«Советскийнарод смотрит всегда вперед», «Советский народ тверже каменныхпород»… Как отдельные элементы этих образований, так и оба образования вцелом способны вызвать ряд вопросов. Что такое «советский народ»?Существовал ли он фактически или только де-юре? Создавались ли подобныеобразования самим «советским народом» или же — для него? Что онисобой представляют — пословицы (как их обычно именуют)? Пропагандистскиелозунги? Или и то, и другое?
I.Термином «советский народ» была в 1971 г. названа «Новаяисторическая, социальная и интернациональная общность людей, имеющих единуютерриторию, экономику, единую по социалистическому содержанию и многообразнуюпо национальным особенностям культуру, федеративное государство и общую цель — построение коммунизма» (ФЭС, 1983, 620; см. также Ким, 1972).Постановлением XXIV съезда Коммунистической партии Советского Союза советскийнарод возник как эффект прочного социально-политического и идейного единствавсех классов и слоев, наций и народностей, заселяющих территорию СССР. Их общимязыком — т.е. языком советского народа — был признан русский язык, что являлосьвыражением «той роли, которую играет русский народ в братской семьенародов СССР» (ФЭС, 1983, 620).
Помнению многих исследователей, формирование «советского народа» былонеразрывно связано с созданием системы средств «советского языка»[1], софункционировавшего с русским в рамках диглоссии (Кронгауз, 1993). Понятие«советского языка» можно, однако, толковать значительно шире, чемчисто лингвистическое: на наш взгляд, средства «советского языка»раскрываются полностью только в семиотической перспективе. И подобно тому, каклексику и фразеологию немецкого языка, немецкий речевой этикет, газетныеанонсы, некрологи, плакаты, песни, кинофильмы, ритуалы 30-40-х годов былопредложено считать знаками общего языка Третьего Рейха (Lingua Tertii Imperii,LTI; см. Klemperer, 1975), так и различные по своей «семиотической материи»проявления советской действительности (вербальные, графические, архитектурные,музыкальные, ритуальные и т.п.) можно, по нашему мнению, объединить подусловным общим названием «Lingua Imperii Sovietici» (LIS; см.Chlebda, 1992).
II.Среди подсистем средств LIS вербального характера (подсистема лексических ифразеологических советизмов, советский речевой этикет, советский стильаргументирования и т.п.) видное место занимают «советские жанры речи»[2], функционирующие как средства выражения и распространения нового,специфически советского содержания. Один из таких жанров и составляют«пословицы советского народа», которые должны были войти в речевойобиход наравне с «пословицами русского народа» [3]. Природа«пословиц советского народа», таким образом, сложна: они возникли всистеме ценностей советского языка, созданы в материи русского языка,функционировали же в системе воздействия Языка Советской Империи.
«Пословицысоветского народа» — Была Россия царская — стала пролетарская, Жди недождя и грома, а жди агронома, От ленинской науки крепнут разум и руки, СССР — всему миру пример — стали возникать после революции 1917 г. и издавалисьсборниками с половины 20-х годов по 80-е годы [4]. Советская природа этихобразований проявляется уже «на поверхности», в самой материи языка.Ее образуют:
1.Оппозиция «того, что было» и «того, что есть», причемпервый член этой оппозиции всегда отмечен негативно, а второй позитивно (напр.:Раньше церковь да вино — а теперь клуб да кино, Раньше жили — слезу лили, атеперь живем — счастье куем, Была коптилка да свеча — теперь лампа Ильича);
2.Группирование пословиц в такие тематические гнезда, ведущие слова которых невстречались в дореволюционных сборниках русских паремий ни как заглавия гнезд,ни как компоненты самих пословиц (напр.: Агроном, Бригада, Бюрократ, Колхоз,Коммунист, Норма, Партия, Пионер, План, Революция, Секретарь, Советы,Спекулянт, Спорт, Танк, Трактор, Ударник, Фашизм, Хулиганство, Шпион,Электричество и т.п.).
Подобныепонятия покрывают собой, пожалуй, весь универсум советской действительности,образ которого может и должен быть восстановлен в ходе когнитивного анализасоветских паремий.
3.Сочетание традиционных тем с новым, советским, содержанием (если в советскомсборнике появляется тематическое слово Бог, то вместе с пословицами типа: Забогом пойдешь — ничего не найдешь; если Правда — то: Правда Ленина по всемусвету шагает и т.д.). Нередко такие именно пословицы являются единственными наданную традиционную тему.
4.Предположение, что есть такие традиционные понятия, которые по сути своей неимеют — ибо не могут иметь — никакого отношения к новой, советскойдействительности. Поэтому, например, тематические группы Богатство, Горе,Сирота снабжаются в сборнике А. Жигулева (1965) пометой, что все содержащиеся вних пословицы происходят из старых, дореволюционных сборников.
III.Как это ни парадоксально, противопоставление нового старому — всего лишь однаиз форм тесной связи советских и русских пословиц. Формально советскиепословицы трудно различимы от русских, так как они построены по тем жеформальным признакам, что русские народные паремии. Так, советские пословицы:
а)по большей части двучленны (Колхоз богат — колхозник рад, Кремлевские звездывидишь — смелее вперед идешь);
б)антитетичны (К нам на — танках, а назад — на санках, Было время — любилигармониста, а теперь время настало — любят тракториста);
в)гиперболичны (Два коммуниста ведут беспартийных триста, Видна из Кремля всясоветская земля);
г)используют параллелизмы (Руководитель без народа, что цветок без солнца, Морене высохнет, а народ не заблудится);
д)используют звуковые повторы (Авось да небось на фронте брось, Икона для духа,что сивуха для брюха) и т.п.
Связьсоветских и русских пословиц проявляется также в своеобразных контаминациях:одна часть пословицы русская, вторая — советская. В результате получаютсярусско-советские паремические гибриды: Наша правда врагу глаза колет (изрусского Правда глаза колет); И один в поле воин, если он советский воин (изрусского Один в поле не воин); Береги честь смолоду, а оружие — как в руки взял(из русского Береги платье снову, а честь смолоду).
Наконец,связь советских и русских пословиц видна и в особых образованиях, которые можноопределить как советские паремические «кальки» с русского языка, ср.:рус. С миру по нитке — голому рубаха — сов. С кружки по капле — буфетчице дом;рус. Волков бояться — в лес не ходить — сов. Врагов бояться — пограничником небыть; рус. Не красна изба углами, а пирогами — сов. Завод красен не планом, а выполнением.
IV.Чтобы должным образом оценить факт уподобления советских пословиц русским,нужно рассмотреть его в более широкой семиотической перспективе. Взгляд накультуру советского периода показывает, что одно и то же явление — резкоеидейное противопоставление нового старому и в то же время создание нового поформальному образцу и подобию старого — обнаруживается во многих сферахсоветской действительности и реализуется в различных «субстанциях».Примеры многочисленны и разнородны: псевдонародные песни о Ленине и Сталине,подделанные под народный лад сказы и предания о «славных советскихполководцах», картинки из колхозной жизни на шкатулках в стиле«палеха» (ср. Минералов, 1991, 12); вспомним также уподоблениесоветской архитектуры зрелого сталинского периода античным (иликлассицистическим) образцам; наконец, в более широком плане, уподобление«новой жизни» традиционному театру (ср. Гюнтер, 1992, 29-32 и 37-39).На таком фоне создание советских паремий по формальному образцу народных русскихпословиц оказывается только одним из звеньев значительно более масштабногопроцесса, охватывающего, пожалуй, всю экзистенциальную сферу «советскогочеловека»: процесса подделывания новой идеологии под старые — традиционные, привычные, проверенные временем — формы. Этот процесс оцениваетсянами не столько как камуфляж, сколько как попытка придать новой идеологииатрибуты каноничности. Изучение этого процесса — его характера, механизмов,радиуса действия — только начинается [5].
V.Если советские пословицы формально так похожи на русские, то что же из все-такиот русских отличает? Наличие советских «слов-ключей» — признак невсегда надежный, так как существуют пословицы советского периода, не содержащиев своем составе таких показателей (напр.: Мир да лад — большой клад, Доброебратство — лучшее богатство). Различия, на наш взгляд, носят более«глубинный» характер и касаются семантической (и, шире, когнитивной)природы советских пословиц.
Во-первых,базируя на всех формальных принципах организации народных пословиц (двучленность,антитетичность, гиперболичность, параллелизм, звуковые повторы и т.д.),советские пословицы почти не используют метафору как фундаментальную дляподлинных пословиц мыслительную категорию. Случаи пословиц-метафор в советскихсборниках единичны (напр.: Один работун сел верхом на табун — в группе пословицо трактористе, хотя это, пожалуй, скорее загадка, чем пословица). В подавляющембольшинстве случаев советские пословицы «однослойны», т.е. буквальны:это прямые наказы, запреты, очевидные (для их авторов) истины и другие томуподобные «прописи разового применения», ср.: Сей кукурузу — получишьсало, Зря не болтай у телефона — болтун находка для шпиона, Партийный — человекактивный, Без удобрений не будет растений и т.п.
Во-вторых,все подлинные народные пословицы дают в своей сумме многосторонний взгляд нажизнь, синтез высокого и низкого, начал добра и зла, единство тезисов иантитезисов. есть пословица: Незваный гость хуже татарина, но есть и Незваныйгость лучше званого; пословицам, сомневающимся в человеческих возможностях — Своей тени не обгонишь, Лбом стенку не перешибешь — противопоставляютсяпословицы, исполненные веры в такие возможности: Вкруте и вяз переломишь,Исподволь и ольху согнешь; выражениями веры в любовь и всемогущество Бога — АщеБог с нами, никто же на ны, На Бога положишься — не обложишься — противопоставляются пословицы-сомнения: На Бога надейся, а сам не плошай, Богумолись, а добра-ума держись и т.д. По определению Станислава Ежи Леца,«пословицы противоречат друг другу. И в этом именно народнаямудрость» (Lec, 1974, 49) [6].
Вто же время советские пословицы «не противоречат друг другу».Написанные по заказу сверху, они силою обстоятельств выражают идеологиюзаказчика — без сомнений, колебаний, вопросов. Русские пословицы вырослоспонтанно на почве многовекового человеческого опыта, представляя собой плодырефлексии над сложностью и многосторонностью мира. Советские пословицы exdefinitione выражают, иллюстрируют и пропагандируют только одну точку зрения намир. Поэтому советские пословицы могут противоречить русским, но никогда непротиворечат друг другу — и эта черта кажется нам основным дифференциальнымпризнаком советских паремий. Изолированная советская пословица можетсоответствовать всем требованиям «паремической мифологии», чтоформально не позволяет отличить ее от подлинной народной пословицы. Толькосистемные сопоставления между советским и русским корпусами пословиц (а такжесопоставления внутри каждого из корпусов) могут выявить ее настоящуюзначимость.
VI.Как утверждал Владимир Даль, пословица «не сочиняется, а вынуждается силоюобстоятельств, как крик или возглас, невольно сорвавшийся с души» (Даль,1984, 13). Спонтанность возникновения, древность происхождения, безымянностьили общность авторства интуитивно причисляют к отдельным чертам народныхпословиц. Эти черты было бы трудно отнести к советским пословицам. Естественнымкажется в этой ситуации определение русских (и вообще народных) паремийусловным термином «собственно пословицы», советских же — в оппозициик ним — термином «мнимые пословицы» («лжепословицы»).
Можемли мы, однако, безоговорочно утверждать, что все советские пословицы последнегосемидесятилетия были созданы искусственно, придуманы за столами агитаторов ивведены в речевой обиход насильственно? Многое подтверждает такое предположение[7] — и в то же время многое говорит о том, что в советском государстве удалосьскорректировать общественное сознание, массовую ментальность людей: наобыкновенную действительность многие советские люди стали смотреть сквозьпризму «добавочной действительности» [8], принимая навязанный им миридей за мир реальнее действительного [9]. Именно эта новая ментальность впервую очередь отличает «советского человека», которого заАлександром Зиновьевым называем «homo sovieticus» [10]. Если же«хомо советикус» существует, то советские пословицы вполне оправданноможно признать аутентичным, неподдельным выражением души советского человека иего именно отношения к миру; деление на «собственно пословицы» и«лжепословицы» не имело бы тогда оснований. Таким образом, вопрос о«пословицах советского народа» представляет собой, по сути дела,вопрос о степени — о радиусе действия и глубине охвата — явления, котороеЧеслав Милош назвал «пленением умов» (Milosz, 1983). Нельзя исключить,что плененными (может, в неодинаковой степени) оказались и умы других народов вбывшем социалистическом лагере; поиск аналогов «советских пословиц» впольском, чешском, словацком, болгарском, немецком языках должен вскоре броситьсвет на этот вопрос.
VII.Если на «советские пословицы» смотреть под таким именно углом зрения,то слова А.М. Жигулева, неутомимого популяризатора советских паремий, о том,что «сборнички пословиц, изданные в различных городах, хорошохарактеризуют мировоззрение народа. По ним можно судить о советскомпатриотизме, о взглядах наших людей на труд, общество, мораль, религию. Ониотразили историю, советскую действительность, общественную и семейнуюжизнь» (Жигулев, 1965, 343), заслуживают самого пристального внимания.
«Пословицысоветского народа» — не любопытная подробность и не исторический курьез(их нельзя, впрочем, относить лишь к историческому прошлому: ментальность«советских людей» советские пословицы — в содействии с другимисредствами LIS — формировали десятилетиями, и последствия этого процесса досегодняшнего дня не искоренены). Если происхождение и природу советскихпословиц нельзя понять без знания истории «советского народа», то и,наоборот, наши знания о феномене этой «новой исторической общности людей»будут далеко не полными без проникновения в саму глубь и суть сборниковсоветских пословиц. Это задача для языковедов и социологов, этнографов ипсихологов, литературоведов и теоретиков культуры, словом — для интегральнойфилологии.
Сноски
1.Термин Михаила Геллера (1980). См. также работы Ф. Том (Thom, 1987) и В.Радолинской (Radolinska, 1992).
2.В бахтинском понимании термина «речевой жанр» (см. Бахтин М., 1982).
3.Понятие «пословицы советского народа» употребляется нами дляпереклички с заглавием известного паремиологического сборника Владимира Даля«Пословицы русского народа», Санкт-Петербург 1861-1862 (в настоящемисследовании мы пользуемся московским переизданием 1984 года). Жанр«пословиц советского народа» следует, однако, отличать от другихпословиц, возникших в советский период истории (ср., напр., лагерные изречениятипа: Хотя и не плотник, а стучать охотник, Раньше сядешь — раньше выйдешь, Ктотам не был, тот будет, а кто был, тот не забудет, День кантовки — год жизни ит.п.; привожу по статье: К. Байор, В. Гаврюшенко. Пенитенциарные прозвища //Semantyka i pragmatyka w opisie jezykow slowianskich. Pod red. M. Blicharskiego. Katowice 1993).
4.Для целей настоящей статьи были проанализированы следующие издания: Рыбникова(1961), Соболев (1961), Жигулев (1965). Особым источником стали также:Календарб воина (Москва 1970) и сборник диктантов для V-VIII классовнациональных щкол З.П. Эльдаровой (Ленинград 1970). В названных источниках мынашли около 1000 «пословиц советского народа» (в самом толькоСборнике диктантов Эльдаровой их содержится около 140; этот факт заслуживает,на наш взгляд, особого внимания).
5.К первым работам на эту тему следует причислить: Добренко (1990), Минералов(1991), Левин (1989), Паперный (1985), Clark (1981), Golomstock (1991). Ср. такжематериалы, собранные в специальном выпуске «Вопросов литературы»(«Тоталитаризм и культура», 1992, вып. 1) и Приложение(«Aneks») к работе: M. Glowinski. Marcowe gadanie. Komentarze do slow1966-1971). Warszawa, 1991,291-306).
6.Та же мысль появляется и в предисловии («Напутное») к сборникупословиц Владимира Даля: «Разве можно обнять предмет многосторонний однимвзглядом и написать ему приговор в одной строке? В том-то и достоинствосборника пословиц, что он дает не однобокое, а полное и круглое понятие о вещи,собрав все, что об ней, по разным случаям, было высказано» (Даль, 1984,20). см. также предисловие А. Рубинштейна к словарю библейских пословиц И.М.Сирота (Сирот, 1985 (1897), VIII).
7.Собиратель русского фольклора Владимир Бахтин, например, так писал о сборникахпословиц советского периода: "… очень многие тексты, предлагаемыечитателю, не являются природными изречениями, а сочинены самостоятельнымиавторами для стенгазет, многотиражек и других не слишком авторитетных изданий.(...) в качестве народных, мудрых и прекрасных изречений фигурируют тут богвесть откуда извлеченные, сочиненные (настаиваю на этом!) неумелыми людьмифразы" (Бахтин, 1975, 6). См. там же заметку Э. Померанцевой «Сигналбедствия».
8.Категория «добавочной действительности» была введена выдающимсясоциологом Яном Стржелецким (Strzelecki, 1989, 190-191).
9.См., напр., (Баталов, 1990, 24) и высказывания самих русских, собранные встатье (Chlebda, 1993).
10.A. Zinovjew (1979), в этой связи см. также: Баталов (1989), Гозман, Эткинд(1991), Искандер (1990), Сальникова (1990), Obuchowski (1993), Tischner (1992).
Список литературы
БаталовЭ. Культ личности и общественное мнение // Суровая драма народа. Ученые ипублицисты о природе сталинизма. Москва, 1989, 14-28.
БахтинВ. Фольклор подлинный и мнимый // Литературная газета, 1975, № 8, 6.
БахтинМ. Проблема речевых жанров // Бахтин М. Эстетика словесного творчества. Москва,1979, 237-280.
ГеллерМ. Русский язык и советский язык // Русская мысль. 8.5.1980.
ГозманЛ., Эткинд А. От культа власти к власти людей // Нева, 1989, № 7, 156-179.
ГюнтерХ. Железная гармония (Государство как тотальное произведение искусства) //Вопросы литературы, 1992, вып. 1, 27-41.
ДальВ. Пословицы русского народа. М., 1984.
ДобренкоЕ. Сделать бы жизнь с кого? (Образ вождя в советской литературе) // Вопросылитературыб 1990, № 7, 3-34.
ЖигулевА.М. (сост.). Русские народные пословицы и поговорки. Москва, 1965.
ИскандерФ. Человек идеологизированный // Огонек, 1990, № 11, 8-11.
КимМ.П. Советский народ — новая историческая общность. Москва, 1872.
КронгаузМ.А. Новейшая эпоха русского языка: эпоха социализма // Jezyki slowianskiewobec wspolczesnych przemian w Europie Srodkowej i Wschodniej.
ЛевинЮ. Лозунги как семиотическая система // Семиотика культуры. Тезисы докладовВсесоюзной школы-семинара по семиотике культуры. Архангельск, 1989, 16-19.
МинераловЮ. Контуры стиля эпохи (Еще раз о массовой песне 30-х годов) // Вопросылитературы, 1991, № 7, 3-37.
ПаперныйБ. Культура Два. Анн Арбор, 1985.
РыбниковаМ.А. Русские пословицы и поговорки. Москва, 1961.
СиротИ.М. Русские пословицы библейского происхождения. Брюссель, 1985 (перепечаткаиздания: Одесса, 1897).
СоболевА.И. (сост.). Народные пословицы и поговорки. Москва, 1961.
ФЭС:Философский энциклопедический словарь. Москва, 1983.
ChlebdaW. Defrazeologizacja jako ogniwo procesow spolecznych // SprawozdaniaOpolskiego Towarzystwa Przyjaciol Nauk 1991. Opole, 1992, 15-22.
ChlebdaW. Samoswiadomosc jezykowa dzisiejszych Rosjan (zrys drog poznania) // StudiaRosjoznawcze 2. ActaUniversitatis Nicolai Copernici. Torun, 1993 (в печати).
Clark K. The Soviet Novel. History as Ritual. Chicago abd London,1981.
Golomstock I. Totalitarian Art in the Soviet Union, the ThirdReich, Fascist Italy and Peoples Republic of China. London, 1990.
Klemperer V. LTI. Notizbuch eines Philologen. Leipzig, 1975.
Lec S.J. Utwory wybrane. Tom 2. Aforyzmy. Fraszki. Krakow, 1972.
Milosz Cz. Zniewolony umysl. Krakow, 1989.
Obuchowski K. Czlowiek intencjonalny. Warszawa, 1993.
RadolinskaW. Великорусский или русско-советский национализм и языки национальныхменьшинств // Национализм в Центральной и Восточной Европе. Red. A. Lazari. Lodz, 1992,101-104.
Strzelecki J. Przyczynek do teorii Rzeczywistosci Dodatkowej //Strzelecki J. Socjalizmu model liryczny. Zalozenia o rzeczywistosci w mowiepublicznej, Polska 1975-1979. Warszawa, 1989, 179-192.
Thom F. La langue de bois. Juillard, 1987.
Tischner J. Etyka solidarnosci oraz Homo sovieticus. Krakow, 1992.
Zinovjev A. Homo sovieticus. London, 1979.
В. Хлебда. ПОСЛОВИЦЫ СОВЕТСКОГО НАРОДА.