Реферат по предмету "Литература"


Кляуза. Опыт документального рассказа

Кляуза. Опыт документального рассказаАвтор: Шукшин В.М.

Хочу попробовать написать рассказ, ничего не выдумывая. Последнее время мне нравятся такие рассказы — невыдуманные. Но вот только начал я писать, как сразу запнулся: забыл лицо женщины, про которую собрался рассказать. Забыл! Не ставь я такой задачи — написать только так, как было на самом деле, — я, не задумываясь, подробно описал бы ее внешность… Но я-то собрался иначе. И вот не знаю: как теперь? Вообще, удивительно, что я забыл ее лицо, — я думал: буду помнить его долго-долго, всю жизнь. И вот — забыл. Забыл даже: есть на этом лице бородавка или нету. Кажется, есть, но, может быть, и нету, может быть, это мне со зла кажется, что есть. Стало быть, лицо — пропускаем, не помню. Помню только: не хотелось смотреть в это лицо, не как-то было смотреть, стыдно, потому видно, и не за-то. Помню еще, что немного страшно было смотреть в него, хотя были мгновения, когда я, например, кричал: «Слушайте!..» Значит, смотрел же я в это лицо, а вот — не помню. Значит, не надо кричать и злиться, если хо что-нибудь запомнить. Но это так — на будущее. И по: вовсе я не хотел тогда запомнить лицо этой женщины, мы в те минуты совершенно серьезно НЕНАВИДЕЛИ друг друга… Что же с ненависти спрашивать! Да и теперь, если уж говорить всю правду, не хочу я вспоминать ее лицо, не хочу. Это я за ради документальности решил было начать с того: как выглядит женщина. Никак! Единственное, что я хотел бы сейчас вспомнить: есть на ее лице бородавка или нет, но и этого не могу вспомнить. А прошло-то всего три недели! Множество лиц помню с детского возраста, пре помню, мог бы подробно описать, если бы надо бы, а тут… так, отшибло память, и все.
Но — к делу.
Раз уж рассказ документальный, то и начну я с документа, который сам и написал. Написал я его по просьбе врачей той больницы, где все случилось. А случилось все ве, а утром я позвонил врачам и извинился за самоволь уход из больницы и объяснил, что случилось. А когда позвонил, они сказали, что ТА женщина уже написала на меня ДОКУМЕНТ, и посоветовали мне тоже написать что-то вроде объяснительной записки, что ли. Я сказал дрожа голосом: «Конечно, напишу. Я напишу-у!..» Меня воз, что ОНА уже успела написать! Ночью писала! Я, приняв димедрол, спал, а она не спала — писала. Может, за это уважать надо, но никакого чувства, похожего на уваже (уважают же, говорят, достойных врагов!), не шевельну во мне. Я ходил по комнате и только мычал: «Мх ты...» Не то возмутило, что ОНА опередила меня, а то — что ОНА там написала. Я догадывался, что ОНА там наворочала. Кстати, почерк ЕЕ, не видя его ни разу, я, мне кажется, знаю. Лица не помню, не знаю, а почерк покажи — сразу сказал бы, что это ЕЕ почерк. Вот дела-то!
Я походил, помычал и сел писать.
Вот что я написал:
«Директору клиники пропедевтики 1-го мединститута им. Сеченова».
Я не знал, как надо: «главврачу» или «директору», но по и решил: лучше — «директору». Если там «главврач», то он или она, прочитав: «директору», подумает: «Ну уж!..» Потому что, как ни говорите, но директор — это директор.
Я писал дальше:
«Объяснительная записка. Хочу объяснить свой инци...»
Тут я опять остановился и с удовлетворением подумал, что в ЕЕ ДОКУМЕНТЕ наверняка нет слова «инцидент», а у меня — вот оно, извольте: резкое, цинковое словцо, кото — и само за себя говорит, и за меня говорит: что я его знаю.
"… с работником вашей больницы..."
Тут опять вот — «вашей». Другой бы подмахнул «Вашей», но я же понимаю, что больница-то не лично его, ди, а государственная, то есть общее достояние, поэто, слукавь я, польсти с этим «Вашей», я бы уронил себя в глазах того же директора, он еще возьмет и подумает: «Э-э, братец, да ты сам безграмотный». Или — еще хуже — поду: «Подхалим». Итак:
«Хочу объяснить свой инцидент с работником вашей боль (женщина, которая стояла на вахте 2 декабря 1973 го, фамилию она отказалась назвать, а узнавать теперь, зад числом, я как-то по-человечески не могу, ибо не считаю это свое объяснение неким „заявлением“ и не жду, и не тре­бу никаких оргвыводов по отношению к ней), который произошел у нас 2 декабря. В 11 часов утра...»
В этом абзаце мне понравилось, во-первых, что «задним числом, я как-то по-человечески не могу...» Вот это «по-че» мне очень понравилось. Еще понравилось, что я не требую никаких «оргвыводов». Я даже подумал: «Мо, вообще не писать?» Ведь получается, что я, благород человек, все же — пишу на кого-то что-то такое… В чем-то таком кого-то хочу обвинить… Но как подумал, что ОНА-то уже написала, так снова взялся за ручку. ОНА не не раздумывала! И потом, что значит — обвинить? Я не обвиняю, я объясняю, и «оргвыводов» не жду, больше того, не требую никаких «оргвыводов», я же и пишу об этом.
«В 11 часов утра (в воскресенье) жена пришла ко мне с деть (шести и семи лет), я спустился по лестнице встретить их, но женщина-вахтер не пускает их. Причем я, спускаясь по ле, видел посетителей с детьми, поэтому, естественно, выразил недоумение — почему она не пускает? В ответ услы какое-то злостное — не объяснение даже — ворчание: „Ходют тут!“ Мне со стороны умудренные посетители тихонько подсказали: „Да дай ты ей пятьдесят копеек, и все будет в порядке“. Пятидесяти копеек у меня не случилось, кроме того (я это совершенно серьезно говорю), я не умею „давать“: мне не. Я взял и выразил сожаление по этому поводу вслух: что у меня нет с собой пятидесяти копеек».
Я помню, что в это время там, в больнице, я стал нервни. «Да до каких пор!..» — подумал я.
«Женщина-вахтер тогда вообще хлопнула дверью перед но жены. Тогда стоявшие рядом люди хором стали просить ее: „Да пустите вы жену-то, пусть она к дежурному врачу сходит, может, их пропустят!“
Честное слово, так и просили все… У меня там, в больни, слезы на глаза навернулись от любви и благодарности к людям. „Ну!..“ — подумал я про вахтершу, но от всяческих оскорблений и громких возмущений я удерживался, може поверить. Я же актер, я понимаю… Наоборот, я сделал „фигуру полной беспомощности“ и выразил на лице боль огорчение.
»После этого женщина-вахтер пропустила жену, так как у нее же был пропуск, а я, воспользовавшись открытой дверью, вышел в вестибюль к детям, чтобы они не оставались одни. Женщина-вахтер стала громко требовать, чтобы я вернулся в палату..."
Тут я не смогу, пожалуй, передать, как ОНА требовала. ОНА как-то механически, не так уж громко, но на весь вес повторяла, как в репродуктор: «Больной, вернитесь в палату! Больной, вернитесь в палату! Больной, я кому сказала: вернитесь сейчас же в палату!» Народу было полно; все смотрели на нас.
«При этом женщина-вахтер как-то упорно, зло, гадко не хочет понять, что я этого не могу сделать — уйти от детей, пока жена ищет дежурного врача. Наконец она нашла дежурного врача, и он разрешил нам войти. Женщине-вахтеру это очень не понравилось».
О, ЕЙ это не понравилось; да: все смотрели на нас и жда, чем это кончится, а кончилось, что ЕЕ как бы отодвину в сторону. Но и я, по правде сказать, радости не испы — я чувствовал, что это еще не победа, я понимал тогда сердцем и понимаю теперь разумом: ЕЕ победить невоз.
«Когда я проходил мимо женщины-вахтера, я услышал ее недоброе обещание: „Я тебе это запомню“. И сказано это было с такой проникновенной злобой, с такой глубокой, с такой истинной злобой!.. Тут со мной что-то случилось: меня стало мелко всего трясти...»
Это правда. Не знаю, что такое там со мной случилось, но я вдруг почувствовал: что — все, конец. Какой «конец», чему «конец» — не пойму, не знаю и теперь, но предчувст какого-то очень простого, тупого конца было отчетли. Не смерть же, в самом деле, я почувствовал — не ее при, но какой-то КОНЕЦ… Я тогда повернулся к НЕЙ и сказал: «Ты же не человек». Вот — смотрел же я на НЕЕ! — а лица не помню. Мне тогда показалось, что я ска — гулко, мощно, показалось, что я чуть не опрокинул ЕЕ этими словами. Мне на миг самому сделалось страшно, я поскорей отвернулся и побежал догонять своих на лестни. «О-о!.. — думал я про себя. — А вот — пусть!.. А то толь и знают, что грозят!» Но тревога в душе осталась, смут какая-то жуть… И правая рука дергалась — не вся, а большой палец, у меня это бывает.
«Я никак не мог потом успокоиться в течение всего дня. Я просил жену, пока она находилась со мной, чтобы она взяла такси — и я уехал бы отсюда прямо сейчас. Страшно и про стало жить, не могу собрать воедино мысли, не могу до себе, что это — мелочь. Рука трясется, душа трясет, думаю: „Да отчего же такая сознательная, такая в нас осмысленная злость-то ?“ При этом — не хочет видеть, что со мной маленькие дети, у них глаза распахнулись от ужаса, что „на их папу кричат“, а я ничего не могу сделать. Это ужасно, я и хочу сейчас, чтобы вот эта-то мысль стала бы понятной: жить же противно, жить неохота, когда мы такие.
Вечером того же дня (в шесть часов вечера) ко мне прие из Вологды писатель В. Белов и секретарь Вологодско отделения Союза писателей поэт В. Коротаев. Я знал об их приезде (встреча эта деловая), поэтому заранее попросил моего лечащего врача оставить пропуск на них. В шесть ча они приехали — она не пускает. Я опять вышел… Она там зло орет на них. Я тоже зло стал говорить, что — есть же пропуск!.. Вот тут-то мы все трое получили...»
В вестибюле в то время было еще двое служителей — ОНА, видно, давала им урок «обращения», они с интересом смотрели. Это было, наверно, зрелище. Я хотел рвать на се больничную пижаму, но почему-то не рвал, а только ис и как-то неубедительно выкрикивал, показывая ку-то рукой: «Да есть же пропуск!.. Пропуск же!..» ОНА, подбоченившись, с удовольствием, гордо, презрительно — и все же лица не помню, а помню, что презрительно и гор — тоже кричала: «Пропуск здесь — я!» Вот уж мы беси-то!.. И ведь мы, все трое, — немолодые люди, повида всякое, но как же мы суетились, господи! А она кричала: «А то — побежа-али!.. К дежурному вра-чу-у!.. — это ОНА мне. — Я побегаю! Побегаю тут!.. Марш на место! — это опять мне. — А то завтра же вылетишь отсудова!» Эх, тут мы снова, все трое, — возмущаться, показывать, что мы тоже за знаем! «Как это — »вылетишь"?! Как это! Он боль!.." — «А вы — марш на улицу! Вон отсудова!..»
Так мы там упражнялись в пустом гулком вестибюле.
«Словом, женщина-вахтер не впустила моих товарищей ко мне, не дала и там поговорить и стала их выгонять. Я попро, чтобы они нашли такси...»
Тут наступает особый момент в наших с НЕЙ отношени. Когда товарищи мои ушли ловить такси, мы замолчали… И стали смотреть друг на друга: кто кого пересмотрит. И еще раз хочу сказать — боюсь, надоел уж с этим — не помню ЕЕ лица, хоть убей. Но отлично помню — до сих пор это чувст, — с какой враждебностью, как презрительно ОНА не верила, что я вот так вот возьму и уеду. Может, у НЕЙ дра какая была в жизни, может, ЕЙ много раз заявляли вот так же: возьму и сделаю!.. А не делали, она обиделась на ве­к вечные, не знаю, только ОНА прямо смеялась и особо как-то ненавидела меня за это трепаческое заявление — что я уеду. Мы еще некоторое время смотрели друг на друга… И я пошел к выходу. Тут было отделился от стенки какой-то мужчина и сказал: «Э-э, куда это?» Но я нес в груди огром силу и удовлетворенность. «Прочь с дороги!» — сказал я, как Тарас Булъба. И вышел на улицу.
Был морозец, я в тапочках, без шапки… Хорошо, что больничный костюм был темный, а без шапок многие хо… Я боялся, что таксист, обнаружив на мне больничное, не повезет. Но было уже и темновато. Я беспечно, не торо, стараясь не скользить в тапочках, чтобы тот же таксист не подумал, что я пьяный, пошагал вдоль тротуара, огля назад, как это делают люди, которые хотят взять такси. Я шел и думал: «У меня же ведь еще хроническая пневмония… Я же прямо горстями нагребаю в грудь воспа». Но и тут же с необъяснимым упорством и злым удовлетворением думал: «И пусть».
А друзья мои в другом месте тоже ловили такси. На мое счастье я скоро увидел зеленый огонек…
Все это я и рассказал в «Объяснительной записке». И ко кончил писать, подумал: «Кляуза, вообще-то...» Но тут же сам себе с дрожью в голосе сказал:
— Ну, не-ет!
И послал свой ДОКУМЕНТ в больницу.
Мне этого показалось мало: я попросил моих вологод друзей тоже написать ДОКУМЕНТ и направить туда же. Они написали, прислали мне, так как точного адреса больницы не знали. Я этот их ДОКУМЕНТ в больницу не послал — я и про свою-то «Объяснительную записку» сожа теперь, — а подумал: «А напишу-ка я документальный рассказ! Попробую, по крайней мере. И приложу оба ДО».
Вот — прикладываю и их ДОКУМЕНТ.
г. Москва, ул. Погодинская,
клиника пропедевтики, Главному врачу
Настоящим письмом обращаем Ваше внимание на следую возмутительный случай, происшедший в клинике 2 декаб в период с 18 до 19 часов. Приехав из другого города по делам, связанным с писательской организацией, мы обратились к дежурной с просьбой разрешить свидание с находившимся в клинике Шукшиным В. М. Вначале дежурная разрешила свида и порекомендовала позвонить на этаж. Но, узнав фамилию больного, вдруг переменила решение и заявила: «К нему я вас не пущу». На вопрос «почему?» — она не ответила и вновь надмен и грубо заявила, что «может сделать, но не сделает», что «другим сделает, а нам не сделает». Такие действия для нас были совершенно непонятны, тем более что во время наших объяснений входили и выходили посетители, которым дежур демонстративно разрешала свидания. Один из них благо дежурную весьма своеобразно, он сказал, уходя: «Завтра с меня шоколадка» (мы не предполагали, что в столичной кли может существовать такая форма благодарности, и шо не запаслись).
В.М. Шукшин, которому сообщили о нашем приходе другие больные, спустился с этажа и спросил дежурную, почему она не разрешает свидание, хотя у нас выписан пропуск. Она ответила грубым криком и оскорблением. Она не разрешила нам даже поговорить с В.М. Шукшиным и выгнала из вестибюля. На вопрос, каковы ее имя и фамилия, она не ответила и дема заявила, что мы пьяны. Разумеется, это была заве ложь и ничем не прикрытое оскорбление.
Считаем, что подобные люди из числа младшего медицин персонала позорят советскую медицину, и требуем при административные и общественные меры в отношении медработника, находившегося на дежурстве во второй полови дня 2 декабря с. г.
Ответственный секретарь Вологодской
писательской организации В. Коротаев.
Писатель В. Белов.
И — число и подписи.
… Прочитал сейчас все это… И думаю: «Что с нами произосходит?»


Не сдавайте скачаную работу преподавателю!
Данный реферат Вы можете использовать для подготовки курсовых проектов.

Поделись с друзьями, за репост + 100 мильонов к студенческой карме :

Пишем реферат самостоятельно:
! Как писать рефераты
Практические рекомендации по написанию студенческих рефератов.
! План реферата Краткий список разделов, отражающий структура и порядок работы над будующим рефератом.
! Введение реферата Вводная часть работы, в которой отражается цель и обозначается список задач.
! Заключение реферата В заключении подводятся итоги, описывается была ли достигнута поставленная цель, каковы результаты.
! Оформление рефератов Методические рекомендации по грамотному оформлению работы по ГОСТ.

Читайте также:
Виды рефератов Какими бывают рефераты по своему назначению и структуре.

Сейчас смотрят :

Реферат Caffeine And Pregnancy Essay Research Paper Caffeine
Реферат Защита права собственности в РФ
Реферат Законодательство о труде и охране труда Эффективность противопожарного мероприятия
Реферат Тиняков А.И.
Реферат Жук-олень (рогач)
Реферат Ядро, его строение и химический состав. Функция ядра. Роль ядра в процессе передачи наследственн
Реферат Elizabethan Theater Essay Research Paper OUTLINETHESIS Elizabethan
Реферат Принцип работы CD-ROM
Реферат Мережа доступу ICATVEthernet Мережа інтерактивного кабельного телебачення плюс мережа Ethernet
Реферат Вивчення новітньої історії України через призму поняття політична культура
Реферат Жуки Красной книги
Реферат Процессуальные вопросы третейского разбирательства в России
Реферат Ebola Virus Essay Research Paper Please Read
Реферат Анализ деятельности коммерческого банка на рынке ценных бумаг
Реферат # Количество уровней в иерархии основных жизненноважных потребностей по А