Германия накануне Первой мировой войны
Германская империя
являлась союзным государством, в которое входили 25 самостоятельных
политических единиц (четыре королевства, шесть великих герцогств, четыре
герцогства, восемь княжеств, три вольных города — Гамбург, Бремен и Любек) и
особая провинция Эльзас-Лотарингия, управляемая имперским наместником.
Коллективным носителем суверенитета являлись 22 германских монарха и сенаты
трех вольных городов, но не народ или император. В ведении отдельных государств
находились их конституции и избирательные системы, юстиция и административное
управление, финансы, образование и культура.
Имперская Конституция,
принятая в марте 1871 г., в скрытом виде обеспечивала гегемонию Пруссии,
население и территория которой составляли две трети Германии. Кайзером мог быть
только прусский король, который распоряжался вооруженными силами и представлял
государство на международной арене. Лишь армия Баварии в мирное время подчинялась
своему королю, но в случае войны и она переходила под командование кайзера.
Императору принадлежало
право утверждать или отклонять все законопроекты, созывать и распускать
имперский парламент — рейхстаг. Единственный общегерманский министр — рейхсканцлер
— одновременно являлся министром-президентом Пруссии, отвечал за свою
деятельность только перед императором, указы которого подлежали обязательному
визированию канцлером. Отдельные ведомства возглавляли статс-секретари, которые
по своему служебному положению были не самостоятельными министрами, а лишь
помощниками канцлера. С 1878 г. все общегерманские ведомства были закреплены за
соответствующими прусскими министрами.
В Союзном совете —
бундесрате, куда входили представители всех немецких государств (61 депутат) и
который исполнял высшую законодательную функцию, у Пруссии было всего 17
голосов. Но она имела право вето по наиболее важным конституционным и военным
вопросам. К тому же всегда находились мелкие государства, послушно следовавшие
за Берлином. В итоге ключевое положение в империи заняла высшая прусская
бюрократия.
Рейхстаг как народное
представительство, напротив, являлся уже политическим институтом массовой
демократии, так как избирался сроком на пять лет на основе всеобщего, равного,
прямого и тайного избирательного права. Но оно распространялось только на
мужчин старше 25 лет, ибо женщины в Германии права голоса не имели. Кроме того,
избирательные округа в империи были организованы по устаревшему
территориальному принципу, хотя с течением времени численность избирателей в
округах значительно изменилась. В результате малонаселенный сельский округ
оказался приравнен к гораздо большему по числу жителей городскому району, что
ставило на выборах различные политические организации и партии в неравное
положение. Так, избирательный округ Берлин-VI насчитывал около 700 тыс.
жителей, а округ Шаумбург-Липпе — всего 43 тыс. жителей. Но каждый из них был
представлен в рейхстаге одним депутатом.
Рейхстаг совместно с
бундесратом осуществлял законодательную власть, утверждал бюджет и имел право
законодательной инициативы. Но подлинным органом парламентской системы он стать
не мог, поскольку не обладал правом ни назначать, ни отзывать канцлера. Поэтому
в Германской империи исполнительная власть получила явный перевес над властью
представительной. В итоге мощной и передовой экономической системе и
соответствовавшей ей общественной структуре противостояла архаичная
политическая система авторитарно-корпоративного типа. Армия и бюрократия
находились вне контроля со стороны рейхстага.
Кайзеровская Германия
была не только конституционным, но и партийным государством. При этом, еще не
получив настоящей парламентской демократии, империя уже имела все ее
недостатки, главным из которых являлось преобладание эгоистических партийных
целей над интересами всего немецкого общества.
Правый фланг
общественно-политической системы империи представляли две партии. Свободная
консервативная партия (позднее — Имперско-консервативная) выражала интересы
крупных аграриев Восточной Пруссии и магнатов тяжелой промышленности
Рейнско-Вестфальского региона. Практически она не имела широкой народной
поддержки и опиралась на личный авторитет и высокий социальный престиж крупных
промышленников и землевладельцев.
Немецкая консервативная
партия была создана в 1876 г. ультраправыми прусскими юнкерами для борьбы за
такой экономический курс государства, при котором были бы сохранены их
привилегированные политические позиции и специфические интересы. Консерваторы
опирались как на зажиточное крестьянство, так и на воспринявшие их социальную
демагогию популистского толка средние слои в городах Восточной Пруссии,
Померании и Мекленбурга. Консерваторов активно поддерживал созданный в 1893 г.
Союз сельских хозяев, руководящее положение в котором занимали крупные аграрии.
Особое место среди
немецких политических партий принадлежит созданной в 1875 г.
Социал-демократической партии Германии (СДПГ), отстаивавшей интересы рабочего
класса, а также образованной в 1871 г. католической партии «Центр». Партия
«Центр» выражала не столько религиозные, сколько антипрусские настроения,
широко распространенные среди населения Юго-Западной Германии, особенно
Баварии. Лидирующие позиции в партии «Центр» занимали аристократы-католики,
духовные лица и некоторые представители крупной буржуазии. Она имела
внушительную поддержку мелкой и средней буржуазии, рабочих и крестьян
католического вероисповедания.
Партийно-политический
центр представляла Национал-либеральная партия, оформившаяся в 1867 г. после
раскола антибисмарковской либеральной оппозиции. Она опиралась на широкие круги
интеллигенции и промышленной и торговой буржуазии прежде всего в протестантских
регионах страны. Партия была неоднородной, еще с середины 70-х годов XIX в. в
ней противостояли друг другу левое меньшинство и праволиберальное большинство.
Принципы левого
либерализма отстаивала Германская прогрессистская партия, выступавшая за
политику свободной торговли, создание правового государства и парламентаризацию
империи. По большинству вопросов «прогрессистов» поддерживала региональная
буржуазно-демократическая Немецкая народная партия (ННП), деятельность которой
ограничивалась Юго-Западной Германией.
В начале XX в. экономика
Германии продолжала развиваться быстрыми темпами. Если к 1900 г. ее доля в
мировом промышленном производстве составляла лишь 16%, то к 1910 г. по уровню
развития промышленности империя вышла на второе место в мире после США. В целом
объем промышленной продукции в 1893—1914 гг. увеличился почти в полтора раза.
Германия вышла и на второе после Англии место в торговле, где на ее долю
приходилось 13% мирового товарооборота.
Уже на границе XIX—XX
вв. в немецкой промышленности начались глубокие структурные изменения. Доля
мелких предприятий (до 5 работников) неуклонно снижалась, а численность крупных
(свыше 50 работников) возросла более чем в три раза по сравнению с началом 80-х
годов XIX в. Хотя в общем числе промышленных предприятий они составляли всего
1,3% , на них было занято свыше 5 млн рабочих из почти 12-миллионного немецкого
пролетариата, при этом 15,7% работников были заняты в машиностроении, 7,4% — в
горном деле, 3,7% — в металлургии, 2,3% — в химической промышленности. Число
крупных предприятий (свыше 1000 работников) увеличилось со 127 в 1882 г. до 506
в 1910 г. Продолжалась массовая миграция населения из восточных
сельскохозяйственных областей в индустриальные районы Центральной и Западной
Германии. В 1900 г. лишь 60% немцев проживало в местах своего рождения.
Численность городского населения (39 млн человек, или 60%) превысила численность
сельского населения (26 млн человек, или 40%).
Растущая концентрация
производства вела к ускоренному образованию картелей, число которых возросло с
210 в 1890 г. до 600 в 1911 г. Некоторые из них, достигнув огромных размеров,
стали монополистами в своих отраслях. Так, Рейнско-Вестфальский каменноугольный
синдикат контролировал 98% добычи угля в этом регионе и 50% — в остальной
Германии. Все сталелитейные заводы объединились в гигантский Стальной трест. В
электротехнической промышленности господствовали два общества —
«Сименс—Хальске» и «Всеобщая электрическая компания» (АЭГ), в наиболее
передовой химической — концерны «Байер», «Агфа» и БАСФ. На них приходилось две
трети мирового производства анилиновых красителей.
Аналогичный процесс шел
и в банковском деле, где в 1909 г. девять берлинских банков контролировали 83%
всего банковского капитала, обладая громадной суммой в 11,2 млрд. рейхсмарок.
Начали возникать мощные банковские группы с разветвленной сетью провинциальных
филиалов, установившие тесные связи с крупнейшими промышленными объединениями.
В 1910 г. директора шести ведущих банков Берлина являлись членами руководства
около 800 промышленных обществ, а в наблюдательные советы этих банков входило
более 50 крупных предпринимателей.
С возникновением и развитием
финансового капитала значительную роль стали играть заграничные инвестиции,
прежде всего в экономику Австро-Венгрии, Турции, стран Юго-Восточной Европы и
Южной Америки. По размерам вывезенного капитала (35 млрд. марок) Германия
сравнялась с Францией и уступала только Англии.
Однако, превратившись в
ведущую промышленную державу, Германия в политическом отношении оставалась
государством авторитарного типа. Сильные политические позиции сохраняло
прусское дворянство. Оно доминировало в высшем административном аппарате
империи, в офицерском корпусе, в сфере дипломатии. Прусские помещики (юнкера)
опирались и на значительную материальную базу. Хотя число их латифундий
(площадью свыше 100 га) составляло всего 0,4% от общего количества сельских
владений, они охватывали 22,2% всей обрабатываемой земли, в Пруссии — около
45%, в Мекленбурге — 55% земли. В то же время 4 млн крестьян имели всего 15%
обрабатываемой земли. У 58,9% хозяев были участки площадью менее 2 гектаров, у
17,6% — площадью 2—5 гектаров.
Экономические интересы
юнкерства и буржуазии все более смыкались, но это не исключало резкого
расхождения их позиций по многим политическим вопросам. Особенно тесные связи в
рамках Свободной консервативной партии существовали между силезскими земельными
магнатами и рейнско-вестфальскими представителями тяжелой промышленности. Но в
целом притязания буржуазии на политическую власть всякий раз сталкивались с
решительным противодействием юнкерства. Однако история многому научила
германскую аристократию. Она предоставила буржуазии экономическую свободу и тем
самым спасла и даже укрепила свое политическое господство.
Немецкое общество начала
XX в. значительно отличалось от того, каким оно было в период образования
империи. Население Германии увеличилось с 41 млн. человек в 1871 г. до 67 млн.
человек в 1913 г. Быстрее всего росли индустриальные центры — Берлин и Гамбург,
Бремен и Любек, Рейнско-Вестфальский регион и Силезия. Росту населения
способствовало улучшение социальной сферы, в том числе здравоохранения, питания
и условий труда. Увеличилось число крупных городов, в 1910 г. уже в 48 городах
население превышало 100 тыс. человек.
Социальная структура
городского населения претерпела значительные изменения. Вместе с индустрией
росла и промышленная буржуазия, в которую входили крупные предприниматели,
банкиры и торговцы. Средняя и мелкая буржуазия (средний класс) подразделялась
на «старую» и «новую». Буржуазия «старая» состояла из ремесленников и мелких
торговцев, значительная часть которых с трудом сохраняла свою самостоятельность
и часто влачила жалкое существование. Но мелкие собственники изо всех сил
старались удержаться от перехода в ряды наемных рабочих.
«Новую» буржуазию
представляли служащие, число которых заметно возросло, особенно на тех
должностях, которые не требовали высокой квалификации. Часть служащих
материально была обеспечена не хуже чиновников среднего ранга, положение других
немногим отличалось от положения квалифицированного рабочего с высокой
зарплатой. Мелкие и средние служащие особенно стремились к утверждению своего
социального статуса, ориентировались на образ жизни крупной буржуазии и
старались дать своим детям хорошее образование с целью повысить их социальный
статус.
Немецкая буржуазия была
тесно связана с государством, тем более что значительную ее часть составляли
чиновники. Государство регламентировало доступ ко многим, в том числе и
свободным, профессиям, усиливало социальную иерархию раздачей чинов и орденов,
поощряло ремесла, поддерживало стремление служащих отмежеваться от низших социальных
слоев, прежде всего от рабочих.
В этот период немецкий
рабочий класс заметно помолодел, более половины его мужской части к 1907 г. еще
не достигли 30 лет. С ростом производительности труда сокращалась
продолжительность рабочей недели (к 1914 г. она составляла в среднем 55 часов),
но интенсивность труда неуклонно повышалась и все более жестко
контролировалась. Вместе с тем росла и заработная плата, хотя это увеличение
очень сильно зависело от отрасли и региона, квалификации, возраста и пола
работника. Но и рост заработной платы не обеспечивал трудящимся прочного
материального положения. Как и прежде, рабочим угрожала нищета в случае болезни
или несчастного случая.
В начале XX в. изменился
облик не только городского, но и сельского общества, причем разрыв между
городом и деревней увеличился. Этому способствовала как «аграрная романтика»,
прославлявшая труд на земле, так и враждебное неприятие крестьянами городского
образа жизни.
На вершине социальной
пирамиды, как и раньше, находилось дворянство. При этом дискуссионным остается
вопрос: было ли его положение по-прежнему прочным? Бесспорно, что в немецком
обществе дворянство все еще имело высокий социальный статус. Оно оберегало свою
кастовость, исключительность и сохраняло обособленность от прочих социальных
групп, даже от крупной буржуазии и сравнительно небольшой группы «новых»
дворян. Но экономическая основа дворянства — крупное землевладение — в процессе
индустриализации утрачивала свое прежнее значение. Политический вес дворянства
определяло то, что оно прочно удерживало в своих руках ключевые должности при
императорском дворе и в органах государственного управления, в сфере дипломатии
и офицерском корпусе (как правило, немецкие послы, генералы, статс-секретари и
министры были дворянами).
В целом положение
германского дворянства в начале XX в. было довольно сложным. С одной стороны,
оно стремилось оградить себя от нового, формирующегося индустриального
общества. Не успевая воспринять новое, оно реагировало на это либо
разочарованием, пессимизмом, либо агрессивной защитой архаичных отношений. С
другой стороны, дворянству удалось сохранить свое социальное положение,
материальное благополучие и отстоять свои политические позиции.
В этот период
наблюдается и дальнейшее расслоение крестьянства, которое теперь определялось
близостью или удаленностью села от индустриальных центров. В первом случае те,
кто не мог существовать только за счет своего хозяйства, имели возможность
найти работу в городе, продолжая вести сельский образ жизни. Во втором случае
крестьянин мог надеяться на традиционный наемный труд в зажиточных сельских
хозяйствах, дворянских имениях, на надомный промысел либо на миграцию в другой
регион.
Число сельских рабочих в
этот период сократилось, так как совершенствование агротехники и появление
механизмов позволяли использовать меньше рабочих рук. В число зависимых
работников входили дворовая челядь, большей частью не имевшая семьи, поденщики,
которые работали либо за натуральную плату, либо за деньги, получая иногда
небольшой участок земли для собственных нужд, и т. п.
Наконец, имелись
свободные сельские рабочие, нанимавшиеся без трудового соглашения, среди
которых постоянно увеличивалась доля иностранных сезонных рабочих, главным
образом из русских областей Польши. Условия их труда и быта были гораздо хуже,
чем даже у неквалифицированных рабочих в городах. За свой тяжелый труд они
получали нищенскую плату.
Численность
представителей отдельных слоев и классов можно определить лишь приблизительно.
По подсчетам ученых того времени, 12 млн немецких домашних хозяйств делились
следующим образом:
250 тыс.
«аристократических и богатых» семей (крупные аграрии и предприниматели, высшие
чиновники, врачи, некоторые лица свободных профессий, рантье);
2750 тыс. семей «высшего
среднего слоя» (средние землевладельцы и промышленники, большинство чиновников,
основная часть людей свободных профессий);
3750 тыс. семей «низшего
среднего слоя» (средние крестьяне, ремесленники, мелкие торговцы и служащие
среднего звена, мастера, высококвалифицированные и высокооплачиваемые рабочие);
5250 тыс. семей «низшего
слоя» (большинство наемных рабочих, основная часть мелких служащих, обедневшие
ремесленники и мелкие торговцы, малоземельные крестьяне).
В немецком обществе
социальное движение происходило главным образом «по горизонтали» и гораздо реже
— «по вертикали», т. е. за пределы своего слоя. В этой мобильности все
возрастающую роль играло образование, которое позволяло детям служащих, мелких
чиновников, учителей подняться над своей средой, перейти из «низшего среднего слоя»
в «высший средний слой». Еще чаще дети из низших слоев, становясь служащими,
переходили в «низший средний слой».
В начале XX в. все
больше людей вовлекались в сферу политики и общественную жизнь. В Германии
появились первые массовые организации — профсоюзы и «союзы интересов». В то же
время усиливаются противоречия между избираемым демократически рейхстагом и
прусским ландтагом, в котором из-за сохранения трехклассного избирательного
права доминировали консерваторы.
Уже в 80-е годы XIX в.
профсоюзы заняли заметное место в немецком обществе. В то время
социалистические и либеральные профсоюзы объединяли около 100 тыс. рабочих. В
1890 г. социалистические профсоюзы сплотились под эгидой Генеральной комиссии
свободных профсоюзов Германии, руководителем которой стал К. Легин (1861—1920).
Руководство Социал-демократической партии Германии (СДПГ) долго не желало
признавать самостоятельность профсоюзов, опасаясь, что экономический характер
их деятельности приведет к усилению реформистских тенденций. Только в 1906 г.
на Мангеймском съезде социал-демократов была принята резолюция о независимости
профсоюзов от партии. В 1900 г. свободные профсоюзы насчитывали около 700 тыс.
членов, в 1910 г. в рядах профсоюзов состояло более 2 млн. человек, а к 1914 г.
число членов профсоюзов возросло еще на полмиллиона.
Кроме социалистических,
в Германии действовали гирш-дункеровские профсоюзы (названные так по имени их
создателей — М. Гирша и М. Дункера), находившиеся под влиянием левых либералов.
Эти профсоюзы объединяли лишь около 120 тыс. рабочих.
С 1894 г. под эгидой
партии «Центр» начало действовать христианское профсоюзное движение, которое к
1910 г. насчитывало более 300 тыс. рабочих-католиков и имело свою главную базу
в Рейнско-Вестфальском регионе.
Не только рабочие, но и
другие социальные группы создавали свои организации экономической
направленности. Большое влияние на политику правительства оказывали союзы
предпринимателей. Крупнейшими из них являлись Центральный союз немецких
промышленников (1876), политически близкий свободным консерваторам, и Союз
промышленников (1895), который объединял представителей легкой промышленности и
поддерживал национал-либеральную партию.
Если союзы
предпринимателей выражали экономические интересы промышленников, то в области
социальной политики аналогичную роль выполняли союзы работодателей,
объединившиеся в общеимперские организации в 1904 г., после крупнейшей
забастовки саксонских текстильщиков.
Городские ремесленники
по прусскому закону 1897 г. получили право создавать так называемые
принудительные гильдии, что противоречило принципу свободы промыслов. К 1914 г.
около 40% всех ремесленных организаций были «принудительными», что ограничивало
свободную рыночную конкуренцию.
Таким образом, в начале
XX в. в Германии сформировались многочисленные «союзы интересов», которые
оказывали влияние на политические партии, превратившиеся из элитарных групп
мировоззренческой ориентации в организации, выражавшие политические и
экономические интересы различных социальных слоев. Так, Немецкая консервативная
партия представляла в рейхстаге Союз сельских хозяев.
В 1907 г. в стране
насчитывалось свыше 500 союзов, объединявших около 5000 мелких организаций.
Возросло и число членов таких союзов. Например, в деятельности Союза сельских
хозяев участвовало более 300 тыс. человек. Такие массовые организации нуждались
в своих бюрократических структурах и профессиональных функционерах.
Политическую активность
масс отражали выборы в рейхстаг. Число голосующих постоянно росло. Если в
выборах 1871 г. участвовал 51% немцев, имеющих право голоса, то в выборах 1912
г. — 85% граждан. Изменились и сами выборы. Если раньше кандидатами становились
личности, популярные в своих регионах, то теперь кандидатов в рейхстаг
предлагают политические партии. Избирательные схватки переросли в
организованные и планомерные избирательные кампании, требующие значительных
финансовых средств.
Чем больше
политизировалось и дифференцировалось общество, тем больше различались
сторонники тех или иных кандидатов. Возросла конкуренция кандидатов в депутаты
рейхстага и внутри самих партий.
СДПГ превратилась в
самую массовую партию рабочих и мелкой буржуазии. Она насчитывала более 1 млн.
членов, а количество избирателей, голосующих за социал-демократов, в 1912 г.
составило 4,25 млн. человек (т. е. партия набрала около 35% всех голосов).
Прочные позиции
сохраняла партия «Центр». Число ее избирателей возросло к 1907 г. до 2,18 млн.
человек. Партия по-прежнему опиралась на католическую церковь, профсоюзы,
крестьянские союзы и массовый Народный союз за католическую Германию.
Сложнее было положение
либералов. Хотя число их избирателей к 1912 г. возросло почти до 3,2 млн.
человек, но количество мандатов сократилось из-за «распыленности» сторонников
либералов по всей Германии, т. е. их малой концентрации в отдельных
избирательных округах.
Большие проблемы встали
перед консерваторами. Число их избирателей к 1912 г. возросло незначительно —
примерно до 1,5 млн. человек, но доля голосов и число мест в рейхстаге
сократились. Хотя консерваторы небезуспешно пытались завоевать голоса городских
избирателей, они все же так и остались партией аграрных провинций Пруссии.
Поскольку они не имели своих партийных организаций, то в повседневной работе
опирались главным образом на Союз сельских хозяев.
В этот период заметно
возросло влияние прессы, в которой наряду с партийно-политическими изданиями
утвердилась массовая коммерческая печать. Благодаря доходам от рекламных
объявлений, в изобилии помещаемых на страницах газет и журналов такого рода,
она имела большие тиражи.
Среди идеологий важную
роль в политической мобилизации масс играл антисемитизм, который приобрел в
Германии новое содержание и формы. Взяв на вооружение расовые теории и
отождествляя евреев с пороками современного капитализма, сторонники
антисемитизма выражали таким образом протест против натиска индустриального
мира.
Антисемитское движение
возникло еще в конце 70-х годов XIX в. в лице протестантско-консервативной
Христианско-социальной партии, созданной придворным проповедником А. Штёккером.
Позже были образованы более радикальные антисемитские партии в Берлине,
Саксонии и Гессене, Бранденбурге и Померании. Они умело использовали страх
сельского и мелкобуржуазного городского населения перед наступлением на их
интересы крупной промышленности и латифундий юнкерства. Антисемитизм давал этим
слоям возможность политически высказать свой протест. Антисемитские лозунги
находили широкий отклик у школьных учителей, в студенческих корпорациях,
ремесленных и торговых гильдиях, в Союзе сельских хозяев.
Политика государства в
решении этого вопроса была весьма противоречива. С одной стороны, правительство
провозгласило принцип гражданского равенства, с другой — фактически отлучало
евреев от ряда административно-государственных должностей, прежде всего в
дипломатической и военной сферах. Наконец, в обществе в явной или скрытой форме
существовал бытовой антисемитизм, который активизировался в кризисных
ситуациях.
Еще одним средством
мобилизации населения Германии мог стать национализм, умело использующий
патриотические чувства народа, его стремление к величию отечества. О его
притягательной силе говорит массовый характер националистических организаций
(так, Кифхойзербунд объединял 2,8 млн человек, Немецкий флотский союз
насчитывал 1,1 млн. членов).
Пропаганду национализма,
милитаризма, широкой внешней экспансии вели многочисленные союзы и общества.
Наиболее влиятельный Пангерманский союз (1891) не был массовой организацией
(насчитывал всего 30—40 тыс. членов). Но в него входило множество чиновников,
благодаря которым союз имел прочные связи с государственными органами, а также
журналистов, формирующих общественное мнение, университетских профессоров и
школьных учителей, доносивших идеи пангерманизма до немецкой молодежи. В
течение ряда лет во главе союза стоял адвокат и публицист Г. Клас (1868—1953),
крайний реакционер, автор нашумевшей книги «Если бы я был кайзером».
Пангерманский союз выполнял роль «национальной оппозиции» и критиковал кайзера
и правительство за излишнюю, по убеждению «пангерманцев», уступчивость и недостаточно
энергичную защиту жизненных интересов Германии. «Пангерманцы» требовали
создания обширной колониальной империи: присоединения к Германии стран
Прибалтики, Бельгии, Люксембурга, установления сферы немецкой политической и
экономической гегемонии на Балканах, в Центральной Европе, на Ближнем и Среднем
Востоке. Наиболее рьяные из них расшифровывали обозначение железной дороги «три
Б» (Берлин—Багдад—Басра) как Берлин—Баку— Бомбей. Они неустанно
пропагандировали концепцию немцев как «народа без жизненного пространства», со
всех сторон окруженного врагами, война с которыми является неизбежной и к
которой необходимо готовить немецкий народ.
Широкую агитацию за
проведение политики внешней экспансии и создание мощного военно-морского флота
развернул Флотский союз (1889). Эта массовая организация с многочисленными
региональными отделениями в 1908 г. насчитывала более 1 млн. членов, однако в
основном за счет коллективного членства экстремистских организаций.
Деятельность
«пангерманцев» и Флотского союза поддерживали Немецкое колониальное общество
(1882), антипольский Немецкий союз Восточной марки, Имперский союз против
социал-демократии и множество подобных организаций. Они имели филиалы на всей
территории империи, выпускали огромными тиражами газеты, листовки и т. п. В
этой пропагандистской литературе на все лады перепевалась главная тема —
превосходство немцев над другими нациями и необходимость установления
германской гегемонии во всем мире.
Становление
индустриального общества влекло за собой серьезные изменения в семье, особенно
в положении женщин и молодежи.
Основными считались три
типа семьи: крестьянская, рабочая и буржуазная. В крестьянскую семью, для
которой было характерно единство сельского труда и домашнего хозяйства, входили
как сами крестьяне с их детьми, так и челядь, батраки и поденщики. Браки в этой
среде заключались довольно поздно, поскольку крестьянин обзаводился семьей
обычно после получения отцовского двора. Во главе этой патриархальной семьи
стоял муж и отец, для которого дети были не личностями, а скорее наследниками и
работниками.
Рабочие семьи, по своей
сути, также являлись патриархальными, но уже не имели характера
производственной единицы. Обычно рабочие женились в возрасте 25—30 лет (т. е.
позднее самостоятельных хозяев, но раньше служащих). В начале XX в. проявилась
тенденция планировать семью, чтобы дать детям, число которых теперь невелико,
приличное образование и тем самым обеспечить им возможность улучшить свою
жизнь. Это было присуще в основном семьям квалифицированных рабочих, в то время
как в семьях неквалифицированных рабочих, как правило, женились раньше и рожали
больше детей, продолжая архаичные семейные традиции.
В буржуазной семье
обычно работал один муж, а жена вела домашнее хозяйство и воспитывала детей.
Эта семья основывалась на эмоциональной связи мужчины и женщины, на их духовной
общности. Мужчины большей частью женились к 30 годам, поскольку лишь к этому
времени они завершали образование и утверждались в профессиональном плане. Хотя
увеличился и средний возраст выходящих замуж женщин, но невеста была примерно
на семь лет моложе жениха. В буржуазной семье к детям относились намного
внимательнее, чем в крестьянской или рабочей.
В начале XX в. немецкое
общество по-прежнему оставалось мужским, в котором сохранялась правовая и
политическая дискриминация женщин. Но положение женщин все же менялось. Они
стали создавать собственные организации, с 1908 г. перед женщинами распахнулись
двери университетов. Накануне Первой мировой войны среди 60 тыс. немецких
студентов было 4000 девушек.
Растет число работающих
женщин, в 1907 г. их было уже 9,8 млн человек. В основном женщины заняты
традиционным сельским трудом, но все больше работниц появляется на промышленных
предприятиях. Заметно увеличилась доля женщин в сфере просвещения, в здравоохранении,
торговле и банковском деле. При этом большинство работающих женщин составляли
незамужние, разведенные или вдовы. Замужние немки, как правило, после рождения
ребенка оставляли работу или переходили к надомному труду.
Важнейшей целью начавшегося
женского движения было признание профессионального труда женщин определяющим
для их эмансипации и самоутверждения. Возникла сеть местных и региональных
союзов, значительная часть которых в 1894 г. образовала Союз немецких женских
организаций. Главным требованием этих объединений было установление
юридического и политического равноправия мужчин и женщин. Помимо либеральных и
социал-демократических, существовали также евангелические, католические и
еврейские женские союзы. Особое место занимали организации националистического
толка, которые шумно выступали против эмансипации, чем только содействовали
популярности борьбы женщин за свои права.
В начале XX в. в
Германской империи возникло ранее совершенно неизвестное явление — молодежное
движение, которое открыто противопоставило свои идеи традициям вильгельмовского
общества. Если родители являлись консерваторами, либералами или социалистами,
то их сыновья и дочери становились националистами или нигилистами.
Националистическое
молодежное движение «бюндиш» резко выступало против новых общественных явлений
— современного авангардистского искусства, высмеивания общественной морали в
кино, театре, литературе, против алкоголизма и курения. Главенствующей идеей
движения был миф о прошлом национальном величии. Много внимания члены новых
молодежных организаций уделяли сохранению и популяризации народных ремесел и
обычаев, игр, танцев и песен. Они были проникнуты сельской романтикой, ставя
превыше всего труд на земле. Не случайно отдельные организации выбирали себе «романтичные»
названия: «Союз башмака» (по аналогии с крестьянскими союзами начала XVI в.),
«Молодежь Шилля» (герой борьбы против Наполеона), «Молодежь Кифхойзера» (гора в
Тюрингии, в недрах которой, по преданию, спит Фридрих Барбаросса), «Союз
артаманов», «Великогерманская молодежь».
Еще в 1896 г. в
берлинской гимназии Штиглица учителем К. Фишером была создана организация,
названная по аналогии с обществом кочующих школяров средневековья
«Вандерфогелъ» («Перелетные птицы»). Это движение распространилось на всю
Германию. Оно пропагандировало дух новой национальной общности и сплоченности,
принципы построения рыцарских орденов, приоритет национальных ценностей и миф о
создании нового человека в стиле ницшевского Заратустры. Аполитичность этого
движения проявлялась в том, что главным признавались активность и динамизм его
членов, но цель была неопределенной.
Молодежь отказывалась
принимать новый стиль жизни с его формальными требованиями к поведению, одежде,
воспитанию и протестовала против расчетливого рационализма. Члены новых
молодежных организаций презирали идолов вильгельмовской эпохи, отвергали
бездуховность и помпезность, пышность и монументализм официального искусства,
суету больших городов, лихорадочную погоню за прибылью. Пресыщение
цивилизацией, ожидание чего-то романтического и совершенно нового стали основой
того воодушевления, с которым подавляющее большинство немецкой молодежи
встретило август 1914 г.: пришел долгожданный апокалипсис, несущий гибель
старому миру меркантильности, лжи и лицемерия.
Поворот во внешней
политике Германии наступил после отставки «железного канцлера» О. Бисмарка.
Разумеется, его преемники также видели опасность в сближении России и Франции,
в возможности ведения войны на два фронта, но рассматривали это как разрешимую
военно-техническую проблему, рассчитывая разгромить противников поодиночке.
Кайзер и непосредственные руководители немецкой внешней политики до самого
заключения англо-французского соглашения в 1904 г. полагали, что противоречия
между Великобританией с одной стороны и Россией и Францией — с другой гораздо
значительнее, чем противоречия между Германией и Россией и даже Францией.
На деле оказалось, что
экономические противоречия между Англией и Германией стали сильнее, чем их
общее стремление воспрепятствовать русской экспансии в Азии и на Балканах.
Немецкие товары успешно вытесняли английские с рынков России, Австро-Венгрии,
Дании, Швеции, Румынии, Турции и других стран. Немецкие изделия из металла
продавались в Великобритании по более низким ценам, чем отечественные. Началась
ожесточенная конкуренция английских и немецких банков за сферы вложения
капиталов в странах Латинской Америки и Дальнего Востока.
Проникновение Германии
на Ближний Восток было связано прежде всего с получением в 1899 г. концессии на
строительство железной дороги Берлин—Багдад, которая явилась средством
включения Османской империи в сферу немецкого влияния и подрыва позиций
Великобритании в этом регионе.
Еще в конце XIX в.
Германия захватила в Тихом океане важные в стратегическом отношении Каролинские,
Маршалловы и Марианские острова, а также часть Самоанских островов. Она прочно
утвердилась на Шаньдунском полуострове, навязав Китаю крайне неравноправный
договор.
Но до тех пор, пока
Британия оставалась «владычицей морей», Германия, не имевшая мощного
военно-морского флота, не могла рассчитывать на мировую гегемонию. Со
строительством собственного флота Германия связывала все свои дальнейшие
внешнеполитические планы. Инициатором и руководителем первой крупной «флотской
программы» стал статс-секретарь военно-морского ведомства адмирал А. Тирпиц
(1849— 1930). Его энергичная деятельность привела к тому, что в 1898 г.
рейхстаг утвердил программу строительства 19 линкоров, 8 броненосцев береговой
обороны, 12 тяжелых и 30 легких крейсеров. В 1900 г. была принята новая
программа, увеличившая этот план вдвое. Прусское юнкерство, для которого
главным было укрепление сухопутной армии, вначале противилось «флотским
программам», усматривая в них лоббирование интересов промышленной и торговой
буржуазии, и согласилось на их осуществление только тогда, когда была принята и
программа значительного увеличения сухопутных войск.
В 1897 г.
статс-секретарем по иностранным делам был назначен Б. Бюлов (1849—1929),
сторонник наступательной и экспансионистской внешней политики. Уже его первое
выступление в рейхстаге стало сенсацией. Новый статс-секретарь откровенно
заявил, что «прошли те времена, когда немец уступал одному из своих соседей
землю, другому — море, а себе оставлял небо, где господствует чистейшая теория.
Мы никого не хотим отодвигать в тень, но требуем и себе места под солнцем».
Угрозы Бюлова и
выполняемые с немецкой пунктуальностью «флотские программы» стали вызывать
беспокойство ведущих британских политиков. Некоторые из них начали говорить о
необходимости превентивного нападения на пока еще слабый германский флот с
целью уничтожить опасность в самом зародыше. Когда эти планы получили
известность в Германии, в обществе поднялась новая сильнейшая волна
антибританских настроений.
В 1906 г., когда в
Англии со стапелей сошел первый сверхмощный линейный корабль «Дредноут» (по
имени которого и все суда этого типа стали называться дредноутами), начался
новый этап гонки военно-морских вооружений. Британцы полагали, что их успех в
кораблестроении обескуражит немцев, но расчет оказался ошибочным. Вскоре в
Германии был спущен на воду первый дредноут «Нассау». В 1908 г. немецкий флот
имел уже 9 дредноутов (у Великобритании их было 12). К тому же меньший по
численности немецкий военно-морской флот не был разбросан по всему миру, как
британский. Учитывая это, Лондон принял решение иметь такое количество
сверхмощных военных кораблей, чтобы их всегда было на 60% больше, чем у
Берлина.
К 1913 г. Германия
превратилась во вторую морскую державу мира, хотя по мощи ее военно-морской
флот все еще значительно уступал британскому.
В 1900 г. на пост
рейхсканцлера Германии был назначен Бернхард Бюлов (1849—1929), который до
этого ведал иностранными делами. Он не был достаточно сведущ в проблемах
внутренней политики и социальных отношений. Поэтому глава правительства
предоставил свободу действий статс-секретарю по внутренним делам А.
Посадовскому, а сам занялся вопросами внешней политики.
Посадовский быстро
убедился в том, что репрессивные меры против социал-демократии и профсоюзов не
получат одобрения рейхстага и вернулся к политике социальных реформ с целью
постепенно интегрировать рабочий класс в авторитарно-монархическое государство.
В этом статс-секретаря поддержала крупнейшая в рейхстаге фракция католической
партии «Центр».
Требования
парламентского большинства нашли отражение в принятии трех новых законов. В
1899 г. была разрешена свобода коалиций между различными организациями. В 1904
г. рейхстаг отменил закон, разрешавший правительствам отдельных германских
государств высылать из страны членов ордена иезуитов. Наконец, в 1906 г. для
депутатов рейхстага было введено денежное довольствие. В свое время О. Бисмарк
категорически воспротивился этому, чтобы ограничить участие социал-демократов в
работе парламента. Но незаинтересованность депутатов приводила к тому, что
многие из них крайне нерегулярно посещали заседания и рейхстаг часто не набирал
кворума.
Посадовский провел ряд
новых социальных реформ: расширился круг лиц, застрахованных от несчастных
случаев; во всех общинах с численностью свыше 20 тыс. человек вводились
третейские арбитражные суды; увеличивался оплачиваемый отпуск в случае болезни;
запрещался детский труд и в надомном производстве; была принята имперская
программа строительства жилья для рабочих, на которую ежегодно выделялось 4—5
млн. марок.
В 1903—1904 гг. истекал
срок действия торговых договоров, заключенных Германией с Россией,
Австро-Венгрией, Италией, Румынией и Бельгией. Союз сельских хозяев и
консерваторы заблаговременно развернули широкую агитационную кампанию за
двойное повышение тарифов на импорт зерновых культур. Поскольку парламентское
большинство было настроено не так радикально, то в конечном счете тарифы были
повышены, но не так сильно.
Осуществление военных
программ и увеличение армии до 633 тыс. человек, проведение социальных реформ,
участие в подавлении Боксерского восстания в Китае потребовали больших
финансовых расходов. В результате государственный долг Германии вырос в 1904 г.
до 3 млрд. марок. Ситуация не улучшилась и после введения прямого имперского
(т. е. шедшего в бюджет государства) налога на получаемое родственниками
наследство и некоторого повышения косвенных налогов.
Новых затрат потребовало
подавление в 1904 г. восстания племен гереро и готтентотов, выступивших против
немецкого господства в Юго-Западной Африке. 17-тысячный военный корпус жестоко
подавил основные очаги восстания, но партизанская война продолжалась еще три
года. Когда правительство потребовало дополнительные кредиты на колониальные
нужды, то встретило сопротивление партии «Центр», которая осуждала суровое
обращение с местным населением и настаивала на участии католических миссий в
назначении колониальной администрации.
Статс-секретарь только
что созданного Имперского колониального ведомства Б. Дёрнбург ответил отказом,
а партия «Центр» вместе с Социал-демократической партией Германии (СДПГ) не
утвердили предоставление колониальных кредитов. В ответ рейхстаг был распущен и
назначены новые выборы, что означало провал социального курса Посадовского.
Выборы 1907 г. проходили
под знаком жесткой борьбы проправительственных партий с партией «Центр» и СДПГ.
Проведенные в обстановке обострения националистических настроений, они принесли
победу союзу консервативных и либеральных партий, образовавших «бюловский», или
«готтентотский», блок. Партия «Центр» все же удержала свои позиции и осталась
крупнейшей парламентской фракцией, но социал-демократы потеряли в рейхстаге
около половины мандатов. Однако победа на выборах консервативно-либерального
блока была обусловлена прежде всего устаревшим, не отвечавшим истинному
соотношению сил делением страны на избирательные округа. СДПГ потеряла 38
депутатских мест, но за нее проголосовало на четверть миллиона больше
избирателей, чем на предыдущих выборах. Поражение социал-демократов привело к усилению
реформистских настроений в партии и прекращению полемики с ревизионистами.
«Бюловский» блок не
являлся сплоченным. Либералы стремились к расширению прав рейхстага и введению
в Пруссии всеобщего и равного избирательного права. Консерваторы же настаивали
на сохранении существовавшего трехклассного избирательного права. Объединяло их
лишь общее понимание внешнеполитических проблем.
В 1908 г. рейхстаг
принял закон «О союзах и собраниях», единый для всей Германии. Права полиции по
надзору за собраниями и митингами были ограничены, женщины получили возможность
участвовать в работе различных организаций. Если ранее выступавшие на массовых
собраниях могли пользоваться только немецким языком, то теперь полякам,
датчанам и населению Эльзас-Лотарингии было разрешено говорить на родном языке.
Одновременно с этим
либеральным законом в Пруссии был принят закон «Об отчуждении», по которому
особая имперская комиссия получила широкие права скупать польские земельные
владения (а в случае необходимости даже отчуждать их) и продавать немецким
колонистам с целью усилить германизацию восточных провинций. Хотя из-за
внутренних сложностей и сопротивления польского населения закон практически не
применялся, само его наличие осложняло политическую жизнь Пруссии.
В конце 1908 г.
рейхсканцлер Бюлов оказался в сложной ситуации, вызванной бестактностью
кайзера. В октябре лондонская газета «Дейли телеграф» опубликовала интервью
Вильгельма II, в котором он утверждал, что является большим другом Англии, но
вынужден считаться с господствующими в немецком обществе антибританскими
настроениями. Далее кайзер заявил, что война с бурами (1899—1900) велась по
разработанному им плану, который он якобы послал королеве Виктории, и что
именно он воспрепятствовал созданию антианглийской Континентальной лиги.
Наконец, он утверждал, что Германия строит свой флот не для войны против
Британии, а для действий на Тихом океане, что было направлено явно против
Японии.
В Англии первая часть
интервью была воспринята как доказательство глубокой вражды немцев к
Великобритании, а вторая — как свидетельство надменности и высокомерия
германского императора. Россия и Франция заявили официальный протест и выразили
возмущения попыткой кайзера спровоцировать ухудшение их отношений с Англией.
В Германии все политические
партии, даже консерваторы, потребовали, чтобы впредь император был более
осмотрительным и воздерживался от необдуманных заявлений. Сторонники широкой
экспансии тоже выразили сожаление, но по иной причине — чрезмерного, на их
взгляд, дружелюбия кайзера по отношению к коварному Альбиону.
Следует, однако,
отметить, что император в данном случае действовал достаточно корректно. Он
отправил текст интервью рейхсканцлеру, спрашивая, нет ли каких-либо возражений
против его опубликования. Бюлов то ли специально «подставил» кайзера, то ли,
занятый массой дел, на самом деле не читал интервью, перепоручив это чиновникам
иностранного ведомства, которые, естественно, не отважились на правку
высочайшего сочинения, возвратив его автору с незначительными замечаниями.
При обсуждении этого
скандала в рейхстаге Бюлов под огнем критики депутатов от всех партий не
решился ни защищать кайзера, ни взять ответственность на себя. Свалив всю вину
на Вильгельма II, рейхсканцлер заявил, что он не в состоянии отвечать за
политику империи, если и впредь монарх не будет проявлять сдержанность и
благоразумие. В уклончиво-трусливой позиции Бюлова кайзер не без оснований
усмотрел предательство и сделал вывод о необходимости при первом удобном случае
заменить рейхсканцлера, хотя и не принял прошения главы правительства об
отставке. А в рейхстаге левые либералы, представители партии «Центр» и
социал-демократы потребовали, чтобы отныне кабинет министров отвечал перед
парламентом за свои действия.
Консервативно-либеральный
блок распался в 1909 г. из-за разногласий по финансовой реформе. Для покрытия
государственного долга, составившего более 4 млрд. марок, и преодоления
бюджетного дефицита требовалось 500 млн. марок ежегодно. Реформа
предусматривала введение налога на прямых наследников недвижимости и повышение
косвенных налогов на потребительские товары. Против новых налогов в рейхстаге
выступили левые либералы и социал-демократы, а консерваторы и партия «Центр»
усматривали в налоге на наследство посягательство на полное и свободное право земельной
собственности.
В рейхстаге произошла
перегруппировка сил: оформился новый «черно-голубой» блок партии «Центр» и
консерваторов (название происходит от традиционной черной одежды духовенства и
«голубой крови» аристократии). Рейхстаг нашел выход из финансовых затруднений:
вместо налога на наследство были приняты налоги на операции с ценными бумагами
и на биржевые сделки.
Лишившись опоры в
рейхстаге, Бюлов в июле 1909 г. подал в отставку. Необычность этой ситуации
состояла в том, что впервые в Германской империи рейхсканцлер ушел со своего
поста после парламентского поражения. Новым рейхсканцлером стал образованный и
трудолюбивый прусский чиновник Т. Бетман-Гольвег. Однако в отличие от
энергичного и изворотливого циника Бюлова Бетман-Гольвег не обладал сильным
характером, он предпочитал политику компромиссов, с трудом принимал решения и
обычно подчинялся монарху, впрочем, ценившему нового рейхсканцлера как раз за
это.
Канцлерство Теобальда
Бетман-Гольвега (1856—1921) началось в обстановке кризисной ситуации.
Парламентская борьба вокруг финансовой реформы показала возрастание значения
рейхстага, в котором, однако, резко усилилось противостояние либералов и
консерваторов. В 1910 г. все леволиберальные группы объединяются в
Прогрессивную народную партию, которая стремится установить сотрудничество с
социал-демократами для совершенствования государственного устройства путем
проведения реформ.
В первую очередь речь
шла о реформе прусской избирательной системы, которую в умеренном варианте
пытался осуществить еще Б. Бюлов. Но когда Бетман-Гольвег предложил свой проект
некоторых либеральных изменений в трехклассном избирательном праве Пруссии, то
консерваторы и партия «Центр» сразу отвергли его. Вопрос остался нерешенным.
В это время обострилась
и эльзас-лотарингская проблема. Имперская провинция Эльзас-Лотарингия
по-прежнему не имела своих представительных органов власти и управлялась
штатгальтером (наместником кайзера). Такая дискриминация усиливала
профранцузские настроения местного населения. Поэтому канцлер выступил с
предложением учредить в провинции свой парламент из двух палат, избираемых по
системе, в целом аналогичной прусской. Рейхстаг согласился с этим, но
проголосовал за избрание нижней палаты на основе всеобщего и равного
избирательного права, с чем после бурных дебатов был вынужден согласиться и
рейхсканцлер.
Однако реформа не
улучшила обстановку в Эльзас-Лотарингии, что подтвердил случившийся в 1913 г.
Цабернский инцидент. Причиной его явился арест командиром размещенного в
городке Цаберн прусского гарнизона 28 участников массовой антипрусской
демонстрации. Это было грубым нарушением закона, поскольку арест входил в
компетенцию полиции, но не армии. Когда же военный трибунал признал действия
командира правомерными, по всему Эльзасу прокатилась волна митингов и
демонстраций протеста. Поведение прусского офицерства и проявленная в связи с
этим скандалом нерешительность рейхсканцлера были осуждены большинством
депутатов рейхстага.
Немецкий парламент 1913
г. во многом отличался от предыдущего. На выборах 1912 г.
Социал-демократическая партия Германии (СДПГ) далеко опередила другие партии по
числу полученных голосов (4,2 млн. человек). Социал-демократы стали сильнейшей
парламентской фракцией, без которой уже было невозможно принимать какие-либо
законы и постановления. Этот успех был обеспечен не только растущим влиянием
партии в массах, но и сотрудничеством с левыми либералами. Сближение
облегчалось тем, что в руководстве СДПГ появилась группа социалистов нового
поколения (Г. Носке, Ф. Эберт, В. Гейне), которые считали, что к социализму
можно прийти реформистским, парламентарно-демократическим путем, а не с помощью
насильственной социальной революции.
Положение канцлера
осложнилось. В проведении дальнейших социальных реформ он должен был опираться
в рейхстаге на левые фракции, которые настойчиво требовали введения в империи
парламентарной системы. Такой курс означал конфликт с консерваторами,
опиравшимися на поддержку высшей бюрократии и офицерского корпуса. Отказ же от
проведения дальнейших реформ мог привести только к росту противоречий и
социальной напряженности в обществе, чего кабинет министров в преддверии
надвигавшейся войны всеми силами стремился избежать.
Консерваторы обвиняли
Бетман-Гольвега в слабости, которую они усматривали в его осторожной позиции.
Они считали политику рейхсканцлера гибельной для страны, поскольку
правительство решало задачи, достойные, по мнению консерваторов, торговца,
миссионера или ученого, но не великого народа.
Леволиберальная и
социал-демократическая оппозиция критиковала правительство главным образом за
внутреннюю политику. Так же как и консерваторы, левая оппозиция осуждала
нерешительность Бетман-Гольвега, но с противоположных позиций. Она считала, что
политика рейхсканцлера недостаточно отвечает демократическим веяниям времени и
слишком часто уступает давлению правых партий.
Однако компромиссность
правления Бетман-Гольвега отражала не только его нерешительность, но и
определенный политический курс. Правительство ставило перед собой задачу, не
слишком задевая интересы консервативно-монархических кругов, приблизить к себе
либеральную буржуазию и усилить позиции реформистов в социал-демократической
партии.
В начале XX в. Германия
оказалась в центре почти непрерывно провоцируемых ею же международных кризисов,
каждый из которых все ближе подталкивал Европу к большой войне.
Не сумев предотвратить
создание в 1904 г. Антанты, Германия постоянно стремилась подорвать
франко-русский союз, чтобы избежать угрозы войны на два фронта. Во время
Русско-японской войны (1904—1905) Вильгельм II при встрече с императором
Николаем II в Бьёрке (Финляндия) предложил заключить союзный договор.
Российский царь согласился, однако министры убедили его в том, что такой
договор будет противоречить союзу с Францией и сделает невозможным получение
новых французских займов, в которых остро нуждалась Россия.
В 1909—1912 гг. Германия
несколько раз предпринимала неудачные попытки обеспечить британский
нейтралитет, соглашаясь взамен на сокращение своих «флотских программ». Такая
политика «маятника» — попеременной ориентации то на Россию, то на Англию —
свидетельствовала о том, что германская внешняя политика оказалась в тупике.
Марокканские кризисы
1905 и 1911 гг., вызванные стремлением утвердиться в Северной Африке, показали
растущую изоляцию Германии, которая определенно могла рассчитывать только на
поддержку Австро-Венгрии. Италия, отношения которой с империей Габсбургов явно
ухудшились из-за противоречий на Балканах, формально оставаясь членом
Тройственного союза, все более переориентировалась на Францию.
Чувствительный удар по
германским планам утвердиться на Ближнем и Среднем Востоке нанесли две
Балканские войны (1912—1913). В итоге первой из них Турция, находившаяся в
сильной экономической зависимости от Германии, потеряла почти все свои территории
в Европе. Вторая война закончилась поражением Болгарии, которая к этому времени
сблизилась со странами германского блока.
Предвидя неизбежность
военного конфликта, германское руководство вело энергичную подготовку к войне.
Численность армии возросла до 748 тыс. человек, было сформировано два новых
корпуса и несколько полков тяжелой артиллерии, пехотным дивизиям была придана
полевая артиллерия.
Германия опережала
остальные европейские державы по общим военным расходам, увеличившимся с 1910
по 1914 г. почти вдвое. Но по доле национального дохода, истраченного на
вооруженные силы, ее опережали Россия, Франция и Австро-Венгрия.
В сфере внешней политики
Германия вряд ли смогла бы добиться большего, чем сделала ее дипломатия,
допустившая ряд крупных просчетов, но объективно поставленная в такие условия,
когда невозможно было разрешить противоречия между Германией и ее противниками
путем переговоров. Однако если пангерманские группировки и генералитет,
уверенные в своей скорой победе, рвались в бой, то либералы и сам рейхсканцлер
опасались войны, не будучи столь убежденными в ее благоприятном исходе.
Таким образом, в
Германии к 1913 г. резко возросла возможность общего социально-политического
кризиса. Потерпел крах курс на стабилизацию положения империи, которую должны
были обеспечить внешняя экспансия и ограниченная внутренняя модернизация.
Кайзеровская Германия оказалась нереформируемой. Это и стало одной из главных
причин, побудивших руководство страны летом 1914 г. поддержать союзную
Австро-Венгрию и решиться на вступление в большую войну.
Список литературы
1. Патрушев А.И.
Германия в XX веке; М.: Дрофа, 2004
Для подготовки данной
работы были использованы материалы с сайта http://www.world-history.ru/