--PAGE_BREAK--Кысь, рассказ о которой создан как народная легенда, например, можно сравнить страшные рассказы о леших, водяных и прочей нечисти, которой изобилует русский фольклор: «В тех лесах, старые люди сказывают, живет кысь. Сидит она на темных ветвях и кричит так дико и жалобно: кы-ысь! кы-ысь! — а видеть ее никто не может. Пойдет человек так вот в лес, а она ему на шею-то сзади: хоп! и хребтину зубами: хрусь! — а когтем главную-то жилочку нащупает и перервет, и весь разум из человека и выйдет».
Если же говорить о значении этого образа, некоторые исследователи считают, что Кысь — это сочетание всех низменных инстинктов в человеческой душе. Другие говорят, что Кысь — прообраз русской мятущейся души, которая вечно ставит перед собой вопросы и вечно ищет на них ответы. Не случайно именно в минуты, когда Бенедикт начинает задумываться о смысле бытия, ему кажется, будто к нему подкрадывается Кысь. Наверное, Кысь — что-то среднее между прообразом вечной русской тоски (а Кысь кричит в романе очень тоскливо, грустно) и человеческим невежеством.
Другой, не менее важный для романа образ – белая Княжья Птица Паулин:
«А глаза у той Птицы Паулин в пол-лица, а рот человечий, красный. А красоты она таковой, Княжья Птица-то, что нет ей от самой себя покою: тулово белым резным пером укрыто, а хвост на семь аршин, как сеть плетеная висит, как марь кружевная. Птица Паулин голову все повертывает, саму себя все осматривает, и всю себя, ненаглядную, целует. И никому из людей от той белой птицы отродясь никакого вреда не бывало, нет, и не будет. Аминь».
Их образы как будто остаются за рамками основного сюжетного повествования, но упоминаются настолько часто, что можно понять: Кысь является нематериализованным воплощением бессознательных человеческих страхов, а Княжья Птица Паулин – отображением их надежд и подсознательной жажды красоты жизни. Таким образом преломленный в воображении Ад и Рай. В придуманном же мире общество находится на примитивном научном уровне. В результате Взрыва повредился сам язык, пропала грамотность, все слова с абстрактным значением и иноземного происхождения искажены. В Федоре-Кузьмичске бытуют древние мифологические представления о мире (вера в лешего, русалку, лыко заговоренное, Рыло, поэтичный миф о Княжьей Птице Паулин).
Роман «Кысь» отчасти создан по мотивам устного народного творчества. Традиционным для волшебной сказки является мотив запрета, его нарушение непременно ведет за собой кару. В романе – это запрет на хранение и чтение печатных книг, якобы зараженных радиацией и опасных для жизни. Мотив выгодной женитьбы превалирует в русских народных сказках – принцесса и полцарства в придачу. В нашем случае это красавица Оленька – дочь Главного санитара, «грозного Кудеяра Кудеярыча», у которого «когти на ногах», что вызывает аллюзию на образы чудовищ из русских сказок.
Цитирование фольклорного текста – элемент создания особого стиля романа. Авторское переосмысление фольклорных образов, мотивов и сюжетов помогает раскрыть глубину поэтики произведения.
2.2 Цитатный слой романа: основные источники интертекста
2.2.1 Собственно цитата
Художественное пространство в романе «Кысь» представляет собой плотный прецедентный текст, включающий в большей степени поэтические неатрибутированные цитаты, аллюзии и центоны из произведений А. Пушкина, М. Лермонтова, О. Мандельштама, А. Блока, М. Цветаевой, В. Маяковского, Б. Пастернака, С. Есенина, И. Анненского, Б. Окуджавы, Б. Гребенщикова и многих других.
По Н.А. Фатеевой, цитата — «воспроизведение двух и более компонентов текста-донора с собственной предикацией. Цитата активно нацелена на «выпуклую радость узнавания». Однако эта заданность может быть как эксплицитной, так и имплицитной. Поэтому цитаты можно типологизировать по степени их атрибутированности к исходному тексту, а именно по тому, оказывается ли интертекстуальная связь выявленным фактором авторского построения и читательского текста или нет» [ Фатеева, 1998: 28]
Наиболее часто интертекстуальные взаимодействия в романе актуализируются в виде цитат и иного рода отсылок к текстам художественных произведений. Попытаемся выделить несколько групп цитат в зависимости от источника:
Из художественных произведений
(см. Приложение)
· А.С. Пушкин:
«На всех стихиях человек –
Тиран, предатель, или узник».
«А-а, брат пушкин! Ага! Тоже свое сочинение от грызунов берег! Он напишет, – а они съедят, он напишет, а они съедят! То-то он тревожился! То-то туда-сюда по снегу разъезжал, по ледяной пустыне! Колокольчик динь-динь-динь! Запряжет перерожденца да и в степь! Свое припрятывал, искал, где уберечь!
Ни огня, ни темной хаты,
Глушь и снег, навстречу мне
Только версты полосаты
Попадаются одне!»
· М.Ю. Лермонтов (из И.Гёте):
«Вот намедни Бенедикт перебелял:
Горные вершины
Спят во тьме ночной;
Тихие долины
Полны свежей мглой;
Не пылит дорога,
Не дрожат листы…
Подожди немного,
Отдохнешь и ты.
Тут все и дураку ясно».
· Осип Мандельштам:
«Бессонница. Гомер. Тугие паруса.
Я список кораблей прочел до середины:
Сей длинный выводок, сей поезд журавлиный,
Что над Элладою когда-то поднялся…
— здеся только крякнешь и в бороде почешешь».
· Александр Блок:
«Кузьмич сочинил:
О весна без конца и без краю!
Без конца и без краю мечта!
Узнаю тебя, жизнь, принимаю,
И приветствую звоном щита!
Только почему «звоном щита». Ведь щит-то для указов – деревянный».
· Марина Цветаева:
«…стихи Федора Кузьмича, слава ему, из малопонятных, вспомнились:
В черном небе – слова начертаны –
И ослепли глаза прекрасные…
И не страшно нам ложе смертное,
И не сладко нам ложе страстное.
В поте – пишущий, в поте – пашущий!
Нам знакомо иное рвение:
Легкий огнь, над кудрями пляшущий, -
Дуновение – вдохновения!»
· Яков Полонский:
«От зари роскошный холод
Проникает в сад,
— сочинил Федор Кузьмич. Садов у нас, конешно, нету, это разве у мурзы какого, а что холодно,– это да… Проникает.»
· Ф.И. Тютчев:
«Зима недаром злится –
Прошла ее пора,
Весна в окно стучится
И гонит со двора».
· Григорий Марговский:
«После полуночи сердце пирует,
Взяв на прикус серебристую мышь!»
· Иннокентий Анненский:
«Федор Кузьмич, слава ему, сочинил:
Не потому, что от нее светло,
А потому, что с ней не надо света.
Никакого света с ней не надо, а даже наоборот: Бенедикт как к ней придет, сразу свечку задует…»
· К.Д. Бальмонт:
«Хочу быть дерзким, хочу быть смелым,
Хочу одежды с тебя сорвать!
Хочешь – дак и сорви, кто мешает?»
· Дмитрий Травин:
«…али желчь, и грусть, и горесть, и пустота глаза осушат, и тоже слов
ищешь, а вот они:
Но разве мир не одинаков
В веках, и ныне, и всегда,
От каббалы халдейских знаков
До неба, где горит звезда?
Все та же мудрость, мудрость праха,
И в ней – все тот же наш двойник:
Тоски, бессилия и страха
Через века глядящий лик!»
· Борис Пастернак:
«А вставляют его, день-то этот, в феврале, и стих есть такой:
Февраль! Достать чернил и плакать!»
· Николай Заболоцкий:
«О мир, свернись одним кварталом,
Одной разбитой мостовой,
Одним проплеванным амбаром,
Одной мышиною норой!»..
· Максимилиан Волошин:
«На столе книг куча понаразложена. Ну, все. Все теперь его. Осторожно открыл одну:
Весь трепет жизни, всех веков и рас,
Живет в тебе. Всегда. Теперь. Сейчас.
Стихи. Захлопнул, другую листанул».
· Владимир Соловьев:
«Каким ты хочешь быть Востоком:
Востоком Ксеркса иль Христа?»
Т. Толстая часто использует цитату как «точное воспроизведение какого-либо чужого фрагмента текста», но при этом полностью меняется смысл. Как отмечает И.В. Фоменко, «преобразование и формирование смыслов авторского текста и есть главная функция цитаты» [ Фоменко, 1998: 73]. Как мы видим из вышеперечисленных примеров, эта функция цитаты реализуется прежде всего за счет её комического переосмысления. В «Кыси» автором представленных «чужих» текстов является Федор Кузьмич. Большинство из них не имеют атрибуции, так как истинный автор строк не упоминается.
Цитаты из произведений устного народного творчества
(в основном используются тексты сказок, поговорок и пословиц):
· «Ежели икота напала, скажешь три раза:
Икота, икота,
Иди на Федота,
С Федота на Якова,
С Якова на всякого,
— она и уйдет».
· «Бенедикт сел за стол, поправил свечу, поплевал на письменную палочку, брови поднял, шею вытянул и глянул в свиток: что нынче перебелять досталось. А достались «Сказки Федора Кузьмича».
— «Жили были дед да баба, — строчил Бенедикт, — и была у них курочка Ряба. Снесла раз курочка яичко, не простое, а золотое…» Да, Последствия! У всех Последствия!»
· «Сел перебелять новую сказку: «Колобок». Смешная такая история, ужасти. Этот колобок и от бабушки ушел, и от дедушки ушел, и от медведя, и от волка. По лесу знай себе катался. Песенки пел веселые, с прибаутками: «Я колобок-колобок, по амбару метен, по сусеку скребен, на сметане мешен, на окошке стужен!»
· «Сами приходите. Сядем рядком, поговорим ладком… Покушаем…»
· «А вот плохо ты читал! Тянет дед репку, а вытянуть не может. Позвал бабку. Тянут-потянут, вытянуть не могут. Еще других позвали. Без толку. Позвали мышку, — и вытянули репку. Как сие понимать? А так и понимать, что без мыши – никуда. Мышь – наша опора!»
· «И Бенедикт лежал укутанный, давился бульоном и слезами, а тесть, осветив страницы глазами, водя пальцем по строчкам, важным, толстым голосом читал:
Ко-мар пи-щит,
Под ним дуб тре-щит,
Виндадоры, виндадоры,
Виндадорушки мои!»
Цитаты из текстов песен
· «Степь да степь кругом,
Путь далек лежит!
В той степи глухой
Умирал ямщик!»
(Русская народная песня).
· «Что – прелесть ее ручек!..
Что – жар ее перин!.. –
Давай, брат, отрешимся,
Давай, брат, воспарим!»
(Б. Окуджава, «Песенка о дальней дороге»).
· «Горит пламя, не чадит,
Надолго ль хватит?
Она меня не щадит, -
Тратит меня, тратит».
(Б. Окуджава, «Горит пламя, не чадит…»).
· «Сердце красавицы!
Склонно к измене!
И к перемене!
Как ветер мая!!!»
(Джузеппе Верди, Песенка Герцога из оперы «Риголетто»).
· «…так ноги на месте не устоят, сами в пляс пустятся. А и еще есть хорошие. «Вот идут Иван да Данила». «Миллион алых розг». «Из-за острова на стрежень». «А я люблю женатого». И много еще».
(Б. Гребенщиков, песня «Иван и Данило», А. Пугачева «Миллион алых роз», Д. Садовников «Из-за острова на стержень», М. Колчанов и Н. Доризо «А я люблю женатого).
2.2.2 Аллюзии в романе «Кысь»
Одним из самых заметных семантических приемов в произведении становится прием аллюзии.
Аллюзия (от лат. аllusion — намек, шутка) — в литературе, ораторской и разговорной речи отсылка к известному высказыванию, факту литературной, исторической, а чаще политической жизни либо к художественному произведению"
Аллюзии, встречающиеся в тексте романа, чаще всего неатрибутированные. По своей внутренней структуре построения межтекстового отношения они лучше всего выполняют функцию открытия нового в старом. Такова реплика Никиты Иваныча:
· «Но слово, начертанное в них, тверже меди и долговечней пирамид».
В данной строке присутствует не один предтекст: в первой части фигурируют элементы стихотворения М. Цветаевой «В черном небе — слова начертаны» из цикла «Версты II», вторая – отсылает к нескольким авторам. В стихотворении М.В. Ломоносова находим: «Я знак бессмертия себе воздвигнул / Превыше пирамид и крепче меди».
В «Памятнике» Г. Державина присутствуют следующие строки: «Я памятник себе воздвиг чудесный, вечный / Металлов тверже он и выше пирамид».
Список дополняют поэты: В.В. Капнист («Я памятник себе воздвигнул долговечный; Превыше пирамид и крепче меди он»), А.А. Фет («Воздвиг я памятник вечнее меди прочной / И зданий царственных превыше пирамид»), Тучков («Я памятник себе поставил / Превыше царских пирамид / Я имя тем свое прославил. / Его великолепный вид, / Который тверже меди зрится») и другие.
У Т. Толстой встречается заимствование, при котором частицы прецедентного текста рассредоточены по целой странице. Это цитата из романа Л.Н. Толстого «Анна Каренина». Бенедикт узнает о хранящихся у людей старопечатных книгах. «Открытие» Варвары Лукинишны приводит его в смятение и наполняет сознание беспорядочными мыслями:
· «Переглядываются: у них, может, тоже старая книга под лежанкой припрятана…Двери закроем и достанем… Почитаем. И свеча, при которой…полную тревог и обмана!.. Страх какой!»
Выделенные фрагменты отправляют нас к предтектсу: «И свеча, при которой она читала исполненную тревог, обманов, горя и зла книгу». В этой ситуации текст легко распознается, так как есть признак атрибутивности (описание внешности автора этих строк).
Большое внимание Т. Толстая уделяет номинативной аллюзии, которая несет в себе информацию о литературных, исторических и политических эпохах и персонажах. Слово в современном тексте не может пониматься отдельно, оторвано от всей предыдущей культурной традиции, оно в самом себе несет связь с предшествующими текстами. Аллюзии, заключенные в именах героев и в нарицательных словах, служат средством связи романа с другими текстами, расширяют рамки произведения, позволяют глубже посмотреть на проблему.
Так, интересная аллюзия возникает в имени жены Бенедикта Оленьки. Это явный намек на пушкинскую Ольгу в «Евгении Онегине». Её особенностями являются ее женская природа, отсутствие интереса ко всему, что выходит за рамки быта. Она красива, но глупа, живет интересами мужчины. В первоначальном восприятии Бенедикта Оленька обманывает наши ожидания, связанные с ее именем: она таинственна, загадочна, но с замужеством весь этот ореол стирается.
Аллюзия содержится и в имени Никиты Иваныча. Его способность добывать огонь — отсылка к Прометею, и к сказочным огнедышащим драконам.
Аллюзии есть не только в именах собственных, но и в нарицательных:
· «Есть у нас малые мурзы, а Федор Кузьмич, — слава ему, — Набольший Мурза, долгих лет ему жизни».
Так, в обозначении начальников словом «мурза» заключена литературная аллюзия. В словаре значение этого слова определено так: «Мурза (тюрк., от перс. «мирза») — титул феодальной знати в Астраханском, Казанском, Касимовском, Крымском и Сибирском ханствах и в Ногайской орде» (БСЭ, т. 17).
Богато аллюзиями слово «санитары»:
· «И в санях — санитары, не к ночи будь помянуты. Скачут они в красных балахонах, на месте глаз — прорези сделаны, и лиц не видать, тьфу, тьфу, тьфу».
Эта лексема содержит отсылки и к историческим, и к литературным фактам. В сознании читателя санитары в большей мере ассоциируются со служащими психбольницы. Также можно провести параллель со служащими органов ГПУ, забиравшими на «лечение» людей, чем-то провинившихся перед властью. Возможен намек и на любые карательные группы людей: палачи, инквизиция, опричники и др. Главная тема этого слова: «лечащие болезнь», поэтому для лучшего понимания смысла слова нужно обратиться к значению слова «Болезнь»:
· "Горло першит или голову ломит — это не Болезнь, боже упаси, боже упаси. Палец переломил или глаз подбил — тоже не Болезнь, боже упаси, боже упаси… А какая он, та Болезнь, и когда придет, и что тогда будет — никому не ведомо".
Несомненны семантические расхождения с общеязыковым значением слова «болезнь». В романе слово «Болезнь» близко по своему значению словарному переносному, но имеет отличия (кроме написания с заглавной буквы). Болезнь в романе — это хранение старопечатных книг, а следовательно, свободомыслие (тот, кто не видел этих книг, не узнает, что все написанное в «книжицах» — самый настоящий плагиат, а не творчество великого Федор-Кузьмича). Все это подрывает авторитет власти, значит, нужно всех, кто видел эти книги, увозить на «лечение». Аллюзия в этом слове историческая – это 30-е годы прошлого века, когда по ночам представители КГБ могли приехать на своем легендарном черном воронке (романная аналогия — красные сани) практически в любой дом, произвести обыск ( в романе: «изъятие») и увезти человека на допрос («лечение»), причем, как и в романе, домой уже, как правило, никто не возвращался.
Простых горожан, населяющих Федор-Кузьмичск, называют "голубчиками". В этом слове заключается намек на официальное обращение к населению СССР: «товарищи». Над становлением казенным слова, передающего личное, теплое отношение субъекта речи, и иронизирует Толстая.
В слове " продолжение
--PAGE_BREAK--Прежние" («Небось из Прежних, по говору чую») возникает культурно-историческая аллюзия, это намек на тех людей, к кругу которых принадлежала Татьяна Толстая. Это интеллигенция, сохранившая связь с русской дореволюционной культурой, почитающая общечеловеческие ценности, н6е принимающая жестокость, бесчеловечность советской власти.
Название другой группы людей, населяющих роман, также представляет интерес. "Перерожденцы" занимают самое низкое положение в социальной лестнице, их используют вместо лошадей
· «А в сани перерожденец запряжен, бежит, валенками топочет, сам бледный, взмыленный, язык наружу. Домчит до рабочей избы и встанет как вкопанный на все четыре ноги, только мохнатые бока ходуном ходят: хы-хы, хы-хы».
Возникает отсылка к роману А. Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ»: «сани и телегу тянут не лошади, а люди — тоже есть слово вридло (временно исполняющий должность лошади)». Также возникает аллюзия на устаревшее сейчас значение этого слова: «тот, кто идейно, политически, морально переродился, изменил передовым взглядам, революционному мировоззрению», как раз такие люди и оказывались в лагерях.
Особый интерес привлекает литературная аллюзия, содержащаяся в слове «дубельт», в ней содержатся размышления автора о творчестве, таланте:
· «Бенедикт постучал валенком по бревну. Звенит; древесина хорошая, легкая. Но плотная. И сухая. Хороший матерьял. — Дубельт? — спросил Бенедикт. — Кто?!?! Старик заругался, заплевался брызгами, глазенки засверкали; чего взбеленился — не пояснил. Красный стал, надулся как свеклец: — Пушкин это! Пушкин! Будущий!…».
Дубельт — это фамилия цензора Пушкина, который известен как свирепый гонитель русской литературы: требовал недопущения к печати сочинений А.С. Пушкина. То, что статую Пушкина делают из дерева под названием «дубельт» подчеркивает связь в русской культуре творчества и гонений, запретов. Это творчество «вопреки».
2.2.3 Реминисценции в произведении Т. Толстой
Выявление реминисценций и цитат необходимо для правильного прочтения текста, оно обнаруживает скрытые глубины в том, что казалось простым, позволяет «расшифровать» то, что казалось загадочным или даже бессмысленным.
Повествователь использует в своем произведении все перечисленные нами виды реминисценций. Безусловно, в романе «Кысь» они приобретают иное смысловое значение, но так или иначе рассчитаны на память и ассоциативное восприятие читателя.
Что касается героев романа, то обильное количество реминисценций с ее разновидностями преобладает в речи Прежнего населения и начинает расти у Бенедикта после прочтения им литературной классики. То же можно сказать и о повествователе: повышение его культурного уровня можно проследить по частоте использования в своей речи крылатых фраз и строк из известных произведений русских литературных классиков (А.С. Пушкин, М. Булгаков, М. Горький, Н.А. Островский). Среди них дословные реминисценции: из молитв: «...Отныне присно и во веки веков...» «… На веке веков, аминь», из сочинений А.С. Пушкина: «...Глаголем жечь сердца людей...» «… Чего тебе надобно, старче?» и т.д.
Наличие в речи повествователя многочисленных реминисценций на произведения А.С.Пушкина свидетельствует о его начитанности, поэтическом вкусе и романтичности. Например, известные строки «Без божества, без вдохновенья, без слез, без жизни, без любви» вызывают в памяти стихотворение А.С. Пушкина «Я помню чудное мгновенье…».
Такие реминисценции дают понять читателю, что повествователь однозначно является современником, и у него существует определенная точка зрения на этот счет. Воспроизводятся самые различные элементы текста. Так, повествователь дословно цитирует целые фразы из произведений различных писателей, например, всем известные строки из стихотворения А.С. Пушкина «Без божества, без вдохновенья, без слез, без жизни, без любви», первые строки из стихотворения Н.А. Некрасова «Тройка» («Что ты жадно глядишь на дорогу…») и из стихотворения Б. Пастернака «Достать чернил и плакать». Реминисценциями становятся и самые маленькие элементы текста. Словосочетание «болезнь в головах» является напоминанием булгаковской цитаты. А известная фраза А. Григорьева «Пушкин – наше все» приобретает у повествователя такую форму: «Ты – наше все, а мы – твое». Известная фраза из стихотворения А.С. Пушкина «Памятник» «К нему не зарастет народная тропа» появляется у повествователя в ином виде: «Думал, не зарастет народная тропа, дак если не пропалывать, так и зарастет».
Примером реминисценций, как невольного воспроизведения автором знакомой фразовой или образной конструкции из других литературных произведений, служит следующая фраза: «С молчаливого согласия равнодушных как раз и творятся же злодейства» (намек на слова Б. Ясенского «Бойся равнодушных – они не убивают и не предают, но так с их молчаливого согласия существуют на земле предательство и ложь»). Использование лексического повтора «думу думает», «рисунки рисует» и т.п. говорит, с одной стороны, о бедности языка повествователя, а с другой стороны, приводит к мысли о поэтическом характере повествователя, его языковом чутье и эрудированности.
2.2.4 Центонные тексты
Следующий тип «собственно интертекстуальности». Центонные тексты представляют собой целый комплекс аллюзий и цитат. В большинстве своем они неатрибутированны. Текст, составленный из вопросительных предложений, передает эмоциональное состояние главного героя:
· «Что в имени тебе моем? Зачем кружится ветр в овраге? Чего, ну чего тебе надобно старче? Что ты жадно глядишь на дорогу? Что тревожишь ты меня? Скучно, Нина! Достать чернил и плакать! Отворите мне темницу! Иль мне в лоб шлагбаум влепит непроворный инвалид? Я здесь! Я невинен! Я с вами! Я с вами!».
Данный центонный текст представляет собой совокупность узнаваемых строк из различных стихотворений пяти известных авторов (Пушкин, Некрасов, Блок, Лермонтов, Пастернак).
Заключение
Проведенное исследование показало, что межтекстовый диалог является определяющим фактором в формировании как смыслового поля, так и поэтики романа Т. Толстой «Кысь». Опираясь на труды зарубежных и отечественных ученых, были определены основополагающие этапы развития теории интертекстуальности, выявлены основные виды, формы и функции интертекстуальных отношений, раскрыты сопутствующие понятия. В качестве базовой в данной работе была выбрана позиция узкого подхода к изучению интертекстуальности. Роман Т. Толстой «Кысь», являясь постмодернистским произведением, содержит вполне конкретные и явные отсылки к предшествующим текстам. Интертекстуальность является одной из важнейших категорий текста романа «Кысь», определяет художественное сознание автора, выступает универсальным способом построения постмодернистского текста, формирует его структуру и содержание, имеет специфические средства выражения.
Текст романа построен по классическим канонам антиутопического жанра. В «Кыси» пространственно-временные приметы, исторический процесс делится на два отрезка, разделенный природным катаклизмом, ограниченное пространство антиутопического общества.
По структуре роман «Кысь» представляет собой сложное образование, в котором соединяются элементы притчи, сказки, былички, анекдота, памфлета, фельетона, утопической легенды, сатирического произведения, стихотворные тексты, что является отличительной чертой антиутопий.
Кроме того, тематика «Кыси» многообразна: социальная утопия человечества, проблемы нравственного разрушения, культурного и национального самоопределения.
В романе Т. Толстой происходит соединение традиционного мифа («древнейшее сказание») и современного существования мифа («неомифа»).
«Кысь» — это авторская интерпретация русского национального мифа, составными частями которого являются государственные праздники, традиции русского народа, литературное наследие нации, отдельно имя Пушкина.
«Кысь» представляет собой «энциклопедию фольклора». В тексте романа присутствуют различные виды фольклорного цитирования: структурный (герои делятся на две группы: представители реального «антимира» и фантастического «мира»), образный (Кысь — зло, Княжья Птица Паулин — добро), прямое цитирование фольклорного произведения, переделка фольклорного текста, его осовременивание и пародирование. Основное функциональное свойство фольклорного интертекста – его комическое переосмысление. Главные герои «домысливают» сказочные сюжеты, дают новые интерпретации в контексте их современности, заново определяют жанр произведений.
Интертекстуальность в романе «Кысь» является приемом создания художественных структур и инструментом анализа. Функциональная роль интертекстуальности состоит в специфической организации текстовой структуры, формы и стиля, в полифонизме, в смысловой открытости и множественности, в ориентации на культурный контекст. Художественное пространство «Кыси» представляет собой плотный прецедентный текст, включающий в большей степени поэтические неатрибутированные цитаты, аллюзии и центоны.
Преобразование и формирование смыслов авторского текста является основной функцией цитаты, в романе Т. Толстой. Часто писательница точно воспроизводит фрагмент поэтического текста, полностью меняя смысловую нагрузку.
Незначительные изменения наблюдаются и в пунктуации цитируемого текста, что вносит в речь героев особую эмоциональность.
Аллюзии в тексте романа содержатся не только в текстовых отрывках, но и в отдельных словах. Номинативная аллюзия несет в себе информацию о литературных, исторических и политических эпохах и персонажах. Т. Толстая, уделяя большое внимание семантике, играет со словом, что отражается в переосмыслении цитат и придумывании нового значения.
Аллюзии, заключенные в именах героев и в нарицательных словах, служат средством связи романа с другими текстами, расширяют рамки произведения, позволяют глубже посмотреть на проблему.
Комическое переосмысление цитаты играет важную роль в раскрытии образа типичного человека из нового антиутопического общества, которому доступны старинные книги. В результате интерпретации Бенедиктом текстов художественной литературы становятся очевидными следующие характеристики героя: примитивность мышления, нежелание вдумываться в смысл очевидных утверждений, безрезультатное чтение огромного количества книг.
Исследование показало, что текст произведения глубоко интертекстуален. Особую роль в романе играют цитаты. Толстая использует выдержки из Библии, отрывки текстов песен, отрывки из русской классики. С помощью цитат поднимаются главные проблемы в романе, и в то же время автор иронизирует, создаёт пародию, показывая тем самым несостоятельность попыток уничтожить слово и литературу.
Список литературы
1. Барт Р. Смерть автора // Избранные работы: Семиотика. Поэтика. – М.: Прогресс, 1989.
2. Барт Р. От произведения к тексту // Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. – М.: Прогресс, 1994. – С.413-422.
3. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. – М.: Советский писатель, 1963. – С.110-146.
4. Бахтин М.М. Проблемы содержания, материала и формы в словесном творчестве // Вопросы литературы и эстетики. – М.: 1975. – С.35.
5. Блок А. Собрание сочинений в 6 т. Т. 3. – М.: 1980. – С.236-304.
6. Державин Г.Р. Сочинения. – М.: Правда, 1985. – С.15.
7. Ерохина М.В. Соловьева О.В. Семантические интерпретации в романе Т. Толстой «Кысь» [Электронный ресурс] // Материалы международной научно-практической конференции «Современная русская литература: проблемы изучения и преподавания» // Режим доступа: http:www.pspu.ru / liter 2005_shtml.
8. Козицкая Е.А. Автоцитация и интертекстуальность // Литературный текст. Проблемы и методы исследования. – Тверь, 1998. – Вып. 4. – С.130-136.
9. Кристева Ю. Бахтин, слово, диалог и роман // Вестн. Моск. Ун-та. Сер. 9. – 1995. – №1. – С. 98-99.
10.Ломоносов М.В. Сочинения. – М.: «Современник», 1987.
11.Лотман Ю.М. Текст в тексте // Ю.М. Лотман Избранные статьи. – Таллин: Александра, 1992. – С. 148-162.
12.Немзер А. Азбука как азбука [Электронный ресурс] // Режим доступа: http: www. guelman. ru/slava/kis/nemzer. htm.
13.Пономарева О.А. «Диалогизм» романа Т.Толстой «Кысь» // Известия Российского государственного педагогического университета им. А.И.Герцена. – СПб., 2007. – №20 – С.160-165.
14.Пронина А. Наследство цивилизации. О романе Т. Толстой «Кысь» // Русская словесность, 2002. – №6. – С.30-33.
15.Пушкин А.С. Сочинения. В 3-х т. Т. 1. – М.: Фора, 1995. – С.24-75.
16.Славникова О. Пушкин с маленькой буквы // Новый мир, 2001. – № 3. – С.381.
17.Толстая Т.Н. Кысь: Роман. – Переиздание. – М.: Подкова, 2003. – 320 с.
18.Фатеева Н.А. Типология интертекстуальных элементов и связей в художественной речи // Изв. АН Серия литературы и языка. – 1998. – №5. – С.25-38.
19.Фоменко И.В. Цитата // Русская словесность. — 1998. — № 1. – С.73-80.
20.Цветаева М.И. Проза. – М.: ЭКСМО-Пресс, 2001. – С.114.
Приложение
1.
Цитаты из художественных произведений
· Вот намедни Бенедикт перебелял:
Горные вершины
Спят во тьме ночной;
Тихие долины
Полны свежей мглой;
Не пылит дорога,
Не дрожат листы...
Подожди немного,
Отдохнешь и ты.
Тут все и дураку ясно».(С.22)
(Цитата из стихотворения И.Гёте в переводе М. Лермонтова)
· «Бессонница. Гомер. Тугие паруса.
Я список кораблей прочел до середины:
Сей длинный выводок, сей поезд журавлиный,
Что над Элладою когда-то поднялся...
— здеся только крякнешь и в бороде почешешь». (С.23)
(Цитата из стихотворения О. Мандельштама)
· «Вот и Федор Кузьмич сочинил:
О весна без конца и без краю!
Без конца и без краю мечта!
Узнаю тебя, жизнь, принимаю,
И приветствую звоном щита!
Только почему «звоном щита…». (С.23)
· «А книгу раскроешь, — и там они, слова, дивные, летучие:
О, город! О, ветер! О, снежные бури!
О, бездна разорванной в клочья лазури!
Я здесь! Я невинен! Я с вами! Я с вами!..» (С.221)
· «Кому назначен темный жребий,
Над тем не властен хоровод.
Он, как звезда, утонет в небе,
И новая звезда взойдет.
Тоже стихи. Господи! Сколько еще всего не читано!». (С.293)
(Цитаты из стихотворений А. Блока)
· «…стихи Федора Кузьмича, слава ему, из малопонятных, вспомнились:
В черном небе — слова начертаны -
И ослепли глаза прекрасные...
И не страшно нам ложе смертное,
И не сладко нам ложе страстное.
В поте — пишущий, в поте — пашущий!
Нам знакомо иное рвение:
Легкий огнь, над кудрями пляшущий, -
Дуновение – вдохновения!» (С.35).
(Цитата из стихотворения М. Цветаевой)
· «Что такое «конь», вы не знаете?
Бенедикт подумал. Еще подумал. Даже покраснел от натуги. Сам сколько раз это слово писал, а как-то не задумывался.
— Должно быть, это мышь.
— Почему вы так думаете?
— А потому что: "али я тебя не холю, али ешь овса не вволю". Точно, мышь.
— Ну а как же тогда: "конь бежит, земля дрожит"?
— Стало быть, крупная мышь. Ведь они как начнут возиться, — другой раз и не уснешь. Ведь помните, Федор Кузьмич, слава ему, тоже пишет: "Жизни мышья беготня, что тревожишь ты меня?» Мышь это, точно». (С.66)
(Цитата из стихотворения А.С. Пушкина «Конь», русская народная сказка «Сивка Бурка»)
· «Нет, я не дорожу мятежным наслажденьем!
— во как Федор Кузьмич, слава ему, выразил. Бенедикт даже изумился: а с чего это он не дорожит-то? Приболел?». (С.105)
(Цитата из стихотворения А.С. Пушкина).
· «Ни огня, ни темной хаты,
Глушь и снег, навстречу мне.
Только версты полосаты
Попадаются одне!». (С.155)
(Из стихотворения А.С. Пушкина).
· «От зари роскошный холод
Проникает в сад,
— сочинил Федор Кузьмич. Садов у нас, конешно, нету, это разве у мурзы какого, а что холодно,– это да… Проникает». (С.48)
(Цитата из стихотворения Я.Полонского).
· «Зима недаром злится –
Прошла ее пора,
Весна в окно стучится
И гонит со двора». (С.96)
(Из стихотворения И.Тютчева).
· «После полуночи сердце пирует,
Взяв на прикус серебристую мышь!». (С.263)
(Цитата из стихотворения Г. Марговского)
· «Федор Кузьмич, слава ему, сочинил:
Не потому, что от нее светло,
А потому, что с ней не надо света.
Никакого света с ней не надо, а даже наоборот: Бенедикт как к ней придет, сразу свечку задует…». (С.103)
(Из стихотворения И. Анненского).
· «Хочу быть дерзким, хочу быть смелым,
Хочу одежды с тебя сорвать!
Хочешь – дак и сорви, кто мешает?» (С.104)
(Цитата из стихотворения К. Бальмонта).
· «О мир, свернись одним кварталом,
Одной разбитой мостовой,
Одним проплеванным амбаром,
Одной мышиною норой!»…(С.283)
(Цитата из стихотворения Н. Заболоцкого).
· «На столе книг куча понаразложена. Ну, все. Все теперь его.
Осторожно открыл одну:
Весь трепет жизни, всех веков и рас,
Живет в тебе. Всегда. Теперь. Сейчас.
Стихи. Захлопнул, другую листанул». (С. 225)
(Цитата из стихотворения М. Волошина)
продолжение
--PAGE_BREAK--