О «Письмах римскому другу» в украинскомпереводе
А.Титов
ИосифБродский
Письмаримскому другу (из Марциала)
Нынчеветрено и волны с перехлестом.
Скоро осень, все изменится в округе.
Сменакрасок этих трогательней, Постум,
чем наряда перемена у подруги.
IосiфБродський
СергiйЗлючий
Листидо римського друга
(iзМарцiала)
Хвилядужчає i вiтер чи не свище.
Скороосiнь, все мiниться швидкоплинно.
Змiна,Постуме, цих фарб розчулить швидше,
анiжподруги убору перемiна.
Воригинале перед «и» нет запятой. Формально это не совсем правильно.Если «ветрено и холодно», тогда запятая не нужна. Без запятой«волны с перехлестом» становится тоже названием вида погоды,проявлением почти не называемого в русском языке личного начала. В переводеэффект смягчен, и запятая не нужна. В оригинале (кажется мне?) соединеныодушевленное-везде-сущее («ветрено») и конкретно-вещественное(«волны с перехлёстом»). Обычные для читателя русской лирикиассоциации заданы словами «осень», «изменение»,«округа» — и построен мост от времени — через указание на изменение — к пространству и кругу, повторению. Всё это утрачено в переводе.
Нослово «трогательней» диссонансом звучит в оригинале! Времена и стихии- и старческая немощь и умиление, когда переодевается подруга? Перевод(«розчулить») точен, но мне слово «трогательней» (кточтокого «трогает»??) не нравится — оно, в отличие от«розчулить», ВНЕ разговорной речи.
Впоследней строке автор и вслед за ним переводчик одинаково бредут пошатываясь,переставляя слова.
Деватешит до известного предела -
дальше локтя не пойдешь или колена.
Скольже радостней прекрасное вне тела:
ни объятья невозможны, ни измена!
Дiватiшить до вiдомих меж, властиво,
трохилiктя чи колiна — вся розрада.
Тожвiдраднiше прекрасне поза тiлом:
нiобiйми неможливi, анi зрада.
Сразувидно, как переводчик выпрямил ритм, СОХРАНИВ МЕТР.
Воригинале ясно видны извив и пританцовывание. В оригинале сомнительноесоседство «стней», «сное»; «ни-не-ни-и» — шелести путание звуков. Определенная, жесткая рифмовка «розрада — зрада»своей «военной» и тревожной («зрада» — гораздо болеепредательство, чем адюльтер), «мужественной» ассоциацией продолжаютиронию первых двух строк. Переводчик подготовил переход к дальнейшей речи ожизни и о власти, а в оригинале довольно жеманно звучащие (кроме самого начала)катрены отделены знаком "---", и в самом деле там катрены«висят».
Посылаютебе, Постум, эти книги.
Что в столице? Мягко стелют? Спать не жестко?
Кактам Цезарь? Чем он занят? Все интриги?
Все интриги, вероятно, да обжорство.
Надсилаютобi Постуме, цi книги.
Щов столицi? Замiсть справи лише жести?
Яктам Цезар? В чому клопiт? Все iнтриги?
Всеинтриги i, напевно ж, ненажерство.
Первое«е» в слове «ненажерство» звучит как русское «э».«Напевно» — это скорее «наверняка», чем«вероятно». Всякое указание на постель устранено. Введенотрадиционное устойчивое противопоставление дела и жеста. При этом достало силна игру слов: «жестко- жесты» :) Заключительное«ненажерство» звучит жестко и определенно, вся строфа — как вердикт.Чтобы убрать те же реверансы ритма, переводчик даже убрал запятую в обращении!
Слово«занят» имеет школьно-официально-канцелярский привкус, а «Цезарьзанят», в сущности, странное выражение. Мы говорим такое, не замечая егостранности. «В чому клопiт» — о чём (в столице) хлопоты — у всех, нетолько у Цезаря — но по-украински резче и определеннее, чем по-русски(«клопiт» единственного числа мужского рода — какая-то единственнаязабота, от которой шалеют все).
Ясижу в своем саду, горит светильник.
Ни подруги, ни прислуги, ни знакомых.
Вместослабых мира этого и сильных -
лишь согласное гуденье насекомых.
Ясиджу в своїм саду, горить свiтильник.
Часнi подруг, нi знайомих не закине.
Замicтьницих цього свiту ачи сильних -
лишестишене дзижчання комашине.
Сэтой строфы многие начинали чтение Бродского. Она совсем родная, она стоитэпиграфом к «Жизни насекомых» В. Пелевина. Очарование её сохранено,но звучание другое. В последней строке сжатие, сужение пространства,произнесение сквозь зубы вместо согласия, простора, раздольного гудения,которые показаны в оригинале. «Лишь» имеет элегический оттенок,«лише» — разговорный, спешащий. Элегическая же инверсия «мира этого»устранена! В переводе чётко и твердо: этого мира. В переводе появляется темавремени, как бы компенсируя её ослабление в переводе первой строфы. «Часнi подруг, нi знайомих не закине» — концентрированная, уверенная речь.
Удалосьизбавиться от биологического термина «насекомых».
Здесьлежит купец из Азии. Толковым
был купцом он — деловит, но незаметен.
Умербыстро — лихорадка. По торговым
он делам сюда приплыл, а не за этим.
Тутлежить купець iз Азiї. Тямущим
бувкупцем вiн — дiловий, та без гонитви.
Вмеродразу: лихоманка. Та по сущих
справахторгу приїздив, а не за тим вiн.
Впоследней строке (а переводчик — и в предпоследней) оба еле выпутываются изслов. Но переводчик исправил неудачное слово. «Незаметен» плохосвязывается с образом купца. «Без гонитви» («деловой, и безбазара», «без вранья, обмана») — лучше. Скажут ли в обычной речиименно так: «деловит, но незаметен»?
Вернемсяк названию стихов. «Письма» во множественном числе, и у Бродскогоотделены не только первые два катрена. Переводчик убирает разделения катренов истроит непрерывное развитие темы и непрерывный ряд чувств, делает стихиэкспрессивнее, чем в оригинале. Переводчик убирает также «песенные»отступы чётных строк, ведь кипарис — траурное дерево — ровный и строгий: )
Рядомс ним — легионер, под грубым кварцем.
Он в сражениях империю прославил.
Сколькораз могли убить! а умер старцем.
Даже здесь не существует, Постум, правил.
Порядз ним легiонер — пiд грубим кварцем.
Вiнзвитягою iмперiю прославив.
Сторазiв могли убити! Скiнчив старцем.
Отже,Постуме, i тут бракує правил.
Втораястрока не так официальна. «Звитяга» — это не торжественное«сражение».
Переводчикисправляет ", пстм,", которые в оригинале везде путаются под ногами,заполняя слоги:
Дажездесь не существует, Постум, правил. — «пст пр»
Посылаютебе, Постум, эти книги.
Идаже:
Пустьи вправду, Постум, курица не птица — кто здесь курица?: )
(Вдобавокв оригинале было «пст-вп-пст-ц-ц»)
«Постуме»Злючого звучит спокойнее и определеннее.
Последняястрока в переводе — спокойная констатация, без примеси удивления.«Отже» близко к «итак».
Пустьи вправду, Постум, курица не птица,
но с куриными мозгами хватишь горя.
Есливыпало в Империи родиться,
лучше жить в глухой провинции у моря.
Хай,i справдi, курка, Постуме, не птиця.
Таза курячу тямущiсть хапнеш горя.
Щовже трапилось в iмперiї зродиться,
кращежить в глухiй провiнцiї, край моря.
Глушь,край, уже состоявшийся случай как неожиданность, а не как вольнопред-полагаемый жребий. Интересно, что после «пусть» в переводезапятая — а и самом деле, «пусть (будет) и вправду (?)» — что этозначит? В переводе звучит беспокойство и досада, и всё-таки в конце «уморя» -«край моря» — сохранён перевод взгляда в открытоепространство.
Иот Цезаря далёко, и от вьюги.
Лебезить не нужно, трусить, торопиться.
Говоришь,что все наместники — ворюги?
Но ворюга мне милей, чем кровопийца.
Iвiд Цезаря далеко i вiд хуги.
Шапкуватьне треба, скнiти, поспiшати.
Нарiкаєш,що намiсники злодюги?
Тазлодюги, по менi, мiлiшi ката.
Метафорическую«вьюгу» заменили на возможную на Аппенинах наледь, промозглость.Убрали лишние, по-моему, намеки на Москву и Крым. Хотя «вьюга» — тоженемного «пушкинская» ассоциация, но не уверен, что она здесь нужна.
«Кат»(«палач,мучитель») определеннее и жёстче «кровопийцы».
Затоиспортили рифму.
Этотливень переждать с тобой, гетера,
я согласен, но давай-ка без торговли:
братьсестерций с покрывающего тела -
все равно что драхму требовать от кровли.
Збутичас, гетеро, поки задощило,
разомзгоден я, та нумо, без торгiвлi,
босестерцiй брати з тiла, що покрило,
всеодно що дранку дерти iз покрiвлi.
Строкиперевода видимо более сжаты (тоже при сохранении метра), подтянуты, в нихменьше простора («ээтот», «лиивень»,«соглаасен»),и больше хотения, более отрывистое начало. В украинском языке не приживаютсяпричастия — ну что это за «покрывающее тело.» Хороша замена на«дранку» и «драть» вместо «требовать».Вслушайтесь в этот незаметный бред: "- требовать -от -кровли"!Кажется мне, что и у Бродского сначала было «дранку требовать», а не«драхму». То одна денежная единица, то рядом другая. Возможно, воригинале замененное слово, потому что дранка на стенах под штукатуркой, а нена крыше.
Протекаю,говоришь? Но где же лужа?
Чтобы лужу оставлял я — не бывало.
Вотнайдешь себе какого-нибудь мужа,
он и будет протекать на покрывало.
Протiкаю,кажеш? Цур, та де калюжа?
Щобкалюжу залишав я — не бувало!
Вiднайдешсобi якого-небудь мужа -
осьтектиме тобi хто на покривало.
«Цур,та де» звучит куда веселее, чем драматическое «но где же»,сообразно насмешливому духу текста.
Обратитевнимание, как с виду непринужденно достигается лексическое и ритмическоесоответствие текстов. «Вiднайдеш» — это не «вот найдешь».Грамматические структуры последних строк совсем разные.
Воти прожили мы больше половины.
Как сказал мне старый раб перед таверной:
«Мы,оглядываясь, видим лишь руины».
Взгляд, конечно, очень варварский, но верный.
Отi ми життя здолали половину.
Яксказав похилий раб коло таверни:
«Озираючись,ми бачим лишь руїни»,
Погляд,справдi, надто варварський, та певний.
Неуверен в естественности слова «лишь» в переводе. «Лише»?
Неуверен в естественности слова «таверна» и в оригинале, и в переводе.Латинское ли слово «таверна»? Это вроде как если наши забегаловкиназывать тавернами.
Былв горах. Сейчас вожусь с большим букетом.
Разыщу большой кувшин, воды налью им...
Кактам в Ливии, мой Постум, — или где там?
Неужели до сих пор еще воюем?
Буву горах. Нинi пораюсь з букетом.
Розшукаюдовгий глек, води наллю ним.
Яктам в Лiвiї, мiй Постуме, — чи де там?
Невжедосi там таки iще воюем?
Переводчикустранил повтор: «большой»-«большой». Вдобавок слово«довгий» имеет временной смысловой оттенок и обогашает текст ассоциациями.В оригинале две только что прочитанных Вами строфы отделены от других, формируязаконченный злободневный отрывок. В переводе этот эффект смягчен.
Помнишь,Постум, у наместника сестрица?
Худощавая, но с полными ногами.
Тыс ней спал еще… Недавно стала жрица.
Жрица, Постум, и общается с богами.
Пам'ятаеш,у намiсника сестриця?
Худорлява,але з повними ногами.
Тище спав iз нею… Нинi вона жриця.
Жриця,Постуме, й спiлкуеться з богами.
Какмы уже говорили, переводчик устраняет назойливость повторов невнятнопроизносимого ", Постум,".
«Худощавая»в русской обычной речи почти не встречается, «худорлява» в украинскойвстречается. Обратите внимание на неблагозвучность и лишние ассоциации вконцовке «щавая».
Приезжай,попьем вина, закусим хлебом.
Или сливами. Расскажешь мне известья.
Постелютебе в саду под чистым небом
и скажу, как называются созвездья.
Приїзди.Є хлiб. Вино чека на тебе.
Силаслив. В твоїх вiстях омию зiр я.
Постелютобi в саду супроти неба,
розповiм,як називаються сузiр'я.
Первоеместо, где перевод видимо неточен. Зато он ярок и торжествен — сравните:«попьём-закусим». Переводчик позволяет себе здесь говорить своимисловами и «во весь голос», и это оправданно в кульминационномпереходе от темы любви к темы смерти.
Второе«расскажу» Бродский наверняка заменял на «искажу», чтобы небыло повтора. Эта шероховатость в переводе устранена. «Чистое небо»как ни крути, а штамп.
Появиласьэкзальтация, которая вряд ли хорошо подходит к этим стихам.«Попьём-закусим», наверно, всё-таки лучше. У Бродского волны как быдвижутся подо льдом, не прорываясь так явно наружу.
Скоро,Постум, друг твой, любящий сложенье,
долг свой давний вычитанию заплатит.
Заберииз-под подушки сбереженья,
там немного, но на похороны хватит.
Скородруг твiй, що так любить додавання,
вiднiманнюборг свiй, Постуме, заплатить.
Забери-нопiд подушкою останнє.
Хочнерясно, та на похорон там хватить.
Аздесь в переводе «Постуме» переставлено, но всё равно выглядит какзатычка.
Поезжайна вороной своей кобыле
в дом гетер под городскую нашу стену.
Дайим цену, за которую любили,
чтоб за ту же и оплакивали цену.
Вiдправляйсьна воронiй своїй кобилi
вдiм гетер попiд мiськую нашу стiну.
Дайїм цiну, за яку колись любили,
щобза тую i оплакували цiну.
Почтиподстрочник. Добавлено «когда-то» (любили). Интонация (ипространство) по требованию самого языка получились более сконцентрированными исжатыми («поезжай» — «вiдправляйсь»,«город»-«мicто»).
Зеленьлавра, доходящая до дрожи.
Дверь распахнутая, пыльное оконце,
стулпокинутый, оставленное ложе.
Ткань, впитавшая полуденное солнце.
Зеленьлавра наливається до дрожу.
Дверiнавстiж, запорошене вiконце.
Кинутийстiлець, опорожнiле ложе.
Утканинi — полуденне спите сонце.
Воригинале нагромождение причастий («щая», «тая, „тый“,»«енное», «вшая», «енное»). Может, ктоусмотрит внутреннюю (нюю) рифму «енное»-«енное», но лучшене надо: ) И что такое, скажите на милость, «покинутый стул»?? Тожекакие-то замены синонимов: «покинутый»-«оставленное»?
Всёэто в переводе исправлено, речь стала естественнее и яснее, однако при этомпотерялась спокойная размеренность последней строки. Перебой ритма в третьейстроке, наоборот, создал ощущение беспокойства.
Понтшумит за черной изгородью пиний.
Чье-то судно с ветром борется у мыса.
Нарассохшейся скамейке — Старший Плиний.
Дрозд щебечет в шевелюре кипариса.
Понтшумить крiзь огорожу чорних пiнiй.
Чийсьвiтрильник з вiтром б'ється коло мису.
Норозсохлому ослонi — Старший Плiнiй.
Дрiздщебече у чупринi кипарису.
Первое,что заметим — это насколько «чуприна» лучше одеколонно-парикмахерской«шевелюры»! К тому же если вспомним, как верхушки кипарисов ШЕВЕЛятсяот ветра, то увидим манерность. «Судно» — мореходный термин, а«вiтрильник — вiтер» не повтор, а как бы знак ощущениясамотождественности мира, принятия ( вiтрильник з вiтром — а с чем же ещё? — жизнь со смертью).
Мы держим в руках оба текста, и нас не оставляет ощущениеих равновесности, равноценности. Почему удалось НАСТОЛЬКО естественно и с видунепринужденно восстановить текст Бродского в украинском языке?
У обоих текстов хватает формальных достоинств инедостатков. И всё же текст на украинском языке кажется восстановленныморигиналом. Наверняка многим знакомо ощущение пресности, «уклончивости»текста при возврате к русскому языку после работы с украинским, сербским…
А тот ли это язык? Русский, к которому мы обращаемся? Вкакой мере он был пригоден для поэзии Бродского?
Бродский ортогонален официальности, в том числе иофициальности языка. Еще пример стихов про старость: «и уже седина стыдномолвить, где» — здесь слово «молвить» употребляется почтинеправильно, не литературно. Бродский расшатывает язык.
И дело здесь не в том, что Бродский еврей, а не русский.Язык, «просоченный» канцеляритом приказной избы 17 века, языкниколаевской и советской школы, конечно же, не дорог никому, и Бродскому темболее. Рискну утверждать, что то, на чём мы говорим и здесь пишем — это продуктРАЗЛОЖЕНИЯ (а возможно — упрощения) какого-то, в прошлом(?) действительномогучего, языка, или же явления, для которого слово «язык» малоподходит. Например, в украинском языке есть слово «мова» :)
Многие тексты, которые нам присылают, страшнонесовременны. С другой стороны, лучшие новые литераторы как бы обходят временацарского и советского официоза, наследуя традиции народного творчества,используя опыт иностранных литератур. Но об этом речь пойдет в следующихстатьях, посвященных текстам современников.
Список литературы
Дляподготовки данной работы были использованы материалы с сайта www.litsovet.ru/