--PAGE_BREAK--Летная романтика у Сент-Экзюпери проникнута глубоким гуманистическим содержанием. Пафос ее в том, что писатель умел увидеть и воспеть в профессии пилота человеческий труд.
Сент-Экзюпери придавал большое значение действию, как неотъемлемому качеству человеческой природы, без которого невозможно никакое поступательное движение. Действие у писателя основной источник, средство познания действительности. Внутреннее действие произведений Сент-Экзюпери, по мнению Волошиной Л.Б., — это осознание смысла жизни, человеческих ценностей. У Сент-Экзюпери мир, окружающий человека, полон света, запечатлен во всем многообразии, в непрерывном движении. Концепция человека у Сент-Экзюпери сочетает духовное и эмоциональное богатство, активное отношение к жизни.
Творчество Сент-Экзюпери, полагает Волошина Л.Б., далеко от бытописательства, подробной детализации в изображении предметного мира и человеческих характеров. Тщательно анализируя виденное в жизни, писатель ищет в конкретном факте проявление общечеловеческого философского смысла. Жизненный материал интересен для Сент-Экзюпери как источник обобщенных образов, это обусловлено тем необычным видением мира, которое дал писателю самолет. Паря в вышине, писатель-пилот впервые увидел и привык видеть землю, воду, леса, облака по-новому, как их не видели люди предыдущего поколения. Целый лес, целый город, далеко убегающую реку, облака не снизу, а сверху, все это в обобщенных контурах, лишенное естественных подробностей.
Сент-Экзюпери запечатлевает мир в движении, человека в действии, в созидательном труде, обновляющем землю, раскрывающем тайны природы. В книгах Сент-Экзюпери человек лишен социальных полюсов, всеобщ по своей сущности, но он — не пассивный созерцатель, он — труженик, участник, ощущающий неразрывную связь с людьми своей страны и ответственность за их судьбы.
II.
В книгах Сент-Экзюпери тема летчика, гармонично сливаясь с элементами автобиографичности, отражает индивидуальность писателя, становится душой произведения. Этой теме почти всегда подчинен сюжет как величина второстепенная.
Сюжет (от франц. sujet — предмет, содержание) — система событий, составляющая содержание действия литературного произведения. Сюжет представляет собой целостное, завершенное событие, имеющее начало, середину и конец. Сюжеты социально обусловлены. Каждая эпоха и каждый писатель имеют свои сюжеты. Сюжет в своем развитии определяется и характером жанра он сравнительно прост, однолинеен в рассказе, сложен, многолинеен в романе и тем более в эпопее.
Многое из того, что ощущал и переживал летчик Сент-Экзюпери во время полетов, ощущали и переживали многие тысячи летчиков. Но писатель Сент-Экзюпери смог еще по-новому рассказать о пережитом, сделать его интересным и важным для всех.
Первое большое произведение Сент-Экзюпери “Южный почтовый” было просто углублением и расширением — на новом этапе — того же материала, что образовал канву “Летчика”, первого опубликованного рассказа. Дело не только в имени героя (в окончательном варианте “Летчик” должен был называться “Бегство Жака Берниса”), но и в самом решении проблемы: бегство героя от действительности большого города, которая ему чужда, бегство в пустыню, бегство от чужих людей.
Внешне построение «Южного почтового” очень не сложно, что подчеркивает подчиненную роль сюжета. Кроме сюжетного плана, в романе есть еще план рассказчика, план личного “я”. И несколько других планов, которые, незаметно переходя один в другой, придают речи рассказчика необходимую объемность и глубину. Без этого смещения события передавались бы просто в хронологической последовательности, и это, безусловно, обеднило бы произведение.
Каждый план повествования имеет свое, присущее только ему, раскрытие темы, что придает воспоминаниям героев характер объективности. И в то же время личность рассказчика, его душевный настрой связывают все планы в одно целое, обеспечивая ему единство эмоционального восприятия.
Совершенно особо выделяет автор план документа. Так, суховатые строки телеграммы сообщают о передвижении самолетов, о погоде, о надеждах на спасение и о смерти. Они могли бы явиться началом или концом глав, ибо повторяемость телеграмм делает их своеобразным припевом. Например:
«Par radio. 6 h I0. De Toulouse pour escales. Courrier France-Amérique du Sud quitte Tou- louse 5 h 45 stop.» (14, стр.7)
(Радиограмма. 6.10. Тулуза. Всем аэродромам: почтовый Франция — Южная Америка вылетает Тулузы 5.45. Точка.)
«Courrier France-Amérique parti de Toulouse 5 h 45 stop. Passé Alicante 11 h I0.» (14, стр.9)
(Почтовый Франция — Америка вылетел Тулузы 5.45. Точка. Прошел Аликанте 11.10.)
«Courrier atterrira Agadir 2I heures repartira pour Cabo Juby 2I h 30, s'y posera avec bombe Michelin stop. Cabo Juby préparera feux habituels stop. Ordre rester en contact avec Agadir. Signé: Toulouse.» (14, стр.10)
(Почтовый приземлится Агадире 21.00. Вылетит Кап-Джуби 21.80. Подсветка ракетой Мишлена. Точка. Кап-Джуби приготовить обычные сигнальные огни. Точка. Держать связь Агадиром. Подпись: Тулуза.)
«De Dakar pour Port-Etienne, Cisneros, Juby : communiquer urgence nouvelles courrier.» (14, стр.10)
(Из Дакара Порт-Этьену, Сиснеросу, Джуби: срочно сообщите сведения почтовом.)
«De Juby pour Cisneros, Port-Etienne, Dakar: pas de nouvelles depuis passage II h IO Alicante.» (14, стр.10)
(Из Джуби Сиснеросу, Порт-Этьену, Дакару: никаких сведений после прохождения Аликанте.11. 10.)
В эту книгу-воспоминание Сент-Экзюпери хотел “втиснуть слишком много вещей” — намерение, общее для многих начинающих авторов. Здесь и любовь Жака, и сила мужской дружбы, и возмужание человека, и красота природы, и многое другое. Все эти темы по-разному раскрываются в романе. Нельзя не отметить, что темы Женевьевы, ее мужа и даже Жака как бы выключаются из общего, очень насыщенного плана книги.
Жак Бернис был в полной мере сыном своего времени. Ему близки метафизические тревоги, вечные поиски чего-то едва предчувствуемого, но непонятного. Ему близко ощущение пустоты, одиночества и безнадежности, в котором человеку так болезненно нужен другой человек, хотя он и понимает, что при каждой попытке сближения чуждость, пока еще только предчувствуемая, станет чем-то еще более ранящим, чем-то столь же осязаемым, как стена. Бернис убедится в этом и в ту недолгую ночь, которую он проведет с какой-то случайной знакомой, и во время путешествия в никуда с Женевьевой. Эта отчужденность распространяется также и на тех, с кем Бернис так или иначе близок, она не облегчает, но, напротив, драматизирует отношения между людьми. Она бросает тень на всю ту среду, с которой у Берниса были естественные связи. Молодой летчик, приезжающий в отпуск в Париж, осознает, что чувствует себя здесь, словно паломник, который прибывает в Иерусалим минутой позже, чем нужно. Ему хочется уехать! Но изменился не мир — иным стал Бернис, и он не хочет отречься от этого отличия, не хочет возвращения к жизни, которая не дает никакой надежды, не хочет, чтобы его принимали за кого-то, кем он давно уже перестал быть. Он демонстрирует свою отстраненность угловатостью движений, выдающей человека, который познал истинную цену жизни и смерти, отказался принимать участие в светской игре, где расплачиваются фальшивой монетой, раскрыл крапленые карты шулеров, подделывающих ценности. В жизненной позиции Берниса нетрудно узнать позицию самого автора „Южного почтового“.
Был у антибуржуазного бунта Берниса — Сент-Экзюпери и еще один аспект. Автор „Южного почтового“, даже будучи еще молоденьким студентом, с жаром окунувшимся в интеллектуальную атмосферу Парижа, не поддался очарованию ее внешнего блеска. Он терпеть не мог салонного умствования и биржи снобизма. Ему претили модные писатели, потакающие вкусам элиты, и несерьезное отношение к серьезным проблемам. Его коробили пустословие, поверхностные и пошлые разглагольствования, оторванные от действительности. И именно это во многом побудило его и Берниса бежать из Парижа и сделать тот выбор, какой оба они сделали.
Романтический герой „Южного почтового“, полагает Анна Буковская, мечен смертью. Все, что в этой книге живо, принадлежит смерти, бессмертны одни лишь вещи, дома: „Ее дом был ковчегом. Он переправил с одного берега на другой много поколений. Путешествие само по себе смысла не имеет, но какая уверенность преисполняет человека, когда у него есть собственный билет, собственная каюта и чемодан из рыжей кожи. Взойти на корабль...“ Потому-то Женевьева предпочтет бросить Берниса, но не откажется от своей „каюты“ и „рыжих чемоданов“. Итак, все конфликты найдут свое разрешение в смерти. Нет принципиальной разницы в том, что Женевьева уходит спокойно, что ее укачивает до смерти тишина родного дома, а Бернис, завороженный звездами, падает в пески пустыни. Там мягкое смирение, тут драматизм; в обоих случаях — отсутствие воли к жизни, отсутствие достаточно крепких нитей, связывающих человека с миром. Для Берниса самой важной связью, которая порвалась, была Женевьева; для Женевьевы — ее умерший сыночек.
По мнению Анны Буковской, смерть в этой книге — словно жук, который незаметно, спрятавшись от глаз, делает свое разрушительное дело. Под корой, которая создает видимость жизненной силы и здоровья, — труха. Бернис знает об этом, детская интуиция уже подсказала ему, что именно так и выглядит мир. Пустота, обволакивающая Берниса, — это пустота человека, который порвал со своей средой, пустота и одиночество беглеца… в никуда.
Бернис — герой ищущий. Поначалу ему кажется, что спасением будет уже сам побег в иную жизнь, которая требует силы, закалки, которая сама — вызов, брошенный смерти. Он, однако, убеждается, что этого недостаточно, дабы придать смысл человеческому существованию. И внезапно, раздираемый сомнениями, Бернис находит новый источник силы, новый смысл в любви. Это будет отчаянным, последним испытанием и для двух потерпевших крушение. Но любовь их с самого же начала обречена на поражение. Слишком много различий противопоставляют друг другу эти два человеческих существа, напоминающие два химических элемента, которые никак нельзя соединить, синтезировать, ибо они изо всех сил отталкиваются друг от друга. Это проблема извечно мужского и извечно женского начала, представленный в его критической точке конфликт двух миров, двух позиций, двух жизненных концепций — конфликт, который невозможно разрешить. Возможна ли вообще в таких обстоятельствах любовь? Может ли она быть осуществлением или же всего лишь поиском, ожиданием, стремлением? Одна ли любовь, а кто знает, не две ли — любовь мужчины и любовь женщины? „Я понимаю, — пишет рассказчик в письме Бернису, — я понимаю, что для тебя любить значит заново родиться. И тебе кажется, что ты увезешь с собой возродившуюся Женевьеву. Любовь для тебя — это сияние ее глаз, которое ты замечал и которое легко поддерживать, как свет лампы. Ну, конечно же, в иные минуты самые простые слова кажутся наделенными этой силой и могут зажечь любовь.
Мир Берниса — нечто подвижное, не устоявшееся, не очень-то реальное, а может, его и вообще нет, может, он существует лишь как предчувствие, мерцающий свет, к которому он стремится всю жизнь. Мир Женевьевы конкретен, логичен, упорядочен. Вспомним, что тогда даже — или именно тогда, — когда она боролась за жизнь своего ребенка, ей казалось, что всякое нарушение этого порядка прокладывает дорогу смерти: “Она испытывала странную потребность в порядке. Передвинутая ваза, брошенное на кресло пальто Эрлена, пыль на тумбочке — все это… все это позиции, шаг за шагом завоеванные врагом. Признаки какой-то непонятной беды. И она боролась с этой надвигающейся бедой. Позолота безделушек, расставленная в порядке мебель — светлая, осязаемая реальность. Женевьеве казалось, что все здоровое, блестящее и ясное защищало от непонятной смерти. Скрупулезно соблюдаемый ритуал не спас, однако, ее ребенка, отсюда и кризис веры. Но не такой, впрочем, глубокий, чтобы Женевьева смогла последовательно отречься от этой действительности, которую она привыкла считать вечной.
Уже здесь, в „Южном почтовом“, женщина начинает играть роль весталки домашнего очага, символизирующего устойчивость и непрерывность. Сент-Экзюпери часто обращался к изначальным значениям, к древней символике. Отсюда и эта концепция женщины, по самой своей сути связанной с землей, с природой, со временами года, с цикличностью — биологической и вместе с тем мистической, скрывающей в себе тайну жизни. Если мужчина рожден для борьбы, для роли завоевателя и пионера, то женщине суждено обеспечивать сохранность того, что уже завоевано и освоено.
Женевьева, уступая первому порыву, решается бросить собственный мир и войти в чуждую ей жизнь Берниса, хотя страх и опасения не оставляют ее. Бернис и Женевьева как партнеры оказываются, однако, в неравных условиях: это ей приходится отказаться от того, что было дорого, оплачивая тем самым общее их счастье. Такая ситуация должна была неминуемо вызвать у Берниса чувство вины, ослабить его духовно, и к тому же именно тогда, когда молодой женщине так нужны помощь и опора. Тем временем Бернис думает: „Она уже разуверилась во многом. На многом поставила крест. Ради кого? Ради него. Она отказалась от всего, что он не мог ей дать. Это “мне лучше» означало просто, что в ней что-то надломлено. Она покорилась. Теперь ей будет все лучше и лучше: она поставила крест на счастье. Да, это парадоксально. Чтобы соединиться с Бернисом, Женевьеве пришлось бы отречься от самой себя, а если бы она отреклась от себя, что бы она стала делать со счастьем, которое ей пожертвовали?
Непоследовательность Берниса в его отношениях с Женевьевой в равной степени объясняется и недостаточной зрелостью молодого мужчины, и незаконченностью мысли самого автора. Ибо этот писатель, хотя он так подчеркнуто и выдвигает «мужскую»' концепцию жизни, нисколько не умаляет того, что связано с миром женщины. Женевьева для него не ограниченная мещанка, прилепившаяся к своей мебели, к своим безделушкам, к своему хламу, хотя антимещанские тенденции романа не обходят стороной и то, что окружает молодую женщину. Обстановка, в которой она пребывает, приобретает известную двусмысленность: то, что составляет в ней символ вечной женственности и черт, о которых мы говорим, перемешано с мещанством. Картина получилась смазанной. По всей вероятности, Бернис выбирал «женственность», а отвергнуть хотел мещанство, но из-за отсутствия четкого определения этих двух понятий Бернис, уничтожая одно, помимо своей воли калечил и другое. А ведь это владычество Женевьевы над предметами, этот порядок и гармония, которые окружают ее, это ее интимное согласие с миром вещей, с природой, это ее «присутствие» были чем-то таким, что притягивало к ней Берниса, повергало его в удивление. Женевьева становится посредником между Бернисом и реальным миром, настоящим, который благодаря ей вновь заполняется таинственными ценностями и невидимыми связями. Обрекая Женевьеву на отречение от этого мира, к которому она так прочно приросла, Бернис тем самым лишает ее того, что было ее силой, что он любил в ней, в чем нуждался, и что мог получить только от нее. Потому-то любовь их, противоречивая в самой своей основе, была осуждена на поражение.
Связи, которые в «Южном почтовом» как будто бы еще подчинены миру женщины, и действие, которое принадлежит миру мужчины, — вот два основных элемента философии Сент-Экзюпери. Потом они будут в творчестве писателя тесно сосуществовать, переплетаться друг с другом. Именно в них Сент-Экзюпери ищет опоры для смысла и содержания жизни. В первой, однако, книге они еще не так сильны, чтобы спасти Берниса и Женевьеву. Связи и порожденная ими устойчивость мира, без которой человек чувствует себя чужаком и изгоем— существом свободным, но не знающим, что же ему делать со своей свободой,— в этой книге еще носят амбивалентный характер. Бернис их принимает, но одновременно отбрасывает как нечто порабощающее человека, втягивающее его в бесплодный цикл существования с его извечным повторением ритуала рождения и смерти — цикл, обрекающий его на заурядность и монотонную будничность, на инертность и безвольное подчинение судьбе. Зато действие для героя «Южного почтового» будет, прежде всего, актом протеста против пассивной позиции потребителя жизни, против мещанских добродетелей, которые гарантируют известный комфорт прозябания, успокоение совести тем, кто не хочет знать и понимать, кто предпочитает не погружаться в глубь явлений, не добираться до их темного нутра. После крушения своей любви Бернис с облегчением думает о возвращении на авиабазу. Действие, стало быть, облегчает нравственные страдания тем, что крепко привязывает нас к какой-то реальности, которая требует от нас определенного отношения, настойчиво предлагает нам известные правила поведения, но ничего не изменяет принципиально. Бернис избрал стойкость против слабости, активность против пассивности, приключения против монотонности порядка, вызов смерти против фатализма жизни. Бернис читал Ницше. И не только читал, но и был им очарован, как и сам Сент-Экзюпери.
продолжение
--PAGE_BREAK--