Раннее детство Императоров. Александр Третий
Кравцова М. В.
В
1839 году Наследный Цесаревич Александр Николаевич, путешествуя по Европе,
познакомился с пятнадцатилетней Гессен-Дармштадтской принцессой Максимилианной-Вильгельминой-Августой-Софией-Марией
и пылко влюбился в нее. У Императора Николая Первого не было причин
протестовать против выбора сына и вскоре принцесса стала Великой Княгиней
Марией Александровной.
Скромная,
религиозная, не привыкшая к роскоши, Мария Александровна с трудом привыкала к
жизни при дворе. Она так и не стала блестящей русской Царицей: "Душа
Великой Княгини из тех, - писала ее фрейлина Анна Тютчева, - что принадлежат
монастырю. Ее хорошо можно было представить себе под монашеским
покрывалом…"
Мы
же сейчас, по прошествии полутора веков, видим Марию Александровну как
прекрасную, любящую, глубоко осознающую свое женское предназначение мать,
заронившую в души своих детей благодатные семена веры, любви и добра.
"Если
есть что доброе, хорошее и честное во мне, то этим я обязан единственно нашей
дорогой милой Мама. Никто из гувернеров не имел на меня никакого влияния,
никого из них я не любил (кроме Б. А. Перовского, да и то позже); ничего они не
могли передать мне, я их не слушал и на них не обращал решительно никакого
внимания, они для меня были просто пешками. Мама постоянно нами занималась,
приготовляла к исповеди и говению; своим примером и глубоко христианской верою
приучила нас любить и понимать христианскую веру, как она сама понимала.
Благодаря мама мы, все братья и Мари, сделались и остались истинными
христианами и полюбили и веру и церковь. Сколько бывало разговоров самых
разнообразных, задушевных; всегда Мама выслушивала спокойно, давала время все
высказать и всегда находила, что ответить, успокоить, побранить, одобрить и
всегда с возвышенной христианской точки зрения… папа мы очень любили и уважали,
но он по роду своих занятий и заваленный работой не мог нами столько заниматься
как милая, дорогая мама. Еще раз повторяю: всем, всем я обязан Мама: и моим
характером, и тем, то есть!"
Эти
слова написал никто иной как Император Александр Третий. И к ним нечего
добавить. Со свойственной ему наблюдательностью, рассудительностью и знанием
человеческих душ Государь Александр Александрович в письме к любимой жене
подробно обрисовал основные принципы воспитания, которыми руководствовалась его
мать – и принципы эти были почерпнуты ею не из педагогических книг, а из
собственного сердца.
Второй
сын у Великого Князя Александра Николаевича родился в 1845 году. Двумя годами
раньше на свет появился его брат Николай, ставший в 1855 году после смерти
Императора Николая Первого Наследником Российского Престола. Этот мальчик,
которого домашние звали Никс, пользовался особым вниманием со стороны матери,
отца и деда, когда тот был еще жив. В свое время Николай Павлович вникал во все
вопросы воспитания первенца-сына, и так же серьезно заботился он о воспитании
старшего внука. С раннего детства Никс свыкся с мыслью, что он – будущий
Наследник, будущий Император. Он был мальчиком умным и одаренным, добрым и
отзывчивым, хотя исключительное положение среди братьев и сестер сделало его
чуточку заносчивым.
В
отличие от Никса его брат Саша никогда о Престоле не думал. Хотя, конечно,
отлично понимал с младенчества, чей он сын и какие обязанности это на него
налагает. Когда в Павловске проходило открытие памятника Императору Павлу I,
его правнук, пятилетний Александр, в мундирчике лейб-гвардии Павловского полка
стоял с крохотным ружьем в почетном карауле у пьедестала. Принимал мальчик
участие и в других официальных торжествах. В то же время Саша прекрасно
понимал, что его будущие обязанности перед народом и Отечеством – совсем не то,
что у Никса – Наследника.
Александр
был совсем иным и по складу характера и по способностям, чем его старший брат –
и отношение к нему родных также было иным. Уже в детстве он виделся всем
человечком серьезным, спокойным, основательным, скупым на внешнее проявление
чувств и – до невозможности правдивым и прямым в словах и поступках. Его отец
Александр Николаевич тоже никогда не отличался лицемерием и фальшью, но уже в
шесть-семь лет непринужденно, с милой естественностью демонстрировал
изысканность и любезность светского поведения, радуя отца и восхищая
окружающих. Никс был в этом смысле сыном своего отца, Саша – нет. С самых
ранних лет и до последних этикет тяготил его, и даже став Императором,
Александр Третий не избавился от привычки говорить, что думает, и делать то,
что сам считает должным, а не то, что велят великосветские правила. И в этом
был его особый шарм, этим он неизменно привлекал сердца. В сочетании с чуткой
душой, добрым сердцем и врожденным чувством справедливости прямота Александра
Александровича действительно была замечательным дополнением к образу былинного
богатыря, сложившемуся в народе.
Ребенком
Александр был славным, детски-простодушным, но упрямым. Ни один учитель не мог
сладить с ним, если маленький Великий Князь считал, что с ним поступили
несправедливо. При этом он всегда был рад ласковому слову, выговоры же огорчали
его до чрезвычайности. Как уже говорилось, он никогда не лгал, был правдив и
искренен в самых мелочах – в том, что касалось правды и справедливости, у
будущего Александра Третьего не было мелочей.
Все
Великие Князья воспитывались строго, увлечение роскошью в том, что касалось
семейного быта и домоустройства, вообще не была присуща Романовым. Но маленький
Александр Александрович именно в силу натуры своей с раннего детства никогда не
стремился к удобствам, к неге, к комфорту. Напротив, ему нравилось преодолевать
физические трудности, и он подшучивал над младшим братом Владимиром, в котором
как раз проявлялось это стремление к роскоши. Вообще, Александр, когда
чувствовал, что это необходимо, не давал себе поблажек.
Пишут,
что второй внук Николая Первого учился с ленцой, но, похоже, он просто не
понимал, зачем тратить силы на нелюбимые и скучные для него предметы, когда эти
силы с усердием можно вложить в те уроки и занятия, к которым лежит сердце.
Наверное, нелюбимые дисциплины Саша считал какими-то излишествами, нарушавшими
его понятия о четкости и порядке – излишеств он не любил никогда и ни в чем.
Став властителем России, так и не научился понимать, зачем ему, русскому Царю,
разговаривая с русскими людьми, нужно говорить по-иностранному – и не делал
этого, неизменно нарушая этикет. Ибо – тоже излишество своего рода. Но
французский язык Александр любил, владел им свободно и писал на нем письма
родным, начиная с восьми лет. Но ни немецкий, ни английский не волновали
Царевича – он их и не доучил. Еще любил Александр Закон Божий, географию,
историю и рисование. Историю преподавал никто иной как Сергей Михайлович
Соловьев. В юности Александр Александрович будет увлекаться сочинениями
Лажечникова, талантливого беллетриста, и напишет любимому писателю: "Я всегда
был того мнения, что писатель, оживляющий историю своего народа поэтическим
представлением ее событий и деятелей в духе любви к родному краю, способствует
оживлению народного самосознания и оказывает немаловажную услугу не только
литературе, но и целому обществу".
То
есть – занимался усердно тем, к чему душа лежала, в чем видел пользу. Конечно,
старался быть усидчивым и внимательным и на нелюбимых уроках – чтобы не
огорчать Мама и Папа, но далеко не всегда все выходило гладко. Вообще с ранних
лет Александра Александровича отличало очень конкретное мышление – и мальчику с
трудом давались отвлеченные дисциплины.
И,
конечно же, всем урокам маленький Царевич предпочитал естественные для ребенка
занятия: прогулки, общение с животными (особенно любил он собак), рыбную ловлю…
Как много было вокруг интересного для живых наблюдений, для радостного и
веселого времяпрепровождения! Ведь несмотря на неважные успехи в учебе
Александр был и умен, и сообразителен, и наблюдателен. Конечно – ведь на
скотном дворе куда увлекательнее, чем в классе. Саше вообще нравилось все, что
давало пищу его природной любознательности, а этой пищи он явно недополучал на
уроках.
Короче,
учителя с будущим Александром Третьим намучились. И только родители, авторитет
которых был непререкаем, как видно и из приводимого выше письма Александра
Александровича к жене, так или иначе могли повлиять на него…
Все
вспоминали, что Александр Третий при всей серьезности своей, деловитости и
основательности был человек с большим чувством юмора, обожал пошутить и повеселиться.
И в детстве он предпочитал игры шумные, резвые, веселые. Так одна из подруг его
детства, А. П. Бологовская, признается, что Великие Князья очень ее любили,
потому что она была "ужасный сорванец и никогда ни перед чем не
останавливалась".
Вообще
воспоминания Бологовской – очень интересное свидетельство о раннем детстве
Государя Александра Третьего, об отношении к детям его отца Александра Второго
– в те годы еще Цесаревича, и вообще об обстановке, в которой росли и
воспитывались юные Романовы. Эти воспоминания ценны как живое, яркое
свидетельство очевидца. Приведем здесь некоторые отрывки из них.
"Давно
уже друзья уговаривали меня поделиться с читающей публикой моими воспоминаниями
о детских годах императора Александра III, но воспоминания эти так мне дороги,
что жаль было предать их гласности. Теперь же, на старости лет, закинутая
судьбой в глухую окраину, под свист и вой сибирских метелей, невольно
переносишься в далекое прошлое, к милому, чистому детству, проведенному в
тенистых парках Царского Села и у светлых прудов Павловска — в этих местах,
полных мечтательной поэзии Александровской эпохи, может быть, и
сентиментальной, но красивой другою, давно минувшей прелестью. Мысленно
переживаешь далекие годы юности, когда я имела счастие почти ежедневно видеть,
в самой интимной обстановке, нашего незабвенного государя Александра II и его
августейших детей: наследника цесаревича Николая Александровича и великого
князя Александра Александровича.
Жили
мы всегда в Царском, где стоял полк отца.
Мои
первые воспоминания о наследнике, будущем императоре Александре II, относятся к
тому времени, когда мне было всего лишь шесть лет и я с родителями в 1847 году
поехала в Киссинген, где лечилась моя мать. В то же время туда приехал и
наследник цесаревич Александр Николаевич с цесаревной Марией Александровной и
старшею их дочерью маленькой великой княжной Александрой, скончавшейся в 1849
году.
Я
была единственная русская, подходящая по годам к великой княжне, и так как отец
мой был лично известен великому князю, то меня ежедневно водили играть с
великой княжной. Цесаревич обожал свою дочь и часто сам принимал участие в
наших играх. Игра в лошадки была одна из самых любимых наших игр; в особенности
нам доставляло удовольствие, когда наследника мы запрягали, а сами изображали
кучеров и, нисколько не стесняясь, хлопали его бичом; забавляло ставить его
высочество в стойло, которое устраивалось из стульев, обтянутых шалями, а затем
водить его на водопой, причем всегда упрашивали дать "настоящей
воды", и в конце концов сюртук великого князя, а также пол и все
окружающие предметы были изрядно облиты водой.
Иногда
цесаревич сажал нас к себе на плечи и бегал по комнатам, а мы, крепко
уцепившись за его шею, прямо визжали от восторга.
После
отъезда из Киссингена я несколько лет не имела случая видеть наследника
цесаревича, и только впоследствии судьба снова побаловала меня, послав счастье
приблизиться к царской семье.
Жили
мы в Царском, где в то время доступ в парк был свободен для всех и нередко в
какой-нибудь отдаленной аллее можно было встретить наследника цесаревича,
гуляющего со своей любимой собакой, черным сеттером Милордом.
Однажды,
гуляя по парку, я решила убежать от англичанки и хорошенько напугать ее моим
исчезновением. Выждав удобную минуту, я прыгнула за куст и затем стрелой
помчалась в лес, не обращая внимания на отчаянные крики встревоженной мисс
Жаксон.
Вдруг
откуда-то выскочила на меня с громким лаем большая черная собака; я, конечно,
испугалась, хотела бежать, оступилась, упала и залилась от страха горькими
слезами. В ту же минуту около меня очутился военный, который начал меня ласкать
и успокаивать. Когда я пришла в себя, то узнала цесаревича Александра
Николаевича, которого мы постоянно видели в парке и на музыке и хорошо знали.
Наследник тоже узнал во мне киссингенскую подругу его дочери, дочь лично ему
известного полковника Золотницкого, и начал меня расспрашивать, куда и зачем я
так стремительно бежала.
Цесаревич
говорил со мной так ласково и просто, с такой беспредельной добротой, что я тут
же чистосердечно объяснила ему, что спасалась от своей англичанки, с которой
мне скучно, так как она постоянно делает замечания и не позволяет шалить.
"А ты, должно быть, большая любительница пошалить, - заметил, улыбаясь,
цесаревич,— но все-таки надо тебе отыскать твою англичанку". На мое
замечание, что мисс Жаксон, наверно, сердится на меня и я боюсь идти к ней,
наследник взял меня за руку и сказал: "Пойдем вместе, я ее попрошу, чтобы
она тебя не бранила, но и ты должна обещать, что не будешь больше от нее убегать".
Вообще
он очень любил детей, и, встречаясь с ним в парке, мы всегда бесстрашно
подбегали к нему и рассказывали про наши шалости и игры; нередко можно было
видеть его высочество идущим по аллее, окруженным целой массой детей.
Чтобы
играть с наследником Николаем Александровичем и великим князем Александром
Александровичем, меня с моим братом Николаем каждое воскресенье привозили во
дворец…
Те
часы, которые мы проводили во дворце, были для нас прямо чем-то сказочным.
В
длинной галерее Большого царскосельского дворца были собраны всевозможные
игрушки, начиная с простых и кончая самыми затейливыми, и нашему детскому
воображению представлялся тут полный простор. Помню, как сейчас, длинную
вереницу всяких экипажей, приводивших нас в неописуемый восторг.
Однако,
несмотря на обилие, разнообразие и роскошь игрушек, одной из любимейших наших
забав была игра в лошадки, а так как у меня были длинные локоны, то я всегда
изображала пристяжную. Великий князь Александр Александрович вплетал в мои
локоны разноцветные ленточки, садился на козлы, и мы с гиком летели вдоль всей
галереи, причем в пылу игры великий князь нещадно хлестал "лошадей"
по ногам; доставалось, конечно, и платью, к великому негодованию моей чопорной
англичанки, которой оставалось, однако, только кисло улыбаться.
Великие
князья были очень ласковые и добрые дети, и если замечали, что сделали больно
или же чем-либо обидели своих сверстников, то сейчас же старались загладить
свою вину и утешить. Часто наследник Александр Николаевич и цесаревна приходили
смотреть на наши игры; помню, как однажды, в присутствии наследника, великий
князь Александр больно ударил меня хлыстом, я рассердилась и без всякой
церемонии ответила ему толчком в спину, а цесаревич заметил сыну: "И
поделом тебе, Саша, не дерись".
В
Царском Селе около сетки была устроена по всем правилам искусства маленькая
крепость для игр и военных упражнений наследника цесаревича Николая и великого
князя Александра: были воздвигнуты бастионы, выкопаны рвы, стояли пушки, и мы,
дети, постоянно играли в войну, причем мне всегда приходилось изображать
маркитантку.
Играли
мы в охоту, я изображала зайца, а все мальчики — гончих, и вот, по данному
знаку, пустились мы бежать, но в ту минуту, как я перепрыгивала через канаву,
откуда-то выскочил великий князь Николай Александрович и так неудачно толкнул
меня, что я упала прямо в канаву и повредила себе руку настолько сильно, что
довольно продолжительное время носила ее на перевязи. Надо было видеть отчаяние
наследника, который сам чуть не плакал, смотря на мои слезы.
Игра
наша, конечно, прекратилась, меня отвезли домой, и я несколько недель пролежала
на кушетке с повязанной рукой.
Каждый
день из дворца приезжали узнавать о моем здоровье, а наследник присылал мне
конфеты и фрукты из царских оранжерей.
Спустя
много лет, когда я была уже замужем за тверским помещиком Дмитрием Яковлевичем
Бологовским, я еще раз имела счастье увидеть наследника цесаревича Александра
Александровича, впоследствии императора Александра III, с которым были связаны
самые лучшие воспоминания о проведенных вместе детских годах.
До
нас дошли слухи, что великий князь Александр Александрович, будучи уже
наследником, едет по Волге с великим князем Владимиром Александровичем и
остановится в Твери.
Тверское
дворянство решило устроить высоким гостям торжественную встречу и бал в
дворянском собрании.
Я
ехала на этот бал с замиранием сердца, так было радостно увидеть наследника
цесаревича, с которым было связано столько приятных воспоминаний и которого я
помнила еще маленьким мальчиком. Мне было страшно при одной мысли, что его
высочество не узнает в замужней женщине веселую товарку своих детских шалостей.
О,
счастье!.. Встретясь со мной в зале, он прямо подошел ко мне и, протянув руку,
сказал:
— А помните, как мы с вами шалили и как нас постоянно бранили. Помните наши
игры в Царском и как доставалось вашим локонам.
Я
так была счастлива лаской наследника, его памятью о прежних детских беззаботных
днях, что чуть не расплакалась от волнения. Да и теперь, уже дряхлой старухой,
решившись наконец предать гласности эти дорогие для меня воспоминания, я не
могу писать их хладнокровно. Моя душа полна такой безграничной благодарности к
императору Александру II и его наследнику императору Александру III за их
бесконечную ко мне доброту.
Те,
кто имел счастье приблизиться к этим двум обаятельным личностям, поймут меня.
На мою долю выпала нелегкая жизнь, много невзгод и ударов принесла мне судьба,
но каждый раз, когда в каком-либо несчастье я решалась обратиться за помощью
сперва к императору Александру II, а после его мученической кончины к государю
Александру III, я ни разу не получала отказа, и доброта их императорских
величеств, как светлый луч, озаряла всю мою тяжелую жизнь".
В
этих воспоминаниях, как мы видим, особое внимание уделено отцовской роли Александра
Второго. И это вполне согласовывается с другими воспоминания – Владимира
Оллонгрена, который писал об Александре Втором – уже не отце, а дедушке:
"Он был веселый и не надутый. В его глаза хотелось бесконечно смотреть. В
этих глазах сидела такая улыбка, за которую можно было жизнь отдать. И как он
умел играть, этот милый дедушка, и какой мастер был на самые забавные выдумки!
Он играл в прятки и залезал под кровать. Он становился на четвереньки и был
конем, а Жоржик - ездоком, и конь кричал: - Держись тверже, опрокину!"
Конечно
же, Александр Николаевич, сначала Наследник Престола, потом Император, был
очень занятым человеком – и основные труды воспитания легли на мать. Но мы
видим, как любил этот Государь детей, с каким удовольствием играл и веселился с
ними – конечно, бесценно подобное отношение родителей, участие их по мере сил в
жизни детей – в самых радостных ее проявлениях.
Хотя,
вполне возможно, что лучше всех понимал маленького Царевича Александра его дед,
Николай Первый. Второй внук Николая Павловича нравом куда более походил на
него, на деда, чем на отца – такой же серьезный, упорный, чуждый излишней
сентиментальности, с ранних лет увлеченный военным делом и военной историей.
Николай Первый очень тепло и ласково относился к Александру. Как когда-то
Екатерина Вторая называла его самого, своего внука "богатырем", так и
теперь Николай Павлович ласково звал Александра - "Саша-богатырь". И
лучшего прозвания трудно было придумать для этого немалого ростом, сильного,
смелого, откровенного ребенка. Очень радовался Саша и подаркам деда –
лошадке-качалке, сабле, ружью… Николай Павлович знал, чем угодить своему
"богатырю".
Впоследствии
выявится еще одна черта, так роднившая Александра Третьего с Николаем Первым –
если Николая Павловича называли "Дон-Кихотом Самодержавия", то внук
его, являя собой тип не средневекового рыцаря, но былинного богатыря, был
предан идее Самодержавия по-дедовски беззаветно и неколебимо. Именно в этом
мальчике, в котором никто не видел будущего Царя, который не блистал дарованиями
своего старшего брата, уверенно развивались качества, позволившие ему надолго
задержать Россию в ее падении в пропасть…
Трагические
обстоятельства способствовали тому, что Александр стал Наследником Престола. От
почечной болезни умер его любимый брат Николай – умер незадолго до свадьбы с
датской принцессой Дагмарой. Перед смертью он протянул руку Александру со
словами: "Славный человек". Безутешны родные, безутешна юная невеста.
А новый Наследник Престола запишет в дневнике: "...никто не подумал, чего
я лишился: брата, друга, и что всего ужаснее – это его наследство, которое он
мне передал... Но Бог подкрепил меня и дал сил приняться за новое мое
назначение. Может, я часто забывал, в глазах других, мое назначение, но в душе
моей всегда было это чувство, что я не для себя должен жить, а для других:
тяжелая и трудная обязанность. Но, "Да будет Воля Твоя, Боже", - эти
слова я твержу постоянно, и они меня утешают всегда, потому что все, что ни
случится, все это Воля Божия, и потому я спокоен и Уповаю на Господа!.."
И
Александр Третий стал Государем, о котором свидетели его царствования
отзывались подобно тому, как написал, например, французский публицист д Лакомб:
"чисто русская натура: отсутствие всякого лицемерия, притворства, прямота,
безыскусственность, чистота души. Великая нравственная сила, обаянием которой
удивлен и покорен весь мир"…
Список литературы
Для
подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.portal-slovo.ru/