О стихотворении Н. Заболоцкого «Зелёный луч»(1958)
Игорь Лощилов
ЗЕЛЁНЫЙ ЛУЧ
Золотой светясь оправой
С синим морем наравне,
Дремлет город белоглавый,
Отраженный в глубине.
Он сложился из скопленья
Белой облачной гряды
Там, где солнце на мгновенье
Полыхает из воды.
Я отправлюсь в путь-дорогу,
В эти дальние края,
К белоглавому чертогу
Отыщу дорогу я.
Я открою все ворота
Этих облачных высот,
Заходящим оком кто-то
Луч зелёный мне метнет.
Луч, подобный изумруду,
Золотого счастья ключ -
Я его еще добуду,
Мой зелёный слабый луч.
Но бледнеют бастионы,
Башни падают вдали,
Угасает луч зелёный,
Отдаленный от земли.
Только тот, кто духом молод,
Телом жаден и могуч,
В белоглавый прянет город
И зелёный схватит луч! 1958 (Заболоцкий 2002, с. 288-289)
Обстоятельства,сопутствующие созданию стихотворения «Зелёный луч», поддаютсяреконструкции благодаря книге, написанной сыном поэта, Никитой НиколаевичемЗаболоцким: «В конце июня 1957 года Заболоцкий вместе с дочерью уехал надва с лишним месяца в Тарусу. В живописный городок на Оке он попал по советуАнтала и Агнессы Гидашей, с которыми после знакомства в 1946 году он вновьвстретился и сблизился в Доме творчества в Дубултах. Именно там, на Рижскомвзморье, гуляя вечером с Гидашем вдоль берега, он увидел однажды счастливоезнамение — мелькнувший среди облаков изумрудно-зелёный луч заходящего солнца. ВТарусе они оба вспомнили это видение, и Николай Алексеевич подумал, что чтовряд ли хватит его жизни, чтобы сбылась эта примета, сулящая ему счастье.»(Заболоцкий 1995, с. 718; Заболоцкий 1998, с. 504.) К биографическим контекстамследует вернуться еще раз, однако не вызывает сомнений, что стихотворениеэстетически самодостаточно; знание жизненных обстоятельств является, побольшому счёту, избыточным: личный опыт преображен в нём по законам искусства.
Пристальноевнимание к приметам было свойственно Заболоцкому и прежде. Достаточно вспомнитьстихи 1929-19930 годов («Предсказание погоды» и «Царицамух»), восходящие к «Деревенской магии» Папюса [А. Трояновского](Лощилов 2003). Подобно романтикам 19-го столетия — и ихнаследникам-символистам 1 — обэриуты «усматривали в традиции вековой опыти отражение национального склада мысли», видели в «народных суевериях»поэзию и «выражение народной души», противопоставляя нелепые,казалось бы, предрассудки торжеству рационализма и нового — уже советского — позитивизма. «Вера в приметы становится признаком близости к народномусознанию» (Лотман 1980, с. 260-261).
Отсюда- «высокий примитивизм» стихотворения, который на самом деле требует«высокого и сложного мастерства» (Македонов 1987, с. 271).
Словосочетание'зелёный луч' неоднократно встречалось в поэтической практике«классического» серебряного века с его сложно разработанной символистамисистемой люстрических образов, однако здесь оно не было напрямую связано с'небом' и 'солнцем'. Скорее можно говорить о связи с образом 'лампадки', как,например, в «Снах» — одном из немногих стихотворений Блока (1912),вошедших в круг детского чтения, или в стихотворении Михаила Кузмина«Пять» (1919):
И сквозь дремные покровы
Стелются лучи,
О тюремные засовы
Звякают ключи.
Сладко дремлется в кроватке.
Дремлешь? — Внемлю… Сплю.
Луч зелёный, луч лампадки,
Я тебя люблю! (Блок 1997, с. 180-181)
Горит душа; горя, дрожит...
И ждет, что стукнет кто-то в дверь,
И луч зелёный побежит,
Как и теперь, как и теперь...
А память шепчет: «Друг, поверь».
Я верю: день благословен!
Налей мне масла из лампад! (Кузмин 1990, с. 220.)
Впозднем стихотворении Заболоцкого зелёный луч несомненно обретает статуссимвола. Структура центрального образа стихотворения, целиком представленная вего названии, вкупе с манифестированной в 5-ом четверостишии рифмой ([золотогосчастья] ключ — зелёный [слабый] луч), воспроизводит структуру центральных(ключевых) образов немецкого романтизма («голубой цветок» Новалиса) иевропейского символизма: «Синяя птица» Метерлинка и«эзотерический» «Золотой ключик» (Толстая 1997, с. 32). Вто же время, семантика зелёного цвета ('совершенство', 'гармония' и — одновременно — 'предел', 'тупик') 2 восходит к несомненно знакомомуЗаболоцкому и почитаемому в кругу обэриутов (чинарей) (Липавский 1993) трактатуГёте: «Зелёнь Если желтый и синий, которые мы считаем первымии простейшими цветами, при первом их появлении на первой стадии их действиясоединить вместе, то возникает цвет, который мы называем зелёным. Наш глаз находит в нем действительное удовольствие. Когда оба материнских цветанаходится в смеси как раз в равновесии таким образом, что ни один из них незамечается, то глаз и душа отдыхают на этой смеси, как на простом цвете. Нехочется и не нельзя идти дальше. Поэтому для комнат, в которых постояннонаходишься, обычно выбирают обои зелёного цвета» (Гёте 1957, с. 319-320.)
Существенно,однако, что, в отличие от классических 'волшебных предметов'-медиаторов(голубого цветка, папоротника, расцветшего в купальскую ночь или золотогоключика), зелёный луч не может стать предметом 'обладания' в собственном смыслеэтого слова: 'обладание' относится здесь к сфере внутреннего опыта. Чтобыполучить ключи счастья, его достаточно увидеть один раз. Зелёный луч уЗаболоцкого, таким образом, актуализирует границу внутреннего и внешнего,субъективного опыта и «равнодушной» объективной природы 3. В«Занимательной физике» Я.И. Перельмана, где дается популярноеестественнонаучное толкование явления «зелёного луча» (1976, с.165-169), автор, ссылаясь на специальное исследование пулковского астронома А.Тихова, призывает «не повторять заблуждений великого поэта» (Гёте),якобы опровергшего учение о цветах Исаака Ньютона: «Очень поучительныслучаи наблюдения „зелёного луча“ при восходе Солнца, когда верхнийкрай светила начинает показываться из-под горизонта. Это опровергает часто высказываемуюдогадку, будто „зелёный луч“ — оптический обман, которому поддаетсяглаз, утомленный ярким блеском только что закатившегося Солнца» (Перельман1976, с. 169).
/>
Длительное наблюдение «зеленого луча»; наблюдатель видел «зелёный луч» за горным хребтом в течение 5 минут. Выше справа — зелёный луч, видимый в подзорную трубу. Диск Солнца имеет неправильные контуры. В положении 1 блеск солнечного диска ослепляет глаз и мешает видеть зелёную каёмку простым глазом. В положении 2, когда диск Солнца почти исчезает, «зелёный луч» становится доступным простому глазу.
(Рис. 119, Перельман 1976, с. 168).
Нарядус распространенной народной приметой мы вправе, кажется, выдвинутьпредположение о возможных литературных источниках центрального образастихотворения. В первую очередь, речь идет о малоизвестном и «в каком-тосмысле автобиграфичном» (Седых 1993, с. 274) романе Жюля Верна«Зелёный луч» (1882; Верн 1993, 1994). Несмотря на то, что романдолгие годы не переиздавался в России, он вполне мог быть знаком поэту: аобороте титульного листа в Верн 1994 содержится указание на публикацию русскогоперевода романа: Зелёный луч. Малыш. Приложение к журналу «Природа илюди», 1907 г. Поиски встречи с редким метеорологическим (в исходном,греческом, смысле 'небесного явления') феноменом являются тут двигателемприключенческого романного сюжета, наряду с любовным треугольником (мисс ХелинаКэмпбэлл — художник Оливер Синклер — «молодой педант», учёныйАристобулос Урсиклос). Героиня романа прочитала в газете «МорнингСтар» статью, которая «побудила её предпринять ряд путешествий сединственной целью — своими глазами увидеть зелёный луч» (Перельман 1976,с. 165-166): «В тот вечер, когда вам представится столь редкаявозможность, не ждите, что красный луч станет резать глаз своим яркимсвечением. Нет, этот закатный луч поразит вас тем поистине райским зелёным оттенком,которым природа не смогла наделить земные растения или кристально чистыеморские волны » (Верн 1993, с. 21). Наряду с актуальным впоэтическом мире Заболоцкого противопоставлением фотосинтезу растений,существенно тут и другое: " Хелина связала газетную информациюс древней легендой, каких немало бытует в Горной Стране. Согласно этой легенде,тот, кому хотя бы однажды посчастливится увидеть Зелёный Луч, станетобладателем неоценимого сокровища, имя которому — «сердечнаяпрозорливость». И тогда человеку будут не страшны никакие заблуждения ииллюзии, ибо он сможет без труда читать в собственном сердце и в сердцах другихлюдей" (там же, с. 21-22).
Крометого, в 1954 г. вышла в свет военно-патриотическая повесть Леонида Соболева«Зелёный луч», герой которой прочёл в детстве роман Жюля Верна,подобно тому, как героиня жюль-верновского романа прочла заметку в«Морнинг Стар»: «Об этом луче и о связанной с ним легенде Алешаузнал зимой, когда Васька в своих исступленных поисках всяческой морскойлитературы наткнулся в городской библиотеке на роман Жюля Верна с такимназванием. Книгу приятели проглотили залпом, хотя в ней говорилось не столько оморских приключениях, сколько о каком-то чудаке, который изъездил весь мир,чтобы увидеть последний луч уходящего в воду солнца — зелёный луч, приносящийсчастье тому, кто сумеет его поймать. Само явление их, однако, заинтересовало,и летом они поставили ряд научных опытов, наблюдая на своем»вельботе" закаты на озере. Никакого зелёного луча при этом не обнаружилось,хотя Васька, многим рискуя ради науки, каждый раз заимствовал для этого полевойбинокль отца. Был запрошен особым письмом такой авторитет, как Николай. Тотответил, что зелёного луча ему лично видеть не приходилось, хотя плавает он ужечетвертую летнюю кампанию, но действительно среди старых моряков,преимущественно торгового флота, такая легенда бытует. Тогда Алеша объявил,что, наверное, зелёный луч можно увидеть только в океане, иначе какое же эторедкое явление природы, если все могут наблюдать его где угодно. Васька жеутверждал, что раз дело в физике, в простом разложении солнечного спектранижними слоями атмосферы, то оно может случиться и на озере, были бы эти слоидостаточно плотны да чист горизонт" (Соболев 1988, с. 18). Возможно,«Зелёный луч» Заболоцкого является также и репликой поэта в негласнойполемике с плакатно-пропагандистской эксплуатацией образа в повести Л.Соболева, где в финале — уже о время войны — зелёный луч Жюль Верна ишотландской легенды конкретизируется в виде зелёного луча прожектора, которыйспас советским морякам жизнь, указав путь возвращения на корабль послевыполнения боевого задания. В связи с легендой о чудодейственности зелёноголуча часто указывают на шотландское происхождение и на бытование в морской икрестьянской среде, что, возможно, также связано глубинными ассоциативнымисвязями с персональным именным мифом поэта Николая Заболоцкого (Лощилов 1997,267-268, Лощилов 2003): покровителем мореплавателей считается упомянутый уже враннем (1920) стихотворении «Из окон старой курильни...» св. НиколайМирликийский (Николай Чудотворец), имя которого этимологизируется как 'победанарода' (греч. nike — 'победа' и laos — 'народ'). Укажем, что главным«авторитетом» по вопросу о зелёном луче является для героя повестиСоболева моряк по имени Николай.
Стихотворениесостоит из семи четверостиший, написанных четырехстопным хореем. Обращение кэтому размеру вкупе с «небесно-облачным» иллюзорным пространствомстихотворения в первую очередь ассоциируется с «знаменитым вставнымпассажем» из лермонтовского «Демона» (Гаспаров 2002, с. 214):
На воздушном океане,
Без руля и без ветрил,
Тихо плавают в тумане
Хоры стройные светил;
Средь полей необозримых
В небе ходят без следа
Облаков необозримых
Волокнистые стада. (Лермонтов 1959, с. 515)
Нарядус памятью об «эфирной семантике» Жуковского (а также, возможно, и о«Недоноске» Баратынского с его трагизмом), Заболоцкий учитывает опытнесравненно более близкий: зависимый от лермонтовского фрагмент из«Мести» Даниила Хармса:
над высокими домами
между звёзд и между трав
ходят ангелы над нами
морды сонные задрав
выше стройны и велики
воскресая из воды
лишь архангелы владыки
садят Божие сады (Хармс 2000, с. 174)
Четырехстопныйхорей «Зелёного луча» — казалось бы, предельно простой и дажебанальный — полифункционален: он хранит также память о семантике 'дороги'(«Я отправлюсь в путь-дорогу »), восходящей к немецкойбалладной традиции, как и о лирике Пушкина, где он связан (в ранний период) с«переходом от реального наклонения к каким-либо формам ирреального(оптатив, побудительное, гипотетическое и проч.)» (Ю.М. Лотман; цит. поГаспаров 2000, с. 195) и, кроме прочих семантических ореолов, с национальным'шотландским' колоритом 4 («Ворон к ворону летит» и песня Мери). Впоследнем четверостишии он становится в первую очередь «знаком эмоции(бурного пафоса, независимо от темы)» (Гаспаров 2000, с. 211), на граниэкстатического самоотрицания.
Усиленноеинверсией ключевое словосочетание («Луч зелёный ») впервыеэксплицировано в последнем стихе центрального 5, 4-го из семи четверостиший. Вкаждом из катренов второй половины оно непременно встретится еще раз, ицеликом. Вообще, каждое четверостишие непременно содержит хотя бы одно слово ссемантикой цвета: I — золотой, [с] синим, белоглавый II — белой III — белоглавому IV — зеленый V — подобный изумруду, золотого, зелёный VI — бледнеют, зелёный VII — белоглавый, зелёный
Поэтработает «широкой кистью»: в первой половине доминирует белый (он«возвращается» в последних двух катренах; эпитет [город] белоглавый«окольцовывает» стихотворение по принципу трансформирующей инверсии[в иконическом плане — перевернутого отражения]: "[В] белоглавый [прянет]город"), во второй — несомненно зелёный; первую и вторую «половины»открывают упоминания золотого; лишь в самом начале упомянуттрадиционно-романтический (и «символистский») синий (Толстая 1997, с.32-33). Такое обращение с цветом напоминает не столько эстетику советскогоплаката, сколько лубка, народной картинки, где цветовое пятно часто выходит запределы графического контура. Слова с семантикой света/свечения такжераспределены в соответствии с принципом относительной симметрии и концентризма,«некоторого равновесия с небольшой погрешностью», согласно Я.С.Друскину (I: светясь, II: [на мгновенье] полыхает; VI: бледнеют, угасает)
Ритмическийи композиционный рисунок стихотворения также предельно прост и отчётлив. Вовтором четверостишии, где описано возникновение иллюзорного «города», единственный раз полностью «освобождается» от отударения третья стопа. Окружающие центральный катрен, третье и пятое,четверостишия отмечены «диагоналями», в которых воплотилась основнаяколлизия стихотвоения: оппозиция лирического субъекта («Я отправлюсьОтыщу дорогу я») и зелёного луча («Луч, подобный слабый луч»).
Возникающиев четырехстопных хореических строчках внутренние рифмы способны напомнитьиспользование приёма в книге А.Т. Твардовского «Василий Тёркин»("- Вам, ребята, с серединки / Начинать. А я скажу: / Я не первые ботинки/ Без починки здесь ношу"), но если у Твардовского неожиданноподхватывающая уже состоявшуюся клаузульную внутренняя рифма создает ощущениеизбыточного мастерства говорящего, замысловатой «фигурности» егоречи, у Заболоцкого распределение всего двух внутренних рифм подчинено строгойкомпозиционной задаче. Если первый раз она близка к тавтологической и возникаетвсё в том же, «отмеченном» по диагонали личным местоимением, 3-емчетверостишии (путь-дорогу — чертогу — дорогу), в относящейся к лучу второй половинеона появляется в следующем за отмеченным «диагональю» 5-ым, 6-ом(«кризисном») четверостишии, достаточно изысканна за счетфонетического «расподобления» всех трех рифмующихся слов: бастионы —зелёный — отдаленный. Если кольцо/диагональ и внутренняя рифма в первой,выражающей чаяния лирического героя, половине стихотворения сведены в пределаходного (3-го) четверостишия, что придает ему особую, «завершающую»,целостность, то во второй, исполненной возвышенного пафоса (но итрагически-неблагополучной) они не могут «совпасть», будучи«разнесенными» между 5-ым и 6-ым.
Заболоцкийнесомненно учитывал также серьезность оккультных интересов Даниила Хармса втесной связи с верой в народные приметы: «Я О, я сиръ, я исъ / Я тройной/научи меня / чтению. Вот это я / Я / дарю тебе ключ, / чтобы ты / говорилъ / Я/ Я возьму ключъ когда, какъ учили нас наши бабушки, найду цветок папоротника,который цветёт одинъ разъ в годъ, въ ночь накануне Ивана Купала. // Но гдеростётъ этотъ цветокъ? Он ростёт [ъ] въ лесу подъ деревом [ъ] котороё стоитъ въверхъ ногами ». (Цит по: Герасимова & Никитаев 1991, с.43.) Несомненна связь этой записи с ключевым для понимания «Столбцов»и многих позднейших стихотворений Заболоцкого образом 'вертикальной пространственнойинверсии', когда 'верх' и 'низ' меняются местами, восходящей к изображению на12-й карте Великих Арканов Таро (Лощилов 1997: 143-172) 6. Намёк на этусемантику содержится уже в первом четверостишии, где «город белоглавый, /Отраженный в глубине» 7 «дремлет», подобно тому, как улыбка«теплится на устах повешенного» в хлебниковском стихотворении 1908года. Кроме того, образ лирического героя — путника, отправляющегося впуть-дорогу напоминает о 0-й карте (Безумный), связанной в первую очередь как с12-й (Повешенный, или Мессия, или Жертва Духовная), так и с 21-й (Мир). Однаков предпоследнем четверостишии возникает отсылка к неблагоприятной 16-й карте(Башня, или Богадельня), препятствующей осуществлению и завершениюинициационного «пути», «символизирующий ситуацию падения с достигнутойвысоты» (Силард 2000, с. 301): «Башни падают вдали». Эта отсылкасообщает стихотворению горечь трагического катастрофизма, острое ощущениекоторого присуще поэту с самого начала поэтического пути («Налестницах», «Безумный волк»). Согласно Т.В. Игошевой, он«так и не пришел к вполне удовлетворявшему бы его взгляду на мир исобственное в нем место» (1999, с. 110). Однако сам факт созданияпоэтического произведения является своего рода «разрешением» этойнеудовлетворенности 8. Подобно тому, как в финале стихотворения«Прохожий» (археопоэтика которого в предельно правдоподобных«декорациях» также воспроизводит инициационный «сюжет»колоды Таро) происходит серапация (разделение) вечной — и общей для мира живыхи мира мёртвых — души и бренного тела, в финале «Зелёного луча»лирический герой «перепоручает» ключи от счастья другому — тому, кто«духом молод, телом жаден и могуч» (сильная эмоциональная окраскаэтого жеста способна напомнить финал пушкинского шедевра: «Как дай вам Боглюбимой быть другим»). Позитивный аспект драмы инициационного путивосходит, возможно, к философской рефлексии чинарских времен: согласно Я.С.Друскину, «банкротство — главная религиозная категория. Может быть, всякоебольшое дело в нашем мире есть катастрофа и банкротство».
Теперьследует еще раз обратиться к жизненным обстоятельствам, послужившим импульсом ксозданию стихотворения. «Видение» относится ко времени пребыванияпоэта в Дубултах летом 1953-го (Заболоцкий 2002, с. 710), в то время как самостихотворение написано пятью годами позже, в 1958-м. В марте 1958 годаЗаболоцкий писал читателю Алексею Константиновичу Крутецкому: «Что с Вашимсердцем? Я тоже старый сердечник, так как здоровье моего сердца осталось всодовой грязи одного сибирского озера. Два с половиной года назад был инфаркт,теперь мучит грудная жаба. Но я и мое сердце — мы понимаем друг друга. Онознает, что пощады ему от меня не будет, и я надеюсь, что его мужицкая породаеще потерпит некоторое время» (Заболоцкий 1995, с. 772). Породасогласилась потерпеть еще семь месяцев: 14 октября 1958 года Заболоцкого нестало.
Срокпервого инфаркта поэт ошибочно «передвинул» на год вперед: на самомделе это случилось 14 сентября 1954 года. Незадолго до резкого ухудшениясостояния сердечной мышцы стало ухудшаться зрение: «В конце 1951 — начале1952 у Заболоцкого обнаружилась болезнь глаз. Врачи определили туберкулезсетчатки, больного положили в клинику, выйдя из которой, он стал исправнопринимать огромные количества фтивазита и поливитаминов. Время от времени аккуратновырисовывал затемненное пятно, видимое при взгляде на белый лист бумаги»(Заболоцкий 1998, с. 464-465). 9
Кризиснаступил осенью 1954-го: «начались боли в сердце, ухудшилось зрение. С 5апреля по 26 мая 1954 г. Заболоцкий лечился в глазной клинике. В конце июняудалось съездить в Тбилиси на съезд Союза писателей Грузии. А 14 сентябряНиколая Алексеевича надолго уложил в постель тяжелейший инфаркт сердца.Положение было критическим, спасли уколы быстро приехавшего врача „скоройпомощи“. Два месяца пролежал он дома — сначала совсем неподвижно, потомпостепенно приучаясь к движениям» (Заболоцкий 1995, с. 618).
Загод до этого, в июле 1953 года, «Заболоцкие жили в Доме творчества вДубултах, занимая комнаты на третьем этаже особняка в глубине цветущего парка,совсем близко от песчаного пляжа» (Заболоцкий 1998, с. 476). «Однаждыон и А. Гидаш (1899-1980, венгерский поэт и прозаик) наблюдали опускающееся вморе солнце и фантастическое нагромождение облаков среди которых вдруг блеснулзелёный луч, по народной примете приносящий счастье. Стихотворение написано впоследнее лето жизни, в Тарусе» (Заболоцкий 2002, с. 710).
Такимобразом, увиденный в 1953 году зелёный луч, суливший, казалось бы, обретение«сердечной прозорливости», поэт ретроспективно осмысляет как предвестиетелесной катастрофы, связанной с инфарктом (сердце) и угрозой слепоты (зрение,глаза). Возможно, однако, абсолютный кризис и есть та точка совершенства, кудапопадает уже не сам герой, но его преемник — «дальний мой потомок»,обладающий в анализируемом стихотворении отчетливо «ницшеанскими»витальными характеристиками («духом молод, / Телом жаден и могуч»),усиленными экспрессией редко употребляемого глагола («В белоглавый прянетгород»).
Созданнаяпоэтом художественная модель драмы инициационного пути оказывается настолькоуниверсальной, что позволяет подключить не только биографические, но иполитические контексты, едва ли не обращение к эзопову языку. Встреча с АнталомГидашем 1958-го года могла не только напомнить об инфаркте 1054-го, но и спровоцироватьзапретные для советского поэта политические аллюзии: «Антал Гидашрассказывал, как после венгерских событий 1956 года он ездил на родину, какжестоко Советская армия подавила там антикоммунистическое восстание и кактяжело было ему подписывать коллективное письмо, осуждавшее это движение занезависимость Венгрии. Николай Алексеевич сочувствовал ему» (Заболоцкий1998, с. 505).
Список литературы
Блок1997 — Блок А.А. Полное собрание сочинений и писем в 20-и тт. Т. 3:Стихотворения. Книга третья (1907 — 1916). М., 1997.
Вагинов1991 — Вагинов К. Козлиная песнь: Романы. М., 1991.
Верн1993 — Верн Ж. Полное собрание сочинений: Серия I («Неизвестный ЖюльВерн»): В 29-и томах. Том 11: Зелёный луч. Замок в Карпатах. М., 1993.
Верн1994 — Верн Ж. Собрание сочинений: В 50-и томах. Т. 6: Зелёный луч. ЧернаяИндия. Малыш. М., 1994.
Гаспаров2000 — Гаспаров М.Л. Метр и смысл: Об одном из механизмов культурной памяти.М., 2000.
Герасимова& Никитаев 1991 — Герасимова А., Никитаев А. Хармс и «Голем» //Театр, 1991, № 11, 36-50.
Герасимоваб/г — Герасимова А. Подымите мне веки, или Трансформация визуального ряда у Н.Заболоцкого // www.umka.ru/liter/950425.html
Гете1957 — Гете Иоганн Вольфганг. Избранные сочинения по естествознанию. М. 1957.
Дьяков2003 — Дьяков, Л. Вятские годы Николая Заболоцкого. Редактор-составитель Н.И.Перминова. Киров, 2003.
Заболоцкий1995 — Заболоцкий Н.А. Огонь, мерцающий в сосуде… М., 1995.
Заболоцкий1998 — Заболоцкий Н.Н. Жизнь Н. А.Заболоцкого. М., 1998.
Заболоцкий2002 — Заболоцкий Н.А. Полн. собр. стихотворений и поэм. М., 2002.
Игошева1999 — Игошева Т.В. Проблемы творческой эволюции Н. А. Заболоцкого. Новгород,1999.
Кузмин- Кузмин М. Избранные произведения. Л., 1990.
Лермонтов1959 — Лермонтов М. Ю. Собрание сочинений: В 4-х томах. Т. 2: Поэмы. М.-Л.,1959.
Липавский1993 — Липавский Л. Разговоры // Логос, 1993, № 4, 7-75.
Лощилов1997 — Лощилов И. Феномен Николая Заболоцкого. Helsinki, 1997.
Лощилов2003 — Лощилов И.Е. «Царица мух» Николая Заболоцкого: буква, имя итекст // Алфавит-2: «Странная» поэзия и «странная» проза:Гротеск, нонсенс, абсурд в русской литературе. Смоленск, 2003 (в печати).
Лотман1980 — Лотман Ю.М. Роман А. С. Пушкина «Евгений Онегин»: Комментарий.М., 1980.
Македонов1987 — Македонов А. Николай Заболоцкий: Жизнь. Творчество. Метаморфозы. Л.,1987.
Перельман1976 — Перельман Я. И. Занимательная физика: Книга 1. М., 1976.
Роскина1980 — Роскина, Н. Николай Заболоцкий // Роскина, Н. Четыре главы: Излитературных воспоминаний. YMCA-PRESS, Paris, 1980, с. 61-98.
Седых1993 — Седых В. Такой неожиданный Жюль Верн // Верн, Ж. Полное собраниесочинений: Серия I («Неизвестный Жюль Верн»): В 29-и томах. Том 11:Зелёный луч. Замок в Карпатах. М., 1993, 271-279.
Силард2000 — Силард Л. Карты между игрой и гаданьем: «Зангези» Хлебникова иБольшие Арканы Таро // Мир Велимира Хлебникова: Статьи. Исследования (1911 — 1998). М., 2000, 294-302.
Соболев1988 — Соболев, Л. Собрание сочинений в 5-и т. Т. 3: Зелёный луч. Повесть.Статьи, воспоминания, дневники военных лет. Горные вершины. М., 1988.
Спицына1993 — Спицына Е. Стерлигов и обэриуты // Театр, 1993, № 1, 47-79.
Толстая1997 — Толстая Е. Д. Буратино и подтексты Алексея Толстого // Известия АН.Серия Литературы и Языка. 1997, том 56, №2, 28-39.
Хармс2000 — Хармс Д.И. Собрание сочинений: В 3-х томах. Т. 1: Авиация превращений.СПб, 2000.
Примечания
1 Для Заболоцкого, однако, символистское мифотворчество с самого начала(1920-1930-е годы) было «покушением с негодными средствами». И.Синельников вспоминает: «Помню, мы говорили, что если символисты бесплодномечтали о создании мифов, то „Торжество Земледелия“ приближаетосуществление этой идеи» (Заболоцкий 1995, с. 101). Уже для футуристов,пришедших на смену символизму теургического склада, характерна«демонстративная переориентацией на низовую культуру, на субкультуру,неглижируемую „высокой эстетикой“» (Силард 2000, с. 296-297).Альтернативой символистской «беспочвенности» был для Заболоцкого опытХлебникова, с его изысканным неопримитивизмом и «голыми глазами».
2 Представляется уместным сопоставление символики зелёного цвета состихотворением Арсения Тарковского:
Былдомик в три оконца
Втакой окрашен цвет,
Чтодаже в спектре солнца
Такогоцвета нет.
Онбыл ещё спектральней,
Зелёныйдо того,
Чтоя в окошко спальни
Молилсяна него.
Яверил, что из рая,
Каксамый лучший сон,
Оттенкане меняя,
Переместилсяон.
Понынедомик чудный,
Чудесныйи чудной,
Зелёный,изумрудный,
Стоитпередо мной.
Иставни затворяли,
Ноиногда и днём
Начём-то в нём играли
Ичто-то пели в нём,
Аночью на крылечке
Прощались,и впотьмах
Затепливалисвечки
Вбумажных фонарях
(Тарковский1982, с. 270).
3 Согласно Стерлигову, испытавшему влияние обэриутов, пластическая форма вискусстве возникает как «результат взаимодействия окружающей и окруженной(внутренней) геометрии, их таинственной связи» (Спицина 1991, с. 77). Ср.перевод коллизии из визуальной сферы в вербальную в романе Константина Вагинова«Козлиная песнь»: «Художнику нечто задано вне языка, но он, раскидываяслова и сопоставляя их, создает, а затем и познает свою душу. Таким образом вюности моей, сопоставляя слова, я познал вселенную и целый мир возник для меняв языке и поднялся от языка. И оказалось, что этот поднявшийся от языка мирсовпал удивительным образом с действительностью» (Вагинов 1991, с. 86).
4 Герои жюль-верновского романа братья Мелвиллы отличаются весьма специфическимилитературными пристрастиями: «Сэм и Сиб постоянно пересыпали свою речьцитатами из сочинений известного владельца замка Эбботсфорд (имеется в видуВальтер Скотт — И.Л.), но всё же отдавали предпочтение поэмам Оссиана, которыезнали почти наизусть. Впрочем, кто посмел бы упрекнуть этих уроженцев страныФингала и Вальтера Скотта в столь невинных пристрастиях?» (Верн 1993, с.9). Склонность героев романа во всех случаях «жизни» декламироватьоссианические стихи Джеймса Макферсона (1736 — 1796) может служить косвеннымаргументом в пользу генетической связи романа и одноименного стихотворения,принадлежащего перу поэта, написавшего в 1946 году: «Читайте, деревья,стихи Гезиода, / Дивись Оссианновым гимнам, рябина »(Заболоцкий 2003, с. 212).
5 Именно здесь, в композиционном центре, локализовано косвенное указание надревнейшее представление о Солнце как об органе зрения Божества, Имя которогоохраняется табу: «Заходящим оком кто-то /Луч зелёный мне метнет»(курсив мой — И.Л.) Ср. «орфический» образ из стихотворения 1957года: «Мир подобен арфе многострунной: / Лишь струну заденешь — и тотчас /Кто-то сверху, радостный и юный / Поглядит внимательно на нас»(«Медленно земля поворотилась...», Заболоцкий 2002, с. 409; курсивмой — И.Л.).
6 Ценнейшая информация, подтверждающая эстетический интерес молодого Заболоцкогок эзотерической символике Таро, содержится во фрагменте из телеочерка Л.Дьяконова «О прожитом и пережитом» (Киров, 1988). Описываяленинградское жилище Заболоцкого в 1928 году, двоюродный брат поэта говорит:«Запомнил на стене множество рисунков. Я бы сказал такогоэкспрессионистического стиля. Запомнил даже подпись под одним — »Юстиция". В какой-то мере пророческая подпись" (Дьконов 2003,с. 61). Не дошедшие до нас рисунки поэта, бравшего уроки рисунка у самого ПавлаФилонова, изображающие «каких-то уродцев» упоминает и М. Синельников (нашуинтерпретацию см. в Лощилов 1997, с. 177-180). Несомненно, Леодниду Дьяковузапомнился рисунок по мотивам изображения на VIII карте Великих Арканов Таро — Правосудие (La Justice).
Ср.,например, стихотворение «Звёзды, розы и квадраты» или образкота-висельника из столбца «На лестницах», несомненно восходящие ксимволике Таро. Ср. также словосочетание Великий Летатель Книзу Головой изпоэмы «Безумный волк».
7 В поэме «Птицы» (1933) конфигурации облаков в вечернем небе словнобы «случайно» совпадают с априорными образами, предстоящими сознаниюв модусе архетипов трансформации:
За большим вечереющим лесом
селосветлое солнце. Лучи из-за края земного
чутьдолетают до облак. Верхушки вечерних деревьев
вкрасном сиянье стоят. Облаков золотые фигуры,
тихоколеблясь и форму свою изменяя,
медленнодвижутся в воздухе. Вон голова исполина,
вонвоздушная лошадь. За нею три облака, слившись,
Лаокоонаприняли форму. А там, возле леса,
движетсяоблачный всадник, и ветер ему отделяет
головус правой рукой и на запад тихонько относит.
Дурочка, что ты? Быть может,
хочешьсказать мне что-нибудь? Нет? Посмотри-ка на небо,
видишь- как летят облака? Мы с тобою, малютка,
тоже,наверно, два облачка, только одно с бородою,
слегким другое крылом — и оба растаем навеки.
(Заболоцкий2002, с. 386-387.)
8 Дионисийский миф и метафизика смерти/воскресения тесно связана у Заболоцкого спредставлением о природе поэтического. Приводя Наталии Роскиной свою жену вкачестве примера «образцового читателя», Заболоцкий говорил: «АЕкатерина Васильевна любит все мои стихи. Для неё каждое мое стихотворение — воскресение» (Роскина 1980, с. 83).
9 Это вынужденное странное занятие не могло не напомнить о годах дружбы сНиколаем Макаровичем Олейниковым и философических разговоров 1933-1934 годов,которые велись в обэриутском кругу. Олейников, назвавший свет, цвет и оптикусреди интересующих его предметов (Липавский 1993, с. 7), «считал себязнатоком эндоптического зрения. Его занимало то что делается у него в глазу. Оннаблюдал пятна или помутнения, искры и волокна. Пятна плывут группой медленнона границе поля зрения, пока не пропадают. Искры совершают непрерывноедвижение, как туча мошек вечером перед хорошей погодой. Волокна крупны, онибледны и неподвижны. Есть еще другие волокна, крупнозернистые, они похожи наводоросли или морские животные. Н. М. на основании различия движения этих телеци их размеров (он вычислил их), устанавливает, что видит человек в своем глазу.Он считает также, что пятна находятся довольно далеко от дна глаза, это сгусткив стекловидном теле, они поворачиваются вместе с глазом и уплывают из-застремления уловить их в центр зрения. Искры или светлые точки, наоборот,обладают самостоятельным движением» (Липавский 1993, с. 13). Обособенностях и аномалиях зрения в поэзии Заболоцкого см. также Герасимова б/г иЛощилов 1997.
Список литературы
Дляподготовки данной работы были использованы материалы с сайта www.litera.ru