Ближний Востоки его перспективы
Окончание «холоднойвойны» объективно привело к возрастанию относительной самостоятельностирегиональных подсистем международных отношений (МО).
В своюочередь, это обусловило усиление неконтролируемого развития как собственнорегиональных подсистем МО в целом, так и отдельных частей последних.
Однаконаиболее парадоксальным результатом обоих из вышеупомянутых процессов являетсявозрастающий конфликтный потенциал регионов, особенно в том, что касается зонытак называемого третьего мира. Не является исключением в этом отношении ирегион Ближнего и Среднего Востока.
Периодглобальной конфронтации с ее так называемым нулевым вариантом («zerosumgame») обеспечивал если неполный и абсолютный, то, по крайней мере, достаточно жесткий, а главное, –эффективный контроль за развитием ситуации в ближневосточном регионе.
Возможностиидеологического, военно-политического и прочего присутствия в регионе каждой издвух «сверхдержав» биполярного мира, равно как и их влияния и воздействия наразвитие ситуации обусловливались не только совпадением интересов государстврегиона, в том числе и в рамках ближневосточного конфликта. Не менее, если неболее существенным «фактором» такого присутствия являлась военная иэкономическая помощь, предоставляемая каждым из «патронов» своему политическому«клиенту», что позволяло обеспечивать, до известного предела,военно–политическую и социально–экономическую стабильность существующихправящих режимов. Одновременно, наличие столь мощного «союзника» позволяло, вцелом, иметь мощную защиту от внешней угрозы.
Такимобразом, наличие «рычагов» управления у каждой из «сверхдержав» контролируемойею зоны региона, при одновременной возможности достижения договоренности наглобальном уровне о предельно допустимом уровне эскалации того или иногоконфликта между их «клиентами», в совокупности позволяло осуществлятьдостаточно эффективный контроль за происходящими здесь процессами, в том числеи состоянием конфликтного потенциала.
Кардинальныегеополитические изменения глобального характера, вызванные распадом бывшей «мировойсоцсистемы» и развалом СССР, привели к фактической «беспризорности» ранееконтролируемой бывшим Советским Союзом зоны ближневосточного региона. При всемсвоем желании и несмотря на многочисленные утверждения Соединенным Штатам покане удалось и вряд ли удастся установить полный PaxAmericana в этом регионе.
Причины этогозаключены не только в недостатке сил и средств у собственно самих СоединенныхШтатов, не говоря уже о просматривающихся грядущих проблемах их экономическогоразвития, особенно на фоне возрастающей конкурентоспособности интегрирующейсяЗападной Европы, Японии, а также пробивающих себе «место под солнцем» новыхиндустриальных стран. Не менее существенно и то, что в новых геополитическихусловиях само понятие «сверхдержавы» постепенно сходит на нет. Ибо взначительной степени данный термин является атрибутом конфронтационногобиполярного мира. Кроме того, «сверхдержавность» США опиралась на достаточнуюмонолитность «Запада» в его противостоянии с «Востоком». Поэтому в условияхформирования идущего на смену биполярному многополярного мира данное понятиевсе больше будет подвергаться размыванию и коррозии.
Вместе с темне следует сбрасывать со счетов и накопленный потенциал развития государств такназываемого третьего мира, в части своей все более старающихся проводитьполитику опоры на собственные силы, или по крайней мере гораздо более широкойдиверсии капни источников получения помощи. Наряду с этим нельзя исключать итого, что набирающие силу в ряде стран Востока тенденции отторжения такназываемой западной либеральной модели развития с присущей ей системойкультурно–цивилизационных ценностей предвещают определенный прообраз иных, вомногом принципиально отличных моделей развития.
Наконец,растущее число проблем, все более приобретающих характер глобальных вызовов,делает невозможным их разрешение одним единственным государством, пусть да жестоль мощным как Соединенные Штаты Америки.
Применительнок региону Ближнего Востока и с учетом его стратегической важности(географической, экономической и т.д.) для различных субъектов формирующегосямногополярного мира, будь то США, Западная Европа, Япония, Китай или, наконец, «новая»Россия можно с большой долей вероятности прогнозировать дальнейшее столкновениеинтересов последних.
Вместе с тем,такое развитие ситуации в регионе с точки зрения воздействия внешних факторов иее вписывания в систему координат мирового развития как раз не исключает, а, напротив,предполагает уже в ближайшем будущем возрастание конфликтного потенциала. Приэтом наиболее парадоксальным результатом возможного сценария развития ситуациив регионе является то, что мирный процесс, ставший возможным в условияхпрекращения глобального противостояния и нацеленный на урегулирование одного изсамых длительных и острых конфликтов послевоенного мира, может непосредственноили косвенно стимулировать проявление и эскалацию новых конфликтов на БлижнемВостоке.
Парадоксситуации заключен в том, что региональный характер арабо–израильского конфликтанаряду с его сопряженностью с глобальной конфронтацией между «Востоком» и «Западом»длительное время как бы снимали остроту и проявление имеющихся источниковконфликтности в регионе по другим направлениям. Поэтому по мере возрастаниярезультативности мирного процесса нельзя исключать того, что высвобождающаяся «отрицательнаяэнергия» конфликтности может проявить себя на других направлениях. Сказанное,безусловно, не означает, что в данном случае присутствует однолинейная иавтоматически прямая связь и зависимость. Тем не менее нельзя не признать, чтоурегулирование ближневосточного конфликта наряду с прочими «равными» объективносоздает условия для проявления и даже усиления потенциала конфликтности врегионе.
Условно этиисточники можно свести к следующему. Прежде всего позитивный результат мирногопроцесса может обернуться обострением проблем социально–экономического развитияв как непосредственно, так и косвенно вовлеченных в конфликт с Израилем арабскихстранах. Наиболее существенным образом это затрагивает такие государства какСирия и, отчасти, Ливан. Хотя в более широком плане может косвенно повлиять ина гораздо большее число стран арабского мира.
Длительностьсуществования острых проблем социально–экономического характера,неразрешенность которых в той же Сирии «списывалась» на необходимость огромныхзатрат на противостояние с Израилем, в условиях мира может серьезнодестабилизировать социально–политическую ситуацию в стране, поставив под вопроси саму способность правящего здесь режима к дальнейшему сохранению власти. Приэтом, как представляется, ни возможное возвращение Сирии района Голанских высотв рамках израильско–сирийского мирного соглашения по формуле «мир в обмен натерритории», ни предполагаемые также гарантии помощи могут оказатьсянедостаточными для выхода из того социально–экономического кризиса, в которыйможет погрузиться экономика этой страны в условиях пост–мирного существования.
Несмотря намногочисленные утверждения, в том числе и ливанских политических деятелей, онеобходимости мира в качестве главного условия преодоления внутриливанскогокризиса, данный тезис выглядит, по меньшей мере, спорным. Анализсоциально–экономической ситуации в Ливане накануне гражданской войны свидетельствуето нарастающем здесь внутреннем конфликтном потенциале, не связанным напрямую спроблемой ближневосточного конфликта. Более того, ливанская экономика,пережившая гражданскую войну, равно как и израильскую агрессию 1982 г.,представляет собой сплошной узел проблем и противоречий, на разрешение которых,по самым скромным подсчетам, требуется около 60 млрд. долл.
Наконец,решение социально–экономических проблем Ливана в не меньшей, если не большейстепени будет зависеть от взаимоувязки интересов различных социальных группнаселения, в значительной мере действующих в рамках существующих здесьрелигиозных общин (маронитов, мусульман – суннитов и шиитов, а также другихконфессий).
Оставляя заскобками Ирак (с учетом его особой ситуации), в более широком плане результатымирного урегулирования могут в той или иной мере сказаться и насоциально–экономическом развитии Египта и Иордании. Хотя в последнем случае вменьшей степени. Ибо не исключаемая потеря Иорданией потенциала Западногоберега р. Иордан может быт компенсирована превращением последней в центртранзитной торговли между Израилем и арабскими странами, особенно в том, чтокасается планов Омана и Катара по строительству магистральных трубопроводов дляперевалки нефти и газа к Средиземноморскому побережью Израиля.
Однакоосуществление такого рода экономических проектов в этой части ближневосточногорегиона неизбежно ударит по интересам Египта. Поскольку, сразу же приведет кощутимым потерям последнего от транспортировки нефти по Суэцкому каналу. Собственноговоря, серьезные противоречия на этой почве между Египтом и Иорданией, а такжеЕгиптом и другими арабскими странами (Персидского залива) проявились уже болеегода назад, в том числе и в преддверии и в ходе так называемого экономическогосаммита в октябре 1995 г. в Аммане (Иордания).
В этой связиотдельные отклики государственных и политических деятелей Египта на результатывыборов 29 мая 1996 г. в Израиле наряду с выражением опасения содержат иопределенное удовлетворение. Ибо помимо возрастания политических роли изначения последнего как в глазах арабов, так и Запада, в частности, США, этирезультаты, видимо, существенно скажутся на осуществлении неблагоприятных дляЕгипта экономических проектов.
Безотносительнорезультатов мирного процесса заметное нарастание проблемсоциально–экономического развития, хотя и другого свойства и уровня, отмечаетсяи в ряде нефтедобывающих стран Персидского залива. Отчасти это связано спадением в последние годы мировых цен на энергоресурсы, а также значительными,если не сказать огромными, расходами. которые понесли эти страны в результатекризиса в персидском заливе в 1990–1991 гг.
Даже вСаудовской Аравии, считавшейся наиболее благополучной и непосредственно неподвергшейся нападению со стороны Ирака, все последние годы отмечалсязначительный дефицит государственного бюджета наряду с уменьшением ликвидныхрезервов, упавших в 1995–1996 гг. до рекордно низких размеров в 5–10 млрд. долл.(из общей суммы иностранных вложений в 45 млрд. долл.). В конечном счетеэто заставило правительство Саудовской Аравии на беспрецедентное за последниедвадцать лет введение режима жесткой экономии, сокращение ряда инвестиционныхпрограмм, равно как и программ дотирования и субсидирования целого ряда товарови услуг.
Несомненногов первую очередь это связано с падением доходов от экспорта нефти. По даннымМеждународного валютного фонда, доходы Саудовской Аравии от экспортаэнергоресурсов упали со 116 млрд. долл. в 1981 г. до 37 и 33 млрд. долл.соответственно в 1994 и в 1995 гг.
Вместе с тембыло бы, видимо, ошибкой сводить все проблемы социально–экономической сферы вэтой стране, равно как и в других государствах Персидского залива исключительнок этой причине. Ибо уже теперь становится заметным нарастающее и неизбежноестолкновение интересов различных элитных группка также связанных с нимисоциально активных слоев населения, явившихся, что вполне закономерно,объективным результатом социально–экономического развития.
Наряду сраздираемой внутри– и межклановой борьбой, мотивированной, как правило, чистоузкокорыстными интересами, как, например, внутри королевской семьи Саудитов вСаудовской Аравии, разросшейся до неимоверных размеров, нарастает комплексобъективных противоречий, обусловленный неадекватностью и несоответствиемсуществующих здесь традиционных моделей власти и управления экономикой спотребностями социально–экономического развития. Примером этого являетсярастущая сила и роль частного сектора в той же Саудовской Аравии, все болеетребующего допуска если не к рычагам политической, то по крайней мереэкономической власти, а также проведения определенных социально–экономическихреформ.
В той мере, вкакой значительным является вес в этих странах квалифицированных кадров испециалистов из других арабских стран, нельзя исключать, что последние так илииначе будут вовлечены в разрешение этих проблем. Тем более, что играя ключевуюс профессиональной точки зрения роль в функционировании экономик этих стран,они продолжают оставаться за бортом социальных и других программ, что рано илипоздно неминуемо приведет к обострению социальной напряженности.
Особняком вэтом ряду стоит Йемен. Оставаясь одной из самых бедных стран региона, к тому жеотягощенной колоссальным внешним долгом, по разным оценкам, достигающим от 8 до10 млрд. долл., Йемен производит впечатление затихшего на время вулкана.
Победа Северанад Югом в ходе гражданской войны 1994 г. не принесла решениясоциально–экономических проблем, особенно в том, что касается собственно ЮжногоЙемена. По данным одного из докладов Мирового банка, по состоянию на конец 80 –начало 90-х годов Южный Йемен квалифицировался как страна с низким доходом. ВНПна душу населения составлял здесь 432 долл. по сравнению с 640 долл. в тот жепериод в Северном Йемене. Ни последующее объединение двух Йеменов (май 1990 г.),ни тем более гражданская война не принесли ожидаемого многими южанами «чуда».Напротив, многие наблюдатели отмечают если не значительное ухудшение длябольшинства южан социально–экономической ситуации, то по меньшей мере еестагнацию. Немаловажным при этом является то, что за годы после объединениясущественные потери понесли бывшие элитные группы Южного Йемена, будучипотесненные северянами. Гражданская война 1994 г. окончательно лишила этигруппы политического веса в стране.
В этой связиможно предположить, что дальнейшее нарастание социально–экономических проблем вЙемене в целом и особенно в его южной части не исключает в недалеком будущемвозможности нового взрыва как проявление временно затихшего конфликта междуСевером и Югом если не с целью отделения последнего от первого, то по крайнеймере за восстановление доступа к политической власти.
Другимисточником конфликтности в регионе, способным проявить себя как самостоятельно,так и скорее всего вкупе, а точнее в качестве внешнего оформления, сконфликтным потенциалом в социально–экономической сфере, является наличие вбольшинстве государств региона этнорелигиозных противоречий.
Значимость идейственность последних обуславливается их «включенностью» в существующие здесьсистемы политических и социально–экономических отношений. Последние, какправило, сохранили свой традиционный характер и построены на основеобщинно–иерархического принципа. А это означает, что жестко структурированныеизнутри и сохраняющие свою жизнеспособность традиционные общины столь же жестковписаны в систему политической и экономической власти.
Примеромэтого является не только Сирия с правящей здесь алавитской общиной во главе с Х. Асадом,составляющей национальное меньшинство (около 10% населения страны), но и другиестраны региона. В Ираке, например, не говоря уже о курдской проблеме,традиционно шиитское население управляется союзом суннитов (20–25% населения) ихристиан (около 10%). В Иордании, где численно преобладают палестинцы, властькороля Хусейна, выходца из рода Хащемитов (Хиджаз) строится на опоре наиорданские бедуинские племена и выходцев с Кавказа, получивших условнообъединяющее их название – «черкесы».
Но, пожалуй,наиболее ярким примером общинно–кланово–религиозных противоречий продолжаетоставаться Ливан. В этой связи звучавшие многие годы утверждения осуществовании здесь одном из самых демократичных систем политической власти наБлижнем Востоке (не считая Израиля) представляются, мягко говоря,некорректными. На самом деле политическая система Ливана и до гражданской войныи теперь представляла и представляет собой ту же традиционную жесткоиерархически структурированную схему власти, к тому же в отличие от другихстран Арабского Востока – закрепленную в конституции. При этом, однако, следуетиметь в виду, что длительность относительно спокойного функционирования даннойсистемы базировалась не только на межобщинно–клановом согласии с существующимстатус–кво, а также экономическом местом и ролью каждой из этих общин, но ивнутриобщинном согласии по вопросам представительства собственно общины наобщеливанском уровне.
Достаточнобурное, но весьма однобокое социально–экономическое развитие Ливана в 60-е и 70-егоды, помноженное на изменение численного равновесия религиозных общин, в томчисле в пользу мусульманской (суннитской и шиитской), объективно и неизбежнодолжны были привести к новому межобщинному конфликту. Поэтому «палестинскийфактор» сыграл здесь хотя и важную, но все же скорее всего не основную роль,став лишь своего рода катализатором нарастающего здесь внутреннего конфликтногопотенциала.
Более того,последующий ход развития событий и особенно гражданская война в значительноймере разрушила и изменила не только систему и механизмы выработки межобщинного,но что самое главное – систему и механизмы достижения внутриобщинного согласияпо вопросу представительства каждой из этих общин в отношениях с другимирелигиозными общинами.
Поэтомувозможное мирное урегулирование между Ливаном и Израилем, как представляется,вряд ли автоматически приведет к разрешению внутриливанского кризиса.Изменившееся межобщинное и внутриобщинное соотношение сил наряду сприобретенной за годы гражданской войны традицией насилия, на которой вырослоуже новое поколение, обуславливает сохранение мощного внутреннего конфликтногопотенциала, и, как следствие, непростой и длительный характер урегулирования.
При этом роль«сирийского фактора» в урегулировании внутриливанского кризиса непросматривается однозначно. Опыт гражданской войны, равно как и последующегоразвития событий вплоть до сегодняшнего дня показывают, что Сирия можетоказывать как стабилизирующее, так и дестабилизирующее воздействие на ход иразвитие ситуации в этой стран
Причина этогозаключена прежде всего в заинтересованности Сирии в сохранении здесь своегоприсутствия, что ни для кого не составляет тайны. Вместе с тем, другой причинойэтого является то, что неустойчивое внутреннее межобщинное равновесие в каждыйданный момент базируется на поддержке или, напротив, нейтрализации Сирией техили иных общин или даже отдельных их составляющих групп. При этом, как ужеотмечалось, если Сирии такая роль импонирует в силу ее заинтересованности всохранении своего присутствия, то сама возможность для нее играть роль своего «внешнегоарбитра» базируется на заинтересованности многочисленных участниковвнутриливанского конфликта в использовании Сирии в качестве «союзника» с цельюлибо сохранения, либо изменения своего места в пестрой палитре действующих навнутриполитической арене Ливана сил.
Поэтомуразрешение внутриливанского кризиса содержит в себе огромное количество «если».Учитывая интерес Сирии к обеспечению своего присутствия в этой стране, вряд лиможно рассчитывать на то, что именно сирийская стороны будет подталкивать вближайшем будущем к окончательной стабилизации ситуации. Таким образом,сведение к минимуму вышеуказанных «если» возможно лишь при условии, что преждевсего участники внутриливанского конфликта урегулируют существующие между нимипротиворечия, равно как и достигнут минимального консенсуса в отношении «сирийскогофактора».
Однакоперспективы такого сценария представляются, во всяком случае, в ближайшембудущем, менее вероятными, нежели дальнейшая стагнация ситуации. Аследовательно, Ливан будет по–прежнему в ближнесрочной перспективе представлятьсобой источник и предмет конфликтности в регионе.
Вместе с теми тот, и другой из классифицированных источников возможных конфликтов в регионемогут и отчасти уже вливаются в набирающую силу тенденцию роста движенийисламского фундаментализма, в основе чего лежит процесс политизации ислама.
Различныесуществующие оценки этой тенденции как на Западе, так и в России, варьирующиесяот крайне отрицательных до умеренно–оптимистических, в значительной своей частилишь описывают данное явление, но не объясняют его. Это, как представляется, нетолько смазывает общую картину происходящего, но главное – не дает возможностипрогнозировать ситуацию. При этом к тому же «за кадром» остается вопрос (исоответственно ответ на него), чем объяснить тот факт, что движение исламскогофундаментализма набирает силу не только в странах, столкнувшихся илисталкивающихся с комплексом неразрешимых социально–экономических проблем, какнапример, Алжир, отчасти Египет и Йемен и т.д., но и страны весьмаблагополучные – Саудовская Аравия, Бахрейн.
Не претендуяна полноту и окончательность ответа о причинах усиления движений исламскогофундаментализма, выскажем свои соображения и понимание истоков данной проблемы.
Во-первых,зарождение и оформление исламского фундаментализма как движения политического характерапроисходило на рубеже 70–80-х годов. При этом, как правило, о чемсвидетельствуют опыт Ирана, а затем Алжира, преимущественно в странах,столкнувшихся с нарастающим комплексом проблем социально–экономическогоразвития. Таким образом, само движение носило в значительной степени характерпротеста низов, облеченного в религиозную оболочку. К слову, практически вседвижения такого рода, действующие и в других странах, в том числе и зоныПерсидского залива, в той или иной мере, содержат такой элемент социально–экономическогопротеста.
При этомпрогноз демографического и экономического развития стран региона крайнемалоутешителен. Так, согласно данным Мирового банка, арабские государства иИран в следующие 15 лет должны будут создать почти 50 млн. рабочих мест с тем,чтобы трудоустроить достигающее трудоспособного возраста молодое поколение.Состояние экономического развития как Ирана, так и большинства арабских стран(в частности, таких, как Алжир, Египет, Йемен и т.д.) дает крайне мало надеждна это. По данным того же Мирового банка, в 60-е годы средний доход на душунаселения в семи наиболее благополучных арабских странах несколько превышаланалогичный показатель для так называемой семерки восточноазиатских «тигров».По состоянию на начало 90-х годов, этот показатель для арабских стран составлялвсего лишь 3 342 долл., в то время как для вышеупомянутых стран Юго–восточнойАзии он достиг уровня 8 900 долл., а в Израиле – 13 000 долл. Демографическийпрогноз Мирового банка для региона Ближнего Востока исходит из того, чтонаселение последнего достигнет 448 млн. чел. к 2000 г. и 1,7 млрд. чел. к 2100 г.
Во–вторых,тому, что собственно этот протест облекался и облекается в форму политическогоислама способствовало и способствует то, что в условиях авторитарных (будь тооднопартийные, условно светские, или королевские, освященные исламом,) режимовислам оставался и остается единственным легальным каналом любого вида и типанедовольства, что, кстати, имеет под собой глубокую историческую традицию. Иэто не говоря уже о том, что ислам был и остается наиболее понятной иприемлемой широкими массами населения этих стран идеологической концепцией.
Более того,политизация ислама обусловлена еще и тем, что неспособность большинстваправящих режимов, освященных светскими идеологическими концепциями различногорода национализмов и «национальных социализмов», включая так называемуюконцепцию социалистической ориентации, окончательно дискредитировали себя,породив разочарование и неверие широких масс в истинность и справедливостьпервых. Коллапс «мировой соцсистемы» и развал СССР поставил в затруднительноеположение и склонную к «левым» взглядам интеллигенцию этих стран и особеннотрадиционно радикально настроенное студенчество, подтолкнув последних к исламу,в котором в отличие от всех других концепций. в том числе и концепции «демократическоголиберализма», они увидели возможность реализовать (в большей или меньшейстепени) свои условно «левые» взгляды.
Такимобразом, суммируя все вышесказанное, видимо, следует исходить из того, чтоформирование и выход на авансцену политической борьбы за власть новойполитической силы – движения исламского фундаментализма отражает потребностьнового этапа развития арабских стран.
Наступлениеэтого нового этапа определяется, с нашей точки зрения, с одной стороны,нарастанием комплекса социально–политических проблем, требующих своегонеординарного разрешения, а с другой стороны, завершения в целом решения задачисоздания экономической базы этих стран и вызревание потребностей болееэффективного функционирования такой базы.
Несомненно,конкретное выражение этих потребностей, равно как и степень остротысоциально–экономических проблем существенно различается от страны к стране.Однако, по всей видимости, есть нечто общее, что их объединяет. А именно –исчерпание возможностей для дальнейшего развития этатистской модели, независимоот того, светскими ли (национализм, «социализм») или традиционными(королевский, освященный исламом) концепциями эта модель обоснована.
Потребностьюнового этапа развития становится необходимость пересмотра прежних места и ролигосударства в социально–экономическом развитии этих стран и нахождение нового,более эффективного сочетания усилий государства, с одной стороны, и частногосектора, частной инициативы, индивида, наконец, с другой стороны, в дальнейшемих поступательном движении вперед. А следовательно, и существеннаятрансформация существующей здесь этатистской модели развития.
Логично, чтокризис и дискредитация существующих политико–идеологических концепций развития нарядус неприемлемостью западных либерально–демократических концепций, основанных насовершенно иных культурно–цивилизационных ценностях, делает объективнозакономерным обращение к собственным культурно–цивилизационным ценностям инаследию, в которых одну из основных, если не самую главную, в силуособенностей арабо–мусульманской культуры и традиции, составляющих представляетсобой ислам.
Исходя изэтого, можно с большой долей вероятности предполагать, что тенденцияполитизации ислама и превращение основанных на нем социально–политическихдвижений объективно будет усиливаться уже в ближайшем будущем.
Такоепредположение основано к тому же еще и на том, что ислам в новых условияхнаибольшей степени способен озарить обеспечить реализацию потребностей нового этапаразвития государств данного региона. Более того, в той мере, в какой исламсможет обеспечить относительную «либерализацию» экономики, в той же мере нельзяисключать и того, что исламизация политической системы может и скорее всегобудет представлять собой своеобразную форму демократизации первой. Ибополитическая концепция исламского фундаментализма в отличие от многих другихсуществующих в арабском мире концепций как бы нивелирует общинно–клановыеразличия, как правило, не только сохраняющиеся но и продолжающие доминировать врамках этатистской модели развития.
Вместе с темможно предположить, что поскольку тенденция усиления движения исламскогофундаментализма неизбежно будет сопряжена с борьбой за политическую власть,нельзя исключить нарастания источников внутренних конфликтов в странах БлижнегоВостока. Более того, как показывает опыт Алжира, чем сильнее сопротивлениеправящих режимов допуску к легальной политической деятельности этих движений,тем сильнее в них проявления политического экстремизма и радикализма.
В этой связинельзя также исключить и того, что приход к власти исламистов может на первыхэтапах сопровождаться наличием элементов экстремизма и радикализма как вовнутренней, так и внешней политике, особенно по отношению к Западу.
Однако приэтом следует иметь в виду, что, во–первых, присутствие антизападнойпропагандистской риторики вряд ли сможет отменить потребность в сохранении иразвитии экономических связей с тем же Западом, а, во–вторых, приход к властиисламистов впервые за всю историю исламской цивилизации неизбежно и наконец–тосталкивает ислам с конкретной действительностью, заставляя последний предлагатьпрактические ответы на столь же практические вопросы и на этой основесамореформироваться.
Совокупностьобозначенных выше источников условно называемого «внутреннего» конфликтногопотенциала не только не исключает, но и подразумевает возможность внешнего егопроявления.
Побудительныммотивом перерастания внутреннего конфликта во внешний может стать стремлениетого или иного правящего режима компенсировать нарастание направленного противнего протеста поиском внешнего врага. Тем более, что поводов для начала такихконфликтов предостаточно. Только беглый перечень имеющихся между странамирегиона спорных пограничных проблем переваливает за десяток.
При этомстепень вероятности перерастания внутреннего конфликта во внешний тем выше, чемострее социально–экономический и политический кризис, переживаемый страной, исоответственно социально–политический протест против правящего здесь режима, атакже (что немаловажно) чем мощнее накопленный страной военный потенциал,могущий быть задействованным.
С этой точкизрения потенциально опасными зонами «внешней» конфликтности представляютсяЙемен – Саудовская Аравия, Сирия – Иордания (Турция), Судан – Египет.Маловероятным, хотя и входящими в эту зону потенциальной конфликтности,является ряд стран Персидского залива, между которыми не исключены вооруженныеконфликты по пограничным спорам.
Что касаетсяИрака, то особенности его внутреннего и внешнего положения дают основанияпредположить, что в ближайшем будущем, будучи озабоченным разрешением своихвнутренних конфликтов (с курдами – на севере и с шиитами – на юге), правящийрежим Саддама Хусейна скорее будет искать внешних «союзников» и партнеров в регионе,чем противников и предмет конфликтности. Это позволяет фактически наопределенное время классифицировать Ирак как зону умеренной конфликтности.Однако такая классификация Ирака будет оставаться «рабочей» на периодвосстановления силы правящего режима в стране, а также его военного потенциала,что, безусловно, займет годы.
Очевидно, чтопотенциальным источником конфликтности в регионе становится борьба за ресурсы,а также их перераспределение. При этом следует признать, что в послевоенныйпериод арабский мир длительное время не сталкивался с конфликтами такого рода,во всяком случае в чистом их проявлении. Споры по вопросу распределения водныхресурсов Нила между Египтом и Суданом, а также Евфрата между Турцией, Сирией иИраком пока не доходили до состояния ярковыраженных конфликтных ситуацией.Поэтому классическим примером такого рода конфликтов можно считать лишьнападение на Кувейт Ирака. Хотя последнее обострение отношений между Сирией иТурцией помимо ряда политических противоречий, вызванных заключенным Турциейсоглашением с Израилем, также напрямую связано с распределением водных ресурсовЕвфрата, особенно если иметь ввидупредполагаемое строительство Турцией каскадагидроэлектростанций, что, несомненно, уменьшит получаемые Сирией объемы воды.
Вместе с темпредметом борьбы за ресурсы уже в ближайшем будущем могут стать не только нефтьи источники пресной воды, но и по мере складывания и формирования региональногообщего рынка коммуникации по перевалке энергоресурсов и экспортных и импортныхтоваров.
Помимо ужеупомянутых египетско-суданской, турецко-сирийско-иракской конфликтных ситуацийв борьбе за ресурсы или их распределение узлами конфликтов такого рода могутстать нефтеносные пограничные районы Йемена со странами Персидского залива, атакже Иордания как планируемый Центр транзитной торговли из зоны Персидскогозалива к Средиземноморскому побережью Израиля (Сирия, Египет, Ирак).
Борьба заресурсы одновременно и во многом скорее всего будет сопряжена с борьбой залидерство в регионе.
Вместе с тем следуетотметить, что на современном этапе вряд ли можно определить ярковыраженногорегионального лидера, если иметь в виду регион Ближнего и Среднего Востока вцелом. А следовательно, характер этой борьбы будет носить в краткосрочнойперспективе ограниченный характер.
Последнееобъясняется тем, что расширение традиционно определяемых границ регионаБлижнего и Среднего Востока на север за счет бывших республик СССР в Закавказьеи Средней Азии будут стимулировать Турцию и Иран к «освоению» этих «северных» пространств.В пользу этого свидетельствуют как сохраняющиеся общие подозрения арабов вотношении бывшей Великой Порты и шиитского Ирана, так и готовность новыхмусульманских государств (НМГ) к сотрудничеству с этими двумя государствами.
Традиционнаяборьба за лидерство в арабском мире между Египтом и Сирией на нынешнем этапетакже вряд ли будет носить обостренный характер.
Во–первых,каждое из этих двух государств в силу ряда причин больше нуждается в поддержкедруг друга, чем в противостоянии, хотя каждое в своих интересах.
Во–вторых,каждая из этих стран сегодня больше озабочена решением своих внутреннихпроблем, равно как и проблем в их «ближнем зарубежье»: Сирия – в Ливане,Иордании и Турции, Египет – в Судане, Ливии, Палестине и отчасти Иордании.
В–третьих,Египет и Сирия переживают не самый лучший этап в своем социально–экономическомразвитии и, следовательно, пока не располагают достаточными ресурсами дляобеспечения своих претензий на лидерство.
В–четвертых,их претензии на лидерство должны учитывать изменившееся соотношение сил варабском мире, в частности, вес и значимость, по крайней мере, с точки зренияфинансовых ресурсов, стран Персидского залива, особенно Саудовской Аравии.
Наконец,в–пятых, их борьбе за лидерство в арабском мире не очень благоприятствуетглобальное соотношение сил, находящееся в процессе трансформации.
Тем не менее,несмотря на вышесказанное, нельзя исключать того, что в складывающемся союземежду Египтом и Сирией, зафиксированном на трехсторонней встрече (Египет Сирия,Саудовская Аравия) в Дамаске 6–7 июня 1996 г., уже в скором времени могутпроявиться противоречия в подходах и оценках различных общеарабских проблем.
Другойтенденцией, которая способна проявить себя в более отдаленной, чемсреднесрочная, перспективе, является то, что можно назвать «антизападным» потенциалом.В данном случае это можно соотнести с тем, что американский профессорХантингтон квалифицирует как «межцивилизационные разломы». Вместе с тем, вотличие от Хантингтона, а также другого американского автора ФрэнсисаФукуямыречь не идет об эскалации этих «разломов» до уровня вооруженной конфронтации итем более на глобальном уровне, Скорее всего это коснется уровня и масштабовзаимствования опыта и ценностей западной цивилизации, особенно в том, чтокасается выбора моделей дальнейшего социально–экономического исоциально–политического развития, а также возможного пересмотра принциповвнешних (политических и экономических) связей со странами Запада, равно какформ и собственно военного присутствия последних в регионе, особенно США.
Такоепредположение основано прежде всего на прогнозе дальнейшего усиления тенденцииполитизации ислама и соответственно его места и роли в будущем развитии какотдельных стран, так и региона в целом.
Кроме того,не следует забывать и о том, что одним из результатов операции «Буря в пустыне»(январь 1991 г.) в восприятии арабов, причем даже тех государств, которыевошли в состав антииракской коалиции, было поражение и унижение арабской нации,нанесение Западом всем арабам в лице Ирака. Представляется, что рано или поздноэто должно «отыграть» в обратную сторону.
Более того,как это ни парадоксально, в этом же направлении может «сработать» результативностьмирного процесса, распространенного затем на сферу регионального экономическогосотрудничества. Ибо, как это может быть не прозвучит странно для теперешнеговосприятия читателем, культурно–цивилизационно Израиль стоит скорее ближе карабам, чем к Западу.
Данная работавыполнена по программе проектов Института изучения Израиля и Ближнего Востока иносит поисково–исследовательский характер. Последнее означает, что высказанныевыше оценки, в том числе прогностического характера, в значительной мерепредставляют собой лишь самые предварительные результаты исследования даннойпроблематики. Это позволяет рассматривать последние как приглашение к предметуобсуждения и дискуссии. При этом автор сознательно и намеренно оставил зарамками данного исследования собственно ближневосточный конфликт с тем, чтобывыделить другие пока менее заметные и различимые «линии конфликтнойнапряженности» в данном регионе.
Список литературы
исламскийфундаментализм движение конфликт
1. История Ближнего востокаи современность. М., 2008
2. История Востока. Т. 5.2005/>