Был ли А. Д. Меншиков грамотным?
Доктор исторических наук Н.
Павленко.
На первый взгляд кажется
странным, что Александр Данилович Меншиков - долгие годы второе после Петра I лицо в государстве - исполняющий множество важных
должностей, и вдруг неграмотный. О его неграмотности доносили иностранные
дипломаты и писал токарь царя, Андрей Константинович Нартов. С современниками
соглашались и все крупнейшие историки страны. Среди них на первое место следует
поставить величайшего специалиста в том числе и по петровскому времени Сергея
Михайловича Соловьева - при написании "Истории России с древнейших
времен" он использовал фантастический объем архивных документов. И вот
сегодня среди представителей нового поколения историков появились такие,
которые не допускают мысли, что князь, правая рука царя, был необразованным и
даже неграмотным. К сожалению, фактов, подтверждающих патриотическое рвение
открывателей грамотности Меншикова, нет. Есть только без труда опровергаемые
косвенные свидетельства и столь же легко отклоняемые логические доводы, вроде
такого: "Все солдаты потешных войск были грамотными, значит, грамотным был
и Меншиков". В журнале "Югра", издаваемом в Ханты-Мансийске, в
номерах 8 и 9 за 2004 год появились две статьи доктора исторических наук Юрия
Николаевича Беспятых - ведущего научного сотрудника Санкт-Петербургского
института истории и директора научно-исследовательского центра "Фонд
памяти светлейшего князя Меншикова". А спустя год в Санкт-Петербурге в
свет выходит его же монография "Александр Данилович Меншиков. Мифы и
реальность". И в статьях и в книге автор, вопреки существующему в истории
мнению, пытается доказать: Александр Данилович Меншиков не только не был
безграмотным, но принадлежал к числу довольно образованных людей своего времени
и происходил из дворянского рода, а не из семьи безвестного торговца пирожками.
Я решил вступить в полемику. Не
потому, что считаю таким уж важным ответить на вопрос, мог ли Меншиков читать и
писать или был неграмотным, умевшим лишь нарисовать свое имя да фамилию. Для
меня важнее вклад Меншикова (как, впрочем, и любого другого деятеля
государственного масштаба) в историю страны. Столь же несущественно для меня и
выяснение того факта, был ли Александр Данилович простолюдином, торговавшим в
ранней юности пирогами, или дворянином. Вполне разделяю мнение русского
историка П. П. Пекарского, писавшего:
"Вопрос о роде Меншикова
может иметь значение для серьезного историка лишь в том отношении, когда
происхождение его из народа может служить подкреплением того замечательного
явления, что Петр Великий, заимствуя, между прочим, у европейских народов
немало феодального хлама, никогда не имевшего значения в России, в то же время
в своем характере и направлении имел много демократического: для него не
существовало сословных предрассудков, и он выбирал в приближенные и возвышал
людей всех сословий, кто ему только казался способным исполнять его замыслы.
Обстоятельство, был ли Меншиков дворянином, и доказательства тому важны только
для тех, кто не понимает историю иначе, как сборником дипломов и официальных
грамот". (Пекарский П. П. Наука и литература при Петре Великом. Т. 1. -
Спб., 1862, с. 76.)
Начну с приемов, используемых Ю.
Н. Беспятых для доказательства того, что Меншиков умел читать (прошу извинить,
но придется широко цитировать работы Беспятых). Он приводит письмо Меншикова к
царю от 1 марта 1703 года: "Писание от тебе, милостивешего моего государя,
прочет и слышах од доносителя множайшее милости твоей ко мне милосердие"
(Ю. Н. Беспятых, с. 23). И слово "прочет" для автора значит только
одно: прочитал сам Меншиков. Такого же рода и следующие аргументы.
При дворе Меншикова секретарь вел
журнал наподобие камер-фурьерского под названием "Повседневные
записки...". В нем регистрировались события жизни князя начиная от
времени, когда он просыпался, затем повременно фиксировались события,
подлежавшие внешнему наблюдению: обед, прием посетителей, беседы с ними, выезды
князя из дворца с указанием, к кому он отбывает, время посещения бани, болезни
князя и прочее и прочее.
Внимание Беспятых привлекли
многие записи "Повседневных записок..." (от 12 февраля, 14 марта, 29
июля, 31 августа, 8, 9, 21 и 25 октября 1716 года и т.д.), которые, по его
мнению, дают основание полагать, что Александр Данилович сам читал текст. Так,
16 ноября записано: "В 9-м часу, получа почту и прочет куранты...", а
29 декабря 1717 года: "Его светлость, прибыв в дом свой получил царского
величества письмо чрез Бухавецкого и оное прочел"; 8 и 9 февраля Меншиков
вновь получил от царя два письма "и онне прочет" (с. 24).
Приведенных данных, по убеждению
Беспятых, вполне достаточно для вывода: они "убеждают в том, что А. Д.
Меншиков умел читать" (с. 27). Между тем убеждают они лишь автора, но не
могут убедить другого историка, изучающего Россию XVIII века. Дело в том, что Беспятых форме придал значение содержания. Слова и
выражения "читал", "чел", "письма прочет",
"изволь то прочитать" и подобные им употреблялись в то время не
только в случае, когда корреспондент сам прочел послания, но и когда текст ему
зачитал кто-то другой.
Приведу несколько примеров из
переписки Петра Великого с супругой Екатериной Алексеевной, будущей
императрицей Екатериной I. Они заимствованы из книги
"Письма русских государей и других особ царского семейства", ч.1,
опубликованной в Москве в 1862 году. Письма воспроизведены в моем сочинении
"Екатерина I", изданном в 2004-м.
Общеизвестно, что Екатерина была абсолютно неграмотной, не умела начертать (в
отличие от Меншикова) даже своего имени, а потому издаваемые указы подписывала
ее именем дочь Елизавета. Любопытен следующий факт. Все собственноручно
написанные письма, отправленные супруге, царь подписывал "Петр", реже
- "Питер". А почти все многочисленные послания Екатерины к Петру I подписи не имеют, и только четыре из них завершены
подписью "Екатерина". Означает сей факт одно: лишь в четырех случаях
при отправлении письма рядом оказалась дочь Елизавета.
Однако неумение супруги читать и
писать нисколько не мешало царю в посланиях к ней употреблять такие выражения:
"для чего не пишешь", "письмо твое получил", "для Боги
пиши чаще", "а что пишешь". В ответных письмах Екатерина отводит
упрек супруга: "будто я не часто пишу"; "о чем я и прежде к
вашей милости писала". (Цитаты приведены по книге "Екатерина I", с. 190, 225, 243, 195.) Множество раз в письмах
Петра к Екатерине можно прочесть: "Письмо твое получил" (с. 205, 207,
219, 235 и др.). Следуя логике Беспятых, Екатерину тоже надобно объявить
грамотной.
Верный своим приемам
интерпретации источника в угодном себе направлении, автор публикует письмо
Екатерины Меншикову, в котором она просит "не порвать его в клочья, не
сжечь, а непременно прислать обратно". И сразу следует вывод: "Если
так, то маловероятно, что Александр Данилович доверил прочтение грамотки
кому-либо из своего окружения". На каком основании можно так судить?
Меншиков слыл человеком крутым на расправу и часа не держал бы
болтуна-секретаря: все его люди были верными слугами, преданными хозяину.
В специальной главе Ю. Н.
Беспятых пытается доказать, что Александр Данилович умел не только читать, но и
писать. Доказательства настолько неубедительны, что их неловко и опровергать.
Например, он приводит цитату из статьи историка В. Ф. Ратча, характеризующую
бомбардирскую роту: "То были люди, которые должны были знать военное
искусство, артиллерию, кораблестроение, архитектуру, иностранные языки и другие
науки для того, чтобы вполне понимать разнообразные поручения, отдаваемые
царем, правильно по ним передавать царские приказы и следить за точным их
исполнением" (с. 29).
Логика проста: коль скоро
Меншиков входит в состав бомбардирской роты, которая отличалась
образованностью, то, следовательно, и Александр Данилович - человек
образованный. Но почему бы тогда не взять на вооружение (столь же
бездоказательно) суждение противоположного значения: все бомбардиры были
образованными, но среди них попался один неуч - им оказался Меншиков.
Более серьезен, однако, вопрос
другого рода. Откуда и как могли появиться в России конца XVII века люди, знавшие военное искусство, артиллерийское
дело, архитектуру и прочее, если в стране тогда существовало единственное
учебное заведение с богословским уклоном - Славяно-греко-латинская академия?
Исследователь М. Д. Рабинович, изучавший грамотность офицерского корпуса в
1720-1723 годах, по неполным данным насчитал среди неграмотных от 4,4 до 31,2%
офицеров (в зависимости от родов войск). А это касается того времени, когда в
России уже действовала довольно разветвленная сеть высших, начальных и
специализированных учебных заведений - таких, как Навигацкая школа, Морская
академия, Артиллерийская, Инженерная и Горные школы, а также школы цифирные и
гарнизонные. Я позволю себе усомниться в достоверности сведений В. Ф. Ратча и
поверившего ему Ю. Н. Беспятых.
Во время первого заграничного
путешествия Петр I с несколькими волонтерами (в
числе них находился и Меншиков) отправился в Англию для освоения теории
кораблестроения. "Петр, - отмечает автор, - сам писал в Москву, что
пребывает "непрестанно в ученье", и ясно (?! - Н. П.), что бывшие с ним
волонтеры-бомбардиры тем временем тоже не прохлаждались. Стало быть, не просто
грамотность, а широкая образованность была для бомбардиров обязательной"
(с. 32). Но где же подтверждающие это мнение факты?
Далее следует вывод, способный не
убедить, а удивить читателя: "Мыслимо ли, чтобы А. Д. Меншиков не осилил
элементарной грамотности, не выучился письму, не выучился готовить чертежи,
предназначенные к постройке судов; и при всем том не только находился среди
избранных "способнейших", на которых возлагал самые заветные свои
надежды монарх-реформатор, но и стал первым из них?" (с. 32).
Самым веским доказательством
умения Меншикова писать автор считает такие слова в послании Александра
Даниловича: "по письмам собственных наших рук", придавая им свое
толкование и игнорируя факт, что выражение имеет такое же значение, как
"чел", "читат", "ты пишешь" и т. д.
Один из аргументов Беспятых
поставил меня в затруднительное положение, ибо неясно, что он хотел доказать,
приводя слова архитектора X. Марселиуса, в присутствии которого
князь, войдя в Петропавловский собор, "саженью много измерял в длину и в
ширину, совсем не говоря, что это будет". На основании сей фразы Беспятых
заявляет: Меншиков знал чертежное дело. "Итак, существуют документальные
подтверждения тому, что Александр Данилович производил измерение и готовил
чертежи, а следовательно, знал по меньшей мере арифметику и геометрию" (с.
36). Помилуйте, приведенный текст не дает ни малейшего основания для вывода:
"Меншиков умел делать чертежи". Текст лишь косвенно утверждает, что
князь умел считать (однако и большинство неграмотных деревенских баб, не говоря
уже о мужиках, владели тогда по крайней мере двумя действиями арифметики в
пределах небольших чисел).
Сведений о том, что Александр
Данилович умел составлять чертежи, нет никаких, но Беспалых считает, что
читателя может убедить приводимый им эпизод, произошедший 28 ноября 1717 года,
когда светлейший князь с генерал-адмиралом Ф. М. Апраксиным, вице-адмиралом К.
И. Крюйсом, контр-адмиралом И. Ф. Боцисом "изволил смотреть и размеривать,
где быть внутри Адмиралтейства каналу". Я сознательно назвал имена
присутствовавших, бесспорно компетентных в выборе места для устройства канала,
но Беспятых почему-то приписывает эту честь Меншикову, выступавшему здесь,
скорее всего, в роли губернатора столичной губернии, а не в роли инженера.
На минуту согласимся, что
Меншиков умел читать и писать. Но этой малости совершенно недостаточно, чтобы
стать полноценным членом Лондонского королевского общества и получить
подписанный И. Ньютоном диплом, удостоверявший его "высочайшую
просвещенность" и особое стремление к наукам. Однако Меншиков им стал.
Этот курьезный случай из жизни светлейшего Беспятых тоже использует в качестве
доказательства его грамотности. Отметим: ни Ньютон, ни кто другой не приводят
сведений о вкладе Александра Даниловича в науку. Не подлежит ни малейшему
сомнению, что Меншикову довелось изрядно издержаться, чтобы поддержать ресурсы
Королевского общества, не получавшего тогда финансовой поддержки от
государства.
А в итоге Ю. Н. Беспятых создал
миф о высокообразованном Меншикове, его почти энциклопедических познаниях:
"Вышеприведенные подлинные документальные сведения способны убедить в том,
что Александр Данилович не только превзошел требование разносторонних умений и
навыков, артиллерийскую, инженерную, кораблестроительную и иные науки, но и
свободно писал сам" (с. 39).
О приведенных Беспятых
"подлинных документальных сведениях" я уже сказал. Но вот незадача:
человек с такими обширными познаниями не оставил потомкам ни одного автографа
(кроме подписи) и ни одного чертежа. Как объясняет это Беспятых? Свою
грамотность Меншиков якобы скрывал. "Другой вопрос, - пишет автор, -
почему он это скрывал. Пока на это сказать нечего". На мой взгляд, не
только "пока". Эпоха, в которой действует наш герой, и ее архивные
документы подробно изучены.
Если такие соратники Петра
Великого, как П. А. Толстой, Ф. М. Апраксин, Б. П. Шереметев и другие, знали
грамоту, то их грамотность хотя и не сразу, но можно обнаружить. В те времена
вельможи и впрямь уклонялись от собственноручных посланий: обычно их сочиняли
канцелярские служители. Но в письмах, донесениях, челобитных встречаются
тексты, написанные лично: авторы либо не доверяли своим служителям, либо хотели
подчеркнуть важность обращения собственноручным написанием "P.S.", либо, наконец, желали
выказать уважительное отношение к корреспонденту.
При работе над монографией
"Меншиков - полудержавный властелин" мне пришлось основательно
перелопатить архивный фонд Меншикова, но я не обнаружил ни одной строки,
написанной князем, кроме его подписи, которую он выводил - рисовал - довольно
коряво. На секунду согласимся, что Меншиков по каким-то абсолютно немыслимым
соображениям скрывал свою грамотность от вельмож. Но какой резон ему скрывать
свою грамотность от собственной супруги? Между тем все послания к мужу
грамотная Дарья Михайловна отправляла собственноручно написанными, в то время
как письма супруга к ней сочиняли канцеляристы.
Может быть, мне не повезло с
обнаружением автографов А. Д. Меншикова? Но вот свидетельство С. П. Луппова,
серьезного ученого, автора монографий, написанных на основе исследования
неопубликованных источников: "За многолетнюю работу в архивах над фондами
Петровского времени нам не удалось видеть ни одного документа, написанного
Меншиковым, а приходилось встречать только бумаги, написанные другими лицами и
только подписанные неуверенной рукой Меншикова".
Итак, доказать умение Меншикова
писать можно только одним аргументом - обнаружить тексты, им написанные. Все
остальное - от лукавого.
Не служит бесспорным
доказательством умения Меншикова читать и его обширная библиотека,
укомплектованная книгами из различных областей знаний. Ю. А. Самарин, проявляя
осторожность, пишет: "Возможно, что некоторые из них (книг библиотеки. -
Н. П.) все же читались самим А. Д. Меншиковым, поскольку широко
распространенное мнение о его неграмотности не получило пока в науке ни
окончательного подтверждения, ни основательного опровержения". (Самарин Ю.
А. А. Д. Меншиков и Санкт-Петербургская типография // Библиофил: люди,
рукописи, книги, тайны и открытия, 2001, № 1, с. 45.)
Я готов согласиться с наблюдением
Ю. А. Самарина, если он примет мое, диаметрально противоположное: возможно, не
знавший грамоты А. Д. Меншиков пользовался услугами сплошь грамотных членов
семьи, но, скорее всего, держал одного или двух библиотекарей, комплектовавших
библиотеку и зачитывавших ему интересовавшие его тексты.
Вторая, более обширная часть
монографии Ю. Н. Беспятых посвящена происхождению А. Д. Меншикова. Был ли он
пирожником, простолюдином, человеком, как тогда говорили, подлородным или
происходил из знатной семьи?
Положительной оценки заслуживает
историография вопроса - Беспятых подробно излагает взгляды на интересующую его
тему и современников и историков. Но в той части, где автор выступает в роли
исследователя, она страдает тем же недостатком: игнорируя элементарный факт,
что источник можно интерпретировать по-разному, он толкует его содержание
однолинейно, в угоду своей навязчивой идеи о грамотности Меншикова или о его
дворянском происхождении. Более того, здесь автор допускает еще одну
оплошность, он ставит знак равенства между суждениями крупных специалистов,
знатоков эпохи (Н. Г. Устрялов, П. П. Пекарский, С. М. Соловьев, В. О.
Ключевский, М. М. Богословский), и историков менее значительных (В. Ф. Ратч, Н.
А. Полевой и др.). Ограничусь примерами.
Начну со "Статейного списка
Великого посольства", в котором А. Д. Меншиков назван дворянином. Однако
из этого совсем не следует, что Александр Данилович рожден дворянином. Назван
он дворянином и в проезжей грамоте Леопольда I с подачи, разумеется, царя или русских вельмож. Напомню, прежде всего:
тогда дворянином называли человека, служившего при царском дворе. Иначе говоря,
слово "дворянин" имело совсем иное значение, чем то, которое оно
приобрело позже. При Петре дворян в современном понимании слова называли
шляхтой. И еще. Показанию источника не следует доверять безоговорочно. Сам царь
отправился в Европу под именем десятника Петра Михайлова; в том же 1698 году
боярин Б. П. Шереметев поехал в Италию под именем ротмистра Романа; беглый
царевич Алексей регистрировался как Коханский или Кохановский.
Автор оказался в плену
свидетельств такого сомнительного источника, как принадлежавшие Меншикову
дипломы на титулы графа и светлейшего князя Священной Римской империи
Германской нации или жалованные грамоты на титул Светлейшего князя Российского
и герцога Ижорского. Графского или княжеского титула тогда удостаивались,
прежде всего, фавориты, родственники фаворитов и, конечно, вельможи, которые
получали сей титул иногда за подлинные заслуги, иногда - за умение угождать.
Было бы желание императора или императрицы облагодетельствовать своего
подданного, а мотивы награждения изобретать умели.
Приведу длинную цитату,
заимствованную Беспятых из сочинения анонимного автора, написавшего в 1726 году
явно заказной трактат, называемый "Заслуги и подвиги... Александра
Даниловича Меншикова". В дипломе цесарь обращается к Меншикову:
"Александр Данилович Меншиков! Принимаем во внимание как ваше
происхождение от древнего, благороднейшего между литовцами рода, военные
подвиги ваших предков и военные заслуги их не только в отечестве, но и в чужих
землях (потому что отец ваш, муж храбрый во бранях, пресветейшим и державнейшим
государем московским, возлюбленным братцем нашим был поставлен начальником его
придворной стражи, состоявшей из благородных мужей), так и собственные ваши
достоинства и необыкновенные дарования, которые заблистали в вас с самой юности
и возбудили в вашем государе высокое о вас мнение..." (с. 128).
Достоверность всех хвалебных слов
не вызывает у Беспятых ни тени сомнения. Между тем можно привести множество
примеров, когда захудалые дворяне становились графами: Э. И. Бирон, братья
Воронцовы и Шуваловы. Наиболее яркий пример - судьба сына реестрового казака
Григория Розума, Алексея. Став фаворитом цесаревны Елизаветы Петровны, он
приобрел фамилию Разумовский, а в 1744 году, когда его возлюбленная была
императрицей, возведен в графское достоинство. В дипломе ни слова нет о том,
что отец графа был горьким пьяницей, что сам Алексей в детстве пас скот и
гусей. Ему сочинили генеалогию, достойную графского титула: происходил якобы из
знатной польской фамилии Рожинских, предки которых поселились в Малороссии.
Почему бы Беспятых не сопоставить родословную Меншикова и Разумовского - у них
немало общего: первый был если не пирожником, то простолюдином, второй -
пастухом.
Вызывает немалые сомнения и
приговор съезда литовского, признавшего Александра Даниловича "нашего
господина и брата, обывателя породы нашей". Дело в том, что практика
получения фальсифицированных дипломов была распространена в России не только в XVIII столетии, но еще и в XVII, когда появился даже специальный термин - "вклепаться в род",
если речь шла о людях, пытавшихся окольными путями проникнуть в
привилегированное сословие. Подыскивалась подходящая фамилия, в ее родословную
встраивали новую ветвь, которую и зачисляли в дворянство.
Лично мне довелось встречать
факты получения дворянства богатыми промышленниками. За приличную мзду
представители крапивного семени составляли родословное древо, из которого
следовало, что претендент на принадлежность к благородному сословию имел
знатных предков. Древо предъявлялось предводителю дворянства, который ставил
вопрос на обсуждение дворянского собрания губернии. Соискатель дворянского
герба устраивал съезду дворян роскошное угощение, а результаты голосования
отсылал в Герольдмейстерскую контору, и та их утверждала. Дворянский диплом так
получили, к примеру, Осокины, Турчаниновы, Твердышевы, Мясниковы - "За ево
в произведении тех заводу и фабрики прилежание и оказанное в том
искусство". И тульские оружейники восстановили якобы утраченную ими
принадлежность к дворянству. Среди них - Мосоловы, Баташовы и др. (Павленко Н.
И. История металлургии в России XVIII века. - М., 1962, с. 495-549.)
Я не настаиваю, что именно такую
же процедуру проходил и Меншиков, возможно, она оказалась упрощенной, поскольку
к этому времени он уже был светлейшим князем. Но то, что падкая до угощений
шляхта легко поддавалась подкупу, - общеизвестно.
Ю. Н. Беспятых принимает на веру
не только сведения официальных грамот на графское и княжеское достоинство, но и
сведения из статейного списка Великого посольства и проезжей грамоты - и в том
и другом документе Меншиков назван дворянином. Он таковым и был, поскольку,
будучи денщиком, пребывал при дворе. Но из этого отнюдь не следует, что у
предков Александра Даниловича и у него самого в жилах текла голубая кровь.
Но вернемся к составлению
родословных. Возникают вопросы. У русских дворян было престижным искать своих
предков среди немцев, литовцев и поляков. Не "вклепался" ли Александр
Данилович в шляхетский род Менжиков? И второй вопрос, оставшийся без ответа,
задал сам автор: "Если Данила Меншиков доказал монарху свое шляхетское
происхождение, то почему Авдей и его сын - близкие родственники по мужской
линии остались в стороне?" (с. 169). В самом деле, почему двоюродный брат
Александра Меншикова не предпринял попыток вести свое происхождение от
Менжиков? Наконец, остается без ответа и третий вопрос: если, как утверждает
автор, "прародители А. Д. Меншикова принадлежали к знатным европейским
родам" (с. 181), то почему ни Станислав, ни Даниэль Менжики не
возвратились на родину, где родственники владели (вероятно, должны были владеть
и они) "дворянскими имениями"? Что касается официального формулярного
списка службы А. Д. Меншикова, то, естественно, он должен был воспроизводить
"липу" о нем, зарегистрированную в дипломах.
Кстати, на мой взгляд, не стоит
ломать копья по поводу того, торговал ли он на заре своей юности пирожками,
важнее установить, принадлежал ли он к привилегированному сословию или был
простолюдином. Ю. Н. Беспятых сосредоточил свое внимание на сочинениях
пасквилянта М. Нейгебауэра, похоже, первым в 1704 году пустившего в обиход
представление о Меншикове как о "пирожнике". Важнее другое
свидетельство современника, чьи дневниковые записи отличаются достоверностью, -
"Дневник путешествия в Московию" секретаря австрийского посольства И.
Г. Корба. В "Дневнике" Корб, называя Меншикова Алексашкой, писал о
нем так: "Говорят, что этот человек вознесен до верха всем завидного
могущества из низшей среди людей участи". В другой записи от 23 февраля
1699 года Корб повторил сведения о низком происхождении А. Д. Меншикова:
"Один из министров ходатайствовал перед царем об его любимце Александре,
чтобы его возвести в звание дворянина и сделать стольником. На это, говорят,
его царское величество ответил: "И без этого он уже присвоил себе
неподобающие ему почести, его честолюбие следует унимать, а не поощрять".
(Корб И. Г. Дневник путешествия в Московию (1698-1699). - Спб., 1906, с. 83,
84.) Записи Корба, сделанные до появления пасквилей Нейгебауэра, прежде всего,
свидетельствуют, что Меншиков в конце XVII века не
был дворянином. Однако Ю. Н. Беспятых текст "Дневника" Корба привел
лишь частично, опустив вторую его часть.
*
Подведем краткие итоги. Автор
монографии выразил надежду, что с появлением его труда "с мифами и
легендами на эти темы покончено" (с. 192). Свое сочинение он назвал "Александр
Данилович Меншиков: мифы и реальность". На мой взгляд, название более
соответствовало бы содержанию монографии, если из него убрать последнее слово:
"реальность".
Ю. Н. Беспятых может упрекнуть
меня в том, что я лишаю его права на собственное мнение, отличающееся от мнения
остальных ученых. Нисколько. Остановка за малым: это мнение надо подкрепить
солидными доводами. Если же таковые отсутствуют, то благоразумно сделать его
личным достоянием.
"Полудержавный
властелин"
Среди сподвижников Петра Великого,
не имевших возможности похвастаться своим родословием, Александр Данилович
Меншиков занимает особое место. Когда Петр приблизил его к себе, Алексашка
Меншиков не владел ни клочком земли, ни одной крепостной душой. К концу же
карьеры, он - светлейший князь и самый богатый подданный царя, обремененный
множеством должностей, чинов и званий. При Екатерине I и в начале царствования Петра II Меншиков
(до своего падения в сентябре 1727 года) - фактически правитель России, по
выражению Пушкина, "полудержавный властелин".
Самородок Меншиков внес заметный
вклад в преобразования России первой четверти XVIII века. Природа наградила его талантом полководца и незаурядными
способностями администратора в гражданской сфере. Он громил шведов у Калиша,
внес бесценный вклад в разгром шведской армии у Лесной и особенно - у стен
Полтавы, где сумел уследить начало продвижения войск Карла XII на русский лагерь, разгромил неприятельскую кавалерию и
пленил у Переволочны остатки бежавших с поля боя шведов, участвовал в их изгнании
из Померании.
А генерал-губернатор столичной
губернии князь Меншиков внес огромный вклад в обустройство новой столицы
империи. Сооруженные по его заданию дворцы и государственные здания своей
пышностью и размерами превосходили все, построенное в Санкт-Петербурге прежде.
Меншиков был единственны м вельможей , кому Петр разрешил обнародовать указы с
использованием формуляра, близкого к царскому: "Мы, Александр Меншиков,
светлейший Римского и Российского государства князь и герцог Ижорский..."
и так далее. Масштабы его деятельности вызывают удивление и восхищение. И это
при том, что Александр Данилович нигде не учился - он попросту не владел
грамотой.
Но обладая множеством достоинств,
князь имел и немало пороков: был груб, беспредельно алчен, бескрайне тщеславен
(что в конце концов и прервало его карьеру ссылкой в Березов).
И тем не менее достоинства
Меншикова значительно превышают пороки князя. Его деятельность как сподвижника
Петра I оставила заметный след в истории
России.
Список литературы
Для подготовки данной работы были
использованы материалы с сайта http://www.nkj.ru/