Пушкин:
Метель
Гаврила
Гаврилович Р** жил в своем поместье Ненарадове, славясь во всей округе
гостеприимством и радушием; соседи "поминутно ездили к нему поесть,
попить, поиграть по пяти копеек в бостон с его женою, а некоторые для того,
чтоб поглядеть на дочку их, Марью Гавриловну, стройную, бледную,
семнадцатилетнюю девицу. Она считалась богатой невестою, и многие прочили ее за
себя или за сыновей... "Марья Гавриловна была воспитана на французских
романах, и следственно была влюблена. Предмет, избранный ею, был бедный
армейский прапорщик, находившийся в отпуску в своей деревне. Само по себе
разумеется, что молодой человек пылал равною страстию, и что родители его
любезной, заметя их взаимную склонность, запретили дочери о нем и думать, а его
принимали хуже, нежели отставного заседателя". Влюбленные писали друг
другу письма, время от времени встречались в роще. Наконец они решили все
обустроить без родительского благословения. Наступает зима. Влюбленные окончательно
утверждаются в мысли венчаться тайно, скрываться несколько времени, потом
броситься к ногам родителей, которые конечно будут тронуты героическим
постоянством и несчастием любовников. Наконец план был готов. В назначенный
день Марья Гавриловна должна была не ужинать и удалиться в свою комнату под
предлогом головной боли. "Девушка ее была в заговоре; обе они должны были
выйти в сад через заднее крыльцо, за садом найти готовые сани, садиться в них и
ехать за пять верст от Ненарадова в село Жадрино, прямо в церковь, где уж
Владимир должен был их ожидать". Накануне Марья Гавриловна не спит,
волнуется, собирает вещи, пишет длинное письмо к "одной чувствительной
барышне, ее подруге, другое к своим родителям". Во сне ее мучат кошмары.
На следующий день Марья Гавриловна приступает к осуществлению плана. "На
дворе была метель; ветер выл, ставни тряслись и стучали; все казалось ей
угрозой и печальным предзнаменованием". Владимир весь день был в разъезде:
уговаривал жадринского священника, искал свидетелей между соседними помещиками.
Первый был отставной сорокалетний корнет Дравин, второй - землемер Шмит "в
усах и шпорах", третий - сын капитан-исправника, мальчик лет шестнадцати,
недавно поступивший в уланы. "Они не только приняли предложение Владимира,
но даже клялись ему в готовности жертвовать для него жизнию". Смеркается.
Владимир отправляет "своего надежного Черешку в Ненарадово с своею тройкою
и с подробным, обстоятельным наказом, а для себя велел заложить маленькие сани
в одну лошадь, и один без кучера отправился в Жадрино, куда часа через два
должна была приехать и Марья Гавриловна. Дорога была ему знакома, а езды всего
двадцать минут".
Но едва
Владимир выезжает за околицу, поднимается жуткая метель. Он сбивается с дороги.
"Уже более часа был он в дороге. Жадрино должно было быть недалеко. Но он
ехал, ехал, а нолю не было конца. Всё сугробы, да овраги; поминутно сани
опрокидывались, поминутно он их подымал". Владимир заезжает в какой-то
незнакомый лес. Наткнувшись на какую-то oдеревушку, он спрашивает, далеко ли
Жадрино, ему отвечают, что "недалече; верст десяток будет". Старик, с
которым говорит Владимир, приглашает его погреться, обещая выделить на подмогу
сына. С сыном старика Владимир лишь к утру добирается до Жадрина. На дворе
тройки его не было. Тем временем родители Марьи Гавриловны (утром) узнают, что
их дочь занемогла. Марья Гавриловна выходит к чаю, здоровается с
"папенькой п с маменькой". День проходит благополучно, "но в
ночь Маша занемогла. Послали в город за лекарем. Он приехал к вечеру и нашел
больную в бреду. Открылась сильная горячка, и бедная больная две недели
находилась у края гроба". "Никто в доме не знал о предположенном
побеге. Письма, накануне ею написанные, были сожжены, ее горничная никому ни о
чем не говорила, опасаясь гнева господ. Священник, отставной корнет, усатый
землемер и маленькой улан были скромны, и недаром Терешка кучер никогда ничего
лишнего не высказывал, даже п во хмелю. Таким образом, тайна была сохранена
более, чем полудюжиною заговорщиков. Но Марья Гавриловна сама, в беспрестанном
бреду, высказывала свою тайну. Однако ж ее слова были столь несообразны ни с
чем, что мать, не отходившая от ее постели, могла понять из них только то, что
дочь ее была смертельно влюблена во Владимира Николаевича, п что, вероятно,
любовь была причиною ее болезни. Она советовалась со своим мужем, с некоторыми
соседями, и, наконец, единогласно все решили, что видно такова была судьба
Марьи Гавриловны, что суженого конем не объедешь, что бедность не порок, что
жить не с богатством, а с человеком, и тому подобное". "Между тем
барышня стала выздоравливать". Родители посылают за Владимиром, чтобы
сообщить ему "неожиданное счастие: согласие па брак. Но каково было
изумление ненарадовских помещиков, когда в ответ на их приглашение получили они
от него полусумасшедшее письмо! Он объявлял им, что йоги его не будет никогда в
их доме, и просил забыть о несчастном, для которого смерть остается единою
надеждою. Через несколько дней узнали они, что Владимир уехал в армию. Это было
в 1812 году". "Долго не смели объявить об этом выздоравливающей Маше.
Она никогда не упоминала о Владимире. Несколько месяцев уже спустя, нашел имя
его в числе отличившихся и тяжело раненых под Бородиным, она упала в обморок, и
боялись, чтоб горячка ее не возвратилась. Однако, слава богу, обморок не имел
последствия. Другая печаль ее посетила: Гаврила Гаврилович скончался, оставя ее
наследницей всего имения". Женихи кружились и тут около милой и богатой
невесты, по она никому не подавала и малейшей надежды. Владимир умер в Москве, накануне
вступления французов. "Память его казалась священною для Маши; по крайней
мере она берегла всё, что могло его напомнить: книги, им некогда прочитанные,
его рисунки, ноты и стихи, им переписанные для нее".
Война тем
временем кончилась, полки возвращались из-за границы. Все вокруг были
счастливы. "В это блистательное время Марья Гавриловна жила с матерью в
*** губернии, и не видала, как обе столицы праздновали возвращение войск. Но в
уездах и деревнях общий восторг, может быть, был еще сильнее. Появление в сих
местах офицера было для него настоящим торжеством, и любовнику во фраке плохо
было в его соседстве". "Мы уже сказывали, что, несмотря на ее
холодность, Марья Гавриловна всё по-прежнему окружена была искателями. Но все
должны были отступить, когда явился в ее замке раненый гусарской полковник
Бурмин, с Георгием в петлице и с интересной бледностию, как говорили тамошние
барышни. Ему было около двадцати шести лет. Он приехал в отпуск в своп
поместья, находившиеся по соседству деревни Марьи Гавриловны. Марья Гавриловна
очень его отличала". Бурмин был веселым, беспечным, насмешливым и умным
молодым человеком. Однако, несмотря на взаимную симпатию, Бурмин не делает
предложения Марье Гавриловне. Она приписывает это робости молодого человека.
Тем не менее, близится решающее объяснение: Бурмин впадает в характерную
задумчивость, чем-то терзается. Наконец однажды Бурмин, придя к Марье
Гавриловне и застав ее в саду, признается ей в любви. Однако тут же излагает
причину своих терзаний: он женат. "Я женат уже четвертый год и не знаю,
кто моя жена, и где она, и должен ли свидеться с нею когда-нибудь!" Далее
Бурмин рассказывает, как в начале 1812 года по пути в Вильну, где находился их
полк, он во время метели сбился с дороги. Увидев огонек, он велел ямщику ехать туда.
Они приехали в деревню. "Церковь была отворена, за оградой стояло
несколько саней; по паперти ходили люди. "Сюда! сюда!" закричало
несколько голосов. Я велел ямщику подъехать. "Помилуй, где ты
замешкался?" - сказал мне кто-то; "невеста в обмороке; поп не знает,
что делать; мы готовы были ехать назад. Выходи же скорее". Я молча
выпрыгнул из саней и вошел в церковь, слабо освещенную двумя или тремя свечами.
Девушка сидела на лавочке в темном углу церкви; другая терла ей виски.
"Слава богу", сказала эта, "насилу вы приехали. Чуть было вы
барышню не уморили". Старый священник подошел ко мне с вопросом:
"Прикажете начинать?" - "Начинайте, начинайте, батюшка",
отвечал я рассеянно. Девушку подняли. Она показалась мне не дурна...
Непонятная, непростительная ветренность... я стал подле нее перед налоем;
священник торопился; трое мужчин и горничная поддерживали невесту и заняты были
только ею. Нас обвенчали. "Поцелуйтесь" - сказали нам. Жена моя
обратила ко мне бледное свое лицо. Я хотел было ее поцеловать... Она
вскрикнула: "Ли, не он! не он!" и упала без памяти. Свидетели
устремили на меня испуганные глаза. Я повернулся, вышел из церкви безо всякого
препятствия, бросился в кибитку и закричал: Пошел!" Марья Гавриловна
вскрикивает после этого рассказа и говорит, что той "невестой" была
она. "Бурмин побледнел... и бросился к ее ногам..."
Список
литературы
Для подготовки
данной работы были использованы материалы с сайта http://ilib.ru/