--PAGE_BREAK-- “Анна Каренина” была одной из главных книг, покоривших Европу. Переведенный на европейские языки в середине 80-х годов, роман издается вновь и вновь, выходит как в прежних, так и в новых переводах. Только один первый перевод романа на французский с 1885 года по 1911 год был переиздан 12 раз. Одновременно в эти же годы появились еще 5 новых переводов “Анны Каренины”.
Выводы по главе
Уже в годы печатанья “Анны Каренины” на страницах журнала русские ученые разных специальностей отметили научную ценность многих наблюдений писателя.
Успех “Анны Карениной” в широких кругах читателей был огромным. Но в тоже время многие прогрессивные писатели, критики и читатели были разочарованны первыми частями романа.
Роман Толстого не встретил, однако, понимания и в демократических кругах.
Глава 2. Художественное своеобразие романа «Анна Каренина»
2.1. Сюжет и композиция романа
Толстой назвал «Анну Каренину» «романом широким и свободным» [4, 235], воспользовавшись термином Пушкина «свободный роман». Это ясное указание на жанровые истоки произведения.
«Широкий и свободный роман» Толстого отличен от «свободного романа» Пушкина. В «Анне Карениной» нет, например, лирических, философских или публицистических авторских отступлений. Но между романом Пушкина и романом Толстого есть несомненная преемственная связь, которая проявляется и в жанре, и в сюжете, и в композиции.
В романе Толстого, так же как в романе Пушкина, первостепенное значение принадлежит не фабульной завершенности положений, а «творческой концепции», которая определяет отбор материала и в просторной раме современного романа представляет cвободу для развития сюжетных линий. «Я никак не могу и не умею положить вымышленным мною лицам известные границы — как то женитьба или смерть, после которых интерес повествования бы уничтожился. Мне невольно представлялось, что смерть одного лица только возбуждала интерес к другим лицам, и брак представлялся большею частью завязкой, а не развязкой интереса»,— писал Толстой [13, 5].
«Широкий и свободный роман» подчиняется логике жизни; одной из его внутренних художественных целей является преодоление литературных условностей. В 1877 г. в статье «О значении современного романа» Ф. Буслаев писал о том, что современность не может удовлетвориться «несбыточными сказками, какие еще недавно выдавались за романы с загадочными завязками и похождениями невероятных героев в фантастической, небывалой обстановке»[5,81]. Толстой сочувственно отметил эту статью как интересный опыт осмысления путей развития реалистической литературы XIX в. [6, 351].
«Теперь интересует в романе окружающая нас действительность, текущая жизнь в семье и обществе, как она есть, в ее деятельном брожении неустановившихся элементов старого и нового, отмирающего и нарождающегося, элементов, взбудораженных великими переворотами и реформами нашего века»,— писал Ф. Буслаев[6,263].
Сюжетная линия Анны развертывается «в законе» (в семье) и «вне закона» (вне семьи). Сюжетная линия Левина движется от положения «в законе» (в семье) к сознанию незаконности всего общественного развития («мы вне закона»). Анна мечтала избавиться от того, что «мучительно беспокоило» ее. Она избрала путь добровольной жертвы. И Левин мечтал «прекратить зависимость от зла», и его мучила мысль о самоубийстве. Но то, что представлялось Анне «правдой», было для Левина «мучительной неправдой». Он не мог остановиться на том, что зло владеет обществом. Ему необходимо было найти «высшую правду», тот «несомненный смысл добра», который должен изменить жизнь и дать ей новые нравственные законы: «вместо бедности общее богатство, довольство, вместо вражды — согласие и связь интересов»[9,52]. Круги событий в обоих случаях имеют общий центр.
При всей обособленности содержания эти сюжеты представляют концентрические круги, имеющие общий центр. Роман Толстого — стержневое произведение, обладающее художественным единством. «В области знания существует центр, и от него бесчисленное количество радиусов,— говорил Толстой.— Вся задача в том, чтобы определить длину этих радиусов и расстояние их друг от друга»[10,63]. Это высказывание, если его применить к сюжету «Анны Карениной», объясняет принцип концентричности расположения больших и малых кругов событии в романе.
Толстой сделал «круг» Левина значительно более широким, чем «круг» Анны. История Левина начинается гораздо раньше, чем история Анны и заканчивается уже после гибели героини, именем которой назван роман. Книга завершается не гибелью Анны (часть седьмая), а моральными исканиями Левина и его попытками создать положительную программу обновления частной и общественной жизни (часть восьмая).
Концентричность сюжетных кругов вообще характерна для романа «Анна Каренина». Сквозь круг отношений Анны и Вронского «просвечивает» пародийный роман баронессы Шильтон и Петрицкого. История Ивана Пар-менова и его жены становится для Левина воплощением патриархального мира и счастья.
Но жизнь Вронского складывалась не по правилам. Первой это заметила его мать, недовольная тем, что сыном овладела какая-то «вертеровская страсть». Вронский и сам чувствует, что многие жизненные условия не были предусмотрены правилами»: «Только в самое последнее время, по поводу своих отношений к Анне, Вронский начинал чувствовать, что свод его правил не вполне определял все условия, и в будущем представлялись трудности и сомнения, в которых Вронский уже не находил руководящей нити» [18, 322].
Чем серьезнее становится чувство Вронского, тем дальше он уходит от «несомненных правил», которым подчиняется свет. Незаконная любовь поставила его вне закона. Волею обстоятельств Вронский должен был отречься от своего круга. Но он не в силах преодолеть «светского человека» в своей душе. Всеми силами он стремится вернуться «в лоно свое». Вронский тянется к закону света, но это, по мысли Толстого, жестокий и фальшивый закон, который не может принести счастья. В финале романа Вронский уезжает добровольцем в действующую армию. Он признается, что годен только на то, чтобы «врубиться в каре, смять или лечь» (19, 361). Духовный кризис окончился катастрофой. Если Левин отрицает самую мысль, выражающуюся в «мщении и убийстве», то Вронский — целиком во власти суровых и жестоких чувств: «Я, как человек,— сказал Вронский.— тем хорош, что жизнь для меня ничего не стоит»; «Да, я как орудие могу годиться на что-нибудь, но как человек я — развалина»[19, 362].
Одна из магистральных линий романа связана с Карениным. Это «государственный человек»
Толстой указывает на возможность просветления души Каренина в критические моменты жизни, как это было в дни болезни Анны, когда он вдруг избавился от «смешения понятий» и постиг «закон добра». Но это просветление длилось недолго. Каренин ни в чем но может найти точки опоры. «Положение мое тем ужасно, что я не нахожу нигде, в самом себе не нахожу точки опоры».
Сложную задачу представлял для Толстого характер Облонского. В нем нашли свое выражение многие коренные черты русской жизни второй половины XIX в. С барской широтой расположился Облонский в романе. Один его обед растянулся на две главы. Гедонизм Облонского, его равнодушие ко всему, кроме того, что может принести ему удовольствие, является характерной чертой психологии целого сословия, клонящегося к упадку. «Надо одно из двух: или признавать, что настоящее устройство общества справедливо, и тогда отстаивать свои права; или признаваться, что пользуешься несправедливыми преимуществами, как я и делаю, и пользоваться ими с удовольствием» (19, 163). Облонский достаточно умен, чтобы видеть социальные противоречия своего времени; он даже считает, что устройство общества несправедливо.
Жизнь Облонского протекает в границах «закона», и он вполне доволен своей жизнью, хотя давно признал про себя, что пользуется «несправедливыми преимуществами». Его «здравый смысл» представляет собой предрассудок целого сословия и является оселком, на котором оттачивается мысль Левина.
Своеобразие «широкого и свободного романа» заключается в том, что фабула теряет здесь свое организующее влияние на материал. Сцена на станции железной дороги завершает трагическую историю жизни Анны (гл. XXXI, часть седьмая).
В романе Толстого искали фабулу и не находили ее. Одни утверждали, что роман уже окончен, другие уверяли, что его можно продолжать до бесконечности. В «Анне Карениной» сюжет и фабула не совпадают. Фабульные положения, даже будучи исчерпанными, не мешают дальнейшему развитию сюжета, который имеет свою собственную художественную завершенность и движется от возникновения к разрешению конфликта.
Толстой только в начале седьмой части «познакомил» двух основных героев романа — Анну и Левина. Но это знакомство, чрезвычайно важное в сюжетном отношении, не изменило фабульного течения событий. Писатель пытался вообще отбросить понятие фабулы: «Связь постройки сделана не на фабуле и не на отношениях (знакомстве) лиц, а па внутренней связи» [2, 377].
Толстой писал не просто роман, а «роман жизни». Жанр «широкого и свободного романа» снимает ограничения замкнутого развития сюжета в рамках законченной фабулы. Жизнь не вмещается в схему. Сюжетные круги в романе располагаются таким образом, что внимание сосредоточивается на моральном и социальном стержне произведения.
Сюжетом «Анны Карениной» является «история души человеческой», которая вступает в роковой поединок с предрассудками и законами своей эпохи; одни не выдерживают этой борьбы и гибнут (Анна), другие «под угрозой отчаяния» приходят к сознанию «народной правды» и путей обновления общества (Левин).
Принцип концентрического расположения сюжетных кругов — характерная для Толстого форма выявления внутреннего единства «широкого и свободного романа». Незримый «замок» — общий взгляд автора на жизнь, естественно и свободно трансформирующийся в мысли и чувства героев, «сводит своды» с безукоризненной точностью.
Своеобразие «широкого и свободного романа» проявляется не только в том, как строится сюжет, но и в том, какую архитектуру, какую композицию избирает писатель.
Необычность композиции романа «Анна Каренина» многим казалась особенно странной. Отсутствие логически завершенной фабулы делало и композицию романа непривычной. В 1878 г. проф. С. А. Рачинский писал Толстому: «Последняя часть произвела впечатление охлаждающее не потому, чтобы она была слабее других (напротив, она исполнена глубины и тонкости), но по коренному недостатку в построении всего романа. В нем нет архитектуры. В нем развиваются рядом, и развиваются великолепно, две темы, ничем не связанные. Как обрадовался я знакомству Левина с Анною Карениной.— Согласитесь, что это один из лучших эпизодов романа. Тут представлялся случай связать все нити рассказа и обеспечить за ними целостный финал. Но вы не захотели — бог с вами. «Анна Каренина» — все-таки остается лучшим из современных романов, а вы — первым из современных писателей»[6,49].
Ответное письмо Толстого проф. С. А. Рачинскому чрезвычайно интересно, так как содержит определение характерных особенностей художественной формы романа «Анна Каренина». Толстой настаивал на том, что судить о романе можно, лишь исходя из его «внутреннего содержания». Он считал, что мнение критика о романе «неверно»: «Я горжусь, напротив, архитектурой,— писал Толстой.— Своды сведены так, что нельзя заметить, где замок. И об этом я более всего старался» (62, 377).
В строгом смысле слова в «Анне Карениной» нет экспозиции. По поводу пушкинского отрывка «Гости съежались на дачу» Толстой говорил: «Вот как надо начинать. Пушкин наш учитель. Это сразу вводит читателя в интерес самого действия. Другой бы стал описывать гостей, комнаты, а Пушкин прямо приступает к делу»[12,93].
В романе «Анна Каренина» с самого начала внимание направлено на события, в которых и проясняются характеры героев.
Афоризм — «все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему» — это философское вступление к роману. Второе (событийное) вступление заключено в одну единственную фразу: «Все смешалось в доме Облонских». И, наконец, следующая фраза дает завязку действия и определяет конфликт. Случайность, открывшая неверность Облонского, влечет за собой цепь необходимых следствий, составляющих фабульную линию семейной драмы.
Главы романа расположены циклами, между которыми существует тесная связь как в тематическом, так и в сюжетном отношениях. Каждая часть романа имеет свой «узел идеи». Опорными пунктами композиции являются сюжетно-тематические центры, последовательно сменяющие друг друга.
В первой части романа циклы образуются в связи с конфликтами в жизни Облонских (гл. I—V), Левина (гл. VI—IX), Щербацких (гл. XII—XVI). Развитие действия определено' событиями, вызванными приездом Анны Карениной в Москву (гл. XVII—XXIII), решением Левина уехать в деревню (гл. XXIV—XXVII) и возвращением Анны в Петербург, куда за ней последовал Вронский (гл. ХХУШ-ХХХ1У).
Эти циклы, следуя один за другим, постепенно расширяют сферу действия романа, обнаруживая закономерности развития конфликтов. Толстой выдерживает соразмерность циклов по объему. В первой части каждый цикл занимает пять-шесть глав, имеющих свои «границы содержания». Это создает ритмичность смены эпизодов и сцен.
Первая часть представляет собой один из замечательнейших примеров «крутой романической завязки». Логика событий, нигде не нарушающая правды жизни, приводит к резким и неизбежным переменам в судьбах героев. Если до приезда Анны Карениной Долли была несчастна, а Кити счастлива, то после появления Анны в Москве «все смешалось»: стало возможным примирение Облонских — счастье Долли, и неотвратимо приблизился разрыв Вронского с Кити — несчастье княжны Щербацкой. Завязка романа строится на основе крупных перемен в жизни героев и захватывает самый смысл их бытия.
Сюжетно-тематический центр первой части романа — изображение «путаницы» семейных и общественных отношений, превращающих жизнь мыслящего человека в мучение и вызывающих желание «уйти изо всей мерзости, путаницы, и своей, и чужой». На этом основано «сцепление идей» в первой части, где завязывается узел дальнейших событий.
Вторая часть имеет свой сюжетно-тематический центр. Это — «пучина жизни», перед которой в смятении останавливаются герои, пытаясь освободиться от «путаницы». Действие второй части с самого начала приобретает драматический характер. Круги событий здесь более широкие, чем в первой части. Смена эпизодов идет в более быстром темпе. В каждый цикл входит по три-четыре главы. Действие переносится из Москвы в Петербург, из Покровского в Красное Село и Петергоф, из России в Германию.
Кити, пережившая крушение своих надежд, после разрыва с Вронским, уезжает на «немецкие воды» (гл. I—III). Отношения Анны и Вронского становятся все более открытыми, неприметно подвигая героев к пучине (гл. IV—VII). Первым увидел «пучину» Каренин, но его попытки «предостеречь» Анну оказались тщетными (гл. VШ-Х)
Из светских салонов Петербурга действие третьего цикла переносится в имение Левина — Покровское. С наступлением весны он особенно ясно чувствовал влияние на жизнь «стихийной силы» природы и народного быта (гл. XII—XVII). Хозяйственным заботам Левина противопоставлена светская жизнь Вронского. Он добивается успеха в любви и терпит поражение на скачках в Красном Селе (гл. ХVШ-ХХV).
Начинается кризис в отношениях Анны и Каренина. Неизвестность рассеивается, и становится неизбежным разрыв семейных связей (гл. XXVI—XXIX). Финал второй части возвращает внимание к началу — к судьбе Кити. Она постигла «всю тяжесть этого мира горя», но обрела новые силы для жизни (гл. XXX—XXXV).
Мир в семействе Облонских вновь был нарушен. «Спайка, сделанная Анной, оказалась непрочна, и семейное согласие надломилось опять в том же месте». «Пучина» поглощает не только семью, но и все достояние Облонского. Сосчитать деревья перед совершением купчей с Рябининым для него так же трудно, как «измерить океан глубокий, сочесть пески, лучи планет». Рябинин покупает лес за бесценок. Почва уходит из-под ног Облонского. Жизнь «вытесняет праздного человека».
Левин видит «со всех сторон совершающееся обеднение дворянства». Он еще склонен приписывать это явление нераспорядительности, «невинности» таких хозяев, как Облонский. Но самая повсеместность этого процесса кажется ему загадочной. Попытки Левина сблизиться с народом, понять законы и смысл патриархального быта еще не увенчались успехом. Он останавливается в недоумении перед «стихийной силой», которая «постоянно противилась ему». Левин полон решимости бороться против этой «стихийной силы». Но, по мнению Толстого, силы не равны. Левин должен будет сменить дух борьбы на дух смирения.
продолжение
--PAGE_BREAK--