Э
волюция российской внешней политики
А.В.Торкунов
Истоки
Российская
внешняя политика продолжает переживать стадию становления. Чтобы лучше понять
суть этого процесса, его главные тенденции и перспективы, необходимо вернуться
к истокам, моменту зарождения дипломатии новой России на рубеже 1991-1992 гг.
Первоначальные
внешнеполитические установки обновленной России в значительной степени явились
продолжением горбачевского «нового мышления». М. Горбачев занялся демонтажем
сталинско-брежневской системы, и реформирование линии Москвы на международной
арене стало составной частью этого процесса. Советский Союз взял курс на
сближение и даже партнерство с Западом, добиваясь поставленной цели за счет
отказа от мировоззрения, установок и позиций, характерных для прежних времен.
Коренным образом изменился подход к проблемам разоружения, европейской
безопасности, объединения Германии. Трансформация взглядов на Запад, а также
эволюция советской идеологии, возраставшие экономические и другие внутренние
трудности способствовали пересмотру политики Москвы в отношении социалистических
стран, международного коммунистического движения, «третьего мира». М. Горбачев
предоставил свободу действий восточноевропейским союзникам, нормализовал
отношения с КНР, вывел войска из Афганистана, отказался от безоговорочной
поддержки традиционных друзей Кремля в Азии, на Ближнем Востоке, в Африке и
Латинской Америке.
Короче
говоря, Советский Союз добровольно снял с себя функции «коммунистической
империи», увязшей в идеологической и геополитической холодной войне, и решил
стать партнером Запада, разделяющим с ним многие ценности и сотрудничающим в
решении острых международных проблем. М. Горбачев не ждал столь же гигантских
шагов со стороны бывших противников - ведь в конце концов именно СССР
вознамерился изменить себя, свой образ жизни и мыслей.
Тем
не менее советский лидер надеялся, что США и их союзники примут новый мировой
порядок, основывающийся на изменившихся реалиях, на понимании того, что
Советский Союз преобразился. В Кремль поступало немало доказательств того, что
Запад движется в правильном направлении, хотя перемены происходили не так
быстро, как хотелось советскому руководству.
«Новое
мышление» отвергалось многими представителями партийного аппарата и
военно-промышленного комплекса. По-прежнему видя в Западе противника СССР, они
характеризовали политику М. Горбачева как противоречащую государственным
интересам. Такая реакция отражала задетые великодержавные амбиции, традиционные
страхи в сфере национальной безопасности, потревоженные идеологические догмы и
антизападные цивилизационные предрассудки. Возникшие в условиях демократизации
националистические группировки также негативно оценивали линию Кремля в
международных делах. Вместе с тем «новое мышление» пользовалось полной
поддержкой демократических сил, в том числе наиболее мощного центра
демократической оппозиции М. Горбачеву - движения «Демократическая Россия»,
которое возглавил Президент РСФСР Б. Н. Ельцин. Критикуя советского лидера за
консервативный сдвиг во внутренней политике зимой 1990/91 г., демократы в то же
время активно участвовали в разработке новой дипломатии Кремля.
Внешнеполитические советники М. Горбачева все больше сближались с лагерем
демократов.
Параллельно
радикальное крыло демократов открыто призвало к демонтажу внутренней советской
«империи» и созданию на ее месте союза равных партнеров. Президент СССР был не
в состоянии сопротивляться набиравшей силу тенденции и сам выступил в пользу
предоставления республикам больших свобод - подписания нового союзного договора
(что, среди прочих факторов, спровоцировало попытку консервативного переворота
в августе 1991 г.).
Однако,
несмотря на значительное воздействие горбачевского наследия на внешнюю политику
новой России, ее лидеры решительно открещивались от недавнего прошлого.
Государственный секретарь первого демократического правительства России Г.
Бурбулис и его коллега, министр иностранных дел А. Козырев на ознакомительной
встрече с коллективом бывшего МИД СССР в декабре 1991 г. разъяснили
принципиальное различие между установками эпохи М. Горбачева и задачами текущего
момента. По словам Г. Бурбулиса, прежние власти продолжали делить мир на два
лагеря - социалистический и капиталистический, все еще верили в возможность
построения коммунистического общества. Такие воззрения способствовали
сохранению почвы для конфронтации и соперничества. А. Козырев подчеркнул, что
впредь Москва будет осуществлять курс на полнокровное партнерство с Западом,
интеграцию с ним.
Данная
стратегия начала реализовываться на практике, прежде всего под воздействием
всей ситуации внутри и вокруг России. Пришедшие к власти демократические силы
горели желанием в сжатые сроки построить в России свободное, правовое общество
и процветающую рыночную экономику. В этом грандиозном деле Запад представлялся
главным политическим и идеологическим союзником. Как подчеркивали члены
российского руководства, «богатые, развитые, цивилизованные страны жизненно
необходимы для экономического, духовного, политического возрождения России».
Отчуждение от Запада, настаивали в Кремле, приведет к тому, что будет упущен уникальный
шанс преображения России. Российский президент неоднократно подчеркивал, что
Россия и США имеют «общие интересы» и поддерживают «стабильные, хорошо
отрегулированные и основанные на партнерстве» отношения, благодаря чему
«паритет в ядерной мощи перестал быть необходимым». Выступая на сессии Совета
Безопасности ООН 31 января 1992г., Б. Ельцин выделил то обстоятельство, что
Россия «рассматривает Соединенные Штаты и другие страны Запада не только как
партнеров, но и как союзников». Президент разъяснял, что Москва теперь
разделяет с Западом основополагающие внешнеполитические принципы: «главенство
демократических прав и свобод личности, законности и морали».
Пожалуй,
не менее важным был тот факт, что Запад без обиняков брал сторону Б. Ельцина и
демократического лагеря в их борьбе с внутренними противниками. Так было
накануне, в ходе и после ликвидации августовского путча 1991 г. Аналогичную
картину можно было наблюдать во время противостояния между исполнительной и
законодательной властями в октябре 1993 г. - российский президент запросил
моральной поддержки у западных стран и немедленно получил ее. Лидеры
демократического движения полагали, что связь с Западом оберегала новую Россию
от реванша внутренней реакции. А. Козырев, например, проводил мысль, что стратегическое
партнерство с Западом вдохновляло и облегчало демократическое развитие России.
В этой связи министр не рекомендовал слишком акцентировать «агрессивную
политику защиты национальных интересов в отношениях с партнерами».
Одновременно
Запад представлялся демократической власти основным источником помощи,
необходимой для успешных экономических реформ. Западное сообщество располагало
передовой технологией и крупными финансовыми ресурсами, которыми обещало
делиться с Россией. По крайней мере в начале 1992 г. все ветви власти сходились
во мнении, что внимание российской дипломатии должно быть сфокусировано на
формировании в стране эффективной, динамичной экономики, получении доступа к
мировым рынкам и финансам, интеграции России в глобальную систему производства,
потребления, торговли и труда. Даже спикер парламента Р. Хасбулатов, позднее
превратившийся в жесткого критика российской дипломатии, заявлял в тот период:
«В отношениях с внешним миром мы должны отдавать приоритет странам,
сотрудничество с которыми наилучшим образом может способствовать созданию
реального государственного потенциала».
Демократы
находили в западных странах и образец для развития России. Они хотели
вестернизировать собственную страну, добившись «превращения России из опасного
больного гиганта Евразии в члена западной зоны процветания». Российский министр
иностранных дел призывал соотечественников «учиться у передового клуба, как
жить цивилизованным образом, в частности, при прямом участии на всех этапах
западных экспертов подготовить и осуществить совместные программы реформ в
сферах экономики, безопасности и конверсии». В схожем ключе высказывались и
другие влиятельные демократы.
Движимая
указанными мотивами, Москва проводила ярко выраженную прозападную политику. Она
изо всех сил стремилась проявлять конструктивизм в международных делах, как
правило, одобряла действия и позиции западных правительств, зачастую копировала
их.
Вторым
важнейшим компонентом внешней политики новой России стало налаживание дружеских
связей с бывшими советскими республиками, ставшими независимыми государствами.
Демократы приветствовали роспуск СССР не только потому, что это открывало
единственный легальный путь к устранению М. Горбачева с президентского поста. В
России существовала на тот момент широкая оппозиция имперской политике, причем
в силу целого ряда причин. Демократические партии и либеральная интеллигенция
исходили из того, что демократизация сделала роспуск СССР неизбежным.
Сопротивление этому процессу обязательно спровоцировало бы конфликты и войны по
югославскому сценарию. Выдвигался также аргумент, что без предоставления
свободы другим народам Россия никогда не станет нормальным, демократическим
государством. Кроме того, Е. Гайдар и другие ориентированные на Запад
экономисты в правительстве придерживались мнения, что союзные республики
превратились в экономическое ярмо и непреодолимое препятствие реформам:
субсидии им, подыгрывание их капризам свели бы на нет успех жесткой
монетаристской политики.
Демократы
тешили себя надеждами, что новые независимые государства будут благодарны
России за предоставленную свободу, и это наряду с общими идеалами и задачами
позволит бывшим союзным республикам тесно сотрудничать между собой. Была и
уверенность в том, что Россия, как наиболее мощное государство, выдвинется на
роль признанного лидера равных и независимых республик. Многие российские
политики и простые граждане к тому же сентиментально уверовали в тягу других
народов к сохранению «братских уз» с бывшей метрополией. На более рациональном
уровне руководство РФ полагало, что интеграционные импульсы будут подпитываться
взаимозависимостью в области экономики, «неразделимостью» созданного ранее
военного потенциала. Сказывалось и то, что российских лидеров связывала со
многими деятелями обретших независимость стран совместная борьба против
коммунистического тоталитаризма. Проявления враждебности в ряде районов
постсоветского пространства интерпретировались в Кремле как адресованные
старому режиму, а значит, временные.
В
Москве ожидали, что вслед за всплеском эйфории от независимости возобновится
процесс взаимной гравитации бывших союзных республик. Для обеспечения этого
процесса, считали демократы, достаточно было перевести отношения с ближним
зарубежьем на «принципы, успешно апробированные в Европе, - нерушимость и
открытость границ, права человека и права меньшинств, взаимовыгодное
сотрудничество». В начале 1992 г. министр иностранных дел России утверждал, что
«идеи единства наших народов уже наполняются содержанием: достигнуты соглашения
о единой обороне, едином военно-стратегическом пространстве, формируется
система социально-экономических взаимосвязей»; призывал «наращивать
достигнутое» в сфере интеграции.
В
целом очевидно, что российское правительство отнюдь не забыло о постсоветском
пространстве, как о чем-то несущественном и обременительном (вопреки тому, что
утверждают критики внешней политики Кремля). Напротив, с самого начала
демократическое правительство всячески подчеркивало, что отношения с новыми
соседями являются «главным приоритетом», что у России есть «жизненно важные
интересы» на всей территории бывшего СССР. Другое дело, что наивные
представления о безоблачности перспектив интеграции, а отсюда и неумелая
политика на постсоветском пространстве не позволяли добиваться поставленных
целей.
В
качестве третьего направления российской внешней политики выкристаллизовалось
освобождение от «груза» советской дипломатии. Москва проявила готовность к
самокритике, признанию прошлых ошибок, исправлению их. Кремль в той или иной
форме покаялся за вторжения в Венгрию, Чехословакию, Афганистан, аннексию
балтийских стран, навязывание своей воли восточным немцам, манипулирование
«освободительными движениями» и коммунистическими партиями в разных частях
земного шара, жестокое обращение с японскими военнопленными, тотальный шпионаж
против Запада и т.д.
Произошли
очевидные изменения в политике России в отношении Восточной Европы,
коммунистических режимов и компартий, государств «третьего мира».
Распространено мнение, что новые кремлевские лидеры просто-напросто решили уйти
из Восточной Европы. В самом деле, трудно спорить с тезисом о том, что еще при
М. Горбачеве Москва отказалась от стремления во что бы то ни стало сохранить за
собой «внешнюю империю»: нацеленный на сближение с Западом, СССР больше не
нуждался в «восточноевропейском буфере»; более того, этот буфер выглядел теперь
помехой на пути к цели. Тем не менее, как представляется, наиважнейшим мотивом
изменения подхода Москвы к Восточной Европе было неприятие тамошних
коммунистических режимов, аналогичное неприятию российскими демократами власти
КПСС внутри страны.
Россия
хотела иметь дело с реформированными режимами в соседних странах и верила в
светлые перспективы сотрудничества с ними. Президент Б. Ельцин неоднократно
говорил о сохранении стратегической важности Восточной Европы и об активной
роли России в этом регионе. Случилось, однако, то, что должно было случиться:
экс-союзники распавшегося СССР сами бросились врассыпную, как заключенные,
перед которыми вдруг широко распахнулись ворота тюрьмы. В таких обстоятельствах
трудно было проводить эффективную политику, обеспечивая сохранение в Восточной
Европе мощного российского присутствия.
Что
же касается коммунистических государств - Северной Кореи, Кубы, Китая,
Вьетнама, то они не выражали позитивных эмоций по поводу событий в России. Их
шокировал антикоммунизм нового российского руководства и смертельно напугала
перспектива, что смена формации на родине Ленина не только эхом отзовется за
рубежом, но и спровоцирует российских демократов на прямое вмешательство в дела
других стран. Москва в свою очередь порвала все идеологические узы с
коммунистическими режимами, предвкушая при этом их скорый крах. Кремль
присоединился к хору западных стран, осуждающему нарушения прав человека на
Кубе и в КНДР, попробовал поучать Пекин на тот же счет.
Охладились
отношения России с идеологическими и геополитическими партнерами СССР в
«третьем мире». Перемены в нашей стране с большим скепсисом воспринимали в
Индии, Ираке, Ливии, Эфиопии, Никарагуа, десятках других государств. И отнюдь
не из-за плохой работы российской дипломатии, а из-за того, что интересы
прежних советских друзей и новой России разошлись. Москва нуждалась в
партнерстве с Западом, а они по-прежнему жаждали играть на противоречиях двух
лагерей. Вряд ли, однако, в Кремле в 1991 - 1992 гг. были люди, готовые
продолжать конфронтацию с Западом ради обслуживания иракских или ливийских
стратегов. Советская практика опоры на горстку радикальных режимов на Ближнем
Востоке характеризовалась российским руководством как «исключительно неудачный
выбор действий».
Не
удерживал Россию на рельсах прежней дружбы и экономический расчет. Клиенты в
Азии, на Ближнем Востоке, в Латинской Америке десятилетиями гирей висели «на
шее» советской экономики, и все наше общество буквально требовало перестать кому-либо
в чем-либо помогать и заняться вместо этого устройством российской жизни.
Избранный Президентом Российской Федерации в 1990г. Б.Ельцин осудил
разбазаривание национальных ресурсов. В октябре 1991 г. он запретил всю помощь
зарубежным странам. Москва попыталась перевести сотрудничество с традиционными
партнерами в русло взаимовыгодности, но на таких условиях дела не пошли.
Требования о выплате долгов и призывы «избавиться от идеологических шор и
бездумных расходов» в «третьем мире» лишь отдаляли бывших партнеров СССР от
новой России.
Вместе
с тем Москва предприняла определенные действия по налаживанию или расширению
контактов со стабильными, умеренными и экономически сильными странами в
развивающемся мире (многие из них прежде игнорировались Советским Союзом или,
напротив, сами не хотели иметь дел с коммунистической «сверхдержавой»).
Определенные шаги были сделаны для проникновения на рынки оружия стран
Персидского залива. Продвинулось вперед экономическое сотрудничество с Ираном,
ЮАР, Южной Кореей, Тайванем, государствами АСЕАН, Австралией и Новой Зеландией.
В Латинской Америке и особенно в Черной Африке Москва действовала более вяло.
Таковыми,
на наш взгляд, были основные черты российской внешней политики сразу после
событий 1991 г. Частично эта политика зиждилась на фундаменте горбачевского
«нового мышления». Российское руководство пошло, однако, гораздо дальше в
разворачивают страны лицом к Западу и отходе от прежних друзей и концепций, в
критике сталинско-брежневского наследия в международных делах.
Многие
аспекты первоначальной стратегии российских демократов остаются в силе и
находят свое выражение в различных шагах и заявлениях лидеров страны. Но все же
нарастание перемен во внешней политике Москвы стало очевидным уже к 1993 г. Они
обусловливались воздействием ряда внутренних и внешних причин.
Причины перемен
Неудача
«шоковой терапии» нанесла мощный удар по лагерю радикальных реформаторов. Они
потеряли уверенность в своей правоте, лишились единства и раскололись на
соперничающие кланы. Некоторые из радикалов тихо ушли из политики, другие
увлеклись махинациями, погрязли в коррупции. Часть демократов переметнулась в
стан оппозиции (в том числе бывший вице-президент России А. Руцкой и спикер
Верховного Совета Р. Хасбулатов). Парламентские выборы в декабре 1993 г.
показали, что в дополнение ко всему прочему демократы лишились поддержки
большей части электората, проиграв националистам и коммунистам. На выборах 1995
г. эта тенденция еще больше закрепилась - ведущие позиции в парламенте
завоевали коммунисты, сохранили немалое влияние и националистические силы.
Оппозиция, распрямив плечи, пошла в лобовую атаку на ту политику, в том числе
внешнюю, которая возникла на заре российской демократии в 1991 - 1992 гг. Давление
на курс Кремля стало возрастать со стороны не только Госдумы, но и
военно-промышленного комплекса, значительной прослойки провинциальных элит,
русской диаспоры в бывших республиках СССР, а также всякого рода экстремистов.
К хору критиков присоединились и группы демократов, разочарованных в тех или
иных аспектах внешнеполитического курса Кремля. Изменился сам состав правящих
кругов. Радикалы, уцелевшие в высших эшелонах власти, вынуждены были
приспосабливаться к новым ветрам: одни - из инстинкта самосохранения, прочие -
потому, что осознали наивность своих первоначальных представлений о внешнем
мире или же пришли к выводу, что международные реалии изменились после 1991 г.[1]
На
российской дипломатии сказывался и всеобъемлющий кризис в стране. Правительство
настолько увязло в домашних проблемах, что до внешних дел у него далеко не
всегда доходили руки. Из-за внутренних затруднений отменялись переговоры с
иностранными руководителями, прерывались визиты за рубеж. Не хватало времени,
чтобы сконцентрироваться на выработке цельной, хорошо продуманной стратегии в
мировых делах. Зачастую, когда Москва что-то предпринимала во внешнеполитической
области, то делала это под воздействием событий дома: то ли требовалась
поддержка против внутренних противников, то ли нужна была дополнительная
финансовая помощь для предотвращения развала экономики.
Отсутствие
эффективного механизма реализации внешнеполитических решений усугубляло
неразбериху. В коммунистические времена такой механизм был - существовала одна
пирамида власти во главе с политбюро, которое принимало решения, а вся страна
их усердно исполняла. С приходом демократии каждая властная ветвь посчитала,
что она и есть «политбюро» и вправе вести собственную дипломатию. Более того,
внутри самой исполнительной власти возникло сразу несколько «политбюро»,
мешающих МИД проводить единую, последовательную и четкую линию на мировой
арене. Предпринимались неоднократные попытки создать адекватный
внешнеполитический механизм, но они не меняли ситуацию к лучшему. Трудности
проистекали и из-за неопытности дипломатического персонала. Типичен (и, видимо,
справедлив) аргумент, что «необстрелянные», молодые руководители
внешнеполитического ведомства «первоначально не поняли жесткий мир реальной
политики, они слишком поздно осознали, что у России есть собственные
национально-государственные интересы, необязательно идентичные интересам
Америки и государств Западной Европы, которые вознамерились заполнить
геополитический вакуум в Восточной Европе, и не только там».
Среди
внешних факторов, способствовавших трансформации внешней политики России,
следует выделить прежде всего поведение Запада. В российском обществе, и далеко
не только в головах экстремистов, созрела убежденность, что западный лагерь не
является надежным политическим и идеологическим союзником, что многие политики
в США и Европе предпочли бы видеть Россию слабой и бедной. Планы расширения
НАТО стали восприниматься в российском обществе как предательство, демонстрация
недоверия и даже враждебности к Москве, попытка отгородиться от россиян новым
«железным занавесом» и, наконец, как угроза безопасности России. Е. Примаков, в
то время глава российской разведки, заявил в ноябре 1993 г.: «Это расширение
приблизит крупнейшую военную группировку в мире непосредственно к границам
России. Возникает необходимость фундаментального пересмотра с нашей стороны
всех оборонных концепций». Б. Ельцин предостерег осенью 1995 г., что расширение
натовского альянса может разжечь пламя войны по всей Европе.
Как
проявление недружественной политики российский истэблишмент (включая
правительство) рассматривал односторонние действия НАТО в Боснии, фактическое
игнорирование притеснений русскоязычного населения в балтийских республиках,
попытки воспрепятствовать контактам Москвы с Ираком и Ливией, прояпонскую
позицию Запада в территориальном споре о южнокурильских островах. Россию
возмущало нежелание Запада согласиться с интеграцией бывших советских республик
и особенно с ведущей ролью Кремля в этом процессе. Министр иностранных дел
России в резкой форме отчитал западных партнеров, заявив, что Москва не
собирается выслушивать лекции относительно своего поведения на территории
бывшего СССР. Москва неоднократно призывала Запад признать «особую роль и
ответственность России в бывшем СССР».
Разочаровались
россияне и в результатах экономического сотрудничества. Запад порицался за
нежелание предоставить России адекватную помощь. Займы и кредиты были
сравнительно малы и обставлены всевозможными условиями. Инвестиции мизерны.
Многие иностранные бизнесмены, по распространенному убеждению, занялись
«грабежом» России, скупая за гроши природные ресурсы и превращая недавнюю
«сверхдержаву» в «экономическую колонию». В обмен на ценное сырье на российский
рынок шел пустяковый или опасный товар (типа жевательной резинки, сигарет или
лекарств с просроченной датой). Передача технологии сдерживалась
законодательными препонами. Когда же Россия пыталась заработать на экспорте
собственной технологии, ей мешали, как это было со сделками по поставке
криогенных двигателей в Индию, военных самолетов в Малайзию, ядерного
оборудования в Иран и т.д.
Появились
сомнения относительно применимости на российской почве западных рецептов
развития. Зарубежные советники стали объектом острых нападок, обвинений в
«безответственности», в стремлении «перекроить российскую экономику по
заготовкам МВФ». В равной степени подвергались остракизму российские
последователи западных рецептов развития, например Е. Гайдар, А. Чубайс и др.
Зазвучали жалобы, что Запад, особенно Вашингтон, смотрит на Россию и россиян
свысока, ведет себя с нами как с второразрядными гражданами, открыто оскорбляет
Москву. И действительно, трудно отрицать, что между Россией и Западом сложились
неравноправные отношения, обусловленные зависимостью Москвы от партнеров как в
экономической, так отчасти и в политической сфере.
На
российскую внешнюю политику в возрастающей степени воздействовала ситуация в
отношениях с бывшими союзными республиками. Демократы стали избавляться от
иллюзий о безоблачности этих отношений. Большинство соседей повело себя отнюдь
не дружественно. Проблема русской диаспоры в новом зарубежье превратилась в
серьезную головную боль для всех. Речь шла об обеспечении безопасности
диаспоры, ее прав на гражданство в новых государствах, ее автономии, о принятии
и размещении в России беженцев и т.д. Проблема усугублялась экономическим и
социальным кризисом, в который попали бывшие союзные республики, ростом в них
национализма, демографическими страхами малых народов (таких, как латыши и
эстонцы). Кроме того, между Россией и соседями возникли споры - о дележе
советского имущества, границах, об экономическом равенстве, по вопросам
политического, идеологического, исторического характера. Хотя правительства
стран нового зарубежья и проявляли определенную заинтересованность в контактах
с Москвой, тем не менее преобладала их озабоченность укреплением суверенитета.
Подозревая, что Россия так и не избавилась от имперских амбиций, лидеры
независимых государств склонны были винить Москву во внутренних трудностях,
активно искали защиты от российского «великодержавия» на разных азимутах - на
Западе, Юге и Востоке. Встречные шаги со стороны потенциальных «защитников» суверенитета
бывших республик СССР усиливали раздражение в Москве, порождали там опасения,
что Россию хотят вытеснить из традиционной сферы влияния, нанести ей ущерб.
Желание
почти всех восточноевропейских стран войти в НАТО вновь сфокусировало внимание
Кремля на бывших партнерах по Варшавскому договору и СЭВ. Стало очевидно, что
страны Восточной Европы не видят в новой России надежного друга - напротив,
Москва для них - потенциальный источник угрозы безопасности и суверенитету.
Возникли сложные вопросы: как не допустить вступления бывших
восточноевропейских союзников в НАТО? Чем привлечь их к России? Ослабление
связей с коммунистическими странами также приводило к негативным последствиям.
Так, Россия не только понесла определенные экономические потери в Северной
Корее, но и потеряла влияние на режим, от поведения которого зависят
стабильность и мир вблизи российских границ. Отдаление от КНР могло еще сильнее
ударить по интересам России, особенно в свете того, что дружба с Западом не
приносила ожидаемых дивидендов. Китай все больше выглядел в глазах Кремля как
полезный стратегический партнер, ценный контрагент, готовый импортировать
крупные партии промышленного оборудования и вооружений, наконец, как канал для
продвижения интересов Москвы в Азии и в зоне Тихого океана.
Не
получая всего необходимого из США и Западной Европы, Россия осознала, что ей
следовало бы энергично побороться за финансовые и технологические ресурсы Южной
Кореи, Тайваня, Гонконга, стран АСЕАН. Высказывались достаточно веские
геополитические и экономические аргументы в пользу того, чтобы Москва
восстановила свое присутствие в Монголии и странах Индокитая. Ошибкой было
признано снижение уровня партнерства с Индией. Российское руководство
констатировало, что невозможно иметь сильную внешнюю политику «без Индии или
без учета интересов Индии, ее глобального веса и влияния».
В
центре внимания Кремля вновь оказался Средний и Ближний Восток. Иран был по
достоинству оценен как выгодный покупатель оружия и важная политическая сила в
регионе. Имея хорошие отношения с Тегераном, можно было сдерживать его
экстремизм в Центральной Азии и в Закавказье. Дружба России с Ираном
стимулировала бы арабские государства, расположенные в зоне Персидского залива,
и Турцию к сближению с РФ как с единственной державой, способной воздействовать
на иранцев. Ухудшение отношений с традиционными союзниками СССР на Ближнем
Востоке - Ираком, Сирией, Ливией - перекрыло перспективу возвращения ими долгов
на сумму свыше 25 млрд. долл. Участие России в международных санкциях против Ирака
и Ливии обернулось настоящей катастрофой: убытки Москвы составили еще около 16
млрд. долл. Лишившись доверительных связей со старыми друзьями, Россия больше
не могла играть роль важного посредника в мирном процессе на Ближнем Востоке.
Российская политика явно дублировала американскую; Москва теряла позиции в
стратегически важном, нестабильном районе, близком к границам России. Из-за
проамериканского «крена» в российской дипломатии, ее пассивности и робости
стали очевидными потери (экономические, геополитические, культурные, связанные
с престижем) в Черной Африке и Латинской Америке.
На
внешней политике России сказывались и перемены в международной обстановке в
целом. Еще за несколько лет до этого либералы в окружении М. Горбачева и Б.
Ельцина всерьез рассуждали о дружной семье народов, объединяющей все
человечество. Помощник М. Горбачева Г. Шахназаров заговорил даже о создании
мирового правительства на базе ООН. Демократам чудилось, что с окончанием
холодной войны ничто уже не могло воспрепятствовать достижению гармонии на
нашей планете. К 1993 г. иллюзии рассеялись. Даже далекому от политики человеку
стало ясно, что мир, в котором он живет, полон национальных, религиозных,
расовых и других противоречий и конфликтов.
Какой путь выберет Россия?
По
причинам, изложенным выше, первоначальная российская внешняя политика очень
скоро превратилась в мишень для критики. Ее вал нарастал, и фактически
развернулись дебаты всероссийского масштаба. Центральные вопросы дебатов:
какими должны быть приоритеты России? По какому пути россиянам следует идти?
Разнообразие высказываемых взглядов отражало процесс формирования в России
плюралистического общества. Возникшие экономические и социальные группы стали
бороться за влияние, власть, прибыль и начали интенсивный поиск адекватного
идеологического и политического выражения личных интересов. Картину еще больше
усложнял многочисленный отряд молодых интеллектуалов, которые ради саморекламы
и признания зачастую эксплуатировали трудности страны. Что же касается старого,
советско-коммунистического правящего класса, то он, будучи расчленен на
различные фракции, тоже участвовал в дебатах, и его выступления во многом
определялись стремлением отомстить, взять реванш.
С
самого начала критика была направлена против прозападного уклона российской
дипломатии. Даже с точки зрения умеренных оппонентов, такая политика превратила
Россию в «младшего партнера» Запада и подорвала ее безопасность. Вторая крупная
претензия к творцам политики новой России касалась их подхода к бывшим
советским республикам. Правительство обвинялось в том, что оно способствовало
развалу великого государства, породило массу трудностей для собственного
народа, предало забвению цель реинтеграции постсоветского пространства и т.п.
Что
стало предлагаться взамен первоначальной политики? Весьма непросто
классифицировать различные позиции, но мы все же попытаемся разделить
участников дебатов на четыре группы. Входящих в первую группу можно
охарактеризовать как западников. Они, безусловно, доминировали в политической
жизни СССР, затем России в 1990 - 1992 гг. Взгляды западников уже обсуждались
выше, поэтому напомним здесь лишь некоторые из их базовых аргументов[2]
. Западники утверждали, что длительная
конфронтация между СССР и Западом была продуктом большевистской идеологии и
политики. Конфронтация имела катастрофические последствия для страны, и
необходимо навсегда положить ей конец, вернувшись в «семью цивилизованных
народов». В противном случае Россия окажется отрезанной от главных
технологических и финансовых ресурсов, возобновится военное противостояние, в
котором у нее не будет даже союзников (за исключением, может быть, Северной
Кореи или Ирана, но какова ценность таких союзников для удовлетворения чаяний
российского народа?).
А
чаяния эти, как подчеркивали западники, очень просты и очевидны: создать для
себя наконец-то нормальную жизнь - зажиточную, свободную, стабильную. Поэтому
неразумно в очередной раз изобретать «особый русский путь», толкая нацию в
дремучий феодализм или кровавый коммунизм и лепя из Запада образ врага. Для
того чтобы русские мозги не утекали на Запад и чтобы россиянин на Родине имел
достойную жизнь, надо создавать в России открытую рыночную экономику и
полнокровное демократическое общество. И делать это в сотрудничестве и при
помощи Запада. Другого пути нет! Все без исключения страны, добившиеся в
последние десятилетия успехов на данном пути, поступали именно так. В их числе
Япония, Южная Корея, Сингапур, Чили, Турция и др. И, соответственно, российская
внешняя политика должна быть подчинена реализации главной национальной задачи -
построению в России нормального человеческого общества.
Западники
по-своему объясняли смену акцента в поведении Запада в 1993 - 1994гг.
Подчеркивалось, что Запад (а заодно, кстати, и Восточная Европа)
просто-напросто стал терять веру в «светлое демократическое будущее» России.
Почему? Да хотя бы потому, что экстремист-эксцентрик В. Жириновский одержал в
конце 1993 г. триумфальную победу на парламентских выборах, сформировал мощную
фракцию в Госдуме и на протяжении всего последующего периода безнаказанно
оскорблял другие народы и государства, расточал в их адрес угрозы. Доверие к
России падает и из-за того, что мы никак не выкарабкаемся из экономического и
социального кризиса, что иностранная помощь расхищается ворами из госаппарата,
что законы в России не работают, что иностранного инвестора встречают у нас
чуть ли не в штыки. На Западе пришли к выводам: а) страна, страдающая в тисках
кризиса, вряд ли перспективна как стабильная демократия; б) предоставлять
России помощь - значит выбрасывать деньги на ветер; в) развивать с ней деловые
связи рискованно; г) число Жириновских и других экстремистов в России
увеличивается, и необходимо приготовиться к возможному приходу их к власти. Как
следствие этих выводов появилось стремление расширить НАТО, снизилась
готовность идти навстречу просьбам и пожеланиям Москвы, возросла
подозрительность к любым ее акциям - будь то в Чечне, в Иране или на Дальнем
Востоке.
В
изменившейся политической атмосфере иначе стали восприниматься претензии России
на роль великой державы. Российская демократия, увы, сама приучила Вашингтон
относиться к нашей стране как к «младшему брату». Как бы мы воспринимали США,
если бы президент Клинтон регулярно просил Кремль подсобить ему в борьбе с
внутренними оппонентами - вашингтонским ГКЧП, антиреформаторским Капитолием,
взбунтовавшимся вице-президентом? И если бы при этом Б. Клинтон просил деньги
на поддержку реформ, ликвидацию последствий засухи, помощь военным? А в
довершение всего Белый дом пригласил бы в США большую группу российских
советников, которые стали бы инструктировать американцев, как им
приватизировать почтовую службу города Вашингтона, как повысить урожайность
кукурузы в штате Айова и как отучить рядовых американцев пить кока-колу.
Советский
Союз в прошлом сам выступал в роли заступника, донора и советчика - в
Чехословакии и в Китае, на Кубе и в Анголе и т.д. Отношения строились по схеме
«старший - младший». Мы были «старшими» и требовали от «младших» подчинения их
интересов нашим. Когда они выходили из-под контроля, пытались вести себя
независимо, то мы возмущались и применяли санкции. Вот и американцы удивляются,
как это их «младший партнер» - Россия - вознамерился запродать «неверным»
иранцам оборудование для атомных станций, преследует какие-то специфические цели
в бывшей Югославии, требует сохранения за собой сверхдержавного статуса.
Вторая
группа, объединившая приверженцев антизападных взглядов, - антипод первой.
Входившие в эту группу полагали, что Россия и Запад не могут быть друзьями, что
западный мир на протяжении столетий пытался подорвать силы и влияние России,
начиная с вторжений католических рыцарей в XIII в. и кончая походами Наполеона
и Гитлера. Только оказав сопротивление противнику, Россия смогла выжить и
сохранить свою уникальную цивилизацию, великодержавный статус. Националисты
бичевали Петра I за то, что он «выпорол Россию и бросил ее на гильотину
Запада». В то же время они превозносили Сталина, который «возродил национальную
империю» и «помог выиграть XX век». Развивая свою аргументацию, антизападники
утверждали, что в конце нынешнего столетия Запад почти преуспел в ликвидации
России как великой державы с помощью «предателей», пробравшихся к
государственному штурвалу. В итоге все потрясения и невзгоды, выпавшие на долю
современных россиян, приписывались «козням» Вашингтона - именно он-де
разрабатывал планы уничтожения России и под его диктовку эти планы
реализовываются.
Те,
кто видел в Западе потенциальную угрозу, предлагали различные рецепты ее
сдерживания. Большинство считали, что Россия должна искать союзников среди
бывших республик СССР. Заявления на сей счет делались и на официальном уровне.
Коммунисты шли дальше. Достаточно вспомнить решение Госдумы, принятое по
инициативе коммунистической фракции, о недействительности роспуска СССР в 1991г.
Националисты мыслили еще более грандиозно. В. Жириновский ратовал за
возвращение к границам 1900г., когда под властью царя находились среди прочих
земель Польша, Финляндия и Маньчжурия. Тот же В. Жириновский агитировал начать
поход на юг, завоевать Иран, Афганистан и Пакистан, достичь Индийского океана,
в теплых водах которого русские солдаты могли бы омыть свои сапоги.
Среди
тех, кто опасался Запада, были люди, предлагавшие искать союзников на юге
(Иран) и на востоке (Китай). Бывший министр обороны П. Грачев намекал на
возможность альянса с «влиятельными государствами на востоке и на юге» в
качестве реакции на расширение НАТО.
Входящие
в третью группу участники национальных дебатов выделялись тем, что повсюду
видели врагов России. Они призывали соотечественников закрыть страну и занять
круговую оборону.
Типичный
пример этой логики содержался в исследовании о реформе вооруженных сил,
подготовленном в консервативном «мозговом центре» - Институте оборонных
исследований (ИОИ). В нем говорилось, что Россию окружают многочисленные враги,
которые «действуют все более и более открыто и нагло в свете слабости
российского государства, прогрессирующей деградации ее военного и
экономического потенциала». Наиболее вероятными противниками России в
исследовании названы США и другие страны НАТО. Прямую угрозу безопасности
России якобы создавали также Турция, Пакистан, Саудовская Аравия и Япония.
Китай и Иран на данном этапе были исключены из этого списка, но в будущем
против Китая, мол, тоже потребуется осуществлять ядерное сдерживание. В
указанном институте полагали, что враги имеются и на территории бывшего СССР -
это «силы агрессивного национализма, которые действуют при поддержке извне и
располагают собственными военными формированиями» (к таким силам относились
балтийские государства, таджикская оппозиция и т.д.).
Некоторые
политики и ученые, будучи настроенными антизападно, сосредоточивались на
китайской угрозе. Так, в фундаментальной монографии В. Мясникова «Договорными
статьями утвердили» говорилось: «История отношений России с Китаем насчитывает
около 400 лет. Но никогда за весь этот период Китай не развивался настолько
стремительнее России, чем сейчас. Именно из сегодняшней России отчетливее всего
видны уже имеющиеся достижения «великого дракона» и перспективы его дальнейшего
быстрого роста. Было бы трудно предположить, что Китай не использует свой шанс,
чтобы не получить выгоды из этой ситуации».
В
книге отмечалось, что народная дипломатия Китая превращается в «нелегальную
этническую экспансию», что китайские бизнесмены, словно «гигантский насос»,
выкачивают из России ресурсы и твердую валюту с психологией «богатого соседа,
который может поживиться в доме неудачливого односельчанина».
Учитывая
глубину внутренних российских проблем на фоне увеличивающегося отставания России
от Запада, стремительность прогресса Китая, можно предположить, что
алармистские взгляды будут и впредь сохраняться у определенной части россиян.
В
российском политическом спектре можно было также выделить систему взглядов,
нацеленную на придание сбалансированности внешней политике страны.
Придерживающиеся этих взглядов подчеркивали: у России нет врагов, она может и
должна сотрудничать с большинством стран мира, особенно с соседними; при этом
Москве не следует «склоняться» в ту или иную сторону - в силу своего
географического положения, размера, мощи, истории Россия должна поддерживать
сбалансированные отношения с Западом, Востоком и Югом, не ища союзов (за
возможным исключением стран СНГ).
Такая
внешнеполитическая философия была закреплена в платформах проправительственного
политического объединения «Наш дом - Россия» (НДР) и оппозиционной
демократической партии «Яблоко». НДР выступила за «партнерство, а не за
конфронтацию с другими странами, как на Востоке, так и на Западе», за «активное
участие в создании мирового порядка, который базируется на принципах всеобщей
безопасности, уважении суверенитета, независимости и территориальной
целостности государств, демократическом выборе, защите прав человека,
взаимовыгодном экономическом сотрудничестве». Программа НДР делала акцент на
создании благоприятного международного климата для внутренних реформ. В ней
неоднократно подчеркивалось, что Россия будет добиваться партнерства со всеми
странами.
«Яблоко»
в свою очередь отвергло имперские амбиции России. Объединение поддержало
«крупномасштабный серьезный диалог, хорошие отношения с США, Японией, Китаем».
При этом «Яблоко» было против формирования с ними союзов, оно предложило
сотрудничать со всеми на одинаковой основе.
Схожие
заявления стали делаться в 1993 - 1995 гг. и на уровне руководства МИД РФ.
Особенно четко стремление к сбалансированности во внешней политике выразил
министр Е. Примаков, который, в частности, подчеркивал, что «надо проводить
диверсифицированную, активную политику по всем азимутам, где затрагиваются
интересы России... это просто жизненная необходимость для того, чтобы создать
наилучшие условия для внутреннего развития - более динамичного, более
эффективного в нашем изменяющемся мире».
Дипломатия России на рубеже веков
В
целом в 1996 - 1997 гг. сбалансированный подход начал закрепляться в российской
внешней политике. На то был целый ряд причин, и, пожалуй, главная из них -
активизация в стране реформенных процессов. После переизбрания Президентом РФ в
1996г. Б. Ельцин значительно обновил правительство, вновь включив в него
большую группу молодых либеральных реформаторов. Либералы решительно вернули
страну на путь преобразований и приостановили нараставший консерватизм в
российской дипломатии. Окрепшая исполнительная власть увереннее реализовывала
собственную линию в международных делах, чему в немалой степени способствовал и
сильный министр иностранных дел Е. Примаков, умевший находить общий язык не
только с зарубежными коллегами, но и с российской оппозицией, добиваться
общенационального консенсуса в подходе ко многим международным вопросам.
Внешние
обстоятельства в свою очередь стали благоприятствовать в 1996 - 1997 гг.
формированию фундамента сбалансированного, открытого курса. Запад в ответ на
положительные сдвиги в России (прекращение войны в Чечне, оживление
реформенного процесса) пошел навстречу требованиям и пожеланиям Москвы. В мае
1997 г. НАТО подписала Основополагающий акт с Кремлем, вскоре Россию пригласили
присоединиться в качестве равноправного члена к «большой семерке» наиболее
развитых стран мира. Прогресс был достигнут в области экономического
партнерства: Россия вступила в Парижский и Лондонский клубы банкиров, МВФ
увеличил финансовые вливания в российскую экономику, возрос поток зарубежных
инвестиций (правда, в основном портфельных).
Атмосфера
разрядилась настолько, что во второй половине 1997г. Б. Ельцин уже давал
превосходную оценку состоянию отношений РФ с ведущими западноевропейскими
странами. Серьезные дипломатические успехи были достигнуты и на других
направлениях - преодолены многие разногласия с Украиной, еще больше сблизились
Москва и Пекин, из тупика стали выходить российско-японские отношения. Перед
Москвой открылись двери в Организацию Азиатско-тихоокеанского сотрудничества, в
ноябре 1997 г. благодаря усилиям России было предотвращено очередное
кровопролитие между США и Ираком.
Однако
в августе 1998 г. Россию поразил глубокий финансовый и, как следствие,
социально-экономический кризис, который отразился на внешней политике. Б. Ельцин
отправил в отставку правительство либеральных реформаторов.
Зарубежные
партнеры России, особенно на Западе, испытали шок от отказа Москвы погашать
финансовые обязательства и с возрастающими скептицизмом и подозрительностью
наблюдали за внутрироссийскими катаклизмами. Вновь осложнились взаимоотношения
Кремля со многими участниками СНГ, которых обанкротившаяся, но сохранившая
великодержавные претензии Россия все больше отпугивала.
На
этом и так неблагоприятном фоне произошли события, которые всерьез поколебали
всю казавшуюся уже сложившейся систему открытой, сбалансированной внешней
политики Москвы. В начале 1999 г. американо-британская авиация осуществила
бомбардировки Ирака в наказание за его отказ сотрудничать со специальной
комиссией ООН по разоружению. Поскольку данная военная акция не была
согласована с Советом Безопасности Организации Объединенных Наций и
непосредственно с Россией, то Москва охарактеризовала ее как самоуправство, как
проявление гегемонистских тенденций в политике Вашингтона. Коммунистическая и
националистическая фракции в Госдуме демонстративно встали на сторону Саддама
Хусейна, взвинтили антиамериканскую пропаганду.
Не
успел этот ограниченный кризис в российско-американских отношениях утихнуть,
как разразилась настоящая буря, вызванная тем, что в конце марта 1999 г. НАТО
приступила к бомбежкам Югославии из-за событий в Косово (жесткого подавления
сербскими властями выступлений албанских сепаратистов). Почти все российское
общество возмутилось действиями натовцев. Кремль резко осудил их как грубое
нарушение Устава ООН и принципов международного права, как попытку НАТО
диктовать свою волю суверенным государствам, играть роль мирового жандарма.
Подчеркивалось также, что грубой силой не урегулировать межэтнический конфликт,
что, напротив, бомбардировки приведут к его разрастанию, дестабилизации
ситуации на всем Европейском континенте. Российская оппозиция организовала
антинатовские митинги, стала требовать поставок в Югославию оружия, агитировать
молодежь направляться на Балканы для оказания помощи «братьям-славянам»,
зазвучали призывы вновь нацелить ракеты на натовские страны и т.д.
Столь
эмоциональная и резкая реакция России на балканский кризис явилась, как
представляется, результатом осознания российской элитой того факта, что баланс сил
в мире самым решительным образом изменился не в пользу Москвы. Достигнутый в
1996 - 1997 г. во властных структурах консенсус относительно открытой,
сбалансированной внешней политики базировался на понимании того, что Россия
будет оставаться самостоятельным и мощным центром силы на международной арене.
Более того, по разумению многих коммунистических и националистических деятелей
Россия должна была настроиться на восстановление своего военно-политического
паритета с США. И вдруг выясняется, что Вашингтон окончательно вознамерился
командовать человечеством, ничуть не считаясь с мнением Москвы. Что еще хуже,
американцы осмелились напасть на страну, пользующуюся особым расположением
России и повинную в одинаковых с нами «грехах» - подавлении сепаратистов внутри
собственных границ.
Еще
в V в. до нашей эры древнегреческий ученый Фукидид выявил политологическую
закономерность: когда в международных отношениях нарушается сложившийся ранее
баланс сил, у ослабевшей стороны возникает страх за собственную безопасность и
она немедленно бросается исправлять положение, в частности, стремится нарастить
военную мощь, найти союзников, осуществляет различные дипломатические ходы и
т.д. Ею движет неуемная жажда восстановления статуса-кво. Но противоположная
сторона не желает этого допустить и в свою очередь принимает меры для
увеличения отрыва от конкурента в области безопасности. Часто в истории
человечества итогом такого соперничества становились конфронтации, конфликты и
войны.
Несмотря
на вышесказанное, есть определенные основания полагать, что России удастся
избежать новой холодной войны, и она все-таки войдет в XXI в. с открытой,
гибкой и сбалансированной внешней политикой. К такому выводу подводит анализ
мотивов, которые должны определять международную стратегию Москвы в обозримой
перспективе.
Как
уже отмечалось выше, в начале 90-х годов российская демократия подчинила все
свои помыслы задаче максимально быстрого вхождения в «семью цивилизованных
народов Запада». Позднее внимание Москвы, казалось, переключилось на обеспечение
национальной безопасности и восстановление подорванного великодержавного
статуса России.
Однако
потребности внутреннего развития не могут не влиять на линию поведения
российских властей на мировой арене. Даже в разгар бомбардировок Югославии
Москва, с одной стороны, объявила о приостановлении всех контактов с НАТО, а с
другой - провела переговоры с МВФ и получила от него очередную порцию
финансовой помощи. Страна нуждается в больших количествах современных
технологий, инвестиций, товаров. Власти осознают, что без использования
внешнего фактора экономика будет пробуксовывать. Разница с первоначальной
стратегией демократов заключается в том, что российский истэблишмент стремится
на нынешнем этапе и, видимо, будет стремиться впредь сотрудничать не только с
Западом, но в равной степени и с другими партнерами.
Для
Москвы теперь очевидно, что ни на Западе, ни где бы то ни было еще никто не
собирается нянчиться с Россией, никто не горит желанием выкормить нового
супергиганта. Но по-иному и быть не может. Ни одно государство не стремится
создать себе конкурента и соперника. Смешно думать, что французы не спят
ночами, озабоченные тем, как бы усилить Германию. Или что испанцы трудятся в
поте лица, чтобы вернуть былое величие Англии, а китайцы грезят о превращении Японии
в сверхдержаву.
Конкуренция
- неизбежное и естественное явление. Поэтому России, как и другим странам,
придется бороться за место под солнцем. Необходимо, в частности, защищать
отечественных производителей от мощной иностранной конкуренции, положить конец
бегству из России капиталов и бесконтрольному вывозу ценных ресурсов,
преодолевать дискриминацию российских изделий на мировом рынке и т.д. При этом
борьба вполне сочетается с сотрудничеством, и сотрудничество может преобладать,
как это происходит в послевоенной Западной Европе (несмотря на то, что на
протяжении веков нынешние партнеры почти беспрерывно воевали между собой).
Итак,
у России нет иного выхода, как продолжать курс на развитие связей с Западом в
интересах своего внутреннего развития. Но одновременно Москва заприметила
важнейших партнеров на восточном и южном направлениях. Учитывается и то
обстоятельство, что срыв в отношениях с ближайшими соседями - странами СНГ
может лишить Россию доступа к транспортным магистралям, природным ресурсам, полигонам
и т. д. Так, разлад с Азербайджаном затруднит доступ к каспийской нефти,
недоразумения с Казахстаном помешают использованию космодрома в Байконуре и
центров по испытанию вооружений. Раскол с Беларусью поставит под угрозу
коммуникации, соединяющие Россию с Европой, - железнодорожные, авиационные,
электрические и прочие.
Все
большее воздействие на российскую внешнюю политику будет, судя по всему,
оказывать и такой мотив, как обеспокоенность обеспечением национальной
безопасности. Под влиянием югославских событий усилилось ощущение, что если
Россия отстанет в военном отношении от ведущих держав, то превратится в объект
манипуляций и запугивания. Растет озабоченность, что если не давать Западу
отпор, то он исключит Москву из жизни Европы, затруднит ей доступ к Восточной
Европе и бывшим республикам СССР.
Подобные
настроения, подхлестываемые расширением и акциями НАТО, не ограничиваются
теперь рамками экстремистского лагеря и охватывают в той или иной степени весь
российский истэблишмент. С точки зрения большинства политически активных
россиян, курс НАТО может привести к новому расколу континента. Преобладает и
мнение, что, в то время как Москва пытается сблизиться с партнерами по СНГ,
Запад поощряет их к отдалению от России и поиску партнеров вне рамок распавшегося
Советского Союза.
Очевидны
и опасения Москвы, связанные с непосредственными соседями. Ситуация в
Таджикистане и на его границах с Афганистаном рассматривается как прямой вызов
жизненно важным интересам России. Неспокоен Кавказ, буквально раздираемый
конфликтами: Армения противостоит Азербайджану из-за Нагорного Карабаха, Грузия
никак не урегулирует отношения с абхазами и южными осетинами. Соседнее же
высокогорье заселено российскими этническими группами, часть которых (особенно
чеченцы) доставляет центральному правительству массу неприятностей. Обстановка
на Кавказе приобретает особую окраску из-за вмешательства Турции и ряда
арабских государств.
Ситуация
в Балтии тоже рассматривается как вызов безопасности вследствие дискриминации
местной русскоязычной общины, антироссийских выпадов, планов прибалтийских
стран присоединиться к НАТО. Вызывают опасения судьба Калининграда, доступ
России к балтийским портам.
Разногласия
с Украиной по поводу Севастополя, проблемы русскоязычного населения в Молдове в
свою очередь заостряют проблему обеспечения безопасности в российской внешней
политике. Есть и вызовы безопасности менее заметные, но все же актуальные -
напряженность в Корее, «кипящий котел» Ближнего Востока, претензии японцев на
Южные Курилы, рост могущества Китая.
Под
воздействием всех этих проблем активность Российского государства в сфере
безопасности возрастает. Вооруженные силы, которые в 1991 - 1992 гг. стало
модным критиковать, вновь приобретают престиж. Больше внимания уделяется
созданию нового поколения вооружений, формированию эффективной,
профессиональной армии, способной решать самые сложные задачи. Прекратилась
агитация в пользу скорейшей ликвидации ядерного оружия. Напротив, ядерный
компонент вооруженных сил рассматривается теперь в качестве «гаранта
национальной безопасности Российского государства, его гордости и основы мощи».
Лозунг
«перестройки» об открытии границ и разрушении барьеров между людьми заменен
тезисом о необходимости укрепления погранслужбы и превращения границы в
непроницаемую для нарушителей и врагов. Внимательно изучается деятельность в
военной области прежних противников и всех соседних государств.
Восстанавливается уважение и к спецслужбам.
Вызовы
безопасности не должны, однако, толкать Россию к самоизоляции, закрытости и экстремизму.
Напротив, поскольку эти вызовы многообразны и возникают на различных
направлениях, Россия, будучи сейчас сравнительно слабой, сможет противостоять
им лишь благодаря гибкой и сбалансированной внешнеполитической стратегии.
Ни
военный потенциал, ни нынешнее геостратегическое и экономическое положение не
позволяют России допустить новую холодную войну с Западом. Нет и реальных
идеологических предпосылок для новой конфронтации. Кто бы ни был российским
руководителем, он должен будет вести страну по пути создания современного
общества, схожего по многим параметрам с западным. Сыграет свою роль и то
обстоятельство, что россияне устали от конфронтации и войн - достаточно
вспомнить, какую реакцию у них вызвала чеченская война. Запад в свою очередь не
готов к возобновлению противостояния.
Россия
же, кроме всего прочего, не вправе позволить себе быть беспредельно жесткой в
отношении НАТО, ибо у нее за спиной словно на дрожжах растет китайский гигант.
Может случиться так, что в будущем натовцы пригодятся как партнеры по
сдерживанию новой азиатской сверхдержавы. Вместе с тем Кремль заинтересован в
тесном взаимодействии с КНР для блокирования натовского диктата в международных
делах и противодействия исламскому экстремизму на юге. Сбалансированность в
рамках СНГ тем более необходима: любое сближение России с одной из
конфликтующих сторон в ущерб другой ставит под удар стабильность и
сотрудничество на всем постсоветском пространстве.
Ту
же логику можно применить к оценке возрастающих великодержавных мотивов в
российской внешней политике. Великодержавное чувство, чуть было не утерянное в
хаосе 1991 -1992гг., вновь овладело общественно-политическим истэблишментом,
что выражается прежде всего во все более твердом противодействии попыткам США и
НАТО самолично руководить мировыми делами. Ни одно государство, кроме России,
не демонстрирует подобной решимости. Великодержавный импульс находит свое
выражение и в стремлении Москвы играть ведущую роль на постсоветском
пространстве. В феврале 1993 г. Президент РФ сформулировал позицию, которую на
Западе окрестили как «доктрину Б. Ельцина». Ее суть: намерение России обладать
особыми правами и обязанностями на территории бывшего СССР. К концу 90-х годов
Москва, ощущая сопротивление партнеров по СНГ, несколько приглушила свои претензии
на лидерство, но по существу они сохраняются.
Одновременно
возродилась тяга к тому, чтобы российский флаг присутствовал на всех
континентах. Она стимулируется уговорами со стороны зарубежных политиков.
Индия, Ливия, Куба и десятки других стран заинтересованы в восстановлении
тесных связей с Москвой. Что особенно впечатляет Кремль, так это позиция тех
режимов, которые не питали к СССР добрых чувств. Израиль, Саудовская Аравия,
Оман, Малайзия и другие подчеркивают важность России как противовеса слишком возросшему
влиянию США, как посредника в региональных конфликтах.
Поскольку
Москва не в состоянии, как прежде, соперничать с Вашингтоном за мировое
лидерство, то она пропагандирует теперь идею многополярности в международных
отношениях. А достижение многополярности опять же требует сбалансированного
подхода к различным блокам и странам, невзирая на их идеологическую расцветку
(в отличие от периода 1991 - 1992 гг., когда Россия активно подыгрывала Западу
в распространении в мире «демократического евангелия»).
Способствование
продвижению мирового сообщества к многополярности и составляет суть
внешнеполитической стратегии России на рубеже столетий. Российский истэблишмент
уверовал в то, что международные отношения станут более благоприятными и
удобными для всех, если вместо американской гегемонии они будут определяться
целой группой силовых центров, в том числе, конечно, и Москвой.
Такой
взгляд не бесспорен. Соединенные Штаты, естественно, не идеальная сверхдержава,
но, по крайней мере, хорошо изученная и предсказуемая. Из истории мы знаем, что
Вашингтон, обладая монополией на ядерное оружие на первоначальной стадии
холодной войны, не воспользовался ею. На протяжении всей послевоенной истории
США не пытались завоевать другие страны, а когда они все же вмешивались в чужие
дела, то под знаменем демократии и защиты прав человека. Конечно, теория далеко
не всегда совпадает с практикой. Вместе с тем это факт, что Соединенные Штаты
помогли вытащить из социально-экономического кризиса и спасти от тирании
Западную Европу, многие азиатские государства.
Но
дело, собственно, не в достоинствах или недостатках США. Разумеется,
несправедливо и даже опасно отдавать судьбу человечества на откуп одной, пусть
даже более-менее цивилизованной державе. Вопрос в другом: как поведут себя другие
страны, которые реально претендуют на роль центров силы в мировой политике?
Скажем, Япония. В прошлом, когда эта страна набрала военную и политическую
мощь, то немедленно выплеснула ее на соседей в форме агрессий и, фактически,
геноцида. Есть ли гарантии, что в следующий раз Токио поведет себя по-иному?
Таких гарантий никто дать не может, зато несомненно другое: попытки Японии
восстановить великодержавный статус неизбежно вызовут противодействие соседей,
что уже само по себе может дестабилизировать обстановку в
Азиатско-тихоокеанском регионе, раскрутить маховик гонки вооружений, привести к
трениям и столкновениям.
Следует,
наверное, учитывать и то обстоятельство, что еще один кандидат в сверхдержавы -
Китай в прошлые века, будучи в зените своего могущества, не только рассматривал
иностранные государства в качестве «варварских», но и полагал их всех
«вассалами» «Срединной империи», то есть де-юре неравными, подчиненными Китаю.
Показательно в этой связи, что уже сейчас в Азии растет беспокойство по поводу
экономических и военных достижений КНР, хотя по большинству показателей эта
страна еще далеко отстает от наиболее развитых держав планеты (по уровню ВНП на
душу населения Китай не входит даже в первую сотню стран, китайский
ракетно-ядерный потенциал в десятки раз уступает американскому и российскому и
т.д.).
Сказанное
выше отнюдь не является апологетикой однополюсного мира (Пакс Американа) или
попыткой возбудить недоверие к Японии, Китаю или любой другой потенциальной
сверхдержаве. Мы лишь хотим обратить внимание на то, что логично и
привлекательно звучащий призыв к многополюсности мира на практике очень
непросто реализовать на пользу, а не во вред международным отношениям.
В
целом в Москве отдают отчет в сложности переходного периода к новой мировой
системе. Для упорядочения этого процесса Кремль предлагает всем участникам
международных отношений соблюдать ряд условий.
Во-первых,
не допускать новых разделительных линий в мировой политике. Европу не следует
делить на зону НАТО и зону, где находятся государства, не входящие в эту
организацию. Опасны разговоры о противостоянии цивилизаций, особенно о
«мусульманской угрозе современной Европе», только на том основании, что в
исламском мире активизировались экстремистские группировки.
Во-вторых,
по мнению Москвы, в переходный период необходимо отказаться от попыток выделять
победителей и проигравших в холодной войне. Российская демократия отнюдь не
чувствует себя проигравшей. Напротив, она - победитель, сломавший тоталитарную
коммунистическую систему в СССР, и не потерпит высокомерного к себе отношения.
В-третьих,
Россия требует демократизации международных экономических отношений. Кремль
осуждает использование экономических рычагов для достижения эгоистических целей
политического характера (американские санкции против торговых партнеров Кубы,
экономическая блокада Ирана и Ливии). Осуждение, естественно, вызывает
дискриминация российского экспорта.
Особое
значение придается российским правительством четвертому условию создания
стабильного многополярного мира - тесному сотрудничеству международного
сообщества в решении актуальных задач, среди которых выделим следующие:
•
урегулирование конфликтов;
•
дальнейшее сокращение вооружений и осуществление мер доверия в военной области;
•
укрепление гуманитарных и юридических аспектов безопасности;
•
оказание помощи и поддержки странам, испытывающим различные трудности в
развитии.
Россия
продолжает оставаться в рядах поборников сокращения всех видов вооружений и мер
доверия в военной области. Наша страна одной из первых присоединилась к
Договору о полном запрещении ядерных испытаний и придает важнейшее значение
тому, чтобы этот документ подписали все страны, имеющие ядерный потенциал.
Соответствующий нажим оказывается в том числе и на Индию и Пакистан,
осуществившие в мае 1998 г. взрывы ядерных устройств.
Российский
парламент так и не ратифицировал Договор СНВ-2, главным образом «в отместку» за
деятельность НАТО. Тем не менее российское правительство готово к продолжению
переговоров по сокращению стратегических вооружений (СНВ-3) с учетом общей
международной ситуации, а также того обстоятельства, что уничтожение имеющихся
запасов - дорогая процедура, и поэтому необходимо соразмерять его темпы с
финансовыми возможностями. Растущее беспокойство вызывает в Москве желание
Вашингтона создать новую противоракетную систему, что грозит разрушить все
прежние достижения в области ограничения и сокращения ядерных вооружений. Среди
других приоритетов Москвы в разоруженческой сфере - модернизация Договора об
обычных вооруженных силах в Европе, в частности снижение групповых и
национальных потолков для армий стран континента, введение ограничений на
размещение войск на иностранной территории и др.
Проблема
перехода к новому международному порядку приобрела наиболее актуальный характер
на Европейском континенте. Система региональной безопасности, сложившаяся там в
годы холодной войны, фактически распалась. Перестал существовать восточный блок
во главе с СССР, на карте Европы появились многочисленные новые государства, и
принцип незыблемости границ, гарантированный Хельсинкскими соглашениями,
оказался размытым. НАТО пытается играть роль гегемона в европейских делах, не
гнушаясь при этом по собственному усмотрению применять силу.
В
этой связи, как убеждены в Москве, возникает необходимость взяться за создание
новой системы безопасности в Европе. Согласно разработкам российских дипломатов
в систему всеобъемлющей безопасности в Европе должны войти ООН, ОБСЕ,
Европейский союз, Европейский совет, СНГ и др. Причем основным «приводным
ремнем» системы предпочтительно сделать ОБСЕ, ибо эта организация универсальна,
охватывает все европейские государства и продемонстрировала свою эффективность
в годы холодной войны. ОБСЕ, однако, не будет стоять над другими организациями
или подменять их.
Что
касается НАТО, то Россия проявила готовность сосуществовать с ней. Подписанный
в 1997г. Основополагающий акт создает адекватную базу для нормальных и даже
партнерских отношений между Россией и Североатлантическим союзом, но только при
условии, что НАТО начнет реформироваться, избавляясь от наследия холодной
войны. Пока же своевольные действия этой организации лишь усиливают
напряженность на континенте.
* * *
Итак,
российская внешняя политика продолжает эволюционировать. Некоторые перемены
происходят спонтанно, в ответ на появление новых реалий внутри и вне России.
Другим переменам предшествовали жаркие дебаты.
Новая
стратегия в законченном виде пока не сформировалась. Тем не менее есть
основания полагать, что открытость и сбалансированность в российской внешней
политике сохранятся. При этом дипломатия Москвы будет становиться все менее
прозападной, все четче ориентированной на обеспечение великодержавного статуса
России, удовлетворение экономических интересов страны.
Ближнее
зарубежье будет находиться в центре внимания Москвы вследствие
внутриполитической конкуренции, а также объективной потребности в интеграции
постсоветского пространства и непреодолимой тяги россиян к восстановлению
традиционной сферы влияния. Дорога к интеграции будет трудной из-за
многочисленных спорных проблем между участниками процесса, опасений партнеров
России потерять свой суверенитет, противодействия Запада и государств,
граничащих на юге и востоке с территорией бывшего СССР.
Отношения
России с Западом будут омрачаться разногласиями двустороннего и международного
характера, в первую очередь касающимися деятельности НАТО, недовольством России
из-за ослабления ее великодержавного статуса. И все-таки партнерство Москвы и
Запада сохранится. Оно необходимо обеим сторонам. Можно также ожидать все более
энергичных действий России в Азии (особенно в контактах с КНР), на Ближнем
Востоке. Успехи Москвы будут порождать определенное беспокойство на Западе и
внутри упомянутых регионов (например, Японии не понравится дальнейшее сближение
России с КНР). Тем не менее взаимные претензии и трения не будут выходить за
определенные рамки. Россия постепенно превратится в один из «центров силы» в
многополюсном мире и будет открыта для сотрудничества со всеми.
Список литературы
Ельцин
Б.Н. Место и роль России в период формирующегося многополярного мира //
Дипломатический вестник. - 1998. - № 6.
Иванов
И. Участник создания послевоенного миропорядка // Международная жизнь. - 1999.
-№ 8.
Примаков
Е.М. Россия: реформы и внешняя политика // Международная жизнь. - 1997. - № 7.
Дипломатический
ежегодник 1997. -М., 1997.
Дипломатический
ежегодник 1998. -М., 1999.
Бажанов
Е.П. Россия как великая держава (традиции и перспективы).- М., 1999.
Пляйс
Я. Россия и мир на пороге XXI века. – М., 1995
Rumer E. Russian National Security
and Foreign Policy in Transition. -Santa Monica, 1995.
Russian Foreign Policy Since 1990 /
Ed. by P Shearman. - Boulder, 1995
Для
подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.policy03.narod.ru/
[1]
Характерен в этом смысле пример А. Козырева, который
постепенно менял взгляды не только на внешнюю, но и на внутреннюю политику.
[2]
Западническое мировоззрение служило основой официального
курса Кремля и формировалось в той или иной степени практически всеми членами
правительства, в том числе теми, которые позднее перешли в стан оппозиции.