УПРАВЛЕНИЕ ОБРАЗОВАНИЯ
МУНИЦИПАЛЬНО-ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧЕРЕЖДЕНИЕ «САКМАРСКАЯ СРЕДНЯЯ ОБЩЕОБРАЗОВАТЕЛЬНАЯ ШКОЛА».
______________________________________________________________ Реферат
Тема: «Основные периоды творчества
Анны Ахматовой»
Попова
Александра Викторовна,
ученица 11-А класса
Руководитель:
Утарбаева
Вера Ортановна
Сакмара
2006 год. Оглавление
I. Введение.«Женская поэзия» Анны Ахматовой.__________________3
II. Основные периоды творчества АнныАхматовой.
1. Триумфальное вхождение Ахматовой в литературу – первый этап
ее творчества.____________________________________________5
2. Вторая эпоха творчества – послереволюционное двадцатилетие.10
3. «Третья слава»Ахматовой.________________________________18
III. Заключение. Связь поэзииАхматовой со временем, с жизнью своего
народа____________________________________________________20
IV.Библиография ______________________________________________21
I.«Женская поэзия» АнныАхматовой.
Поэзия Анны Ахматовой – «женскаяпоэзия». На рубеже 19 и 20 веков –накануне великой революции, в эпоху, потрясенную двумя мировыми войнами, вРоссии возникла и сложилась, может быть, самая значительная во всей мировойлитературе того времени «женская» поэзия – поэзия Анны Ахматовой. Ближайшейаналогией, которая возникла уже у первых ее критиков, оказалась древнегреческаяпевица любви Сапфо: русской Сапфо часто называли молодую Анну Ахматову.
Впервые женщина обрела голостакой силы. Женская эмансипация заявила себя и поэтическим равноправием. «Янаучила женщин говорить»,- заметила Анна Ахматова в одной эпиграмме.
Веками копившаяся духовнаяэнергия женской души получила выход в революционную эпоху в России, в поэзииженщины, родившейся в 1889 году под скромным именем Анны Горенко и под именемАнны Ахматовой приобретшей за пятьдесят лет поэтического труда всеобщеепризнание, переведенной ныне на все основные языки мира.
До Ахматовой любовная лирикабыла надрывной или туманной, мистическойи экстатической. Отсюда и в жизни распространялся стиль любви с полутонами,недомолвками, любви эстетизированной ичасто ненатуральной. Этому способствовала и так называемая декадентская проза.
После первых Ахматовских книгстали любить «по-ахматовски». И не одни только женщины. Есть свидетельство, чтоМаяковский часто цитировал стихи Ахматовой и читал их любимым. Однако позже, впылу полемик, он отзывался о них с насмешкой. Это обстоятельство сыграло роль втом, что Ахматова надолго отторгнута от своего поколения, потому что авторитетМаяковского в довоенную пору был непререкаемым.
Анна Андреевна высоко ценилаталант Маяковского. К десятилетию со дня его гибели она написала стихотворение«Маяковский в 1913 году», где вспоминает «бурный его расцвет».
Все чего касался ты, казалось
Не таким, как былодо тех пор,
То, что разрушал ты,- разрушалось,
В каждом слове билсяприговор. Видимоона простила Маяковского.
Много написано об АннеАхматовой и ее поэзии в работах ведущих ученых нашей страны. Мне хотелось бывыразить слова уважения и любви к великому таланту Анны Андреевны, вспомнить обэтапах ее творческого пути.
Разнообразные материалы, собранныевместе, вырисовывают образ человека и поэта, вызывающего чувство благодарностии уважения. Так в «Записках об Анне Ахматовой» Лидия Чуковская показывает намна страницах своего дневника знаменитую и заброшенную, сильную и беспомощнуюженщину – изваяние скорби, сиротства, гордыни, мужества.
Во вступительной статье ккниге «Анна Ахматова: Я голос ваш…» Давид Самойлов, современник поэта, передаетвпечатления от встреч с Анной Андреевной, показывает важные вехи в еетворческом пути.
Творческий путь АнныАхматовой, особенности ее дарования, роль в развитии русской поэзии двадцатоговека охарактеризованы в книге «Анна Ахматова: Жизнь и творчество»,
II. Основные периоды творчества Анны Ахматовой.
1. Триумфальное вхождениеАхматовой в литературу – первый этап ее творчества.
Вхождение Анны Ахматовой в литературу было
внезапными победительным. О раннем ее формировании знал, может быть, ее муж, Николай Гумилев, с которым они поженились в1910 году.
Ахматова почти не прошлашколу литературного ученичества, во всяком случае, той, что совершилась бы наглазах учителей, — участь, которой не избегли даже крупнейшие поэты, — и в литературе выступила сразу какстихотворец вполне зрелый. Хотя путь предстоял долгий и трудный. Ее первыестихи в России появились в 1911 году в журнале «Аполлон», а уже в следующемвышел и поэтический сборник «Вечер».
Почти сразу же Ахматовабыла дружно поставлена критиками в ряд самых больших русских поэтов. Чутьпозднее ее имя все чаще сопоставляется с именем самого Блока и выделяется самимБлоком, а уже через какой-нибудь десяток лет один из критиков даже писал, что Ахматовой«после смерти Блока, бесспорно, принадлежит первое место среди русских поэтов».В то же время приходится признать, что после смерти Блока музе Ахматовойпришлось вдоветь, ибо в литературной судьбе Ахматовой Блок сыграл «колоссальнуюроль». Это подтверждено ее прямо Блоку адресованными стихами. Но дело не тольков них, в этих «персональных» стихах. С Блоком связан почти весь мир ранней, аво многом и поздней лирики Ахматовой.
И если я умру,то кто же
Мои стихи напишет вам,
Кто статьзвенящими поможет
Еще несказанным словам.
Блок на подаренныхАхматовой книгах писал просто «Ахматовой – Блок»: равный – равному. Еще довыхода «Вечера» Блок писал, что его волнуют стихи Анны Ахматовой и что они «чемдальше, тем лучше».
Вскоре после выхода«Вечера»(1912) наблюдательный Корней Иванович Чуковский отметил в ней черту«величавости», той царственности, без которой нет ни одних воспоминаний об АннеАндреевне. Была ли эта величавость результатом ее неожиданной и шумной славы?Определенно можно сказать, что нет. Ахматова не была равнодушна к славе, да ине делала вид, что равнодушна. Она была от славы независима. Ведь и в самыеглухие годы ленинградского квартирного заточения (около двадцати лет!), когда ислыхом о ней не было слышно, и в другие годы поношений, хулы, угроз и ожиданиягибели она никогда не утрачивала величия своего облика.
Анна Ахматова оченьрано начала понимать, что писать надо только те стихи, которые если ненапишешь, то умрешь. Без этой кандальной обязательности нет и не может бытьпоэзии. А еще, чтобы поэт мог сочувствовать людям, ему надо пройти через полюс своего отчаяния и пустыню собственногогоря, научиться преодолевать его в одиночку.
Характер, талант,судьба человека лепятся в юности. Юность Ахматовой была солнечной.
А я рослав узорной тишине,
Впрохладной детской молодого века.
Но в этой узорнойтишине Царского села и в ослепительной голубизне древнего Херсонеса трагедиишли за ней неотступно.
А Муза и глохла ислепла,
В землеистлевала зерном,
Чтобснова, как Феникс из пепла,
В эфиревосстать голубом.
И она восставалаи снова бралась за свое. И так целую жизнь. Чего только не выпадало на ее долю!И смерть сестер от чахотки, и у самой кровь горлом, и личные трагедии. Двереволюции, две страшные войны.
После выхода второй ее книги «Четки»(1914) Осип Мандельштам предсказал провидчески: «Ее поэзия близится к тому,чтобы стать одним из символов величия России». Тогда это могло показатьсяпарадоксальным. Но ведь как точно исполнилось!
Мандельштам разгляделвеличие в самой природе ахматовского стиха, в самой поэтической материи, в«царственном слове». «Вечер», «Четки» и «Белая стая» — первые книги Ахматовойединодушно были признаны книгами любовной лирики. Ее новаторство как художникапоявилось первоначально именно в этой традиционно вечной, многократной и,казалось бы, до конца разыгранной теме.
Новизна любовнойлирики Ахматовой бросилась вглаза современникам «чуть ли не с первых ее стихов, опубликованных еще в«Аполлоне», но, к сожалению, тяжелоезнамя акмеизма под которое встала молодая поэтесса, долгое время как быдрапировало в глазах многих ее истинный, оригинальный облик. Акмеизм – поэтическоетечение начало оформляться около 1910 года, то есть примерно тогда же, когдаона начала публиковать свои первые стихи. Основоположниками акмеизма были Н.Гумилев и С. Городецкий, к ним примкнули также О. Мандельштам и В. Нарбут, М.Зенкевич и другие поэты, провозгласившие необходимость частичного отказа отнекоторых заветов «традиционного» символизма. Акмеисты поставили своей цельюреформировать символизм. Первое условие акмеистического искусства – никакогомистицизма: мир должен предстать таким, каков он есть, — зримым, вещным, плотским,живым и смертным, красочным и звучащим, то есть трезвость и здравая реалистичность взгляда намир; слово должно обозначать то, что оно обозначает в реальном языке реальныхлюдей: конкретные предметы и конкретные свойства.
Раннее творчество поэтессы внешнедостаточно легко укладывается в рамки акмеизма: в стихах «Вечера» и «Четок»сразу же легко можно найти ту предметность и четкость очертаний, о которойписали в своих манифестных статьях Н. Гумилев, С. Городецкий, М. Кузьмин идругие.
В изображениивещественной, материальной среды, соединенной напряженной и неоткрытой связью сглубоким подпочвенным клокотанием чувства был великим мастером ИннокентийАнненский, которого Анна Ахматова считала своим учителем. Анненский необычайныйпоэт, одиноко вызревавший в глушипоэтического времени, чудесно вырастивший стих раньше блоковского поколения иоказавшийся как бы его младшим современником, ибо его первая книга запоздаловышла в 1904 году, а вторая – знаменитый«Кипарисовый ларец» в 1910, через год после кончины автора. Для Ахматовой«Кипарисовый ларец» явился подлинным потрясением, и он пронизал ее творчестводолгим, ушедшим на многие годы вперед сильнейшими творческими импульсами.
По странномусовпадению судеб эти два поэта дышали воздухом Царского села, где Анненский былдиректором гимназии. Он был предтечей новых школ, незнаемым и неосознанным.
… Кто былпредвестьем, предзнаменованием,
Всехпожалел, во всех вдохнул томленье –
Изадохнулся!…-
Такпозже скажет Ахматова в стихотворении «Учитель». Поэты чаще всего учатся не упредшественников, а у предтеч. Вслед за своим духовным предтечей АнненскимАхматова чтила весь предшествующий богатый мир человеческой культуры. ТакПушкин был для нее святыней,неоскудевающим источником творческой радости и вдохновения. Она пронесла этулюбовь через всю свою жизнь, не побоявшись даже темных дебрей литературоведенияона написала статьи: «Последняя сказка Пушкина (о «Золотом петушке»)», «О«Каменном госте» Пушкина», и другие широкоизвестные работыАхматовой-пушкиниста. Ее стихи, посвященные Царскому селу и Пушкину пронизанытой особенной краской чувства, которую лучше всего назвать влюбленностью, — нетой, однако, несколько отвлеченной, что в почтительном отдалении сопровождаетпосмертную славу знаменитостей, а очень живой, непосредственной, в которойбывает и страх, и досада, и обида, и даже ревность…
Пушкин когда-товоспел знаменитую царскосельскую статую-фонтан, навек прославив:
Урну с водойуронив, об утес ее дева разбила.
Дева печально сидит, праздный держа черепок.
Чудо! Не сякнетвода, изливаясь из урны разбитой;
Дева, над вечнойструей, вечно печальна сидит!
Ахматова своей«Царскосельской статуей» ответила раздраженно и раздосадованно:
И как могла я ейпростить
Восторг твоейхвалы влюбленной…
Смотри, ейвесело грустить
Такой нарядно обнаженной.
Она не безмстительности доказывает Пушкину, что он ошибся, увидев в этой ослепительнойкрасавице с обнаженными плечами некую вечно печальную деву. Вечная грусть еедавно прошла, и она втайне радуется завидной и счастливой женской судьбе,дарованной ей пушкинским словом и именем…
Освоение пушкинскогомира продолжалось всю жизнь. И, может быть, более всего духу ахматовскоготворчества отвечал универсализм Пушкина, та всемирная отзывчивость его, окоторой писал еще Достоевский!
О том, что любовнаятема в произведениях Ахматовой намного шире и значительнее своих традиционныхрамок, прозорливо написал в статье 1915 года молодой критик и поэт Н.В.Недоброво. Он, по сути, был единственным, кто понял раньше других подлиннуюмасштабность поэзии Ахматовой, указав, что отличительной чертой личностипоэтессы является не слабость и надломленность, как это обычно считалось, а,наоборот, исключительная сила воли. В стихах Ахматовой он усмотрел «лирическую душу скорее жесткую,чем слишком мягкую, скорее жестокую, чем слезливую, и уж явно господствующую, ане угнетенную». Ахматова считала, что именно Н.В. Недоброво угадал и понял весьее дальнейший творческий путь.
К сожалению, заисключением Н.В. Недоброво, критика тех лет не понимала в полной мере истиннойпричины ее новаторства.
Так вышедшие вдвадцатых годах книги об Анне Ахматовой, одна В. Виноградова, другая Б. Эйхенбаума почти не раскрывали читателюахматовскую поэзию как явление искусства. В. Виноградов подходил к стихамАхматовой как к некой «индивидуальной системе языковых средств». В сущности,ученого лингвиста мало интересовала конкретная живая и глубокая драматическаясудьба исповедующегося в стихах любящего и страдающего человека.
Книга Б. Эйхенбаума,по сравнению с работой В. Виноградова, конечно, давала читателю больше возможностей составить себепредставление об Ахматовой – художнике и человеке. Важнейшей и, быть может,наиболее интересной мыслью Б. Эйхенбаума было соображение о «романности»ахматовской лирики, о том, что каждая книга ее стихов представляет собой как былирический роман, имеющий к тому же в своем генеалогическом древе русскуюреалистическую прозу.
О «романности»лирики Ахматовой интересно писал и Василий Гиппус (1918):
«Я вижу разгадку успеха и влияния Ахматовой (а в поэзии уже появилисьее подголоски) и вместе с тем объективное значение ее лирики в том, что эталирика пришла на смену умершей или задремавшей форме романа. Потребность вромане – потребность очевидно насущная. Но роман в прежних формах, роман, как плавная имноговодная река, стал встречаться реже, стал сменяться стремительными ручейками («новелла»), а там и мгновеннымигейзерами. В этом роде искусства, в лирическом романе-миниатюре, в поэзии«гейзеров» Анна Ахматова достигла большого мастерства. Вот один из такихроманов:
Как велит простая учтивость,
Подошелко мне, улыбнулся.
Полуласково, полулениво
Поцелуем руки коснулся.
И загадочных древних ликов
На меняпосмотрели очи,
Десятьлет замираний и криков.
Все моибессонные ночи
Я вложила в тихое слово
И ясказала его напрасно.
Отошелты. И стало снова
На душеи пусто и ясно.
Смятение.
Роман кончен, — заключает свои наблюдения В. Гиппус: – «Трагедия десяти лет рассказана в одномкратком событии, в одном жесте, взгляде, слове…»
Своего рода итогомпройденного Ахматовой до революции путиследует по праву считать ее стихотворение «Мне голос был. Он звалутешно…», написанное в 1917 году инаправленное против тех, кто в годину суровых испытаний собрался броситьРодину:
Мне голос был. Онзвал утешно,
Онговорил: «Иди сюда,
Оставь свой край глухой и грешный,
Оставь Россию навсегда.
Якровь от рук твоих отмою,
Изсердца выну черный стыд,
Яновым именем покрою
Боль поражений и обид».
Норавнодушно и спокойно
Руками я замкнула слух,
Чтобэтой речью недостойной
Не осквернилсяскорбный дух.
Это стихотворениесразу же провело отчетливую линию между и эмигрантами, главным образом «внешними», то есть действительно покинувшимиРоссию после Октября, а также и «внутренними», не уехавшими по каким-либопричинам, но яростно враждебными по отношению к России, вступившими на инойпуть.
В стихотворении «Мнеголос был. Он звал утешно…» Ахматова по существу (впервые) выступила как страстный гражданский поэтпатриотического звучания. Строгая, приподнятая, библейская форма стихотворения,заставляющая вспоминать пророков-проповедников, и самый жест изгоняющего изхрама – все в данном случае удивительно соразмерно своей величественной исуровой эпохе, начинавшей новое летосчисление.
А. Блок очень любил это стихотворение и знал его наизусть.Он сказал: «Ахматова права. Это недостойная речь, Убежать от русской революции– позор».
В этомстихотворении нет ее понимания, нет ее принятия революции как у Блока иМаяковского, но в нем достаточно прозвучал голос той интеллигенции, котораяходила по мукам, сомневалась, искала, отвергала, находила и сделала свойглавный выбор: осталась вместе со своей страной, со своим народом.
Естественно, чтостихотворение Ахматовой «Мне голос был. Он звал утешно…» было воспринятоопределенной частью интеллигенции с большим раздражением – примерно так же, какбыла воспринята поэма А. Блока «Двенадцать». Это была вершина, высшая точка, достигнутая поэтессой впервую эпоху ее жизни.
2. Вторая эпоха творчества –послереволюционное
двадцатилетие.
Лирика второй эпохижизни Ахматовой – послереволюционного двадцатилетия постоянно расширялась,
вбираяв себя новые и новые, ранее не свойственные ей области, а любовный роман, неперестав быть главенствующим, все же занял в ней лишь одну из поэтических территорий. Однако инерциячитательского восприятия была настолько велика, что Ахматова и в эти годы, когдаобратилась к гражданской, философской и публицистической лирике, большинствомвоспринималась исключительно как художник любовного чувства. Но это было далеконе так.
В самом началевторого периода выходят две книги Ахматовой – «Подорожник» и «AnnoDomini». Они послужили основным предметом дискуссий испоров относительно ахматовского творчества и пригодности его для советскихчитателей. Вопрос вставал так: совместимо ли пребывание в комсомоле не говоряуже о рядах партии, с чтением «дворянских» стихов Ахматовой?
В защитуАхматовой выступила замечательная женщина – революционерка, дипломат, автормногих трудов, посвященных идее женского равноправия А.М. Коллонтай. Ейвозразил критик Г. Лелевич. Его статья одна из самых резких и самыхнесправедливых в многочисленнойлитературе об Ахматовой. Она начисто зачеркивала какое- либо значение еелирики, кроме контрреволюционного,и во многом, к сожалению, определила тони стиль тогдашних критических выступлений в адрес поэтессы.
В своих дневниковыхзаписях Ахматова писала: «После моих вечеров в Москве (весна1924) состоялось постановление о прекращении моей литературной деятельности.Меня перестали печатать в журналах иальманахах, приглашать на литературные вечера. Я встретила на Невском М. Шагинян. Она сказала: «Вот вы какая важнаяособа: о вас было постановление ЦК (1925): не арестовывать, но и не печатать».Второе Постановление ЦК вышло в 1946 году, когда тоже было решено не арестовывать,но не печатать.
Однако свойством статей,неожиданно и печально объединившим и А.М. Коллонтай и Г. Лелевича, — свойствомхарактерным по существу для всех писавших об Ахматовой в те годы и позже, былоигнорирование пробивавшейся в ее стихах гражданской темы. Разумеется, онапоявлялась у поэтессы не так уж часто, но никто даже не упомянул о такомпрекрасном образе публицистического стиха, каким явилось стихотворение «Мнеголос был. Он звал утешно…» Но ведь и это произведение не было одиноким! В 1922 году Анна Ахматова пишетпримечательное стихотворение «Не с теми я, кто бросил землю…». Нельзя неувидеть в этих произведениях определенных возможностей, развернувшихся в полнуюи блистательную силу лишь впоследствии в «Реквиеме», в «Поэме без героя», висторических фрагментах и философской лирике, заключающей «Бег времени».
Поскольку, Ахматова после первого, по ее выражению, ПостановленияЦК не могла печататься целыхчетырнадцать лет (с 1925 по 1939 год),то она вынуждена была заниматься переводами.
Одновременно,по-видимому, по совету Н. Пунина, за которого она вышла замуж после В. Шулейко, архитектурой пушкинского Петербурга. Н. Пунинбыл искусствоведом, сотрудником Русского музея и, надо думать, помогал ейквалифицированными советами. Эта работаочень увлекала Ахматову потому, что была связана с Пушкиным, изучениемтворчества которого она в эти годы усиленно занялась и достигла таких успехов,что стала пользоваться серьезным авторитетом среди профессиональныхпушкинистов.
Для понимания творчестваАхматовой немаловажное значение имеют и ее переводы, не только потому, чтопереведенные ею стихи, по общему мнению, исключительно верно доносят дорусского читателя смысл и звучание подлинника, становясь в то же время фактами русской поэзии, но и потому,что, например, в предвоенные годы переводческая деятельность часто и надолгопогружала ее поэтическое сознание в обширные миры интернациональной поэзии.
Переводы в немаловажнойстепени способствовали также и дальнейшему расширению границ ее собственногопоэтического мировосприятия. Благодаря этой работе вновь и вновь возникало иутверждалось в ее собственном творчестве чувство родственности всей предшествующеймногоязычной культуре. Возвышенность слога, о которой неоднократно упоминалимногие, писавшие об Ахматовой, проистекает в значительной степени и отпостоянного ощущения ею обязывающего соседства с великими художниками всех эпохи наций.
30-е годы оказались дляАхматовой порой наиболее тяжких в ее жизни испытаний. Она оказалась свидетелемстрашной войны, которую повели Сталин и его приспешники с собственным народом.Чудовищные репрессии 30-х годов, обрушившиеся едва ли не на всех друзей иединомышленников Ахматовой, разрушили ее семейный очаг: вначале был арестован исослан сын, студент Ленинградского университета, а затем и муж – Н.Н. Пунин. СамаАхматова жила все эти годы в постоянном ожидании ареста. В длинных и горестныхтюремных очередях, чтобы сдать передачу сыну и узнать о его судьбе, онапровела, по ее словам, семнадцать месяцев. В глазах властей она была человекомкрайне неблагонадежным: женой, хотя и разведенной, «контрреволюционера» Н.Гумилева, расстрелянного в 1921 году, матерью арестованного заговорщика ЛьваГумилева и, наконец, женой (правда, тоже разведенной) заключенного Н. Пунина.
Муж в могиле, сынв тюрьме,
Помолитесь обомне…
писалаона в «Реквиеме», исполненном горя иотчаяния.
Ахматова не могла непонимать, что ее жизнь постоянно висит на волоске, и подобно миллионам другихлюдей, оглушенных невиданным террором, она с тревогой прислушивалась к любомустуку в дверь.
Казалось бы, в такихусловиях писать было немыслимо, она и действительно не писала, то есть незаписывала своих стихов, отказавшись не только от пера и бумаги, которые моглистать уликой при допросах и обысках, но, конечно же, и от печати.
Л.К. Чуковская в своих«Записках об Анне Ахматовой» пишет, с такой осторожностью, шепотом читала онасвои стихи, а иногда не решалась даже и на шепот, так как застенок был совсемрядом. «В те годы, — поясняет Л. Чуковская в своем предисловии к «Запискам…», — Анна Андреевна жила, завороженная застенком… Анна Андреевна, навещая меня, читала мне стихи из «Реквиема» тожешепотом, а у себя в Фонтанном Доме не решалась даже на шепот: внезапно посредиразговора, умолкала и, показав глазами на потолок и стены, брала кусок бумаги икарандаш, потом громко произносила что-нибудь светское: «Хотите чаю?» или «Выочень загорели», потом исписывала клочок быстрым почерком и протягивала мне. Япрочитывала стихи и, запомнив, молча возвращала их ей. «Нынче ранняя осень», — громко говорила АннаАндреевна и, чиркнув спичкой, сжигала бумагу над пепельницей.
Это был обряд: руки, спичка,пепельница – обряд прекрасный и горестный…»
Лишенная возможности писать,Ахматова вместе с тем –как ни парадоксально – пережила именно в те годывеличайший творческий взлет. В своей скорби, мужестве, гордости и творческомгорении она была одинока. Такая же судьба выпала на долю большинства советскиххудожников, в том числе, конечно, и ближайших ее друзей – Мандельштама,Пильняка, Булгакова…
На протяжении 30-х годовАхматова работает над стихами, составившими поэму «Реквием», где образ Матери иказненного Сына соотнесены с евангельской символикой.
Библейские образы и мотивыдали возможность предельно широко раздвинуть временные и пространственные рамкипроизведений, чтобы показать, что силы Зла, взявшие в стране верх вполнесоотносимы с крупнейшими общечеловеческими трагедиями. Ахматова не считаетпроисшедшие в стране беды ни временными нарушениями законности, которые моглибыть легко исправлены, ни заблуждениями отдельных лиц. Библейский масштабзаставляет мерить события самой крупной мерой. Ведь речь шла об исковерканнойсудьбе народа, миллионах безвинных жертв, об отступничестве от основныхобщечеловеческих моральных норм.
Разумеется, поэт такогосклада и образа мыслей был человеком безусловно крайне опасным, чуть ли непрокаженным, которого, пока не упрятали в тюрьму, лучше остерегаться. ИАхматова прекрасно понимала свою отверженность в государстве-застенке:
Не лироювлюбленного
Иду пленять народ –
Трещотка прокаженного
В моей руке поет.
И успеетенаахаться,
И воя и кляня.
Я научу шарахаться
Вас, смелых, от меня.
В 1935 году Ахматова пишетстихотворение, в котором тема судьбы поэта, трагической и высокой соединилась с обращением к власти:
Зачем вы отравиливоду
И с грязью мойсмешали хлеб?
Зачем последнююсвободу
Вы превращаете ввертеп?
За то, что я вернаосталась
Печальной родинемоей?
Пусть так. Без палача и плахи
Поэту на земле небыть.
Нам покаянныерубахи,
Нам со свечой идтии выть.
Какие высокие, какие горькие иторжественно гордые слова – они стоя