Ранчин А. М.
БорисЭйхенбаум писал в ранней статье «Лев Толстой» (1919), и по сей день лучшемочерке эволюции поэтики писателя: «Фамилии действующих лиц у Толстого вообще необладают способностью символизации или обобщения, как у Достоевского, но зато, правда,взамен этого их имена как-то особенно суггестивны – Наташа, кн. Андрей, Пьер, Анна.По-видимому, тут сказывается влияние семейно-бытового стиля, в котором пишетТолстой: имена эти не ощущаются нами как символы или типы, но наполнены особымэмоциональным содержанием, накопляющимся у нас по мере усвоения всех деталейжизни, внутренней и внешней. Рядом с этим фамилии – Ростова, Безухов, Волконский(sic! – А. Р.), Каренина – звучат безжизненно и безразлично» (Эйхенбаум Б.М.Лев Толстой: исследования. Статьи / Сост., вступ. ст., общ. ред. И.Н. Сухих;коммент. Л.Е. Кочешковой, И.Ю. Матвеевой. СПб., 2009. С. 58). Развивая впримечании это наблюдение, автор статьи утверждает: «Наоборот, у Достоевскогофамилии всегда являются плодом творчества и потому обладают яркойсуггестивностью» (Там же. С. 58, примеч. 17).
Этонаблюдение (очевидно, одно из особенно дорогих автору) было повторено впосмертно изданной книге «Лев Толстой. Семидесятые годы»»: «Во всей литературе,связанной с Гоголем и с натуральной школой, человек изображается как социальныйили психологический тип; он наделяется определенными чертами, сказывающимися вкаждом поступке, в каждом слове, даже в фамилии. Не только Чичиков, Хлестаков, Плюшкин,Ноздрев, но и Раскольников, и Свидригайлов, и Смердяков, и Карамазовы носятсвои фамилии не как случайные условные обозначения, а как характерные ихарактеризующие их прозвища. Совсем иное у Толстого: его люди – не типы и дажене вполне характеры; они “текучи” и изменчивы, они поданы интимно – какиндивидуальности, наделенные общечеловеческими свойствами и легкосоприкасающиеся. Поэтому для героев Толстого характерны не фамилии (которыебольшей частью незначительны или прямо неудачны, а имена: не Безухов, а Пьер, неБолконский, а князь Андрей, не Ростова, а Наташа, не столько Каренина, сколькоАнна. Для Толстого характерны эти семейные, домашние обозначения своих героев:читатель знакомится с ними интимно, ощущает их в той или иной степени похожимина себя. Толстовский принцип интимности и “текучести”, резко отличающий егопсихологический реализм от реализма других писателей, восходит к Пушкину – какразвитие и дозревание его метода. Ближайшая родственница Наташи Ростовой –конечно, Татьяна Ларина, недаром имя Татьяны, как и Наташи, говорит нам гораздобольше, чем фамилия» (Там же. С. 656-657).
Этаже мысль варьируется в эйхенбаумовской статье «Пушкин и Толстой» (1937) (см.:Там же. С. 706).
ЗамечаниеБориса Эйхенбаума, несмотря на справедливость противопоставления толстовскойпсихологической поэтики принципам типизации и характерологии, не соответствуетреальности. Во-первых, писатель отнюдь не безразличен к функциям фамилий. В«Войне и мире» они преимущественно призваны нести определенный историческийореол, являясь вариациями фамилий реальных исторических лиц и/или дворянскихродов (ср.: Болконские – Волконские, Безуховы – Безбородко, Ростовы – Толстые, Курагины– Куракины). Не меньшее значение имеет для Толстого внутренняя форма, этимология.В «Анне Карениной» фамилия супруга героини «говорящая», она произведена от греческогослова; «каренон» по-гречески (у Гомера) «голова». С декабря 1870 г. Толстой учил греческий язык. По признанию писателя сыну Сергею, фамилия «Каренин» произведенаот этого слова. Объясняя происхождение фамилии Каренина, Сергей Толстойразмышляет: «Не потому ли он дал такую фамилию мужу Анны, что Каренин —головной человек, что в нем рассудок преобладает над сердцем, то естьчувством?» (Толстой С.Л. Об отражении жизни в «Анне Карениной» // Литературноенаследство. Т. 37/38. М., 1939. С. 569).
Вряде случаев у фамилий толстовских персонажей прослеживается отчетливыйлитературный генезис. Так, фамилия Облонского соотнесена с фамилией Обломова(см. об этом в моем комментарии в изд.: Толстой Л.Н. Собрание сочинений в 8 т.Т. 4. М., 2006. С. 523). Литературного происхождения, по-видимому, и фамилияВронского. В книге «Лев Толстой. Семидесятые годы» Борис Эйхенбаум заметил:«Сама фамилия Вронского, выбранная Толстым после долгих поисков (Гагин, Балашов),звучит как сознательная стилизация: точно Толстой намеренно подчеркивает связьэтого персонажа с с литературными героями 30-х годов (Пронский, Минский и пр.).Любопытно, фамилия эта есть и у Пушкина – в черновике отрывка “На углумаленькой площади” (“женат, кажется, на Вронской”)» (Эйхенбаум Б.М. ЛевТолстой: Исследования. Статьи. С. 655).
Во-вторых,имена толстовских персонажей отнюдь не являются просто «семейными, домашнимиобозначениями». Для писателя значимы их этимология и исконный смысл. Для функцийимени Наташи Ростовой важна его семантика в латинском языке (natalia –‘рождающая’) – героиня «Войны и мира», действительно, представлена как дающаяжизнь («плодовитая самка» в Эпилоге); кроме того, существенно место памятисвятой Наталии в церковном календаре (и, тем самым, дата именин НаташиРостовой) – это 26 августа старого стиля, день Бородинского сражения (см.:Ранчин А.М. Символика в «Войне и мире»: Из опытов комментирования прозы Л.Н.Толстого // Русская литература конца XIX – начала ХХ века в зеркале современнойнауки. (В честь В.А. Келдыша. Исследования и публикации), М., 2008. С. 71).Также функционально имя Николая Ростова: в нем сконденсированы представления оНиколе (Николае) Угоднике и его покровительстве русскому народу, в том числе вратном деле (см.: Ранчин А.М. Николай: символика имени в «Войне и мире» Л.Н.Толстого // Макариевские чтения. Христианская символика. Материалы XVIроссийской научной конференции памяти святителя Макария, Можайск 2009). ИменаАндрея Болконского и Пьера Безухова также наделены подобным семантическимореолом, указывая на мужественность князя Андрея (ср. значение его имени вгреческом языке: ανδρειος –‘мужественный’) и на место Пьера/Петра, с образом которого связан комплексключевых авторских идей, в произведении («Петр» по-гречески ‘камень’, ИисусХристос, нарекая апостолу Симону имя «Петр», именует его камнем, на которомбудет основана Церковь). Совпадение имен любимых толстовских героев с именамибратьев апостолов Андрея и Симона-Петра выделяет Болконского и Безухова какглавных персонажей «Войны и мира», в образах которых заключен глубинныйфилософский смысл. При этом, однако, невозможно принять мнение Елены Полтавец(Полтавец Е. Гора, голова и пещера в «Капитанской дочке» А. С. Пушкина и «Войнеи мире» Л. Н. Толстого // Литература, 2004, № 10), считающей, что князь АндрейБолконский и граф Пьер Безухов соотнесены непосредственно с апостолами братьямиАндреем и Симоном-Петром. Такого рода прямая, «лобовая» символизация имени исамого персонажа автору «Войны и мира» глубоко чужда. (См об этом в моей статье«Символика в «Войне и мире»: Из опытов комментирования прозы Л.Н. Толстого».)Показательно, что писатель намеренно вуалирует тезоименность графа Безуховаапостолу, неизменно называя персонажа своей книги не Петром, а, на французскийманер, Пьером.
«Говорящие»фамилии у Толстого встречаются спорадически. Обыгрывание Толстым семантики именперсонажей сходно с поэтикой имен у Гоголя и Достоевского, хотя и не являетсястоль же последовательным.
Однимиз толстовских произведений, в которых имена персонажей и фамилия главногогероя семантизированы и наделены символической функцией, является рассказ«Хозяин и работник» (1895). Первое встречающееся в рассказе имя-символпринадлежит не персонажу, а святому, в день и в ночь после праздника которогопроисходят описываемые далее события. Далее следует первое упоминание оцентральном персонаже – купце Василии Андреиче Брехунове: «Это было всемидесятых годах, на другой день после зимнего Николы. В приходе был праздник,и деревенскому дворнику, купцу второй гильдии Василию Андреичу Брехунову, нельзябыло отлучиться: надо было быть в церкви, — он был церковный староста, — и доманадо было принять и угостить родных и знакомых. Но вот последние гости уехали, иВасилий Андреич стал собираться тотчас же ехать к соседнему помещику дляпокупки у него давно уже приторговываемой рощи. Василий Андреич торопился ехать,чтобы городские купцы не отбили у него эту выгодную покупку. Молодой помещикпросил за рощу десять тысяч только потому, что Василий Андреич давал за неесемь. Семь же тысяч составляли только одну треть настоящей стоимости рощи.Василий Андреич, может быть, выторговал бы и еще, так как лес находился в егоокруге, и между ним и деревенскими уездными купцами уже давно был установленпорядок, по которому один купец не повышал цены в округе другого, но ВасилийАндреич узнал, что губернские лесоторговцы хотели ехать торговать Горячкинскуюрощу, и он решил тотчас же ехать и покончить дело с помещиком. И потому, кактолько отошел праздник, он достал из сундука свои семьсот рублей, добавил к нимнаходящихся у него церковных две тысячи триста, так чтобы составилось тритысячи рублей, и, старательно перечтя их и уложив в бумажник, собрался ехать».
Зимнийпраздник святителя Николая (Николы) Мирликийского — 6 декабря старого стиля (19декабря нового стиля). Часто это время сильных морозов, именовавшихсяникольскими. Греческое имя «Николай», как и имя брехуновского работника Никиты(в отличие от хозяина уцелевшего после ночи в морозной степи, когда они сбилисьс пути) содержит корень nīk-, означающий «победа» (ср. греческое словоnīke — победа). Николай Мирликийский назван тезоименным победе в службе напраздник 6 декабря. И в рассказе Толстого смиренный и простой мужик Никитадуховно побеждает надменного горделивого купца Брехунова; Николай-НиколаМирликийский, один из самых почитаемых в народе святых, словно приходит напомощь Никите — почти своему тезке.
Имя«Николай» обладает символическим смыслом и связано с почитанием святителяНиколая, в старом русском варианте — Николы (в народной огласовке — Миколы)Мирликийского (Николая Угодника, Николая Чудотворца). Николай (Никола)Мирликийский особенно почитался на Руси.
Б.А.Успенский, опираясь как на многочисленные свидетельства иностранцев, так и наразъяснения иерархов Русской церкви (епископа Воронежского и Елецкого ТихонаМалинина, митрополита Новгородского Феофана Прокоповича), так характеризовалотношение к святому Николаю Мирликийскому в старой России: «Никола (св.Николай) занимает совершенно исключительное место в русском религиозномсознании. Никола, несомненно, наиболее чтимый русский святой, почитаниекоторого приближается к почитанию Богородицы и даже самого Христа» (УспенскийБ.А. Филологические разыскания в области славянских древностей (Реликтыязычества в восточнославянском культе Николая Мирликийского). М., 1982. С. 6).В неканонических народных представлениях, доживших до XIX и до XX в., Николадаже может входить в Святую Троицу наряду со Спасителем и Богородицей или бытьчетвертым Ее Лицом. «Соответственно, в фольклорных текстах Никола можетсмешиваться с Богом и имя Николы сочетается с наименованием Господа(или Троицы и Богородицы), как бы объединяясь с ними в одно целое »(Там же. С. 7, ср. на с. 7-9 примеры из различных фольклорных жанров — заговоров,свадебных песен, былин, колядок. Как замечает исследователь, «вообще в русскомрелигиозном сознании вера в Бога как бы предполагает в качестве непременногоусловия веру в Николу соответственно непочитание Николы закономернорассматривается как ересь» (Там же. С. 13, здесь же примеры). Особенноеотношение к святителю Николаю проявляется и в трехфигурных деисусныхкомпозициях, в которых он может занимать место Иоанна Предтечи, а иногда дажеХриста (Там же. С. 15-16, здесь же примеры).). Ему посвящены многочисленныедуховные стихи, известные в том числе и в поздних и в современных записях;святитель Николай прославляется как «во святителех велик в чюдесех зелопреславен», «его меч в руках горящих / Пресекает сатану» (Духовные стихи. Канты(Сборник духовных стихов Нижегородской области) / Сост., вступ. ст. подг.текстов, исследование и коммент. Е.А. Бучилиной, М., 1999. С. 216, 220).
Австрийскийдипломат барон С. Герберштейн, посетивший Россию в 1517 и 1526 гг., отмечал, чтомосковиты «[с]реди святых особенно чтут Николая Барийского иежедневно рассказывают о его многочисленных чудесах» (Герберштейн С. Записки оМосковии / Пер. с нем. А.И. Малеина и А.В. Назаренко; вступ. ст. А.Л.Хорошкевич; под ред. В.Л. Янина. М., 1988. С. 104).
Дж.Флетчер — посол английской королевы Елизаветы, побывавший в Московии в1588—1589 гг., писал: московиты, почитая святых, «отдают еще преимущество однимперед другими, как то: Благословенной Деве Марии и св. Николаю, именуемомуу них скорым помощником. Они говорят, что Бог назначил ему для служения 300главных Ангелов» (Флетчер, Дж. О государстве Русском / Под ред. кн. Н.В.Голицына; пер. кн. М.А. Оболенского. М., 2002. С. 139). Он упоминал, что «оникладут в руки покойнику письмо к св. Николаю, которого почитают главным своимзаступником и стражем Царствия Небесного, каким паписты считают Петра» (Там же.С. 150). Дж. Горсей, приказчик-практикант английской Московской компании, приехавшийв Россию в 1572 г. и проживший в России длительное время, утверждал, чторусские правители «производили древность собственной церкви от апостола Андреяи св. Николая, своего покровителя» (Горсей Дж. Сокращенный рассказ, илиМемориал путешествий // Россия XV—XVII вв. глазами иностранцев / Подгот.текстов, вступ. ст. и коммент. Ю.А. Лимонова. Л., 1986. С. 191, пер. с англ.Н.А. Белозерской).
Обэтом же писали и иностранные авторы, в России не бывавшие и черпавшиеинформацию из вторых рук, а отчасти и из слухов. Ср. утверждение из трактатаАльберта Кампенского «О Московии»: в Великом Новгороде «одного лишь святогоНиколая, который у этого народа особенно почитается, как сказывают, там столькоже церквей, сколько дней в году» (Россия в первой половине XVI в.: взгляд изЕвропы / Составитель, автор вводных статей, примечаний, указателей О.Ф.Кудрявцев. М., 1997. С. 200, пер. О.Ф. Кудрявцева и С.Г. Яковенко). Такое жеутверждение встречается в «Трактате о двух Сарматиях» М. Меховского: «одномусв. Николаю, из всех святых у русских наиболее чтимому, посвящено столькоцерквей, сколько дней в году» (II.I.3) (цит. по: Кудрявцев О.Ф. Примечания //Там же. С. 125, пер. С.А. Аннинского).
И.Фабри в сочинении «Религия московитов» передавал: «С большим благоговениемотносятся они к апостолам, но особенно к святому Николаю, которого они чтят, прославляюти призывают [в заступлении]. И не только они, но и многие из татар и магометан»( Там же. С. 200, пер. О.Ф. Кудрявцева). Это утверждение в отношении почитаниясвятителя Николая мусульманами, по-видимому, неверно, но весьма показательно, таккак является попыткой объяснить особое его почитание.
Толстой,приверженный представлению о высшей ценности простоты, о нравственном иповеденческом идеале, к которому ближе всего простой народ, должен был учитывать,что святой Николай Мирликийский особенно почитаем именно в народной, вкрестьянской среде. По словам фольклориста С.В. Максимова, «вообще, св. Николапользуется в народе огромным уважением за его любовь к крестьянам и почитаетсясамым старшим и самым близким к Богу святым угодником» (Максимов С.В. Кульхлеба. Нечистая, неведомая и крестная сила. Смоленск, 1995. С. 608). Почти векспустя так же оценил значение почитания святого Николая А.Д. Синявский, приведшийряд примеров народного почитания святого в советское время, свидетелем которыхбыл сам: «Наиболее популярный на Руси святой это Николай-Чудотворец, которого унас в народе величают запросто и любовно — Никола, или еще более огрубленнее ипросто — Микола». По замечанию А.Д. Синявского, «на Украине существовалашутливая побасенка, которая построена в форме диалога двух мужиков. Один мужикспрашивает: “А що буде, як Бог помре?” И второй отвечает: “А Микола святый нащо?” Если умрет Бог, то на этот непредвиденный случай еще остается в запасеНикола. Разумеется, это сказано с юмором. Но это, вместе с тем, говорит о том, чтоНикола рассматривался самым старшим и самым близким к Богу святымугодником"» (Синявский А. Иван-дурак: Очерк русской народной веры. М., 2001.С. 213, 214)
Внародных легендах и сказках-притчах святой Николай является терпящим бедствие воблике простого «старичка», как, например, в сказке «Об отце Николае», или«старого дiда», как в украинской сказке «Людьска доля» из сборника А.Н.Афанасьева (Народные русские сказки А.Н. Афанасьева: В 3 т. Bзд. подг. Л.Г.Бараг, Н.В. Новиков. Т. 3. М., 1985. С… 183-184, 275). По словам А.Д.Синявского, простому народу «Никола рисовался в виде скромного, седенькогостаричка, который в лаптях, с посохом в руке ходит по всей России. Либо сидитпод деревом и плетет лапти. Словом, среди всех святых, почитаемых на Руси, Николане только самый уважаемый, но и самый теплый, самый простой. Это вечныйстранник и вечный работник, это самый трудолюбивый святой, потому что, может быть,наиболее земной и конкретный. Он и ближе всех других святых к Богу, он же ближевсех других к человеку, к мужику» (Синявский А. Иван-дурак: Очерк русскойнародной веры. С. 214).
Понародной легенде, святой Николай сохранил урожай мужику, на которого разгневалсяпророк Илья за то, что крестьянин ему не молился, а молился святителю Николаю(Миколе). Благодаря дождю, сведенному на его поле Миколой, и советам святогомужик получил большую прибыль, продав урожай ржи, несмотря на град, которым еепобил Илья (См.: С.В. Максимов. Куль хлеба. Нечистая, неведомая и крестнаясила. С. 608-609; ср.: Народные русские легенды, собранные А.Н. Афанасьевым. М.,1859. С. 39-42).
Широкораспространена в различных губерниях России была легенда о святом Касьяне иНиколае, встретивших крестьянина, воз которого завяз в грязи. Касьянпобрезговал помочь, боясь испачкать свою райскую ризу и в таком непотребномвиде предстать пред Господом: «Николай же Чудотворец ни словечка мужику неответил, а только уперся плечом, натужился, налег и помог воз вытащить». За этоГосподь определил праздновать святому Касьяну только раз в четыре года (ввисокосные годы — день его памяти 29 февраля), а святому Николаю — дважды в год(Максимов С.В. Нечистая, неведомая и крестная сила. С. 524).
НиколайЧудотворец в народном представлении — самый добрый святой: «В отличие отнекоторых других святых (например, от Ильи-Пророка) и даже в отличие от самогоХриста, образ Николы не несет в себе ничего грозного, страшного. Никола этопостоянный милостивец русского народа. Ради проявления милости ему приходитсяиногда обманывать других святых и самого Христа, настолько в народном сознанииНикола живет как воплощенная снисходительность к нашим земным несчастьям и какдеятельная, практическая любовь и пособничество в нужде» (Синявский А.Иван-дурак: Очерк русской народной веры. С. 215).
Вапокрифических легендах о святом Николае говорилось о его простом происхождении— из «смердовичей» (Смирнова Э.В. Икона Николая из Боровичей // СообщенияГосударственного Русского музея. Т. 7. Л., 1961. С. 58-59). Не случайно Платон Каратаев, олицетворяющий в «Войне и мире» народную душу, молится кромеФлора и Лавра (Фролы и Лавры) именно Николе-угоднику (т. 4, ч. 1, гл. XII).
СвятойНиколай в народе воспринимался как особенный помощник в крестьянском труде, покровительлошадей и пчеловодства (см. об этом: Успенский Б.А. Филологические разыскания вобласти славянских древностей. С. 84-85). Забота святого Николая о пчелах моглаиметь особое значение для Л.Н. Толстого, обозначавшего бессознательное общееначало в бытии людей посредством метафоры «роевая жизнь»: «Есть две стороныжизни в каждом человеке: жизнь личная, которая тем более свободна, чемотвлеченнее ее интересы, и жизнь стихийная, роевая, где человек неизбежноисполняет предписанные ему законы», «История, то есть бесцельная, общая, роеваяжизнь человечества, всякой минутой жизни царей пользуется для себя как орудиемдля своих целей» («Война и мир», т. 2, ч. 1, гл. I). Похожая мысль есть вписьме Толстого Ю.Ф. Самарину от 10 января 1867 г., где, однако, этому понятию придан скорее отрицательный оценочный смысл, отсутствующий в«Войне и мире»; в тексте романа оно как бы ассоциируется, может быть, инезависимо от намерения автора, с естественностью и единящим началом: «Земство,мировые суды, война или не война и т. п. – все это проявление организмаобщественного — роевого (как у пчел), на это всякая пчела годится и даже лучшете, которые сами не знают, что и зачем делают, — тогда из общего их трудавсегда выходит однообразная, по известным зоологическим законам деятельность.Эта зоологическая деятельность военного, государя, предводителя, пахаря естьнизшая ступень деятельности, деятельность, в которой, правы матерьялисты, — нетпроизвола. Бисмарк думает, что он перехитрил всю Европу, а он толькосодействовал в числе 1000 других причин необходимому в 1866 году кровопусканиюГермании».
Иныеоттенки значения имеет сравнение духовной деятельности человека с поведениемпчелы, определяемым инстинктом, в дневниковой записи от 18 июня 1863 г.: «Нынче луна подняла меня кверху, но как, этого никто не знает. Недаром я думал нынче, чтотакой же закон тяготенья, как материи к земле, существует для того, что мыназываем духом, к духовному солнцу. Пчела летает только на солнце. Маткаработает и оплодотворяет в темноте, и совокупляется и играет (то, что мы зовемпраздностью) на солнце».
Однаиз функций святого Николая — охранитель в пути, а также провожатый душ в рай.Показательны народные пословицы: «Никола в путь, Христос подорожник!», «Бог надорогу, Никола в путь!». Никола Мирликийский как помощник и покровительпутешественников представлен также в агиографии. Никола Угодник спасает в бурюна море Димитрия, который «имеяй веру и надеждю велику къ святому Николе».Димитрий плыл на праздник святого Николы, терпя бедствие, оказавшись уже наморском дне, он воззвал: «Святый Николае, помози ми!» и был изведен святым наберег и оказался в собственном доме. В Сказании о чудесах Николы Мирликийскогосказано, что он «съ плавающими плаваетъ, по пути ходящимъ помощьникъ»(Библиотека литературы Древней Руси. Т. 2. XI—XII века. СПб., 1999. С. 222, 242).
Застигнутыйбураном Брехунов тоже пытается молиться Николе Угоднику, но его молитва, являющаясяпопыткой своеобразного «торга» со святым, тщетна: «“Царица небесная, святителюотче Миколае, воздержания учителю”, — вспомнил он вчерашние молебны, и образ счерным ликом в золотой ризе, и свечи, которые он продавал к этому образу и которыетотчас приносили ему назад и которые он чуть обгоревшие прятал в ящик. И онстал просить этого самого Николая-чудотворца, чтобы он спас его, обещал емумолебен и свечи. Но тут же он ясно, несомненно понял, что этот лик, риза, свечи,священник, молебны — все это было очень важно и нужно там, в церкви, но чтоздесь они ничего не могли сделать ему, что между этими свечами и молебнами иего бедственным теперешним положением нет и не может быть никакой связи».
«Недейственность»молитвы Брехунова может быть объяснена не только бесполезностью молитв святомукак таковой (за этой подразумеваемым в рассказе мотивом стоит отрицаниецерковного христианства, характерное для позднего Толстого), но и – всимволическом, мифопоэтическом плане текста – небогоугодностью моления купца инеприятием молитвы горделивца Николой – покровителем простых и смиренных –таких, как выживающий в буране работник Брехунова Никита. Интересно, чтоотчество жены Брехунова – Николаевна (Миколавна): «И спрашивает он у жены: “Чтоже, Миколавна, не заходил?” — “Нет, — говорит, — не заходил”. И слышит он, чтоподъезжает кто-то к крыльцу. Должно, он. Нет, мимо. “Миколавна, а Миколавна, чтож, все нету?” — “Нету”». Таким образом, символически святой Николай словнооказывается «тестем» Василия Андреича. Однако же он все равно отворачивается отжестокосердого стяжателя.
Гордыня– один из главных грехов Василия Андреича, если не главный. Уже незадолго досмерти он рассуждает: «При родителях какой наш дом был? Так себе, деревенскиймужик богатый: рушка да постоялый двор — и все имущество в том. А я что впятнадцать лет сделал? Лавка, два кабака, мельница, ссыпка, два именья в аренде,дом с амбаром под железной крышей, — вспоминал он с гордостью.— Не то, что природителе! Нынче кто в округе гремит? Брехунов.
Апочему так? Потому — дело помню, стараюсь, не так, как другие — лежни алиглупостями занимаются. А я ночи не сплю. Метель не метель — еду. Ну и делоделается. Они думают, так, шутя денежки наживают. Нет, ты потрудись да головуполомай. Вот так-то заночуй в поле да ночи не спи. Как подушка от думы вголовах ворочается, — размышлял он с гордостью. — Думают, что в люди выходят посчастью. Вон, Мироновы в миллионах теперь. А почему? Трудись. Бог и даст.Только бы дал бог здоровья».
Имяхозяина, очевидно, значимое: по-греческиβασιλεύς иβασιλέως – ‘царь’, βασιλεύω– ‘царствовать’, βασιλικός –‘царственный’; таким образом автор указывает на властолюбие и гордынюсамоуверенного купца. Отчество «Андреич» производно от имя «Андрей», значащего'мужественный’. Соответствие поведению героя здесь ироническое: Брехунов ведетсебя во время метели отнюдь а не мужественно, а сначала самонадеянно, затем —до неожиданного духовного перелома — трусливо и подло, бросая на верную смертьНикиту. Фамилия «Брехунов» указывает на ложность жизненной позиции ВасилияАндреича («брехать» — 'лгать’).
Символичнотакже имя работника Никиты. Его небесный покровитель – по-видимому, святоймученик Никита, и жизнь брехуновского работника была тяжелой и исполненноймучений. По-гречески νικητικός –‘способный к победе’. Греч. νίκη – ‘победа’, νικάω– ‘побеждать, превосходить’. Имя «Никита» — однокоренное с именем «Николай», котороеозначает ‘победитель народов’. Никита оказывается победителем и над смертью, инад нравственными принципами, над грехами хозяина, который, отогреваязамерзающего работника своим телом, жертвует ради него собственной жизнью, какбы сливаясь с ним в одно бессмертное «я»: «И вдруг радость совершается:приходит тот, кого он ждал, и это уж не Иван Матвеич, становой, а кто-то другой,но тот самый, кого он ждет. Он пришел и зовет его, и этот, тот, кто зовет его, тотсамый, который кликнул его и велел ему лечь на Никиту. И Василий Андреич рад, чтоэтот кто-то пришел за ним. “Иду!” — кричит он радостно, и крик этот будит его.И он просыпается, но просыпается совсем уже не тем, каким он заснул. Он хочетвстать — и не может, хочет двинуть рукой — не может, ногой — тоже не может.Хочет повернуть головой — и того не может. И он удивляется; но нисколько неогорчается этим. Он понимает, что это смерть, и николько не огорчается и этим.И он вспоминает, что Никита лежит под ним и что он угрелся и жив, и ему кажется,что он — Никита, а Никита — он, и что жизнь его не в нем самом, а в Никите. Оннапрягает слух и слышит дыханье, даже слабый храп Никиты. “Жив, Никита, значит,жив и я”, — с торжеством говорит он себе».
Внародном сознании мученик Никита мог входить в число наиболее прославленныхсвятых, воспринимаясь как один из апостолов. Старый казак дед Япишка (Епишка) –прототип деда Ерошки из повести «Казаки», собеседник и своего рода приятельТолстого в период военной службы писателя на Кавказе, говорил о Никите Мученикекак об одном из апостолов; см. запись в дневнике автора «Казаков»: «Мой хозяин,старик ермоловских времен, казак, плут и шутник Япишка, назвал его (казакаЛуку. – А. Р.) Маркой на том основании, что, как он говорит, есть три апостола:Лука, Марка и Никита Мученик, и что один, что другой, все равно» (запись втолстовском дневнике от 10 августа 1851 г.). Юмор старого казака заключался, очевидно, в назывании знакомца другим именем, но никак не в причислениивеликомученика Никиты к числу апостолов. Ведь к шутке с казаком Лукой имясвятого Никиты никакого отношения вообще не имеет.
Такимобразом, духовный путь смерти и воскрешения Василия Андреича Брехунова отмеченв толстовском тексте вехами символических имен.
Список литературы
Дляподготовки данной работы были использованы материалы с сайта www.portal-slovo.ru