Реферат
на тему: «Жизнь и творчество М.А. Булгакова»
М.А. БУЛГАКОВ
(1891—1940)
Роман «Белая гвардия». «Велик был год и страшен по Рождестве Христовом 1918, от начала же революции второй...» — так начинается роман, вводящий нас в апокалипсическое состояние не только общества, но и природы (красный, дрожащий Марс над Городом — знамение великой крови). «И судимы были мертвые по написанному в книгах сообразно с делами своими», эта фраза из Священного писания настраивает на серьезный и строгий лад, ибо все деяния человеческие (а о них пойдет речь в романе), каждый шаг, каждый день, каждый человек вписаны во Вселенную, и ответ придется держать, по Булгакову, не только перед отцами и отечеством, но перед Богом.
На Алексеевском спуске в Киеве живет семья Турбиных. Молодежь — Алексей, Елена, Николка — остались без родителей, «без подсказки», как жить? На самом деле «подсказка» была: прекрасный дом, изразцовая печка, часы, играющие гавот, елка и свечи на Рождество, кровати с блестящими шишечками, бронзовая лампа под абажуром, Толстой и «Капитанская дочка» в шкафу, гитара, кремовые шторы на окнах, ваза с голубыми гортензиями, петух на чайнике, самовар, белая накрахмаленная скатерть даже в будни — те нетленные атрибуты ДОМА со всем его благородством, старомодностью, стабильностью, надежностью, которой ни при каких обстоятельствах, даже военных, даже революционных, нельзя разрушать, потому что это завет новым поколениям Турбиных от родителей. Дом — это не просто вещи, а строй жизни, дух, традиции, включенность в общенациональное бытие, если в нем на Рождество зажигают лампадки перед иконой, если у постели умирающего брата собирается вся семья, если вокруг Дома есть постоянный круг друзей, стремящихся к теплому очагу. Дом Турбиных был построен не «на песке», а на «камне веры» в Россию, православие, царя, культуру (то, что было в семьях Куприных, Буниных, Цветаевых, Зайцевых, Шмелевых — лучших русских фамилий).
Дом и революция стали врагами. Революция вступила в конфликт со старым Домом, чтобы оставить детей без веры, без крыши, без культуры и обездолить. Как поведут себя Турбины, Мышлаевский, Тальберг, Шервинский, Лариосик — все, кто причастен к Дому на Алексеевском спуске? Над Городом нависла серьезная опасность. (Булгаков не называет его Киевом, он — модель всей страны и зеркало раскола.) Где-то далеко, за Днепром, Москва, а в ней — большевики. Украина объявила независимость, провозгласив гетмана, в связи с чем обострились националистические настроения, и рядовые украинцы сразу «разучились говорить по-русски, а гетман запретил формирование добровольной армии из русских офицеров». Петлюра сыграл на мужицких инстинктах собственности и самостийности и пошел войной на Киев (стихия, противостоящая культуре). Русское офицерство оказалось преданным Главным командованием России, присягавшим на верность императору. В Город стекается разнородная шушера, убежавшая от большевиков, и вносит в него разврат: открылись лавки, паштетные, рестораны, ночные притоны. Извозчики таскали седоков из ресторана в ресторан, накокаиненные проститутки предлагали свои услуги, бильярдные игроки водили девок покупать краску для губ и дамские штаны из батиста. За гетманским столом усаживалось до «двухсот масленых проборов», носивших дорогие шубы с бобровыми воротниками и живших в роскошных отелях. И в этом крикливом, судорожном мире разворачивается драма.
Завязкой основного действия можно считать два «явления» в доме Турбиных: ночью пришел замерзший, полумертвый, кишащий вшами Мышлаевский, рассказавший об ужасах окопной жизни на подступах к Городу и предательстве штаба. В ту же ночь объявился и муж Елены, Тальберг, чтобы, переодевшись, трусливо покинуть жену и Дом, предать честь русского офицера и сбежать в салон-вагоне на Дон через Румынию и Крым к Деникину. «О чертова кукла, лишенная малейшего понятия о чести!., и это офицер русской военной академии, — думал Алексей Турбин, мучился и воспаленными глазами вычитал в книге: «… Святая Русь — страна деревянная, нищая и… опасная, а русскому человеку честь — только лишнее бремя».
Слово честь, вспыхнув впервые в разговоре Турбина с Еленой, становится ключевым, движет сюжет и вырастает в главную проблему романа. Отношение героев к России, конкретные поступки разделят их на два лагеря. Мы чувствуем в пульсирующем ритме романа растущее напряжение: Петлюра уже окружил прекрасный Город. Молодежь Турбиных приняла решение идти в штаб к Малышеву и записаться в Добровольческую армию. Но Булгаков устраивает серьезное испытание Алексею Турбину: ему снится вещий сон, который ставит перед героем новую проблему: а что, если и правда большевиков имеет такое же право быть, как и правда защитников престола, отечества, культуры и православия?
И видел Алексей полковника Най-Турса в светозарном шлеме, в кольчуге, с длинным мечом и испытал сладостный трепет от сознания, что увидел рай. Потом появился огромный витязь в кольчуге — вахмистр Жилин, погибший в 1916-м на Виленском направлении. Глаза обоих были «чисты, бездонны, освещены изнутри». Жилин и рассказал Алексею, что апостол Петр на его вопрос, «кому приготовлены в раю пять огромных корпусов?» — ответил: «А это для большевиков, с Перекопу которые». И смутилась душа Турбина: «Большевиков? Путаете вы что-то, Жилин, не может этого быть. Не пустят их туда». Нет, ничего не путал Жилин, ибо на его слова, что, мол, большевики в Бога не верят, а потому должны попасть в ад, Господь ответил: «Ну не верят… что ж поделаешь… Один верит, другой не верит, а поступки у всех одинаковые… Все вы у меня, Жилин, одинаковые — в поле брани убиенные». Зачем этот вещий сон в романе? И для выражения авторской позиции, совпадающей с волошинской: «Молюсь за тех и за других», и для возможного пересмотра решения Турбина воевать в белой гвардии. Он понял, что в братоубийственной войне нет правых и виноватых, все несут ответственность за кровь брата.
Михаил Булгаков оправдывает тех, кто был частью единой нации и воевал за идеалы офицерской чести, страстно выступая против разрушения могучего отечества. Именно поэтому Турбины, Мышлаевский, Карась, Шервинский идут в Александровское юнкерское училище, чтобы готовиться к встрече с Петлюрой.
14 декабря 1918 г. Почему именно эту дату выбрал Булгаков? Ради параллели: 1825 и 1918? Но что в них общего? Общее есть: «очаровательные франты», русские офицеры защищали на Сенатской площади честь — одно из высоконравственных понятий. Булгаков напоминает датой еще раз о том, что история — удивительно сложная и непоследовательная вещь: в 1825 г. дворяне-офицеры пошли против царя, голосуя за республику, а в 1918 г. опомнились перед лицом «безотцовства» и страшной анархии. Бог, царь, глава семьи — все объединялось понятием «отец», хранящий на веки вечные Россию.
Как же вели себя 14 декабря герои романа? Они умирали в снегу под напором петлюровских мужичков. «Но честного слова не должен нарушить ни один человек, потому что нельзя будет жить на свете» — так думал самый юный, Николка, выражая позицию тех, кого Булгаков объединил понятием «белая гвардия», кто защитил честь русского офицера и человека и изменил наши представления о тех, кого до недавнего времени зло и уничижительно именовали «белогвардейцами», «контрой».
Булгаков написал не исторический роман, а социально-психологическое полотно с выходом в философскую проблематику: что есть Отечество, Бог, человек, жизнь, подвиг, добро, истина. За драматической кульминацией следует развитие действия, очень важное для сюжета в целом: оправятся ли герои от потрясения; сохранится ли Дом на Алексеевском спуске?
Алексей Турбин, убегавший от петлюровца, получил ранение и, оказавшись в родном доме, долго пребывал в состоянии пограничном, в галлюцинациях или теряя память. Но не физический недуг «добивал» Алексея, а нравственный: «Неприятно… ох, неприятно… напрасно я застрелил его… Я, конечно, беру вину на себя… я убийца!» (вспомним героев Толстого, тоже берущих вину на себя). Мучило и другое: «Был мир, и вот этот мир убит*. Не о жизни, остался жив, а о мире думает Турбин, ибо турбинская порода всегда несла в себе соборное сознание. Что будет после конца Петлюры? Придут красные… Мысль остается незаконченной.
Дом Турбиных выдержал испытания, посланные революцией, и тому свидетельство — непопранные идеалы Добра и Красоты, Чести и Долга в их душах. Судьба посылает им Лариосика из Житомира, милого, доброго, незащищенного большого младенца, и Дом их становится его Домом. Примет ли он то новое, что называлось бронепоездом «Пролетарий» с истомившимися от ратного труда часовыми? Примет, потому что они тоже братья, они не виноваты. Красный часовой тоже видел в полудреме «непонятного всадника в кольчуге» — Жилина из сна Алексея, для него, односельчанина из деревни Малые Чугуры, интеллигент Турбин в 1916-м перевязывал рану Жилину как брату и через него же, по мысли автора, уже «побратался» с часовым с красного «Пролетария». Все — белые и красные — братья, и в войне все оказались виноваты друг перед другом. И голубоглазый библиотекарь Русаков (в конце романа) как бы от автора произносит слова только что прочитанного Евангелия: «… И увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля миновали...»; «Мир становился в душе, и в мире он дошел до слов:… слезу с очей, и смерти не будет, уже ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло...»
Торжественны последние слова романа, выразившего нестерпимую муку писателя — свидетеля революции и по-своему «отпевшего» всех — и белых и красных.
«Последняя ночь расцвела. Во второй половине ее вся тяжелая синева — занавес Бога, облекающий мир, покрылась звездами. Похоже было, что в неизмеримой высоте за этим синим пологом у царских врат служили всенощную. Над Днепром с грешной и окровавленной и снежной земли поднимался в черную, мрачную высь полночный крест Владимира».
Повесть «Собачье сердце». М. Горький писал в «Несвоевременных мыслях» о вождях, которые проделывают жестокий опыт с русским народом, работая «как химики в лаборатории, с той лишь разницей, что химики пользуются мертвой материей».
Зачем же профессору Преображенскому, герою сатирической повести Булгакова «Собачье сердце», понадобилось вживлять в мозг собаки гипофиз человека? Уловив пародийные начала повести, начинаем рассуждать. Преображенский, верящий в науку и законы эволюции, по идее, не должен покушаться на генетику столь разных представителей живого мира, но он идет на эксперимент и получает маленького, злобного человека по имени Шариков. С точки зрения художественной — это фантастика, но в реальности, оказывается, тоже много фантасмагорического. «Чистопородные» пролетарии «уплотняют» московские дома, выселяют старожилов-интеллигентов, из подъездов исчезли ковровые дорожки, галоши, цветы на площадках, электричество гаснет по два раза в сутки. Начинается царство фантастической разрухи. Преображенский, выведя новую породу человека, хочет воздействовать на Шарикова словом, но безрезультатно. А вот у Швондера — идейного антагониста Преображенского — получилось сразу, и Шариков понял, что он «труженик», потому что не нэпман и не профессор, живущий в семи комнатах и имеющий 40 пар штанов. «Труженик», потому что у него нет собственности, а работать не нужно — достаточно «взять все да и поделить». Швондер, «выведенный» другим путем новый человек, борется за душу Шарикова, прививая ему нахрапистость, наглость, высокомерие к культуре. Хочу мять цветы — и буду, хочу мочиться мимо унитаза — мое право, хочу сделать политическую карьеру в государстве Швондеров — потесню кого-нибудь и сделаю. Вот плоды революционного «окультуривания» масс. Булгаков солидарен с помощником Преображенского Борменталем: «Вот, доктор, что получается, когда исследователь, вместо того, чтобы идти параллельно с природой, форсирует вопрос и поднимает завесу: на, получай Шарикова и ешь его с кашей».
Безусловно, эпоха революционных преобразований породила Павла Корчагина (Н. Островский. «Как закалялась сталь»), Веньку Малышева (П. Нилин. «Жестокость»), Сашу Дванова (А. Платонов. «Чевенгур»), но нашел себя в ней именно Шариков. Он обустроился, почувствовал себя как дома, вольготно. Симптом духовной катастрофы в Советской России налицо, делает вывод своим произведением писатель.
Роман «Мастер и Маргарита». Двенадцать лет труда (1928—1940), восемь редакций, шесть толстых тетрадей… К современному читателю роман пришел лишь в конце 60-х гг. и сразу привлек к себе внимание необычным сюжетом, острой сатирой и глубоко философской проблематикой.
Мастер живет в Москве 30-х гг. нашего века, пишет книгу о событиях, происшедших в библейские времена, и при этом свободно беседует с Кантом, Достоевским, Гете. Что это — художественная фантастика, соединяющая три мира: реальный, конкретно-исторический, библейский и вечный, — или правда бытия человека и человечества в мироздании? Образы сверхъестественных сил в романе, конечно, фантастичны в том смысле, что писатель, не бывший духовидцем и человеком высокой святости, дающей возможность лицезреть Вечность, рисовал их в своем воображении. Но есть в романе и другая фантастика, служащая целям сатиры, продолжающая гоголевскую и щедринскую традиции в русской литературе и выявляющая абсурдность нашей жизни.
Художественное пространство романа, его композиция представляют собой три мира, зеркально отражающиеся один в другом и связанные «скрепами» — Волан дом, вневременным персонажем, грозой и тьмой, которые, придя из космоса, накрыли Ершалаим, а потом пролились дождем в Москве 30-х гг. Самый нижний ярус трехмерного «здания» — земной, где разворачивается трагический конфликт Мастера, названного «воинствующим старообрядцем» зато, что дерзнул описать жизнь, страдания и учение Христа как исторический факт, и противоборство палача и жертвы (Иешуа и Пилата) как непреходящее, могущее повториться в любую эпоху, и председателя Моссолита Берлиоза и его свиты, безжалостно расправлявшимися с тем, кто писал не в духе господствующей идеологии. Мастер как бы говорил своим романом: «Бог жил», а Берлиоз безапелляционно считал: «Управляет земными делами человек. Бога нет!»--PAGE_BREAK--
Библейский мир в романе представляет собой четыре рассказа («четыре евангелия» — от Пилата, Мастера, Маргариты, Ивана Бездомного) о жизни Иешуа и конфликте государственной власти с инакомыслием бродячего философа.
Третий мир, Вечность, не персонифицирован, не представлен столкновением Света и Тьмы, Бога и Дьявола, но эпиграф к роману, взятый из «Фауста», напоминает читателю «Пролог на небесах» и спор Сатаны и Господа о человеке.
Мефистофель.
Я вижу лишь одни мученья человека.
Смешной божок земли, всегда, во всех веках
Чудак такой же, как он был в начале века!..
Господь. Пока еще умом во мраке он блуждает,
Но истины лучом он будет озарен...
Мефистофель. Бьюсь об заклад: он будет мой!
Прошу я только позволенья, —
Пойдет немедля он за мной.
Господь. Пока живет он на груди земной,
Тебе на то не будет запрещенья...
Тебе позволено: иди
И завладей его душой.
И Булгаков, дав Мефистофелю новое имя — Воланд, предоставляет ему большие полномочия, вплоть до суда над грешниками (Преисподня, Великий бал у Сатаны накануне Христова Воскресения). Однако судьбу Мастера и Маргариты в Вечности устраивает сам Господь.
«Повторяемость», похожесть конфликтов в трех художественных мирах Булгакова позволяет увидеть в романе главную проблему — нравственно-философскую, противостояние Добра и Зла, духовности и бездуховности. В общественных отношениях и в каждом отдельном человеке.
Роман «Мастер и Маргарита» раздвинул рамки земного существования человека и поставил его перед Вечностью с вытекающей отсюда ответственностью каждого за спасение своей души.
Воланд и его место в романе. Многие критики и литературоведы пытались обозначить художественную функцию Воланда как персонажа романа, за которым, может быть, стоит сам автор. В. Лакшин, например, назвал Воланда «палачом порока», «карающим мечом в руках правосудия». Л. Яновская видит в Воланде светлые начала, ибо он «различает то редкое и немногое, что по-настоящему велико, истинно и нетленно» (подвиг Мастера, любовь Мастера и Маргариты, раскаяние Пилата). Эпиграф к роману: «Я часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо» — помогает понять авторскую мысль. Разоблачая зло, Воланд тем самым служит Добру и Красоте, то есть восстанавливает равновесие между Добром и Злом. Ко всему сказанному все-таки хочется добавить, что Сатана в Священном писании всегда антитеза Богу. Булгаков же вольно обходится с ним и делает Воланда защитником Бога как единственного критерия Добра и Зла, нравственности и безнравственности в человеке (это справедливо), но сам судит людей безжалостно, не любя, не по-христиански (это плохо). Но при этом Воланд у Булгакова не столько идея, сколько характер, и художник имеет на это право.
Библейские главы романа и их смысл. «В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром» в крытую колоннаду дворца Ирода Великого вышел прокуратор Иудеи Понтий Пилат, чтобы увидеть воочию смутьяна, нарушителя спокойствия в его владениях, бродячего философа Га-Ноцри Иешуа. Есть такое место в Евангелии, где Пилат допрашивает Иисуса. Именно библейский Пилат стал прототипом художественного образа в романе. Но Булгаков пошел своим путем. Пилат в Библии не участвует в заговоре против Богочеловека, однако, боясь бунта черни и не желая ссориться с первосвященником, «умыл руки перед народом и сказал: невиновен я в смерти Праведника сего»… «отпустил им Варраву, а Иисуса предал на распятие». Булгаков, рисуя психологический портрет Пилата, борьбу в его душе двух начал: человеческого и палача, показал трагедию человека, облеченного властью и имеющего реальную силу защитить того, в ком «состава преступления не нашел». Хотя разве не крамола со стороны Иешуа утверждать: «Всякая власть является насилием над людьми»? Простодушный, мягкий, искренний, он является контрастом Пилату, с его каменностью, «бешеным голосом», сменой настроений и криком: «Царство истины никогда не настанет!» Пилату все же жаль Иешуа, и он хочет склонить жертву на компромисс и заставить отказаться от характеристики великого кесаря, но Иешуа не может лгать: «Бог один, в него я верю». Фигуры обоих споривших трагичны: один казнен, пройдя через физические и нравственные испытания (народ кричал: «Распни!»); другой — осознал себя участником преступления, отступившись от Бога и истины, погиб как личность. Булгаковская мысль бескомпромиссна: для тоталитарного режима опаснее всех уголовников, убийц, казнокрадов всегда будет философ, поэт, бессребреник, противопоставляющий этому режиму царство вечной истины. Но, расправившись с такими, как Иешуа, государство погружается во тьму бездуховности. («Тьма накрыла великий город, как будто он не существовал на свете».)
Библейский сюжет в романе обнажал вневременную проблему: ВЛАСТЬ—ПОЭТ—НАРОД и в эпоху разрушения храмов и кровопролития возвращал современникам Булгакова свет учения Христа.
Москва 30-х гг. в романе «Мастер и Маргарита» предстает в колоритно написанных эпизодах: «Вечер в Доме литераторов», «События в жилтовариществе на Садовой», «Сеанс волшебной магии в варьете». Это Москва советская. По всему роману рассыпаны приметы нового времени: Соловки как реальная угроза наказания, шпиономания («он никакой не интурист, а шпион»), обязательное членство в профсоюзе (Ивана Бездомного спросили в больнице, член ли он профсоюза), доносы и стукачество по телефону (Коровьев и его проделки), тотальные проверки документов («А у вас есть документик?»), вранье с эстрады, секретные наблюдения за гражданами, непечатание «опасных» книг, магазины для «богатых», буфеты с несвежими продуктами, аресты. Как известно, на терновнике не растет виноград (библейские символы). Мудрено собрать с колючих ветвей сталинизма добрую ягоду; на древе тоталитаризма можно было собрать лишь колючий репейник. Возьмем, к примеру, ассоциацию московских литераторов, обосновавшуюся в «Доме Грибоедова». Туда приходили за творческой путевкой в Ялту, поиграть в биллиард, встать в очередь на квартиру и, конечно, вкусно поесть и поплясать: «Ударил знаменитый грибоедовский джаз. Покрытые испариной лица как будто засветились, показалось, что ожили на потолке нарисованные лошади… и вдруг, как бы сорвавшись с цепи, заплясали оба зала… Заплясал Глухарев с поэтессой Тамарой Полумесяц, заплясал Квант, заплясал Жуколов-романист с какой-то киноактрисой в желтом платье. Плясали: Драгунский, Чердакчи, маленький Денискин с гигантской Штурман Жоржем… плясали неизвестной профессии молодые люди в стрижке боксом, с подбитой ватой плечами, плясал какой-то очень пожилой с бородой, в которой застряло перышко зеленого лука… Где-то в рупоре голос командовал: «Карский раз! Зубрик два! Фляки господарские!!!» Перед нами шабаш ведьм, огненная пляска, грохот джаза, завывающие голоса — словом, вакханалия счастливых обладателей билета с золотым тиснением: «Член писательской...» Да это воскресшие на губернском балу герои Гоголя, «мертвые души». Злодогические уподобления, фамилии-афиши и прочие художественные детали рисуют незабываемый сатирический образ литературной элиты, куда не могло быть доступа Мастеру. Зависть, подсиживание, карьеризм, умение устроиться, ненависть к талантливым, хамелеонство — вот нравственный портрет тех, кто делал литературу по социальному заказу. «Страстишки нагадить ближнему» в среде бесталанных, примитивных людей становятся нормой.
Булгаков глубоко убежден, что «бесовское» начало скрыто в самом человеке. Иначе как же понять мотивы взяточничества Председателя жилтоварищества Босого? Кто заставлял его прописывать за деньги, вселять в освободившиеся комнаты за взятку? «Квартирный» вопрос одолел всех: и Алозия Магарыча, позарившегося на подвальчик Мастера, и Поплавского — дядю Берлиоза, срочно выехавшего из Киева, чтоб захватить квартиру в Москве.
«Сеанс черной магии» собрал всех наших знакомцев и прочих жителей Москвы. Массовый гипноз обнаружил в каждом его внутреннего человека, весьма несовершенного: алчного, грубого, с низкопробными вкусами, любителя хлеба и зрелищ. Но Булгаков, ужаснувшись своему беспощадному гротеску, «спасает» зрителей криками Бенгальского, трепача и фигляра, которому кот Бегемот оторвал голову, поручает Воланду произнести «приговор»: «Человечество любит деньги… Ну, легкомысленны… ну, что ж… и милосердие иногда стучится в их сердца… обыкновенные люди...» Но настоящее наказание ожидало многих в «другой жизни» — на Великом бале у Сатаны.
Последний эпизод занимает очень важное место в идейно-художественной структуре романа, являясь кульминационным для всего сюжетного действия. Воланду нужно было закончить принципиальный спор с Берлиозом-атеистом, уже преданным могиле, нужно было «разобраться» со многими персонажами, которым он устроил экзамен, будучи в Москве, нужно было дать оценку увиденному за три дня в социалистической столице. Итак, московская жизнь предстает в зеркале вечности. Описание интерьера бальных залов, участников бала, их диалогов сразу напомнили земное бытие: стена тюльпанов, фонтаны, камины, реки шампанского и коньяка, танцы, в которых сплелись все человеческие пороки: честолюбие и донос, чревоугодие, чувственность, ревность. Звуки и краски этого бала сгущены, словно Булгакову захотелось представить модель целого мира со всеми джазовыми оркестрами, всем выпиваемым человечеством вином, всеми яствами, съедаемыми миллиардами желудков, всей роскошью, потребляемой в ущерб природе во имя удобства и тщеславия. Человек, который праздновал свою короткую, как мгновение, жизнь так жадно, бездумно, по Булгакову, «обменял» на пустоутробие свою божественную сущность. Скелеты, прах, оставшиеся от прежних красавцев и красавиц, рассказали читателю о делах человеческих: о фальшивомонетчиках, государственных изменниках, прелюбодеях, убийцах и палачах (Калигула, Мессалина, Малюта Скуратов — исторические персонажи). Потрясает слаженность всех танцующих, ибо все они исповедовали одно: власть, карьеру, деньги, любовь, комфорт. «Михаил Александрович, — негромко обратился Воланд к голове Берлиоза. — Все сбылось, не правда ли?.. Голова отрезана женщиной, заседание не состоялось, и я живу в вашей квартире». Воланд напомнил Берлиозу его атеистическую теорию, что «по отрезании головы жизнь прекращается», и напомнил всем, что по смерти «каждому будет дано по его вере».
Историческая судьба человечества, показывает своим романом Булгаков, — непрерывный поиск истины. Но нет ее в атеизме и материализме, ибо безбожие ведет к самости {сам знаю, как жить) и духовному оскудению жизни в целом. Мастер, написавший роман об Иешуа («спасителе»), напоминает, что жить нужно, сверяя свои земные дела с небесными идеалами Добра и Красоты. В сцене Великого^балаизаключена главная, философская идея романа: человек свободен в своем нравственном выборе между Богом и Дьяволом: поэтому ни политический строй, ни катаклизмы, переживаемь, человечеством, не освобождают его от ответственности за добро на земле.
Мастер и Маргарита в романе. Мастер как главный герой связан со всеми сюжетными линиями романа: Мастер — литературная среда, Мастер — Иешуа, Пилат; Мастер — Маргарита. Соответственно он проведен через общественные отношения, любовную коллизию и нравственно-философский выбор. К тому же Мастер — автобиографический сюжет для Булгакова.
Мастер не вписался в жизнь литературной Москвы: его роман не был напечатан. Берлиоз, будучи человеком неглупым, практичным, понял, что выгоднее не печатать талантливый, яркий роман Мастера — он написан вразрез с официальной идеологией, а охранители режима ему, Берлиозу, хорошо платят (дача, квартира, власть). Исповедь Мастера перед Маргаритой отмечает все этапы трагедии: когда появилась первая статья Латунского о романе, он «смеялся», удивленный фальшью и надуманностью ее. На втором этапе возник «страх» (от недоумения, растерянности). На третьем — почувствовал, что психически заболел, и «сжег» роман, как Гоголь. Позже начались галлюцинации («в окно постучали» — наверное, пришли арестовывать). Оказавшись в клинике Стравинского, Мастер посчитал себя сумасшедшим и не захотел больше жить. Мы выделили его исповедь не случайно, чтобы представить, что пережили Ахматова, Зощенко, Мандельштам, Бабель, Платонов, Цветаева и многие другие талантливые писатели, за которых высказался Мастер: «Я не выношу насилия, плохих стихов и социального заказа». Как мало, оказывается, надо истинному художнику: скромное жилище, стол, печь, клен под окном. Но в то же время как много: свобода творчества, любовь, ученики.
Любовь в романе пронизана такой поэзией, что трудно переводить ее на язык прозы: «Любовь выскочила перед ними (как чудо, как шаловливый зверек)»; «Маргарита сразу узнала его, простонала, всплеснула руками и подбежала к нему… Она произносила только одно слово: Ты… ты… ты». Авторские ремарки передают ее душевный взрыв: «дрожащим голосом упрашивала», «вцепилась в больничный халат». Маргарита ушла к Мастеру из респектабельного дома и от прекрасного мужа в подвал, в бедность, потому что воспринимала духовные отношения, совместное творчество как счастье. В Маргарите Булгакова, в отличие от литературной ее предшественницы из «Фауста», есть энергия, и воля в борьбе за любовь. Не поэтому ли она, блудница прощена, что чувственная страсть не была главной в отношениях ее и Мастера. Они оба ушли в Вечность, потому что им расстаться было невозможно. Итак, новая грань Вечности у Булгакова — это освобождение для чистых натур от несвободы, насилия, но не от любви.