Вальтер Скотт в интерпретации русских«архаистов»
Любовь Киселева
Предметомнашего внимания будет драматургическая переделка романа Вальтер Скотта«Айвенго», выполненная в 1821 г. двумя «архаистами»:«старшим» — А. А. Шаховским и «младшим» — П. А. Катениным.«Иваной или Возвращение Ричарда Львинаго сердца Романтическая Комедия впяти Действиях. В Англинском роде, с большим спектаклем, Ристалищем,Сражениями, Дивертиссементом, Песнями, Балладами и Хорами; — Взятая изсочинения Валтера Скота К. А. А. Шаховским. Представлена в первыйраз в Санктпетербурге на большом Театре Генваря 21 дня 1821 года. В пользуактрисы Г. Валберховой». Таково полное заглавие пьесы,которая выдержала в 1821 г. 7 спектаклей (что говорит о значительном успехе узрителей), и в дальнейшем интенсивно ставилась в Петербурге в 1821-23 гг., азатем — с перерывами шла на сцене до 1862 г. (всего 27 раз); в Москве ейсопутствовал явно меньший успех, поскольку она появлялась на театре лишь в1822, 1825 и 1844 гг.1 Пьеса до сих пор не издана,режиссерский экземпляр хранится в Санкт-Петербургской Театральной библиотеке.2 При постановке на сцене «Иваною»предшествовал «аналогический пролог в одном действии в стихах»«Пир у Иоанна Безземельного», созданный П. А. Катениным на основеодного из эпизодов романа В. Скотта.3
Драматургическая«переделка» (инсценировка) — это вторичный театральный жанр, иактуализуется он тогда, когда начинает ощущаться недостаток в основных жанрах,4 когда в театре и в драматургии назревают перемены икогда необходимо поле для дополнительных маневров. «Переделки»следует отнести к явлениям интертекстуальным. Они представляют собой перевод наязык другого искусства и в систему другого автора. Это как бы двойное зеркало(или даже тройное — когда речь идет о произведениях разных культур), гдеотражаются поэтики как интерпретатора, так и интерпретируемого. Их изучениедает нам хороший рецепционный показатель, поэтому «переделками» неследует пренебрегать, даже когда масштаб «оригинала» и«перевода» не равновелик. «Переделки» выявляют и функциюпроизведения в культуре, а также взаимодействие литературного и сценическогорядов в театральном искусстве.
ПьесаШаховского стала одним из проводников романов Скотта в России, еще до появленияих прозаических переводов на русский язык, которые стали выходить один задругим с 1823 г.,5 и, бесспорно, немалоспособствовала русской славе «шотландского чародея». Постановка«Иваноя» в петербургском театре не может не поразить скоростьюреакции Шаховского на только что прогремевшую европейскую новинку. В оригиналероман В. Скотта «Айвенго», отпечатанный в конце декабря 1819 г.,появился в продаже в Англии в начале 1820 г., и уже через год его переделкабыла поставлена в российской столице.
Вообще,«Айвенго» везло на инсценировки и драматургические переделки: посведениям А. А. Гозенпуда,6 первые английскиемелодрамы по роману были поставлены в Лондоне уже в январе 1820 г. (видимо,театральным деятелям оказались доступны корректурные листы). Тексты рядаанглийских переделок могли стать известны Шаховскому в процессе его работы над«Иваноем», но, как считает А. А. Гозенпуд, это скорее теоретическоедопущение. Судя по отличиям в трактовке сюжета, вряд ли английские версии моглистать толчком к русской переделке и повлиять на драматургическое решение.
ТрактовкаШаховским романа В. Скотта не вызвала особого интереса у ученых. В«Истории русского драматического театра» об «Иваное»сказано достаточно пренебрежительно как о пьесе, которая не обнаруживает«сколько-нибудь серьезного интереса к истории, к ее конфликтам, кпсихологическому своеобразию ее героев», и лишь отмечено, что«спектакль отличался богатством и чрезвычайной постановочнойсложностью».7 А. А. Гозенпуд был первым и,собственно, единственным исследователем этого произведения Шаховского. В своейинтересной и богатой фактами статье он справедливо пишет, что драматург«стремился сохранить богатство фабулы романа» и что"«Иваной» был своеобразной попыткой сочинения историческойромантической драмы, формально следующей Шекспиру".8Однако относительно цели «переделки» ученый высказал мысль, котораяне кажется нам убедительной. А. А. Гозенпуд посчитал, что основная концепция«Иваноя» связана с желанием автора прославить Александра I в образеРичарда Львиное Сердце (аргументация дана в общих чертах и апеллирует к славеАлександра «победителя Наполеона и освободителя Европы»9).Представляется, что ситуация гораздо сложнее. В 1821 г. в связи с Александром врусском обществе возникали уже иные, не слишком благоприятные для императораассоциации. Из двух монархов, появляющихся в пьесе, он мог ассоциироватьсяскорее с братом Ричарда принцем Джоном — Иоанном, как он именуется в пьесеШаховского. Подобная параллель подчеркивалась и Прологом, которым открывалсяспектакль.
Гозенпудне остановился на том обстоятельстве, что спектакль по «Айвенго» былдвухчастным: как уже упоминалось, «Иваною» Шаховского предшествовалпролог «Пир Иоанна Безземельного», написанный П. А. Катениным. СамКатенин весьма высоко ценил свою пьесу как первый опыт разработки белогопятистопного ямба в русской драматургии.10Напомним, однако, о другом: в период подготовки спектакля драматург находился вопале (с сентября 1820 г. — в вынужденной отставке), что не помешалосотрудничеству политического «вольнодумца» Катенина с записнымконсерватором Шаховским, как и представлению Пролога на сцене даже послевысылки Катенина из Петербурга 7 ноября 1822 г.
Обистории сотрудничества двух «архаистов» в «переделке»вальтер-скоттовского романа нам почти ничего не известно. Катенин впоследствиикосвенно старался, по своему обыкновению, приписать идею создания многочастногоспектакля себе. В письме к Н. И. Бахтину от 26 января 1825 г., упомянув о«Пире Иоанна Безземельного», Катенин почти тут же переходит кобсуждению новости о «переделке» Шаховским для театра эпизода из«Руслана и Людмилы»: «Шаховской, помня мои старые уроки, вздумалнаписать трилогию и содержанием выбрал эпизод Финна из поэмы Пушкина: я прощаюему эту кражу ».11 Однако вряд лиследует безоговорочно доверять заявлению самолюбивого и желчного Катенина,болезненно доказывавшего свой приоритет во всех достижениях современной емулитературной и театральной жизни. Нам важно сейчас подчеркнуть, что в одновремя в Петербурге по материалам только что вышедшего и прогремевшего в Европеромана В. Скотта были созданы две пьесы, каждая из которых могла существовать каксамостоятельное произведение, но которые были подчинены одному замыслу и былиобъединены в один спектакль по принципу взаимной дополнительности.
ПьесаКатенина разрабатывала один из эпизодов романа — пир после турнира в Асби(Ашби), при этом никаких дополнительных характеристик героев, ни комментариев освязи с дальнейшим действием не дается. Любопытен сам замысел представить вПрологе персонажей, еще не знакомых зрителям, если не считать тех немногихлюбителей словесности, сумевших прочесть «Айвенго» в оригинале или вофранцузском переводе. Как нам кажется, подобный замысел должен был подчеркнутьсвязь пьес Катенина и Шаховского (недаром, кстати, Пролог не ставился на сценеотдельно от основной пьесы).
Нельзяне заметить, что роман «Айвенго» — это настоящая находка для русского«архаиста», и неслучайно старший и младший «архаисты»соединили усилия по его инсценировке. Столкновение норманских аристократов,потомков завоевателей Англии, говорящих по-французски, с местным саксонским населением,не желающим перенимать навязываемые ему чуждые язык и обычаи, — одна из основполитической интриги вальтер-скоттовского романа — вполне успешно могла быть«применена» (используя выражение той эпохи) к тогдашней русскойкультурной ситуации в «архаистической огласовке». Напомним, что черезнесколько лет Грибоедов в «Загородной поездке» предложил идею обиноземном завоевании как теоретическую модель для объяснения постороннемунаблюдателю своеобразия сложившегося в России положения: разрыва междуевропеизированным дворянством, говорящим по-французски, и русским народом,хранящим национальные традиции и язык.
Такимобразом, в романе Скотта оказались сконцентрированы темы, принципиальные длярусских «архаистов» и тесно переплетавшиеся с проблемами, широкообсуждавшимися в русской литературе и публицистике первой четверти XIX в. К ужеупомянутой теме судеб отечества добавим темы отношения народа и власти, идеаламонарха, а также крепостного права (в пьесе Шаховского раб Гурт, получивсвободу, распиливал свой ошейник прямо на глазах у зрителей), особенноактуальную для рубежа 1810-20-х гг. Как мы видим, кроме европейской славывальтер-скоттовских романов, были и другие, специфически русские причины, чтобы«Айвенго» первым проложил себе дорогу на русскую сцену, причем винтерпретации «архаистов».
Вобщем, оба русских автора не расходятся в трактовке романа и его персонажей,хотя расставляют каждый свои акценты. В центре внимания Катенина — Иоанн,легкомысленный, слабый, но хитрый, коварный, вероломный и властолюбивыйправитель, который, несмотря на все свои усилия, не может добиться любвиподданных. Так, Ровена, которая и у Катенина, и у Шаховского сделана болееактивным персонажем, чем у Скотта, открыто бросает в лицо Иоанну:
СирВильфрид, принц, тем доблестям единым
Укороля учился с юных лет,
КоторыеРичарда Сердцем Львиным,
Дивясь,назвать заставили весь свет.
Далееона прямо упрекает Иоанна в заговоре против родного отца (вся сцена сочиненаКатениным и не имеет аналога у Скотта):
Иесли сын всегда преступник в ссоре,
Принц,вспомните, чье имя ваш отец
Прочел,простив всех бывших в заговоре,
Икем его ускорен был конец.12
Последниечетыре стиха при постановке были исключены театральной цензурой и, как не безоснования предположила в своих комментариях Г. В. Ермакова-Битнер, именно ввидувозможных аллюзий на Александра I.13
Всцене пира Катенин достаточно близко к тексту Скотта воспроизводит тостСедрика, провозглашенный им за Ричарда в момент, когда принц ожидал здравицы всвою честь:
Нетрадости для пленных, для рабов,
Петьтем хвалы, кто их поверг в неволю;
Нобыть уж так, и выбор мой готов.
Здоровьея нормандца пью такого,
Ктозванием, делами и душой —
Всемвыше всех
Заздравие Ричарда, сердцем льва.14
Важнаятема Пролога, которая будет подхвачена и развита в основной пьесе — любовь котечеству и верность праотеческим обычаям. С особой тщательностью и в«Пире Иоанна Безземельного» Катенина, и в «Иваное»Шаховского отобраны и воспроизведены те моменты романа, где принц Джондискредитирует себя презрением к саксонцам, т.е. к коренному населению,хранящему национальные традиции. У Катенина принц вспоминает со смехом:
Ктопомнит здесь, как при отце покойном
ВИрландию я послан был? ко мне
Исобрались все старшины, умора
Чтоза народ, в два локтя борода.
Онико мне как подойдут с поклоном,
Ая тишком и за бороду их.15
Идалее произносит фразу, уже прямо полемически соотнесенную с любимой идеей«архаистов» о необходимости «пристрастной» (по терминологииА. С. Шишкова) любви к отечеству:
Чтодоброго в чрезмерной
Котечеству любви?16
Иоаннупротивопоставлен Седрик, для которого любовь к отечеству не может быть«чрезмерной». Он скорбит о старине:
Ячеловек простой,
Лжине терплю, и вам скажу всю правду:
Весьваш турнир, все это не по мне.
Отцы,дай бог им царствие небесно!
Чуждалисьвстарь беспутной новизны:
Шутитьмечом казалось им невместно,
Неделали игрушки из войны;
Дралисьони как львы во время нужды
Зародину, за жен и за детей.
Обычаик нам после вкрались чужды.
Невсе могли опасность сих сетей
Приметитьвдруг; большая часть народа
Сейроскошью, сим блеском прельщена;
Утраченыи счастье и свобода,
Ипамять нам осталася одна.17
Просвещенныезрители без труда улавливали в этих словах аллюзии на русскую ситуацию, на уженачавшуюся в обществе дискуссию о петровских реформах и их последствиях.
Режиссерскийрасчет, согласно которому первой в спектакле по «Айвенго» шла пьесаКатенина, был сделан безошибочно. Сама стихотворная природа текста, уже поэтомуимевшего более высокий статус у русского зрителя, кроме того, общий серьезныйтон, отсутствие комизма, явные аллюзии на отечественные проблемы, оттенокоппозиционности — все это соответствующим образом настраивало зрителей. Далеете же темы звучали у Шаховского, но «Иваной» — прозаическая комедия,где названные мотивы иногда теряются в богатстве сюжетных перипетий икомических деталей (сцены с шутом Вамбой, пустынником Туком и т.п.). ТекстШаховского развивает, но и смягчает мотивы Пролога. Слабому и лукавомувластителю, принцу Иоанну, противостоит идеальный король Ричард Львиное Сердце.Характерно, что Шаховской, довольно точно следовавший тексту Вальтера Скотта,меняет концовку. Роман завершается сообщением о гибели Ричарда, «великодушного,но опрометчивого и романтического монарха» («generous, but rash andromantic monarch»18). Шаховской завершаетсвою пьесу пиром в тамплиерском замке, который дает Ричард своим подданнымпосле одержанных над заговорщиками побед. Он прощает брата и всех своих врагови говорит, обращаясь к принцу Иоанну:
Яхочу, чтобы последним действием твоего правительства, было объявление, чтоРичард, возвращаясь благостию Божиею в свое отечество, объявляет прощение всем,которые могли проступиться против него делом или словом — и предает забвениювсе, что огорчило его сердце (Л. 83).
Традиционныйдля комедии и излюбленный Шаховским happy end обретает дополнительнуюконцептуальную нагрузку, но еще и венчает всю постановку кольцевой композицией — спектакль начинался неудачным пиром ложного правителя («Пир Иоанна Безземельного»),а завершался счастливым и гармоничным пиром истинно народного монарха, которомуудалось победить врагов и, в конечном итоге, завоевать сердца всех своихподданных.
Мыне знаем точно, кому принадлежала идея двухчастного спектакля по роману«Айвенго», но его режиссером-постановщиком был Шаховской. Именно сего именем ассоциировалась у современников драматургическая«переделка» Вальтера Скотта, причем совсем не всегда композиционныеэксперименты оценивались положительно. А. А. Гозенпуд напоминает характерныйвыпад, сделанный Н. Хмельницким против «Иваноя» в комедии«Светский случай»:
Втеатр решительно не ездит здесь никто
Иззначущих, и что, помилуй, за охота
Сидетьдо завтрого и слушать Вальтер Скотта.19
Хмельницкийнесправедлив — «Иваной», как мы уже говорили, имел зрительский успех,однако сохранившийся режиссерский экземпляр пьесы свидетельствует о том, чтопри постановке, чтобы не оставить зрителей «сидеть до завтрого»,приходилось идти на жертвы и сокращать текст. Вместе с тем, если подойти к«переделке» не с временными мерками театрального спектакля, а смерками художественного объема романа «Айвенго», то можно сказать,что пьеса отнюдь не затянута. Более того, Шаховской заботится о динамичномразвитии сюжета, старается снять скоттовские ретардации. Обычно не в мерудидактичный, комедиограф стремится не переборщить с нравоучениями и сохранитьамбивалентность скоттовского комизма. Вообще, Шаховской показал себя как проницательныйчитатель и бережный интерпретатор Скотта. Не мог он обойти и одну изцентральных тем, на которой держался сюжет романа «Айвенго», а именно- еврейскую тему. Она во многом определяет и содержание «Иваноя».
Намуже приходилось обращаться к решению еврейской темы у Шаховского — в пьесе 1825г. «Керим-Гирей» (по «Бахчисарайскому фонтану» Пушкина),куда автор драматургической «переделки» ввел новое лицо, жида Хаима,20 предателя, но одновременно все-таки и борца противугнетателей еврейского народа, а затем — в «Хризомании» 1836 г.,являвшей собой переделку пушкинской «Пиковой дамы», где немец Германнтрансформирован в еврея Ирмуса.21 Если в первомслучае Шаховской еще сохраняет некоторые следы амбивалентной трактовки образаеврея, то во втором случае она уже открыто негативна. Тем интереснее, что впредшествовавшeм им «Иваное» Шаховской вполне следует позицииВальтера Скотта, у которого антиеврейские настроения подаются как средневековыепредрассудки, результат невежества и фанатизма, а определенные черты еврейскогохарактера, занятий и образа жизни — как результат гонений и угнетения,обрушенных на евреев христианами.22
Шаховскойприводит монолог Исаака, не оставляющий сомнения в авторской позиции:
Да,и Жид, котораго называют собакой, неверным; котораго везде гонят, на которагоплюют, котораго презирают, разве не человек? Разве у него нет глаз, ушей, рук,ума, сердца, души? Разве он не может быть также благодарным? Разве от негонельзя принять помощи, которую он дает даром?.. Когда имеют нужду вЖиде, когда у него занимают денег, то ласкают его, называют честным Евреем,кормят, подчуют, сажают на первое место; а когда Еврей требует своего, — егоругают, толкают, не хотят говорить, бранят собакой, Жидом (Л. 19-19 об.).
Важноеместо занимает в пьесе и сцена Исаака с Фрон де Бефом, когда Исаак узнает, чтоРебекка находится в руках у Бриана:
Исаак.Ах! Нещастная! — (бросаясь к ногам Фрондбефа) Возми все, что ты от менятребовал, возми в двое, возми в трое; возми все что я имею; пусти меня по миру,разрежь, убей меня; но возврати мою дочь, мою Ребекку!.. Если ты родился отматери, если ты что нибудь любишь, то защити нещастную сироту!..
Фрондбеф.Жаль, что я этаго прежде не знал; я думал, что ваш проклятый род кроме денегничего не любит.
Исаак.И дикие звери не бросают своих малюток, а мы люди; мы имеем также сердца, такжедуши…
Фрондбеф.Мне это не пришло в голову; но дело сделано: я дал слово Бриану и как Рыцарьсдержу его. Впрочем чтож тут за беда…
Исаак.Как что за беда!.. Какой Тамплиер щитал священной жизнь мущины и добродетельженщины…
Фрондбеф.Молчи, Жид!.. Как твой язык осмелился произнести хулу против благородныхРыцарей… Иди в тюрьму… и готовься заплатить твой выкуп; а о дочери недумай.
Исаак.Разбойник, убийца, кровопийца!.. Я тебе ничего не заплачу; ты от меня ничего неувидишь, клянусь праотцами моими, ничего; если не возвратишь моей дочери.
Фрондбеф.Ты забываешь, что жизнь твоя в моих руках.
Исаак.Дочь моя — жизнь моя; нет; она мне дороже ста жизней; дороже всей крови,которая мерзнет в моих жилах… Режь, жги меня, выдумывай мучения каких и в аденет: отец-Жид научит терпению Рыцаря" (Л. 40 об.-41).
СледуяСкотту, Шаховской сохраняет и комические, и негативные черты Исаака, особенночто касается слабости к деньгам. Вот как переданы чувства интересующих насперсонажей во время турнира в Асби:
Исаак.Я не вижу воина Пилигрима, он должен быть в моих латах.
Ребекка.Ах, он еще не показывался; дай Бог ему победу!
Исаак.Да, латы мне дорого стоили.
Ребекка.Этот молодой человек спас тебя, — и я отдала бы все сокровища за жизнь…твоего благодетеля.
Ребекка.Он победил.
Исаак.И латы целы.
Ребекка,как и в романе Скотта, дана как идеальный образ. Более того, Шаховской даже пытаетсясделать ее еще «идеальнее», со своей точки зрения. Он усиливает мотивтяготения Ребекки к христианству, у Скотта лишь намеченный тонким пунктиром.
Всцене суда, когда Ребекка отвечает на предложение Лукаса Бомануара перейти вхристианство, Шаховской трансформирует ее реплику по отношению к тому, как онадана у Скотта в 38-й главе романа,23 хотя неменяет ее главного смысла — готовности героини умереть за закон Моисея:
Еслимои предки ошибались, Великий Начальник благородных Рыцарей, то не в эту минутуя могу принять твое предложение: любовь к жизни пристрастна, и я боюсь изменитьвере моей, не из душевнаго убеждения, а из страха; и сделаться недостойноютвоего сострадания. — Да будет во всем воля Божия! — Я почитаю закон твой; ноумру не изменя моему. (Л. 73)
Приведеннаяреплика Ребекки организована у Шаховского таким образом, что сама возможностьперемены веры (не насильственно, а из «душевного убеждения») неотвергается. Еще более этот мотив усиливается в следующей, придуманной драматургом,сцене между Ребеккой и Ровеной, когда последняя вместе с Седриком приходит вмонастырь, чтобы поддержать ожидающую решения своей участи Ребекку. Здесь ужевсе преимущества отданы Ровене как природной аристократке и христианке,проповеднице христианства.24 Шаховской дажезаставляет свою Ребекку простить Бриана под влиянием слов собеседницы, хотя уСкотта она делает то же самое без всякой посторонней помощи25:
Реббека.Благодарю тебя, благородная Леди; и еще повторяю, что я невинна; я никогда нехотела огорчить никого в свете; — и это также справедливо, как то, что завтравсе для меня кончится.
Ровена.Ты заблуждаешься: смерть не кончит всего: за гробом ожидает нас правда, которуюмы напрасно ищем на земле.
Реббека.Ах! Как утешительно этому верить… Как щастлив тот, чья надежда не ограниченажизнию!
Ровена.Реббека, тот, кто победил смерть, даровал нам это щастие… Ах! еслиб я могладоставить тебе это наслаждение, то бы охотно отдала половину жизни моей.
Реббека.Какое великодушие!.. Ты бы отдала половину жизни своей…
Ровена.Чтобы разделить c тобою безсмертие… Ты, Реббека, спасла Вилфрида… Но кто быты ни была, чтобы любить тебя, как сестру, — как самое себя…
Реббека.Как! вера твоя велит любить врагов ея?..
Ровена.Она объемлет любовию всех людей, и уничтожает ненависть, противную Тому, ктосоздал все отеческою любовию.
Реббека.Ах! слова твои возносят к небесам мою душу!.. Бриан! Я тебя больше нененавижу… Я прощаю тебе твои злодейства… Дa простит также Бог моизаблуждения!..
Ровена(обнимая Реббеку). Реббека! друг мой! сестра моя!..
Реббека.Как! благородная Леди, — ты обнимаешь меня… ты называешь нещастную твоейсестрой!..
Ровена.В эту минуту все различия между нами изчезают… Душа твоя возвышает тебя надвсеми почестями мира; — и может быть, моя гордость заставляет меня надеяться,что я достойна твоей дружбы… Ах, Реббека! следуй влечению твоего сердца;повинуйся голосу вопиющему в душе твоей; отринь твое заблуждение…
Реббека.Прости, благородная Леди… Но эти слова, произнесенныя здесь гонителем моим,приводят меня в ужас; — они напоминают мне, что я клялась умереть, не изменяотцу моему… Мне остается видеть этот свет еще несколько часов; — и я не хочу,чтоб память моя была проклинаема тем, кто дал мне жизнь, кто нежным попеченияемохранял мое детство, кто вскормил, кто любил меня более всего на свете.
Ровена.Но если небо чудесным промыслом продлит жизнь твою; если неожиданное спасениетвое покажет тебе его волю и озарит ум отца твоего…
Реббека.Тогда… обет мой… Но нет, я должна умереть… оставим это (Л. 76-77)
Русскийдраматург балансирует на грани, чтобы окончательно не изменить скоттовскойконцепции образа прекрасной еврейки и, следовательно, всего сюжета«Иваноя». Характерно, что помогает удержать всю структуру такая черталичности героини Скотта, как преданность отцу и верность отеческим традициям — качество, для Шаховского бесспорно возведенное в ранг добродетели. Вместе стем, приведенная нами сцена ясно обозначает предел, далее которого симпатииШаховского к униженному, гонимому (и этим вызывающему сочувствие) народу непростираются — это вероучительная граница, разделяющая христианство и иудаизм,отрицающий Христа. Однако все преследования евреев, от кого бы они ни исходилии как бы ни проявлялись, вслед за Вальтером Скоттом, безоговорочно осужденырусским драматургом в его версии «Айвенго».
Одиниз важных мотивов «Иваноя», также подхваченный Шаховским изпервоисточника его пьесы, — критика христиан, забывших свои заповеди, христианпо одному лишь имени. Объясняя неудачи крестоносцев в Палестине, Иваной уШаховского говорит: «не Саладин, а мы сами губим себя… и наши руки,оскверненныя грабежом и братоубийством, не были достойны совершить великийподвиг» (Л. 60 об.).26 Этот мотив придавалпьесе дополнительную политическую остроту.
Насколькоможно судить, «Иваной» был одной из первых пьес на русской сцене, гдееврейской проблематике уделено так много места, причем в отчетливосочувственном к евреям ключе. В контексте политической реакции в России начала1820-х гг., бурной полемики вокруг деятельности Библейского общества в России(одним из инициаторов которой явился глава «архаистов» А. С. Шишков)такая трактовка не может считаться нейтральной и объясняться лишь следованиемтексту В. Скотта. Шаховской был свободен как в выборе самого объекта дляинсценировки, так и в выборе тем и аспектов, развернутых в романе«Айвенго», — и он свой выбор сделал. Готовых объяснений произошедшимзатем изменениям в отношении Шаховского к еврейской теме у нас нет. Однаколюбопытно, что его «Иваной» продолжал ставиться и тогда, когдапоявились его же «Керим-Гирей» и даже «Хризомания».Думается, что поставить вопрос о причинах эволюции необходимо, т.к. он далековыходит за рамки рецепции романа «Айвенго» и за рамки творчества А. А.Шаховского, а еще раз ставит нас перед необходимостью более пристальногоизучения и еврейской темы, и процесса формирования национальной идеологии вРоссии в начале XIX в.
Примечания
/>1 См. репертуарную сводку в изд.: История русскогодраматического театра в 7 т. М., 1977. Т. 2. С. 478. М., 1978. Т. 3. С. 259;М., 1979. Т. 4. С. 332. М., 1980. Т. 5. С. 457. Далее — ИРДТ.
/>2 Шифр I. XV. 4. 38. Рукопись в переплете, 83 л. соборотами. Все ссылки на эту рукопись будут делаться в тексте с указанием вскобках номера листа.
/>3 Пролог был издан в 1832 г. в собрании сочиненийКатенина под заглавием «Пир Иоанна Безземельного» (далее мы будемиспользовать это заглавие). На сцене петербургского театра исполнялся 21, 24 января,16 февраля, 30 июня, 19 сентября 1821 г., 12 января, 25 сентября, 11 октября1822 г., 14 февраля и 13 сентября 1823 г. (см.: ИРДТ. Т. 2. С. 506). Отдельноот основной пьесы Пролог не ставился, в отличие от «Иваноя»Шаховского, который шел на сцене и без «Пира Иоанна Безземельного».
/>4 Для русского драматического театра 1820-х годовтаковыми по-прежнему оставались оригинальные и переводные трагедии и комедии.
/>5 См.: Левин Ю. Д. Прижизненная слава Вальтера Скотта вРоссии // Эпоха романтизма: Из истории международных связей русской литературы.Л., 1975.
/>6 Гозенпуд А. А. Вальтер Скотт и романтические комедииА. А. Шаховского // Русско-европейские литературные связи: Сб. ст. к 70-летиюсо дня рождения академика М. П. Алексеева. М.-Л., 1966. Далее: Гозенпуд. С.
/>7 ИРДТ. Т. 2. С. 295.
/>8 Гозенпуд. С. 43 и 45.
/>9 Там же. С. 44.
/>10 Правда, в «Пире Иоанна Безземельного»белый ямб чередуется с рифмованным.
/>11 Катенин П. А. Размышления и разборы. М., 1981. С. 250.
/>12 Катенин П. А. Избранные произведения. М.-Л., 1965.С. 443.
/>13 Там же. С. 706.
/>14 Там же. С. 451.
/>15 Там же. С. 437.
/>16 Там же. С. 441.
/>17 Тамже. С. 445.
/>18 Ivanhoe; ARomance by Sir Walter Scott. Leipzig, 1845. P. 480.
/>19 Гозенпуд. С. 44.
/>20 Об этой пьесе Шаховского, хотя и с иными акцентами,писал М. Вайскопф в статье «Семья без урода: Образ еврея в литературерусского романтизма» (Новое литературное обозрение. 1997. N 28. С. 87-88).
/>21 См.: Киселева Л. Н. «Пиковые дамы»Пушкина и Шаховского // Вторые Пушкинские чтения в Тарту, 2: Материалымеждународной научной конференции 18-20 сентября 1998 г. Тарту, 2000. С. 191-197.
/>22 Есть, правда, и смещения акцентов по отношению кскоттовскому роману. Так, Шаховской настойчиво подчеркивает мотив утратыевреями отечества (как черту трагическую и, одновременно, бросающую на нихнегативный отсвет). Педалирование этого мотива указывает на некоторуюпреемственность в трактовке еврейской темы в «Иваное» и в«Керим-Гирее», «Хризомании», а в также трагедии«Смольяне в 1611 году».
/>23 Ср.: "«It was the law of my fathers», said Rebecca;«it was delivered in thunders and in storms upon the mountain of Sinai, incloud and in fire. This, if ye are Christians, ye believe — it is, you say,recalled; but so my teachers have not taught me. I am a maiden,unskilled to dispute for my religion, but I can die for it, if it be God'swill» (Ivanhoe… P. 393).
/>24 Этот прием будет повторен Шаховским в«Керим-Гирее», где его Мария будет пытаться обратить в христианствомусульманина Гирея.
/>25 Ср.: «But I do forgive thee, Bois-Guilbert, though the author ofmy early death» (Ibid. P. 411).
/>26 Любопытно, что у Катенина также затронута эта тема.Однако в «Пире Иоанна Безземельного» об этом рассуждает Исаак,который видит в неудачах крестоносцев знак божьей кары, обрушенной на них заунижения евреев:
Отдальних стран бегут в Ерусалим,
Мечом,огнем опустошают землю.
Ипервых нас, кого б они должны
Чтитькак друзей, учителей и братий,
Хотятизгнать из дома праотцов,
Изполныя их славой Палестины.
Зато им бог и не дал стен святых
Безумные!не видят ничего:
Ихвзор слепит алчба честей и злата.
Пролейим бог от гнева своего!
Злодействуказнь есть праведная плата (Катенин. С. 426-427).
Исаакувозражает Ребекка, которая у Катенина, как и у Шаховского, испытываетвнутреннее тяготение к христианам:
Родитель!как их в слепоте винить? .
Когдаони в обмане, мы должны
Жалетьо них; но чувства, коих полны,
Неподлая корысть, не жажда злата;
Ноих крепит глас веры, славы зов (Там же. С. 427).
Список литературы
Дляподготовки данной работы были использованы материалы с сайта www.ruthenia.ru