1. «Слово о полкуИгореве» — выдающееся произведение мировой литературы.
«Слова о полкуИгореве» было открыто известным собирателем древнерусских рукописей графом А. И.Мусиным-Пушкиным в конце XVIII в. С этоговремени и началось интенсивное изучение этого выдающегося памятникадревнерусской литературы.
Исследователи анализировали текст«Слова», его художественные Достоинства, язык, рассматривали идейный замыселпамятника, исторический кругозор его автора, выясняли обстоятельстваобнаружения рукописи «Слова» и принципы его издания. Большинство этих вопросовв настоящее время достаточно глубоко и всесторонне изучено.
Полемика о времени написания «Слова».
В исследовательской литературе о «Слове»существенное место занимает полемика о подлинности памятника или о времени егосоздания.
Недоверие к древности «Слова» возниклопосле гибели рукописи в пожаре 1812 г. Поводов для возникновения «скептического взгляда» надревность «Слова» было несколько. Во-первых, в начале XIX в. ученые слишкоммало знали о литературе Древней Руси, и поэтому «Слово» казалось имнеестественно совершенным для уровня художественной культуры Киевской Руси[21]. Во-вторых, смущали неясные, «темные места» «Слова», обилие в немнепонятных слов, которые на первых порах пытались объяснить на материале другихславянских языков. Но основной причиной возникновения недоверия к «Слову»явилось то направление в русской историографии начала XIX в., которое именуется«скептической школой». Сомнение в подлинности «Слова» было лишь частнымэпизодом в этой тенденции: «скептики» подвергали сомнению также древностьрусских летописей, сборника древнерусских законов — «Русской правды», сочиненийКирилла Туровского и т. д. [22].
В середине XIX в. после открытия «Задонщины», старший из известных списков которой датируетсяконцом XV в., сомневаться в древности «Слова» перестали. Однако в 90-х гг. тогоже века Луи Леже выдвинул гипотезу, что не автор «Задонщины» подражал «Слову», а, наоборот, «Слово» являетсяподражанием «Задонщине». Это предположение Л. Леже было развито в работах французского ученого, академикаА. Мазона, а позднее в работах советского историка А.А. Зимина. А. А. Зимин считал, что «Слово» было написано на основании «Задонщины» в XVIII в. и автором его был ИоильБыковский, ярославский архимандрит, у которого А. И. Мусин-Пушкин приобрелсборник со «Словом»
Последующие исследования всей суммывопросов, затронутых в гипотезе А. А. Зимина: взаимоотношений «Слова» и «Задонщины», языка и стиля «Слова», истории находки сборникаи публикации «Слова» А. И. Мусиным-Пушкиным, характеристики личности итворчества Иоиля Быковского — со всей очевидностьюутвердили подлинность и древность «Слова»
«Композиция«Слова».
«Слово» начинается обширным вступлением,в котором автор вспоминает старинного певца «слав» Бояна,мудрого и искусного, но тем не менее заявляет, что он не будет в своемпроизведении следовать этой традиции, он поведет свою «песнь» «по былинамь сего времени, а не по замышлениюБояню».
Определив хронологический диапазонсвоего повествования («от стараго Владимерадо нынешняго Игоря»), автор рассказывает о дерзкомзамысле Игоря «навести» свои полки на Половецкую землю, «испитишеломомь Дону». Он как бы «примеряет» к своей темепоэтическую манеру Бояна («Не буря соколы занесе чресъ поля широкая — галици стады бежать къ Дону Великому» или: «Комони ржуть за Сулою — звенить слава въ Кыеве») [30].
Жанр «Слова».
Композиция «Слова» необычна дляисторической повести. Мы видим, что в центре внимания автора не столькопоследовательный рассказ о самих событиях похода, сколько рассуждения о нем,оценка поступка Игоря, раздумья о причинах «туги» и печали, охватившей всюРусскую землю в настоящем, обращение к событиям прошлого с его победами инесчастьями. Все эти черты «Слова» подводят нас к вопросу о жанре памятника.Вопрос этот тем более важен, что в древнерусской литературе, с ее строгойсистемой жанров, «Слово» (как и ряд других памятников) оказывается как бы внежанровой системы. А. Н. Робинсон и Д. С. Лихачев сопоставляют «Слово» с жанромтак называемых «шансон де жест» — «песен о подвигах», аналогиями ему в такомслучае является, например, «Песнь о Роланде» или другие подобные произведениязападноевропейского феодального эпоса [35].
В «Слове» объединены эпическое и книжноеначала. «Эпос полон призывов к защите страны… — пишет Д. С. Лихачев. —Характерно его «направление»: призыв идет как бы от народа (отсюда фольклорноеначало), но обращен он к феодалам — золотое слово Святослава, и отсюда книжноеначало». [36].
Поэтика «Слова».
Поэтика «Слова» настолько своеобразна,язык и стиль его так красочны и самобытны, что на первый взгляд можетпоказаться, что «Слово» находится совершенно вне сферы литературных традицийрусского средневековья.
Вообще стиль монументального историзмапроявляется в «Слове» разнообразно и глубоко. Действие «Слова» развертываетсяна огромном пространстве от Новгорода Великого на севере до Тмуторокани(на Таманском полуострове) на юге, от Волги на востоке до Галича и Карпат назападе. Автор «Слова» упоминает в своих обращениях к князьям многиегеографические пункты Русской земли, слава Святослава простирается далеко за еепределы —до немцев, чехов и венецианцев. Действующие лица «Слова» видят Русскуюземлю как бы «панорамным зрением», словно с большой высоты. Таково, например,обращение Ярославны из Путивля не только к солнцу и ветру, но и к далекомуДнепру, который может прилелеять к ней любимого мужаиз половецкого плена. Ярослав Осмомысл управляетсвоим княжеством также в подчеркнуто «пространственных» границах, подпирая горыУгорские, «суды рядя до Дуная». Сама битва с половцами приобретает всесветныемасштабы: черные тучи, символизирующие врагов Руси, идут от самого моря.
Уже говорилось об историзме «Слова»,также характерной черте монументального историзма. И события, и поступки, и самикачества героев «Слова» оцениваются на фоне всей русской истории, на фонесобытий не только XII, но и XI в.
Словом, авторские отступления смещают (исмещают умышленно и нарочито) действительный ход событий, ибо цель автора нестолько рассказ о них, хорошо известных современникам, сколько выражение своегоотношения к ним и размышления над случившимся. Поняв эти особенности сюжетногопостроения «Слова», мы увидим, что не имеют смысла рассуждения о том, в какоймомент и где именно застало Игоря и Всеволода солнечное затмение и насколькоточно фиксирует этот момент «Слово», о том, собирали ли половцы дань «по беле отъ двора», или насколько целесообразно было звать напомощь Игорю князя Всеволода Большое Гнездо, и без того стремившегося вмешатьсяв южнорусские дела. «Слово» не документально, оно эпично, оно не столькоповествует о событиях, сколько размышляет о них.
Природа активно участвует в судьбеИгоря, в судьбе Русской земли: никнет трава от жалости, и, напротив, радостнопомогают Игорю, бегущему из плена, Донец и птицы, обитающие в прибрежных рощах.
Это не значит, что в «Слове» нетизображения природы как таковой. Но характерно, что в нем, как и в другихдревнерусских памятниках, нет статичного пейзажа: окружающий мир предстаетперед читателем в движении, в явлениях и процессах. В «Слове» не говорится, чтоночь светла или темна, — она «меркнет», не описывается цвет речной воды, ноговорится, что «реки мутно текут», Двина «болотом течет», Сулауже более не «течет серебряными струями»; не описываются берега Донца, аговорится, что Донец стелет Игорю зеленую траву на своих серебряных берегах,одевает его теплыми туманами под сенью зеленого древа и т. д. [39].
Время написания «Слова» и вопрос о егоавторе.
памятник мог быть создан не позднее 1октября 1187 г.— времени, когда умер Ярослав Осмомысл, так как в«Слове» он упоминается как живой.
«Слово» в новой русской литературе.
Зато в новое время «Слово» произвело нарусских читателей огромное впечатление. Русские поэты буквально с первых же летпосле издания «Слова» нашли в нем благодарный материал для подражаний ивариаций на древнерусские темы, начались нескончаемые попытки найти наилучшийпоэтический эквивалент великому памятнику древности. Из переводов XIX в.,безусловно, лучшими являлись переводы В. А. Жуковского (положительно оцененныйА. С. Пушкиным), М. Д. Деларю, А. Н. Майкова, Л. Мея; в начале нашеговека стихи на мотивы «Слова» создает А. А. Блок, переводит «Слово» К. Д.Бальмонт. Прекрасные переводы принадлежат советским переводчикам и поэтам — С.В. Шервинскому, В. Стеллецкому, Г. Шторму, И. Новикову, Н. Заболоцкому и другим[56]. «Слово о полку Игореве» широко известно и в переводах на языки народовСССР, на украинский язык его переводил М. Рыльский, на белорусский — Я. Купала,на грузинский — С. Чиковани. Существуют переводы «Слова», сделанные за рубежом,памятник переведен на английский, болгарский, венгерский, испанский, немецкий,польский, румынский, сербохорватский, турецкий, финский, французский, японскийи другие языки [57].
2. Эволюция житийногожанра в древней русской литературе
Древнерусская литература житий святыхсобственно русских начинается жизнеописаниями отдельных святых. Образцом, покоторому составлялись русские «жития», служили жития греческие типа Метафраста, то есть имевшие задачей «похвалу» святому,причём недостаток сведений (наприм. о первых годахжизни святых) восполнялся общими местами и риторическими разглагольствованиями.Ряд чудес святого — необходимая составная часть Ж. В рассказе о самой жизни иподвигах святых часто вовсе не видно черт индивидуальности. Исключения изобщего характера первоначальных русских «житий» до XV в. составляют (по мнениюпроф. Голубинского) лишь самые первые по времени Ж., « св. Бориса и Глеба» и«Феодосия Печерского», составленные преп. Нестором, Ж. Леонтия Ростовского(которое Ключевский относит ко времени до 1174 г.) и Ж., появившиеся вРостовской области в XII и XIII вв., представляющие безыскусственный простойрассказ, тогда как столь же древние Ж. Смоленской области («Ж. св. Авраамия» идр.) относятся к византийскому типу жизнеописаний. В XV в. ряд составителей Ж.начинает митроп. Киприан,написавший Ж. митроп. Петра (в новой редакции) инесколько Ж. русских святых, вошедших в состав его «Степенной книги» (если этакнига действительно им составлена).
С биографией и деятельностью второгорусского агиографа, ПахомияЛогофета, подробно знакомит исследование проф. Ключевского «Древнерусские Житиясвятых, как исторический источник», М., 1871). Он составил Ж. и службу св.Сергию, Ж. и службу преп. Никону, Ж. св. Кирилла Белозерского, слово оперенесении мощей св. Петра и службу ему; ему же, по мнению Ключевского,принадлежат Ж. св. новгородских архиепископов Моисея и Иоанна; всего имнаписано 10 житий, 6 сказаний, 18 канонов и 4 похвальных слова святым. Пахомий пользовался большой известностью у современников ипотомства и был образцом для других составителей Ж. Не менее знаменит каксоставитель Ж. Епифаний Премудрый, живший сначала водном монастыре с св. Стефаном Пермским, а потом в монастыре Сергия, —написавший Ж. обоих этих святых. Он хорошо знал Св. Писание, греческиехронографы, палею, летвицу, патерики. У него ещёболее витийства, чем у Пахомия. Продолжатели этихтрёх писателей вносят в свои труды новую черту — автобиографическую, так что по«житиям», ими составленным, всегда можно узнать автора. Из городских центровдело русской агиографии переходит в XVI в. в пустыни и отдаленные от культурныхцентров местности в XVI в. Авторы этих Ж. не ограничивались фактами жизнисвятого и панегириком ему, а старались знакомить с церковными, общественными игосударственными условиями, среди которых возникала и развивалась деятельностьсвятого. Ж. этого времени являются, таким образом, ценными первоисточникамикультурной и бытовой истории Древней Руси.
Автора, жившего в Руси Московской,всегда можно отличить по тенденции от автора Новгородской, Псковской иРостовской области. Новую эпоху в истории русских Ж. составляет деятельностьвсероссийского митрополита Макария. Его время былоособенно обильно новыми «житиями» русских святых, что объясняется, с однойстороны, усиленной деятельностью этого митрополита по канонизации святых, а сдругой — составленными им «великими Минеями-Четьими».Минеи эти, в которые внесены почти все имевшиеся к тому времени русские Ж., известныв двух редакциях: Софийской (рукопись СПб. дух. акд.)и более полной — Московского собора 1552 г. Изданием этого грандиозного трудазанята Археографическая комиссия, успевшая пока, трудами И. И. Савваитова и М.О. Кояловича, издать лишь несколько томов, обнимающихмесяцы сентябрь и октябрь. Столетием позже Макария, в1627—1632 гг., появились Минеи-Четьи монахаТроице-Сергиева монастыря Германа Тулупова, а в1646—1654 гг. — Минеи-Четьи священника СергиеваПосада Иоанна Милютина.
3. «Повестьвременных лет» как литературный памятник.
«Повестьвременных лет». В начале XII в. (полагают, что около 1113 г.) «Начальный свод»был вновь переработан монахом Киево-Печерского монастыря Нестором. Труд Нестораполучил в науке название «Повести временных лет» по первым словам еепространного заголовка: «Се повести времяньых(прошедших) лет, откуду есть пошла Руская земля, кто в Киеве нача первее княжити, и откуду Руская земля стала есть».
Нестор былкнижником широкого исторического кругозора и большого литературного дарования:еще до работы над «Повестью временных лет» он написал «Житие Бориса и Глеба» и«Житие Феодосия Печерского» [12]. В «Повести временных лет» Нестор поставилперед собой грандиозную задачу: не только дополнить «Начальный свод» описаниемсобытий рубежа XI-XII вв., современником которых он был, но и самым решительнымобразом переработать рассказ о древнейшем периоде истории Руси — «откуда естьпошла Русская земля».
Нестор вводитисторию Руси в русло истории всемирной. Он начинает свою летопись изложениембиблейской легенды о разделении земли между сыновьями Ноя. Приводя пространныйперечень народов всего мира (извлеченный им из «Хроники Георгия Амартола»), Нестор вставляет в этот перечень упоминание ославянах; в другом месте текста славяне отождествляются с «нориками»— жителями одной из провинций Римской империи, расположенной на берегах Дуная.Нестор обстоятельно рассказывает о древних славянах, о территории, которуюзанимали отдельные славянские племена, но особенно подробно — о племенах,обитавших на территории Руси, в частности о «кротких и тихих обычаем» полянах,на земле которых возник город Киев. Нестор уточняет и развивает варяжскуюлегенду Никона: упоминаемые в «Начальном своде» варяжские князья Аскольд и Дир объявляются теперь всего лишь боярами Рюрика (к тому же «не племени его»), и именно имприписывается поход на Византию во времена императора Михаила. Установив подокументам (текстам договоров с греками), что Олег был не воеводой Игоря, асамостоятельным князем, Нестор излагает версию, согласно которой Олег —родственник Рюрика, княживший в годы малолетстваИгоря [13].
В то же времяНестор включает в летопись некоторые новые (сравнительно с «Начальным сводом»)народно-исторические предания, такие, как рассказ о четвертой мести Ольги древлянам,рассказы о поединке юноши-кожемяки с печенежским богатырем и об осаде Белгородапеченегами (речь о них пойдет ниже).
Итак, именноНестору «Повесть временных лет» обязана своим широким историческим кругозором,введением в летопись фактов всемирной истории, на фоне которых развертываетсяистория славян, а далее — история Руси. Именно Нестор укрепляет исовершенствует версию о происхождении русской княжеской династии от«призванного» норманского князя. Нестор —активный поборник идеала государственного устройства Руси, провозглашенногоЯрославом Мудрым: все князья — братья и все они должны подчиняться старшему вроде и занимающему киевский великокняжеский стол.
Благодарягосударственному взгляду, широте кругозора и литературному таланту Нестора«Повесть временных лет» явилась «не просто собранием фактов русской, истории ине просто историко-публицистическим сочинением, связанным с насущными, нопреходящими задачами русской действительности, а цельной, литературноизложенной историей Руси» [14].
Как полагают,первая редакция «Повести временных лет» до нас не дошла. Сохранилась вторая еередакция, составленная в 1117 г. игуменом Выдубицкогомонастыря (под Киевом) Сильвестром, и третьяредакция, составленная в 1118 г. по повелению князя Мстислава Владимировича. Во второйредакции была подвергнута переработке лишь заключительная часть «Повестивременных лет»; эта редакция и дошла до нас в составе Лаврентьевской летописи 1377 г., а также другихболее поздних летописных сводов. Третья редакция, по мнению ряда исследователей,представлена в Ипатьевской летописи, старший списоккоторой — Ипатьевский — датируется первой четвертьюXV в.
Композиция«Повести временных лет». Рассмотрим теперь композицию «Повести временных лет»,какой она предстает перед нами в Лаврентьевской и Радзивиловскойлетописях.
Во вводной части излагается библейскаялегенда о разделении земли между сыновьями Ноя — Симом, Хамом и Иафетом — и легенда о вавилонском столпотворении, приведшемк разделению «единого рода» на 72 народа, каждый из которых обладает своимязыком. Определив, что «язык (народ) словенеск» отплемени Иафета, летопись повествует далее уже ославянах, населяемых ими землях, об истории и обычаях славянских племен.Постепенно сужая предмет своего повествования, летопись сосредоточивается наистории полян, рассказывает о возникновении Киева. Говоря о давних временах,когда киевские поляне были данниками хазар, «Повесть временных лет» с гордостьюотмечает, что теперь, как это и было предначертано издавна, хазары самиявляются данниками киевских князей.
Точные указанияна года начинаются в «Повести временных лет» с 852 г., так как с этоговремени, как утверждает летописец, Русь упоминается в «греческом летописании»:в этом году на Константинополь напали киевские князья Аскольд и Дир. Тут же приводится хронологическая выкладка — отсчетлет, прошедших от одного до другого знаменательного события. Завершает выкладкурасчет лет от «смерти Ярославли до смерти Святополчи» (т. е. с 1054 по 1113 г.), из которогоследует, что «Повесть временных лет» не могла быть составлена ранее началавторого десятилетия XII в.
Далее в летописиповествуется о важнейших событиях IX в. — «призвании варягов», походе наВизантию Аскольда и Дира, завоевании Киева Олегом.Включенное в летопись сказание о происхождении славянской грамоты заканчиваетсяважным для общей концепции «Повести временных лет» утверждением о тождестве«словенского» и русского языков — еще одним напоминанием о месте полян средиславянских народов и славян среди народов мира.
В последующих летописныхстатьях рассказывается о княжении Олега. Летописец приводит тексты егодоговоров с Византией и народные предания о князе: рассказ о походе его наЦарьград, с эффектными эпизодами, несомненно, фольклорного характера (Олегподступает к стенам города в ладьях, двигающихся под парусами по суше, вешаетсвой щит над воротами Константинополя, «показуяпобеду»). Тут же приводится известное предание о смерти Олега. Волхв предсказалкнязю смерть от любимого коня. Олег решил: «Николи же всядуна нь, не вижю его болетого». Однако впоследствии он узнает, что конь уже умер. Олег посмеялся надлживым предсказанием и пожелал увидеть кости коня. Но когда князь наступилногой на «лоб» (череп) коня, то был ужален «выникнувшей»«изо лба» змеей, разболелся и умер. Летописный эпизод, как мы знаем, лег воснову баллады А. С. Пушкина «Песнь о вещем Олеге».
Это преданиесопровождается пространной выпиской из «Хроники Георгия Амартола»;ссылка на византийскую хронику должна подтвердить, что иногда оказываютсявещими и пророчества языческих мудрецов, и поэтому введение в летопись рассказао предсказанной волхвами смерти Олега не является предосудительным длялетописца-христианина.
Олегу наследовална киевском «столе» Игорь, которого летописец считал сыном Рюрика.Сообщается о двух походах Игоря на Византию и приводится текст договора,заключенного русским князем с византийскими императорами-соправителями:Романом, Константином и Стефаном. Смерть Игоря была неожиданной и бесславной:по совету дружины он отправился в землю древлян на сбор дани (обычно даньсобирал его воевода Свенелд). На обратном пути князьвдруг обратился к своим воинам: «Идете с данью домови,а я возъвращюся, похожю иеще». Древляне, услышав, что Игорь намеревается собирать дань вторично,возмутились: «Аще ся въвадить волк (если повадится волк) в овце, то выносить всестадо, аще не убьють его, тако и се: аще не убьем его, товся ны погубить». Но Игорь не внял предостережениюдревлян и был ими убит.
Рассказ о смертиИгоря в летописи весьма краток; но в народной памяти сохранились предания отом, как вдова Игоря — Ольга отомстила древлянам за убийство мужа. Предания этибыли воспроизведены летописцем и читаются в «Повестивременных лет» в статье 945 г.
После убийстваИгоря древляне послали в Киев к Ольге послов с предложением выйти замуж за ихкнязя Мала. Ольга сделала вид, что ей «любы» слова послов, и велела им явитьсяна следующий день, при этом не верхом и не пешком, а весьма необычным способом:по приказу княгини киевляне должны были принести древлян на княжеский двор владьях. Одновременно Ольга приказывает выкопать возле своего терема глубокуюяму. Когда торжествующих древлянских послов (онисидят в ладье «гордящеся», подчеркивает летописец)внесли на княжеский двор, Ольга приказала сбросить их вместе с ладьей в яму.Подойдя к ее краю, княгиня с усмешкой спросила: «Добра ли вы честь?». «Пуще ны (хуже нам) Игоревы смерти», — ответили древляне. И Ольгаприказала засыпать их живыми в яме.
Второепосольство, состоявшее из знатных древлянских«мужей», Ольга велела сжечь в бане, куда послов пригласили «измыться».Наконец, дружину древлян, посланную навстречу Ольге, чтобы с почетом ввести еев столицу Мала, княгиня приказала перебить во время тризны — поминального пирау могилы Игоря.
Внимательноерассмотрение легенд о том, как Ольга трижды отомстила древлянам, раскрываетсимволическое значение подтекста предания: каждая месть соответствует одному изэлементов языческого погребального обряда. По обычаям того времени покойниковхоронили, положив в ладью; для покойника приготовляли баню, а потом его трупсжигали, в день погребения устраивалась тризна, сопровождавшаяся военнымииграми [15].
Этот рассказ отрех местях Ольги читался уже в «Начальном своде». В«Повести временных лет» было внесено еще одно предание — о четвертой местикнягини.
Перебив дружинудревлян, Ольга тем не менее не могла взять их столицу — город Искоростень. Тогда княгиня снова прибегла к хитрости. Онаобратилась к осажденным, убеждая, что не собирается облагать их тяжелой данью,как некогда Игорь, но просит ничтожный выкуп: по три воробья и по три голубя сдома. Древляне снова не догадались о коварстве Ольги и с готовностью прислалией требуемую дань. Тогда воины Ольги по ее приказу привязали к лапкам птиц «церь» (зажженный трут, высушенный гриб-трутовик) иотпустили их. Птицы полетели в свои гнезда, и вскоре весь город был охваченогнем. Люди, пытавшиеся спастись бегством, были пленены воинами Ольги. Так, попреданию, княгиня отомстила за смерть мужа.
Далее в летописиповествуется о посещении Ольгой Царьграда. Ольга действительно приезжала вКонстантинополь в 957 г.и была принята императором Константином Багрянородным. Однако совершеннолегендарен рассказ, как она «переклюкала»(перехитрила) императора: согласно ему, Ольга крестилась в Константинополе, иКонстантин был ее крестным отцом. Когда же император предложил ей стать егоженой, Ольга возразила: «Како хощешимя пояти, крестив мя сам и нарек мя дщерию?»
Восторженноизображает летописец сына Игоря — Святослава, его воинственность, рыцарственнуюпрямоту (он будто бы заранее предупреждал своих врагов: «Хочюна вы ити»), неприхотливость в быту. Летописьрассказывает о походах Святослава на Византию: он едва не дошел доКонстантинополя и предполагал, завоевав Балканские страны, перенести на Дунайсвою столицу, ибо там, по его словам, «есть середа земли», куда стекаются всеблага — драгоценные металлы, дорогие ткани, вино, кони и рабы. Но замысламСвятослава не суждено было сбыться: он погиб, попав в засаду печенегов уднепровских порогов.
После смертиСвятослава между его сыновьями — Олегом, Ярополком и Владимиром — разгореласьмеждоусобная борьба. Победителем из нее вышел Владимир, ставший в 980 г. единовластнымправителем Руси.
В разделе«Повести временных лет», посвященном княжению Владимира, большое место занимаеттема крещения Руси. В летописи читается так называемая «Речь философа», скоторой будто бы обратился к Владимиру греческий миссионер, убеждая князяпринять христианство. «Речь философа» имела для древнерусского читателя большоепознавательное значение — в ней кратко излагалась вся «священная история» исообщались основные принципы христианского вероисповедания.
Вокруг имениВладимира группировались различные народные предания. Они отразились и влетописи — в воспоминаниях о щедрости князя, его многолюдных пирах, кудаприглашались едва ли не все дружинники, о подвигах безвестных героев, живших вовремена этого князя, — о победе отрока-кожемяки над печенежским богатырем или остарце, мудростью своей освободившем от осады печенегов город Белгород. Об этихлегендах речь еще пойдет ниже.
После смертиВладимира в 1015 г.между его сыновьями снова разгорелась междоусобная борьба. Святополк — сынЯрополка и пленницы-монашки, которую Владимир, погубив брата, сделал своейженой, убил своих сводных братьев Бориса и Глеба. В летописи читается краткийрассказ о судьбе князей-мучеников, о борьбе Ярослава Владимировича соСвятополком, завершившейся военным поражением последнего и страшнымбожественным возмездием. Когда разбитый в бою Святополк. обратился в бегство,на него «нападе» бес, «и раслабешакости его, не можаше седетина кони». Святополку кажется, что за ним следует по пятам погоня, он торопитсвоих дружинников, которые несут его на носилках. «Гоним божьим гневом»,Святополк умирает в «пустыни» (в глухом, незаселенном месте) между Польшей иЧехией, и от могилы его, по словам летописи, «исходит… смрад зол». Летописецпользуется случаем подчеркнуть, что страшная смерть Святополка должна послужитьпредостережением русским князьям, уберечь их от возобновления,братоубийственных раздоров. Эта мысль прозвучит со страниц летописи еще не раз:и в рассказе о смерти Ярослава, и в описании распрей среди его сыновей в 70-хгг. XI в., и в рассказе об ослеплении теребовльскогокнязя Василька его братьями по крови — Давидом и Святополком.
В 1037 г. в летописирассказывается о строительной деятельности Ярослава (в частности, о закладкезнаменитого Софийского собора в Киеве, крепостных стен с Золотыми воротами и т.д.) и прославляется его книголюбие: князь «книгамприлежа и почитая е (их) часто в нощи и в дне». По его приказу многочисленныеписцы переводили книги с греческого «на словеньское(т. е. русское) письмо». Важное значение имеет помещенное в статье 1054 г. предсмертноезавещание Ярослава, призывавшего своих сыновей жить в мире, беречь землю «отець своих и дед своих», которую они обрели «трудом своимвеликим», подчиняться старшему в роде — киевскому князю.
Погодные записи в«Повести временных лет» чередуются с рассказами и сообщениями, иной раз лишь косвенносвязанными с политической историей Руси, которой, собственно говоря, должнабыть посвящена летопись. Так, в статье 1051 г. содержится пространный рассказ обосновании Киево-Печерского монастыря. Эта тема будет продолжена в «Повестивременных лет» и далее: в статье 1074 г. рассказывается о кончине игумена этого монастыряФеодосия, приводятся эпизоды подвижнической жизни в монастыре самого Феодосия идругих иноков; в статье 1091 г. описывается перенесение мощей Феодосия и приводитсяпохвала святому. В статье 1068 г. в связи с половецким нашествием на Русь летописецрассуждает о причинах бедствий Русской земли и объясняет «нахождениеиноплеменников» божественной карой за прегрешения. В статье 1071 г. читается рассказ овозглавленном волхвами восстании в Ростовской земле; летописец рассуждает приэтом о кознях бесов и приводит еще два рассказа, тематически связанные спредыдущим: о новгородце, гадавшем у кудесника, и о появлении волхва вНовгороде. В 1093 г.русские князья потерпели поражение от половцев. Это событие явилось поводом дляновых рассуждений летописца о том, почему бог «наказывает Русскую землю»,почему «плач по всем улицам упространися». Драматичноописание страданий русских пленников, которые бредут, угоняемые на чужбину, «печални, мучими, зимою оцепляеми (страдая от холода), в алчи, и в жажи, и в беде», со слезами говоря друг другу: «Аз бех сего города», «Яз сея вси(села)...» Этой статьей, как говорилось выше, возможно, заканчивался Начальныйсвод.
Последнеедесятилетие XI в. было полно бурными событиями. После междоусобных войн,зачинщиком и непременным участником которых был Олег Святославич(«Слово о полку Игореве» именует его Олегом Гориславличем),князья собираются в 1097 г.в Любече [16] на съезд, на котором решают отныне житьв мире и дружбе, держать владения отца и не посягать на чужие уделы. Однакосразу же после съезда свершилось новое злодеяние: волынский князь Давыд Игоревич убедил киевского князя Святополка Изяславича в том, что против них злоумышляет теребовльский князь Василько.Святополк и Давыд заманили Василька в Киев, пленилиего и выкололи ему глаза. Событие это потрясло всех князей: Владимир Мономах,по словам летописца, сетовал, что такого зла не было на Руси «ни при дедех наших, ни при отцих наших».В статье 1097 г.мы находим подробную повесть о драматической судьбе Василька Теребовльского; вероятно, она была написана специально длялетописи и полностью включена в ее состав.
Мы не знаемточно, как выглядела заключительной часть «Повести временных лет» второйредакции. В Лаврентьевской летописи текст статьи 1110 г. искусственнооборван: запись летописца Сильвестра [17] следуетнепосредственно за рассказом о чудесном знамении в Печерском монастыре, котороерассматривается как явление ангела; в то же время в Ипатьевскойлетописи вслед за описанием знамения читается рассуждение об ангелах, которое,бесспорно, входило в первоначальный текст статьи 1110 г., т. е. должно былобы присутствовать и в тексте второй редакции «Повести временных лет». К тому женеизвестно, была ли статья 1110 г. последней в этой редакции: ведь в приписке Сильвестра сообщается, что он написал «книгыси летописец» в 1116 г.Вопрос о взаимоотношениях второй редакции «Повести временных лет» и третьейредакции остается пока спорным, как и то, каким именно текстом завершаласьвторая редакция «Повести».
4. Бытовые повести 17 века.
В. Во второйполовине XVII в. жанр повести занял ведущее положение в системе литературныхжанров. Если древнерусская традиция обозначала этим словом любое повествование,то, что в принципе рассказывается, повесть как новый литературный жанрнаполняется качественно иным содержанием. Его предметом становитсяиндивидуальная судьба человека, выбор им своего жизненного пути, осознаниесвоего личного места в жизни. Уже не так однозначно, как раньше, решаетсявопрос об авторском отношении