Кибальник С.А.
Какизвестно, в восьмой части «Анны Карениной» Толстой запечатлел довольнонестандартное по тому времени отношение к Балканской войне. Редактор «РусскогоВестника», в котором печатался роман, М.Н.Катков даже отказался опубликовать ееименно из-за выраженного в ней скептического отношения Толстого кпанславистским настроениям. В то же время в контексте самого романа отношениеэто выглядит вполне продуманным и обладает большой художественнойубедительностью. Как известно, Толстой долго размышлял над последней частью«Анны Карениной», долго не мог взяться за перо, и именно Балканская война иразмышления над «славянским вопросом» дали ему ключ к развязке всего романа.[i], [ii]
Восьмаячасть «Анны Карениной» начинается страницами, посвященными Сергею ИвановичуКознышеву и неудаче его долго писавшейся книги: «Сергей Иванович был умен, образован,здоров, деятелен и не знал, куда употребить всю свою деятельность. Разговоры вгостиных, съездах, собраниях, комитетах, везде, где можно было говорить, занималичасть его времени; но он, давнишний городской житель, не позволял себе уходитьвсему в разговоры, как это делал его неопытный брат, когда бывал в Москве;оставалось еще много досуга и умственных сил.
Наего счастье, в это самое тяжелое для него по причине неудачи его книги время насмену вопросов иноверцев, Американских друзей, самарского голода, выставки, спиритизмастал Славянский вопрос, прежде только тлевшийся в обществе, и Сергей Иванович, ипрежде бывший одним из возбудителей этого вопроса, весь отдался ему.
Всреде людей, к которым принадлежал Сергей Иванович, в это время ни о чем другомне говорили и не писали, как о Славянском вопросе и Сербской войне. Все то, чтоделает обыкновенно праздная толпа, убивая время, делалось теперь в пользуСлавян. Балы, концерты, обеды, спичи, дамские наряды, пиво, трактиры – всесвидетельствовало о сочувствии к Славянам». [iii] [iv] Далее этотповествовательный мотив: изображение не знающего чем себя занять человека, радостнобросающегося в «Сербскую войну», чтобы чем-то себя занять, повторяется ввосьмой части «Анны Карениной» не раз. И в эпизоде с Катавасовым и несколькимидобровольцами, из которых один оказывается богатым молодым купцом, «промотавшимбольшое состояние», другой «человеком, попробовавшим всего», а третий уже немолодым«юнкером в отставке», не выдержавшим экзамен на артиллериста. И через сознаниестаричка-военного, жителя уездного городка, которому «хотелось рассказать, какиз его города пошел только один солдат бессрочный, пьяница и вор, которогоникто уже не брал в работники» и который «по опыту зная, что при теперешнемнастроении общества опасно высказывать мнение, противное общему, и вособенности осуждать добровольцев» не говорит того, что думает. И через Вронского, о котором сама его мать вначале простодушно, а затем идаже вполне кощунственно – впрочем, нисколько не сознавая этой кощунственности– замечает: « – Да после его несчастия что ж ему было делать? Это богнам помог – эта сербская война» (19, 359, 360).
Здесьже промелькивает подающий пожертвования и дающий обеды отъезжающим СтиваОблонский, как раз назначенный в связи с Балканской войной членом какой-токомиссии с непомерно высоким жалованьем и неопределенными обязанностями. Однимсловом, люди остаются людьми, и ведут их в первую очередь их собственныеинтересы, но, поддаваясь жару пропагандистской машины, они забывают об этихреальных мотивах и облачают добровольцев в мантии героев, жертвующих своейжизнью ради «славянских братьев». Наконец, всему этому противопоставленаскептическая позиция старого князя Щербацкого и Левина, отказывающихся принятьофициально-патриотическую и славянофильскую позиции по этому вопросу.
Исследователине раз и справедливо отмечали, что в приверженности Левина «добру» и в егоотказе от оправдания убийства даже во имя спасения уже ощущается предвестиетолстовского «непротивления злу насилием». [v] [vi] Безошибочно почувствовалблизость позиции Левина отношению к Балканской войне и славянскому вопросусамого Толстого Достоевский. [vii] [viii] Действительно, по словам женыТолстого, «Левочка странно относился к сербской войне; он почему-то смотрел нанее не так как все, а с своей личной религиозной точки зрения». [ix] [x]Отбывая в начале сентября 1876 года в свое самарское имение, Толстойнамеревался отдохнуть – в том числе и от задушивших его «толков о герцеговинцахи сербах, особенно оживленных и определенных, потому что никто ничего непонимает, и нельзя понимать» (62, 281). [xi] [xii] В дальнейших своихмногочисленных контактах со славянами и в публицистике Толстой не раз, ужевполне последовательно, демонстрировал ту же позицию, отказываясь не толькопомогать освободительным движениям, сопряженным с насилием и кровопролитием, нои оправдать их. [xiii] [xiv]
Темне менее, позиция Толстого в «Анне Карениной», позиция Толстого-художника нестоль однозначна. Отметим, кстати, что Левин не полностью отрицаетнеобходимость участия в этой войне. Спор в пчельнике происходит еще доманифеста Александра II об объявлении войны, когда инициатива помощи и участияв войне против турок исходила от частных лиц. Старый князь Щербацкийиронизирует лишь по поводу отдельных резонеров, взывающих к войне: «Да кто жеобъявил войну туркам? Иван Иванович Рагозов и графиня Лидия Ивановна с мадамШталь?». А Левин даже не выдвигает пацифистской позиции, а лишь настаивает навозможности участия «в таком жестоком, ужасном деле» отдельного человека и темболее христианина лишь при том условии, если ответственность начать войну беретна себя «правительство, которое призвано к этому и приводится к войненеизбежно», а «граждане отрекаются от своей личной воли» (19, 387).
Показательно,что Кознышев «не одобрял» возражения, сделанного Левину Катавасовым: «В том-тои штука, батюшка, что могут быть случаи, когда правительство не исполняет волиграждан, и тогда общество заявляет свою волю» (19, 387). Почему? Потому что вэтом случае нечего было бы отвечать Левину, у которого был готов следующийаргумент: «Ему хотелось еще сказать, что если общественное мнение естьнепогрешимый судья, то почему революция, коммуна не так же законны, какдвижение в пользу Славян?» (19, 392). В черновой редакции романа этот аргументсформулирован в еще более острой форме: «Теперь Левину хотелось сказать»Кознышеву, с которым он спорил по поводу войны: «за что же ты осуждаешькоммунистов и социалистов? Разве они не укажут злоупотреблений больше и хужеболгарской резни? Разве они и все люди, работавшие в их направлении, необставят свою деятельность доводами более широкими и разумными, чем сербскаявойна У вас теперь угнетение славян – и у них угнетение половины родачеловеческого. И общественное мнение – непогрешимый судья, оно часто склонялосьи в эту сторону…» (20, 572). [xv] [xvi]
Отъездна войну Вронского вызывает сочувствие со стороны нескольких героев. Так, княгинязамечает в связи с этим о Вронском: «Я никогда не любила его. Но это выкупаетмногое. Он не только едет, но эскадрон ведет на свой счет» (20, 111).А.Л.Шемякин комментирует этот отзыв следующим образом: «И нам почему-то кажется,что слова Ее Сиятельства окрашены авторским настроением». [xvii] [xviii]Возможно, он не совсем прав. Однако, так или иначе, сочувствие эта новостьвызывает и у Левина, который о Вронском, едущем в Сербию, замечает: «Это емуидет» (19, 386). Так что идея Конст. Леонтьева противопоставить графа Вронскогографу Толстому, [xix] [xx] по-видимому, все же хотя бы отчасти внушена самимТолстым, изобразившим своего героя в последней части «Анны Карениной», вкоторой разоблачается всеобщий патриотический подъем, если не с сочувствием, то,по крайней мере, выглядящим вполне достойно.
Ясно,что Вронский, как и многие другие, едет на войну просто потому, что это лучшее,что он может сделать в сложившейся ситуации. Он и сам не пытается представитьсвои мотивы как-то иначе, прямо объясняя свой отъезд в Сербию отчаянием («Я радтому, что есть за что отдать мою жизнь, которая мне не то, что не нужна, нопостыла» — 19, 361). В то же время, как отметил А.Л.Шемякин, «источаянеприкрытый сарказм при описании путешествия добровольцев (что постоянноприкладывались к фляжке дорогой), автор не проронил ни слова насмешки в адресВронского. Он даже едет как-то подчеркнуто сепаратно, в отдельном купе, демонстрируясвою полную отстраненность – причем не только от новых “соратников”, но и отписателя с его отношением к ним». [xxi] [xxii]
Нафоне фразера Кознышева Вронский, с грустной иронией отказывающийся отрекомендательного письма к лидерам сербской армии: «Нет, благодарю вас; длятого чтоб умереть, не нужно рекомендаций. Нешто к Туркам… — сказал он, улыбнувшисьодним ртом» (19, 361) — явно обрисован в более выгодном свете. Глядя на рельсы,невольно напомнившие ему об ужасной смерти Анны, Вронский не может сдержатьрыданий. Хотя то, что он погибнет в Сербии, вовсе не факт, все же финал романапридает ему черты сходства с пушкинским Сильвио, о котором в концовке«Выстрела» сообщается: «Сказывают, что Сильвио, во время возмущения АлександраИпсиланти, предводительствовал отрядом этеристов и был убит в сражении подСкулянами», [xxiii] [xxiv] то есть в борьбе за свободу Греции. Наконец, несмотряна все свое отрицательное отношение к Балканской войне, Толстой, когда русскиеодно время терпели на Балканах неудачи, порывался вступить в действующую армию,и его с трудом удалось удержать. [xxv] [xxvi] Того, что на месте ВронскогоТолстой мог и в определенный момент хотел оказаться сам, никак нельзясбрасывать со счетов.
Каквидим, в самом Толстом была не только львиная доля Левина, но и частичкаВронского. Следовательно, Достоевский в «Дневнике писателя» в вопросе оБалканской войне спорит все же не столько с Толстым, сколько с КонстантиномЛевиным и старым князем Щербацким – то есть с позицией отдельных героев, вовсене обязательно полностью совпадающей с авторской. Довольно часто скрытопародировавший в своем творчестве Толстого (чего до настоящего времени почтисовершенно не замечают исследователи), Достоевский пытается открытопародировать Толстого и в «Дневнике писателя». Однако выходит у него все жепародия не на Толстого, а на Левина – как, например, в известной сцене, вкоторой Левин не решается заколоть «турку» и спасти ребенка, а вместо этогоуходит к Кити. [xxvii] [xxviii]
Какотметил И.Л.Волгин, «в идеологическом комплексе “Дневника писателя” восточныйвопрос занимает особое место. Это тот идейно-композиционный стержень, которыйпронизывает большинство выпусков “Дневника” и вокруг которого в той или инойстепени группируются почти все остальные части издания». [xxix] [xxx] Пытаяськардинально противопоставить позицию Достоевского официальной позицииправительства, исследователь напоминает о том, что «весной и летом 1876 г. правительственные круги предпочитали сохранять в славянском вопросе известную сдержанность».[xxxi] [xxxii] Тем не менее, после царского Манифеста с объявлением войны этасдержанность моментально исчезла. И пусть утопическая концепция Достоевского, заключающаясяв том, что историческая миссия России есть «жертва, потребность жертвы дажесобою за братьев» с тем, чтобы «основать вперед великое всеславянское единение,во имя Христовой истины, т. е. на пользу, любовь и службу всему человечеству, назащиту всех слабых и угнетенных в мире», [xxxiii] [xxxiv] действительно неимела ничего общего с идеологией правительства, однако панславистская демагогия,к которой прибегала официозная печать для оправдания этой войны, безусловно, роднитее с утопической программой Достоевского. Если эта программа не совпадает, то ивовсе не противоречит государственной идеологии и правительственной политике.
Утопическаяпрограмма Достоевского по восточному вопросу представляет собой вариантпозднеславянофильско-почвеннической доктрины. Как показали А.В.Ефремов, Анджейде Лазари, Л.И.Сараскина и И.Ф.Прийма, [xxxv] [xxxvi] эта позиция строилась взначительной степени как коррекция философско-исторической концепцииН.Я.Данилевского. Свой панславизм Достоевский обосновывает не принадлежностьюславянских народов к одному культурно-историческому типу, а приверженностьюбольшинства из них к православию. Для автора «Дневника писателя» в восточномвопросе «не славянство, не славизм сущность, а православие». [xxxvii] [xxxviii]
Б.М.Эйхенбаумнаходил в «Войне и мире» немало общего с «Россией и Европой» Н.Я.Данилевского.[xxxix] [xl] Отношение Толстого к Данилевскому, как оно выражено в «АннеКарениной», уже весьма критично. К.А.Жуков небезосновательно отметил некотороесходство в изображении Сергея Ивановича Кознышева с Данилевским: «Например, окниге “Опыт обзора основ и форм государственности в Европе и в России”сообщается, что ее появление было встречено гробовым молчанием. На наш взгляд, естьоснования видеть в этом эпизоде определенную параллель с тем, что первоеотдельное издание книги Н.Я.Данилевского “Россия и Европа” (1871 г.) не имело никакого успеха “в обществе”, причем – не только по выходе в свет, но и впоследующие годы: 1200 экземпляров этого издания были распроданы лишь через 15лет». [xli] [xlii] Это сходство могло бы показаться случайным, если бы несходство заглавий: «Россия и Европа. Взгляд на культурные и политическиеотношения славянского мира к германо-романскому» и «Опыт обзора основ и формгосударственности в Европе и в России» (курсив мой – С.К.).
Вто же время, как показано в статье Г. Абе и К.А.Жукова, одним из прототиповГоленищева, которого Вронский встречает в Италии и который сообщает тому, чтопишет «вторую часть Двух Начал Она будет гораздо обширнее и захватитпочти все вопросы. У нас, в России, не хотят понять, что мы наследники Византии,- начал он длинное, горячее объяснение» (19, 29), был К.Н.Леонтьев.Исследователи весьма обоснованно предполагают, что речь здесь идет о трудеЛеонтьева «Византизм и славянство». [xliii] [xliv] К этому можно добавить,, чтофамилия персонажа «Голенищев» почти целиком анаграмматична по отношению к:«Константин Леонтьев». [xlv] [xlvi]
ДалееГ. Абе и К.А.Жуков ставят вопрос о том, когда Толстой мог познакомиться с«Византизмом и славянством»: «”Итальянские главы” романа были напечатаны вапрельском номере “Русского вестника” за 1876 г. Известно, что Толстой работал над ними в Ясной Поляне в марте – апреле 1876 г. ”Византизм и славянство” был опубликован в “Чтениях в Обществе истории и древностей российских”, т.3, в январе 1876 г. или даже позже (том 4 появился не раньше марта 1876 г.). [xlvii] [xlviii] Существует, следовательно, только слабая теоретическая возможность, что Толстойвидел “Византизм и славянство” в печати, работая над итальянскими главамиромана “Анна Каренина” в апреле и вообще когда-либо. Представляется болеевероятным, что Толстого заставил вспомнить одну из многочисленных его бесед сПавлом Голохвастовым в Ясной Поляне в конце августа 1874 г. леонтьевский “Одиссей”. В самом деле, одна из этих бесед могла быть размышлением о двухпринципах, “византинизме и славянстве”, из очерка Константина Леонтьева, и осамом его авторе».[xlix] [l]
Однакобыл ли Толстой знаком с «Византизмом и славянством» в период написания«итальянских глав» «Анны Карениной», в которых изображен Голенищев, не так ужсущественно. Гораздо важнее, был ли он знаком с ними во время работы надвосьмой частью романа. А вот эта вероятность чрезвычайно велика. И она вгораздо большей степени, чем какие-либо другие обстоятельства, подтверждаетобщий вывод исследователей: «можно с уверенностью утверждать, что связь междуидеями Леонтьева о “нашем болгаробесии”, с одной стороны, и взглядом Толстогона “сербское безумие”, которое существовало в России накануне войны с Турцией, сдругой, была. Оба выражения принадлежат соответственно Леонтьеву и Толстому.Само собой разумеется, что Толстой ни в коем случае не усвоил круг идей, выраженныхв “Византинизме и славянстве” Леонтьева. Но в этом конкретном случае можновидеть общее настроение, которое объединило их обоих. И умонастроением, котороебыло вполне неблагоприятным по отношению к панславизму, Толстой мог, хотя инепрямо, быть обязан Леонтьеву. Очевидно, что такая эмоциональная основа могласпособствовать выработке его собственных оригинальных, хотя внешне весьмасходных, идей. Важно то, что Толстой мог ознакомиться с леонтьевской критикойславянофильства в период работы над восьмой частью “Анны Карениной”, и, такимобразом, резкая непримиримость Левина по славянскому вопросу, по-видимому, находиласвои основания не в последнюю очередь в антагонистической по отношению к общемумнению позиции Леонтьева». [li] [lii] Получается, таким образом, любопытнаяобщая картина. Идейные расхождения авторов «Дневника писателя» и «АнныКарениной» предопределены в значительной степени историософскими основами этихсочинений: в первом случае это преимущественно Данилевский, а во втором отчастиЛеонтьев.
Взаключение хотелось бы подчеркнуть, что «Дневник писателя» Достоевскогопроникнут острым чувством сострадания к тому, что перенесли в 1876-1877 годахюжные славяне и в первую очередь болгары. Тем не менее, историософскаяконцепция Достоевского, разумеется, отмечена некоторыми крайностями. Вскорепочувствовав это сам, Достоевский в Пушкинской речи 1880 года от некоторых изних отказался. Н.О.Лосский писал даже о «горьком разочаровании» Достоевского вотношении основных тезисов историософии Данилевского. [liii] [liv] Как отметилА.В.Ефремов, в Пушкинской речи Достоевский высказал глубочайшее расхождение сосновной идеей «России и Европы»: «По сути, незадолго до смерти, писательвернулся к мысли о мессианском назначении России, смысл которого – в стремлении“внести примирение в европейские противоречия, уже окончательно указать исходевропейской тоске в своей русской душе, всечеловеческой и воссоединяющей, вместитьв нее с братскою любовью всех наших братьев, а, в конце концов, может быть, иизречь окончательное слово великой, общей гармонии братского окончательногосогласия племен по Христову евангельскому закону”. Великую миссию соборногоединения человечества Россия сможет выполнить потому, что “для настоящегорусского Европа и удел всего арийского племени так же дорога, как и удел своейродной земли, потому, что наш удел и есть всемирность” (26, 148, 147). Такимобразом, Достоевский фактически отказался не только от политическогопанславизма, но и от его основного историософского положения – “теориикультурно-исторических типов” Данилевского». [lv] [lvi]
Чрезмерностьсвоего увлечения панславистскими настроениями Достоевский осознал, по-видимому,не столько под влиянием Толстого, сколько под воздействием самого ходаисторических событий и освещения их в русской журналистике и литературе, вчастности, в творчестве таких, например, писателей, как Глеб Успенский с егоочерками «Из Белграда» или Всеволод Гаршин с его знаменитыми рассказами. [lvii][lviii] Тем самым он в значительной степени снял свои резкие расхождения сТолстым по вопросу о Балканской войне.
Список литературы
[i]Жданов В. Творческая история «Анны Карениной»: Материалы и наблюдения. М., 1957.С. 111.
[ii]Жданов В. Творческая история «Анны Карениной»: Материалы и наблюдения. М., 1957.С. 111.
[iii]Толстой Л.Н. Собр. соч.: В 90 т. М., 1935. Т. 19. С. 352. Далее ссылки напроизведения и письма Л.Н.Толстого даются в тексте по этому изданию (М., 1928 — 1958) с указанием номера тома и страницы арабскими цифрами в скобках.
[iv]Толстой Л.Н. Собр. соч.: В 90 т. М., 1935. Т. 19. С. 352. Далее ссылки напроизведения и письма Л.Н.Толстого даются в тексте по этому изданию (М., 1928 — 1958) с указанием номера тома и страницы арабскими цифрами в скобках.
[v]См., например, одну из последних работ на данную тему: Кириченко О. Славянскийвопрос в романе Л.Н.Толстого «Анна Каренина» // Русская филология. 18. Сб.научных работ молодых филологов. Тарту, 2007. С.58.
[vi]См., например, одну из последних работ на данную тему: Кириченко О. Славянскийвопрос в романе Л.Н.Толстого «Анна Каренина» // Русская филология. 18. Сб.научных работ молодых филологов. Тарту, 2007. С.58.
[vii]Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч. Л., 1983. Т. 24. С.111.
[viii]Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч. Л., 1983. Т. 24. С.111.
[ix]Цит. по: Гусев Н.Н. Жизнь Льва Николаевича Толстого. Л.Н.Толстой в расцветехудожественного гения (1862-1877). М., 1927. С.264.
[x]Цит. по: Гусев Н.Н. Жизнь Льва Николаевича Толстого. Л.Н.Толстой в расцветехудожественного гения (1862-1877). М., 1927. С.264.
[xi]В этих словах, впрочем, очевидно, имеется в виду не столько сама война, сколькоура-патриотическая шумиха по поводу нее в русской печати.
[xii]В этих словах, впрочем, очевидно, имеется в виду не столько сама война, сколькоура-патриотическая шумиха по поводу нее в русской печати
[xiii]См.: Порочкина И.М. Л.Н.Толстой и славянские народы. Литературно-эстетические исоциально-философские взаимосвязи второй половины XIX – начала XX века. Л., 1983.С.31-47.
[xiv]См.: Порочкина И.М. Л.Н.Толстой и славянские народы. Литературно-эстетические исоциально-философские взаимосвязи второй половины XIX – начала XX века. Л., 1983.С.31-47.
[xv]См. также: Гусев Н.Н. Лев Николаевич Толстой. Материалы к биографии с 1870 по1881 год. М., 1963. С. 368.
[xvi]См. также: Гусев Н.Н. Лев Николаевич Толстой. Материалы к биографии с 1870 по1881 год. М., 1963. С. 368.
[xvii]Шемякин А.Л. Смерть графа Вронского. М., 2002. С. 49.
[xviii]Шемякин А.Л. Смерть графа Вронского. М., 2002. С. 49.
[xix]В статье из «Записок отшельника» «Два графа: Алексей Вронский и Лев Толстой»(Леонтьев К.Н. Полн. собр. соч. и писем. СПб., 2007. Т.8. Кн. 1. С.297-315).
[xx]В статье из «Записок отшельника» «Два графа: Алексей Вронский и Лев Толстой»(Леонтьев К.Н. Полн. собр. соч. и писем. СПб., 2007. Т.8. Кн. 1. С.297-315).
[xxi]Шемякин А.Л. Смерть графа Вронского. С. 49.
[xxii]Шемякин А.Л. Смерть графа Вронского. С. 49.
[xxiii]Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 10 т. IY изд. М.; Л., 1978. Т.6. С.69.
[xxiv]Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 10 т. IY изд. М.; Л., 1978. Т.6. С.69.
[xxv]Журналист суворинского «Нового времени» Алексей Ксюнин, побывав в Ясной Полянесразу после похорон Толстого, записал разговор с вдовой: « — Вы, вероятно, незнаете, — говорит Софья Андреевна, — ведь Лев Николаевич хотел идти в рядыармии в турецкую войну. «Вся Россия там, я должен идти». — Каких только трудовстоило уговорить его остаться, объяснить, что своим пером он может принестибольшую пользу России…» (Ксюнин А. Уход Толстого. СПб., 1911. С. 36).
[xxvi]Журналист суворинского «Нового времени» Алексей Ксюнин, побывав в Ясной Полянесразу после похорон Толстого, записал разговор с вдовой: « — Вы, вероятно, незнаете, — говорит Софья Андреевна, — ведь Лев Николаевич хотел идти в рядыармии в турецкую войну. «Вся Россия там, я должен идти». — Каких только трудовстоило уговорить его остаться, объяснить, что своим пером он может принестибольшую пользу России…» (Ксюнин А. Уход Толстого. СПб., 1911. С. 36).
[xxvii]Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч. Л., 1983. Т. 25. С. 220.
[xxviii]Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч. Л., 1983. Т. 25. С. 220.
[xxix]Волгин И.Л. Нравственные основы публицистики Достоевского («Восточный вопрос в«Дневнике писателя») // Известия Академии наук СССР. Серия лит и яз. Т. XXX. Л.,1971. С.312
[xxx]Волгин И.Л. Нравственные основы публицистики Достоевского («Восточный вопрос в«Дневнике писателя») // Известия Академии наук СССР. Серия лит и яз. Т. XXX. Л.,1971. С.312
[xxxi]Там же. С. 314.
[xxxii]Там же. С. 314.
[xxxiii]Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч. Т. 25. С. 111.
[xxxiv]Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч. Т. 25. С. 111.
[xxxv]Ефремов А.В. Данилевский и Достоевский. Футурология панславизма и национальныймессианизм // Российский консерватизм в литературе и общественной мысли XIXвека. М., 2003. С. 61-82; Анджей де Лазари. В кругу Федора Достоевского.Почвенничество. М., 2004. С. 93-101; Анджей де Лазари. В кругу ФедораДостоевского. Почвенничество. М., 2004. С. 93-101; Сараскина Л. Идейныйпарадокс о славянской цивилизации и Константинополе. Версии Достоевского иДанилевского // Достоевский в созвучиях и притяжениях (от Пушкина доСолженицына). М., 2006. С. 95-117; Прийма И.Ф. Европа и южные славяне в«Дневнике писателя» Ф.М.Достоевского // Цивилизационный процесс ивзаимодействие национальных культур в Европе: место и роль славянства.Материалы Международной научной конференции 30 мая 2006 года. СПб., 2006. С.69-75.
[xxxvi]Ефремов А.В. Данилевский и Достоевский. Футурология панславизма и национальныймессианизм // Российский консерватизм в литературе и общественной мысли XIXвека. М., 2003. С. 61-82; Анджей де Лазари. В кругу Федора Достоевского.Почвенничество. М., 2004. С. 93-101; Анджей де Лазари. В кругу ФедораДостоевского. Почвенничество. М., 2004. С. 93-101; Сараскина Л. Идейныйпарадокс о славянской цивилизации и Константинополе. Версии Достоевского иДанилевского // Достоевский в созвучиях и притяжениях (от Пушкина доСолженицына). М., 2006. С. 95-117; Прийма И.Ф. Европа и южные славяне в«Дневнике писателя» Ф.М.Достоевского // Цивилизационный процесс ивзаимодействие национальных культур в Европе: место и роль славянства.Материалы Международной научной конференции 30 мая 2006 года. СПб., 2006. С.69-75.
[xxxvii]Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч. Л., 1983. Т. 24. С.313.
[xxxviii]Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч. Л., 1983. Т. 24. С.313.
[xxxix]Эйхенбаум Б.М. Очередные проблемы изучения Л.Толстого // Ленинградскийгосударственный ордена Ленина университет. 1819 – 1944. Труды юбилейной научнойсессии. Л., 1946. С.281-283.
[xl]Эйхенбаум Б.М. Очередные проблемы изучения Л.Толстого // Ленинградскийгосударственный ордена Ленина университет. 1819 – 1944. Труды юбилейной научнойсессии. Л., 1946. С.281-283.
[xli]Жуков К.А. Восточный вопрос в историософской концепции К.Н.Леонтьева. СПб., 2006.С. 102. Впрочем, К.Н.Леонтьев в «Анализе, стиле и веянии» сопоставлял Кознышевас другим деятелем славянофильства: «в эпилоге Кознышев играет столь же активнуюроль, как Ив.С.Аксаков, когда генерал Черняев совершал свои военные подвиги вСербии» (Леонтьев К.Н. Анализ, стиль и веяние // Полн. собр. соч. и писем: В 12т.Т. 8. Кн. 1. С.297-315).
[xlii]Жуков К.А. Восточный вопрос в историософской концепции К.Н.Леонтьева. СПб., 2006.С. 102. Впрочем, К.Н.Леонтьев в «Анализе, стиле и веянии» сопоставлял Кознышевас другим деятелем славянофильства: «в эпилоге Кознышев играет столь же активнуюроль, как Ив.С.Аксаков, когда генерал Черняев совершал свои военные подвиги вСербии» (Леонтьев К.Н. Анализ, стиль и веяние // Полн. собр. соч. и писем: В 12т.Т. 8. Кн. 1. С.297-315).
[xliii] Gunji Abe, Konstantin Zhukov. On the roots of Eurasianism:the epilogue of Leo Tolstoy’s “Anna Karenina” and “Bysantinism and Slavdom” ofKonstantin Leontiev // Studies in Language and Culture (University of Tsukuba). № 52. January 10, 2000. P.253.
[xliv] Gunji Abe, Konstantin Zhukov. On the roots of Eurasianism:the epilogue of Leo Tolstoy’s “Anna Karenina” and “Bysantinism and Slavdom” ofKonstantin Leontiev // Studies in Language and Culture (University of Tsukuba). № 52. January 10, 2000. P.253.
[xlv]Ср. свидетельство самого Толстого: «Я часто пишу с натуры. Прежде даже ифамилии героев писал в черновых работах настоящие, чтобы яснее представлятьсебе то лицо, с которого я писал. И переменял фамилии, уже заканчивая отделкурассказа…» (цит. по: Жданов В. Творческая история «Анны Карениной»: Материалы инаблюдения. М., 1957. С. 239). См. также: Жуков К.А. Восточный вопрос висториософской концепции К.Н.Леонтьева. С. 104-105.
[xlvi]Ср. свидетельство самого Толстого: «Я часто пишу с натуры. Прежде даже ифамилии героев писал в черновых работах настоящие, чтобы яснее представлятьсебе то лицо, с которого я писал. И переменял фамилии, уже заканчивая отделкурассказа…» (цит. по: Жданов В. Творческая история «Анны Карениной»: Материалы инаблюдения. М., 1957. С. 239). См. также: Жуков К.А. Восточный вопрос висториософской концепции К.Н.Леонтьева. С. 104-105.
[xlvii]Ср.: Леонтьев К.Н. Полн. собр. соч. и писем: В 12 т. СПб., 2005. Т. 7. Кн. 2.С. 663.
[xlviii]Ср.: Леонтьев К.Н. Полн. собр. соч. и писем: В 12 т. СПб., 2005. Т. 7. Кн. 2. С. 663.
[xlix] Gunji Abe, Konstantin Zhukov. On the roots of Eurasianism.P.258.
[l] Gunji Abe, Konstantin Zhukov. On the roots of Eurasianism.P.258.
[li] Ibid. P. 261.
[lii] Ibid. P. 261
[liii]Лосский Н. О. История русской философии. М., 1991. С. 81.
[liv]Лосский Н. О. История русской философии. М., 1991. С. 81.
[lv]Ефремов А.В. Данилевский и Достоевский. С. 77-78.
[lvi]Ефремов А.В. Данилевский и Достоевский. С. 77-78.
[lvii]Я.С.Лурье замечал по поводу рассказа Гаршина «Четыре дня»: «Достоевский, вероятно,читал этот рассказ, но никак не реагировал на него. Но Толстого размышления надсобытиями балканской войны привели к полному разрыву со славянофильскимиидеями. “Одно из двух: славянофильство или евангелие”, – написал он Страхову(51, 61-62)» (Лурье Я.С. После Льва Толстого. СПб., 1993. С. 34).
[lviii]Я.С.Лурье замечал по поводу рассказа Гаршина «Четыре дня»: «Достоевский, вероятно,читал этот рассказ, но никак не реагировал на него. Но Толстого размышления надсобытиями балканской войны привели к полному разрыву со славянофильскимиидеями. “Одно из двух: славянофильство или евангелие”, – написал он Страхову(51, 61-62)» (Лурье Я.С. После Льва Толстого. СПб., 1993. С. 34).
Дляподготовки данной работы были использованы материалы с сайта www.portal-slovo.ru/