Архангельская А. В.
Литературапериода Смуты, с одной стороны, привнесла новые черты в русский литературныйпроцесс и таким образом вполне органично встраивается в начало «переходного»XVII столетия, а с другой стороны – вполне продолжает целым рядом чертсуществовавшую ранее традицию. Как мы увидим дальше, такими сложными идвойственными были практически все литературные произведения первой половиныXVII столетия. Процесс жанровой трансформации древнерусской литературыначинался не извне и не столько был связан с западным влиянием, сколькооказался первоначально исподволь спровоцированным внутренними закономерностямилитературного развития.
Кновым чертам литературы Смутного времени следует, несомненно, отнести появлениевиршеписания. Это предшествующие силлабике вирши, в которых пока еще нетупорядоченности ни в количестве слогов, ни в количестве ударений в строке. Отом, что это все-таки стихи, можно судить, пожалуй, только по наличию рифмы(практически всегда парной, довольно часто – глагольной). Первоначально такиестихи, получившие название «досиллабических виршей» (от польскогоwiersz – стих) складывались на Украине. Возможно, один из самых ранних примеровтаких стихов – краткие вирши Герасима Смотрицкого, прилагаемые к ОстрожскойБиблии, напечатанной Иваном Федоровым в Остроге в 1581 г. Российско-польскиеконтакты в эпоху Смутного времени способствовали чрезвычайно интенсивномупроникновению досиллабических виршей из Украины (находившейся в то время подвластью Польско-Литовского государства) на Русь. Вирши могли представлять собойсамостоятельные произведения, но по большей части входили в состав традиционныхпрозаических (чаще всего риторических, ораторских или публицистических)произведений.
Д.С.Лихачев отмечал в свое время, что новаторской чертой периода начала XVIIстолетия следует считать открытие литературой человеческого характера –характера не только общественно значимого, но и обычного человека, рядового,иногда даже заурядного, современника. Еще в XVI в., по мнению исследователя, висторических произведениях появляются два противостоящих традиции признака:единство точки зрения и единство темы (и то и другое – в отличие от принциповформирования летописных сводов, принципиально писавшихся разными летописцами,продолжавшими труд друг друга). Так появляются тексты, посвященные весьмаограниченному историческому периоду или даже одному лицу.
Ктрадиционным чертам литературы эпохи Смуты следует отнести идейную направленность,тематику, проблематику, жанровые характеристики и большую часть стилистическихчерт произведений этого времени. Обратимся непосредственно к текстам.
Произведенияо Смуте могут быть разделены на две группы. К первой относятся тексты, которыевозникли до избрания на престол Михаила Романова. Они представляют собойнепосредственный отклик на события. Их основная цель может быть определена какагитационная, в связи с чем сами произведения могут быть включены в группупублицистических. Во вторую группу входят тексты, написанные уже по окончаниисамого Смутного времени и представляющие собой попытку исторического осмысленияпроисшедшего. И те, и другие апеллируют к древнерусской традиции, но, какправило, к разным ее аспектам.
Осенью1606 г., когда войска Болотникова подступали к Москве, была сочинена«Повесть о видении некоему мужу духовну», в основу которой положенасюжетная схема видения. Рассказывается о некотором жителе Москвы, который«в тонком сне» увидел, как Богоматерь, Иоанн Предтеча и святые угодникив Успенском соборе Московского Кремля молили Христа пощадить русскийправославный народ, страдающий от ужасов Смуты. В соответствии с традицией,восходящей к проповедям Серапиона Владимирского, беда Московского государствасвязывается с тем, что народ закоснел в грехах. Христос, тронутый слезамиБогородицы, говорит ей, что необходимым условием прощения русского народа иоблегчения его участи является полное и искреннее покаяние. После этого один изсвятых обращается к сновидцу со словами: «Иди и поведай, угодниче Христов,яже видел еси и слышал». Оставшийся безымянным «муж духовен»рассказал о видении протопопу Благовещенского собора Московского КремляТерентию, который приказал написать об этом событии повесть и отдал еепатриарху, а также рассказал царю.
Жанрвидений был чрезвычайно распространен в это время. Участники виденияварьируются: это может быть Богородица, Христос, «пречудная жена» всветлых ризах и с иконой в руках, местные святые покровители (например,устюжанину Григорию Клементьеву являются патроны Устюга Великого Прокопий иИоанн Устюжские). Точно так же по-разному обозначаются и необходимые дляспасения условия: может говориться о необходимости покаяния, поста и молитвы,строительства церкви. В нижегородском предании говорится о том, что вновопостроенной церкви на престоле следует поставить незажженную свечу иположить чистый лист бумаги. Прощение же будет ознаменовано тем, что«свеща возжена будет от огня небесного, и колокола сами воззвонят, а набумаге будет написано имя, кому владети Российским государством».
Исследователиэтой группы произведений неоднократно отмечали присущую им бытовуюконкретность. Как и ранее, большую роль играют бытовые детали, с наибольшейвероятностью свидетельствующие о достоверности рассказываемого. Так, в одном измосковских видений поименно называются в качестве свидетелей чуда «6человек сторожей из овошново ряду».
Ещеодним популярным в эпоху Смуты жанром были агитационные грамоты и«отписки», соединяющие в себе литературные формы и формы деловойписьменности.
Между1610 и 1612 гг. неизвестным автором была написана «Новая повесть опреславном Российском царстве и великом государстве Московском» — своеобразный публицистический манифест, призванный поднять дух народа,пробудить патриотические чувства и вдохновить на борьбу. В тяжелых условиях,когда многие богатые, знатные и властные люди предали Русь и поддерживаютполяков, автор обращается ко «всяких чинов людям, которые еще душ своих отБога не отвратили, и от православной веры не отступили, и в вере заблуждениямне следуют, а держатся благочестия, и врагам своим не предались, и вбогоотступную их веру не совратились, но готовы за православную веру стоять докрови». Православная вера и русская Церковь во главе с патриархомГермогеном для автора – единственный оплот, мощная и непобедимая сила, которуюне в состоянии сломить никакое войско. Р. Пиккио писал об образе патриархаГермогена в «Новой повести…»: «Против Польши с ее заносчивымгуманизмом, Польши, несшей литературу, питаемую латинской традицией и ужеоплодотворенную встречей с Возрождением, старая Русь выставляет фигуруверховного священнослужителя, уверенная в том, что его святые слова, лишенныесветского блеска, но пылающие библейской страстью, сумеют породить вправославном народе незатихающее эхо». «Новую повесть…» Пиккиосчитал памятником, наиболее полно и целостно донесшим до нас духовное состояниерусского общества того времени, имевшего твердое намерение противопоставитькатолическому Западу крепость своей собственной, самобытной и высоко-духовнойлитературной традиции.
А.С.Демин, занимавшийся образным строем «Новой повести…», отмечал, что ееавтор «был склонен оперировать сдвоенными, противоречащими,взаимодополняющими категориями, объединять контрастные черты в обликеперсонажей». Таков, например, польский король, который, предвкушая полныйи окончательный захват России, одновременно демонстрирует и свою радость, исвою злобность. От злобы король дергался, вскакивал, «кипел удами»,напоминал «лютаго и свирепаго и неукротимаго жеребца», которыйхрапит, рвется из уздечки и готов всякого сбросить в «неисходныйров». С другой стороны, неоднократно сообщается о признаках сердечнойрадости (при использовании традиционной формулы «возрадовася в сердцысвоем» и ее синонимических вариантов). В результате, как считает А.С.Демин, «высказывания о „кипящих“ движениях злобы и сердечныхпроявлениях радости при сложении семантически не взаимоуничтожались, асоздавали некое единое, „среднее“ смысловое целое, переходное междудвумя крайностями, в рассказе о короле, который в радости не затихает, но и взлобе не устремляется куда-то, а, в результате, от чувств „кипит“ наместе, еле сдерживается».
Такуюже двойственность А.С. Демин замечает и у других персонажей «Новойповести», и даже у самого ее автора. Говоря о тех, кто теперь служитпольскому королю, автор надеется на еще оставшееся в них тайное желание «снами же за веру стояти». Говоря о врагах, он уповает на то, что хотя быкто-то из них «мягок и жалостлив сердцем». Наконец, говоря о себе, ончестно признается в том, что сам служил полякам и теперь ими «зелопожалован».
В«Новой повести…» используется рифмованная речь, являющаяся одним изспособов характеристики персонажей. Так, один из присягнувших польскому королюбояр, казначей Федор Андронов описывается так: «ни от царских родов, ни отбоярских чинов, ни от иных избранных ратных голов; сказывают, что отсмердовских рабов. Его же, окаянного и треклятого, по его злому делу недос-тоит его во имя Стратилата (св. Федора Стратилата, небесного покровителяФе-дора Андронова), но во имя Пилата назвати, или во имя преподобнаго, — но воимя неподобнаго, или во имя страстотерпца, — но во имя землеедца, или во имясвятителя, — но во имя мучителя, и гонителя, и разорителя, и губителя верыхристианьския»
В1612 г. создается «Плач о пленении о конечном разорении превысокого ипресветлейшего Московского государства». Текст писался в то время, когдаМинин и Пожарский уже собирали земское ополчение, но Москва еще находилась вруках поляков и никто не мог предсказать исход грядущей тяжелой икровопролитной борьбы (т.е. до осени 1612 г.). И название памятника, и егостилистика возвращает читателя к древнерусской риторической традиции, к«общим местам» агиографической и проповеднической литературы.Традиционную житийную формулу напоминает риторический вопрос, с которогопроизведение начинается: «С чего начнем оплакивать, увы! такое падениепреславной, ясносияющей, превеликой России? Какой источник наполнит пучину слезрыдания нашего и стонов?» «Плач» представляет собой попытку датьподробное изложение событий последних лет, начиная с появления первогосамозванца, «предтечи Антихриста», «сына тьмы», а такжеприглашение задуматься не только о последствиях, но и о причинах Смуты. И здесьопять же, как и древне-русские проповедники эпохи татаро-монгольского нашествия(например, Серапион Владимирский), автор «Плача…» усматривал причиныбедствий, обрушившихся на Русскую землю, не только в мощи, коварстве ивероломстве внешних врагов, но и в повреждении нравов русских людей, забывшихБога и погруженным в многочисленные пороки, уподобившихся жителям древнихгородов Содома и Гоморры: «Правда в человецех оскуде и воцарися неправда…и обнажися злоба, и покрыхомся лжею».
В10-е годы XVII в. келарем Троице-Сергиева монастыря Авраамием Палицыным былонаписано «Сказание» — один из самых известных и популярных памятниковлитературы Смутного времени. Текст «Сказания» несколько разперерабатывался в период между 1611 и 1620 гг. и в общей сложности насчитывает77 глав. В центре повествования – знаменитая осада Троице-Сергиева монастыря,рассказ доведен до Деулинского перемирия 1618 г. Историки довольно высокоставят этот текст за его скрупулезную фактографичность, филологи обращаютвнимание на особое чутье Палицына к современным ему новаторским тенденциям влитературе (отмечая, в частности, использование в «Сказании»досиллабических виршей).
Пытаясьвскрыть причины Смуты, Авраамий Палицын говорит о всеобщем падении нравов иподчеркивает социальные противоречия предшествующего периода. Упоминаетсястрашный голод, который случился при Борисе Годунове и в результате которогоумерло огромное количество народа: потом выяснилось, что амбары богачейломились от огромного количества скрываемого от людей хлеба. Богатые непощадили своих людей, поэтому наши враги не пощадили нас.
Ещеодна причина Смуты – это, по мысли Палицына, превращение Борисом Годуновымсамодержавия в самовластие. Публицист осуждает царский произвол и связанное сним слепое повиновение монарху его советников, призванных управлятьгосударством. Впрочем, еще более, чем самовластие царя, Палицына страшитсамовластие народа.
Однаиз важных для Авраамия Палицына проблем связана с темой власти и отношением кновой царской династии. Для современников Смута означала еще и кризиссамодержавия, падение законной династии (той самой, идеологическое обоснованиевладельческих прав которой было закреплено в многочисленных памятниках XVIстолетия). Воплощением этого общественного неблагополучия стало событие, дотого времени невиданное – появление на престоле «лжецарей»,самозванцев. В результате перед публицистами (и перед Авраамием Палицыным, вчастности) вставала необходимость примирить принципы наследственной иизбирательной монархии и учесть роль народного волеизъявления при избраниипретендентов на царство. Палицын пишет о том, что народное единодушие в вопросевыбора царя – неоспоримое свидетельство богоизбранности именно этогопретендента, орудие Божественного промысла. Царь Михаил Романов – государь,«Богом дарованный … прежде рождениа его от Бога избранный и из чреваматерняя помазанный». Ему противопоставлен в «Сказании» ВасилийШуйский, который воцарился не по Божьей воле, а лишь по «хотениюсердец» и именно поэтому не смог получить всенародного признания.
В«Сказании» Авраамия Палицына отчетливо ощущается биографическая,мемуарная составляющая. Как известно, его деятельность не была полностьюбезупречна, одно время он служил Лжедмитрию II. И вот теперь он стремитсяобелить свою репутацию, преувеличить собственную значимость, подробнорассказывая о своей поездке в Ипатьевский монастырь под Костромой за МихаиломРомановым, о своем участии в торжественной встрече нового государя у воротТроице-Сергиева монастыря, о своей деятельности в процессе заключенияДеулинского перемирия и о ряде других событий.
В1616-1619 гг. дьяк Иван Тимофеев создает «Временник», в которомизображает историю России от Ивана Грозного до Михаила Романова. Автор«Временника» — сторонник наследственной монархии, он видит впрестолонаследии в пределах одной фамилии порядок, установленный Богом. С точкизрения этого порядка Иван Тимофеев говорит об Иване Грозном – законномнаследнике великих князей Русского государства. Этот принцип прерывается послесмерти сына Грозного Федора Иоанновича, оставившего царство «бесчадно иненаследованно». Так прекратился великий род российских самодержцев,восходящий своими корнями к давним временам. И тогда на престоле появилисьнезаконные правители, которых Тимофеев называет «лжецарями»,«рабо-царями», «самовенечниками» и т.д. Наряду с такимиправителями выделяются те, кто не самовольно захватил власть, а был избраныземским собором, — таков, например, Борис Годунов. Но в данном случае людскоеволеизъявление не сопровождалось Божественным признанием, поэтому Годунов напрестоле оказался не самодержцем, а беззаконным «самовластцем». Отвсех этих правителей принципиально отличается Михаил Романов, достойный потомокдревнего рода, в акте избрания которого воля народа явилась выражением волиБожией.
Д.С.Лихачев отмечал двойственность характеристик, которые получают в сочиненииТимофеева (как и в ряде других произведений Смутного времени) те или иныедеятели русской истории. Рядом с риторически украшенной похвалой Ивану Грозномупомещен исполненный страстного осуждения рассказ о его «пламенномгневе». Говоря о Борисе Годунове, автор видит свою обязанность в том,чтобы говорить не только о злых, но и о добрых его делах, дабы никто не имелвозможности упрекнуть его в пристрастии или односторонности: «И яже злобао Борисе извещана бе, должно есть и благодеяний его к мирови не утаити».Добро и зло в человеке не заложены изначально и не даны ему в неизменном виде.На одних людей могут влиять другие: так, на Грозного весьма положительно влиялаАнастасия Романова, а после ее смерти его характер меняется вовсе не в лучшую сторону.На Бориса Годунова в свою очередь положительно влиял добрый Федор Иоаннович.Наиболее же радикально изменила Годунова, по мнению Тимофеева, неожиданнополученная им власть, на которую он не имел законного права: «По полученииже того величеством абия претворся и нестерпим всяко, всем жесток и тяжекобреется».
Исследователиотмечали, что по роду службы Иван Тимофеев имел доступ к архивам, где хранилисьважнейшие документы, поэтому его «Временник» описывает важныеисторические события, более не зафиксированные ни в одном другом источнике. Нонаряду с этим Иван Тимофеев выступает не только как историк, но и какмемуарист, записывающий те события, свидетелем которых он сам был. Так, онрассказывает о народном хождении к Новодевичьему монастырю, когда люди просилиБориса Годунова принять царский венец. Во время этого события некий отрокспециально забрался под самое окно кельи царицы Ирины и там громко вопил,умоляя ее благословить брата на царство, а сам Борис лицемерно обмотал шеюплатком, «показуя разумевати, яко бы удавитися понуждаемаго ради хотяше,аще не престанут молящеи».
Ещеодин источник, который Иван Тимофеев смело и часто использовал, — это, понаблюдениям Д.С. Лихачева, разнообразные слухи, молва, толки и разговоры,которые создают в повествовании полифоническое звучание, эффект множества точекзрения. С наибольшей силой эта черта проявляется, когда автор говорит о разныхверсиях истолкования событий, связанных со смертью Ивана Грозного.
Ещеодин историк Смутного времени – Иван Андреевич Хворостинин, происходивший изрода ярославских князей и в юности близкий к Лжедмитрию I, который пожаловалего кравчим. При Шуйском он был отправлен на покаяние в Иосифо-Волоколамскиймонастырь, потом возвращен в Москву, в начале 1613 г. уже служил воеводой в Мценске,потом – в Новосили, а в 1618 г. – в Переяславле Рязанском. Царь Михаил наградилего за службу и назначил стольником. Обвинение в государственной изменезабылось, но вскоре его сменило другое – в вольномыслии и атеизме. В 1623 г. онбыл сослан в Кирилло-Белозерский монастырь под надзор «доброго» и«житием крепкого» монаха. Прощение от царя и патриарха Хворостининполучил уже незадолго до смерти, последовавшей в 1625 г.
Желаяобелить себя и дать свой взгляд на исторические события начала XVII столетия,Хворостинин, судя по всему незадолго до смерти, написал масштабное произведение«Словеса дней и царей и святителей московских». Как и АвраамийПалицын, Хворостинин уделяет много внимания своей роли в тех или иных событиях:пишет, что он старался обличать суетную гордыню Лжедмитрия и пекся о спасенииего души; утверждает, что его ценил и в свое время выделил из других сампатриарх Гермоген и т.д.
Каки Иван Тимофеев, Хворостинин дает сложные, подчас двойственные и контрастныехарактеристики историческим деятелям той поры. Борис Годунов оказываетсяодновременно и властолюбивым, и боголюбивым. С одной стороны, он строит храмы,украшает города, укрощает лихоимцев; он «в мудрость житиа мира сего, якодобрый гигант, облечеся и приим славу и честь от царей». С другой стороны,сообщается о том, что он озлобил людей друг на друга, спровоцировал в своихподданных «ненавидение и лесть», восстановил рабов на господ, погубилмного благородных людей и вообще «соблазни мир и введе ненависть».
Примернов это же время создаются две повести, посвященные трагической гибели храброгополководца, особенно проявившего себя в борьбе против Лжедмитрия II, князяМихаила Васильевича Скопина-Шуйского. Князь внезапно скончался после пира укнязя Боротынского, а причиной смерти в народе считали яд, который якобы далаему жена князя Дмитрия Ивановича Шуйского Мария. Об этих событиях идет речь в«Повести о смерти и о погребении князя Михаила ВасильевичаСкопина-Шуйского». К традиционным чертам «Повести…» относитсяпристальное внимание автора к генеалогии своего героя (Скопин-Шуйский былцарского рода, принадлежал к «единой ветви с обладателем вселеннойАвгустом, кесаре Римским» и в числе прямых предков имел«основоположника единой православной веры христианской, князя киевского ивсея Руси Владимира»), упоминание о дьявольском наущении как о силе,побуждающей Марию к преступлению, сочетание элементов плача и славы (в данномслучае, правда, с существенным преобладанием первого над второй). Оплакиваниегероя гиперболизируется: «И те же княгины, мати его и жена, пришедшее же вдом свой, и падше на стол свой ниц, плакахуся горце … слезами своими полуливая, и слезные быстрины, аки речныя струя, на пол со стола пролияшеся».
А.С.Демин обратил внимание на описание внешности смертельно отравленного Михаила.Когда князь после пира вернулся домой, «очи у него ярко возмутилися, алице у него страшно кровью знаменуется, а власы у него на главе, стоя,колеблются». По мнению исследователя, проявления смертельной болезни вданном случае «больше похожи на гнев: мутные, горящие глаза; налитоекровью лицо; стоящие дыбом волосы». Михаил отравлен лютым злым зельем – врезультате лютость и злоба вливаются в Михаила и проявляются в нем.
Наконец,еще один труд эпохи Смутного времени – «Летописная книга»,приписываемая одними учеными князю Ивану Михайловичу Катыреву-Ростовскому, адругими – князю Семену Ивановичу Шаховскому. Само название этого произведения,по мнению исследователей, неоспоримо свидетельствует о значимости для авторадревнерусской летописной традиции, на которую он старается опираться, хотя итрансформирует отдельные ее элементы. Труд начинается пространным названием,которое одновременно является «анонсом», изложением содержаниятекста, который будет излагать историю «царствующего града Москвы» отее начала, о происхождении великих князей московских, «о пресечении кореницарского от Августа царя», о правлении Бориса Годунова и о наступлении наМоскву еретика Гришки Отрепьева (Лжедмитрия I). Как и в «Сказании»Авраамия Палицына, в «Летописной книге» прозаическое изложениеперемежается досиллабическими виршами.
Общейчертой литературы Смутного времени А.С. Демин считал гиперболизированноеизображение чувств. Действительно, авторы того времени не скупятся на краскипри описании эмоциональных переживаний. Гнев делает человека безумным,заставляет, подобно собаке, лаять на воздух и кидаться нелепыми словами, будтокамнями. Горе не только вызывает речные потоки слез, но и побуждает битьсяголовой о землю, царапать ногтями грудь. Страх вонзается прямо в человеческоесердце. Отмечая, что такое преувеличение чувств в целом не характерно дляустного народного творчества, А.С. Демин обращал внимание на аналогию этойгиперболизации в песне об убийстве царевича Димитрия:
Невихрь крутит по долинушке,
Неседой ковыль к земле клонится.
Тоидет грозный Божий гнев
Заправославную Русь.
Помнению А.С. Демина, «распространение новой манеры повествования о чувствахво многом было обусловлено сложившейся тяжелой обстановкой, породившей в странеощущения неуверенности, недоверчивости и страха… Авторы использовалипреувеличения, чтобы разоблачать тайное и раскрывать скрытое… Даже в документахупоминания о преувеличенных проявлениях чувств, например, обильных слезах,считались своеобразным доказательством истинности высказываний».
Исследователилитературы Смутного времени обращали внимание также на весьма заметнуюразношерстность писательского слоя того времени. Здесь и монах, и приказныйдьяк, и князья из рода Рюриковичей, хотя и представляющие второстепенныефамилии. Все это свидетельствует о том, что профессиональных писателей еще небыло, писательское сословие еще не сложилось и монополии на писательский труд вэто время не было, писателем мог стать каждый желающий, руководствующийся темиили иными побуждениями — рассказать о событиях, свидетелем которых он стал;попытаться вскрыть причины событий и дать им оценку; наконец, обелить себя ипредставить в выгодном свете свою собственную деятельность.
Список литературы
Дляподготовки данной работы были использованы материалы с сайта www.portal-slovo.ru/