Владимир
Одоевский
И. Троцкий
Одоевский Владимир Федорович, князь (1803—1869) —
видный писатель первой половины XIX века. Получил первоклассное по тому времени
воспитание в Благородном пансионе при Московском университете (1816—1822).
Служил сначала по ведомству иностранных исповеданий, редактировал одно время
вместе с. А. Заблоцким-Десятовским «Журнал министерства внутренних дел» и
официозное «Сельское чтение». В 1846 был назначен помощником директора
Императорской публичной библиотеки в Петербурге и Румянцевского музея, в 1861 —
сенатором московских департаментов сената. В рамках этой заурядной аристократически-бюрократической биографии
проходила жизнь, насыщенная очень богатой и разносторонней интеллектуальной
работой.
Начало 20-х гг. для либеральной части русского
дворянства характеризовалось началом отхода от оппозиционных настроений
(явление, нашедшее отражение и в самой декабристской среде) и поворотом от
разработки социальных проблем в мир идеалистической философии. В кружке Е. Г.
Раича, Обществе любомудрия, председателем которого был О., и в печати («Вестник
Европы», альманах «Мнемозина», 4 части которого были выпущены О. совместно с В.
К. Кюхельбекером в 1824—1825) О. вел
пропаганду своих философских взглядов, основанных на идеалистической системе
Шеллинга. Философия последнего надолго осталась путеводной звездой О.,
значительно позже характеризовавшего немецкого мыслителя как «Христофора
Коломба XIX века, открывшего человеку неизвестную часть его мира... его душу».
О. печатал философские статьи, а также художественные новеллы, аллегории и
апологи, по большей части выражавшие типичные для любомудров искания
«возвышенного». Моралист-автор выступал с сатирой против нравственной
испорченности дворянского общества, дидактически обличая его пороки, но отнюдь
не стремясь подорвать социальные основы его существования. Этот, типичный для
О. дидактизм, отмеченный и Белинским, отразился на позиции О. в литературных
спорах: О. требовал от литературы теоретической высоты и идейной насыщенности —
конечно в духе отвлеченного любомудрия; в своих мечтаниях о совершенствовании
О. оставался очень далеким от общественной борьбы. События 14 декабря, с
некоторыми участниками которых (В. К. Кюхельбекером, А. И. Одоевским и др.) О.
и его друзья были лично связаны, настолько перепугали «любомудров», что они
поспешили ликвидировать свой кружок и уничтожить его бумаги. Еще долго О.
мучили ночные кошмары в образе арестовывающего его полицейского офицера, которому
он впрочем во сне же «красноречиво доказывал
всю пользу своей особы и приводил примеры своей добросовестности». Углубление в
30—40-х гг. философских исканий привело О. вслед за его учителем Шеллингом к
мистицизму. Произведения этого периода, объединяемые рядом циклов, — «Пестрые
сказки Иринея Модестовича Гомозейки», «Дом сумасшедших», «Русские ночи» и т. д.
— показывают значительный творческий рост О. Композиция его новелл становится
более отчетливой и вместе с тем занимательной, язык — точным и ясным,
появляется отмеченный Белинским «беспокойный и страстный юмор», шире и глубже
становится постановка идеологических вопросов. В то же время создается и
основной для О. жанр философской фантастической новеллы, нашедшей свое наиболее
удачное выражение в цикле «Русские ночи». О. стремился к созданию
«гармонической» универсальной науки, которая переварила бы в себе все научные
специальности в некотором органическом единстве; отсюда его интерес к
универсализму средневековой науки, углубление в «тайные науки» — магию и
алхимию, значимость для него образа Фауста. В своих романтических новеллах О. в
значительной степени находился под влиянием творчества Гофмана. Вместе с тем
дидактизм остается движущим импульсом творчества О., сказываясь не только в его
бытовых и сатирических произведениях (повести «Княжна Зизи» и «Княжна Мими»,
близкие по тематике к комедии Грибоедова, Пушкин напр. ставил выше
фантастических новелл), но и в самых мистических вещах. В своих исканиях О. не
забывал необходимости разрешить противоречия повседневности, но в своих ответах
запутывался в лабиринте противоречий. Он не враг просвещения, развития техники,
железных дорог и т. п., но он жестоко ополчался против «банкирского феодализма»
Запада, приводящего к обнищанию масс и «духовному» загниванию. О. презирал
якобинцев, скептически относился к утопическому социализму, панически боялся
революции, писал специальные новеллы против Мальтуса и Бентама. В итоге ему
пришлось обосновать нечто вроде славянофильского национализма с признанием
мессианского предназначения России. Соответственно этому он идеализировал
социальный строй крепостничества, видя основное общественное зло в недостатке
национального воспитания и в коррупции чиновнического аппарата. Эти ответы не
могли повидимому удовлетворить и самого О., и своей утопии «4338-й год», в которой
к 5-му тысячелетию Россия должна была поглотить все страны, сохраняя
самодержавный строй под главенством «первого поэта», он так и не закончил.
Вскоре после выхода в свет «Русских ночей» Одоевский признал их пройденным
этапом, сблизился с Белинским, перешел от мистицизма к позитивизму, идейно
примыкая к умеренным либералам западнической ориентации.
В тридцатых — сороковых годах Одоевский стоял в первом
ряду русских писателей. Его сотрудничеством дорожили такие редакторы, как
Пушкин, такие опытные издатели, как Краевский. Но тогда уже Белинский
подчеркивал, что «имя его гораздо
известнее, чем сочинения», и знал этому причину — «внутреннюю и необходимую».
Действительно О. был значительно шире своей литературной работы. Пытаясь
соединить теорию с практикой, он стремился осуществить идеальный тип
универсального ученого и занимался помимо литературы еще и химией, и алхимией,
и технологией, и магией, и музыкой, и кулинарией, и педагогикой (он писал между
прочим и детские сказки), и библиологией, и медициной, и многими другими
вопросами; недаром его, как и главного героя «Русских ночей», называли «Русским
Фаустом». Таким обр. историческое значение О. гораздо шире
историко-литературного. О. — сгусток дворянской культуры периода ее расцвета и
одновременно начинающегося упадка, один из наиболее ярких ее представителей в
эпоху кризиса крепостнической системы, и в этом его интерес как социального
явления. О. вышел на арену идеологической борьбы как раз в тот момент, когда
крепостническая реакция побеждала либеральную традицию 1810-х гг., и оказался в
первых рядах дворянских идеологов, энергично способствуя перемещению на русскую
почву реакционной немецкой философской романтики. С углублением кризиса
крепостничества и ростом политической реакции О. углублял и свои философские
позиции, доходил до мистического универсализма, фактически скатываясь к
реакционному идеализированию крепостничества и подменяя свою идеальную науку
мистической кабалистикой средневекового универсализма. Неизбежный крах
крепостной системы, отчетливо наметившийся в конце 40-х гг., вывел О. из тупика
универсализма, но вместе с тем прекратилась и его творческая работа.
Множество замыслов О. осталось неосуществленным,
рукописи — неоконченными; его архив, хранящийся в Ленинградской публичной
библиотеке, во много раз превосходит его печатное наследие.
Список
литературы
I. Сочинения, 3 чч., СПБ, 1844
Русские ночи, под ред. С. Цветкова, изд. «Путь», М.,
1913
4338-й год. Петербургские письма, ред. и вступ. ст.
Ореста Цехновицера, изд. «Огонек», М., 1926
Романтические повести, предисл. и ред. О. Цехновицера,
«Прибой», Л., 1929.
II. Кони А., Очерки и воспоминания, СПБ, 1905
Лезин Б., Очерки из жизни и литературной деятельности
князя В. Ф. Одоевского, «Записки Харьковского университета», 1905, II
1906, I—IV
Котляревский Н., В. Ф. Одоевский, кн., «Старинные
портреты», СПБ, 1907
Сакулин П. Н., Из истории русского идеализма, Кн. В.
Одоевский, т. I, М., 1913
Его же, Русская литература и социализм, изд. 2-е, Гиз,
М., 1924
Его же, Русская литература, ч. 2, Москва, 1929.
III. Владиславлев И. В., Русские писатели, изд. 4-е,
Гиз, Ленинград, 1924
Его же, Литература великого десятилетия (1917—1927),
том I, Гиз, Москва, 1928.
Для подготовки данной работы были использованы
материалы с сайта http://feb-web.ru