Понятие психофизиологической проблемы. Естественнонаучные обоснования психоанализа

Понятие психофизиологической проблемы.

Естественнонаучные обоснования психоанализа.

Введение

Психофизическая проблема — в широком смысле — вопрос о месте психического в природе; в узком — проблема соотношения психических и физиологических (нервных) процессов. Во втором случае психофизическую проблему правильнее называть психофизиологической.

Особую остроту психофизическая проблема приобрела в XVII в., когда сложилась механистическая картина мира, исходя из которой Р. Декарт предпринял попытку объяснить поведение живых существ по образцу механического взаимодействия. Необъяснимые, исходя из этой трактовки природы, акты сознания были отнесены к бестелесной непространственной субстанции. Вопрос об отношении этой субстанции к работе «машины тела» привел Декарта к концепции психофизического взаимодействия: хотя тело только движется, а душа только мыслит, они могут влиять друг на друга, соприкасаясь в определенной части мозга. Выступившие против взгляда на психику как на особую субстанцию Т. Гоббс и Б. Спиноза утверждали, что она полностью выводима из взаимодействия природных тел. Спиноза трактовал мышление и протяженность как нераздельные и вместе с тем не связанные между собой причинными отношениями атрибуты бесконечной субстанции — природы. Г. В. Лейбниц, совмещая механистическую картину мира с представлением о психике как уникальной сущности, выдвинул идею психофизического параллелизма. В конце XIX — начале XX вв. получила распространение махистская трактовка психофизической проблемы, согласно которой душа и тело построены из одних и тех же «элементов», а потому речь должна идти не о реальной взаимосвязи реальных явлений, а о корреляции между «комплексами ощущений». Современный логический позитивизм рассматривает психофизическую проблему как псевдопроблему и полагает, что связанные с ней трудности разрешимы путем применения различных языков к описанию сознания, поведения и нейрофизиологических процессов. В различных разделах психофизиологии и смежных с ней дисциплин накоплен огромный материал о многообразных формах зависимости психических актов от их физиологического субстрата и роли этих актов (как функции мозга) в организации и регуляции жизнедеятельности.

На изучение «физиологических основ» психики, или «физиологических механизмов» психики, направлены усилия представителей многих дисциплин: медицины, физиологии, психофизиологии, нейропсихологии и др.

Материалистический взгляд на психику, зародивший­ся в представлениях древних философов, все более ут­верждался в научном и обыденном сознании и в насто­ящее время является аксиомой, поскольку вряд ли можно всерьез подвергать сомнению связь между «мозгом» и «психикой».

На изучение «физиологических основ» психики, или «физиологических механизмов» психики, направлены усилия представителей многих дисциплин: медицины, физиологии, психофизиологии, нейропсихологии и др. На этот счет накоплено уже множество фактов, и их число продолжает умножаться. Однако и в наши дни продол­жает дискутироваться одна проблема, которая имеет не конкретно-научный, а методологический характер. В ис­тории естествознания она получила название психофизи­ческой, а с конца XIX в. — психофизиологической проблемы. Эти два названия употребляются и сейчас как синонимы.

До сих пор нет окончатель­ного и общепринятого решения психофизиологической проблемы. Это связано с ее чрезвычайной сложностью. Так как же соотносятся физио­логические и психические процессы?

На этот вопрос предлагалось два основных варианта решения. Первое получило название принципа психофизичес­кого взаимодействия. В наивной форме оно было изло­жено еще у Р. Декарта. Он считал, что в головном мозге имеется шишковидная железа, через которую душа воз­действует на животных духов, а животные духи — на душу.

Второе решение известно как принцип психофизи­ческого параллелизма. Суть его состоит в утверждении невозможности причинного взаимодействия между пси­хическими и физиологическими процессами.

На позициях психофизического параллелизма стояла психология сознания (В. Вундт), имевшая в качестве своего необходимого дополнения (дополнения, а не ор­ганической части) физиологическую психологию. Это была отрасль науки, занимавшаяся физиологическими процессами, которые сопровождают психические процес­сы, или сопутствуют им, но в которых психология не должна искать своих законов.

Рассмотрим доводы «за» и «против» каждого из этих решений.

Итак, согласно принципу, или теории, психофизичес­кого воздействия физиологические процессы непосредст­венно влияют на психические, а психические — на фи­зиологические. И действительно, казалось бы, фактов взаимодействия психических и физиологических процес­сов более чем достаточно.

Можно привести примеры очевидного влияния мозга на пси­хику: это любые нарушения психи­ческих процессов (памяти, мышления, речи) в результате мозговой патологии — мозговых травм, опухолей и др.; психические следствия различных фармакологических воздействий на мозг — алкоголя, наркотиков и др.; пси­хические феномены (ощущения, образы воспоминаний, эмоциональные состояния), возникающие при непосред­ственном раздражении мозговых центров и т. п.

Фактов, свидетельствующих об обратных влияниях психики на физиологические процессы, не меньше. Это прежде всего все произвольные движения (захотел — и поднял руку); психосоматические заболе­вания (язвы желудка, инфаркты); все психотерапевти­ческие эффекты — излечение болезней в результате вну­шения, собственно психотерапии и т. п.

Несмотря на кажущуюся очевидность фактов взаи­модействия психических и физиологических процессов, теория воздействия наталкивается на серьезные возра­жения.

Одно из них заключается в обращении к фундамен­тальному закону природы — закону сохранения количе­ства энергии. В самом деле, если бы материальные про­цессы вызывались идеальной, психической, причиной, то это означало бы возникновение энергии из ничего. Наоборот, превращение материального процесса в пси­хический (нематериальный) означало бы исчезновение энергии.

Наиболее распространенный, способ состоит в отказе от полного отождествления психического и идеального. Согласно этой точке зрения, следует раз­личать два плана анализа: онтологический и гносеоло­гический. Онтологический план — это план бытия, объ­ективного существования. Гносеологический план — план познания, отражения.

Если имеется объективно существующий предмет и его сознательный образ, то с гносеологической точки зрения этот образ — идеальная сущность: ведь в чело­веческой голове нет второго материального предмета, а есть лишь отражение первого, объективно существующе­го. Однако с онтологической точки зрения образ — это материальный процесс, т.е. процесс в мозговом веществе. Таким образом, во всех случаях когда налицо влияние тела на психику и психики на тело, происходит взаимо­действие не материального с идеальным, а материального с материальным же.

Но допустим, все процессы материальны, но они все равно выступают в двух резко разных качествах, или формах: в субъективной (прежде всего в виде явлений, или фактов, сознания) и в объ­ективной (в виде биохимических, электрических и других процессов в мозговом веществе).

Все равно существует два рода явлений, или два непрерывных потока: поток сознания и поток физиоло­гических процессов. Как же соотносятся эти «потоки» между собой? Ответ: что процессы в обоих рядах соответствуют друг другу. Так можно сделать шаг в направлении второго клас­сического решения — психофизического параллелизма, который делится на 2 вида: дуалистический параллелизм исходит из при­знания самостоятельной сущности духовного и матери­ального начал. Монистический параллелизм видит в пси­хических и физиологических процессах две стороны одно­го процесса.

Главное же, что объединяет все эти решения — это утверждение, что психические и физиологические про­цессы протекают параллельно и независимо друг от друга. То, что происходит в сознании, соответствует, но не зависит от того, что происходит в мозговом веществе, и, наоборот, процессы в мозге соответствуют, но не зависят от того, что происходит в сознании.

Нужно понять глубокие основания для этого главного «параллелистического» утверждения. Ведь пока что нет ни одного факта или соображения, которые хотя бы на шаг приблизили нас к пониманию того, как физиологи­ческий процесс превращается в факт сознания. Больше того, по словам одного из современных психологов, наука до сих пор не видит не только решения этого вопроса, но даже подступов к этому решению.

А если невозможно представить себе процесс перехода одного состояния (события) в другое, то как можно говорить об их взаимодействии?

Может быть, самым правильным будет утверждение параллельного протекания и независимого соответствия указанных процессов? Но сразу же вслед за принятием такой, казалось бы, вполне приемлемой и обоснованной точки зрения начи­наются недоумения и неприятности. Главное из них состоит в отрицании функции пси­хики. Имеется материальный мозговой процесс. Он чаще всего запускается толчком извне: внешняя энергия (све­товые лучи, звуковые волны, механические воздействия) трансформируется в физиологический процесс, который, преобразуясь в проводящих путях и центрах, облекается в форму реакций, действий, поведенческих актов. Наряду с ним, никак не влияя на него, развертываются события в плане сознания — образы, желания, намерения. Но материальному процессу, так сказать, все равно, суще­ствуют ли эти субъективные явления или нет. Независимо от существования и содержания плана сознания физио­логический процесс идет своим ходом.

Один из важнейших научно-практических или, точнее, научно-стратегических выводов из этого представления состоит в следующем. Если течение физиологических процессов не зависит от психических процессов, то всю жизнедеятельность человека можно описать средствами физиологии. В прошлом эта точка зрения носила название теории автоматизма.

Теория взаимодействия оказывается несостоятельной, во-первых, по «энергетическим» соображениям: если пси­хический процесс понимается как нематериальный, то данная теория вынуждена признать возникновение мате­рии из ничего и превращение материи в ничто. Во-вторых (если за психическими процессами признать материаль­ную природу), остается принципиальная невозможность проследить последовательный переход психического про­цесса в физиологический и наоборот.

Перед лицом этих трудностей более приемлемым ка­жется паралелистическое решение в варианте материа­листического монизма. Оно исходит из представления о существовании единого материального процесса, который имеет две стороны: физиологическую и психическую. Эти стороны просто соответствуют друг другу. Однако в таком случае психика оказывается в роли эпифеномена: физиологический процесс от начала до конца идет сам по себе и не нуждается в участии психики. Сознание оказывается безработным, пассивным созерцателем.

1) М.Г. Ярошевский. В связи с бурным развитием физиологии в последующее время, в частности в XVIII и особенно в XIX в., психофизическая проблема для многих ученых трансформировалась в психофизиологическую, что не могло не отразиться, по мнению многих историков психологии и методологов психологической науки, на конкретных способах решения собственно психофизической проблемы. В частности, М. Г.Ярошевский подчеркивал, что, понимая связь между психическим и физическим только как связь между психическим и физиологическим, ученые неизбежно сужают свой исследовательский горизонт: «На место зависимостей психики от всеобщих сил и законов природы была поставлена ее зависимость от процессов, которые происходят в нервном субстрате». Все это привело к тому, что весьма сложная и неоднозначная обусловленность психического различными сферами действительности оказалась сведенной (редуцированной) к одной — весьма значимой, но все-таки одной — взаимосвязи психического с физиологическим. Это мешает, в свою очередь, решить адекватно и психофизическую проблему.
2) Р Декарт. Как говорилось ранее, уже в античной философии обсуждались проблемы соотношения души как субъекта психических процессов и тела, которое, по мнению древнегреческих философов, не может чувствовать и мыслить. Однако автором психофизической проблемы (т. е. проблемы соотношения психического, духовного и телесного, физического) считается Р.Декарт. Он поставил ее как проблему соотношения двух субстанций (мыслящей субстанции — души — и протяженной субстанции — тела), не имеющих между собой никаких общих свойств. Никто из предшествующих мыслителей не доходил до такого противопоставления физического и психического, и поэтому в его творчестве тут же встала проблема соотнесения между собой этих разделенных миров, которые тем не менее каким-то образом в человеке взаимодействуют. Взаимодействие двух названных субстанций, по Р.Декарту, можно наблюдать при возникновении в человеке страстей, т.е. эмоциональных явлений. С одной стороны, это страсти именно души (т.е. чувствует и страдает душа), однако, с другой — при возникновении любой из страстей как страдательных состояний души огромную роль играют сугубо телесные процессы (мельчайшие частицы крови — «животные духи»), которые, пробегая мимо «шишковидной железы» (эпифиз), где в наибольшей степени, по мнению Р.Декарта, проявляет свое действие душа, раскачивают ее и заставляют душу чувствовать страсти. Впрочем, и сама душа заставляет двигаться эту самую железу и направляет тем самым духи «куда ей нужно». Значит, при возникновении душевных состояний, подобных страстям, душа главным образом пассивна, а их возникновение объясняется практически полностью порождающими их действиями тела; наоборот, во втором случае речь идет об активных действиях души, называемых Р.Декартом волевыми, которые практически полностью могут быть объяснены только «свободной волей», которая до такой степени свободна, что ее никогда нельзя принудить.
Таким образом, решая психофизическую (и уже — психофизиологическую) проблему в духе психофизического взаимодействия, Р.Декарт тем самым считает психическое (к тому же отождествляемое им с сознанием) находящимся «по ту сторону» материального мира, никак с ним не связанным, разве что провоцируемым в душе «животными духами» (причем в этом последнем случае речь идет о самых примитивных психических, т.е. душевных, процессах — восприятиях и страстях). Высшие же психические процессы истоком своим имеют только саму душу и ведут себя согласно свободе воли души, т.е. непредсказуемо и необъяснимо с позиций детерминизма, который, как мы говорили, является принципом научного познания мира. Тем не менее в позиции Р.Декарта есть своя «правда»: он справедливо полагал, что высшие психические процессы не могут быть прямо выведены из физиологических (телесных) процессов или тем более сведены к ним (отождествлены с ними).
3) Дж.Экклз. Решение психофизической проблемы в духе взаимодействия встречается и в более позднее время. Однако необходимо учесть, что психофизическая проблема начиная с XVIII в. сужается до психофизиологической. Позицию психофизического (психофизиологического) взаимодействия защищал, например, английский физиолог Дж.Экклз, автор известных работ по природе синаптической передачи, писавший о том, что дух действует на мозг, а мозг на дух через синапсы: «Мозг при помощи особой способности входит в связь с духом, обладая свойством «детектора», исключительная чувствительность которого не сравнима с детектором какого бы то ни было физического инструмента». Позицию психофизического взаимодействия разделяли и другие ученые, например Ч.Шеррингтон и П.Тейяр де Шарден, а также некоторые советские философы, которые говорили о неизвестном пока «интимном механизме взаимодействия психического и физиологического» на клеточном и субклеточном уровне.
Однако решение психофизической проблемы в духе взаимодействия не соответствует, на наш взгляд, современному уровню развития психологической и физиологической наук, возрождая представления о психическом как самостоятельной субстанции, как абсолютно отличном от иных реальностей объективного мира образовании.
4) Т. Гоббс. Иное решение психофизической (психофизиологической) проблемы предложил современник Р.Декарта английский философ Томас Гоббс (Hobbes, 1588— 1679). С его точки зрения, человек — одно из природных (естественных) тел, обладающее мышлением и способностью создавать искусственные тела. Однако мышление (являющееся, как и у Р.Декарта, синонимом любого психического процесса вообще), по Т. Гоббсу, производно от телесных процессов, и поэтому его изучение должно сводиться к изучению разнообразных движений тела и в теле. Так, в начале своего главного произведения «Левиафан» Т. Гоббс определял мысль (в том числе ощущение, представление и т.п.) как «призрак» (кажущееся), т.е. как субъективное явление. Объективно, в реальности, существуют лишь определенные телесные движения, имеющие своим истоком какое-либо воздействие внешнего объекта на органы чувств: «Объект действует на глаза, уши и другие части человеческого тела и в зависимости от разнообразия своих действий производит разнообразные призраки. Начало всех призраков есть то, что мы называем ощущением (ибо нет ни одного понятия в человеческом уме, которое не было бы порождено первоначально, целиком или частично, в органах ощущения). Все остальное есть производное от него».
Таким образом, Т. Гоббс пытался объяснить возникающий нас образ мира процессами в нашем теле, возникающими на воздействие объекта (т. е. такого же тела) на наши органы однако в этом взаимодействии образ как таковой теряет свою значимость — это всего только «кажимость», лишь переживаемая субъектом. Если довести эту мысль до своего логического конца, окажется, что психическое (отождествляемое с образом) — бесполезный придаток физиологического, оно существует только для субъекта, т.е. психика есть эпифеномен. Точку зрения Т. Гоббса о том, что за любым психическим явлением всегда лежит телесный процесс и именно его в реальности и надо изучать, разделяли значительное число философов и психологов в последующие века. К тому времени психофизическая проблема была уже сведена к психофизиологической.
5) Так называемые вульгарные материалисты XIX в. — немецкие философы Л.Бюхнер, К.Фогт, Я.Молешотт — утверждали, что мозг выделяет мысль почти так же, как печень — желчь. Из верного положения о том, что никакой психический процесс не может существовать без мозга, был сделан неадекватный вывод о том, что исследовать мысль можно, только изучая мозговые процессы. Логическим следствием этого вывода были попытки ликвидировать психологию как науку, заменив ее физиологией.

6) Подобные попытки реально предпринимались в нашей стране некоторыми последователями И. П. Павлова в 40 — 50-е гг. XX в. На печально знаменитой «сессии двух академий» — Академии наук СССР и Академии медицинских наук СССР — в 1950 г., посвященной проблемам физиологического учения И.П.Павлова, прямо утверждалось, что область исследования психологии идентична области физиологии высшей нервной деятельности, что нет никаких особых психологических закономерностей, что признание специфики психического есть «замаскированный» вариант дуалистического решения психофизиологической проблемы и т. п.
Изложенный в данном параграфе вариант решения психофизической и психофизиологической проблем обычно называется психофизическим параллелизмом, так как он предполагает сосуществование двух реальностей — физической, редуцированной до физиологической (как объективной), и психической (понимаемой как субъективная реальность) — так, как будто они взаимно-однозначно соответствуют друг другу, при этом не пересекаясь: как только случается событие в одной реальности, так тут же случается событие в другой. Однако тот вид психофизического параллелизма, о котором до сих пор шла речь, может быть назван «материалистическим параллелизмом» (ниже мы отметим, что есть еще идеалистический вариант психофизического параллелизма), поскольку речь во всех перечисленных выше концепциях шла о том, что субъективная реальность в соотнесении с объективной выступает как зависимое, производное от этой последней.
Субъективная реальность в таком случае может быть сравнима с тенью, отбрасываемой реальным предметом, всюду следующей за ним и являющейся иной реальностью, чем сам предмет, но зависимой от него, повторяющей его контуры, форму и какие-то еще свойства объективного реального предмета. В силу того что субъективное (отождествляемое здесь с психическим) — с этой точки зрения — всего лишь «отблеск» объективного, строго научным может быть признано изучение лишь объективных, т. е. физиологических, процессов. Таким образом, позиция материалистического психофизического параллелизма закономерно приводила к физиологическому редукционизму в изучении психической реальности — стремлению свести предмет психологии к предмету физиологии.
Надо отметить, что представители некоторых психологических школ XX в., в частности психологи Берлинской школы (гештальт-психологии), в принципе разделяющие позиции материалистического психофизического параллелизма, все-таки не решались окончательно перейти на позиции физиологического редукционизма и ликвидировать психологию как самостоятельную науку. Согласно их точке зрения, процессам в феноменальном поле соответствуют (или изоморфны) процессы в мозге, которые имеют и в том и в другом случае «гештальтный» характер. Однако гештальт-психологи и многие другие авторы, придерживавшиеся того решения проблемы, которое приводило (в пределе) к физиологическому редукционизму, все-таки эмпирически изучали «параллельный» физиологическому феноменальный мир, считая его «реально действующим», и не торопились ликвидировать психологию как самостоятельную науку.
7) Г.В.Лейбниц. В истории философии и психологии был и идеалистический вариант психофизического параллелизма. Это, в частности, позиция философа XVII в. Г.В.Лейбница. В его монадологии, весьма сложном философском учении, тело монады есть, в известном смысле, производное от ее духовной (душевной) составляющей.
Согласно Г.Лейбницу, «весь универсум состоит единственно из простых субстанций, или монад, и из их сочетаний. Эти простые субстанции суть то, что в нас и в гениях именуется духом, а в животных — душой...». Его позиция противоположна точке зрения Т. Гоббса. Для последнего весь универсум состоит из тел, которые во взаимодействии производят призраки — психические явления; для Г.Лейбница же мир состоит из монад, суть которых — способность к действию, а эта способность присуща лишь духу (душе). В письме Т. Гоббсу от 13 — 22 июля 1670 г. Г.Лейбниц прямо указывает, что подлинное сознание, которое мы наблюдаем в себе, невозможно объяснить только движением тел: «Положение, которым Ты часто пользуешься, — всякий двигатель есть тело, — насколько мне известно, никогда не было доказано». И далее: «Если бы тела были лишены духа, то движение не могло бы быть вечным».
Как же связаны тогда тело и душа в монадологии? Позиция Лейбница схожа с аристотелевским пониманием души как энтелехии тела, т.е. как принципа организации тела (так, он писал о том, что «душа меняет тело»), однако речь идет в буквальном смысле не о соединении (и тем более единстве) души и тела, а о согласии души с органическим телом.
Для объяснения этого согласия Лейбниц вводит принцип предустановленной гармонии: «Душа следует своим собственным законам, тело — также своим, и они сообразуются в силу гармонии, предустановленной между всеми субстанциями, так как они все суть выражения одного и того же универсума». Таким образом, душа и тело — не одно и то же и действуют по своим законам: душа — по законам конечных причин (т.е., например, в соответствии с целью), тело же — по законам причин действующих, или движений, однако ни одно не влияет на другое, находясь друг с другом в гармонии. Тем не менее, как мы видели, в этой гармонии духовное в определенном смысле главенствует над телом, а тело является производным от души.
Решение психофизической проблемы в духе параллелизма внутренне противоречиво: с одной стороны, психическое и физическое признаются двумя разными по своей природе реальностями, с другой — находящимися друг с другом в «одной упряжке», в некотором согласии, только в материалистическом варианте психофизического параллелизма психическое есть «тень» физических процессов, в идеалистическом варианте — в определенном смысле наоборот.
Предшествующие варианты решения психофизической (психофизиологической) проблемы сохраняли дуализм телесного (физического) и духовного (психического) как двух разных по природе реальностей. Даже когда речь шла о материалистическом варианте психофизического параллелизма, его представители не считали возможным научно изучать психическое как «кажимость», «субъективное», т.е. в точном смысле слова сводили не психическое к физическому, а предмет психологии к предмету физиологии, подменяя первый последним.

8) Б. Спиноза. Между тем в истории философии и психологии можно найти иные варианты решения указанных проблем, которые не ведут к ликвидации психологии как науки и при этом рассматривают физическое и психическое как две стороны (ипостаси) одной и той же реальности. Истоки этого решения следует искать в том же XVII веке, в философских работах голландского философа Баруха (Бенедикта) Спинозы (Spinoza, 1632—1677). В отличие от дуалиста Р.Декарта, Б.Спиноза считал, что в мире существует всего одна субстанция, которой присущи как атрибут5 протяжения, так и атрибут мышления. Поскольку отдельные вещи составляют состояния (или модусы) субстанции, они имеют те же атрибуты. Если мы рассмотрим с этой точки зрения человека, то выясним, что его тело и душа «составляют один и тот же индивидуум, представляемый в одном случае под атрибутом мышления, в другом — под атрибутом протяжения». При этом то, что для тела выступает как действие, для души выступает как идея.

Отсюда Б.Спиноза делает следующий вывод: «Идея всего того, что увеличивает или уменьшает способность тела к действию, благоприятствует ей или ограничивает ее, — увеличивает или уменьшает способность нашей души к мышлению, благоприятствует ей или ограничивает ее». И поэтому чем более активен человек в мире, чем более совершенно он действует, тем более адекватные идеи о мире он получает, и наоборот — глубокое познание закономерностей мира способствует более совершенному действованию человека в мире, ведущему к его подлинной свободе, которая заключается для Б.Спинозы прежде всего в укрощении своих аффектов и жизни «единственно по предписанию разума». И тогда достигается избавление от всяческих страхов — прежде всего от страха смерти — и состояние «высшего блаженства».
Таким образом, душа и тело, по Б.Спинозе, субстанциально одно и то же — мы бы сказали сейчас, что это действующий и мыслящий субъект и что действие и мысль исходно неразделимы, выступая как разные проекции одной и той же реальности на «разные плоскости». Поэтому они в принципе могут стать предметами разных наук. Таким образом, нет ни одного психического образования, которое одновременно не было бы физическим, и наоборот — нет ни одного физического тела, которое не имело бы, кроме атрибута протяжения, еще и атрибута мышления. С точки зрения последующих форм материализма это последнее утверждение Б.Спинозы неверно. Далеко не каждое физическое образование обладает способностью именно психического отражения мира. Он слишком широко понимал психическое (душевное) как способность отражения вообще. Согласно современной материалистической философии, психическое является лишь вариантом, особой формой отражения, имеющей, как мы уже говорили выше, смысловую природу. В то же время даже самая высокая и сложная форма психического — например, волевое действие — невозможна без соответствующих физиологических процессов и вместе с тем первое не сводимо к последнему.

9) И.М. Сеченов. Впервые об этом на новом уровне развития психологической науки обоснованно заговорил выдающийся физиолог Иван Михайлович Сеченов (1829 - 1905). Психофизическая проблема Принадлежность каждого психического процесса конкретному индивиду, в жизнь которого он включается как переживание, и отношение его к внешнему предметному миру, который он отражает, свидетельствуют о связи психического с физическим и ставят так называемую психофизическую проблему, т. е. вопрос о взаимоотношении психического и физического. Различное решение этого вопроса служит основным водоразделом между материализмом и идеализмом. Материализм утверждает первичность материи и рассматривает психику, сознание, дух, идею как нечто производное; идеализм разных видов и толков, наоборот, утверждает первенство и независимость идеи, духа, сознания, психики. С тех пор как Декарт резко противопоставил друг другу материю и дух как две различные субстанции, психофизическая проблема приобрела особенную остроту. В принципе, в философском плане душа и тело, психика и организм были дуалистически разъединены. Между тем факты сначала обыденной жизни, а затем и данные все более углубленного научного исследования на каждом шагу свидетельствовали о наличии между ними определенных взаимоотношений. Особенно яркие доказательства взаимосвязи психики и организма дали генетическое исследование и патология. Изучение развития нервной системы в филогенезе с показательной ясностью вскрыло соответствие между уровнем развития центральной нервной системы и психики. Изучение патологических случаев, особенно нарушения деятельности различных участков коры больших полушарий головного мозга, которые влекли за собой выпадение или нарушение психических функций, с полной доказательностью установило зависимость, существующую между психикой и деятельностью коры. Наконец, и в пределах нормального функционирования организма многообразно обнаруживается взаимосвязь в изменении физиологических и психологических функций. Эти факты нужно было теоретически интерпретировать, чтобы согласовать их с философскими предпосылками. В этих целях на основе дуалистических предпосылок, установленных Декартом, были выдвинуты две основные теории: теория психофизического параллелизма и теория взаимодействия. Обе эти теории исходят из внешнего противопоставления психических и физических процессов; в этом противопоставлении и заключается их основной порок. Этим дуалистическим теориям, господствовавшим в традиционной психологии, противопоставляются теории тожества. Теории тожества сводят психическое к физическому или, наоборот, физическое к психическому. Сведение психического к физическому лежит в основе поведенческой психологии. С точки зрения этой механистической психологии данные сознания могут быть без остаточно сведены к физиологическим процессам и в конце концов описаны в тех же терминах механики и химии, что и физические данные; они не являются своеобразным видом существования. Это позиция вульгарного механистического материализма. Она совершенно не в состоянии объяснить те в высшей степени сложные взаимоотношения между мозгом и психикой, которые раскрыла современная психоневрология. Наряду с этой механистической теорией выступает и идеалистическая теория тожества в духе феноменализма или откровенного спиритуализма. В противовес как дуализму, противопоставляющему психическое и физическое, так и учению о тожестве психического и физического в духе механистического материализма у одних, спиритуализма у других, советская психология исходит из их единства, внутри которого и психическое и физическое сохраняют свои специфические свойства. Принцип психофизического единства - первый основной принцип советской психологии. Внутри этого единства определяющими являются материальные основы психики; но психическое сохраняет свое качественное своеобразие; оно не сводится к физическим свойствам материи и не превращается в бездейственный эпифеномен. Признанием этих общих философских положений дело психологии в разрешении психофизической проблемы не заканчивается. Не достаточно признать принцип психофизического единства как руководящее начало, надо конкретно реализовать его. Это трудная задача, о чем свидетельствуют многократные попытки как со стороны психологов, так и со стороны физиологов разрешить эту задачу.

Психический процесс, который принципиально не сводится к только нервному физиологическому процессу, выступает по большей части как действие, направленное на разрешение задачи, предмет и условия которой заданы прямо или косвенно, непосредственно или опосредованно предметным миром. Природа этой задачи определяет характер неврологических механизмов, которые включаются в процесс ее разрешения. Это положение отчетливо выступает, например, в правильно поставленном психофизиологическом исследовании движения, которое показывает, что с изменением задачи, которая разрешалась движением, отношения к ней со стороны субъекта, его мотивации, составляющей внутреннее психологическое содержание действия, изменяется также неврологический уровень и механизмы осуществления движения (см. главу о движении). Действие человека является подлинным психофизическим единством. Таким образом, в плане конкретного исследования преодолеваются вульгарные представления, насквозь пронизанные традиционным дуализмом, согласно которым психические моменты в человеческой деятельности будто бы являются внешними силами, извне управляющими движением, а последнее - чисто физическим образованием, для физиологической характеристики которого безразличен тот психофизический контекст, в который оно включено. Лишь в таком единстве обоих соотношений, в которые включается психика, перестраивается понимание каждого из них, до конца преодолевается психофизический дуализм, непреодолимый, пока каждое из них берется порознь, причем психика, соотносясь, неизбежно противопоставляется мозгу, субстрату или объекту. На самом деле мы в конечном счете имеем не два равноправных и внеположных соотношения. Одно из них в действительности включено в другое и в свою очередь определяет его.

В онтогенезе строение мозга обусловливает возможные для данного индивида формы поведения, его образа жизни; в свою очередь образ жизни обусловливает строение мозга и его функции. Ведущим, определяющим является при этом развитие образа жизни, в процессе перестройки и изменения которого происходит развитие организмов и их органов - в том числе мозга - заодно с их психофизическими функциями.

При переходе от биологических форм существования и жизнедеятельности животных к историческим формам общественно - исторической деятельности у человека изменяются материальные основы, определяющие психику, и она сама. С переходом от биологического развития к историческому у человека психика переходит на новую, высшую, ступень. Этой высшей, качественно специфической ступенью в развитии психики является сознание человека.

С развитием у человека трудовой деятельности, которая материализуется в определенных продуктах, сознание человека, формирующееся и развивающееся в процессе этой деятельности, опосредуется предметным бытием исторически создаваемой материальной и духовной культуры. Будучи "продуктом" мозга, сознание становится историческим продуктом. Генезис сознания неразрывно связан со становлением человеческой личности, с выделением ее из окружающего и противопоставлением ей окружающего как предметного мира, объекта ее деятельности. Становление предметного сознания, в котором субъект противополагается объекту, является по существу не чем иным, как идеальным аспектом становления личности как реального субъекта общественной практики. Сознание предполагает возможность индивида выделить себя из природы и осознать свое отношение к природе, к другим людям и к самому себе. Оно зарождается в процессе материальной деятельности, изменяющей природу, и материального общения между людьми. Получая в речи, в языке форму реального практического существования, сознание человека развивается как продукт общественной жизни индивида.

Психоанализ.

Психоанализ - это психологическая система, предложенная Зигмундом Фрейдом (1856–1939). Возникший вначале как способ лечения неврозов, психоанализ постепенно стал общей теорией психологии. Открытия, сделанные на основании лечения отдельных пациентов, привели к более глубокому пониманию психологических составляющих религии, искусства, мифологии, социальной организации, детского развития и педагогики. Более того, раскрывая влияние бессознательных желаний на физиологию, психоанализ внес значительный вклад в понимание природы психосоматических болезней.

Психоанализ рассматривает человеческую природу с точки зрения конфликта: функционирование человеческой психики отражает борьбу противоположных сил и тенденций. При этом особо подчеркивается влияние бессознательных конфликтов, взаимодействие в психике сил, которые сам индивид не осознает. Психоанализ показывает, как бессознательный конфликт действует на эмоциональную жизнь и самооценку индивида, на его взаимоотношения с другими людьми и социальными институтами.

Источник конфликта кроется в самих условиях человеческого опыта. Человек одновременно и биологическое, и социальное существо. В соответствии со своими биологическими наклонностями он стремится к поиску удовольствия и избегает боль. Это очевидное наблюдение известно как «принцип удовольствия», характеризующий фундаментальную тенденцию человеческой психологии. В организме поддерживается состояние психического возбуждения, заставляющее функционировать таким образом, чтобы получить желаемое удовольствие. Возбуждение, которое побуждает к действию, носит название влечения.

У младенца влечения властные и категорические; ребенок хочет делать то, что доставляет удовольствие, брать то, что хочется, и устранять все, что препятствует достижению цели. Фрустрация, разочарование, гнев и конфликт возникают немедленно, особенно когда человеческая среда пытается за несколько коротких лет цивилизовать и окультурить нового члена общества. Ребенок должен принять запреты, нравы, идеалы и табу того особого мира, в котором он родился. Он должен выучить, что разрешено, а что запрещено, что одобряется, а что наказывается. Импульсы детства уступают давлению взрослого мира неохотно и в лучшем случае неполно. Хотя бульшая часть подобных ранних конфликтов «забывается» (в действительности – вытесняется), многие из этих импульсов и связанных с ними страхов остаются в бессознательной части психики и продолжают оказывать значительное влияние на жизнь человека. Многочисленные психоаналитические наблюдения показали, что детский опыт удовлетворения и фрустрации играет важную роль в формировании личности.

Исторический аспект.

История психоанализа начинается с 1880, когда Й.Брейер, венский врач, сообщил Фрейду, что одна больная, рассказывая о себе, по-видимому, излечилась от симптомов истерии. Под гипнозом она смогла раскрыть глубоко травмирующее событие своей жизни, испытав при этом чрезвычайно сильную эмоциональную реакцию (катарсис), и это привело к смягчению симптомов. Выйдя из гипнотического состояния, пациентка не помнила о том, что рассказывала под гипнозом. Фрейд использовал ту же самую методику с другими пациентами и подтвердил результаты Брейера. Они сообщили о своих наблюдениях в совместной публикации Исследования истерии (Studien ьber Hysterie, 1895), в которой предположили, что симптомы истерии определяются замаскированными воспоминаниями о забытых «травмирующих» событиях. Память об этих событиях исчезает из сознания, но продолжает тем не менее оказывать значительное влияние на пациента. Причину такого исчезновения из сознания Фрейд видел в конфликте между определенными импульсами, связанными с данным событием, и моральными устоями.

По личным причинам Брейер отошел от исследований. Работая независимо, Фрейд обнаружил, что сходный опыт имеет место не только при истерии, но и при неврозе навязчивых состояний сексуальной природы, который нередко возникает в детском возрасте. Все эти переживания вместе носят название «эдипов комплекс». Наказание, которого страшится ребенок, принимает в его воображении форму телесных повреждений, например повреждения гениталий.

Фрейд считал этот комплекс ключевым для неврозов, имея в виду, что желания и страхи эдиповой ситуации те же самые, что и при развитии невроза. Процесс формирования симптома начинается, когда бессознательные детские влечения угрожают прорвать барьер, поставленный вытеснением, и выйти в сознание для реализации, что оказывается неприемлемым для других частей психики как по моральным соображениям, так и из страха наказания. Выход запретных импульсов воспринимается как опасный, психика реагирует на них неприятными симптомами тревоги. Психика может защитить себя от этой опасности, снова и снова изгоняя нежелательные импульсы из сознания, т.е. как бы обновляя акт вытеснения. Если это не удается или удается лишь частично, достигается компромисс. Какие-то неосознаваемые желания все же достигают сознания в ослабленном или искаженном виде, что сопровождается такими знаками самонаказания, как боль, дискомфорт или ограничение активности. Навязчивые мысли, фобии и истерические симптомы возникают как компромисс между конфликтующими силами психики. Таким образом, согласно Фрейду, у невротических симптомов есть смысл: в символический форме они отражают безуспешные попытки личности разрешить внутренние противоречия.

Психоаналитическая теория рассматривает и другие феномены, раскрывающие природу компромисса между различными конфликтующими тенденциями в психике; это могут быть оговорки, суеверия, определенные религиозные ритуалы, забывание имен, потеря предметов, выбор одежды и мебели, выбор профессии, любимое занятие и даже определенные черты характера.

После Первой мировой войны психоанализ не только революционизировал всю психиатрию и психотерапию, но и внес много нового в исследования человека и его мотивационной сферы. Такие психоаналитические понятия, как «оговорки по Фрейду», «рационализация», «сублимация», «вытеснение», «амбивалентность» и «замещение», вошли даже в обыденный язык.

Некоторые из первых учеников Фрейда, прежде всего Карл Юнг (1875–1961) и Альфред Адлер (1870–1937), использовали психоанализ как отправную точку для развития собственных психологических концепций. Юнг во многом иначе, чем Фрейд, трактовал природу влечений. Кроме личных конфликтов индивида, имеют значение культурно обусловленные и бессознательно передающиеся символические представления основных «тем» человеческого существования. Согласно его концепции, в центре индивидуального опыта присутствуют постоянно появляющиеся мифологические темы, общие для всего человечества. В основе всех борющихся тенденций в жизни личности лежат архетипические (первичные) образы, конфликтующие между собой. Идея Юнга о передаче бессознательных фантазий через коллективное бессознательное, казалась Фрейду и его последователям чисто теоретической и даже мистической.

Альфред Адлер считал, что фрейдовский психоанализ недооценивает роль социальных факторов, подчеркивая первичность сексуальных влечений. Причины индивидуальных конфликтов он связывал с более поверхностно лежащими факторами, особенно с чувством неполноценности и ощущением неопределенности своего социального статуса, физических способностей или сексуальных возможностей. Многие из представлений Адлера внесли вклад в дальнейшее развитие концепций самооценки и особенно в анализ ее нарушений при т.н. нарциссических личностных расстройствах.

Отто Ранк (1884–1939) был поражен открытиями, которые были сделаны в ходе исследования отрицательных последствий разлуки ребенка с матерью. Он развил гипотезу Фрейда о травме рождения как прототипе тревожной ситуации и предложил систему психотерапии, основанную на преодолении травмы разлуки. Ранк считал волю решающим фактором в отношениях между пациентом и психоаналитиком, и его система психотерапии известна как терапия воли.

Дальнейшее развитие психоанализа. Приход к власти нацистов заставил многих европейских психоаналитиков эмигрировать в США, куда и переместился центр психоаналитической мысли. В этот периода ведущими учеными-психоаналитиками были Х.Хартман (1894–1970), Э.Крис (1900–1957) и Р.Левенштейн (1898–1976). В ряде совместных публикаций они сформулировали основные положения психоанализа как фундамента общей психологии. Развитие хартмановского понятия адаптивной функции «Эго» способствовало формулировке основополагающих рабочих гипотез о природе влечений, созревании и развитии психического аппарата. Свой вклад в эти теории внесла вклад и дочь Фрейда – Анна Фрейд (1895–1982), занимавшаяся психоанализом детей и долгосрочными исследованиями детского развития. Она проанализировала различные средства, которыми «Эго» защищается от угрозы вторжения нежелательных бессознательных импульсов.

Главная тема современных психоаналитических исследований – это значение привязанности младенца к матери. Проблемы, возникающие на этой стадии прежде всего из-за холодности или безразличия матери, могут сыграть решающую роль в возникновении тяжелых личностных расстройств. Взаимодействие матери и ребенка, по-видимому, является критическим для развития личности и самооценки.

Основные принципы психоанализа.

Психоанализ основан на нескольких фундаментальных принципах. Первый из них – принцип детерминизма. Психоанализ предполагает, что ни одно событие в психической жизни не является случайным, произвольным, ни с чем не связанным феноменом. Мысли, чувства и импульсы, которые осознаются, рассматриваются как события в цепи причинно-следственных отношений, определяемых ранним детским опытом индивида. С помощью специальных методов исследования, в основном через свободные ассоциации и анализ сновидений, можно выявить связь между текущим психическим опытом и событиями прошлого.

Второй принцип носит название топографического подхода. Каждый психический элемент оценивается по критерию его доступности для сознания. Процесс вытеснения, при котором определенные психические элементы удаляются из сознания, свидетельствует о постоянных усилиях той части психики, которая не позволяет их осознать.

Согласно динамическому принципу, психика побуждается к действию сексуальными и агрессивными импульсами, которые являются частью общего биологического наследия. Эти влечения отличаются от инстинктивного поведения животных. Инстинкт у животных – стереотипный ответ, обычно явно направленный на выживание и вызываемый особыми стимулами в особых ситуациях. В психоанализе влечение рассматривается как состояние нервного возбуждения в ответ на стимулы, побуждающие психику к действию, направленному на снятие напряжения.

Четвертый принцип был назван генетическим подходом. Характеризующие взрослых конфликты, черты личности, невротические симптомы и психологические структуры в целом восходят к критическим событиям, желаниям и фантазиям детства. По контрасту с более ранними концепциями детерминизма и топографическим и динамическим подходами, генетический подход – не теория, а эмпирическое открытие, постоянно подтверждающееся во всех психоаналитических ситуациях. Суть его можно выразить просто: какие бы пути ни открывались индивиду, он не может уйти от своего детства.

Хотя психоаналитическая теория не отрицает возможного влияния наследственных биологических факторов, упор в ней делается на «критические события», особенно на последствия того, что происходило в раннем детстве. Что бы ни испытывал ребенок – болезнь, несчастный случай, утрату, наслаждение, жестокое обращение, совращение, покинутость, – в дальнейшем это каким-то образом скажется на его природных способностях и личностной структуре.

Влияние каждой конкретной жизненной ситуации зависит от стадии развития индивида. Самый ранний психологический опыт младенца – глобальное сенсорное воздействие. В этой фазе еще нет дифференциации Я и остального мира, младенец не понимает, где его тело, а где все остальное. Представление о себе самом как о чем-то независимом, развивается в два–три года. Отдельные предметы внешнего мира, такие как одеяло или мягкая игрушка, в одно время могут восприниматься как часть самого себя, а в другое – как часть внешнего мира.

На начальной стадии развития индивид находится в состоянии т.н. «первичного нарциссизма». Вскоре, однако, другие люди начинают восприниматься как источники пищи, ласки и защиты. В самой сердцевине человеческой личности остается значительный компонент детской сосредоточенности на самом себе, но потребность в других – желание любить, доставлять удовольствие, становиться похожим на тех, кого любишь и кем восхищаешься, – содействует переходу от детского нарциссизма к зрелости взрослого. При благоприятных условиях к шести–семи годам ребенок постепенно преодолевает большинство враждебных и эротических импульсов эдиповой фазы и начинает идентифицировать себя с родителем своего пола. Наступает относительно спокойная фаза процесса развития, т.н. латентный период. Теперь ребенок социализируется, и в этот же период обычно начинается формальное обучение. Данная стадия длится вплоть до полового созревания в подростковом возрасте – периода быстрых физиологических и психологических изменений. Трансформации, происходящие в этом возрасте, во многом определяют, как взрослый воспринимает самого себя. Снова пробуждаются детские конфликты, и делается вторая попытка их преодолеть. Если она оказывается успешной, у индивида формируется взрослая идентификация, соответствующая его половой роли, моральной ответственности и тому делу или той профессии, которые он выбрал; в противном случае он будет предрасположен к развитию психических расстройств. В зависимости от конституциональных факторов и индивидуального опыта психопатология может принимать форму задержек развития, патологических черт характера, психоневрозов, извращений или более серьезных нарушений вплоть до тяжелых психических заболеваний.

Заключение

Появление психики и развитие новых форм ее всегда связано с появлением и развитием новых форм жизни, новых форм существования. Так, в частности, появление и развитие сознания - этой высшей специфически человеческой формы психики - связано с развитием общественной жизни.

При разрешении психофизической проблемы, с одной стороны, необходимо вскрыть органически - функциональную зависимость психики от мозга, от нервной системы, от органического "субстрата" психофизических функций: психика, сознание, мысль - функции мозга"; с другой - в соответствии со специфической природой психики как отражения бытия - необходимо учесть зависимость ее от объекта, с которым субъект вступает в действенный и познавательный контакт: сознание - осознанное бытие. Мозг, нервная система составляют материальный субстрат психики, но для психики не менее существенно отношение к материальному объекту, который она отражает. Отражая бытие, существующее вне и независимо от субъекта, психика выходит за пределы внутриорганических отношений. Вульгарный материализм пытается свести решение психофизической проблемы к одной лишь первой зависимости. В результате приходят к представлению об однозначной детерминированности сознания изнутри одними лишь внутриорганическими зависимостями. В какие бы модные одежды такая трактовка психофизической проблемы ни рядилась, принципиально она не выходит за пределы старой мудрости Л. Бюхнера и Я. Молешотта. Вместе с Д. И. Писаревым и его западноевропейскими единомышленниками, отожествившими мышление с выделением желчи и мочи, вульгарные материалисты забывают о специфике психики; являясь отражением мира, она принципиально выходит за пределы лишь внутриорганических отношений. Поскольку психика - отражение действительности, поскольку сознание - это осознанное бытие, они не могут не детерминироваться также своим объектом, предметным содержанием мысли, осознаваемым бытием, всем миром, с которым человек вступает в действенный и познавательный контакт, а не только лишь одними отправлениями его организма как таковыми. Иногда - особенно отчетливо у Б. Спинозы - этот второй гносеологический аспект психофизической проблемы, выражающийся в зависимости сознания от объекта, вытесняет или подменяет первую функционально - органическую связь психики с ее "субстратом". Единство души и тела, с точки зрения Спинозы, основывается на том, что тело индивида является объектом его души. "Что душа соединена с телом, это мы доказали из того, что тело составляет объект души". В попытке так установить психофизическое единство реальная связь структуры и функции подменяется идеальной, гносеологической связью идеи и ее объекта. В отличие как от одной, так и от другой из этих попыток разрешить психофизическую проблему в плане только одной из двух зависимостей, действительное ее разрешение требует включения обеих. Первая связь психики и ее субстрата раскрывается как отношение строения и функции; она, как будет видно дальше, определяется положением о единстве и взаимосвязи строения и функции. Вторая связь - это связь сознания как отражения, как знания, с объектом, который в нем отражается. Она определяется положением о единстве субъективного и объективного, в котором внешнее, объективное опосредует и определяет внутреннее, субъективное. Речь при этом, очевидно, не может идти о рядоположном существовании двух разнородных и между собой никак не связанных детерминации. Ведущая роль принадлежит здесь связи индивида с миром, с которым он вступает в действенный и познавательный контакт. Оба выделенные анализом соотношения, детерминирующие психику, включаются в единый контекст, которым они в целом и определяются. Для разрешения психофизической проблемы особенно существенно правильно их соотнести.

Литература:

1. Александров, Ю.И. Основы психофизиологии/ отв. ред. Александров Ю.И. М.: ИНФРА-М, 1997, 432 с.

2. Братуся, Б.С. Общая психология: в 7 т. / Под ред. Б.С. Братуся. Том 1. Введение в психологию. - М., 2007.- 463.

3. Греченко, Т.К. Психофизиология/ Греченко Т.К.- М.: Гардарики, 1999, 356 с.

4. Гиппенрейтер, Ю.Б. Психофизическая проблема/ Гиппенрейтер Ю.Б. -http://www.psychology-online.net/articles/doc-715.html

5. Гиппенрейтер, Ю.Б. Введение в общую психологию/ Гиппенрейтер Ю.Б. - М., 2000. - 327.

6. Кроль, В. Психофизиология человека/ Кроль В. - Изд: СПб.: Питер, 2003. – 304.

7. Пономарев, Я.А. Психофизическая проблема/ Пономарев Я.А.- // Психика и интуиция. М.: Воронеж, 1999

8. Поппер, К. Знание и психофизическая проблема. В защиту взаимодействия/ Поппер К. – Изд.: ЛКИ, 2008. – 256.

9. Соколова, Е.Е. Психофизическая и психофизиологическая проблемы/ http://www.psychology-online.net/articles/doc-1190.html