Казимир Валишевский и русская историческая наука
Д.А.Гутнов
Труды
польского историка Казимира Феликсовича Валишевского (1849 — 1935) стали широко
известны читающей публике в современной России лишь на рубеже 80-х — 90-х гг.
истёкшего века. Тогда, на волне перестроечных процессов у значительной части
ещё советского общества ощутимо обострился интерес к истории своей страны. К
сожалению, в силу субъективных и объективных причин, о которых здесь не место
говорить, эта закономерная для всех переходных периодов потребность не могла
быть восполнена работами советских историков того времени. Уж очень ощутимо
довлел над ними идеологический диктат КПСС, не допускавший каких-либо
фривольностей в изложении фактического материала; ещё сильны были в памяти
перипетии исторических дискуссий, которые часто заканчивались весьма печально
для участников; воспитанная в этих условиях самоцензура, подкрепляемая внешней
цензурой душили живую мысль и не давали возможности доступно, ясно и популярно
рассказывать о многих страницах богатого прошлого России.
Образовавшийся
было вакуум, был быстро заполнен наскоро воспроизведёнными репринтным способом
изданиями дореволюционных книг по русской истории. Конечно, со стороны властей
это была вынужденная мера. Однако, благодаря ей, обществу были возвращены
многие факты собственного прошлого, которые по различным причинам были
вычеркнуты из анналов истории после революции 1917 г. и затем благополучно
забыты последующими поколениями советских людей. Среди такого рода литературы
были «романы» К.Ф.Валишевского. Мы специально поставили термин романы в
кавычки. Дело в том, что по причинам, которые станут известными читателю чуть
ниже, творчество этого польского историка с великим трудом пробивало себе путь
к русскому читателю. Хотя, назвать Валишевского исключительно польским учёным
нельзя. Полная его биография ещё не написана, но попытаемся всё же показать её
основные вехи.
К.Ф.Валишевский
родился в семье польского помещика в той части Польши, что входила в состав
Российской империи. Мальчик рано осиротел и с четырёх лет воспитывался в доме
опекунов. Среднее образование он получил в Варшавской гимназии. Как известно,
после польского восстания 1830 г., большую роль в котором сыграла польская
молодежь и студенты, русское правительство предприняло особые меры,
направленные на русификацию большей части польских средних и высших учебных
заведений на территории Царства Польского. Это привело к отъезду многих молодых
поляков на Запад. Не стал исключением и юный К. Валишевский. Он был отправлен
опекунами во Францию и окончил иезуитский коллегиум в г. Мец. Затем поступил на
Юридический факультет университета в Нанси, а позднее продолжил обучение в
знаменитой парижской «Школе права» (Ecole de droits). Занятия науками пришлось
прервать, когда в 1870 г. разразилась франко-прусская война. Молодой поляк,
спасаясь от оккупации, вынужден был уехать в Лейпциг, где работал
корреспондентом «Варшавской газеты». После заключения Франкфуртского мира, он
вновь вернулся в Париж и окончил обучение. В 1875 г. К.Ф.Валишевский получил
степень доктора права.
Несмотря
на полученное юридическое образование в последующее десятилетие К.Ф.Валишевский
избрал предметом своей работы историю Польши и весьма преуспел в изучении
предмета. Его первые статьи в польской научной печати увидели свет после 1885
г. и в большей степени касались социально-экономических аспектов истории
страны, а также франко-польских отношений. Затем он предпринял ряд очень
содержательных публикаций документов, снискавших учёному авторитет знающего
источниковеда и архивиста 1.
Однако,
в конце восьмидесятых годов XIX века карьера подающего надежды польского
историка неожиданно прервалась при следующих обстоятельствах. Увлекшись
историей франко-польских отношений в XVIII веке, К.Ф.Валишевский пришёл к
неоднозначному для польской исторической науки того времени выводу, что не
столько злая воля европейских держав в польском вопросе, сколько непродуманная,
недальновидная политика самой польской власти, привела к потере страной
государственной независимости и разделу её между Россией, Австро-Венгрией и
Пруссией. За эти взгляды, высказанные им в книге «Потоцкий и Чарторыйский» 2,
он подвергся обструкции со стороны польской национально-освободительной историографии
вплоть до того, что даже не был допущен на съезд польских историков во Львове в
1889 г. Поэтому, отвечать оппонентам Валишевскому пришлось заочно в его
последней книге, посвящённой польской проблематике «Польша и Европа в XVIII
веке» 3.
Подобные обстоятельства научной биографии
историка в значительной степени определили то, что с начала 90-х годов XIX века
он начинает интересоваться русской тематикой. Отчасти это было вызвано общим
интересом к России во французском обществе, связанным с политикой «сердечного
согласия» между двумя странами. Как писал один из первых рецензентов трудов
Валишевского по истории России П.Н.Полевой, именно благодаря политическому
сближению двух стран накануне Первой Мировой войны «...впервые проявилось в
Европе твердое, вполне сознательное желание изучить Россию со всех
многообразных сторон ее весьма сложного существования, ѕ желание знать ее
природу, ее народ, ее язык, ее литературу и историю. Последствием этого вполне
естественного и разумного желания был ряд трудов в области изучения истории
России и в том числе одно из первых выдающихся мест принадлежит трудам
К.Валишевского» 4.
Об
этом же говорит и сам историк. Вот что он пишет в предисловии к одному из своих
романов: «С некоторого времени взгляды всего новейшего мира, иногда
сочувственные, иногда недоверчивые или враждебные, обращены к тому громадному
резервуару нравственных и физических сил, который внезапно открылся между
старой Европой, уставшей жить и старой Азией, утомленной тем, что она еще не
жила. Это ѕ Россия. Какова она: пропасть, где утонут общие судьбы? Или, может
быть, источник юности? Опираясь на тот и иной берег, толпы смотрят в тревоге,
испытывая глубины, бросая лот. Я просто приношу некоторые сведения для
всеобщего любопытства и тревоги» 5.
Надо
признать, что историк, которому славянская проблематика была близка и понятна,
действительно удачно занял образовавшуюся научную нишу, тем более, что его
исследования по истории России писались и выходили сначала именно во Франции и
на французском языке. Первой из этой серии стала книга «Роман императрицы»,
изданная в 1892 г. Затем последовали «Вокруг трона. Екатерина II» (1894), «Петр
Великий» (1897), «Елизавета Петровна» (1902), «Иван Грозный» (1904), «Смутное
время» (1911) и др.
Мало
кому известно, что помимо собственно русской истории, К.Валишевский написал
несколько трудов по истории русской литературы. В 1900 г. на английском и
французском языках вышла его «История русской литературы» 6, которая в 1918 г.
была переизданная в США и Аргентине. Затем он обратился к творчеству
Ф.М.Достоевского, написав комментарий для английского издания 1927 г. романа
«Преступление и наказание». В 1929 г. уже престарелый учёный удостоился награды
Французской Академии «за большой вклад в развитие французской историографии». О
последних годах жизни историка мы почти ничего не знаем. Известно лишь, что он
умер в Париже в 1935 г. в возрасте 86 лет.
Судьба
работ Валишевского в России была гораздо сложной, чем на Западе. Несмотря на
своё польское происхождение, в силу описанных выше обстоятельств К.Валишевский
оказался более тесно связан с Россией, нежели с Польшей, где родился или с
Францией, где жил. Это произошло не только в силу научного интереса учёного, но
и в результате его журналистской деятельности, ориентированной на русского читателя.
Многим будет интересно узнать, что, хотя почти всю свою сознательную жизнь
К.Валишевский прожил далеко за пределами Российской империи, он оставался
русским подданным и, даже при вступлении в законный брак во Франции, просил
разрешения на это у русского правительства. Кстати, документы об этом и о ряде
других формальностей, требовавших согласования с русскими властями, остались в
небольшом фонде историка, хранящемся ныне в РГАЛИ 7.
Более
того, как свидетельствуют современники, Валишевский имел достаточно обширные
связи в русском научном и издательском мире. Его высоко ценил А.С.Суворин. С
1895 г. и вплоть до 1917 г. историк представлял в Париже газету «Новое Время»,
издаваемую Сувориным. Именно последний и стал инициатором издания собрания
сочинений Валишевского на русском языке в 1911 — 1916 гг. Валишевскому
покровительствовал Великий князь историк Н.М.Романов, благодаря чему он получал
доступ к целому ряду русских архивов. Неплохие отношения сложились у учёного и
с рядом русских посланников в Париже, которые, как ясно из документов его
архива, содействовали получению историком разрешения от французских властей для
работы в различных французских и русских архивах 8.
Однако,
отказавшись от изучения польской истории из-за того, что, по его собственному выражению,
«не являлся большим поклонником принятых истин, ибо очень часто обращение к
самим историческим источникам весьма изменяет эти истины» 9, Валишевский так и
не стал своим и в русской историографии. «Поляки упрекали его за излишний, по
их мнению, сервилизм к России, — писал один из ближайших друзей
К.Ф.Валишевского, известный русский коллекционер и литературовед И.И.Щукин 10,
— за симпатичные, часто восторженные отзывы о том или ином русском деятеле. В
России, наоборот, проницательные цензоры усматривали в его книгах скрытую
ненависть, корили за недостаточно пылкое, иногда прямо холодное отношение к
своим героям. "Продался русским", говорили в Кракове, "Коварный
лях" писали в Петербурге» 11.
Прежде
всего, вплоть до 1905 года его книги были запрещены к распространению на
территории Империи царской цензурой. Это не значило, что их не публиковали и не
обсуждали на страницах толстых общественно-политических и исторических
журналов. Однако печатание трудов К.Валишевского происходило полулегально,
редактура не согласовывалась с автором, который, в свою очередь, никак не мог
влиять на издателей. Об этом он неоднократно упоминал в русских предисловиях
своих разрешенных цензурой трудов. На это сетовали и немногочисленные авторы,
рецензировавшие работы историка. Вот, например, что писал В.И.Семевский в своем
отзыве на только что появившийся в печати труд историка «Павел I»:
«...Рассматриваемое сочинение г. Валишевского в подлиннике не продается
полностью, а лишь с вырезкой какой-то страницы или каких-то строк. Это
нелепость! Репутацию императора Павла решительно нельзя испортить и нет никакой
надобности заставлять русскую публику, интересующуюся историей этого времени,
подавать прошение в Цензурный комитет и увеличивать цену книги… на оплату
гербового сбора за прошение. Пора бы иностранной цензуре бросить эту мелочную
придирчивость!» 12.
Причиной
такого пристального внимания русской цензуры к трудам учёного было то
обстоятельство, что работая в европейских архивах, историк часто находил и
использовал вовсе неизвестные или неудобные сведения о жизни царского двора,
закулисных перипетиях дипломатической и политической истории Европы и действиях
тех или иных русских политических и общественных деятелей, их личной жизни,
которые к тому времени в России были ещё государственной тайной. Не случайно
поэтому, русская историография отмечала «прекрасное знание историком русских
реалий описываемого им времени, живость изложения и доскональное знание
документов, которые он использовал в своей работе, тем не менее в целом находила
его трактовки русской истории слишком субъективными и тенденциозными» 13.
Особому
неприятию подвергались те части трудов Валишевского, которые были посвящены
личной и интимной жизни русских монархов. Как писал тот же П.Н.Полевой в этой
связи, «все подобные закулисные подробности жизни великих людей всегда и везде
отзываются сплетней и вымыслом и почти не допускают возможности критического
расследования; и лишь очень немногие из них прибавляют что-нибудь верное к
правдивой характеристике того или другого исторического деятеля эпохи и
обрисовывают нам животную сторону его натуры...» 14
Возможно,
в изложенной выше критике Валишевского и есть доля истины. Но с сегодняшней
точки зрения нельзя не признать, что бытовая история жизни русских монархов и
их дворов не менее интересна и важна для понимания своей эпохи, чем их
государственная деятельность. И в условиях плотной завесы тайны, окружавшей эти
темы в конце XIX — начале ХХ века, Казимир Валишевский оказался одним из
первых, кто решился нарушить запреты и рассказать об этом, опираясь на
исторические документы. Возможно, что в этом смысле ему помогало польское
происхождение и то, что он постоянно жил во Франции, ибо ни один из русских
историков того времени не мог и помыслить, чтобы свободно обсуждать крамольные сюжеты
на страницах своих трудов.
Не
в последнюю очередь из-за этого серьёзная историческая критика вполне осознанно
бойкотировала работы историка. Как отмечал постоянный автор библиографических
обзоров книжных новинок, публиковавшихся в журнале «Исторический Вестник»,
«наши цеховые ученые и строго научные критики желают объяснить несомненный
успех Валишевского только тем, что он берет историю с ее внешней стороны,
всегда более любопытной, чем история глубоких народных пластов… Но во-первых,
г.Валишевский живет в Париже и пишет по-французски и работает на всемирный
рынок, для читателя-неспециалиста, которого едва ли можно заинтересовать хотя и
научной, но тяжеловесной историей нашей страны. Во вторых, г-н Валишевский
вовсе не брался и не обязан делать того, что должны были делать наши ученые, из
которых ни один не удосужился написать более или менее подробный и популярный
очерк правления хотя бы Елизаветы Петровны, предпочитая, чтобы эту работу худо
ли, хорошо ли сделал тот же Валишевский» 15.
К
сказанному добавим, что нежелание русской критики воспринимать работы
Валишевского сочеталось с невозможностью профессиональной критики. Учёный
действительно много работал в архивах разных стран и действительно находил и
публиковал много неизвестных документов, в том числе и по истории России.
Однако, находя эти документы, историк зачастую оставался единственным видевшим
их человеком.
Как
известно, ещё с начала 60-х гг. XIX века русское Министерство Народного
Просвещения заменяло заграничные стажировки русских магистрантов, готовящих
себя к профессорской кафедре по русской истории на командировки внутри Империи,
а за границу посылало лишь узких специалистов по различным отделам
западноевропейской истории, филологии и права. Это в конце концов привело к
тому парадоксальному результату, что отечественные историки не знали о
документах по русской истории, находившихся в архивах и библиотеках
западноевропейских государств и более того, в ряде случаев курсы по истории
России в западноевропейских университетах приходилось читать не специалистам по
истории России, а историкам-всеобщникам, по тем или иным причинам оказавшимся
вдали от Родины. Таким образом, у Валишевского в России были критики, но не
было серьёзных оппонентов, которые могли бы со знанием дела судить о составе используемых
его трудах документов, их исторической ценности для русской истории, мере их
тенденциозности и пр. Русской исторической критике ничего не оставалось, как
ругать польского историка за тенденциозность, но при этом принимать на веру
достоверность его архивных разысканий.
А
то, что интерес к личной жизни монархов был традиционно велик, и книги
Валишевского имели в России своих читателей, говорит такой факт. Тот же
рецензент из «Исторического Вестника» сообщает: «Не успело книгоиздательство
Суворина выпустить из типографии очередную книгу Валишевского, как на нее
набросились пираты книжного рынка и, надергав из нее отдельные главы наиболее
пикантного содержания, выпустили под тем же заглавием свои "издания",
назначив, конечно, пониженную цену. Эта страничка из истории нашего
книгоиздательства лучше всего показывает, что сочинения Валишевского пользуются
большим спросом» 16.
Популярность
Валишевского определялась не только научными, но и литературными особенностями
его работ. Традиция французской историографии, к которой, по собственному
мнению, он принадлежал, требовала соответствия определённым литературным
формам. Не случайно, многие рецензенты трудов прямо отмечали, что «...ценность
его книг измеряется не в последнюю очередь ее большими литературными достоинствами,
которыми, увы, не блистают русские исторические труды… Автор обладает умением
не только прекрасно пользоваться своим громадным материалом, чрезвычайно ловко
его сопоставляя и располагая… он сверх того, обладает завидным талантом
изложения, полного красок и блеска, сжатого, и вместе с тем, образного...» 17
Эти качества работ польского историка даже ввели в заблуждение известного
отечественного публициста и критика А.Н.Пыпина, назвавшего Валишевского в одной
из своих статей «польским писателем, хорошо знакомым с русской исторической
литературой» 18. У нас есть все основания полагать, что именно он первый назвал
учёного писателем, а его труды — романами.
Есть
и другое обстоятельство, позволявшее некоторым оппонентам считать работы
Валишевского своего рода исторической литературой. По словам И.И. Щукина, одним
из существенных черт творчества учёного было представление об истории в большей
степени как об искусстве, чем о науке. Заметно, что «...не столько пристальным
изучением, сколько непосредственным проникновением достигается историческая
истина. Полагая, таким образом, критерий исторической достоверности в личных
свойствах исследователя, наш автор совершенно последовательно отличается
крайним философским субъективизмом: объективный анализ, так называемая
внутренняя критика является его самым слабым пунктом... "Непосредственное
проникновение", субъективизм слишком легко могут стать произволом и так
как субъективно настроенный историк остается человеком своего ближайшего круга,
племени, общества, партии, то здесь и является опасность той исключительности,
которой именно должен остерегаться историк» 19.
К
этим совершенно справедливым замечаниям, мы хотели бы добавить ещё одно. Дело в
том, что не один К.Ф.Валишевский страдал болезнью субъективизма в историческом
творчестве. Субъективный метод исторического познания в конце XIX — начале ХХ
вв. был одним из модных и быстро развивающихся направлений европейской науки. В
терминологии отечественной историографии, распространение подобных идей
свидетельствовало о «кризисе» буржуазной исторической науки 20. Кризис
заключался в отходе от представления об истории, как об объективной и
познаваемой реальности, которая развивается по определённым познаваемым
законам, в сторону непознаваемой и необъяснимой истории-искусства. Такую
историю нельзя понять и познать методами объективного научного анализа, но
можно почувствовать и воспринять через ощущения, которые нам даёт знакомство с
историческими памятниками и источниками.
Не
избежала влияния этих идей и русская историография. Естественно, что первыми её
воздействие испытали историки-всеобщники, более тесно связанные с развитием
западноевропейской научной мысли 21. Русская же историография почти не была
подвержена этим влияниям. И труды К.Ф. Валишевского интересны историографу
именно тем, что дают наглядный пример применения субъективного метода
применительно к русской истории.
Интересна
и ещё одна черта исторических работ К.Ф.Валишевского. Все они по жанру
относятся к категории "исторических портретов" наиболее значительных
из русских монархов. К концу XIX — началу ХХ веков этот жанр исторической
литературы в России был представлен достаточно широко. Можно вспомнить
плодотворно работавших на этом поприще русских историков В.А.Бильбасова,
А.Г.Брикнера, Н.К.Шильдера и др. Однако, труды Валишевского представляют собой
не просто историю царствований, а, скорее, опыт объяснения личной и
политической психологии исторических деятелей, ставших героями повествования.
Факты, которые содержатся в трудах Валишевского, в общем, были достаточно
широко известны. Автор же концентрировал своё внимание на тех из них, где
сказывалось личное участие его царственных героев в делах государственных или
личных и через это раскрывал их воздействие на русскую историю, на окружающую
жизнь. И в этом смысле его работы были, конечно же, не романами и не собранием
исторических анекдотов, но попыткой подойти к русской истории с позиции
исторической психологии ѕ дисциплины, которая получила право на своё легальное
существование в отечественной историографии лишь в 60-е годы ХХ века.
Эта
сторона работ Валишевского, хотя и отмечалась современниками, но не нашла
адекватного отражения в исторической критике. Как отмечал в этой связи
А.Н.Пыпин: «...У нас обыкновенно пугаются таких книг, и даже стесняется их
обращение. И это очень жаль: русскому обществу пора перестать быть малолетним;
если в книге была сказана суровая историческая правда, то боязнь ее не отвечает
национальному достоинству, если допущена неправда ѕ она должна быть
опровергнута...» 22
К
чести русской дореволюционной исторической критики, «писателем» Валишевского
она никогда не считала и рассматривала именно как историка. Конечно же, нельзя
ставить его творчество в один ряд с трудами В.О.Ключевского, С.М.Соловьёва или
С.Ф.Платонова. Польский историк не мог претендовать на эти лавры хотя бы
потому, что жил во Франции и писал свои книги изначально для французских
читателей, которые в силу своей истории, культуры, образования не могли
чувствовать русскую историю как родную. Это накладывало на автора известные
ограничения. Как историк России, К.Ф.Валишевский, конечно же, не «потрясал
основ» русской исторической науки и в целом не менял, а лишь дополнял и
конкретизировал известную схему русского исторического процесса, которая к тому
времени уже была выработана отечественной либеральной историографией. Нельзя не
согласиться с мнением того же Щукина: «Ценность книг Валишевского в
значительной степени возвышается еще и тем, что они действительно заключают в
себе много документально нового, правда, в мелочах, дополняющих широкие черты,
но потому, именно, и важных и дорогих» 23.
Есть
и другой почти нигде не встречающийся открыто аспект критики Валишевского,
сквозящий, однако, между строк почти всех рецензий. Не имея существенных
поводов критиковать автора за незнание русской истории, рецензенты упрекают его
в «отсутствии сочувствия» к ней. Комментируя вышедшую в 1900 г. работу «History
of Russian Literature», журнал «Вестник Европы» писал: «Г-н Валишевский есть
писатель ученый и живой; он имеет свои многие достоинства: он исследовал свой
предмет с усердием, он смел в теории и владеет сполна подробностями, но ему,
видимо, недостает сочувствия и внутреннего понимания, и свое собственное
положение, именно положение французского поляка, сплошь полувраждебное русскому
духу, он старается открыть французскому читателю» 24.
Отвечая
на этот выпад, можно лишь повторить уже приводившийся выше аргумент, что
живущий во Франции и работающий для европейского читателя Валишевский не обязан
быть русским квасным патриотом. Поэтому нельзя не согласиться с мнением
А.Сиротинина, который усмотрел в такой критике историка иной аспект: «На
Западе, — пишет он в своём отзыве на книгу Валишевского "Иван
Грозный", — такие добросовестные и обстоятельные книги о России —
редкость. Но и для нас они важны. Судить о себе не всегда легко и приятно.
Наблюдения со стороны открывают нам в нас же самих новые и ранее незамеченные
черты» 25.
Тем
не менее, по мнению авторов большинства рецензий, в творчестве Валишевского
отразился поворот европейской исторической науки в изучении истории России.
«Европейские ученые популяризаторы начинают переходить от огульного отрицания
России и всего русского на основании одних западных источников к серьезному,
сравнительному изучению России на основании полного и довольно беспристрастного
изучения источников русских. Будем надеяться, что это изучение приведет их со
временем к более справедливым и более правильным выводам», — писал П.Н.Полевой 26.
Так
в самых общих чертах оценивала творчество К.Ф.Валишевского русская дореволюционная
историография. Можно было бы предположить, что вместе с Октябрьской революцией,
снявшей многие табу с ранее запретных тем русской истории, работы историка
будут оценены по достоинству. Увы! Единственная в послереволюционное время
критическая работа принадлежит перу известного русского историка-эмигранта
А.А.Кизеветтера и посвящена анализу и поныне не переведённого последнего
сочинения Валишевского «Александр I» 27.
В
Советской же России злоключения историка продолжались. Когда на прилавках
магазинов появились репринтные издания Валишевского, мало кто догадывался, что
сделаны они были в большинстве своём с тех подцензурных книжек, которые
опускали многие главы, комментарии и указатели. В это время исторические труды
К.Валишевского были окончательно переквалифицированы в «романы» и уже советская
историография с высоты своего знания стала относиться к работам полузабытого
польского историка как к беллетристике, не требующей к себе никакого
мало-мальски профессионального внимания.
Отечественной
историографии ещё предстоит заменить традиционно снисходительное и высокомерное
отношение к работам К.Валишевского непредвзятым анализом его заслуг и упущений
как историка, архивиста, популяризатора русской истории на Западе и
беллетриста. Будущим историографам только предстоит дать ответ, были ли научные
взгляды Валишевского продиктованы свойствами тех документальных материалов,
которые он использовал в своей работе, приверженностью тем или иным философским
доктринам, влиянием западной историографии, знанием (а, может, незнанием) им
некоторых отделов русской исторической литературы или своим «польским» взглядом
на прошлое России.
Список литературы
Acta regius Ionnis III. Кrakow. 1879-1883; Polsko-francuskie stosunki w
XVII w. Krakow 1889; Korrespondencia ks. K.Radzivilla. Krakow. 1889.
Waliszewskij K. Potoccy i
Czartoryiscy. Walka stronnictu i prograow polityznych przed upadkiem
bzeczypolity. Krakow. 1887.
Валишевский
К. Польша и Европа в XVIII в. Варшава., 1890.
Полевой
П.Н. Грозная тень (по поводу книги K.Waliszewskij. Pierre le Grand. L'education, L'homme, L'oeuvre.
D'apres des documents nouveaux. 2-eme ed. Paris., 1897) // Исторический Вестник. Март. 1897. С.1063.
Валишевский
К.Ф. Петр Великий. М., 1990. С.II.
Waliszewski K. History of Russian
Literature. N-Y.-London. 1918.
РГАЛИ Ф. 2166. К.Ф.Валишевский. 12 ед. хр.
Там
же. Оп. 1 Д. 7.
Цит.
по: Обзор новых книг // Санкт-Петербургские Ведомости. № 130. 1900.
Брат
основателя лучшей в России коллекции французского искусства, мецената и
фабриканта С.И.Щукина.
Обзор
новых книг // Санкт-Петербургские Ведомости. № 130. 1900 г.
Семевский
В.И. Рец. На кн: Waliszewski K. Le fils de la Grande Catherine
Paul I, empereur de Russie. Sa vie, son regne et sa mort. 1754-1801 d'apres des
documents nouveaux et en grand partie inedits. 4-eme ed. Paris. 1912. //
Голос Минувшего. 1913. № 10. С.285.
К.Ф.Валишевский
// Новый Брокгауз Ефрон. Т. 2 С. 325.
Полевой
П.Н. Указ. соч. С. 1065.
А.Б.
К.Валишевский «Царство женщин. Екатерина I, Анна, Елизавета». М., 1910 //
Историческийц Вестник. № 6. 1911. С. 1080.
Там
же. С. 1081.
Обзор
новых книг // Санкт-Петербургские Ведомости. № 130. 1900 г.
Пыпин
А.Н. Новая книга о Петре Великом // Вестник Европы. №12. 1897. С. 716.
«Санкт-Петербургские
Ведомости». Там же.
Шикло
А.Е., Ковальченко И.Д. Кризис русской буржуазной исторической науки в конце XIX
— начале ХХ века // Вопросы истории. № 1. 1982. С. 115 — 174.
См:
Могильницкий Б.Г. Политические и методологические идеи русской либеральной
медиевистики середины 70-ых — начала 900-ых годов. Томск., 1969.
Пыпин
А.Н. Указ. соч. С. 719.
Обзор
новых книг // Санкт-Петербургские Ведомости. № 130. 1900 г.
History of Russian Literature by K.
Waliszewskij. London. 1899 // Вестник Европы. №6.
1900. С. 810.
Сиротинин А. Waliszewskij K. Ivan de Terrible. Les origines de la Russie moderne. Paris.
1904 // Исторический Вестник. № 10. 1904. С. 970.
Полевой
П.Н. Указ. соч. С. 1078.
Кизеветтер
А.А. Валишевский об Александре I // На чужой стороне. Кн. XIII. 1925. Прага. С.
228 — 244.
Для
подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.historia.ru/