Песенность народной поэзии Алексея Кольцова
И. С. Тургенев заметил однажды: «…У Кольцова есть штук двадцать маленьких поэм, которые будут жить, пока жив русский язык». Писатель был прав. Лучшее из написанного Кольцовым навсегда вошло в сокровищницу нашей национальной художественной культуры. Это песенные стихи про шумящую рожь, про пахаря, который при свете занявшейся зари выехал в поле, о ночном соловье, поющем о любви, надеждах и грусти, стихи о степной траве, вянущей осенней порой, о вьющихся хмелем кудрях молодца, о горе горьком, где-то сеянном и где-то выросшем, но таком знакомом бедняку. Однако Кольцов интересен нам не только всем известными стихами, ставшими песнями, но, к примеру, и такими строчками:
Скучно и нерадостно
Я провел век юности:
В суетных занятиях
Не видал я красных дней;
Жил Е степях с коровами,
Грусть в лугах разгуливал,
По полям с лошадкою
Один горе мыкивал.
Жизнь и быт Кольцова полны интереса для нас. Он привлекает даже своими подражательными стихами. Поэт искал мастерства у Пушкина, к которому испытывал столь благоговейное чувство, что признался В.Г. Белинскому: «Если литература дала мне что-нибудь, то именно вот что: я видел Пушкина…» (письмо от 25 марта 1841 года).
Одаренный от природы живым воображением и умом, Кольцов следовал своему призванию художника, преодолевая многие препятствия. Поэт не встретил понимания в родной семье, не сразу осознал ложь советов тех из столичных литераторов, которые желали сделать из него официального поэта: на сусальное золото верноподданнической поэзии — такой, каким явилось стихотворение о царской фамилии «Ура!» — они ставили клеймо поэзии настоящей.
В Воронеже у Кольцова были друзья, ценившие его талант, помогавшие ему книгами и советами. Они поддерживали веру юноши в себя. А спустя некоторое время судьба подарила ему дружбу с Белинским. Наставления критика очень помогли поэту, но еще до знакомства с ним Кольцов понял, на кого он должен равняться в поэзии, что делать предметом творчества: сказались природная чуткость и непосредственное ощущение прекрасного. «А степь опять очаровала меня», — писал поэт Белинскому (15 июля 1836 года). «Опять» — как в пору ранней молодости.
Прирожденный лирик, Кольцов много и пламенно писал о любви. Есть у него песня «Если встречусь с тобой…». В ней говорится о счастливой поре любви: Кольцов любил крепостную девушку, жившую в доме отца; любовь оказалась такой короткой. По отцовскому приказу любимую увезли далеко в степь, на Дон. Она рано умерла. Кольцов горько пережил утрату… Беда еще была впереди, а пока поэт с восторгом писал:
Если встречусь с тобой
Иль увижу тебя, -
Что за трепет, за огонь
Разольется в груди.
Чувство вылилось в слова страстного признания:
Если взглянешь, душа,
Я горю и дрожу
И бесчувствен и нем
Пред тобою стою!
Если молвишь мне что,
Я на речи твои,
На приветы твои,
Что сказать — не сыщу.
Такой строй поэтической речи мог быть верно найден лишь при переживании неудержимого душевного порыва:
А лобзаньям твоим,
А восторгам живым
На земле у людей
Выражения нет!
Поэт находит и такие слова;
Дева-радость души,
Это жизнь — мы живем!
Не хочу я другой
Жизни в жизни моей!
Написав стихотворение, Кольцов не раз возвращался к нему, менял отдельные слова, убирал целые строки, дописывал новые, но идущее через все стихотворение движение чувства было найдено с самого начала, в первой редакции…
Жизнь Кольцова была полна той самой печали, которая заполнила до краев народную жизнь. В письме поэта В. Г. Белинскому от 28 сентября 1839 года есть одно примечательное суждение, которое весьма точно характеризует жизненную почву душевных переживаний Кольцова: «… вся причина — это сушь, это безвременье нашего края, настоящий и будущий голод. Куда ни глянешь — везде унылые лица; поля, горелые степи наводят на душу уныние и печаль, и душа не в состоянии ничего ни мыслить, ни думать».
Ощущение народных радостей и горя как собственных позволило Кольцову необычайно художественно воспроизвести крестьянский быт.
В стихотворении «Урожай» поэт глядит на все глазами земледельца: дождь, пролившийся на истомленную солнечным зноем землю, — великая радость и для Кольцова. Глубокое удовлетворение, даже ликование слышится в строчках:
Напилась воды Земля досыта;
На поля, сады
На зеленые Люди сельские
Не насмотрятся.
Так мог писать лишь человек, близко принявший к сердцу заботы и думы простого люда.
С Кольцовым в поэзию пришли пахари, косари, жнеи, веселые удалые работники. Поэзия крестьянской работы возносится до подлинного апофеоза. Тон стиха — полнота радостного ощущения труда:
Выбелим железо
О сырую землю…
Уже в самых первых поэтических опытах Кольцов задавался сложными вопросами об устройстве мироздания, о безграничности видимого мира, о постижении тайн природы, о назначении человека на земле. Природа предстала глазам поэта во всем блеске красоты, удивляя стройностью, как бы обдуманной связью своих звеньев. Чувство удивления и восторга перед миром продиктовало поэту простодушные строки:
Тучи носят воду,
Вода поит землю,
Земля плод приносит;
Бездна звезд на небе,
Бездна жизни в мире;
То мрачна, то светла
Чудная природа…
Стихи поэта удивляют нас искусством, с каким сложены; поражает безошибочно найденное соотношение, связь частей. Кольцов придает изложению мысли строгую последовательность и порядок. В песне «Много есть у меня…» пять строф, и первые четыре начинаются одинаково:
Много есть у меня
Жемчугов и мехов,
Драгоценных одежд,
Разноцветных коров.
Много есть у меня
Для пиров — серебра,
Для бесед красных слов,
Для веселья — вина!
У обладателя сказочных богатств есть и терема, и поля, и леса, много деревень, людей, знакомых. Мы ждем: чем-то закончится эта речь? И вот завершается строфа, короткая, сильная, — она сразу делает всю песню единым законченным целым:
Но я знаю, на что
Трав волшебных ищу;
Но я знаю, о чем
Сам с собою грущу…
Стихотворение изобразило драматизм человеческой судьбы: есть власть, даваемая богатством, но она бессильна перед любовью. Соотношение частей стихотворения, последовательность и порядок в развитии мысли целиком вышли из общего замысла. В мастерстве композиции — в строгой простоте строения стихотворения, в ясности, обдуманности членения произведения на части -виден поэт пушкинского времени.
Стихам поэта чужды и избыток, и недостаток изобразительности. Показательно в этом отношении стихотворение «Домик лесника». Оно рассказывает о затерянном в лесном краю доме: заперты его ворота. Кто живет здесь? Рыболов? Разбойник, теперь спасающий душу молитвой? Нет -Лесной староста с женою, С третьей дочкой молодою. Он живет здесь с давних пор, Караулит царский бор.
Заперты ворота из-за дочери.
Лесник боится за нее:
Чтобы в каменны палаты
Не увез купец богатый;
Чтоб боярин окружной
Не прильнул бы к молодой
Безотвязной повиликой, -
Чтоб не быть ей горемыкой.
В стихотворении есть замечательная недосказанность. Она оставляет простор для воображения. Ясно только: глухой край таит возможность человеческой драмы. Соблюдена художественная мера — поэт заставил работать наше воображение: этого бы не было, если бы он рассказал нам подробнее о леснике и его дочери.
У каждого рода и жанра в поэзии есть своя стилевая система, вне которой они не существуют. Это становится очевидным, когда речь заходит о стихах Кольцова, ставшими романсами. Песням-романсам поэта присуща интенсивность в выражении чувства — без этого свойства нет романса. Автор следовал стилевой традиции жанра. Образцом созданной им песни, ставшей популярным романсом, может служить «Разлука» («Назаре туманной юности…»):
Что пред ней ты, утро майское,
Ты, дуброва-мать зеленая,
Степь-трава — парча шелковая,
Заря-вечер, ночь-волшебница!
Поэт не мог мыслить своей лирики без фольклора, как не мыслили без него своей жизни миллионы людей. Песни, пословицы, причет, сказка — это был целый художественный мир, мир привычных жизненных сравнений, уподоблений, поэтических ассоциаций, вошедших в повседневный быт, язык, обычаи и обряды. Как многие другие песни Кольцова, «Ах, зачем меня силой выдали…» в существенной части повторяет фольклор. Несомненно, поэт слышал у себя в Воронеже, как пели:
Ах, кабы на цветы не морозы,
И зимой бы цветы расцветали;
Ох, кабы на меня не кручина,
Ни о чем-то бы я не тужила.
Фольклорный образ обретает новое значение у Кольцова:
Не расти траве
После осени;
Не цвести цветам
Зимой по снегу!
У народа поэтом заимствован и образ кораблей, плывущих из-за моря с золотом, — и сыплется золото на пол, а не помочь загубленному человеку:
Пусть из-за моря
Корабли плывут,
Пущай золото
На пол сыплется.
Вся песенно-сюжетная ситуация фольклорна от начала до конца. В народных песнях Кольцов нашел все ему необходимое, но не просто усвоил готовое. Ведь даже фольклорный образ цветов, погубленных морозом, у поэта уже не такой, каким был раньше. Кольцовская категоричность «Не цвести цветам зимой по снегу» не походит на сожалеющее раздумье народной песни о небывалом: «Ах, кабы на цветы не морозы». Беря у народа образы, автор оставался самим собой.
Стихи поэта были голосом самой жизни. Кольцову подходят слова, сказанные о народе: «Дивной вязью он плел невидимую сеть русского языка: яркого, как радуга вслед весеннему ливню; меткого, как стрела; задушевного, как песня над колыбелью; певучего и богатого».