Суп из колбасной палочки

Суп из колбасной палочкиАвтор: Андерсен Г.-Х.

СУП ИЗ КОЛБАСНОЙ ПАЛОЧКИ

1.СУП ИЗ КОЛБАСНОЙ ПАЛОЧКИ

Ну и пир задали нам вчера во дворце! — сказала одна пожилая мышь другой мыши, которой не довелось побывать на придворном пиршестве. Я сиделадвадцать первой от нашего старого мышиного царя, а это не так уж плохо! И чего только там не подавали к столу! Заплесневелый хлеб, кожу от окорока, сальные свечи, колбасу, — а потом все начиналось сызнова. Еды былостолько, что мы словно два обеда съели! А какое у всех было чудесноенастроение, как непринужденно велась беседа, если бы ты только знала! Обстановка была самая домашняя. Мы сгрызли все подчистую, кроме колбасных палочек — это на которых колбасу жарят; о них-то и зашла потом речь, и кто-то вдруг вспомнил про суп из колбасной палочки. Оказалось, чтослышать-то про этот суп слышали все, а вот попробовать его или тем болеесварить самой не приходилось никому. И тогда был предложен замечательныйтост за мышь, которая сумеет сварить суп из колбасной палочки, а значит, сможет стать начальницей приюта для бедных. Ну скажи, разве не остроумнопридумано? А старый мышиный царь поднялся со своего трона и заявил вовсеуслышание, что сделает царицей ту молоденькую мышь, которая сваритсамый вкусный суп из колбасной палочки. Срок он назначил — год и одиндень.
— Ну что ж, срок достаточный, — сказала другая мышь. — Но как же еговарить, этот самый суп, а?
Да, как его варить? Об этом спрашивали все мыши, и молодые и старые.Каждая была бы не прочь попасть в царицы, да только ни у кого не былоохоты странствовать по белу свету, чтобы разузнать, как готовят этотсуп. А без этого не обойтись: сидя дома, рецепта не выдумаешь. Но ведьне всякая мышь может оставить семью и родной уголок; да и житье на чужбине не слишком сладкое: там не отведаешь сырной корки, не понюхаешь кожи от окорока, иной раз придется и поголодать, а чего доброго, и в лапыкошке угодишь.
Многие кандидатки в царицы были так встревожены всеми этими соображениями, что предпочли остаться дома, и лишь четыре мыши, молодые и шустрые, но бедные, стали готовиться к отъезду. Каждая избрала себе одну изчетырех сторон света — авось хоть кому-нибудь повезет, — и каждая запаслась колбасной палочкой, чтобы не забыть по дороге о цели путешествия; ктому же палочка могла заменить дорожный посох.
В начале мая они тронулись в путь и в мае же следующего года вернулись обратно, но не все, а только три; о четвертой не было ни слуху нидуху, а назначенный срок уже близился.
— В любой бочке меда всегда найдется ложка дегтя, — сказал мышиныйцарь, но все-таки велел созвать мышей со всей округи.
Собраться им было приказано в царской кухне; здесь же, отдельно отпрочих, стояли рядом три мыши-путешественницы, а на место пропавшей безвести придворные поставили колбасную палочку, обвитую черным крепом.Всем присутствующим велели молчать, пока не выскажутся путешественницы имышиный царь не объявит своего решения.
Ну, а теперь послушаем.

2.ЧТО ВИДЕЛА И ЧЕМУ НАУЧИЛАСЬ ПЕРВАЯ МЫШЬ ВО ВРЕМЯ СВОЕГО ПУТЕШЕСТВИЯ
— Когда я отправилась странствовать по белу свету, — начала мышка, — я, как и многие мои сверстницы, воображала, что давно уже разжевала ипроглотила всю земную премудрость. Но жизнь показала мне, что я жестокозаблуждалась, и понадобился целый год и один день, чтобы постичь истину.Я отправилась на север и сначала плыла морем на большом корабле. Мне говорили, что коки должны быть изобретательны, однако нашему коку, по-видимому, не было в этом ровно никакой нужды: корабельные трюмы ломилисьот корейки, солонины и прекрасной заплесневелой муки. Жилось мне восхитительно, ничего не скажешь. Но посудите сами — могла ли я там научитьсяварить суп из колбасной палочки? Много дней и ночей мы все плыли и плыли, нас качало и заливало волнами; но в конце концов корабль все-такиприбыл в далекий северный порт, и я выбралась на берег.
Ах, как все это странно: уехать из родного уголка, сесть на корабль, который вскоре становится для тебя родным уголком, и вдруг очутиться засотни миль от родины, в совершенно незнакомой стране! Меня обступилидремучие леса, еловые и березовые, и как ужасно они пахли! Невыносимо! Дикие травы издавали такой пряный запах, что я все чихала и чихала и думала про колбасу. А огромные лесные озера! Подойдешь поближе к воде — она кажется прозрачной, как хрусталь; а отойдешь подальше — и вот ужеона темна, как чернила. В озерах плавали белые лебеди; они держались наводе так неподвижно, что сначала я приняла их за пену, но потом, увидев, как они летают и ходят, сразу поняла, что это птицы; они ведь из гусиного племени, по походке видно, а от родни своей не отречешься! И я поспешила отыскать свою собственную родню — лесных и полевых мышей, хотя они, сказать правду, мало что смыслят по части угощения, а я только за этим ипоехала-то в чужие края. Когда здесь услышали о том, что из колбаснойпалочки можно сварить суп — а разговор об этом пошел по всему лесу, — всем это показалось невозможным, ну а мне-то откуда было знать, что я вту же ночь буду посвящена в тайну супа из колбасной палочки.
Вот несколько эльфов подошли ко мне, и самый знатный сказал, указываяна мою колбасную палочку:
«Это как раз то, что нам нужно. Конец заострен превосходно!»
И чем дольше он смотрел на мой дорожный посох, тем больше восторгалсяим.
«Я, пожалуй, могу одолжить его вам на время, но не навсегда», — сказала я.
«Ну конечно, не навсегда, только на время!» — закричали все, выхватили у меня колбасную палочку и пустились с ней, приплясывая, прямо к томуместу, где зеленел нежный мох; там ее и установили. Эльфам, видно, тожехотелось иметь свой майский шест, а моя колбасная палочка так подошлаим, как будто ее сделали по заказу. Они тут же принялись ее наряжать иубрали на славу. Вот это, скажу вам, было зрелище!
Крошечные паучки обвили шест золотыми нитями и украсили развевающимися флагами и прозрачными тканями. Ткань была такая тонкая и при лунномсвете сияла такой ослепительной белизной, что у меня в глазах зарябило.Потом эльфы собрали с крыльев бабочек разноцветную пыльцу и посыпали еюбелую ткань, и в тот же миг на ней засверкали тысячи цветов и алмазов.Теперь мою колбасную палочку и узнать было нельзя — другого такого майского шеста, наверное, в целом мире не было!
Тут, словно из-под земли, появилась несметная толпа эльфов. На них небыло никакой одежды, но мне они казались еще более красивыми, чем самыенарядные из одетых. Меня тоже пригласили взглянуть на все это великолепие, но только издали, потому что я слишком велика.
«Да так, как мы это только что делали, — сказал с улыбкой самый знатный эльф. — Ты сама все видела, но вряд ли даже узнала свою колбаснуюпалочку».
«Ах, вот о чем они говорят», — подумала я и рассказала им все начистоту: зачем я отправилась путешествовать и чего ждут от меня на родине.
«Ну скажите, — закончила я свой рассказ, — какой будет прок мышиномуцарю и всему нашему великому государству от того, что я видела все этичудеса? Ведь не могу же я вытряхнуть их из колбасной палочки и сказать:»Вот палочка, а вот суп!" Таким блюдом не насытишься, разве что послеобеда".
Тогда эльф провел своим крошечным пальчиком по лепесткам голубой фиалки, потом дотронулся до колбасной палочки и сказал:
«Смотри! Я прикасаюсь к ней, а когда ты вернешься во дворец мышиногоцаря, прикоснись этим своим дорожным посохом к теплой царской груди — итотчас на посохе расцветут фиалки, хотя бы на дворе была самая лютаястужа. Значит, ты вернешься домой не с пустыми руками. А вот тебе и ещекое-что».
Но прежде чем мышка показала это «кое-что», она дотронулась палочкойдо теплой груди мышиного царя — и действительно, в тот же миг на палочкевырос прелестный букет фиалок. Они так благоухали, что мышиный царь приказал нескольким мышам, стоявшим поближе к очагу, сунуть хвосты в огонь, чтобы покурить в комнате паленой шерстью: ведь мыши не любят запаха фиалок, для их тонкого обоняния он невыносим.
— А что еще дал тебе эльф? — спросил мышиный царь.
— Ах, — ответила маленькая мышка, — просто он научил меня одному фокусу.
Тут она повернула колбасную палочку — и все цветы мгновенно исчезли.Теперь мышка держала в лапе простую палочку и, как дирижер поднимая еенад головой, говорила:
— «Фиалки услаждают наше зрение, обоняние и осязание, — сказал эльф,- но ведь остаются еще вкус и слух».
Мышка начала дирижировать, и в тот же миг послышалась музыка, однакосовсем не похожая на ту, которая звучала в лесу на празднике эльфов: этамузыка сразу напомнила всем о шумах в обыкновенной кухне. Вот это былконцерт так концерт! Он начался внезапно — словно ветер вдруг завыл вовсех дымоходах сразу; во всех котлах и горшках вдруг закипела вода и, шипя, полилась через край, а кочерга застучала по медному котлу. Потомстоль же внезапно наступила тишина: слышалось лишь глухое бормотаньечайника, такое странное, что нельзя было понять, закипает он или еготолько что поставили. В маленьком горшке клокотала вода, и в большом тоже, — и они клокотали, не обращая ни малейшего внимания друг на друга, словно обезумели. А мышка размахивала своей палочкой все быстрее и быстрее. Вода в котлах клокотала, шипела и пенилась, ветер дико завывал, атруба гудела: у-у-у! Мышке стало так страшно, что она даже выронила палочку.
— Вот так суп! — воскликнул мышиный царь. — А что будет на второе?
— Это все, — ответила мышка и присела.
— Ну и хватит, — решил мышиный царь. — Послушаем теперь, что скажетвторая мышь.

3.ЧТО РАССКАЗАЛА ВТОРАЯ МЫШЬ

— Я родилась в дворцовой библиотеке, — начала вторая мышь. — Мне ивсему семейству за всю жизнь так ни разу и не удалось побывать в столовой, а уж про кладовку и говорить нечего. Кухню я впервые увидела лишьво время моего путешествия да вот еще сейчас вижу. По правде говоря, вбиблиотеке нам частенько приходилось голодать, но зато мы приобрелибольшие познания. И когда до нас дошли слухи о царской награде за суп изколбасной палочки, моя старая бабушка разыскала одну рукопись. Сама онаэту рукопись, правда, прочитать не могла, но слышала, как ее читали другие, и запомнила такую фразу: «Если ты поэт, то сумеешь сварить суп дажеиз колбасной палочки». Бабушка спросила меня, есть ли у меня поэтическийдар. Я за собой ничего такого не знала, но бабушка заявила, что я непременно должна стать поэтессой. Тогда я спросила, что для этого нужно, — ибо стать поэтессой мне было не легче, чем сварить суп из колбасной палочки. Бабушка прослушала на своем веку множество книг и сказала, чтодля этого нужны три вещи: разум, фантазия и чувство.
«Добудь все это, и ты станешь поэтессой, — закончила она, — а тогданаверняка сваришь суп даже из колбасной палочки».
И вот я отправилась на запад и стала странствовать по свету, чтобыстать поэтессой.
Я знала, что во всяком деле разум — это самое важное, а фантазия ичувство имеют лишь второстепенное значение, — так что прежде всего я решила обзавестись разумом. Но где его искать? «Иди к муравью и набирайсяот него мудрости», — сказал великий царь иудейский, об этом я слышалаеще в библиотеке; я ни разу не остановилась, пока наконец не добраласьдо большого муравейника. Там я притаилась и стала набираться мудрости.
Что за почтенный народ эти муравьи, и до чего же они мудрые! У нихвсе рассчитано до мелочей. «Работать и класть яйца, — говорят муравьи, означает жить в настоящем и заботиться о будущем», — и они так и поступают. Все муравьи делятся на благородных и рабочих. Положение каждого вобществе определяется его номером. У царицы муравьев — номер первый, и сее мнением обязаны соглашаться все муравьи, ибо она уже давным-давнопроглотила всю земную премудрость. Для меня было очень важно узнать обэтом. Царица говорила так много и так умно, что ее речи даже показалисьмне заумными. Она утверждала, например, что во всем мире нет ничего вышеих муравейника, а между тем тут же, рядом с ним, стояло дерево куда более высокое; этого, конечно, никто не мог отрицать, так что приходилосьпросто помалкивать. Как-то раз, вечером, один муравей вскарабкался постволу очень высоко и заблудился на этом дереве; он, правда, не добралсядо верхушки, но залез выше, чем когда-либо залезал любой другой муравей.А когда вернулся домой и стал рассказывать, что на свете есть кое-что иповыше их муравейника, то остальные муравьи сочли его слова оскорбительными для всего муравьиного рода и приговорили наглеца к наморднику идолговременному одиночному заключению. Вскоре после этого на дерево залез другой муравей, совершил такое же путешествие и тоже рассказал освоем открытии, но более осторожно и как-то неопределенно; и потому, чтоон был весьма уважаемый муравей, к тому же из благородных, ему поверили, а когда он умер, ему поставили памятник из яичной скорлупы — в знак уважения к науке.
— Мне часто приходилось видеть, — продолжала мышка, — как муравьи переносят яйца на спине. Однажды муравей уронил яйцо, и как он ни пыталсяподнять его, у него ничего не получалось. Подоспели два других муравьяи, не щадя сил, принялись ему помогать. Но они чуть не уронили своейсобственной ноши, а когда одумались, бросили товарища в беде и убежали, потому что ведь свое добро всякому дороже чужого. Царица муравьев увидела в этом лишнее доказательство тому, что муравьи обладают не толькосердцем, но и разумом. «Оба эти качества ставят нас, муравьев, выше всехразумных существ, — сказала она. — Разум, впрочем, стоит на первом месте, и я наделена им больше всех!» С этими словами царица величественноподнялась на задние лапки, и я проглотила ее; она так отличается от остальных, что ошибиться было невозможно. «Иди к муравью и набирайся у него мудрости!» — я и вобрала в себя мудрость вместе с самой царицей.
Потом я подошла поближе к большому дереву, которое росло у муравейника. Это был высокий, развесистый дуб, должно быть очень старый. Я знала, что на нем живет женщина, которую зовут дриадой. Она рождается, живет иумирает вместе с деревом. Об этом я слышала еще в библиотеке, а теперьсвоими глазами увидела лесную деву. Заметив меня, дриада громко вскрикнула: как и все женщины, она очень боялась нас, мышей; но у нее были наэто гораздо более веские причины, чем у других: ведь я могла перегрызтькорни дерева, от которого зависела ее жизнь. Я заговорила с ней ласковои приветливо и успокоила ее, а она посадила меня на свою нежную ручку.Узнав, зачем я отправилась странствовать по свету, она подсказала мне, что, быть может, я в тот же вечер добуду одно из тех двух сокровищ, которые мне осталось найти. Дриада объяснила, что дух фантазии — ее добрыйприятель, что он прекрасен, как бог любви, и подолгу отдыхает под сеньюзеленых ветвей, а ветви тогда шумят над ними обоими громче обычного. Онназывает ее своей любимой дриадой, говорила она, а ее дуб — своим любимым деревом. Этот узловатый, могучий, великолепный дуб пришелся ему подуше. Его корни уходят глубоко в землю, а ствол и верхушка тянутся высоко к небу, им ведомы и снежные холодные метели, и буйные ветры, и горячие лучи солнца.
«Да, — продолжала дриада, — там, на верхушке дуба, поют птицы и рассказывают о заморских странах. Только один сук на этом дубе засох, и нанем свил себе гнездо аист. Это очень красиво, и к тому же можно послушать рассказы аиста о стране пирамид. Духу фантазии все это очень нравится, а иногда я и сама рассказываю ему о жизни в лесу: о том времени, когда я была еще совсем маленькой, а деревце мое едва поднималось надземлей, так что даже крапива заслоняла от него солнце, и обо всем, чтобыло с тех пор и по сей день, когда дуб вырос и окреп. А теперь послушайменя: спрячься под ясменник и смотри в оба. Когда появится дух фантазии, я при первом же удобном случае вырву у него из крыла перышко. А ты подбери это перо — лучшего нет ни у одного поэта! И больше тебе ничего ненужно».
— Явился дух фантазии, перо было вырвано, и я его получила, — продолжала мышка. — Мне пришлось опустить его в воду и держать там до тех пор, пока оно не размякло, а тогда я его сгрызла, хотя оно было не слишкомудобоваримым. Да, нелегко в наши дни стать поэтом, сначала нужно многочего переварить. Теперь я приобрела не только разум, но и фантазию, а сними мне уже ничего не стоило найти и чувство в нашей собственной библиотеке. Там я слышала, как один великий человек говорил, что существуютроманы, единственное назначение которых — избавлять людей от лишнихслез. Это своего рода губка, всасывающая чувства. Я вспомнила несколькоподобных книг. Они всегда казались мне особенно аппетитными, потому чтобыли так зачитаны и засалены, что, наверное, впитали в себя целое моречувств.
--PAGE_BREAK--Вернувшись на родину, я отправилась домой, в библиотеку, и сразу жевзялась за большой роман — вернее, за его мякоть, или, так сказать, сущность; корку же, то есть переплет, я не тронула. Когда я переварила этотроман, а потом еще один, я вдруг почувствовала, что у меня внутри что-тозашевелилось. Тогда я отъела еще кусочек от третьего романа — и сталапоэтессой. Я так и сказала всем. У меня начались головные боли, колики вживоте — вообще где у меня только не болело! Тогда я стала придумывать: что бы такое рассказать о колбасной палочке? И тотчас же в голове у менязавертелось великое множество всяких палочек — да, у муравьиной царицы, как видно, ум был необыкновенный! Сначала я вдруг ни с того ни с сеговспомнила про человека, который, взяв в рот волшебную палочку, становился невидимкой; потом вспомнила про палочку-выручалочку, потом про то, что «счастье не палка, в руки не возьмешь»; потом — что «всякая палка одвух концах»; наконец про все, чего я боюсь, «как собака палки», и дажепро «палочную дисциплину»! Итак, все мои мысли сосредоточились на всевозможнейших палках и палочках. Если ты поэт, то сумей воспеть и простуюпалку! А я теперь поэтесса, и не хуже других. Отныне я смогу каждый деньугощать вас рассказом о какой-нибудь палочке — это и есть мой суп!
— Послушаем третью, — сказал мышиный царь.
— Пи-и, пи-и! — послышалось за дверью, и в кухню стрелой влетела маленькая мышка, четвертая по счету, — та самая, которую все считали погибшей. Впопыхах она опрокинула колбасную палочку, обвитую черным крепом. Она бежала день и ночь, ехала по железной дороге товарным поездом, на который едва успела вскочить, и все-таки чуть не опоздала. По дорогеона потеряла свою колбасную палочку, но язык сохранила, и вот теперь, вся взъерошенная, протиснулась вперед и сразу же начала говорить, словнотолько ее одну и ждали, только ее и хотели послушать, словно на ней одной весь мир клином сошелся. Она трещала без умолку и появилась так неожиданно, что никто не успел ее остановить вовремя, и мышке удалось выговориться до конца. Что ж, послушаем и мы.

4.ЧТО РАССКАЗАЛА ЧЕТВЕРТАЯ МЫШЬ, КОТОРАЯ ГОВОРИЛА ПОСЛЕ ВТОРОЙ

— Я сразу же направилась в огромный город. Как он называется, я, впрочем, не помню: у меня плохая память на имена. Прямо с вокзала явместе с конфискованными товарами была доставлена в городскую ратушу, аоттуда побежала к тюремщику. Он много рассказывал об узниках, особеннооб одном из них, угодившем в тюрьму за неосторожно сказанные слова. Былосостряпано громкое дело, но в общем-то оно и выеденного яйца не стоило.«Вся эта история — просто суп из колбасной палочки, — заявил тюремщик, но за этот суп бедняге, чего доброго, придется поплатиться головой». Понятно, что я заинтересовалась узником, и, улучив минутку, проскользнулак нему в камеру: ведь нет на свете такой запертой двери, под которой ненашлось бы щели для мышки. У заключенного были большие сверкающие глаза, бледное лицо и длинная борода. Лампа коптила, но стены уже привыкли кэтому и чернее стать не могли. Узник царапал на стене картинки и стихи, белым по черному, но я их не разглядывала. Он, видимо, скучал, и я быладля него желанной гостьей, поэтому он подманивал меня хлебными крошками, посвистывал и говорил мне ласковые слова. Должно быть, он очень мне обрадовался, а я почувствовала к нему расположение, и мы быстро подружились. Он делил со мной хлеб и воду, кормил меня сыром и колбасой — словом, жилось мне там великолепно, но всего приятней мне было, что оночень полюбил меня. Он позволял мне бегать по рукам, даже залезать в рукава и карабкаться по бороде; он называл меня своим маленьким другом. Ия его тоже очень полюбила, ведь истинная любовь должна быть взаимной. Язабыла, зачем отправилась странствовать по свету, забыла и свою колбасную палочку в какой-то щели, — наверное, она там лежит и по сю пору. Ярешила не покидать моего нового друга: ведь уйди я от него, у бедняги неосталось бы никого на свете, а этого он бы не перенес. Впрочем, я-то осталась, да он не остался. Когда мы виделись с ним в последний раз, онказался таким печальным, дал мне двойную порцию хлеба и сырных корок ипослал мне на прощанье воздушный поцелуй. Он ушел — и не вернулся. Ничего больше мне так и не удалось о нем узнать.
Я вспомнила слова тюремщика: «Состряпали суп из колбасной палочки».Он сперва тоже поманил меня к себе, а потом посадил в клетку, котораявертелась, как колесо. Это просто ужас что такое! Бежишь и бежишь, а всени с места, и все над тобой потешаются.
Но у тюремщика была прелестная маленькая внучка с золотистыми кудрями, сияющими глазами и вечно смеющимся ротиком.
— Бедная маленькая мышка, — сказала она однажды, заглянув в мою противную клетку, потом отодвинула железную задвижку — и я тут же выскочилана подоконник, а с него прыгнула в водосточный желоб. «Свободна, свободна, снова свободна!» — ликовала я и даже забыла от радости, зачем я сюдаприбежала.
Однако становилось темно, надвигалась ночь. Я устроилась на ночлег встарой башне, где жили сторож да сова. Сначала я немного опасалась их, особенно совы — она очень похожа на кошку, и, кроме того, у нее естьодин большой порок: как и кошка, она ест мышей. Но ведь кто из нас неошибается! На этот раз ошиблась и я. Сова оказалась весьма почтенной иобразованной особой. Многое повидала она на своем долгом веку, зналабольше, чем сторож, и почти столько же, сколько я. Ее совята принималивсякий пустяк слишком близко к сердцу. «Не варите супа из колбасной палочки, — поучала их в таких случаях старая сова, — не шумите по пустякам», — и больше не бранила их! Она была очень нежной матерью. И я сразуже почувствовала к ней такое доверие, что даже пискнула из своей щели.Это ей очень польстило, и она обещала мне свое покровительство. Ни одному животному она отныне не позволит съесть меня, сказала она, и уж лучшесделает это сама, поближе к зиме, когда больше нечего будет есть.
Сова была очень умная. Она, например, доказала мне, что сторож не могбы трубить, если бы у него не было рога, который висит у него на поясе.А он еще важничает и воображает, что он ничуть не хуже совы! Да что снего взять! Воду он решетом носит! Суп из колбасной палочки!.. Тут-то яи попросила ее сказать, как его надо варить, этот суп. И сова объяснила:«Суп из колбасной палочки — это всего только поговорка; каждый понимаетее по-своему, и каждый думает, что он прав. А если толком во всем разобраться, то никакого супа-то и нет». — «Как нет?» — изумилась я. Вот такновость! Да, истина не всегда приятна, но она превыше всего. То же самоесказала и старая сова. Подумала я, подумала и поняла, что если я привезудомой высшее, что только есть на свете, то есть истину, то это будет гораздо ценнее, чем какой-то там суп. И я поспешила домой, чтобы поскореепреподнести вам высшее и лучшее — истину. Мыши — народ образованный, амышиный царь образованнее всех своих подданных. И он может сделать меняцарицей во имя истины.
— Твоя истина — ложь! — вскричала мышь, которая еще не успела высказаться. — Я могу сварить этот суп, да и сварю!

5.КАК ВАРИЛИ СУП…

— Я никуда не ездила, — сказала третья мышь. — Я осталась на родине это надежнее. Незачем шататься по белу свету, когда все можно достать усебя дома. И я осталась! Я не водилась со всякой нечистью, чтобы научиться варить суп, не глотала муравьев и не приставала к совам. Нет, довсего я дошла сама, своим умом. Поставьте, пожалуйста, котел на плиту.Вот так! Налейте воды, да пополнее. Хорошо! Теперь разведите огонь, дапожарче. Очень хорошо! Пусть вода кипит, пусть забурлит белым ключом! Бросьте в котел колбасную палочку… Не соблаговолите ли вы теперь, вашевеличество, сунуть в кипяток свой царственный хвост и слегка помешиватьим суп! Чем дольше вы будете мешать, тем наваристее будет бульон, — ведьэто же очень просто. И не надо никаких приправ — только сидите себе дапомешивайте хвостиком! Вот так!
— А нельзя ли поручить это кому-нибудь другому? — спросил мышиныйцарь.
— Нет, — ответила мышка, — никак нельзя. Ведь вся сила-то в царскомхвосте!
И вот вода закипела, а мышиный царь примостился возле котла и вытянулхвост, — так мыши обычно снимают сливки с молока. Но как только царскийхвост обдало горячим паром, царь мигом соскочил на пол.
— Ну, быть тебе царицей! — сказал он. — А с супом давай обождем донашей золотой свадьбы. Вот обрадуются бедняки в моем царстве! Но ничего, пусть пока ждут да облизываются, хватит им времени на это.
Сыграли свадьбу, да только многие мыши по дороге домой ворчали:
— Ну разве это суп из колбасной палочки? Это скорее суп из мышиногохвоста!
Они находили, что кое-какие подробности из рассказанного тремя мышамибыли переданы, в общем, неплохо, но, пожалуй, все нужно было рассказатьсовсем иначе. Мы бы-де рассказывали бы это так-то вот и этак.
Впрочем, это критика, а ведь критик всегда задним умом крепок.
Эта история обошла весь мир, и мнения о ней разделились; но сама онаот этого ничуть не изменилась. Она верна во всех подробностях от началадо конца, включая и колбасную палочку. Вот только благодарности за сказку лучше не жди, все равно не дождешься!