадил Ярополка. Тогда власть киевского князя в этом крае
была еще сильна, и князья ставились и сменялись по его верховной власти.
Попытки объединения русских земель.
В 1093 году умер Всеволод, Владимир не захотел воспользоваться своим
положением и овладеть киевским столом, так как предвидел, что от этого
может произойти междоусобие. Он послал звать на киевское княжение сына
Изяслава Святополка, который был старше Владимира и за которого, по-
видимому, была значительная партия в киевской земле. Во все время
правления Святополка, Владимир оставался его верным союзником, действовал с
ним за одно и не показывал ни малейшего покушения лишить его власти, хотя
киевляне уже не любили Святополка, а любили Владимира.
Владимир сделался, так сказать, душою всей русской земли, около него
вращались все ее политические события.
Едва только уселся Святополк в Киеве, как половцы прислали к нему
послов с предложением заключить мир. Святополк привел с собою из Турова
дружину, людей ему близких. С ними он во всем совещался, и они ему
посоветовали засадить половецких послов в погреб; после того половцы начали
воевать, и осадили один из городов в пригороде киевской земли – Торцкий,
Святополк выпустил задержанных послов и сам предложил мир, но половцы уже
не хотели мира. Святополк начал совещаться с киевлянами. Советники его
разделились во мнениях: одни, более отважные, порывались на бой, хотя у
Святополка было наготове с оружием всего восемьсот человек; другие
советовали быть осторожнее; наконец, порешили на том, чтобы попросить
Владимира помогать в обороне киевской земли от половцев.
Владимир отправился со своею дружиною, пригласил также своего брата
Ростислава, бывшего на княжении в Переяславле. Ополчение трех князей на
берегу реки Стугны и там собрался совет.
Владимир был того мнения, что лучше, как бы ни было, устроить мир,
потому что половцы были тогда соединены силами; но киевляне горячились и
хотели непременно биться. Им уступили.
Ополчение перешло реку Стугну, пошло тремя отделами, сообразно трем
предводившим князьям, прошло Триполье и стало между волами. Это было 20
мая 1093 года.
Здесь половцы пошли на русских, гордо выставивши свои знамена. Сначала
пошли они на Святополка, смяли его, потом ударили на Владимира и
Ростислава. У русских князей сил было мало, по сравнению с неприятелем; они
не выдержали и бежали. Ростислав утонул при переправе через Стугну;
Владимир сам чуть нее пошел ко дну, бросившись спасать утопающего брата.
Тело утонувшего привезли в Киев погребли у церкви св. Софии.
Дело этим не кончилось. Половцы дошли до Киева и между Киевом и
Вышгородом на урочище Желани в другой раз жестко разбили русских того же
года 23 июля. После этой победы половцы рассеялись по русским селам и
забирали пленников.
В следующем 1094 году думал приостановить бедствие русского народа,
заключил с половцами мир и женился на дочери половецкого хана Тугоркана. Но
и этот год был не менее тяжел для русской земли. Саранча истребила хлеб и
траву на полях, а родство киевского князя с половецким не спасало Русь от
половцев. Когда одни половцы мирились и роднились с русскими, другие вели
на него его неуловимого соперника Олега. Олег, засланный византийцами в
Родос, не долго там оставался. В 1093 году он уже был в Тьмутаракани,
выгнал от туда двух безместных князей, как и он, Давида Игоревича и
Володаря Ростиславича и сидел некоторое время в этом городе, но 1094 году,
пригласивши половцев, пустился добывать ту землю, где княжил его отец.
Владимир не дрался с ним, уступил ему добровольно Чернигов, вероятно и
потому, что в Чернигове, как и прежде, были сторонники Олега. Сам Владимир
уехал в Переяславль.
Тогда уже вполне выработался характер Владимира и в нем созрела мысль
действовать не для личных своих видов, а для пользы всей русской земли,
насколько он мог понимать ее пользу; главное же – энергетическими силами
избавить русскую землю от половцев. До сих пор Владимир, насколько было
возможно, старался устроить мир между русскими и половцами, он становится
постоянным и непримиримым врагом половцев, воюет против них, подвигает на
них русских князей и с ними все силы русских земель. Вражду он эту открыл
поступком с двумя половецкими князьями: Китаном и Илтарем. Князья эти
прибыли к Переяславлю договориться о мире, разумеется, с намерением
нарушить этот мир, как делалось прежде. Китан встал между валами за
городом, а Итларь со знатнейшими лицами приехал в город; с русской стороны
отправился к половцам заложником сын Владимира Святослав.
Тогда же прибыл от Святополка киевлянин Славята и стал советовать убить
Илтаря, приехавшего к русским. Владимир сначала не решался на такое
вероломство, но к Славяте пристали дружинники Владимира, и говорили: «Нет
греха в том, что мы нарушим клятву, потому что сами они дают клятву, а
потом губят русскую землю и проливают христианскую кровь».
Славята с русскими молодцами взялся проникнуть в половецкий стан и
вывести от туда Святослава, посланного к половцам заложником. С ним вместе
взялись за это дело торки – народ того же племени, к которому принадлежали
и половцы. Но будучи поселены на русской земле, они верно служили Руси. В
ночь на 24 февраля они не только счастливо освободили Святослава, но и
умертвили Китана и перебили его людей.
Илтарь находится тогда во дворе у боярина Ратибора. Поутру 24 февраля
Илтарь с его дружиною пригласили завтракать к Владимиру; но только что
половцы вошли в избу, куда их позвали, как за ними затворили двери и сын
Ратиборов перестрелял их сверху через отверстие, сделанное в потолке избы.
После такого вероломного поступка, который русские оправдали тем, что их
враги были также вероломны, Владимир начал созывать князей против половцев
и в том числе Олега, от которого потребовал выдачи сына убитого Илтаря.
Олег не выдал его и не пошел к князьям.
Киевский князь Святополк и Владимир звали Олега в Киев на совет об
обороне русской земли. Но Олег отказался от их приглашения. Тогда князья
послали от себя такое слово: «Если ты не идешь на неверных и не приходишь
на совет к нам, то значит ты мыслишь на нас худое и хочешь помогать
поганым. Пусть бог нас рассудит».
Это было объявление войны. Итак, вместо того, чтобы идти соединенными
силами на половцев, Владимиру приходилось войною идти на своих. Владимир со
Святополком выгнали Олега из Чернигова, осадили его в Стародубе и держали в
осаде до тех пор, пока Олег не попросил мира. Ему даровали мир, но с
условием, чтоб он непременно прибыл в Киев на совет. Обе стороны целовали
крест. Это было в мае 1095 года.
Между тем раздраженные половцы делали на Русь набеги, хан половецкий
Боняк со своею ордою жег окрестности Киева, а тесть Святополка Тугоркан,
несмотря на родство с киевским князем, осадил Переяславль. Владимир со
Святополком разбили его 19 мая; сам Тугоркан пал в битве и зять его
Святополк привез тело тестя в Киев: его похоронили между двумя дорогами:
одной, ведущей в Берестово, и другой – в печерский монастырь. В июле Боняк
повторил нападение и 20 числа ворвался в печерский монастырь. Половцы
выломали двери, жгли все, что попадалось на их пути, ворвались в церковь,
таскали из нее иконы и произносили оскорбительные слова над христианским
Богом и законом. Тогда половцы сожгли загородный княжеский двор, называемый
Красным, построенный Всеволодом на выдобичском холме, где впоследствии
выстроен был выдубицкий монастырь.
Олег не думал исполнять договора и являться в Киев на княжеский
съезд. Вместо того он явился в Смоленск, набрал там войско и, вышедши
оттуда, пошел вниз по Оке, ударил на Муром, который достался в управление
сыну Мономаха Изяславу. 6 сентября 1096 года Изяслав был убит в сече. Олег
взял Муром и оковал там всех найденных ростовцев, белозерцев и суздальцев.
Олег, отвоевавший Муром, взял Суздаль и поступил сурово с его жителями:
одних взял в плен, других разослал по своим городам и отнял их имущество.
Ростов сдался Олегу сам. Возгордившись успехами, Олег затевал подчинить
своей власти и Новгород, где на княжении был другой сын Мономаха,
Мистислав, молодой князь, очень любимый новгородцами. Новгородцы
предупредили покушение Олега, и прежде чем он мог стать с войском на
новгородской земле, сами отправились на него в ростовско-суздальскую землю.
Олег убежал из Суздаля, приказавши в досаде сжечь за собою город, и
остановился в Муроме. Мистислав удовлетворился тем, что выгнал Олега из
ростовско-суздальской земли, которая никогда не была уделом ни Олега, ни
его отца; предложил Олегу мир и предоставлял ему снестись со своим отцом.
Мистислава располагало к уступчивости то, что Олег был его крестным отцом.
Олег притворно согласился, а сам думал внезапно напасть на своего
крестника; но новгородцы узнали об его намерении заблаговременно и, вместе
с ростовцами и белозерцами, приготовились к бою. Враги встретились друг с
другом на реке Колакше, в 1096 году. Олег увидел у противников распущенное
знамя Владимира Мономаха, и подумал, что сам Владимир Мономах пришел со
своею силою на помощь сыну, и убежал. Мистислав с новгородцами и ростовцами
пошел по следам его, взял Муром и Рязань, мирно обошелся с их жителями,
только освободил людей ростовско-суздальской области, которых Олег держал в
городах пленниками; после того Мстислав писал к своему сопернику такое
слово: «Не бегай более, пошли с мольбой к своей братии; они тебя не лишат
русской земли». Олег обещался сделать так, как предлагал ему победитель.
Мономах дружелюбно обошелся со своим соперником, и памятником его
тогдашних отношений к Олегу осталось современное письмо его к Олегу, очень
любопытное не только по тому, что оно во многом объясняет личность князя
Владимира Мономаха, но и потому что вообще оно составляет один из немногих
образчиков тогдашнего способа выражения: «Меня, - пишет он, - принудил
написать к тебе сын мой, которого ты крестил и который теперь недалеко от
тебя: он прислал ко мне мужа своего и грамоту и говорит так: сладимся и
примиримся, а братцу моему суд пришел; не будем ему мстителями; возложим
все на Бога; пусть они станут перед Богом, мы же русской земли не погубим.
Я послушал и написал; примешь ли ты мое письмо с добром или с поруганием, -
покажет ответ твой. Отчего, когда убили мое и твое дитя перед тобою,
увидевши кровь его, увянувшее подобно едва распустившемуся цветку, отчего,
стоя над ним, не вник ты в помысл души своей и не сказал: зачем это я
сделал? Зачем ради кривды этого мечтательного света причинил себе грех, а
отцу и матери слезы? Тебе было бы тогда покаяться Богу, а ко мне написать
утешительное письмо и прислать сноху мою ко мне… она тебе не сделала ни
добра, ни зла; я бы с нею оплакал мужа ее и свадьбы их вместо свадебных
песен. Я не видел прежде их радости, ни их венчания; отпусти ее как можно
скорее, я поплачу с нею заодно и посажу на место как грустную горлицу на
сухом дереве, а сам утешусь о Боге. Так было и при отцах наших. Суд пришел
ему от Бога, а не от тебя! Если бы ты, взявши Муром, не трогал Ростова, а
прислал бы ко мне, мы бы уладились; рассуди сам, тебе ли следовало послать
ко мне или мне к тебе? Если пришлешь ко мне посла или попа и грамоту свою
напишешь с правдою, то и волость свою возьмешь, и сердце наше обратится к
тебе, и будем жить лучше, чем прежде; я тебе не враг, не мститель».
Тогда, наконец, состоялось то, что долго замышлялось и никак не могло
придти к исполнению. В городе Любече съехались князья Святославичи – Олег,
Давид и Ярослав, киевский Святополк, Владимир Мономах, Волынский князь
Давид Игоревич и червонорусские князья Ростиславовичи: Володарь и Василько.
С ними были их дружинники и люди их земель. Цель их совещания была –
устроить и принять меры к охранению русских земель от половцев. Всем делом
заправлял Мономах.
На этом съезде князья положили, чтобы все они владели своими волостями.
Все целовали крест на том, что если кто-нибудь из князей нападет на
другого, то все должны будут ополчиться на зачинщика междоусобия. «Да будет
на того крест честный и вся земля русская». Такой приговор произнесли они в
то время.
Намерение Мономаха соединить князей на единое дело против половцев не
только не привело к желаемой цели, а напротив привело к многолетней войне
между князьями. Для русской земли от этого умножилось горе. Однако в 1100
году Мономаху таки удалось опять устроить между князьями совещание. В самом
деле, то, чем покончили князья свои междоусобия, мало представляло
справедливости. Владимир не противоречил им во многом, потому что желал,
как бы то ни было прекратить междоусобия, чтобы собрать силы русских земель
против общих врагов – половцев.
С тех пор Владимир непрерывно обращал свою деятельность на ограждение
русской земли от половцев. В 1101 году Владимир поднял князей против них,
но половцы, услышав о сборах русских князей, одновременно от нескольких орд
прислали просьбу о мире. Русские согласились на мир, готовые наказать
половцев за первое вероломство. В 1103 году соглашение было нарушено
половцами, и Мономах побудил русских князей предпринять первый
наступательный поход на половецкую землю соединенными силами. В летописи
этот поход описан с большим сочувствием и видно, что произвел на
современников огромное впечатление.
Русские шли конные и пешие, последние на ладьях по Днепру до Хортицы.
После четырехдневного пути степью от Хортицы, на урочище, называемом
Сутень, русские 4 апреля встретили половцев и разбили их наголову. Половцы
потеряли до двадцати князей. Один из князей Белдюзь попался в плен и
предлагал за себя большой выкуп золотом, серебром, лошадьми и скотом, но
Владимир сказал ему: «Много раз поставляли вы с нами договор, а потом
ходили воевать на русскую землю; зачем ты не учил сынов своих и род свой не
приступать договора и не проливать христианской крови?» Он приказал затем
убить Белдюзя и рассечь по членам его тело. Русские набрали тогда много
скота, верблюдов и невольников.
В 1110 году Владимир с князьями снова предпринял поход, который более
всех других облекся славою в глазах современников. Предание связало с ним
чудодейственные предзнаменования. Рассказывают, что 11 февраля ночью над
печерским монастырем появился огненный столб: сначала он встал над каменною
трапезою, перешел от туда на церковь, потом встал над гробом Феодосия,
наконец, поднялся по направлению к востоку и исчез. Явление это
сопровождалось молнией и громом. Грамотеи растолковали, что это был ангел,
возвещавший русским победу над неверными. Весною Владимир со своими
сыновьями, киевский князь Святополк со своим сыном, Ярослав и Давид с
сыном, на второй неделе поста, отправились к Суле, перешли через Псел,
Ворсклу и 23 марта пришли к Дону. 27-го в страстной понедельник разбили
половцев на реке Стальнице и воротились обратно с множеством добычи и
пленников. Тогда, говорит летописец, слова о подвигах русских прошла ко
всем народам: грекам, ляхам, чехам и дошла даже до Рима. С тех пор половцы
надолго перестали тревожить русскую землю.
В 1113 году умер Святополк и киевляне, собравшись на вече, избрали
Владимира Мономаха своим князем; но Владимир медлил; между тем киевляне
недовольные поборами своего покойного князя, напали на дом его любимца
Путяты и разграбили жидов, которым потакал Святополк во время его княжения,
и поверял собрание доходов. В другой раз послали киевляне к Владимиру
послов с такой речью: «Иди, князь в Киев, а не пойдешь, так разграбят и
княгиню Святополкову, и бояр, и монастыри; и будешь ты отвечать, если
монастыри разграбят». Владимир прибыл в Киев и сел на столе по избранию
киевской земли. Княжил он до самой смерти (1125 год) и это время было самым
цветущим периодом в древней истории киевской Руси.
Основы законодательства.
(кратко)
Владимир Мономах является в русской истории законодателем. Еще ранее
его, при детях Ярослава, в «Русскую Правду» вошли важные изменения и
дополнения. Важнейшее из изменений было то, что месть за убийство была
устранена, а вместо того была введено наказание платежом вир. Это повлекло
к усложнению законодательства и к установлению многих статей, касающихся
различных случаев обид и преступлений, которые вели за собой платежи вир в
различном размере. Таким образом, различные размеры вирных платежей
назывались за разного рода оскорбления и побои, наносимые одними лицами
другим, как равно за кражу разных предметов. Независимо от платежа за
некоторые преступления, как например, за разбойничество и зажигательство,
виноватый подвергается потоку и разграблению – древнему способу наказания
преступника. Убийство вора не считалось убийством, если было совершено при
самом воровстве, когда вор еще не был схвачен. При Мономахе, на совете,
призванном им и составленном из тысяцких: киевского, белгородского,
переяславского и людей своей дружины, поставлено было несколько важных
статей, клонившихся к ограждению благосостояния жителей. Ограничено
произвольное взимание, которое при Святополке доходило до больших
злоупотреблений и вызвало по смерти этого князя преследование жидов, бывших
ростовщиками. При Владимире установлено, что ростовщик может взимать
проценты только три раза, иначе теряет капитал. Кроме того, поставлен был
дозволенный процент: 10 кун на гривну, что составляло около трети или
несколько более, если принимать упоминаемую гривну гривною куна.
Местом суда в древности были: княжеский двор и торг, и это означает,
что был суд и княжеский, но был суд и народный – вечевой, и, вероятно,
постановление «Русской Правды», имеющие главным образом в виду соблюдение
княжеских интересов, не обнимали всего вечевого суда, который придерживался
давних обычаев и соображений, внушенных данными случаями. Доказательствами
на суде служили: показания свидетелей, присяга и, наконец, испытание водою
и железом.
Законодательство Владимира Мономаха определяло три случая обращения
в холопство:
Первый случай, когда человек сам добровольно продавал себя в холопы
или когда господин продавал его на основании прежних прав над ним. Но такая
покупка должна непременно совершаться при свидетелях.
Второй случай обращения в рабство было принятие в супружество женщины
рабского происхождения (вероятно, случалось, что женщины искали
освобождения от рабства посредством замужества).
Третий случай, когда свободный человек без всякого договора сделается
должностным лицом у частного человека. Вероятно, это было поставлено по
тому, что некоторые люди, приняв должность, позволяли себе разные
беспорядки и обманы, и за неимением условий хозяйства не могли искать на
них управы.
Только исчисленные здесь люди могли быть обращены в холопы. За долги
нельзя было обращать в холопство и всякий, кто не имел возможности
заплатить, мог отработать свой долг и отойти. Военные, по-видимому, тоже не
делались холопами, потому что об этом нет речи в «Русской правде» при
исчислении случаев рабства.
По некоторым данным ко времени Мономаха можно отнести постановления о
наследстве. По тогдашнему Русскому праву, все сыновья наследовали поровну,
а дочерям обязывались выдавать приданное при замужестве; меньшему сыну
доставался отцовский двор. Каждому, однако, предоставлялось распорядиться
своим имуществом по завещанию.
Замужняя женщина пользовалась одинаковыми юридическими правами с
мужчиной. За убийство или оскорбления, нанесенные ей, платилась одинаковая
вира, как за убийство или оскорбления, нанесенные мужчине.
Заключение
Эпоха Владимира Мономаха была временем расцвета состояния
художественной и литературной деятельности на Руси. В Киеве и в других
городах воздвигались новые каменные церкви, украшенные живописью: так при
Святополке был построен в Киеве Михайловский Золотоверхий монастырь, стены
которого существуют до сих пор, а близь Киева – Выдубицкий монастырь на
месте, где был загородный двор Всеволода. Кроме того, Владимир перед
смертью построил прекрасную церковь на Алте, на том месте, где был убит
Борис. К этому времени относится составление первой нашей летописи. Игумен
Сильвестр (около 1115 года) соединил в один свод прежде существовавшие
отрывки и, вероятно, сам прибавил к ним сказания о событиях, которых был
свидетелем. В числе вошедших в его свод сочинений были и писания летописца
печерского монастыря Нестора, отчего Сильвестров летописный свод носил
потом в ученом мире название Несторовой летописи, хотя и неправильно,
потому, что далеко не все в ней написано Нестором. Мысль описывать события
и расставлять их последовательно по годам явилась вследствие знакомства с
византийцами-летописцами, из которых некоторые, как, например, Амартол и
Малала были тогда известны в славянском переводе. Сильвестр положил начало
русскому летописанию и указал путь другим после себя. Его свод был
продолжаем другими летописцами, и развивался на многие отрасли, сообразно
разным землям русского мира, изменившим свою отдельную историю.
Непосредственным и ближайшим по местности продолжением Сильвесторова
летописного свода была летопись, занимающаяся преимущественно киевскими
событиями и написанная в Киеве разными летописцами. Летопись эта называется
«киевскою»; она захватывает время Мономаха идет через все XII столетие и
прерывается на событиях начальных годов XIII столетия. Во времена Мономаха,
вероятно, было переведено многое из византийской литературы, как показывают
случайно уцелевшие рукописи, которые относят именно к концу XI начало XII
века. Из первоначальной летописи видно, что русские грамотные люди могли
читать на своем языке Ветхий завет и жития разных святых. Тогда же по
образцу византийских «описателей жизни» стали составлять жития русских
людей, которых уважали за святость жизни и смерти. Так в это время уже
написано было житие первых основателей печерской обители: Антония и
Феодосия и положено было преподобным Нестором, печерским летописцем, начало
Патерика или сборника житий святых, сочинения, которое, расширяясь в объеме
от новых добавлений, составляло впоследствии один из любимых предметов
чтения благочестивых людей. От современника Мономаха, киевского митрополита
Никифора, родом грека, осталось одно Слово и три Послания: из них два
обращено к Владимиру Мономаху, из которых одно обличительное против латин.
Тогда уже окончательно образовалось разделение церквей; вражда
господствовала между писателями той и другой церкви и греки старались
привить к русским свою ненависть и злобу к западной церкви. Другой
современник Мономаха, игумен Даниил, совершил путешествие в Иерусалим и
оставил по себе описание этого путешествия. Несомненно, кроме оригинальных
и переводных произведений собственно религиозной литературы, тогда на Руси
была еще самобытная поэтическая литература, носившая на себе более или
менее отпечаток старинного язычества. В случайно уцелевшем поэтическом
памятнике конца XII века «Слово о полку Игоря» упоминается о певце Бояне,
который прославлял события старины и, между прочим, события XI века; по
некоторым признакам можно предположить, что Боян воспевал и подвиги
Мономаха против половцев. Этот Боян был так уважаем, что потомство прозвало
его Соловьем старого времени. Сам Мономах писал «Поучение своим детям» или
так называемую Духовную. В ней Мономах излагает подробно события своей
жизни, свои походы, свою охоту на диких коней, вепрей, туров, лосей,
медведей, свой образ жизни, занятия в которых видна его неутомимая
деятельность. Мономах поучает детей все делать самим, во все вникать, не
полагаться на тиунов и отроков. Относительно войны Мономах советует детям
не полагаться на воевод, самим наряжать стражу, не придаваться пирам и сну
в походе, и во время сна в походе не снимать с себя оружие, а проходя с
войском по русским землям ни в каком случае не дозволять делать вред
жителям в селах или портить хлеб на полях. Наконец, он велит им учиться и
читать, и приводит в пример отца своего Всеволода, который, сидя дома,
выучился пяти языкам.
Мономах скончался близь Переяславля у любимой церкви, построенной на
Альте, 19 мая 1125 года, семидесяти лет отроду. Тело его было привезено в
Киев. Сыновья и бояре понесли его к церкви св. Софии, где он и был
погребен. Мономах оставил по себе память лучшего из князей. «Все злые
умыслы врагов, - говорил летописец, - Бог дал под руки его; украшенный
добрым нравом, славный победами, он не возносился, не величался, по
заповеди Божьей добро творил врагам своим и не щадя имени своего, но все
раздавая нуждающимся». Монахи прославили его за благочестие и за щедрость
монастырям. Это-то благодушие, соединенное в нем с энергичной деятельностью
и умом, вознесло его так высоко и в глазах современников, и в памяти
потомства.
Вероятно, народные эпические песни о временах киевского князя
Владимира Красное Солнышко, так называемые былины Владимирова цикла
относятся не к одному Владимиру святому, но и к Владимиру Мономаху, так,
что в поэтической памяти народа эти два лица слились в одно. Это
предположение может подтверждаться следующим: в Новгородской летописи под
1118 годом Владимир с сыном своим Мистиславом княжившим в Новгороде, за
беспорядки и грабежи призвал из Новгорода и посадил в тюрьму сотского
Ставра с несколькими соумышленниками его, новгородскими боярами. Между
былинами Владимирова цикла есть одна былина о Ставре боярине, которого
киевский князь Владимир засадил в погреб, но Ставра освободила его жена,
переодевшись в мужское платье. Имя Владимира Мономаха было до того уважаемо
потомками, что впоследствии составилась сказка о том, будто византийский
император прислал ему знаки царского достоинства, венец и бармы, и через
несколько столетий после него спустя московские государи венчались венцом,
который назвали «шапкою» Мономаха. Рассуждая беспристрастно, нельзя не
заметить, что Мономах в своих наставлениях и в отрывках о нем летописцев
является безупречным и благодушным, чем в своих поступках, в которых
проглядывают пороки времени, воспитания и среды, в которой он жил. Таков,
например, поступок с двумя половецкими князьями, убитыми с нарушением
данного слова и прав гостеприимства. Завещая сыновьям умеренность в войне и
человеколюбие, сам Мономах, однако, мимоходом сознается, что при взятии
Минска, в котором он участвовал, не оставлено было в живых ни челядина, ни
скотины. Наконец, он хотя и радел о русской земле, но и себе не забывал и,
наказывая князей действительно виноватых, отбирал их уделы и отдавал своим
сыновьям. Но за ним в истории останется то великое значение, что, живя в
обществе, едва выходившим из самого варварского состояния, вращаясь в такой
среде, где всякий гонялся за узкими своекорыстными целями, еще почти не
понимая святости права и договора, один Мономах держал знамя общей для всех
правды и собирал под его силы русской земли.