Два комментария к «Княжне Мери»
Аникин А.А.
Даты в дневнике
Повесть«Княжна Мери» создана в форме дневниковых записей, имеющих свои даты.Но во всех изданиях вплоть до конца 1940-х годов, включая и книгу комментариевС.Н. Дурылина к «Герою нашего времени» (М., 1940), даты отличаются отсовременных изданий. Причем существенно: расхождение в 11 дней. Это, конечно,были не опечатки, а просто повторение датировок двух прижизненных изданий Лермонтова– 1840-го и 1841-го годов. И так читали роман Лермонтова более чем сто лет!Лишь в собрании сочинений 1948 года редактор издания Б.М. Эйхенбаум ввел вобиход новое исчисление: прежние датировки соответствуют прижизненнымпубликациям романа, а Б.М. Эйхенбаум, считается, выправил это по рукописи«Княжны Мери». Заметим, что наиболее полное собрание сочиненийЛермонтова, издательство «Academia», 1935-37, редактировал тожеЭйхенбаум, и там, как и в издании 1940-го года, никаких новшеств в датировкенет по сравнению с прижизненными публикациями. Каковы же были основания длятакого существенного изменения текста?
Вотсопоставительный ряд этих дат, причем в верхнем ряду мы даем дату современныхизданий; различия начинаются после 21 мая, итак:
21.0522 23 29 3.06 4 5 6 7 10 11 12 14 15 16.06
21.0529 30 6.06 13 12 13 14 15 18 22 24 25 26 27.06
Доведяхронологию до конца, отметим, что в нынешнем варианте дуэль приходится на 17июня; 18-го Печорин в 5 утра вернулся после скачки за Верой и заснул до концадня; 19-го на курьерской тройке умчался из Кисловодска с приказанием явиться вкрепость N: если это и есть крепость Максима Максимыча, то туда он явитсятолько осенью (так что здесь тоже какой-то провал во времени, если всевыстраивать в одну цепочку; впрочем, задержки при следовании к месту службы –не редкость, так поступал и сам Лермонтов). По прижизненным изданиям –соответственно 28 июня, 29 и 30-го (все же немного ближе к осени).
Эйхенбаумрешил выправить даты по рукописи, чтобы создать эффект полного правдоподобия втечении дней, словно все идет взаправду. Так он понял рукопись. Но развеЛермонтов не видел свои издания, не готовил их, включая правку черновогооттиска, как отмечено тем же Эйхенбаумом в самом авторитетном собраниисочинений: АН СССР, М.–Л., 1957, т. 6, с. 650? Ведь даже выходили обаприжизненных издания в Петербурге именно тогда, когда там жил Лермонтов… Почемуговорят о какой-то «ошибке» с датами (там же, с. 655)?
Дапотому, что ряд чисел в прижизненных изданиях выглядит нереальным: ну как можетза 13 июня следовать 12-е, потом снова 13-е… Эйхенбаум решил еще и так: 21 маяПечорин говорит о завтрашнем бале в ресторации, а бал вроде происходит 29-го?Хочется, чтобы все шло строго, как по расписанию. А в качестве аргумента впользу передатировки комментаторы еще указывают, что Грушницкий 30 маяблагодарит Печорина за то, что было вчера на балу, уже заведомо числя балнужным им 22-м числом (см. у В.А. Мануйлова: М.Ю. Лермонтов. Герой нашеговремени. СПб, 1996, с. 280), тогда вроде явная бессмыслица (там же). Но,положим, бессмыслица, если судить именно в духе обновленной датировки, т.е. издругой системы отсчета, иначе никакой бессмыслицы и нет: да, 30-го маяГрушницкий благодарит Печорина за то, что было 29-го, все верно.
Нуа если Лермонтову и нужна была какая-то очевидная деталь, опровергающая всюправдоподобность дневников? Тогда вот она – только не одно 29 мая, а 13 июня,которое идет перед 12-м! И вот эту ошибку поправили еще раньше, до Эйхенбаума,поставив число 11-е. Так, выправляя прижизненное издание, и создавали все болееправдоподобную картину. Стремился ли к этому Лермонтов, представляя запискиПечорина именно в форме дневника?..
Почемубы тогда не поправить даты и в «Записках сумасшедшего» Н.В. Гоголя?Как это так: «Числа не помню. Месяца тоже не было. Было черт знает чтотакое»? Но почему бы и не подумать, что Лермонтов мог даже ориентироватьсяна этот опыт Гоголя (повесть 1835 года публикации) и сознательно дать нарушениехроники? Это нарушение показывает, что дневники следует рассматривать не какжизнеподобную хронику, а только лишь как печоринский вымысел (такой вариантпрочтения романа мы предложили с опорой на другие факты в статье «Однацитата: тайна печоринского дневника», Литература в школе, 2001, № 8).
Эйхенбауми все за ним повторяют, что даты, поставленные в нынешних изданиях, простовзяты из рукописи. И читатель не сомневается, что исследователь лишь исправилдаты в издании 1948 года в полном соответствии с рукописью. Хотя это тоже небесспорный метод, и мы считаем, что вышедшее в печать, да еще при жизни иучастии автора произведение уже говорит само за себя, надо его воспринимать какнечто совершенное и завершенное, выправлению по рукописи могут подлежать толькоабсолютно ничего не значащие, технические ошибки. Так, скажем, Лермонтов где-тонаписал не Печорин, а Печоринин, даже ошибся в цитате пушкинского стиха(«последняя туЧка рассеянной бури» было в рукописи), но подобныеслучаи уже были выправлены в печати.
Сдатировками все не так очевидно, как принято считать.
Делов том, что Лермонтов вводил в рукопись несколько нумераций, это, очевидно, былоего характерной чертой – нумеровать, поэтому в варианте предисловия дажеговорилось с укоризною: «На тетрадках не было выставлено чисел; некоторые,вероятно, потеряны, потому что между ними нет большой связи». В рукописиже Лермонтова нумеровались не только сами части романа, повести, но и отдельныезаписи печоринского дневника.
Шливначале просто параллельно две нумерации: дата и номер записи. Так, послепервой даты 12 мая стоит цифра 1. Кстати, мы не ошиблись: в рукописи именнотак, первая запись помечена не 11-м, а 12-м числом. Почему Эйхенбаум невыправил и эту дату, уж если все приближать к рукописи? А почему бы невосстановить рукописные тучки, а там и название: в рукописи – «Один изгероев начала (вариант – нашего) века»?
Мысейчас введем весь ряд цифр, у которых нет указания месяца. А внизу – цифры суказанием месяца. Вот как:
12 3 4 6 7 10 11 12 14 15 16 16
12мая 13 мая 16 мая 21 мая 22 мая 23 мая 29 мая 3 июня 4 июня 5 июня
Как?!А где же остальные даты в рукописи – хотя бы до 16 июня, ведь осталось ещевосемь записей? А их нет вовсе, после записи 5 июня Лермонтов нигде неуказывает месяц. Эйхенбаум все оставшиеся цифры и отнес к числам месяца,разумеется, вписав от себя указания на июнь, начиная с цифры 6! Это было былогично, если бы, по крайней мере, не существовал в рукописи ряд номеров,начинавшийся параллельно датам. Но когда остался один, и именно без указаниямесяца, почему его надо было считать продолжением датировки, а не продолжениемобычной нумерации, доведенной до цифры 16? Да и цифра 16 в рукописи повториласьдважды и исчезла при публикации подобно цифрам 1–4.
Однимсловом, налицо какая-то путаница в числах, по крайней мере, нет основанийсчитать, что Лермонтов четко датировал печоринские записи, а Эйхенбаумполностью восстановил это по рукописи. Более очевидным будет представление, чтов рукописи вопрос с датировкой не был решен и решился только при сдаче впечать. Исследователь не восстановил рукопись, а добавил к пустым цифрамуказание месяца, что может восприниматься только как возможная, но вовсе необязательная версия. Стоило ли из-за этого перечеркивать прижизненную печатнуюдатировку, с которой роман читался на протяжении более 100 лет? Роман ужесостоялся в литературном опыте с прижизненной датировкой, вот и книгакомментариев С.Н. Дурылина – тому подтверждение.
Авот что меняется, точнее восстанавливается, в романе от удлинения срокадействия, если последняя запись будет отнесена не к 16, а по-прежнему к 27июня? Предположить продуманность прижизненной датировки можно только если найтинеобходимую мотивировку: что, собственно, дает прибавка (или обратно, вследЭйхенбауму, – убавка) более 10 дней в действии повести. Кажется, ключом к этомуможет быть только один мотив, меняющий восприятие событий именно при болеедлительном действии. Это может быть мотив ожидания, в котором длительностьимеет решающее значение.
Задумаемся,чего ждет Печорин с самого начала повествования, ждет с нетерпением? Нет, неотправки в крепость, не смерти Грушницкого, не действия вод, как другиеотдыхающие… Он ждет любви Веры, а если говорить прямо – обладания ею. Радиэтого он слушается Веру во всем: ведет знакомство с Лиговскими и волочится заМери (так Вера велела), отправляется в Кисловодск (так Вера велела), наконецявляется к ней в ночь 15 (26) июня: так опять ему Вера велела («Я ждутебя; приходи непременно»). И вот это ожидание приобретает особую окраскус прибавлением длительности.
Прокомментируемследующую печоринскую запись.
Зачемона не хочет дать мне случай видеться с нею наедине? Любовь, как огонь, безпищи гаснет. – Эта реплика в записи 6 июня передает тягость любовного томленияПечорина. Возможно, Вера не с той легкостью идет на очередную измену мужу, какэто предполагает Печорин: «Она его уважает как отца – и будет обманыватькак мужа». Усердия Печорина приведут к близости с Верой лишь в ночь, когдавсех отвлекает Апфельбаум, – 15 июня. Эта же ночь затем приведет к дуэли,гибели Грушницкого и нравственной гибели Мери, а также расколу в новой семьеВеры (она ведь, по словам Печорина, опять, т.е. не первый раз, замужем). Вотчто окажется следствием домогательств Печорина.
В.А.Мануйлов, касаясь этого фрагмента, сетует, что в старой датировке дневника(т.е. не выправленной Эйхенбаумом, а соответствующей прижизненным изданиям)дата этой записи была иная: не 6, а 14 июня.
Пустьтак, но не здесь ли и внутреннее объяснение, почему могло понадобиться ещерастягивать сюжет почти на 10 дней? Это усиливает скрытый комизм положенияПечорина: его томления по Вере длятся уже месяц, если дата 14-е, ведь увидел онее 16 мая! С добавлением еще 10 дней эффект становится совершенно наглядным:добьется своего он только 26 июня: вот какова Вера в ее любовной тактике. Ср.:«Наконец-таки вышло по-моему», – будет обольщаться Печорин: наконец –через полтора почти месяца, это смешно. И, может быть, это единственноеобъяснение, почему события следовало растянуть во времени, причем растянутьумеренно: слишком большой срок ожидания, несколько месяцев, превращал бы весьсюжет в откровенную сатиру. Кажется, только эти события меняют свое значение отторможения сюжета.
Отпереутомления Вера и показалась ему «дороже всего на свете – дороже жизни,чести, счастья». Этот любовный сюжет можно сравнить с томлением Печорина поБэле, тоже поначалу приведшему к близости, а затем к трагедии. И вдохновленныйсвиданием, Печорин мастерски выстраивает дуэль с неудачливым в любвиГрушницким.
Дуэль
Какзаметил С.Н. Дурылин, «поведение Печорина во время дуэли сложно», имы попробуем дать следующий очерк.
Дуэльэта ведется не по правилам, хотя и опытными людьми. Ладно, секунданты здесь нестараются примирить соперников, а только обговаривают условия драки и даже(капитан) всячески разжигают ее: можно, в духе слов Вернера, списать это на военноевремя.
Нарушенои другое очень существенное правило, что, скорее всего, и смогло привести кгибели Грушницкого. После получения вызова все переговоры между соперникамидолжны вести секунданты. Это объяснимо тем, что, ведя разговоры с враждебнойстороной, дуэлянт может влиять на своего соперника, т.е. делать поединок менееобъективным. Так, Пушкин на дуэли с Дантесом высказывает мнение своемусекунданту Данзасу, а уж тот сообщает его противникам (в идеале – тожесекунданту). Вот и секундант Дантеса д’Аршиак писал: «Мне необходимопереговорить с секундантом, которого вы выберете, – и это в возможно-скоромвремени». Так по правилам.
Но,уже явившись на дуэль, Печорин и Грушницкий начинают препирательства: "–Объясните мне ваши условия… – Вот мои условия: вы нынче же публично откажитесьот своей клеветы и будете просить у меня извинения… – Один из нас непременнобудет убит. – Желаю, чтобы это были вы. – А я так уверен в противном".
Такделать было нельзя, но за этими препирательствами видно и другое: Печоринначинает методично подавлять и бесить своего противника. Мы помним, что однойрепликой драгунскому капитану («А! так это вас ударил я так неловко поголове? – Он пожелтел, посинел…») Печорин признал, что Грушницкий прав ион провел-таки ночь с княжной Мери. То есть сам же подтвердил правотуГрушницкого и теперь уж поистине оклеветал Мери – каково же после этоготребовать признания правды за клевету и извинений! Это новое издевательство иоскорбление.
ЗатемПечорин накануне выстрелов предлагает новые условия дуэли, еще более жестокие,причем в которых соперники не могут стрелять когда вздумается, а строго поочереди. Опять же в идеале условия дуэли составляются письменно и заранее иизменению не подлежат. Почему Печорин это делает? Ему важно именно то, чтобывыстрелы противников были разведены между собою, чтобы у него, Печорина, былслучай перезарядить свой пистолет. Так Печорин отвечает обманом и интригой напредшествующий обман со стороны Грушницкого: решение не зарядить пистолетПечорина. Но так и сама дуэль перерастает в поединок психологический: оружиездесь не пистолеты или шпаги, а человеческая хитрость. И Печорин должен здесьпобедить и, конечно, побеждает. (В скобках отметим, что дуэль без пуль – вовсене находка капитана: так бывало и в жизни, и было в сюжете романа М.Д. Чулкова«Пригожая повариха», 1770.)
Невозможнопредставить, как бы повел себя Печорин, если бы жеребий дал ему первый выстрел.Тогда вся интрига была бы сорвана. Ему был нужен только второй выстрел – и онего получил: это ведь нетрудно сделать на страницах бумаги, своим пером?
Вообщев дуэли стрелять вторым выгоднее, так и поступали опытные дуэлянты, этоизвестная тактика: не подходя к барьеру, т.е. на максимально дальнемрасстоянии, выдержать первый выстрел (разумеется, приняв допустимыепредосторожности: обычно вставали боком и поднимали пистолет, загораживая такголову, а локтем – грудь), а затем подойти к барьеру, потребовать к нему исоперника, если тот не дошел до своей метки, и расстрелять в упор (примерно такбыло в знаменитой четверной дуэли Шереметев – Завадовский – Якубович –Грибоедов). Между прочим, С.Н. Дурылин неверно интерпретирует такое поведениесамого Лермонтова, да еще вставляя свою неоговоренную реплику в свидетельствосекунданта Васильчикова (тот ведь прямо указывает, что Лермонтов действовал«по всем правилам опытного дуэлиста»: см. издание 1940 года, с. 244).Другое дело, что подобная тактика не всегда приносила успех: убивали и спервого выстрела.
Чтоже мог сделать Печорин, чтобы максимально повысить вероятность промахастреляющего первым? Только то, что он и делает: довести противника до такогопсихического состояния, когда сосредоточиться невозможно. И это тоже известнаятактика, но – в нарушение дуэльного кодекса. И так действовал, например, Пушкинна дуэли с Кюхельбекером: издразнил его так, что тот в припадке выстрелилнастолько мимо, что чуть не попал в секунданта – Дельвига. Теперь понятно,почему дуэль запрещала всякое непосредственное общение между противниками –только через секундантов… (Ср. литературный пример – дуэль в «Бесах»Ф.М. Достоевского: «Вы только меня раздражаете, чтоб я не попал. – Он(Гаганов) топнул опять ногой, слюна брызгала с его губ… Руки его слишкомдрожали для правильного выстрела».)
Итак,Печорин всячески издевается над Грушницким, вплоть до возгласа:«Берегитесь! не падайте заранее; это дурная примета. Вспомните ЮлияЦезаря!» (каково издевательство: твой убийца тебя же и бережет). Знаянеуравновешенность Грушницкого, уже и этого было бы достаточно.
Нодалее: Печорин рассчитывает, что его соперник будет не только раздражен, всостоянии истерики, но и одновременно расслаблен: ведь он думает, что выстрелПечорина ему ничем не грозит. К этому добавим: Грушницкий, идя на низость (незарядить пистолет противника), еще и внутренне не удовлетворен собою, не уверенв себе (Печорин заметит: «ему было стыдно убить человекабезоружного»). Он, кроме того, чувствует и то, что он слаб, им руководиткакой-то безмозглый капитан и вся шайка… Да еще и ошеломлен тем, что не имеетполной ясности в мотивах своего соперника: Печорин требует признать ложью то, вчем сам вроде признался походя драгунскому капитану. Все это совершеннонесовместимые состояния души, они просто раздирают личность Грушницкого,превращают в ничто. Точно выстрелить при этом можно было только случайно (какПьер Безухов в Долохова). А Печорин верит не в случай, а только в личность:личности перед ним и не было на поединке.
Врезультате «Грушницкий начал поднимать пистолет. Колени его дрожали. Вдруг он опустил дуло пистолета и, побледнев как полотно, повернулсяк своему секунданту: – Не могу, – сказал он глухим голосом. – Трус! – отвечалкапитан. Выстрел раздался» – и мимо, разумеется; капитан еще и сыграл наруку Печорину своей репликой. Ну кто после этого попадет в цель?
Внесемеще три детали.
СамПечорин говорит: «Я был уверен, что он выстрелит на воздух! Одно моглоэтому помешать: мысль, что я потребую вторичного поединка». Здесьхарактерная для Печорина психологическая точность: мысль может помешатьпоступку, он, собственно, на это всегда и рассчитывает (поэтому отчасти инеправдоподобен, как все строго рассчитанное). Мысли и помешали Грушницкому. Новот что важно: стреляющий первым не должен делать выстрел в воздух, просто неимеет права: это воспринимается как шантаж или оскорбление, попытка поставитьсоперника в неловкое положение, заставить тоже стрелять мимо. Только стреляющийвторым может позволить себе такое, у второго, повторим, все преимущества вдуэли. Так стрелял и сам Лермонтов в дуэли с Барантом: вторым и на воздух.
НоПечорин задумал выстрелить не на воздух…
Поясними следующее: пуля Грушницкого оцарапала мне колено, пишет Печорин. А не значитли это, что и психологически раздавленный, Грушницкий сознательно метит внесмертельное место на теле противника? Этот дуэльный прием тоже известен,вплоть до афоризма из «Евгения Онегина»: и метить в ляжку иль ввисок. Так, а не выстрелом на воздух выражалось желание решить дуэль малойкровью. Ср.: Завадовский в помянутой четверной дуэли жестоко и просто убиваетШереметева после того, как тот своим первым выстрелом задел ему воротник, т.е.целил в висок: «Ах, он посягал на мою жизнь. К барьеру!» Делать былонечего, – Шереметев подошел. Завадовский выстрелил. Удар был смертельный (порассказу А.А. Жандра). Похоже, Грушницкий метит в ляжку. А уж Печорин – ввисок.
Наконец,вся эта история не могла бы состояться, если б было соблюдено такое правилодуэли: стрелять из новых, одинаковых (парных) пистолетов, не опробованныхникем, и убедиться перед дуэлью в правильности зарядов (обычно особооговаривалось, как засчитывать осечки пистолета). Так и Пушкин со своимсекундантом покупает перед самой дуэлью пистолеты Лепажа. А у Печорина –капитан между тем зарядил свои пистолеты. Так что за свои пистолеты были укапитана? Это правило было обусловлено качеством тогдашнего оружия: каждыйэкземпляр имел свои явные особенности, а заряды делались непосредственно передвыстрелом, и секунданты следили, чтобы было насыпано одинаковое количествопороху и вложены одинаковые пули, ведь готовых патронов тогда не было. Скажем,отмерить разное количество пороху значило заведомо изменить шансы дуэлянтов.Кстати, спустя много лет после роковой дуэли Пушкина было выяснено, что егопистолет изначально имел меньшую убойную силу, чем пистолет Дантеса.
Учитываявсе сказанное выше, остается только припомнить пророческие слова драгунскогокапитана: «Поделом же тебе! околевай себе как муха…». Утешает, каквсегда, только то, что вся эта история смоделирована Печориным на бумаге,реальная жизнь едва ли бы сложилась так рационально, гладко…
…Раненныйв живот, Шереметев несколько раз подпрыгнул на месте, потом упал и сталкататься по снегу. Каверин, подойдя к нему, сказал: «Что, Вася?Репка?», в смысле «хороша ли закуска?»…С Кавериным дружилОнегин. А Печорин процитирует Грушницкому другой его афоризм: «Где намдуракам чай пить!»
Список литературы
Дляподготовки данной работы были использованы материалы с сайта www.portal-slovo.ru/