План реферата:
1. Направления экономической реформы в середине 60-х гг. Закрепление
курса на перемены в экономике.
2. Формирование социальной базы стагнации. Расцвет уравниловки,
бюрократии и номенклатурной элиты.
3. Осознание волюнтаристского курса третьей Программы партии.
Определение стратегических установок восьмой пятилетки.
4. Перевод промышленности на новый порядок планирования и
экономического стимулирования. Щекинский эксперимент.
5. Появление концепции “развитого социализма”.
6. Декабрьский ( 1969 г. ) Пленум ЦК КПСС. Речь Л. И. Брежнева по
проблемам интенсификации развития народного хозяйства.
7. Реформа предприятий. Постепенное лимитирование их
самостоятельности.
8. Итоги восьмой пятилетки. XXIV съезд КПСС.
9. Погружение страны в застой. Расцвет “теневой экономики”.
10. Научно-техническая революция. Ее влияние на экономику Советского
Союза.
11. Итоги девятой пятилетки. XXV съезд КПСС. Практика манипулирования
информацией и подтасовки фактов.
12. Десятая пятилетка. Форсирование нефтегазодобычи в Западной
Сибири. Освоение “мирного атома”.
13. Хозяйственно-политические решения конца 70-х гг. Реформа 1979 г.
Попытка отказа от “валовых” показателей.
14. Кризис социально-экономической системы страны. “Хельсинский” этап
диссидентского движения.
15. Принятие плана на одиннадцатую пятилетку. Административные методы
поднятия экономики.
16. Формирование крайних позиций и радикальных оттенков в общественном
мнении. Ожидания перемен.
Социально-экономическое развитие Советского Союза в середине 60-х - начале
80-х гг.
На часах замирает маятник,
Стрелки рвутся бежать обратно...
А.А.Галич. Ночной дозор
Брежнев и его окружение не могли игнорировать необходимость изменений,
которые к середине 60-х годов назрели, и после нескольких месяцев заминки
реформаторские усилия в сфере экономики были возобновлены. Отправные идеи и
ход реформы были весьма противоречивыми. Суть ее можно свести условно к
трем важнейшим направлениям.
Первое - перемены в структуре управления народным хозяйством.
Сентябрьский ( 1965 г. ) Пленум ЦК КПСС принял решение ликвидировать
территориальные советы народного хозяйства и осуществить переход на
отраслевой принцип управления промышленностью. Были воссозданы
ведомственные монополии в лице союзных и союзно-республиканских
министерств.
Второе - коррекция системы планирования. Поскольку прежняя плановая
система была сориентирована на достижение роста объемов производства
предприятиями на базе валовой продукции, то предполагалось нацелить планы
на реализованную продукцию. Третье направление - совершенствование
экономического стимулирования. Оно включало в себя улучшение системы
ценообразования в пользу низкорентабельных производств. До реформы наряду с
высокорентабельными заводами и фабриками имелось немало убыточных. Вся
угольная промышленность, например, была убыточной. И кроме того, на одном и
том же предприятии наряду с высокорентабельными изделиями выпускалось
немало и убыточных видов продукции. Поэтому предприятия старались
производить “выгодную” продукцию и “отбивались” от невыгодной, хотя она и
пользовалась большим спросом. С помощью реформы предполагалось выровнять
условия экономической деятельности. Экономическое стимулирование
предусматривало также улучшение системы оплаты труда. Оно осуществлялось
как путем централизованного увеличения ставок заработной платы и окладов,
так и за счет более широкого использования части доходов предприятия в
целях материального стимулирования работников. В русле этих направлений, в
частности, предусматривалось: оценивать результаты хозяйственной
деятельности предприятий по реализованной продукции, полученной прибыли и
по выполнению заданий по поставкам важнейших видов изделий; поставить
оплату труда работников промышленности в непосредственную зависимость не
только от результатов труда, но и от общих итогов работы предприятий;
положить в основу экономических отношений между предприятиями принцип
взаимной материальной ответственности. Развивать постоянные прямые связи
между предприятиями-изготовителями и потребителями продукции. Повысить роль
хозяйственных договоров. Предусматривалось, что системы планирования и
экономического стимулирования должны были создавать у коллективов
предприятий заинтересованность в принятии более высоких плановых заданий,
требующих полного использования производственных фондов рабочей силы,
материальных и финансовых ресурсов, достижений технического прогресса,
повышения качества продукции. В январе 1966 г. хозяйственная реформа взяла
старт. На новые условия работы были переведены первые 43 предприятия 17
отраслей промышленности.
Курс на крутые перемены в экономике, казалось бы, закрепил XXIII съезд
КПСС ( март 1966 г. ). Было провозглашено - в качестве принципа - переход
от административных к экономическим методам управления хозяйством,
разработки комплекса мер его развития. В отчетном докладе ЦК съезду
говорилось: “Интересы коммунистического строительства, необходимость
преодоления возникших трудностей требовали не отдельных частных поправок, а
выработки системы мер...” Большие надежды возлагались на то, что удастся
покончить с экстенсивным развитием страны, которое затягивало экономику все
глубже в трясину малоэффективности и затратности. Тем не менее в
руководящих кругах партии и государства, в обществе витали иллюзии
относительно того места на шкале индустриального развития, на котором
находилась советская страна. А дела в этом плане были далеко не радужными.
При всем многообразии исторических этапов, которые прошло советское
общество с конца 20-х гг., развитие народного хозяйства к середине 60-х гг.
имело с этим ранним этапом общие черты. Главная из них заключалась в том,
что на протяжении всего этого большого периода движение производительных
сил страны определялось в основном процессом индустриализации в широком
смысле этого слова. Конечно, индустриализация связана прежде всего с ростом
промышленных отраслей, но она не сводится к изменению отраслевой структуры
народного хозяйства. По сути дела, это гораздо более глубокий и
всеобъемлющий процесс перестройки экономики, связанный с переходом от
домашних технологических методов труда к машинной технике во всех отраслях
материального производства и частично в сфере обслуживания. Если понимать
индустриализацию в этом широком смысле, то вполне понятно, что в советском
обществе индустриализационные процессы играли определенную роль на
протяжении полувека, а не только в 20-е—30-е гг. Они захватили 60-70-е гг.
Фактически народнохозяйственный рост в это время представлял собой по
преимуществу продолжение индустриализации, ее распространение на все сферы
экономики. Но происходило это уже в эпоху современной НТР, что не могло не
порождать и порождало многие острые коллизии. Противоречие обострялось тем,
что индустриализационные процессы в этот “наверстывающий” период носили
преимущественно экстенсивный характер. По большей части они сводились к
механическому вовлечению в производство дополнительных человеческих и
природных ресурсов. Поэтому, несмотря на дальнейшее индустриальное
преобразование народного хозяйства, многие проблемы, возникшие в условиях
форсированной индустриализации, не только не исчезали, но даже нарастали.
Более того, отставание определенных сфер экономики приобретало застойные
черты.
В результате воплощения в жизнь такой социально-экономической
стратегии укоренились специфические, по сути, давно изжившие себя,
хозяйственные механизмы и управленческие традиции, объективно
поддерживающие отставание, формировалась социальная база стагнации.
Бюрократия от имени государства выступала фактически монопольным
работодателем и концентрировала в своих руках распределение основных
социальных благ. Поэтому-то все апелляции о повышении уровня жизни
неизменно адресовались в “верха”. В интересах самосохранения и
идеологического прикрытия административно-командной системы на все лады
пропагандировалась линия на стирание классовых и социальных различий,
достижение социальной однородности, уравнивание доходов трудящихся. Вопреки
интересам развития страны механизм поддержания экстенсивного роста все
более укреплялся. Он порождал перемещение больших людских масс из седа в
город. Если в 1959 г. городское население в СССР составляло 47,9%, то в
1970 г. - уже 56,9%, в 1981 г. - 63,4%.[1] Масштабные перемещения сельской
молодежи в большие города и на так называемые “стройки века” не
сопровождались соответствующим развертыванием социальной инфраструктуры,
надолго затягивало освоение ею городской культуры, обостряло чувство
социальной обделенности, неполноценности, становилось почвой для
антиобщественных проявлений. Потеряв связь с деревней и не имея возможности
полноценно включиться в городской образ жизни, мигранты создавали типично
маргинальную - “общежитскую” субкультуру. В рамках последней обломки
сельских традиций и норм поведения причудливо соединялись с наспех
усвоенным “ценностями” квазигородской цивилизации. Естественным следствием
такого соединения были пьянство, хулиганство и другие социальные
отклонения. Многослойная система бюрократических препон ( прописка,
выписка, различного вида учеты, система получения жилья от предприятий,
справкомания и т.д. ), носящих по существу докапиталистический характер,
препятствовала свободному перемещению рабочей силы, дробя рабочих и
специалистов на многочисленные ведомственные, региональные и прочие квази-
кастовые группы, различавшиеся по уровню правовой защищенности,
обеспеченности различного вида социальных благ, снабжению и т.д. В наиболее
явном и уродливом виде это проявилось в формировании обширного слоя
бесправных московских “лимитчиков” ( ругательное слово в столичном
лексиконе ). Все это не могло не препятствовать воспроизводству рабочего
класса на собственной основе, росту конкурентноспособностых слоев
гуманитарной, научной и технической интеллигенции. Экстенсивность экономики
стимулировала нарастание дефицита рабочей силы и спрос на тяжелый
неквалифицированный ручной труд, который становился фактором люмпенизации
трудящихся. Солидным источником пополнения рядов рабочего класса были места
заключения.
Тяжелым ручным физическим трудом в стране - первооткрывателе космоса
было занято 50 млн. человек: в промышленности - около 40% занятых,
строительстве - 60%, в сельском хозяйстве - около 70%. Причем темпы
вытеснения такого труда неуклонно падали, составив в 1975-82 гг., всего
около 0,7%.[2] Следовательно, для полной ликвидации тяжелого ручного труда
в народном хозяйстве страны “зрелого социализма” по самым оптимистическим
подсчетам требовалось 50 лет! Для немеханизированных производств были
характерны низкий уровень организации труда, дисциплины, культуры, этики
отношений и трудовой мотивации при высоком уровне алкопотребления и
текучести рабочей силы. Уравниловка, многолетняя практика жесткой экономии
фонда заработной платы на самой инициативной части рабочих и специалистов
вела к исчезновению мастеров наивысшей квалификации. Попытки подменить
материальные стимулы внедрением “социалистического соревнования” во все
сферы жизни мало чего давали. Так, даже изрядно препарированные
социологические исследования творческой активности инженерно-технических
работников показывали, что хотя личные творческие планы под нажимом
администрации и парторганизаций принимало 60-80% специалистов, но лишь 14-
20% инженеров их полностью выполняло. Апатия и равнодушие к делам
производства и общественной жизни нарастали во всех слоях трудящихся.
Дефицит рабочей силы в экономике “развитого социализма” самым
парадоксальным образом уживался с тем, что почти четверть рабочих мест в
народном хозяйстве стала относиться к “избыточным”, около 32 млн. человек
составили “излишки рабочей силы”. Все это служило питательной средой и
экономической основой расцвета уравниловки, выводиловки, т.е. поощрения
рвачески-иждивенческих установок. В затратную экономику была органически
включена и система советского образования. Развернулся процесс поголовного
охвата молодежи так называемым всеобщим средним образованием, который без
соответствующей материальной и интеллектуальной базы привел к удручающему
снижению его стандартов. Параллельно раздувались малоэффективные и
несоотвествуюшие требованиям НТР формы вечернего и заочного образования,
как грибы после дождя, росли вузы с убогой материальной базой и низким
научным потенциалом преподавателей. Таким образом, всемерно тиражировалась
псевдообразованность, когда учились все, но, как пушкинский герой,
“понемногу, чему-нибудь и как-нибудь”.
Продолжала воспроизводиться и номенклатурная элита. Питательной средой
стремительного размножения бюрократии было господство внеэкономического
принуждени, которое проистекало из монопольного положения государственной
собственности. это неизбежно превращало бюрократическую иерархию в
единственно реального его хозяина. В то же время собственно экономических
интересов у номенклатуры не было, ее подлинные устремления сводились к
удержанию своих позиций. Не компетентность и профессионализм, моральные и
нравственные устои. а “управляемость” и личная преданность как главные
критерии отбора, протекция и семейственность как основной метод, включение
в касту избранных ( прежде всего через “освобожденную” комсомольскую работу
), фактические несменяемость и неподсудность этого слоя, который все
активнее стал воспроизводиться на собственной основе, внутрикорпоративное
деление не по профессиональной квалификации, а по “уровням руководства” (
советской “табели о рангах” ) - все это не могло не превращать
номенклатурную элиту в антиэлиту.
В результате этого сложился довольно устойчивый конгломерат
разнородных социальных сил, включавший в себя малокомпетентных управленцев
аппаратного типа, ориентированных на “престижное потребление”,
полуобразованных служащих и инженерно-технических работников, квазиученых,
низкоквалифицированных и недисциплинированных рабочих, равнодушных к
конечным результатам своего труда крестьян. Социальную апатию и лень
“подогревала” растущая алкоголизации населения. Этот конгломерат не
проявлял заинтересованности в научно-техническом прогрессе и интенсификации
производства, не желал серьезных структурных реформ в экономике и политике.
Слабо приобщенные к современной духовной культуре, затронутые
происходившими в мире переменами, но не включенные в них органически ( и
поэтому в социальном и психологическом отношении оказавшиеся в положении
маргиналов ), склонные к предрассудкам более, чем к голосу разума, они
образовали своего рода “резервную армию”, социальную базу застоя. Малейшие
проявления недовольства существовавшим положением, то и дело возникавшие в
различных слоях советского общества, подавлялись мощным репрессивным
аппаратом. Нормой политического поведения был полный конформизм.
Между тем, становилось ясно, что записанные в третьей Программе КПСС
цифры роста общественного производства были явно завышены, их не случайно
называли волюнтаристскими. Но дело заключалось не только в этом. В конце 50-
х и начале 60-х гг. было принято много решений по развитию отдельных
отраслей экономики без увязки с реальными народнохозяйственными ресурсами.
Когда же приступили к разработке проекта плана восьмой пятилетки, то стало
очевидным, что выполнение всех этих решений ведет к деформации
экономических пропорций и вместе с тем отдаляет выход на многие намеченные
XXII съездом КПСС на 1970 г. показатели, особенно по уровню жизни народа.
О том, что в программные решения не были заложены тенденции новой
волны технологической революции, тогда еще и не помышлялось. Тем не менее
был сделан вывод: при заметном насилии над народнохозяйственными
пропорциями можно было бы выйти на эти показатели двумя годами позднее.
Возникла соблазнительная идея - разработать семилетний план. Таким образом
при формировании плана на период 1966-1972 гг. можно было бы замаскировать
невыход на определенные XXII съездом КПСС хозяйственные рубежи 1970 г.
В первой половине 1964 г. началась подготовка народнохозяйственного
плана на новую семилетку, в которую предполагалось хотя бы на немного
превзойти в 1972 г. задания на 1970г. Сейчас трудно сказать, что бы из
всего этого вышло. События конца 1964 г. серьезно изменили отношение к
хрущевскому “субъективизму”. Тем не менее задания восьмого пятилетнего
плана отражали стремление руководства к резкому ускорению экономического
развития. Так, в соответствии с директивами XXIII съезда КПСС в области
промышленности намечалось сделать важные шаги по пути интенсификации,
повышения эффективности производства, технического уровня, чтобы обеспечить
все отрасли народного хозяйства современной техникой и технологией, а
население - товарами и услугами.
При опережающем росте производства средств производства ставилась
задача достижения экономической сбалансированности. Производительность
труда в промышленности предполагалось увеличить на 33-35%, прибыль - более
чем удвоить. При этом намечалось, что 80% прироста продукции будет
обеспечено за счет увеличения производительности труда ( против 63% в 1961-
1965 гг., 72% - в 1956-1960 гг. по официальной статистике ). Декларировался
новый подход к формированию территориально-промышленных комплексов (ТПК).
XXIII съездом КПСС было подчеркнуто: “Положить в основу планирования и
размещения производства научно обоснованные схемы развития и размещения
отраслей народного хозяйства и схемы развития экономических районов”.
Звучали призывы уделить первостепенное внимание практическому использованию
природных ресурсов Сибири, южного Таджикистана, Курской магнитной аномалии.
Как при этом должны решаться экологические и социальные проблемы, речи не
шло.
Наибольшее увеличение темпов роста в восьмой пятилетке
предусматривалось по сельскому хозяйству, реальным доходам населения и
группе “Б” промышленности. В целом главные общие пропорции, определявшие
принципиальные черты этой пятилетки, содержали ориентацию на приоритетное
решение проблемы потребления населением материальных благ за счет повышения
эффективности и роста конечных результатов при уменьшении доли
промежуточного продукта. Кроме того, в рамках структурной политики восьмой
пятилетки был предусмотрен еще один принципиальный сдвиг в производственных
пропорциях. Речь шла о приоритетности при распределении ресурсов, и в
частности капитальных вложений, в отрасли, продукция которых представляет
собой элементы текущего производственного и непроизводственного потребления
сельского хозяйства, промышленности группы ”Б”, нефтяной и газовой отраслей
и некоторых других.
Определив стратегические установки пятилетки, партийно-государственное
руководство сосредоточило внимание на конкретизации принятых решений,
выработке форм и методов достижения поставленных целей, механизмов их
реализации. В этот период в практику партийного руководства народным
хозяйством входят ежегодные обсуждения на Пленумах ЦК КПСС проектов
Государственных планов и бюджетов на очередной хозяйственный год. После
одобрения, чаще всего автоматического, эти проекты выносились затем на
сессии Верховного Совета СССР.
Первые годы восьмой пятилетки дали обнадеживающие результаты, динамика
экономического развития несколько возросла, была достигнута известная
сбалансированность народного хозяйства.
В 1967 г. на новый порядок планирования и экономического
стимулирования стали переводиться целые отрасли промышленности и к концу
года в новых условиях работало уже 15% предприятий, на их долю приходилось
37% промышленной продукции. Перевод на новые условия сопровождался
пересмотром оптовых цен 1955 г., которые уже не отражали общественно-
необходимые затраты, особенно в горнодобывающих отраслях. Пересмотр цен
улучшил экономическую ситуацию, с 1968 г. все отрасли промышленности стали
рентабельными.
В 1967 г. было реализовано такое экономическое мероприятие, как
введение государственной аттестации продукции с присвоением Знака качества.
Тогда же, в ходе развертывания социалистического соревнования в честь 50-
летия Октября, сфера действия экономической реформы была резко расширена.
Однако надежды, возлагавшиеся на быстрое улучшение положения дел в
экономике, не сбывались. Хозяйственная реформа не получила своего
дальнейшего логического развития, не реализовались ее основные принципы.
Прежде всего не удалось установить отношений взаимной ответственности
между органами, принимающими и выполняющими решения. Директивность
планирования не была подкреплена четкими формами экономической
ответственности плановых органов за качество планов, за
ресурсообеспеченность. Дело заключалось в том, что экономические методы
управления пытались распространить в условиях организационно-структурной
системы управления, воссоздававшей, по сути, те формы хозяйствования,
которые сложились в период 30-50-х гг.
В рамках действовавшей хозяйственной системы были предприняты меры,
направленные на повышение производительности труда и усиление
заинтересованности коллективов предприятий в результатах своей работы.
Возник знаменитый щекинский эксперимент. Он был апробирован в августе 1967
г. Сущность эксперимента заключалась в том, что предприятию был определен
стабильный фонд заработной платы на 1967-1970 гг., а вся экономия этого
фонда, полученная в результате повышения производительности труда за счет
высвобождения значительной части работавших. поступала в распоряжение
коллектива комбината. За двухлетний период работы в новых условиях
численность работающих на Щекинском химкомбинате сократилась на 870
человек. Причем были высвобождены не только второстепенные работники, а
нередко и ведущих специальностей - машинисты, аппаратчики, лаборанты-
контролеры, дежурные слесари, электромонтеры.
В октябре 1969 г. ЦК КПСС одобрил опыт Щекинского комбината. Тем не
менее, несмотря на очевидное преимущество работы в новых условиях,
обеспечивающих соединение общественного и личного интересов трудящихся,
масштабы распространения этого опыта были явно недостаточными. С 1967 г. по
сентябрь 1969 г. число предприятий, перешедших на работу по методу щекинцев
увеличилось всего с 30 до 200. Спустя несколько лет движение это и вовсе
заглохло. Все прекрасно понимали, что суть проблемы не столько в
ведомственном консерватизме и непонимании выгодности новшества. Дело было в
системе, залимитированной по всем направлениям. Жесткий принцип
административно-командного планирования “от достигнутого” охлаждал головы
даже самых горячих энтузиастов нововведений.
И все же в первые годы восьмой пятилетки были налицо некоторые успехи.
Темпы роста производительности труда и средней заработной платы работающих
в промышленности сблизились, однако полной сбалансированности их достичь не
удалось. Не были выполнены задания по производительности труда. В 1968 г.
средняя заработная плата по всей индустрии выросла заметно больше, чем
производительность труда.
Становилось ясно: для того, чтобы двинуться вперед, необходимо
демонтировать отжившую свой век малоэффективную хозяйственно-политическую
систему и заменить ее современной: предпринимавшиеся косметические меры уже
не помогали.
На практике же произошло другое. В высшем эшелоне власти взяли верх
силы, которые рассматривали формы политической и хозяйственной организации
30-х гг. как едва ли не системообразующие признаки социализма. Для
оправдания все увеличивающегося разрыва между “общественными идеалами” и
практикой была сконструирована концепция развитого социализма, которая была
призвана хоть как-то - в теоретическом отношении - свести концы с концами.
Руководство партии и страны во главе с Брежневым оказалось просто
неспособным принять вызов времени, перестроить экономику и политику
применительно к новому этапу НТР.
Несмотря на довольно успешное развитие экономической реформы,
положение дел в стране оставалось сложным, эффективность народного
хозяйства то повышалась, то понижалась. Вопросы экономики все больше
перемещались в центр борьбы за власть в советском руководстве. Брежнев,
который вообще слабо верил в успех экономических экспериментов, решил
радикально ослабить позиции вдохновителя реформы А.Н.Косыгина.
По установившейся традиции в конце каждого года собирался Пленум ЦК
КПСС, который перед сессией Верховного Совета СССР обсуждал основные итоги
уходящего и основные задачи предстоящего года. Докладчиком обычно выступал
Председатель Совета Министров СССР, затем шли краткие, часто формальные
прения.
Но на декабрьском ( 1969 г. ) Пленуме после доклада А.Н.Косыгина
случилось непредвиденное - с большой речью по проблемам интенсификации
народнохозяйственного развития выступил Брежнев. Его речь содержала крайне
резкую критику в адрес органов хозяйственного управления и ряда местных
партийных комитетов, оратор дал необычайно жесткую оценку состоянию дел в
экономике. Брежнев подчеркнул, что повышение эффективности народного
хозяйства стало поистине ключевой проблемой прежде всего по той причине,
что изменились главные факторы экономического роста. Раньше страна еще
могла развивать народное хозяйство за счет количественных факторов, то есть
увеличения численности рабочей силы и высоких темпов наращивания
капитальных вложений. Но теперь период экстенсивного развития, по существу,
подходит к концу. Надо рассчитывать прежде всего на качественные показатели
экономического роста, на повышение эффективности, интенсивности народного
хозяйства. Наращивать производство и улучшать качество продукции необходимо
не только за счет роста численности работников, капитальных вложений, но и
все в большей мере за счет полного и рационального использования имеющихся
производственных мощностей, внедрения достижений науки и техники, а также
рачительного отношения к технике и ресурсам.
“Требуется, - подчеркнул Брежнев, - постоянно соизмерять затраты с
полученными результатами, добиваться, чтобы каждый рубль давал максимальную
отдачу. - Это, - говорил он, - становится не только главным, но и
единственным возможным путем развития нашей экономики и решения таких
коренных социально-политических задач, как строительство нового общества,
повышение благосостояния трудящихся, победа в экономическом соревновании
двух мировых систем”. Острой критике подверглись те руководители, которые
поощряли сооружение так называемых престижных объектов непроизводственного
назначения: роскошных административных зданий, помпезных домов культуры,
проектирование, как это было в Баку, огромного надводно-подводного
ресторана и т.д.
Эта речь была подготовлена в личном секретариате Брежнева. Разумеется,
он в данном случае не является докладчиком, он выступал в прениях, и мог
поэтому, казалось бы, свободно высказать свое личное мнение. Однако он был
не рядовым оратором, а лидером партии, и его речь, распространенная по
соответствующим каналам, воспринималась как директивная.
К началу 70-х гг. в экономике еще ощущалось дыхание реформы 1965 г.,
но уже было ясно, что она постепенно сворачивается. Процесс этот протекал
весьма своеобразно. Курс на использование экономических методов управления
никто не отменял. Более того, в партийных решениях постоянно подчеркивалась
необходимость добиваться рентабельной работы, роста эффективности, снижения
издержек производства и фондоемкости. Как бы подтверждая поворот к
интенсификации, ЦК КПСС и Правительство за годы восьмой пятилетки
разработали и приняли 35 постановлений, специально или главным образом
посвященных дальнейшему подъему промышленности, из них 16 являлись
постановлениями ЦК КПСС и 19 совместными.
Значительная часть постановлений касалась непосредственно проведения
экономической реформы, повышения эффективности промышленного производства.
К концу 1970 г. на новую систему хозяйствования перешло более 41 тыс.
промышленных предприятий ( из 49 тыс. имевшихся ). На их долю приходилось
свыше 95% прибыли и 93% общего производства промышленной продукции.[3] В
1970 г. на самоокупаемость была переведена даже работа аппарата одного
ведомства - Министерства приборостроения, средств автоматизации и систем
управления. Однако под предлогом соблюдения общегосударственных интересов
все активнее стали внедряться всякие ограничения и регламентации.
Повсеместно были введены лимиты на образование фондов экономического
стимулирования. Даже высокорентабельные предприятия не имели права
увеличивать свои фонда сверх этих лимитов. Всю дополнительную прибыль
приходилось перечислять в госбюджет в виде так называемого свободного
остатка. Инициатива, таким образом, вроде бы не наказывалась, но и не
поощрялась. Впрочем, и наказание следовало, но несколько позже в виде
увеличения плановых заданий для передовиков в следующем плановом периоде.
искусственное ограничение средств, оставленных в распоряжении трудовых
коллективов, по существу работало против экономических методов управления.
Более того, установление разного рода “потолков” и “лимитов” в формировании
фондов предприятий играло роль своего рода троянского коня в системе
хозрасчета, изначально дискредитировало эту позитивную меру.
Отсутствие права самостоятельного выбора альтернативных хозяйственных
решений особенно ярко проявилось в жестком ограничении возможностей
использования предприятиями части заработанной ими прибыли на нужды
развития собственного производства. Фонд развития предприятий очень быстро
попал под контроль вышестоящих органов, которые стали его включать в
централизованный план распределения капиталовложений. Наступил кризис
экономической реформы. В 1970 г., например, были опубликованы данные опроса
211 руководителей предприятий Сибири и Дальнего Востока. На вопрос о том,
существенно ли расширяет права директоров предприятий реформа,
положительный ответ дали 44% руководителей, отрицательный - 56%.[4]
Реформа основного производственного звена - предприятия не была
подкреплена реформой центрального аппарата. Деятельность отраслевых
министерств, планово-финансовых и других органов хозяйственного управления
не была увязана с механизмом экономической реформы. Они по-прежнему
использовали административные методы. Причем, эти административные начала в
деятельности центральных экономических ведомств и отраслевых министерств
усиливались. Их аппарат увеличивался, возникали новые главки и другие
подразделения.
Не была подкреплена реформа и снизу: система оплаты трудящихся
осталась прежней, слабо связанной с результатами труда - те же нормы, те же
тарифы, то же преобладание индивидуальной сдельщины и повременщины.
Трудящиеся были надежно отчуждены от результатов своего труда.
Безнадежность попыток “запустить” рыночные механизмы, не ослабляя
административно-бюрократические тормоза, усугублялась зыбкостью их
политического и идеологического обеспечения. Даже когда пытались
осуществлять глубокие экономические перемены, не было приложено сколько-
нибудь серьезных усилий подкрепить их демократизацией политических
порядков, не был проведен пересмотр идеологических догм относительно рынка,
товарно-денежных отношений, планомерности и регулируемости, плюрализма.
Наоборот, со времени ввода войск в Чехословакию, гонениям стали
подвергаться те ученые и научные направления, которые искали решения
экономических проблем на путях расширения действия закона стоимости и
рыночных отношений. Между тем в советском обществе, где экономика была
тесно сращена с политикой и идеологией, где народное хозяйство представляло
собой хозяйственно-политическую и в значительной мере хозяйственно-
идеологическую систему, коренные экономические преобразования без демонтажа
командно-административной системы были просто невозможны.
Безусловно, определенные изменения в системе хозяйствования
происходили. Расширение масштабов производства сделало невозможным столь же
высокую концентрацию экономической власти, как прежде. Директивно-показной
характер экономических отношений сохранился, а в 70-е годы даже стал
усиливаться, но фактическое принятие решений все в большей мере
распределялось по разным эшелонам хозяйственно-политической иерархии.
Основа хозяйственной жизни по-прежнему определялась директивой, но
директивы теперь уже приходилось в большей мере согласовывать, “увязывать”
в различных инстанциях. Нарастала отраслевая раздробленность общественного
производства, ибо блокирование рыночных, товарно-денежных отношений
неизбежно усиливало автаркию. Зацентрализованная по всем параметрам
экономическая система сменялась столь же малоэффективной экономикой
согласования.
Тем не менее ряд позитивных сдвигов в народном хозяйстве, особенно в
начале восьмой пятилетки, произошел. Они зафиксированы даже в
альтернативных подсчетах, произведенных экономистом Г.И.Ханиным. Так, по
сравнению с 1961-1965 гг. удельный вес интенсивных факторов в обеспечении
прироста национального дохода возрос с 34% в 1966 г. до 40% в 1970 г. В
строй действующих было введено около 2 тыс. новых крупных промышленных
предприятий.[5] Среди них такие уникальные, как Красноярская ГЭС,
металлургические гиганты - Западно-Сибирский и Карагандинские комбинаты,
было положено начало созданию Тюменского нефтегазодобывающего комплекса.
Конечно, тогда мало кто задумывался об экологических последствиях такого
типа промышленного развития, большинство приходило в восторг от таких
масштабов и темпов “покорения Сибири”. В 1970 г. первую партию легковых
автомобилей выпустил завод в Тольятти, хотя сооружение его началось только
в 1967 г. Именно с пуска этого завода началась подлинная автомобилизация
страны.
Но прямой зависимости результатов в народном хозяйстве от воздействия
экономической реформы не просматривается. Ведь позитивные перемены
происходили в основном в первой половине пятилетки, когда реформа еще
только разворачивалась. Скорее всего сказалось то обстоятельство, что
монопольный диктат совнархозовской разновидности административно-командной
системы ослаб, а министерско-ведомственный еще не набрал силы. В этих
условиях степень регламентации деятельности производственных коллективов
временно понизилась, предприятия получили большие возможности для маневра,
что и способствовало некоторому росту эффективности народного хозяйства в
целом.
Существовал и еще один положительный фактор, резко различавшийся по
возможностям действия от прошлых пятилеток. Это - степень профессиональной
свободы плановых работников, необязательность учитывать в плане
заидеологизированные установки, ранее принятые решения, определенная
свобода руководителей от сложившихся стереотипов во взглядах на приоритеты,
структурные сдвиги и т.д. В период завершения работы над восьмым пятилетним
планом в этом отношении как раз возникла уникальная благоприятная
обстановка. Планирующие органы имели довольно редкую возможность при
разработке плана опираться на знания об объективных закономерностях
расширенного воспроизводства, потребности и возможности народного
хозяйства, обоснованно решать важнейшую и труднейшую задачу планирования -
согласование целей и ресурсного обеспечения. Ранее принятые решения, данные
обещания высшего руководства и другие привходящие обстоятельства над
разработчиками плана не столь уж довлели. Поэтому задания восьмого
пятилетнего плана и в известной степени весь плановый механизм первое время
не насиловали экономику, а наоборот, помогали полнее проявиться
закономерным тенденциям.
Итоги восьмой пятилетки были обнадеживающими. Удалось в известной мере
реализовать курс на первоочередное решение проблем потребления. Это
достаточно определенно проявлялось в выполнении заданий по производству
предметов народного потребления. Именно по потребительским товарам
наблюдалось более успешное выполнение плановых заданий - по выпуску обуви,
радиоприемников, мебели, производству цельномолочной продукции, мяса,
сахара, улову рыбы. В 2,2 раза увеличилось производство бытовых
холодильников.
В отраслях тяжелой промышленности по всем видам продукции, включенным
в Директивы, кроме добычи нефти, данные о фактическом выполнении планов за
1970 г. были меньше заданий. Диапазон невыполнения заданий по видам
продукции также был достаточно велик. Но характерно было то, что показатели
качественного развития каждой из отраслей в целом соответствовали тем
задачам, которые ставились перед индустрией Директивами XXIII съезда КПСС.
Некоторое улучшение социально-экономического положения, которое было
достигнуто за счет мобилизации ресурсов административно-командной системы,
а также частично за счет реформ, как это не парадоксально, укрепило позиции
консервативных и антиреформаторских сил в политическом руководстве страны.
Радикальные политические и экономические идеи оказались под запретом, само
слово “реформа” стало исчезать из руководящего лексикона, появились другие
термины - “улучшение” и “совершенствование”. В соответствии с типом и
уровнем мышления высшего партийного и административного эшелона, ставка на
упрощенно технократические подходы стала преобладающей.
На XXIV съезде КПСС декларировалось, что решающее значение для
экономического роста приобрел вопрос об интенсификации и источниках роста.
Подчеркивалось, что с точки зрения очередных задач и долговременных
перспектив на первое место выдвигается ускорение научно-технического
прогресса. В докладе Брежнева на XXIV съезде в качестве задачи исторической
важности было выдвинуто требование: “органически соединить достижения
научно-технической революции с преимуществами социалистической системы
хозяйства, шире развивать свои, присущие социализму, формы соединения науки
с производством”.
Поскольку в планах не находили должного отражения вопросы
использования достижений науки и техники из-за отторжения научно-
технического прогресса ведомственным монополизмом, то выдвигался новый
подход: сформировать комплексную программу развития техники и технологии,
на основе которой вести разработку всех разделов плана и его основных
показателей. В течении 1971-1975 гг., например, предполагалось получить от
использования в народном хозяйстве достижений науки и техники экономический
эффект 40-42 млрд. рублей, или приблизительно 40% планируемого на пятилетие
прироста национального дохода, 3 млрд. руб. должны были дать мероприятия по
НОТ. На практике же большую силу набирали инертность, рутинерство,
бюрократизм.
Универсальным средством решения всех экономических и социальных
проблем провозглашалось повышение руководящей роли партии. Оно трактовалось
как распространение партийного контроля на все сферы жизни общества. В
соответствии с такой установкой на XXIV съезде КПСС в Устав партии было
внесено положение о том, чтобы наряду с производственными парторганизациями
правом контроля деятельности администрации были наделены и партийные
организации научно-исследовательских институтов, учебных заведений,
культурно-просветительных и других учреждений и организаций.
Парторганизации центральных и местных управленческих органов должны были
осуществлять контроль за работой аппарата по выполнению директив партии и
правительства, соблюдением партийной и государственной дисциплины. Все это
не создало сколько-нибудь серьезных препятствий для бюрократизма и
коррупции, не говоря уже о повышении эффективности и технического уровня
производства.
Поскольку в ходе реформы стимулировался процесс экстенсивного
наращивания прямых хозяйственных связей, как правило, слабо подкрепленных
экономически ( в 1966 г. прямыми хозяйственными связями было охвачено 1263
предприятия, в 1969 г. уже 8 тыс. ), то партийные работники, чтобы не
допустить срывов плановых заданий, подменяя диспетчеров и снабженцев,
месяцами не занимались вопросами материально-технического снабжения.
Есть мнение, будто в области ( крае ) всеми делами вершили обком (
крайком ) партии, его первый секретарь. На деле это была лишь иллюзия
всесилия партийных комитетов, обладания им экономической властью.
Воздействие партийного комитета на экономику региона было весьма
незначительным, так как большая часть предприятий находилась в подчинении
центральных ведомств. Конечно, обком, его секретарей директора заводов
“уважали”, соглашались с целым рядом секретарских “просьб”, чаще всего
кадровых, стремились не раздражать местное руководство, жить с ним в ладу и
т.д. Но в жизнь неукоснительно проводились конкретные министерские
установки из области, края, из кармана их населения изымалось все возможное
при самых минимальных затратах на соцкультбыт, экологию, развитие
производственной и социальной инфраструктуры и т.п. То есть даже объективно
предназначение министерской системы заключалось в том, чтобы заниматься
деятельностью, противоречащей интересам общества того региона, в пределах
которого действовало предприятие. И чем крупнее было предприятие, чем
важнее была его продукция с точки зрения общегосударственной, тем больший
конкретный ущерб приносила его деятельность региону.
Между тем положение дел ухудшалось, рост жизненного уровня народа
прекратился. Так, в девятой пятилетке ( 1971 - 1975 гг. ) объем
промышленного производства вырос на 43% ( по альтернативным оценкам лишь на
25% ) по сравнению с 50,5% ( 39% ) в восьмой пятилетке. Вместо 41% прироста
используемого национального дохода в 1966-1970 гг. в девятой пятилетке этот
показатель вырос только на 28%. Причем эти приросты достигались за счет
вовлечения в хозяйственный оборот огромных масс новых ресурсов. Прирост
интегрального показателя эффективности общественного производства упал с
18% в восьмой пятилетке до 6% в девятой. В полтора раза за это же время
сократился прирост общественной производительности труда. Перестала
снижаться материалоемкость, упала фондоотдача и эффективность
капиталовложений.[6] Страна погружалась в застой.
Зато процветала “теневая экономика”. Ее питательной средой была
бюрократическая система, функционирование которой требовало постоянного
жесткого внеэкономического принуждения и регулятора в виде дефицита.
Последний абсурдно демонстрировал себя повсеместно на фоне совершенно
невероятных излишков различного сырья и материалов. Самостоятельно продать
ненужные запасы или обменять их на нужные товары предприятия не могли.
Сделать это могли подпольные дельцы. Подпольный рынок поддерживал
разваливающуюся экономику. Очень дорого, но он удовлетворял потребности.
Брежневское руководство дутыми цифрами и гигантскими прожектами
стремилось отвлечь внимание общественности от того плачевного состояния, в
котором оказалась держава. Конспиративная суета в принятии решений
выдавалась за принцип государственной деятельности. Келейность,
семейственность, наличие массы “легкоуправляемых” на ключевых постах -
необходимые компоненты административно-командной системы. Нарастало
сращивание дельцов “теневого бизнеса” с ответработниками партийно-
государственного аппарата в центре и на местах. Обороты “теневой экономики”
становились миллиардными. А ведь еще сравнительно недавно Н.С.Хрущев был
изумлен, когда ему доложили о первом миллионном хищении. Только после ряда
дел он перестал удивляться.
В мире развертывался новый виток научно-технической революции. Его
сердцевину составляли такие достижения науки, которые привели к
формированию микроэлектроники, биотехнологии в качестве базисных
направлений технологического переворота в производственной и
непроизводственной сферах. Это требовало новых кадров, знаний и навыков. У
нас же проржавевшая бюрократическая машина не могла адаптироваться к
переменам, реагируя на них лишь увеличением штатов. С 1960 по 1987 гг.
аппарат органов управления в стране вырос более чем в два раза - с 1245
тыс. до 2663 тыс. человек, а общая численность управленцев превысила 18
млн. человек. Эти кадры отличались в основном низким профессиональным
уровнем ( из 9,3 млн. руководящих работников всего 4,2 млн. ( 45% ) имели
высшее образование и только доли процента - среднее специальное
управленческое образование ).[7] Эффективно реагировать на реалии
технологической революции такой аппарат не был в состоянии. Воплощение в
жизнь любых нововведений превращалось в “хождение по мукам”.
Но беда заключалась не только в негодных аппаратчиках. Административно-
командной системой было воспитани несколько поколений технократически
мыслящих людей, лишенных твердых нравственных устоев, способных поставить
лишь свои корыстные личные или групповые, ведомственные интересы выше
общенародных, безразличных к будущему природы и общества.
Дела в стране постепенно приходили в упадок. и это как бы
“гармонировало” с состоянием здоровья ее руководителя. В результате
тяжелого заболевания, с конца 1974 г. Л.И.Брежнев неуклонно деградировал
умственно и физически. С ним то и дело случались казусы. Большой конфуз,
например, приключился в декабре 1975 г. на VII съезде Польской объединенной
рабочей партии, в присутствии 1811 делегатов и представителей 65
коммунистических рабочих и социалистических партий. Во время исполнения
“Интернационала” Леонид Ильич встал, повернулся лицом к залу и начал
дирижировать. Он надувал щеки, пыжился, хлопал в ладоши. Форум оживился,
между рядами прокатился смешок. Все думали, что Брежнев хватил лишку. На
самом деле его накачали лекарствами. История получила широкую огласку.
Однако высшая партийная иерархия и брежневская команда мертвой хваткой
удерживали Л.И.Брежнева на капитанском мостике.
В руководящих кругах ощущался, по-видимому, надвигавшийся кризис, но
утилитарно-прагматические интересы верхушки превалировали над
стратегическими, блокируя политическую волю, и не позволяли осуществить
назревшие преобразования. Делались попытки различных реформ, затевались
очередные технократические новации, но все уходило в песок. Была ускорена
работа над проектом новой Конституции СССР, которая была призвана отразить
“основные черты развитого социалистического общества, его политической
организации”. На XXV съезде КПСС ( февраль - март 1976 г. ) декларировалась
необходимость последовательного осуществления перехода от создания и
внедрения отдельных машин и технологических процессов к разработке,
производству и массовому применению, высокоэффективных систем машин,
оборудования, приборов и технологических процессов, обеспечивающих
механизацию и автоматизацию всех процессов производства. В этой связи
активизировалась работа над Комплексной программой научно-технического
прогресса и его социально-экономических последствий. Но программно-целевые
подходы не могли дать эффект в среде с деформированными товарно-денежными,
рыночными отношениями. В силу своей инерционности административно-командная
система не могла быть настроена на постоянное самообновление, модернизацию
экономических структур, решение перспективных задач. Попытки концентрации
сил на приоритетных направлениях приносили мало пользы и лишь усугубляли
диспропорции в народном хозяйстве. Огромные ресурсы проваливались как
сквозь землю.
Для имитации успехов разрослась практика произвольного манипулирования
информацией. Она перестала рассматриваться как предосудительное дело.
Развернулись систематические подтасовки данных в расчетах, проектах,
отчетах. Стоимость сооружения камского автозавода была, например,
первоначально названа в 1,8 млрд. руб. Министр автомобильной промышленности
А.М.Тарасов, прекрасно понимая, что фактические затраты составят много
больше, решил “не огорчать” этим предсовмина А.Н.Косыгина. Впоследствии,
уличенный в искажении истинных данных, министр оправдывался так: “Пришел бы
я и честно сказал: три миллиарда, а то и все четыре. Он бы меня тут же и
завернул. Что я, себе враг? Я к нему с подходцем: разрешите доложить, мы
хорошо подсчитали...”. Видимо, ложь во спасение нужна была и самому
премьеру. Действительные затраты далеко превысили и эти суммы, составив (
по различным источникам ) от 5 до 20 млрд. руб. Дополнительные средства на
сооружение автогиганта были изъяты из легкой промышленности.
Несмотря на то, что 70-е гг. были благоприятными с точки зрения
естественных приростов трудоспособного населения, именно в этот период
обострился дефицит рабочей силы, поскольку огромные капиталовложения как
нарочно бросались не на замещение устаревшей техники и оборудования, а на
возведение стен для давно устаревших технологических установок и машин. С
упорством, достойные лучшего применения, создавались в крупнейших городах
рабочие места под работников с низкой квалификацией. По стране пошло гулять
расхожее московское слово - “лимитчик”. Дефицитность трудовых ресурсов в
условиях административно-командной системы заставляла предприятия
накапливать этот “ресурс” впрок. В 1971-1978 гг. в промышленности было
создано более 3 млн. новых рабочих мест, которые оставались вакантными.
Зато значительная часть рабочих обслуживала физически и морально устаревшую
технику. Поэтому хотя и происходило некоторое сокращение удельного веса
работников, занятых ручным трудом, их абсолютная численность продолжала
расти.
Десятая пятилетка, скорее для самоуспокоения, была провозглашена
“пятилеткой эффективности и качества”. Однако все шло наоборот. Вместо
всемерной экономии изо всех сил поддерживались пропорции 30-50-х гг. Ставка
делалась на закупки по импорту промышленного оборудования и товаров
ширпотреба в обмен на экспорт энергоносителей из невозобновляемых
источников. При этом недальновидно рассчитывали на благоприятную
внешнеэкономическую конъюнктуру.
Безоглядно форсировалась нефтегазодобыча в Западной Сибири. Для
надзора за выполнением плановых заданий была создана специальная
правительственная комиссия, Западно-Сибирским нефтегазовым комплексом
постоянно занимался ЦК КПСС. На сооружение объектов комплекса бросались
силы строителей буквально изо всех регионов страны. С затратами считаться
было не принято, с нуждами нефтяников и газовиков - тоже. Нефть любой ценой
- таков был девиз “экономной экономики”. Западная Сибирь в 1980 г. дала 10%
мировой добычи нефти и газа.
После восьмикратного ( а в торговле с развитыми капиталистическими
странами пятнадцатикратного ) повышения цен на нефть в 70-х гг. в нашу
страну буквально хлынул поток нефтедолларов. Доходы от реализации нефти и
нефтепродуктов за период с 1974 по 1984 гг. по самым скромным подсчетам
составили 176 млрд. инвалютных рублей. Но эти сказочные деньги оказали
невероятно скромное влияние на удовлетворение нужд и запросов людей и
экономические структуры. Затратный механизм перемалывал получаемые средства
с неукротимой силой, канализируя их в осуществлении очередных
бесперспективных и экологически гибельных долгостроев.
В произносимых речах руководство проявляло “неустанную заботу” о
развитии прогрессивных направлений техники и технологии. Так, после
затяжных споров и сомнений по поводу ядерной энергетики, возобладало мнение
о необходимости ее форсированного развития. Высокотитулованные ученые
обрушили весь свой авторитет на головы общественности, убеждая ее в
совершенной стерильности и абсолютной безопасности “мирного атома”. В
соответствии с логикой административно-командной системы руководство и
проектирование объектов ядерной энергетики попадало в руки
малокомпетентных, но зато угодливо-послушных людей.
В Гидропроекте ( подразделение печально знаменитого Минводхоза ) -
генпроектанте Чернобыльской АЭС - за безопасность работы будущих атомных
станций отвечал В.С.Конвиз. Это был опытный проектировщик гидротехнических
сооружений, кандидат технических наук. Долгие годы ( с 1972 по 1982 гг. )
он руководил сектором проектирования АЭС, а с 1983 г. ему было поручено
наблюдать за безопасностью АЭС. Взявшись в 70-е гг. за проектирование
атомных станций, Конвиз не обладал сколько-нибудь глубокими знаниями
атомного реактора, привлекал к работе в основном специалистов по
проектированию гидросооружений. Такой “специалист”, конечно, не мог
предвидеть возможности катастрофы, заложенной в программе, да и
непосредственно в самом реакторе.
Производство оборудования для АЭС было поставлено на поток. На
изготовление мощных энергоблоков был перенацелен Ижорский
машиностроительный завод Ленинграда. На зыбучих грунтах сооружался
гигантский Атоммаш в Волгодонске. К производству оборудования для АЭС были
подключены многие предприятия неспециализированных отраслей с весьма
скромным технологическим и квалификационным потенциалом. сооружение и
эксплуатация АЭС были поручены Министерству энергетики СССР, для которого
атомные электростанции вскоре стали заурядными объектами. Все недостатки в
оснащении и работе АЭС тщательно укрывались за завесой секретности.
Нарастала эйфория относительно надежности и безопасности этих станций.
Именно тогда закладывались предпосылки к чернобыльской трагедии. Робкие
предостережения специалистов и ученых отметались с порога.
Декларировалась необходимость опережающего роста отраслей
промышленности, определяющих научно-технический прогресс в народном
хозяйстве. Действительно, удельный вес машиностроения, металлообработки,
химии и нефтехимии, электроэнергетики в валовой промышленности вырос с 25%
в 1970 г. до 38% в 1985 г. Но страна по этому показателю была по-прежнему
далека от индустриально развитых держав, где такая доля достигла 55-65%.
Тем не менее из пятилетки в пятилетку сокращались инвестиции в
машиностроении. Поэтому его ключевые отрасли - станкостроение,
приборостроение, производство вычислительной техники, электроника, не
получали должного развития.
От требований времени все больше отставал научно-технический
потенциал, который был запрограммирован на эволюционное развитие и не
соответствовал требованиям современного этапа технологического переворота.
Качественный уровень отечественного научно-технического задела неуклонно
снижался. Среднегодовое число созданных образцов новой техники сократилось
с 4,6 тыс. в 1961-1965 гг. до 3,5 тыс. в 1981-1985 гг. Причем только 10%
образцов этой техники превышало уровень лучших мировых, затормозилось
освоение и принципиально новых технологий. Но самым плохим было то, что
определялось серьезное отставание в развитии фундаментальных научных
исследований, где еще совсем недавно наша страна имела хорошие позиции.
Робкой попыткой улучшить дела в экономике была реформа 1979 г.
Декларировалось стремление покончить с “валом” введением такого показателя,
как нормативно-чистая продукция. Этот показатель не учитывал бы якобы
стоимость сырья, материалов, комплектующих изделий, а лишь фиксировал вновь
созданную стоимость. По идее это могло бы стимулировать рост технического
уровня продукции, ее качества, ликвидировало бы ее деление на выгодную и
невыгодную. Предусматривалось усиление хозрасчетных отношений и
одновременно - их антипода - адресного директивного планирования. Все это
шло в русле модернизации алминистративно-командной системы и как от всякого
паллиатива здесь нельзя было ожидать серьезных позитивных результатов.
Хозяйственно-политические решения конца 70-х гг. как никогда страдали
внутренней несогласованностью: мероприятия по активизации экономических
стимулов сочетались с ограничением прав предприятий, возрастало число
директивных показателей, а дезорганизация в народном хозяйстве все
нарастала. Возникла целая система блокирования экономических инструментов
власти, окончательно оформился механизм социально-экономического
торможения.
Механизм этот был настолько мощным, что в 1979-1982 гг. по сравнению с
показателями 1978 г. объем произведенной продукции в стране оказался уже
абсолютно ниже примерно по 40% всех ее видов ( по данным о выпуске
продукции в натуральном выражении ). Становилось очевидным: экономика
пришла к критическому положению, нарастала разбалансированность, а
возникавшие повсеместно “черные дыры”, куда бесследно проваливались
ресурсы, не удавалось уже “затыкать” дополнительными поставками на экспорт
энергоносителей и ценного сырья.
Страна вплотную подходила к кризису всей социально-экономической
системы. Нищенский уровень жизни десятков миллионов людей, невозможность
удовлетворения первоочередных потребностей и отсутствие стимулов к труду
вызывали процессы физической и социальной деградации. Развернулась
широчайшая пропаганда милитаризма, страна подталкивалась к военным
авантюрам, и Афганистан был лишь логическим завершением этого. В воздухе
витала идея политического реформирования. Начался новый этап диссидентского
движения, который можно назвать “хельсинским”, ибо его участники своей
задачей ставили следить за соблюдением гуманитарных статей договора,
подписанного СССР на общеевропейском совещании по безопасности и
сотрудничеству летом 1975 г. Исходным рубежом была пресс-конференция
профессора Ю.Орлова для зарубежных корреспондентов в мае 1976 г.. где было
заявлено о создании группы содействия выполнению Хельсинских соглашений в
СССР. В Московскую группу вошли Л.Алексеева, Е.Боннэр, П.Григоренко,
А.Марченко. Вскоре образовались Украинская, Литовская, Грузинская,
Армянская группы. В движение пошла политизированная, радикально настроенная
молодежь из самых разных социально-профессиональных групп населения.
Становление структур правозащитного движения сопровождалось нарастанием в
его деятельности политических приоритетов. Власти ответили усилением
репрессий. Для борьбы с инакомыслием в составе КГБ было заблаговременно
сформировано пятое Главное управление. К 1984 г. усилиями “компетентных
органов” движение диссидентов было практически сведено на нет. Около тысячи
человек ( до 90% активистов ) оказалось в тюрьмах, лагерях, психбольницах.
Наиболее авторитетного “оппонента” системы - А.Д.Сахарова без суда и
следствия лишили всех трех звезд Героя Соцтруда, других государственных
наград и выслали в закрытый город Горький, где он пробыл семь лет.
Последней каплей, переполнившей номенклатурное терпение, стал протест
академика Сахарова против ввода советских войск в Афганистан.
Ноты беспокойства складывающейся ситуацией прозвучали, правда, в
Отчетном докладе ЦК XXVI съезду КПСС в феврале 1981 года, который,
непрерывно запинаясь, с частыми перерывами, зачитал перед делегатами
Л.И.Брежнев ( открытой трансляции доклада с этого съезда уже не было ). Он
все больше упирал на объективные причины экономических трудностей, которые
будут иметь место в 80-е годы. Лидер сетовал на сокращение прироста
трудовых ресурсов, увеличение затрат на освоение природных богатств
восточных и северных районов, рост расходов на защиту окружающей Среды,
увеличение числа устаревших предприятий, требующих реконструкции,
отставание транспорта и связи.
Тем не менее с казенным оптимизмом главной задачей одиннадцатой
пятилетки провозглашалось устойчивое, поступательное развитие народного
хозяйства на базе ускорения научно-технического прогресса и перевода
экономики на интенсивный путь, рациональное использование производственного
потенциала страны, всемерная экономия всех видов ресурсов и улучшения
качества работы.
Провалы в экономике и социальной сфере, низкое качество продукции,
штурмовщина, инфляция и многое другое упорно замалчивалось. Статистика изо
всех сил “работала” на успехи “развитого социализма”, зачастую в полном
отрыве от реальной действительности. На всех уровнях хозяйственно-
политического руководства вместо принятия конкретных мер по оздоровлению
экономической жизни, наведению элементарного порядка на транспорте, в
снабжении населения товарами первой необходимости выдумывались все новые и
новые почины, нежизнеспособные формы “социалистического соревнования”,
оглушающими призывами к социальной активности стремились остановить
сползание к краху. Игнорируя нарастающие противоречия теоретики и идеологи
старались изо всех сил прикрыть кричащую наготу реальных проблем возгласами
об объективном возрастании роли КПСС в советском обществе, укреплении
социалистической морали, нравственности.
В наукообразных “трудах” и в пропаганде политические методы
руководства на бумаге воплощали собой единство научной объективности в
анализе социальной действительности и принципиальной их оценки с позиций
рабочего класса, всех трудящихся. Пресса изо дня в день твердила о
новаторах и передовиках производства, о чествовании простых тружеников,
публиковала карты великих строек, завершение которых должно осчастливить
народ и преобразить страну. Постоянно воспроизводился в массовом сознании
один и тот же, шедший еще с 20-30-х гг., стереотип: вот построим это и
заживем хорошо. Социальное и экономическое положение страны между тем
становилось все хуже.
Больную экономику “заботливые” руководители старались поднять на ноги
морализаторством, сводившимся к администрированию. Конструкторы в
соответствии с призывами должны были как один включиться в соревнование за
снижение расходов металла на единицу мощности машин, достижение высших
мировых параметров техники. Руководителям предприятий, объединений и цехов
предписывалось скрупулезно сопоставлять затраты на развитие производства с
ожидаемыми результатами; партийным организациям поручалось держать в поле
неослабного внимания ход работы на полях, фермах, участках и в цехах. Тем
не менее, несмотря на призывы к борьбе за качество и честь заводской марки,
в основе оценки деятельности коллективов, как в моральном, так и в
материальном отношениях, оставались пресловутые валовые показатели.
Социально-экономическая ситуация усугублялась.
Хотя от проблем рядовых советских людей высшее политическое
руководство страны отделяли мощные барьеры, а социально-экономическая
информация тщательно препарировалась, тем не менее удручающее положение
общества было известно и ему. Особое беспокойство внушало продовольственное
снабжение. К сельскому хозяйству поэтому был приставлен самый молодой тогда
член Политбюро ЦК КПСС М.С.Горбачев. Развернулась разработка
Продовольственной программы, выполнение которой объявлялось делом
всенародным. На многочисленные пленумы, активы, собрания и конференции
весьма мало помогали исправлению положения дел в деревне. Все яснее
становилась бесперспективность паллиативных мер, назревало понимание
необходимости радикальных перемен.
Нараставшие в социальной и экономической сферах трудности усиливали
формирование крайних позиций и радикальных оттенков в общественном мнении.
Все большей поддержкой пользовались сторонники чрезвычайных мер,
предполагавшие искать выход из трудностей радикальным путем. Снизу шло
возрождение идеи “чистки партии”, “молниеносной борьбы” против
бюрократизма, предложений о введении на производстве дисциплины на манер
военного времени. Настроения в пользу наведения порядка “революционным”
путем затронули и проблемы социальной сферы, концентрируясь в стремлении к
уравнительному “большому переделу” в отношении доходов. размеров личной
собственности и жилья. Сформировался весьма сложный симбиоз самых
противоречивых настроений и мнений.
Но ведущим было стремление к предотвращению сползания к кризису, к
стабильности, достижение которой виделось, однако, не на путях постепенного
обновления основ политической и экономической жизни, а через решительное
вмешательство “сверху” в ход общественных процессов. Определяющим стало
настроение в пользу “сильной руки”, способной, как казалось многим,
оградить народ от всевластия бюрократии и нарастания социальной
несправедливости. В таких смутных ожиданиях перемен наступила осень 1982
года.
Список использованной литературы:
1. На пороге кризиса: нарастание застойных явлений в партии и обществе
( Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. Под общей редакцией В. В.
Журавлева ). М., Политиздат. 1990.
2. Наше Отечество. Опыт политической истории. Часть вторая (
Российский государственный гуманитарный университет. / Кулешов С.В.,
Волобуев О.В., Пивовар Е.И. и др. ). М., Терра - Terra. 1991.
3. Бурлацкий Ф.М. О Хрущеве, Андропове и не только и них... М.,
Политиздат. 1990.
4. Земцов И. Черненко. Советский Союз в канун перестройки. - Лондон.
1989.
-----------------------
[1] Наше Отечество. Опыт политической истории. Ч.2. - М.,Terra-Терра.1991.
- стр. 489.
[2] Наше Отечество. Опыт политической истории.Ч.2. - М.,Terra - Терра.1991.
- стр. 490.
[3] Наше Отечество. Опыт политической истории.Ч.2. - М.,Terra - Терра.1991.
- стр. 503.
[4] Наше Отечество. Опыт политической истории.Ч.2. - М.,Terra - Терра.1991.
- стр. 504.
[5] Наше Отечество. Опыт политической истории.Ч.2. - М.,Terra - Терра.1991.
- стр. 506.
[6] Наше Отечество. Опыт политической истории.Ч.2. - М.,Terra - Терра.1991.
- стр. 520.
[7] Наше Отечество. Опыт политической истории.Ч.2. - М.,Terra - Терра.1991.
- стр. 521.