Художественное пространство «Страшной мести»Н. Гоголя
Руднев Юрий
Цельданной работы — попытка охарактеризовать художественное пространство повести Н.Гоголя «Страшная месть», входящей в состав сборника «Вечера нахуторе близ Диканьки».
Описаниепространства тут осложняется возможностью нескольких подходов к анализу текста,обусловленных характером самого этого текста. Во-первых, если восприниматьхронотоп как целостную структуру и учитывать время при анализе пространства (асделать это представляется необходимым), то возникает первое разделение: напространство соответствующее основному времени повествования (времени, напротяжении которого длится действие и в котором находиться рассказчик1) и пространство легендарное (оно разворачивается в песне слепогостарца). В данной работе внимание будет уделено первому пространству, иболегендарное тут по большей части просто мотивирует некоторые элементы основногопространства с точки зрения их функциональной роли (а высокая функциональностьэтих элементов в тексте бесспорна и будет раскрыта ниже). Тем более что почтивсе значащие детали легендарного пространства дублируются в основном (например,Карпатские горы; провал, где «дна никто не видал»; земля, сотрясаемаяогромным мертвецом)
Далееможно выделить пространство географическое (т.е. пространство географическихназваний и ландшафтное пространство), ограничивающее и локализующее действие вУкраинской земле (тут вырисовывается треугольник с вершинными точками Киев,Галич (Карпаты), Чёрное море, но при этом основное действие сосредоточено наодной из граней этого треугольника Киев — Карпаты2).Однако рассматривать такое пространство как самостоятельный и самодовлеющийэлемент в структуре повести не представляется правильным, ибо здесь оновыполняет во многом подчинённую функцию (ср. пункт 3).
Наиболееважным структурным элементом пространства «Страшной мести»,организующим всё пространство данной повести, является противопоставление свояземля — чужая земля, или же, иначе говоря этот свет — тот свет. Практическиполная идентичность этих двух оппозиций подтверждается всем текстомпроизведения. Уже в самой первой его главке противопоставляются Заднепровье ичужая земля, где «и люди не те, и церквей Христовых нет». Далее,казакам как населению своей земли постоянно противопосталяются ляхи и«немалолюдный народ венгерский» как население чужой земли, наделённоеуже явными чертами инакости, демонизма, инфернальности. Интересной тутпредставляется своеобразная градация по степеням инфернальности: турки — болеедьявольский народ, чем ляхи-католики («Горелки даже не пьёт!… Мнекажется,… что он и в господа Христа не верует.… Поганые католики дажепадки до водки; одни только турки не пьют»). Это полностью подтверждает ифакт того, что основной инфернальный персонаж повести отец-колдун неоднократноназывается в тексте турецким игуменом и носит турецкие шаровары, будучи вдемоническом облике.
Такаяпространственная организация полностью подчиняет себе собственно географическоепространство текста (охватываюющее всё, что так или иначе связано, в первуюочередь, с географическимим названиями; при этом элементы ландшафта (такие, какреки (и самая главная река — Днепр), горы) имеют значительно большуюсамостоятельность и, как будет указано ниже, большее значение). Все города истраны отнесены к определённому, либо своему (Украина), либо чужому (все прочиестраны), пространству, и соответсвенно определны как инфернальные инеинфернальные территории. Плюс к этому элементы такого полярно организованногопространства основного действия мотивируются легендарным пространством именночерез связь с потусторонним миром (например, месть живым потомкам умершегопреступника на месте преступления).
Ещёодним стержнем, организующим пространство повести, является Днепр, выступающийтут не просто рекой «без конца в длину, без меры в ширину», асвоеобразной границей с потусторонним миром. Каждый раз когда он упоминается втексте, а чаще всего это происходит в те моменты, когда кто либо из героевпересекает реку, происходит встреча двух миров: этого с тем или наоборот, взависимости от того является пересекающий реку носителем инфернальности илинет. Частности, связанные с топосом реки-границы, будут рассмотрены ниже принепосредственном анализе текста.
Вторымважным элементом ландшафта, непосредственно организующим пространство согласнооппозиции этот свет — тот свет, являются горы. Тут противопоставляются вершинагоры её подошве, или даже провалу, где «дна никто не видал». Причёмносителем инфернальности может быть как тот, так и другой элемент, в каждомслучае по разному (см. ниже).
Такимобразом пространство повести будет рассмотрено как, в целом, организованное всоответствии с принципом оппозиции своя земля — чужая земля, подчиняющим такили иначе все остальные возможные структурно-организующие принципы. При этомособое место будет уделяться пограничным зонам с миром потусторонним, каковымиявляются река Днепр и горы (в том числе и Карпатские).
Теперьимеет смысл сделать небольшое отступление. Исследователи традиционно выделяют враннем творчестве Н. Гоголя фольклорные мотивы. В отношении «Страшноймести» наиболее частой и общепринятой является точка зрения, определяющаясюжет данного произведения как не имеющий параллелей в фольклоре. Однаконекоторые его мотивы (страсть отца к дочери, освобождение узника кем-либо изродственников заточившего его лица без ведома последнего, мотив «великогогрешника») имеют корни в устном народном творчестве, хотя часто либо мотивированыГоголем по-своему, либо не до конца выдержаны в фольклорном ключе (например, вфольклоре «великий грешник» обычно получает прощение). Такиеотдельные совпадения, часто совсем небуквальные и даже гипотетические, присущипрактически всем топическим элементам исследуемого текста. Причём корни этихсовпадений можно проследить не только в фольклоре, но и глубже, в областиобряда3). Все такие совпадения, которые можно сбольшей или меньшей долей уверенности представить под мифопоэтическим углом зрения,будут рассмотрены в пределах данного исследования параллельнонепостредственному анализу пространства. В качестве теоретической базы здесьбудет использована работа В.Я. Проппа «Исторические корни волшебнойсказки» [3].
«Шумит,гремит конец Киева» — так начинается повесть, и уже эта первая фраза даётпервую точку, исключительно важную для всего пространства произведения.Точечная структура этого пространства представляется тут несомненной: героивсегда действуют в определённом, ограниченном и даже отграниченном месте (хуторпана Данилы «промеж двух гор»). Исключения составляют только теслучаи, когда происходит переход из этого в тот мир или наоборот, но и тогдагерои как бы «зависают» на месте (например, на середине Днепра). Вообщеже перемещения героя не характерны для текста, они происходят большей частьюгде-то между двумя главками. Единственное исключение — бегство колдуна в концеосновной части, но и здесь основное значение сосредоточено не на перемещениинепосредственно, а на опорных точках пути, которые и создают эффект«искажённого», инфернального пространства. Вышесказанное подтверждаети характер пейзажа в повести: всегда легко обнаружить ту точку, с которойобозревается всё пространство вокруг, причём точка это неподвижна (вид из лодкиДанила во второй главке т.п.); и то, что произведение носит неэпическийхарактер несмотря на наличие подзаголовка «старинная быль»4), и близко по целому ряду параметров к структуре волшебной сказки,которой, как отмечает Пропп [3], не свойственны описания пространственныхперемещений.
Итак,вернёмся к Киеву — это однозначно неинфернальное и, по всей видимости, главноенеинфернальное место в структуре пространства повести. Тут центр христианскогомира, тут много церквей, монастырь куда устремляется колдун замаливать грехи.Именно о Киеве ничего не хочет слышать сходящая с ума Катерина, «и немолится, и бежит от людей, и с утра до позднего вечера бродит по тёмнымдубравам» (однозначное противопоставление Киева демоническомупространству, где «хватаются за сучья некрещёные дети», где «изднепровских волн выбегают вереницами погубившие свои души девы»). Однакоместо это всё же недостаточно защищено от представителей демонического мира (нонеподвластно им (ср. пункт 8)): колдун неоднакратно оказывается здесь, совершаяпри этом преступления — убийство схимника, убийство сына Катерины. В целомдемоническое в тесте противопоставляется Киеву очень часто. И совершеннонеслучайно именно отсюда «стало видимо далеко во все концы света»,т.е стало видно границы Украинской земли с потусторонним миром, и главное,стало видно Карпатские горы — центр этого потустороннего мира в повести, иботут и огромный мертвец, сотрясающий землю, и всадник на коне с младенцем, и,главное, провал без дна — т.е. непосредственный вход в инфернальный мир.
Впервой главке Киеву противопоставляется более инфернальное место — хутор панаДанилы, т.к. Данило с женой приехали «с другого берега Днепра»(пересечение границы с тем светом). Плюс к этому, хутор этот «промеж двухгор» (аналогия с Карпатскими горами (см. ниже)). Но степень инфернальностиздесь, как и во всех прочих точках пространства, кроме Киева и всё тех жеКарпатских гор, не является изначально заданной и способна изменяться всобственную противоположность. Зависит это, главным образом, от фактанахождения или ненахождения в этом месте колдуна, который выступает тут чуть лине в качестве основного организатора пространства по принципу вышеупомянутойоппозиции этот свет — тот свет. И не подвластны ему только основные центры (ср.пункт 7): появившись на свадьбе сына есаула Горобца, колдун не устоял противсвятой иконы и был изгнан («Пропади, образ сатаны, тут тебе нетместа!» — говорит есаул).
Действиевторой главки — пересечение границы потустороннего мира — сосредоточено почтицеликом в лодке на середине Днепра. Возникновение реки-границы по всейвидимости восходит к фольклору (на наличие такого элемента в волшебной сказкеуказывет Пропп [3], возводя его к первобытным (родовым) верованиям). Днепрпоявляется в повести чрезвычайно часто и никогда вне связи с основнойпространственной оппозицией. Это граница, препятствие, которое необходимопреодолеть, чтоб попасть из одного в другой мир. Пересекается Днепр всегда всоответствии с обрядовыми представлениями: на дубе, лодке, которая либо чёрнаясама по себе, либо чернеет на водной поверхности5).Почти всегда в момент пересечения светит месяц — «солнце мёртвых»(недаром только его свет греет кладбище, где не растёт даже трава). Часто героипотупляют очи в «сонную воду». Неслучайно и постоянное подчёркиваниенахождения на середине этой реки «без меры в ширину». Именно отсюдаокружающий мир виден не так, как всегда: и «горы те — не горы»,«те леса — не леса», «те луга — не луга» — а всё это«косматая голова лесного деда». Отсюда возвращающийся изнеинфернального Киева Данила видит территории инфернальные — свой хутор (т.к.колдун сейчас там (ср. пункты 8;11)), чёрный замок, кладбище, где «никалина не растёт», «ни трава не зеленеет». Т.е. Днепр сам посебе территория нейтральная («ему ни до кого нет дела»): он отражает(ибо он — «голубая зеркальная дорога») леса, луга, горы этого мира,как бы выявляя их сущность в том мире, но сама река ничья, и поэтому несёт нате же луга, леса, горы «жалобу в Чёрное море». Днепр — граница нетолько горизонтальная, но и вертикальная: он обладает инфернальной глубиной,где «тони отец — не подам руки ему». Сюда же относится и угрозаДанилы Катерине «если ты (выпустила отца — ЮР) — утоплю на самой серединеДнепра»; и выбегающие из днепровских волн погубившие свои души девы; ислова Катерины: «Днепр, холодный Днепр будет мне могилой»; и то, чторека «глотает, как мух, людей». Одним словом, Днепр, при каждом своёмочередном появлении в тексте сводит вместе два мира, сам не принадлежа ни кодному из них, а наоборот, как бы охватывая весь мир: «звёзды горят исветят над миром и все разом отдаются в Днепре», «всех их держитДнепр в тёмном лоне своём».
Послерассмотрения полюса положительного (Киева) и границы двух миров (Днепра)целесообразно взглянуть на полюс отрицательный — Карпатские горы. Мотивацияинфернальности этого места приводится в легендарной части. Именно на этихвысоких, вознесшихся к звёздам горах, в которых расположен вход в тот мир — провал, где «сколько от земли до неба, столько до дна того провала»,произошло ужаснейшее, по мнению Андрея Белого [4], преступление для Гоголя — преступление против побратима, брата, рода. И свершится не менее ужасная местьза него, которая сама по себе — такое же преступления против рода. И кару тутбудут нести оба побратима. Место это страшно до такой степени, что уже простосходство с ним ландшафта возле хутора пана Данилы придаёт последнему чертыинфернальности. Тут стоит заметить, что эти черты непостоянны, а непостоянствоможно объяснить в свою очередь большей близостью хутора к положительному полюсу- Киеву. И горы Карпатские, в отличие от гор около хутора, относятся целиком кдемоническому миру — и вершины и подошвы. Не то на хуторе (см. пункт 11).
Нето на хуторе, ибо здесь очень важен колдун как организатор пространства. Где онпоявляется, там (если это в его власти (ср. пункты 7; 8)) появляется идемонические топические элементы (как заметил Белый, отец-колдун с самогоначала подан Гоголем при помощи отрицательных частиц «не» и«ни», т.е. он выполняет функцию отрицания неинфернального мира).
Есливершина горы в тексте изначально менее инфернальна, чем подошва (кроме Карпат,где, как на отрицательном полюсе, инфернально абсолютно всё; в Киеве же — наположительном полюсе — у гор совсем нет подошв), то в целом более демоническаялощина между гор, где расположен хутор, и, соответственно, менее демоническиевершины этих гор, меняются местами только благодарю нахождения колдуна наверху,откуда ему и удаётся убить Данилу: «мушкет гремит — и колдун пропал загорою». Т.е. колдун как носитель демонического начала влияет на тоограниченное пространство, в котором находится, в большей или меньшей степени,но в любой ситуации. Более подробно это будет рассмотрено ниже при анализетопоса дома и строения вообще.
Зданиев тексте повести — это не просто деталь художественного пространства. Значениеэтого топического элемента возростает во много раз, если взглянуть на него сточки зрения мифопоэтики. Вообще каждое здание можно тут спозиционировать какведущее своё происхождение из области родового обряда. Единственная необходимаяздесь оговорка: функции и использование этого элемента настолько же отличаютсяу Гоголя от обряда, насколько, зачастую, отличаются от обряда функции ииспользование его в волшебной сказке, на что указывет Пропп [3]. Рассмотрим ихпо порядку.
Первоездание, возникающе в тексте — дом есаула Горобца. Это тип здания, защищённый отпредставителей иного мира чем-либо связанным с религией православием. Таковойзащитой в доме есаула являются две иконы. «Никакая нечистая сила, — пишетГоголь, — не посмеет прикоснуться к тому, у кого они в дому.» Ещё дваздания подобного типа представлены в повести. Это келья схимника в монастыре иподвал, откуда был выпущен Катериной колдун, и стены которого строил святойсхимник (антиинфернальное место, из окна которого виден демонический замокколдуна на другом берегу Днепра-границы). Но связи с православием оказываетсяявно недостаточно для полной защиты от нечистой силы: из подвала колдун бежит,в келье происходит убийство схимника и в именно в доме есаула происходитубийство сына Катерины.
Далеепоявляются хоромы пана Данилы. Этот тип такого дома, из которого в волшебнойсказке обычно отлучаются родители и где происходит нарушение запрета детьми. В«Страшной мести» происходит нечто связанное с этим сказочным мотивом,а именно запирание в доме во избежание несчастья, проникновения нечистой силы(Катерина просит, несмотря на охраняющих её старуху и казаков, чтобы Данилозапер дверь на ключ, который он должен взять с собой). Но колдун и тутоказывается сильней: он вызывает к себе душу спящей Катерины, так что всепредосторожности оказываются бесполезными. Характерно для светлицы Данилы иявное преобладание дуба как основы интерьера (дубовые полки с трофеями убитыхврагов; дубовые лавки, на которых спят муж с женой). Дуб в тексте — явныйсимвол смерти (что соотносимо с обрядовыми представлениями). Вспомним, хотя бы,дуб на котором переплывают Днепр герои, возвращаясь со свадьбы сына есаула, идуб, по которому взбирается Данила, чтоб заглянуть в окно замка колдуна — вобоих случаях тут имеет место факт перехода в тот мир. Так что спящие надубовых лавках Данило и Катерина уже с самого начала как бы заочно приговоренык смерти. Некоторое сходство светлицы можно усмотреть и с «мужским домом»:одна общая комната, где живут десять молодцов, старуха (пожилые женщины имелидоступ в подобные дома), Катерина (образ соответствующий сестрице волшебнойсказки, что не мешает ей быть в обряде женой кого-либо из обитателей«мужского дома») и сам Данила.
Следующийтип здания — замок колдуна. Это определённо инфернальная территория, хотя быуже потому, что находится на мысе, выдающемся в днепровские воды, аследовательно почти со всех сторон окружена границей с иным миром. Когда Данилосо Стецьком подходят к замку, по видимому именно с той стороны, где нетреки-границы, они находят, что «ни ворот, ни дверей не видно»,«со двора верно есть ход, но как войти туда?» Т.е. для того, чтобынайти вход, нужно обязательно пересечь границу с потусторонним миром. Тут самособой напрашивается сравнение с избушкой на курьих ножках, которая обычно стоитк лесу передом, а к Ивану задом (тем более, что именно тут отец-колдунзанимается колдовством), с той лишь разницей, что никакие магические слова неразвернут замок. Узнать, что происходит в замке, оказывается возможным толькочерез окошко на самом верху, а попасть к этому окошку — только взобравшись надуб (см. выше). Но именно такой способ попадания возможен в «мужскойдом», где проводят некоторое время мужчины после инициации. Сновачастичное совпадения с обрядом. Однако замок колдуна, пожалуй, не имеет большеничего общего с «мужским домом», да и сходство с избушкой на курьихножках почти исчерпывается наличием входа со стороны потустороннего мира (плюс,однако, ещё демонический интерьер). Но для Гоголя характерно именно такоеиспользование фольклорных мотивов — своя функциональность и мотивация часто неимеет ничего общего с предполагаемым нами источником заимствования. Этоподтверждает и недопустимое в фольклоре смешение двух упомянутых выше мотивов водном типе колдовского замка.
Вдальнейшем повествовании дважды появляется подвал. Первый, в котором содержитсяколдун, был уже упомянут выше. Стоит лишь добавить, что тут, также как и взамке, появляются элементы, связанные с обрядом инициации: размышляя о будущейказни, автор допускает возможность для колдуна быть сваренным живым ивозможность сдирания с него кожи (и то, и другое — неотъемлемые части обрядовойцеремонии временной смерти и воскресения). Второй подвал — тот, в которомстаруха прячет Катерину от гнева Данилы. Он имеет параллели с подвалом, кудапрячут в волшебной сказке сестрицу от гнева семи богатырей и т.п. Характерното, что выход из этого подвала — прямо в демонические территории: «передомною шумит Днепр, за мною горы» — говорит Катерина, сразу после того, какстаруха выпускает её на волю.
Корчмана пограничной дороге — это снова место встречи и перехода из одного мира вдругой: ляхи (инфернальные персонажи) пируют тут перед тем, как выступать наУкраинскую землю. Поляки здесь же «насмехаются над православьем, зовутнарод украинский своими холопьями и важно крутят усы». Типичная похвальбазмея перед боем, который он заведомо проиграет (что и даёт текст далее). Но,опять же, признать тут наличие мотива змееборства можно только с более чемзначительной оговоркой (собственно как и многих других мотивов): своямотивировка и своя функция в тексте. Этот мотив ещё один раз возникает в тексте- бой Данилы и отца Катерины (которому также предшествует словесная дуэль с элементамипохвальбы). Но снова нетипичная развязка — фактическая ничья, к тому жевоспринимаемая Данилой, героем положительным, как поражение.
Ан.Белый [4] заметил, что у Гоголя появляются складки, земные горбины, овраги,ущелья там, где настигает беда. Тогда даже почва уходит из-под ног. Этовысказывание относится к одному из излюбленных мотивов автора «Страшноймести» — мотиву заколдованного места (ср. «Вий»,«Заколдованное место» и др.) Присутствует этот мотив и в исследуемомтексте. Таким заколдованным местом здесь являются, разумеется, Карпаты.Отрицательный, демонологический, инфернальный полюс мира, конечно же, просто неможет быть не заколдован в гоголевском тексте. Наличие такой точки в тексте«искажает» пространство повести. Сначала происходит «неслыханноечудо»: заколдованное место становится видно из Киева: два полюса сходятсявместе; на горах показывается человек на коне, в рыцарской сбруе и с закрытымиглазами. Колдун узнаёт его лицо, уже виденное однажды, и бросается в бегство — единственное в тексте явно выраженное пространственно перемещение действующеголица. Страх гонит колдуна сначала домой, но река, неожиданно возникающая напути, преграждает дорогу. Эта река — тоже граница с потусторонним миром, как иДнепр. Но конь (ещё более древнее средство пересечения этой границы) не можетперескочить эту узкую, в отличие от Днепра реку: колдун, до этого всегдапобеждавший пространство, даже изначально ему не подвластное, терпит в этот разпервое поражение: он вынужден ехать теперь не домой, а в Киев к святым местам.Но раз уже и речка не пустила колдуна, то святые стены Киева не примут его иподавно. После убийства схимника он устремляется вдоль Днепра в Канев, чтобызатем попасть в Крым, к Чёрному морю, т.е. производит попытку уйти в сторону отосновной оси Киев — Карпаты к третьей вершине треугольника Украинской (своей)земли (ср. пункт 2). Но пространство теперь автономно и не зависит от колдуна,наоборот — он сам зависит от пространства, ибо настигла беда. Пространствоведёт колдуна от его собственной цели именно туда, откуда он пытается убежать:едет в Канев — попадает в Шумск, едет к Киеву — попадает к Галичу. Выхода длягероя из такой ситуации нет: место заколдовано, и бороться с этим — бесполезно.И именно в этот момент у колдуна возникает желание «весь свет вытоптатьконём своим, взять всю землю от Киева до Галича с людьми, со всем и затопить еёв Чёрном море». Но, как указывает автор, «не от злобы хотелось емуэто сделать; нет, сам он не знал отчего». Может быть, оттого, что Чёрноеморе, куда впадает река-граница, само по себе нейтрально по отношению к темдвум мирам, в фатальном плену которых находится колдун и не может вырваться.
Влюбом случае, заколдованное место оказывается сильней, и представительдемонического мира навеки останется теперь в том, своём мире, пройдя сквозьсимволические ворота — провал, где «дна никто не видал». И остаётсялишь мертвец, трясущий землю, чуть ли не опрокидывающий Карпаты, Седмиградскуюи Турецкую землю. И слышен свист, как будто тысяча мельниц шумит колёсами поводе. Ср. начало: «Шумит, гремит конец Киева» — т.е. даже звуковойфон переходит теперь на другой полюс (не говоря уже о действии в целом), но вКиеве была свадьба, а в провале — «мертвецы грызут мертвеца»;возникает ещё одно фольклорное сравнение:
Не плачь, мати, не журися!
Бо вже твій сын оженився,
Та взяв жінку паняночку,
В чистом полі земляночку… (главка XIII)
Итолько сейчас, наконец, читатель получает уже разгадку из уст слепогобандуриста (опять же параллель с фольклором — только слепой может видетьпрошлое и будущее (ср. Тиресий, Гомер и др.)). Только теперь возникаетлегендарное пространство, мотивирующее многие детали пространства основногодействия.
Изданной работы можно сделать следующие выводы:
1)Пространство повести «Страшная месть» строится по принципу оппозициисвоя земля (этот свет) — чужая земля (тот свет), который подчиняет себе всепрочие структурно-организационные принципы в большей или меньшей степени(например, пространство географическое, оппозицию пространство основногодействия — легендарное пространство);
2)Вспомогательными при организации пространства являются:
колдункак носитель инфернальности
Днепркак река-граница между тем и этим мирами
горыс противопоставленными у них вершиной и подошвой, в целом — инфернальноокрашенные территории
«заколдованноеместо» — Карпаты
различныефункционально типы зданий, уходящие своими корнями к фольклору
3)Своя земля, представляющая собой треугольник с вершинами Киев — Карпаты — Чёрное море, является местом сюжетного действия. При этом оно сконцентрированона линии между двумя противопоставленными по принципуинфернальности-неинфернальности точками Киевом и Карпатами, постепенно смещаясьот первого ко вторым.
4)Весь текст можно представить как борьбу колдуна с враждебным ему пространством.Преимущество несмотря ни на что всё время на стороне колдуна, и лишь в конце,когда активизируется «заколдованное место», пространство одерживаетокончательную, по-видимому, победу. (И это единственные момент, когдастатичное, точечное пространство повести, подаётся в динамике через перемещениягероя).
Список литературы
1)Гоголь Н.В. Полное собрание сочинений в 14 томах, т.1 — М., 1940
2)Гоголь Н.В. Собрание сочинений в семи томах, т.1 — М., 1984
3)Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки // Пропп В.Я. Собрание трудов.Морфология / Исторические корни волшебной сказки — М., 1998
4)Белый Ан. Мастерство Гоголя — Л., 1934
1Несмотря на то, что в одной из ранних редакций повесть имела подзаголовок«Старинная быль», непосредственный повествователь не отделён вовремени от героев, пронимающих участие в развитии действия. Back
2 Тут стоит обратить внимание на то, что действиеосновной части текста смещено по этой оси и сосредоточено около Киева, лишь всамом конце переходя к Карпатам, которые теперь становятся видны из Киева.Действие же легенды слепого старца изначально тяготеет к горам на западеУкраины. Back
3 Ещё Андреем Белым [4] было замечно то огормноезначение, которое имел для Гоголя род, преступления против которого Белыйсчитает сюжетообразующим элементом в «Старшной мести», а отсюдавытекает возможное (как будет показано ниже — и действительное) происхождениенекоторых мотивов текста от родового обряда. Back
4 Удаление автором подзаголовка в позднейших редакцияхвыглядит в таком случае совсем не случайным. Back
5 Можно даже допустить гипотезу, что знаменитая фраза«редкая птица долетит до середины Днепра!» также соотносима с обрядоми восходит к представлениям о попадании души в мир иной в виде птицы, либопереносимой туда птицей. Back