Значение символических образов в одном из произведений русской литературы XX векаАвтор: Шолохов М.А.
… Земля… широко раскинулась… могучая,
дающая жизнь всему, что живет и
растет на ней.
Н.Кун
XX век оказался для русской литературы временем глубоких философских поисков, он подарил нам яркие произведения выдающихся писателей. Для меня вершинной книгой в русской литературе XX века стал роман “Тихий Дон”, произведение, обагренное трагедией социальной борьбы, войн и революций, сохранившее национальную духовность и высокую меру народной нравственности.
Подобно древнему эпосу, “Тихий Дон” густо населен символическими образами, связанными, как правило, с донским пейзажем, природными явлениями: солнце, луна, степь, земля.
Мне бы хотелось проследить, какую роль в романе играет образ земли и связанный с ним образ степи.
Символический образ земли-матушки, дающей жизнь всему живому, возникает уже в эпиграфе: “Не сохами-то славная землюшка наша распахана...”. Старинная казачья песня как бы возвещает о грядущей кровавой войне.
В образ земли М. Шолохов вкладывает несколько символических смыслов. Прежде всего это кормилица, поддерживающая казаков-земледельцев в их нелегком труде. Даже в тяжелой братоубийственной войне не забывают о ней казаки: “Надо было пахать и сеять. Земля звала, тянула к работе, и многие фоминцы, убедившись в бесполезности борьбы, тайком покидали банду...”.
Символический образ земли в романе вовлечен в вечное противоборство жизни и смерти. Вспомним, как в первой книге романа М. Шолохов дает картину труда казаков в степи, на родной земле. И вдруг в эту мирную картину врывается тревожный мотив “колючего солнца, укутанного марью”. В данном случае образ “колючего солнца” становится символом тревоги: в размеренную жизнь казаков врывается война.
В центре романа — образ Григория Мелехова, казака-труженика, рожденного для труда и любви, но вынужденного убивать. Это противоречие судьбы героя тоже часто связано с символическим образом земли, родной степи: “Отдохнуть бы Григорию, отоспаться! А потом ходить по мягкой пахотной борозде плугатарем… и неотрывно пить винный запах осенней, поднятой плугом земли...”. А сам Григорий, движимый любовью и ревностным чувством к земле, думает: “Бьемся за нее, будто за любушку”. Подобное сравнение раскрывает всю глубину трагедии человека на войне.
Земля-защитница, земля-мать оберегает своих сынов в кровавой схватке: казаки в бою “никли за каждой крохотной складкой земли..., влипали в землю”. Подобно ребенку, в минуту опасности ищущему защиту у матери, человек на войне так же прижимается к земле.
В русском фольклоре существует выражение “мать — сыра земля”. Земля и порождает все живое, и погребает своих сыновей. В “Тихом Доне” тело земли прорастает братскими могилами, куда ложатся “под орудийную панихиду” донские казаки.
“Кладбищенская тишина” воцаряется над Донщиной, печаль земли сливается с рыданиями матерей и вдов. Голос автора безутешен, как безутешна вдова Прохора Шамиля, бьющаяся о “жесткую” землю: “Рви, родимая, на себе ворот последней рубахи! Рви жидкие от безрадостной тяжкой жизни волосы… и бейся на земле у порога пустого куреня!”.
С образом земли тесно связан и символический образ донской степи. Степь в романе одухотворена, она живет своей жизнью. Она покоряет своей красотой Григория Мелехова: “Григорий лежал… и жадными глазами озирал повитую солнечной дымкой степь”.
Степь хранит и оберегает человеческие чувства. Древней легендой простирается над степью загадочная любовь Прокофия Мелехова к своей турчанке. Только степь знала, о чем думали они, сидя “на макушке кургана”. Словно повторяя судьбу предков, Григорий и Аксинья тоже уходят в степь, чтобы предаться своему чувству: “Григорий и Аксинья молча пошли в степь, манившую безмолвием, темнотой, пьяными запахами молодой травы”.
В финале романа, бросив в воду винтовку, Мелехов возвращается в родной хутор. Как много пережил он за эти годы, скольких потерял! Нет матери, отца, жены, дочери, любимой Аксиньи. Но Шолохов как истинный гуманист твердо уверен, что жизнь продолжается. И символами этого являются ребенок и родная земля: “Он стоял у ворот родного дома, держал на руках сына… Это было все, что осталось у него в жизни, что пока еще роднило его с землей”.
Я не знаю другого произведения XX века, в котором бы так пронзительно прозвучала мысль о самоценности каждой отдельной человеческой жизни, так глубоко было внимание к судьбе человека, живущего в этом мире, на этой земле.