Традиции и новаторство в поэзии Владимира Маяковского
Маяковский впервые вошел в литературу с появлением манифеста «Пощечина общественному вкусу», в котором была изложена программа футуристов. Он не просто входит в литературу, а врывается, вносит в нее коренные изменения. В манифесте он называет футуристов «лицом нашего времени», излагает их предложение «сбросить Пушкина, Достоевского, Толстого и прочих с парохода современности». Говорит о том, что они объявляют «непреодолимую ненависть к существующему до них языку». Требует «увеличение словаря в его объеме произвольными и непроизвольными словами», создавая тем самым «словоновшество».
Футуризм оказал большое влияние на раннее творчество В. Маяковского. Как «словоновшество» поэт, используя традиционные способы образования слов, создает свои, новые формы: изъиздеваюсь, декабрый вечер, любеночек, наслезненные глаза, дождь обрыдал и другие. Коренное изменение внес Маяковский в технику русского стиха. Он установил новые методы рифмовки, которые близки к ораторскому слову. В своей статье «Как делать стихи?» Маяковский писал, что самое характерное слово он ставит в конец строки и подбирает к нему рифму. Маяковский нарушает так называемый силлабо-тонический стих, установленный реформой В. Тредиаковского в начале ХVШ века, и создает тоническое стихосложение, в котором длина стиха определяется количеством полноударных слов.
Маяковский использует лестничное строение стиха, где каждое слово — «ступенька» — имеет логическое ударение и несет определенную смысловую нагрузку. Употребляя, на первый взгляд, обычные лексические единицы, иногда с новыми формами образования, Маяковский сумел создать ошеломляющие метафоры: «грудь испешеходили», то есть исходили взад и вперед, вдоль и поперек. Часто ошеломляющая метафора разворачивается во всю строфу:
Вот — я, весь боль и ушиб.
Вам завещаю я сад фруктовый
моей великой души.
Практически в каждом произведении Маяковского в большом количестве содержатся метафоры — ошеломляющие, овеществляющие, развернутые; различные сравнения — «На цепочке Папомона поведу, как мопса» и другие, неологизмы, гиперболы, реже — прием контактного повтора («Слава, Слава, Слава героям!!!») В тематике всех ранних произведений В. Маяковского есть нечто общее: человек большой любви, страсти, человек «для сердца» оказывается ненужным, неуместным, осмеянным. В них — крик боли, отчаяния, проклятия из-за лжи и подлости окружающего мира. Поэт в ожидании появления настоящего человека: «Опять, тоскою к людям ведомый, иду…». У поэта «тоска к людям», тяга к человеку; но вот, оглядываясь по сторонам, он видит, что перед ним вместо человека — какое-то странное существо, лишенное человеческого облика:
Два аршина безликого розоватого теста:
Хоть бы метка была в уголке вышита.
Нет лиц, нет людей — такова основная мысль многих стихотворений раннего Маяковского.
Через час отсюда в чистый переулок
вытечет по человеку ваш обрюзгший жир…
Жирные, лоснящиеся существа составляют массу окружающих. Если Блок в «Плясках смерти» писал: «Как тяжко мертвецу среди людей…», то о традиции молодого Маяковского можно сказать: как тяжело средь мертвецов живому. Экстраверт Маяковский обращается к людям, но не находит понимания. В этот период доля поэта — характерно обостренное чувство одиночества, близкое к лермонтовскому или есенинскому. Все чаще в ранней лирике проступают тюремные очертания, обозначается образ «жизнь — тюрьма», возникают ассоциации, несущие мысль о несвободе: бог, пойманный арканом в небе; городовые, распятые перекрестком. В стихотворении «Ко всему» этот образ разрастается до огромных размеров:
… вся земля — каторжник с наполовину
выбритой солнцем головой!
Жизнь в ранних стихотворениях Маяковского — несвободная, закованная, перечеркнутая тюремной решеткой.
Полжизни прошло, теперь не вырвешься…
… я в плену. Нет мне выкупа.
Оковала земля, окаянная.
Я бы всех в любви моей выкупал,
да в дома обнесен океан ее!
Жизнь заточена, «океан любви» обнесен в дома — такой предстает действительность в ранней поэзии Маяковского. Вместе с образом тюрьмы, «загона», закованной земли развивается в творчестве Маяковского другой образ, сначала трагически окрашенный, — образ солнца. Солнце у раннего Маяковского часто предстает в мрачном свете. Солнце — мучитель, проливающий кровь людей; солнце, едва просочившись в крохотную щелку, «как маленькая гноящаяся ранка», тут же прячется, тускнеет, побежденное мраком, теснотой. Солнце — «неб самодержец», жирный и рыжий, выезжающий «по тропам крыш». Раннему Маяковскому мерещились «косые скулы океана», он мечтал о необъятных просторах жизни. Образ океана, как и образ солнца в ранние годы творчества, внутренне скован, несвободен. Как солнце заслонено решеткой, так и океан зажат в тиски.
Любовь громадины, «сфинкса» Маяковского — грандиозная, великая:
Любовь мою,
Как апостол во время оно,
По тысячи тысяч разнесу дорог.
Поэт «прекрасно болен», у него «пожар сердца». В поэме «Облако в штанах» любовь необходима, она прекрасна, даже если приносит боль:
…сквозь жизнь я тащу
Миллионы огромных чистых Любовей
И миллион маленьких грязных любят.
Во «Флейте-позвоночнике» звучат ноты отчаяния; разрушение направлено на самого себя: «Все равно я знаю, я скоро сдохну». В стихотворении «Ко всему» Маяковский, называя себя «величайшим Дон-Кихотом» говорит:
Любовь!
Только в моем воспаленном мозгу была ты!
Была… Любовь уходит.
И в поэме «Война и мир» поэт боится оступиться, потерять оставшееся:
Оступлюсь — и последней любовишки кроха
навеки канет в дымный омут
В поэме «Человек» Маяковский — в пламени любви.
… только боль моя острей — стою огнем обвеет,
На несгорающем костре немыслимой любви.
Костер несгорающий, но любовь немыслима, а боль — все острей… И Маяковского бросает в другую стихию. Он переходит к теме искусства поэта, его творчества. Здесь поэт превозносит необузданность, свободу творческой фантазии. Во весь голос заявляет, что он не такой, как все, а фантазия его способна перевернуть весь мир:
Ноктюрн сыграть могли бы
На флейте водосточных труб?
Он — «бесценных слов мот и транжир». Поэт не защищен от грязи окружающего мира, которая взгромоздилась «на бабочку поэтиного сердца». В стихотворении «Эй» ясно видно, что фантазия поэта действительно не знает границ:
Эй! Человек, землю саму
зови на вальс!
Маяковский, в стихотворении «Поэт-рабочий», доказывает, что работа поэта такая же, как и работа токаря, нет разницы между техником и поэтом. Они равны.
Сердца — такие ж моторы.
Душа — такой же хитрый двигатель.
Главная, ведущая тема для молодого Маяковского — поэзия.
Я хочу одной отравы —
пить и пить стихи.
Поэзия поэта неразрывно связана с его жизнью.
Видите — гвоздями слов
прибит к бумаге я.
Оценивая свое творчество как что-то высшее, нечеловеческое, поэт пишет:
Забуду год, день, число.
Запрусь одинокий с листом бумаги я,
Творись, просветленных страданием
слов нечеловечья магия.
Поэзия Маяковского — «нечеловечья магия».