«Смольяне в 1611 году» А. А. Шаховского какпопытка создания национальной трагедии
Любовь Киселева
Засорок лет служения русскому театру А. А. Шаховской создал более стадраматических произведений в самых разных жанрах, однако пьесы комическогоплана: комедии, волшебные оперы и оперы-анекдоты, водевили, дивертисменты,шутки явно доминируют в его творчестве. Даже драматургические переделки поэзиии прозы Пушкина, Вальтер Скотта, Загоскина, Жуковского и др., как правило,преображались у него в комические тексты. Поэтому немногочисленные опытыШаховского в трагическом роде из-за своей маргинальности почти никогда невозбуждали к себе исследовательского интереса. Между тем и в данном случаевполне оправдывается методологическое положение формалистов о том, чтомаргинальные тексты могут оказать неоценимую услугу в изучении литературногопроцесса.
Мыне ставим сейчас перед собой задачи выделить из творчества «колкогоШаховского» все тексты, которые следовало бы отнести к трагическому роду:вопрос о жанровом определении многих и многих его произведений отнюдь не решен.Отметим лишь, что первое обращение к трагедии было связано с периодомстановления новой — предромантической — трагедии в русском театре, т.е. с концом1800-х гг.: с эпохой торжества Озерова, трагедиям которого Шаховской хотелпротивопоставить свою «Дебору» (1810).1
Вконце 1820-х гг. вопрос о русской трагедии вновь становится актуальным.Шаховской всегда чутко улавливал веянья времени. Наступала эпоха историческогоромана и исторической драматургии. Шаховской становится большим поклонникомВальтера Скотта и первым начинает переделывать его романы для русской сцены.Поклонялся он и Шекспиру, более того, Скотт являлся для него, как и для многихего современников, продолжателем шекспировского «духа» в искусстве.2Появление пушкинского «Бориса Годунова», хотя и не опубликованного,но уже известного в литературных кругах второй половины 1820-х гг., далосильнейший импульс для разработки русской исторической трагедии, причем сюжетыиз Смутного времени надолго становятся основными источниками вдохновения длядраматургов.
В1829 г., живя в Москве,3 Шаховской пишет сочинение «Смольяне в1611 году. Драматическая хроника в 5 действиях», которое было одобрено кпостановке театральной цензурой 14 марта 1830 г., а отрывок из нее (д. 1, явл. 4)был вскоре опубликован.4 Однако постановка пьесы задержалась начетыре года. И в Петербурге, и в Москве «Смольяне» были поставлены в1834 г. уже в переработанном — четырехактном — варианте и удержались на сцене вобеих столицах только на два спектакля. Таким образом, серьезного зрительскогоуспеха пьеса не имела, напечатана также не была, и сейчас ее цензурныеэкземпляры хранятся в Театральной библиотеке.5 Рискнем, однако,предположить, что обращение к ней будет интересно не только для специалистов потворчеству Шаховского и по истории русского театра. Пьеса важна для изучениянациональной идеологии николаевской эпохи, того интеллектуального климата, вкотором проходило становление ныне живо интересующей исследователей уваровскойтриады, а также разработка художественного решения проблемы русскогонационального характера, о чем приходилось уже писать и автору этих строк.6
Висследовательской литературе «Смольянам», как и всему позднемутворчеству Шаховского, уделялось мало внимания, хотя учеными был сделан рядпроницательных и интересных замечаний. Так, А. А. Гозенпуд отметил, чтоизображение польского лагеря в пьесе явно ориентировано на шиллеровский«Лагерь Валленштейна.»7 М. Щербакова, описавшаямузыкальное оформление постановки и установившая, что автором музыки к«Смольянам» был ученик Кавоса Дмитрий Шелехов, бегло коснуласьдраматургической стороны пьесы Шаховского и заметила, что она принадлежит к«сусанинскому сюжету».8 Можно согласиться с этимутверждением, поскольку основной темой пьесы является тема подвига и жертвы заОтечество.9 Итак, по историческому материалу «Смольяне»Шаховского являются частью того большого и разветвленного сюжета русскойлитературы конца 1820-х — начала 1830-х гг., который связан со Смутнымвременем.10
Известно,что среди исторических эпох, ставших знаменательными культурными кодами дляниколаевского царствования, особенно выделяются эпоха Петра I, эпоха Смуты иэпоха Иоанна III. Все они — рубежные, переломные в русской истории, позволявшиеподнимать вопросы, актуальные для той идеологической концепции, формированиемкоторой были озабочены и правительственные идеологи, и писатели, и все деятели,стремившиеся осмыслить государственное и национальное бытие России, ее место вмировом историческом и культурном процессе. Суммируя, можно вычленить следующиевопросы: сущность русского самодержавия, идеал самодержца, Россия междуВостоком и Западом, национальный характер, православие как «русская вера».Нельзя не заметить, что произведения самых разных авторов, принадлежащие ккаждому из названных сюжетов, в определенном смысле являют собой единый текст,вступают между собой во взаимодействие — как вполне осознанное авторами, так итипологическое, — в любом случае актуальное для читателей и зрителей (посколькусочинения для театра занимают здесь значительное место). Кроме того, сюжетыпереплетаются, обрастают ассоциациями и аллюзиями, втягивая в текст о Смутномвремени все новые и новые произведения и микросюжеты.
Каждаяиз перечисленных исторических эпох, явившихся предметом особой рефлексии вконце 1820-х — 1830-е гг., в период становления национальной идеологии, вноситв этот процесс свой акцент. Думается, что удобнее будет пользоватьсяопределением «национальная», т.к. официальная идеология — это лишьодин из вариантов более широкого понятия, и уваровская триада может быть суспехом применена в интересующий нас период не к одним толькобенкендорфовско-фонфоковским и уваровским текстам. Как нам уже приходилосьзамечать, все зависит от конкретного наполнения каждого из членов формулы«православие, самодержавие, народность».
ЭпохаИоанна III давала возможность специально сосредоточиться на роли самодержавиякак института власти. Художественная разработка сюжета была начата еще повестьюКарамзина «Марфа Посадница, или Покорение Новагорода». Рольтекста-родоначальника будет во всех случаях исключительно важна: он задаетимпульс, который затем постоянно варьируется, и диалог с ним можно проследитьне только в произведениях, прямо связанных с этим сюжетом (например, втрагедиях М. П. Погодина «Марфа Посадница Новгородская» или«Дочь Иоанна III» Г. П. Розена), но и в текстах из других сюжетных«рядов», например, в тех же «Смольянах» Шаховского.
Небудем сейчас останавливаться на эпохе Петра I, поскольку о роли петровскогомифа в становлении идеологии николаевского царствования писалось более, чем одругих культурных кодах.11 Перейдем к Смутному времени и остановимсяна тех причинах, которые, на наш взгляд, обусловили особую популярность этогоисторического периода.
Опять-такироль текста-родоначальника — «Бориса Годунова» Пушкина12 — переоценить невозможно (хотя до начала 1831 г. он был известен лишь в авторскомчтении или по рукописи). Однако не менее важной здесь становилась лежавшая наповерхности параллель между эпохами 1612 и 1812 годов (иноземная интервенция,пожар и покорение Москвы, народная война). Для рубежа 1820-30-х гг.актуальность такой параллели особенно возросла в связи с приближающейся«бородинской годовщиной», с одной стороны, и с польскими событиями, — с другой. Польская тема стала оселком для всех без исключения современников,поэтому любое обращение к ней становилось особенно знаковым.
Вмногочисленных исторических исследованиях и публикациях документов из эпохиСмуты, появившихся в начале 1830-х гг., ясно осмыслялось особое значение этогопериода для русского национального сознания. Вот, что писал Н. Устрялов впредисловии к составленному им трехтомнику «Сказаний современников оДимитрии Самозванце»: «Едва ли найдем в Летописях Человечества эпохустоль достопамятную, какую представляет наша История в начале XVII века В эпоху Самозванцев более, нежели когда-либо раскрылся характернародный: тут явился в полном блеске Россиянин — непоколебимый в Вере, в Законепраотцев, непоколебимый в преданности Царю и Престолу, но враг всего неРусского, ужасный на войне, в пылу страстей, добрый и приветливый в спокойнойхижине. И ныне Русский народ не изменил, по крайней мере, в главных чертах,сему характеру: его одушевляет та же преданность к Вере, к Престолу, к обычаямпредков, которая спасла Россию от ига иноземцев, от власти Сигизмунда, та жененависть ко всему не родному, которая в начале XVII века одних ознаменовалаподвигами доблести, других довела до слепого заблуждения, до мрачных злодейств.В Истории Самозванцев вы узнаете народ со всеми его добродетелями инедостатками».13
Вэтой характерной и весьма клишированной цитате нам хотелось бы обратить особоевнимание на последнюю фразу. Она ясно показывает, что Смутное времяосознавалось в интересующую нас эпоху как далеко не однозначный и отнюдь неидеальный период русской истории. С нашей точки зрения, это обстоятельствоимело весьма существенное влияние на причины обращения к нему художниковпостдекабристской эпохи. Романтизм с его вниманием к сложным, таинственным,противоречивым явлениям успел наложить свой отпечаток на сознание людей первойтрети XIX в. Время «простых решений» миновало и в искусстве, и висторическом знании.
Дажеопираясь только на материал, представленный в «Истории государстваРоссийского» Карамзина,14 остававшейся по-прежнему главнымпоставщиком и сюжетов, и исторических концепций, нельзя было не увидеть, что нетолько враги-интервенты были причиной бедствий России в начале XVII в., но исами русские. Становилось очевидным, что русский национальный характер имеетдвойственную природу, что, в свою очередь, требовало осмысления. Тот жеУстрялов, которого мы только что процитировали, называя Смуту временем«неустройств беспримерных», с удивлением констатирует: «ИмяДимитрия, как волшебный глас, как приговор Судьбы, взволновало наше Отечество,разорвало все узы, ниспровергло все законы Предки наши в непонятномослеплении стремились с хлебом-солью на встречу каждому, кто только хотелназваться Димитрием, и — поверит ли потомство? — несколько сот тысяч Россиян сБоярами, с Князьями предались Жиду — Вору Тушинскому! Судьба нашегоОтечества зависела от одного слова Сигизмунда, и если бы не твердость Ермогена,не великодушие Минина, не мужество Пожарского — прощай Россия — и навеки. Ксчастью, заблуждение исчезло; предки наши образумились, стали дружно, твердо заВеру, за Отечество; явили доблести Героев».15
Устряловограничивается почти механическим перечислением исторических противоречий, нопри этом призывает русских писателей приняться за сюжеты Смутного времени,«не изменяя духу времени в малейших подробностях», и создатьпроизведения, которые могли бы заменить русским читателям романы Вальтера Скотта.
РоманыВальтера Скотта, конечно, много способствовали обращению современных емуписателей в разных странах Европы к сложным, противоречивым эпохам собственнойистории, а также к разработке народного характера, участия народа в истории.Шаховской, как уже отмечалось, живо откликнулся на потребность времени. Пьесой,которая сочетала в себе преломленный сознанием Шаховского шекспиризм ивальтер-скоттовские традиции, обращение к русской «злобе дня» 1829-30гг. и включение в дискуссии о русской драматургии, о пьесах Хомякова, Погодинав кругу «Московского наблюдателя» (в среде которого Шаховской,видимо, вращался в это время), а может быть и результат хотя бы косвенногознакомства с «Борисом Годуновым», — явились «Смольяне в 1611 году».
Шаховскойне первый раз обращался к Смутному времени. Однако его «ИванСуссанин» (1815) — это опера-анекдот, которая не только полностьюпринадлежит культурной ситуации середины 1810-х гг., но и в силу жанровойспецифики не претендует на глубину разработки исторического сюжета. Теперьдраматург опять выбирает героический, «жертвенный» сюжет — взятиеСмоленска поляками в ночь со 2 на 3 июня 1611 г., происшедшее после почтидвухлетней осады города и мужественного противостояния его жителей.
Эпизодэтот ярко и достаточно подробно описан в 12-м томе «Истории»Карамзина, которой Шаховской во многом и следует. Однако тем более показательныотступления от исторических фактов. В «Суссанине» Шаховской, вопрекиизвестной легенде, спасает своего героя и венчает пьесу хором счастливыхпоселян. В «Смольянах» он как раз заставляет большинство своих героевпогибнуть: смертельно ранен во время дерзкой вылазки в стан врага АлександрГорчаков, умирает его невеста Елена, во время штурма города гибнут ПетрГорчаков16, Алексеев, Татищев и др. Что же касается Шеина, то его в пьесеспасает от верной смерти Новодворский — положительный герой из поляков (о немсм. ниже). Однако именно Шеин у Шаховского приказывает сыну дать сигнал овзрыве смоленского храма, т.е. финал остается открытым: зритель можетпредположить, что враги не простят герою такого поступка. Вот как выглядитфинальный эпизод в «Смольянах»: «Татары бросаются на Шеина.Француз (останавливая татар): Сдавайся! Шеин: Нет! Татарин: Умриже! Новодворский: Стой! (выбивает саблю татарина). Шеин: Руби!.. яне сдаюся! (Татары бросаются) Новодворский (бросаясь на татар) Никто не смей Шеин: И жить стыжуся!/ Но Русских честь спасу!» Далее следуютудары колокола, взрыв храма и финальная реплика Шеина о погибших смолянах:«Они Твои, Небесный Царь!»
Междутем, Карамзин не упоминает о Шеине, говоря о взрыве собора, «где заперлисямногие из граждан и купцов с их семействами, богатством и пороховою казною. Ужене было спасения: Россияне зажгли порох и взлетели на воздух, с детьми, имением- и славою!» Что же касается башни, где находился Шеин, то и здесь картинау Карамзина несколько иная: «Еще один воин стоял с мечем окровавленным ипротивился Ляхам: доблий Шеин. Он хотел смерти; но пред ним плакали жена, юнаядочь, сын малолетный: тронутый их слезами, Шеин объявил, что сдается ВождюЛяхов и сдался Потоцкому».17 Затем Карамзин пишет о дальнейшейсудьбе пленников: Сигизмунд взял к себе сына Шеина, его жена и дочь досталисьЛьву Сапеге, сам Шеин был отправлен «в Литву узником», в плену нарядус несколькими сотнями бояр и дворян оказались и архиепископ Сергий, и воеводакнязь Горчаков. Ясно говорит историограф и о причине падения Смоленска — о«злодейской измене» смолянина Андрея Дедишина, который перебежал кполякам и «указал им слабое место крепости», в котором полякам вовремя штурма удалось сделать роковой для судьбы города пролом.18
Конечно,Шаховской пренебрег всеми этими фактами сознательно. Наличие среди жителейгероического Смоленска даже одного предателя никак не вписывалось в туконцепцию русского характера, которую драматург хотел передать в своей пьесе.Поэтому он предпочел на этот раз отступить от фактов, максимально усиливдраматизм ситуации. Пьеса завершалась финалом, приличествующим трагедии, чтодало драматургу возможность и выдержать жанр в духе новых требований конца1820-х гг., и отделить свою пьесу от традиции «Димитрия Донского»Озерова, корреляции с сюжетом которого Шаховской не мог не учитывать.19Как мы полагаем, эта соотнесенность входила в его творческие планы.
Шаховскойв «Смольянах» как бы все еще ведет внутренний диалог с трагедиямисвоей молодости, в данном случае — с «Димитрием Донским» Озерова,который в свое время вызывал недовольство и прямую критику шишковистов, нокоторому тогда ни сам Шаховской, ни кто-либо из архаистов не смогли ответить.Сюжет «Смольян» кажется репликой к сюжету «Донского»,которая, так сказать, проясняет жанр, вводя в пьесу подлинную трагическуюколлизию.
Напомним,что в трагедии Озерова трагическая коллизия была явно надумана (несчастнаялюбовь Димитрия к «небывалой» княжне Ксении, которая«шатается», по насмешливому выражению Г. Р. Державина, за ним ввоенный лагерь и из-за которой русский князь был готов бросить и родину, ибитву с татарами! что вызывало особое негодование адмирала А. С. Шишкова).20У Озерова все кончалось благополучно: битва выиграна, Тверской великодушноуступил Ксению «победителю свирепого Мамая», любовники бросаются вобъятия друг друга.
Счастливыйфинал, вопреки намерениям автора, подчеркивал несоответствие происходящего насцене важности изображаемого исторического момента. Понятно, что в глазахбеседчиков патриотический восторг, охватывавший зрителей «Димитрия Донского»в преддверии 1812 г., не искупал подобных недостатков пьесы. Русской трагедии,которая передавала бы внутренний мир людей древней Руси, в пониманиишишковистов, — степенных и благочестивых, для которых чувство любви к отечествупревосходило бы все прочие, — у Озерова явно не получилось. И все же тогда, вконце 1800-х гг., никто из них не смог дать русской сцене своей трагедии.
Драматургическиеэксперименты позднего Державина явно не отвечали запросам зрителей.«Дебора» самого Шаховского — патриотическая трагедия на библейскийсюжет (Кн. Судей. 4-5) — не могла затмить «Димитрия Донского» ужепотому, что не была «русской» трагедией. Хотя ее непосредственным«образцом» была «Гофолия» Расина, Шаховской явно подхватилодну из линий, которая привлекала зрителей к озеровским пьесам. В центре«Деборы» стоял сильный женский характер, который вдохновлял мужскихперсонажей и народ на подвиги во имя отечества. Дебора превосходит в уме,проницательности и стойкости своего мужа Лавидона, избранного вождемизраильтян. Лавидон храбр, но доверчив и легко поддается внушению политическихинтриганов, Дебора послушна лишь Вышней воле и готова идти до конца в борьбе сврагами веры и отечества. Ксения у Озерова также проявляет в решительную минутубольше твердости, чем русский вождь, готовый вместо Куликовской битвы начатьмеждоусобную войну за руку Ксении:
Ди м и т р и й
Нобрак остановить довольно здесь мечей;
Кзащите прав моих довольно рук
…Во ярости моей
Набрань, на люту брань пойду, мой стан подвигну
Итвоего отца я местию достигну.
Кс е н и я
Постой,о государь! куда стремишься ты!
Иревности куда влекут тебя мечты?
Ильхочешь ты в своем свирепом исступленьи
…
Явитьтатарам здесь отечества позор,
Приуготовитьим победу несомненну,
Россиюпод ярем вести окровавленну? и т.д. 21
Естьв «Деборе» и другие очевидные переклички с «Донским»: советсвященников и старейшин, который должен решить судьбу Силома, параллелен советуперед битвой в шатре Димитрия (д. 1, явл. 1-3); совет первосвященникапокориться воле Сисара живо напоминает предложение старого князя Белозерскогоискать мира с Мамаем (зрелая опытность противопоставлена в обоих случаях пылкоймолодости). Однако только через двадцать лет Шаховской нашел тот ракурс для«русской трагедии», который помог ему по-своему«переписать» Озерова.
В«Смольянах» любовный конфликт был устранен, любовная линия(представленная Александром Горчаковым и его невестой Еленой) редуцирована иподчинена основной идее трагедии — необходимости жертвы и героической смерти заотечество. Правда, именно в любовной линии в наибольшей мере присутствуютобязательные составляющие романтического текста: пророческий сон, экстаз, дажеропот на Бога, почти по «Людмиле» Жуковского (только ропщет жених, ане невеста22) и одновременная смерть любовников. Очевидно, что визображении чувств героев Шаховской явно стремился, в отличие от Озерова,соблюсти древнерусский колорит, и это ему, в определенной мере, удается, новоздействие литературного контекста все же оказалось сильнее.23 Ивсе же отказ от happy end’а придавал большую, по сравнению с Озеровым, убедительностьосновной патриотической теме жертвы за Отечество, которая в противном случаемогла бы свестись в «Смольянах» к демагогическим декларациям.24
Вэтой главной для него теме Шаховской остается неизменен как носитель сознанияконца XVIII века, оставшегося актуальным и для декабристов. Приведу обширнуюцитату, надеясь, что она одновременно даст хотя бы некоторое представление остилистике стихотворной трагедии Шаховского. Его герой — Шеин — в центральноммонологе развивает авторскую концепцию «сына Отечества»:
Спокоенбудь холоп, который сделал то,
Чемможет защитить себя от наказанья;
Наемниксмело жди за труд твой воздаянья,
Когда,щадя себя, исполнил уговор;
Беcсовестныйсудья, перехитря законы,
Даслабому не даст от сильных обороны,
Мойруки, как Пилат, чтоб избежать укор.
Ногибнущей отчизны
Благочестивыйсын
Спокоенбудет ли в тот час, как он один
Безказни, даже укоризны
Внародной гибели охотой уцелел?
Ктоположил его служению предел?
Онслужит родине не по условью;
Онсын, не раб ея, он духом, самой кровью
Сней слит в одно: он за нее падет;
Нововсе не умрет,
Покударод его и имя будут живы.
Убитыйяростью врагов,
Какхлебное зерно с удобренной им нивы,
Ондаст сторичный плод.
…
Да,славный наш отпор, наполня землю слухом,
НаучитРусских всех, как весело стоять
ЗаЦарство, правду и свободу.
Последниестроки кажутся взятыми из какого-нибудь декабристского сочинения, хотя бы изРылеева. Однако есть и приметы иной эпохи, свидетельствующие о том, чтоШаховской чутко прислушивался к тому, что делалось в литературе, угадывал тонаправление, в котором она двигалась, и по-своему старался откликнуться на этоновое.
«Смольяне»являют собой показательный пример взгляда в прошлое и будущее русской трагедииодновременно. Можно сказать, что прошлое перетянуло, чем отчасти объясняется иотсутствие у пьесы подлинного успеха. Однако мы помним, что когда Пушкин в 1830г., разбирая трагедию Погодина «Марфа Посадница Новгородская», ставилвопрос о «народной драме» (т.е. о национальной трагедии), он вовсе небыл уверен, что такую драму можно создать. Вот его аргументы: «Отчего женет у нас народной трагедии? Не худо было бы решить, может ли она и быть. народная трагедия родилась на площади, образовалась и потом ужебыла призвана в аристократическое общество. У нас было бы напротив. Трагедия наша, образованная по примеру трагедии Расина, может ли отвыкнуть отаристократических своих привычек? где, у кого выучиться наречию,понятному народу? Какие суть страсти сего народа, какие струны его сердца, гденайдет она себе созвучия, — словом, где зрители, где публика? длятого, чтоб она могла расставить свои подмостки, надобно было бы переменить иниспровергнуть обычаи, нравы и понятия целых столетий...».25
Назвавпьесу Погодина «опытом народнойтрагедии», Пушкин мог отнести эти же слова и к «Смольянам»Шаховского, поскольку в обеих трагедиях дается «развитие важногоисторического происшествия», решавшего судьбы России. Однако ни Погодин,ни Шаховской не обладали полным набором качеств, необходимых, по Пушкину,«драматическому писателю»: «Философия, бесстрастие,государственные мысли историка, догадливость, живость воображения. Никакогопредрассудка любимой мысли. Свобода». О последнем в особенности трудноговорить в применении к Шаховскому, как раз развивающему в трагедии свои«любимые мысли».
Вследза пушкинским «Борисом Годуновым», драматург строит пьесу, с однойстороны, как противопоставление двух лагерей — русского и польского и, с другойстороны, он отказывается от центрального персонажа. Главным героем«Смольян» оказывается город, народ. Шеин, руководитель обороныгорода, интересует Шаховского, в первую очередь, не как индивидуальность, а какчасть коллективной личности — жителей города, являющих собой народ, нацию вмомент наивысшего проявления ее внутренних потенций. Отвечая польскому послу,попытавшемуся вести переговоры о судьбе Смоленска с ним одним («Корольтвой ум глубокий уважает/ И видит всех граждан в тебе одном»), Шеин прямоговорит:
Нет,я один ничто; но вместе с ними
Явсё: они со мной одна душа,
Иваш Король нас разлучить не в силах.
Такговори им всем или иди!
Бояринвоевода Шеин, воевода князь Горчаков, дьяк Алексеев и безымянные пушкарь,стрелец, женщина — все они у Шаховского мыслят и чувствуют одинаково, в томчисле и когда ободряют друг друга в минуты душевной слабости и ропота налишения. Мы видим пример единения всех сословий и народностей, без различийдаже пола и возраста. Женщины и дети Смоленска готовы умереть, но не сдатьсяврагу. Вот реплика безымянной смолянки: «Мы правде не изменим,/ И смерть,так смерть: двух раз не умирать,/ А одного никак не миновать».
Посути, Шаховской пытается создать нечто вроде драматургического эпоса — опятьперед нами попытка ответить на современные литературные запросы. Напомнимавторское жанровое определение — «хроника». Это — шекспировскаяаллюзия, но не только.
Драматургстремится передать зрителю особенности русского патриархального сознания, какимон его видит. Главной его составляющей, по Шаховскому, является вера.«Смольяне» — это религиозная трагедия, причем в гораздо болеесерьезном смысле, чем столь поддержанная правительством «Рука ВсевышнегоОтечество спасла» Н. В. Кукольника. Шаховской продолжает собственную«Дебору», но уже на русском материале.
Религиознаятема органически переплетается с темой национальной: герои защищают не толькоземлю, но и веру отцов, главное же состоит в том, что их сознание органическирелигиозно. Смирение, покорность Божией воле, по Шаховскому — ведущая чертанационального характера. Однако эта тема в пьесе не эксплуатируется и даетсябез излишней экзальтации. В «Смольянах» нет никаких чудес, которымиизобилует, например, пьеса Кукольника. Более того, город гибнет вопреки всеммолитвам его благочестивых жителей. Вера смолян в Провидение как будто быпосрамлена: враги берут город, жители гибнут, однако они уверены в небеснойнаграде и умирают без ропота. Они в точности исполняют завет Авраамия Палицына,переданный им Мезецким накануне штурма:
Кровопролитнаяготова вам трапеза
Ичаша смертная до края налита.
Так,близок Божий час, и Христианин каждый
Будьтвердым духом бодр и чистым сердцем рад!
Престанешьскоро ты томиться жаждой
Живойводы, и твой душевный глад
Насытишьскоро ты неземнородным хлебом.
…
Когдав сердцах у вас цветет надежда
НаИскупителев завет,
Когдалюбовью вы к нетлению горите
Иверите, что смерть не есть души предел:
Тов ночь грядущую от ваших дел
Надеждуи любовь, и веру покажите.
Однакожители Смоленска заботятся и о земной славе, которую видят в том, чтобыпередать следующим поколениям незапятнанной честь своего Отечества. На вопросНоводворского: «Но смертию насильной/ Зачем вам умирать?» Шеин отвечает:«Умрем, чтоб ведал свет/ О правде нашей».
Сточки зрения развития патриотической концепции в «Смольянах в 1611году», пожалуй, наиболее знаменательно изображение польского лагеря.Здесь, как мы полагаем, возможны точки пересечения с пушкинским взглядом. Важнопри этом, что редакция трагедии, создававшаяся после Польского восстания 1831 г.,не внесла изменений в концепцию Шаховского.
Конечно,в целом, польский лагерь изображен как вражеское и отрицательное начало. Однакоон отчетливо разделен на две части. Первую — большинство — составляют наемники,которые воюют из-за наживы. В основном, это даже не «природные»поляки; эти персонажи, не имеющие имен, называются обычно по своей этническойили географической принадлежности: Чех, Жид, Молдаван, Швейцар, Итальянец,Француз, Татарин, Запорожец и др. Вот характерная реплика Француза: "… яушел в солдаты/ Чтоб бить других, и славно подерусь.../ А за кого? за что?зачем? спроси меня: не знаю".
Особенноепрезрение у автора вызывают перебежчики, как, например, Запорожец, которыйпрямо говорит:
…признаюсь, хоть горько
Мне,православному, идти не за своих,
Даделать нечего: что выслужишь у них?
Постися,да дерись и только.
Атак чтобы войти хозяином в чей дом —
Нельзя;своя земля!.. такой пойдет содом,
ЧтоБоже упаси: так и пришло пуститься
Служитьу тех,
Скем, на крещенный счет, подчас могу нажиться,
Хотяоно бесспорно грех,
Дапонедельничать я дал уж обещанье
Дляспасенья души
Ипринести еще успею покаянье.
Ответнаяреплика Мазура подчеркивает принципиальную для Шаховского разницу междунаемником и человеком, служащим интересам своего отечества:
Таквижу я, что здесь и все вы хороши.
НашПольский стан не то, мы все отчизне служим
Идвадцать месяцев деремся, а не тужим.
Исмоляне у Шаховского на себе ощущают разницу между поляками("… Королевские полки как волки смелы") и наемниками (их называют«королевский сброд»), которые не склонны слишком усердствовать в бою:
Тамбыл наемный полк, так он улепетнул,
Чтобсвой товар сберечь.26
Длясравнения в пьесе Шаховского в среду защитников Смоленска также введеныиностранцы. Это шотландец Лесли и немец Енгельгард, которые сражаются наравне срусскими, поэтому руководители обороны города подчеркивают:
Алексеев
Всеравно,
Чтопредок твой родился иноземцем,
Нерусскойродом ты, так русской сердцем.
Горчаков
Изнать я не хочу, кто были их отцы,
АЕнгельгард и Лесли молодцы,
Такстало русские: Царям законным вместе
Служиливерно мы, так не изменим чести,
Умрем,и дело решено…
Однакопольский лагерь у Шаховского — это не только наемный «сброд». Авторособо выделяет образ мальтийского рыцаря Новодворского — истинного патриота иверного подданного польского короля Сигизмунда. Это как бы alter ego Шеинасреди поляков. Он старается удержать своих собратьев по оружию от излишнейжестокости к жителям осажденного Смоленска. Накануне штурма Новодворскийприходит в город для последних переговоров, в надежде вынудить смолянпрекратить сопротивление и, тем самым, избежать кровопролития. Однако, видянепреклонность защитников Смоленска, он восхищен их мужеством. Как воин, верныйприсяге, он должен с ними сражаться, но спешит покинуть город, поскольку боитсяутратить твердость:
…мне не достанет мочи
Смотретьна вас и долг мой не забыть.
Простите,храбрые… так вы Славяне,
Выбратья нам.
Важноподчеркнуть и общую историческую концепцию пьесы: бедствия Смутного времениШаховской склонен объяснять грехом самих русских, особенно коварством имеждоусобицей бояр. Его любимый герой Шеин прямо обвиняет их:
ИДона и Днепра не станет смыть пятна
Симен Бояр, служивших Самозванцам.
Поэтомухарактерно, что два идеальных героя — Новодворский со стороны поляков и Шеинсреди русских — надеются на прекращение в будущем распри между двумянародами-братьями. Шеин восклицает:
КогдаНебесный Судия
Межнас погасит огнь раздора?
Иеще более отчетливо мысль автора звучит в словах Новодворского:
Такнеужели же враждою,
Вкоторой может быть и правых нет,
Мыбудем ввек губить своих единокровных,
Чтобчуждым племенам добычей быть.
Нет,я надеюся, придет то время,
Когдакак братьев нас любовь соединит.
Втот самый год, когда пьеса А. А. Шаховского ставилась в театре, Пушкин работалнад посланием Адаму Мицкевичу «Он между нами жил...», где вложил вуста польского поэта слова, тесно перекликающиеся с только что процитированнойрепликой из «Смольян в 1611 году»:
Онговорил о временах грядущих.
Когданароды, распри позабыв,
Ввеликую семью соединятся. 27
Нампредставляется симптоматичным, что пьеса Шаховского, создававшаяся в руслепушкинского «Бориса Годунова», обнаруживает немало точек пересеченияс позицией поэта в начале 1830-х гг.
Религиозно-патриотическаятрагедия «Смольяне в 1611 году» явно пыталась ответить тем задачам«народной драмы», которые ставил Пушкин в рецензии на пьесу Погодина — понять, каковы «струны сердца» русских как нации и выразить«страсти сего народа». Конечно, масштаб дарования автора не позволилему воплотить эти идеи на адекватном задаче уровне — трагедия растянута, стих ислог ее страдают очевидными несовершенствами. Однако в начале 1830-х гг.театральный успех обеспечивался не одними художественными достоинствами.
Премьера«Смольян» состоялась в Петербурге 26 января 1834 г., через десятьдней после первого представления «Руки Всевышнего» Кукольника(15.I.1834). Последнюю сопровождал шумный успех, вызванный, как нам приходилосьуказывать, скорее ее лоббированием правительственными кругами, чем зрительскимодобрением.28 Подобный контекст оказался явно невыгоден для пьесыШаховского.
В1830 г., прослушав «Смольян» в авторском чтении, собравшиеся уЖуковского литераторы «решили, что она должна произвести сильноевпечатление над зрителями», а Пушкин предложил Шаховскому дать отрывок дляпубликации в «Литературной газете».29 После постановки вПетербурге в 1834 г. уже упоминавшийся нами рецензент «Севернойпчелы» заметил о «Смольянах»: «Как патриотическая пьеса,она имела успех на Театре».30 И все же далеедвух спектаклей дело не пошло. Полагаем, что «Рука Всевышнего...»Кукольника невольно потеснила в репертуаре пьесу на близкий сюжет и со сходной,но не тождественной тенденцией.
Хотяпьеса Шаховского вполне вписывается в формулу «православие, самодержавие,народность», однако к официозной драме ее причислить трудно. Смоляне (народ),единые в своем патриотическом порыве, верные Богу и «московскимгосударям», действуют в пьесе Шаховского уж слишком самостоятельно, без«указки» сверху; их руководители, хотя и носят боярские и княжескиетитулы, уж слишком близки к простым горожанам. Кроме того, самодержавноеначало, столь выдвинутое Кукольником, у Шаховского редуцировано. В результате«Смольяне в 1611 году», в отличие от «Руки Всевышнего...»,не удостоились высокого покровительства. Скромная попытка стареющего и ужеутратившего позиции драматурга создать независимую, не конъюнктурнуюнациональную трагедию успехом не увенчалась. Вместе с тем, как нампредставляется, в трудном деле становления национальной идеологии 1830-х гг. ейвсе же принадлежит законное место.
Примечания
1Мы имеем в виду творческое соперничество, что необходимо оговорить, т.к. послесмерти Озерова довольно долго мусировался несправедливый слух о том, чтоШаховской снял с репертуара его «Поликсену», чтобы продвинуть насцену свою «Дебору». Напомним также, что участие драматурга в те жегоды в коллективном переводе «Заиры» Вольтера было вызваностремлением группы театралов дать восходящей звезде русского театра Е. Семеновойматериал для творческого соревнования с приехавшей в Россию французскойактрисой Жорж. Для своей ученицы и протеже М. Валберховой Шаховской перевелдругую трагедию Вольтера — «Китайский сирота».
2См. специальную работу: Гозенпуд А. А. В. Скотт и романтические комедии А. А. Шаховского// Русско-европейские литературные связи. М.-Л., 1966.
3Это обстоятельство повышает степень вероятности знакомства Шаховского спушкинским «Борисом Годуновым».
4См.: Театральный альманах на 1830 год. СПб., 1830. С. 140-145.
5ОР и РК СПб. Театральная библиотека, шифр I VII 3 111 N 4659. Писарская копия.Листы не нумерованы, поэтому в дальнейшем мы вынуждены будем цитировать этурукопись без указания номера листа.
6См.: Киселева Л. Н. О роли театра в становлении официальной идеологииниколаевской эпохи (драма — опера) // Россия/ Russia. 1999. N 3.
7См.: Гозенпуд А. А. А. А. Шаховской // Шаховской А. А. Комедии. Стихотворения.Л., 1961. С. 66.
8См.: Щербакова М. Музыка в русской драме. 1756 — первая половина XIX века.СПб., 1997.
9Автор новейшей монографии о Шаховском ульяновский исследователь С. М. Шаврыгин,озабоченный идеей сделать из Шаховского религиозного писателя и прочитавшийдаже «Нового Стерна» как воплощение притчи о блудном сыне,справедливо посвящает «Смольянам» — пьесе, действительно, пронизаннойрелигиозными мотивами и идеями, специальный параграф. См.: Шаврыгин С. М.Творчество А. А. Шаховского в историко-литературном процессе 1800-1840-х годов.СПб., 1996. С. 159-164. Однако предложенный автором анализ прагматики и функциирелигиозных мотивов в пьесе нам не представляется достаточным.
10См. об этом в статье: Вацуро В. Э. Историческая трагедия и романтическая драма1830-х годов // История русской драматургии XVII — первая половина XIX века.Л., 1982. С. 331-332.
11См., в первую очередь: Лотман Ю. М. Несколько добавочных замечаний к вопросу оразговоре Пушкина с Николаем I 8 сентября 1826 года // Лотман Ю. М. Пушкин.СПб., 1995; Осповат А. Л., Рогинский А. Б. Историческая проза и государственныймиф // Старые годы: Русские исторические повести и рассказы первой половины XIXвека. М., 1989. С. 361-364. WortmanRichard S. Scenarios of power: Myth and Ceremony in Russian Monarchy. PrincetonUniv. Press, 1995. Vol. 1. P. 302 et al.
12Предшествовавшая ему по времени публикации трагедия Б. Федорова «БорисГодунов», разумеется, не могла сыграть роли текста-родоначальника, хотя и«проявила» характерным образом ожидания эпохи.
13Устрялов Н. Сказания современников о Димитрии Самозванце. СПб., 1831. Т. I. С. III-IV.
14См.: Карамзин Н. М. История Государства Российского. М., 1989. Кн. 3. Т. XII.
15Устрялов Н. Ук. соч. С. II.
16Как будет далее ясно из изложения Карамзина, в действительности, и воеводаГорчаков, и дочь Шеина (только что упомянутая Елена) остались живы.
17Карамзин Н. М. Ук. соч. С. 179.
18Там же. С. 180. Любопытно отметить, что автор рецензии на постановку«Смольян», излагая «историческую основу» пьесы, такжеупоминает об измене: «Смоленск выдержал слишком полуторогодовую осаду.Голод и измена некоего Дедешина повергли Смоленск к ногам Сигизмунда»(Северная пчела. 1834. N 32. 9 февр. С. 127).
19М. Щербакова установила, что при постановке «Смольян» в качествеувертюры использовалась увертюра к «Димитрию Донскому». Можнополагать, что то же относилось и к декорациям и костюмам: пьеса Озеровапродолжала идти на сцене, так что зрительские ассоциации былизапрограммированы.
20См.: Жихарев С. П. Записки современника: Дневник чиновника. Воспоминаниястарого театрала. Л., 1989. Т. 2. С. 99; Аксаков С. Т. Воспоминание обАлександре Семеновиче Шишкове // Аксаков С. Т. Собр. соч.: В 3 т. М., 1986. Т. 2.С. 277.
21Озеров В. А. Трагедии. Стихотворения. Л., 1960. С. 249.
22Напомним, что та же особенность характерна и для «Димитрия Донского»Озерова, и для «Деборы» Шаховского.
23Любовная линия в «Смольянах», видимо, возбуждала споры современников.В целом доброжелательный рецензент из «Северной пчелы» писал:«Не понимаем, для чего Автору вздумалось впутать в сие произведение любовьдочери Шеина, Елены, к сыну Князя Горчакова. Любовь эта так холодна, такбезжизненна, что без нея весьма можно было бы обойтись» (Цит. соч. С. 127).С другой стороны, далее рецензент несколько себе противоречит, когда, критикуяисполнение роли Елены, пишет о «тихой страсти», которую не смоглапередать актриса Григорьева, и сравнивает роль с ролью Антигоны из «Эдипав Афинах» Озерова. Подобные колебания были спровоцированы авторскимстремлением передать образ скромной, смиренной, хотя и любящей древнерусскойкрасавицы. Вместе с тем, из письма Шаховского к С. Т. Аксакову от 8.01.1830 г.мы узнаем краткую реплику Пушкина, присутствовавшего при чтении пьесы на вечереу Жуковского: «Пушкин говорил, что он лиризм везде любит» (Русскийархив. 1873. Кн. I. С. 0473)
24Ср. в передаче Жихарева отзыв Яковлева о роли Димитрия, которой актер не любил,несмотря на огромный успех, который она ему неизменно приносила: «Не о чемтут хлопотать! — говаривал он. — Нарядился в костюм, вышел на сцену и пошелсебе возглашать » (Жихарев С. П. Ук. соч. С. 383).
25Пушкин А. С. Полн. собр. соч. В 10 т. Л., 1978. Т. 7. С. 149-150.
26Ренегат и обманщик Марк Угрин, взявший на себя роль посредника в переговорах,прямо обвинен в трусости:
…здесь он бодро ходит,
Атам, срамец, от взрыва наутек.Назад
27Пушкин А. С. Полн. собр. соч. В 10 т. Л., 1977. Т. 3. С. 259.
28См. нашу работу, указанную в примеч. 6.
29См. уже приводившееся письмо Шаховского С. Т. Аксакову (Русский архив. 1873.Кн. I. С. 0473-0474). Отметим, что речь шла о публикации речи Мезецкого (неЛизецкого, как указано в «Русском архиве»).
30Северная пчела. 1834. N 32. С. 127.
Список литературы
Дляподготовки данной работы были использованы материалы с сайта www.ruthenia.ru