Честь и совесть. Русская менталъностъ в языке и втексте
В.В. Колесов
Вдругой лекции мы говорили об идеальных ликах русских культурных героев-богатыре-герое и святом. Оба пребывают в житии (т.е. в миру), но идеальнопо-разному: герой ради защиты от физического насилия (это живот), а святой — отдуховного порабощения (это жизнь). О таком соотношении идеальных ценностеймного пишут русские философы и поэты. Идеальным проявлением героя является егочесть, тогда как святой дорожит своей совестью. Вот новые концерты русскойментальности, которые нам следует рассмотреть. Начнем с истории терминов, онапоучительна сама по себе.
Длярусского коллективного подсознательного честь и совесть равноценны иравнозначны по нескольким признакам, И та и другая суть проявления личнойнравственности в общественной среде — в обществе равных, в соборном(совместном) переживания событий. Но честь — это языческая совесть; совесть-христианская честь, Идея чести приходит из славянского язычества, идея совести- с принятием христианства, но развивается постепенно на основе языческого жепредставления о стыде и сраме.
Словочесть того же корня, что и часть, в древности это очень конкретное воплощениеличной доли, части в общем богатстве рода или семьи; личная честь -этоу-частъ впри-част-ности к общему делу, у-част-ии в нем. Но честь (чъстъ) — славянскоеслово, а совесть (съвЬстъ) — калька с греческих слов cuv-si5-oc совместное знание> сознание > совесть1 и cuy-ei5-r|GiG 'сознавание > сознание >совесть1 от глагола cuv-si5-svai 'быть своим собственным соучастником1. Вхристианских текстах Нового Завета эти слова уже получили современное значение'совесть1, но в языках новообращенных христиан такое значение развивалосьисподволь и долго. У русских это случилось только к началу XVII века.
Долгоевремя существовало типичное для народной речи удвоение слов, служившее длявыражения какого-то важного понятия. Так было и здесь. Социальная связь чести идуховная связь совести складывались постепенно. Им предшествовали формулы честьи слава, стыд и срам, В обоих случаях имеются в виду личное переживание (стыд,честь) и оценка его со стороны окружающих (срам, слава).
Субъект-объектныеотношения не разведены, каждый член коллектива может оказаться в такомположении, и тогда это именую он переживает и одновременно оценивается в своемповедении.
Ещеи сейчас можно сказать стихами детского поэта: «а нечистым трубочистамстыд и срам, стыд и срам!» — но это далеко от понимания совести, скорееэто осуждение бесчестности. Так же, как и в формуле ни стыда ни совести — в нейотрицаются и чувственные и духовные основания принятых в обществе нормповедения, Но стыд и совесть одинаково личные переживания, здесь и речи нет обосуждении со стороны. По суждению русских философов, христианское«голос» совести в русском сознании соединяет чувства стыда,альтруизма и благоговения, т.е, обязательно некоего возвышенного переживания,причина которого неведома, но «существование совести в человеке есть факт,который не подлежит сомнению.
Весьмаредки примеры людей, в которых этот внутренний голос совершенно заглушен…Действовать по совести может только сам человек, по собственному побуждению.Совесть есть самое свободное, что существует в мире; она не подчиняется никакимвнешним понуждениям» (Б.Н.Чичерин). В последовательности развития чувствпсихологи различают застенчивость > cm ыд > вину > совесть.
Застенчивостьесть состояние, присущее русскому характеру, и о ней говорят часто. Этонежелание лезть вперед, высовываться, выставляться, но, наоборот, стремлениеоставаться в тени (стЬнь и есть тень), до времени, пока не понадобишься в деле.Стыд -состояние тоже, но уже не пассивное, это ответ на вызов; переживаниечувств, которые совместно формируют со-знание, потому что, по верному словуВасилия Розанова, «стыд есть разграничение», отделение личногочувства от коллективного переживания. Вина, развиваясь из чувства стыда,вызывает чувство ответственности, а совесть, как порождение вины, естьосмысленное в личном о-со-знании проявление чувства в действии. В отличие отстыда и вины, совесть действует, поскольку она представляет собою сплав чувстваи мысли и воплощается волей к действию. Вот мы и пришли «к уяснению важногопризнака совести, это проявление воли, заложенной в переживаниях, не всегдапонятных самому человеку.
Иногдаговорят, что выражение „чистая совесть“ есть указание на отсутствиесовести, ведь „совесть потому и совесть, что она нечиста“, Но такоетолкование совесть приравнивает к сознанию и возвращает нас во временаязычества, когда совесть и есть честь. А апостол Павел, введший понятиесовести, говорил именно о чистой совестя. Между прочим, слова чист и часть покорню родственны, а по значению близки слову честь. Чистая совесть — честнаясовесть; еще один плеоназм, удвоение одной и той же мысли,
»совестьнужна каждому человеку, — утверждает Иван Ильин и подчеркивает все слова своегоопределения. — Совесть есть живая и цельная воля к совершенному" -этокачественность, «первый и глубочайший источник чувства ответственности…основной акт внутреннего самоосвобождения… живой и могущественный источниксправедливости… главная сила, побуждающая человека к предметномуповедению», живой элемент упорядочивающей культурной жизни. Если человекне может поднять себя до своей совести, то «понимание совести снижаетсяили извращается». Вот что такое совесть в русской интуиции: «лучикачественности, ответственности, свободы, справедливости, предметности, честностии взаимного доверия».
Вэтом представлении совести никакой связи с сознанием как интеллектуальнымдействием нет. Совесть — это совестный акт, акт духовный, а не рассудочный.Если люди ждут от совести суждения (indicium), то есть облеченного в понятия ислова приговора, то это ошибка: именно мысль и губит совесть: «Мысль,двигаясь между совестью и приговором, начинает сначала заслонять показаниесовести, потом насильственно укладывать его в логические формы, искажать егосвоими рассуждениями и даже выдавать себя за необходимую форму совестныхпоказаний. Ум заслоняет совесть; он умничает по-земному, по-человеческому… Отэтого человек теряет доступ к совестному акту и начинает принимать рассудочныесоображения своего земного ума и земного опыта за показания самой совести»и" совесть перестаёт быть силою", потому что вообще — «совестныйакт не есть акт интеллекта».
Любопытнодиалектическое кружение мысли между идеями чести, и совести. Объективно обе онивоплощают единство личного и общего, но взгляд на единство — разный. Человекчести связан законами долга, наложенными на него обществом, однако принимаетрешение сам, лично — по чувству ответственности. Совестливый человек весь — вплену личного «демона», подчас иссушающего душу, но именно такойчеловек решается на поступок иногда вопреки своему «я» — по зову повести. Тамначинают с долга и кончают ответом на нравственный вызов; здесь начинают сличной ответственности, завершая исполнением долга. Герои западной литературыиндивидуалисты, персонажи Хемингуэя или Ремарка живут понятием чести; героирусской литературы погружены в бездны совести. У европейца границы свободыопределены долгом, у русского вопя направлена совестью. Когда Аарон Штейнбергпишет о диалектике свободы у Достоевского, он ни словом не поминает основной дляписателя идеи совести (проработка концепта «совесть» — заслугаписателя в развитии мировой философии). Совесть постоянно борется с волею — этои есть понимание свободы по-русски: ограничение своеволия и самоволия совестью.Еще в 1742 году русский монах Иннокентий записал слова, которыми Русь и живетискони: «Кождо свою совесть в себе судию имат, паче же аз окаянный!Комуждо по своей совести себе зазревшу». Совесть — шестое чувство русскогочеловека, его «чувство мысли», ибо «он постигает истину особымчувством мысли, называемой совестью», — говорит Михаил Пришвин.
Нодля русской ментальности честь — это всего лишь часть, и притом часть мирская,духовной силою не облагороженная. Не дуга, но тело, вещный эквивалент,однородная масса которого распределяется между достойными: «в своёмсословии член корпорации находит свою честь», писал Гегель, Но этого мало:часть слишком оземлена и приземлена; являясь участью, она не решает проблемысудьбы, не возносится в области духа, А потому слабеет в качествах, омертвляетсяи потому, как заметил Герцен, в Европе «рыцарская честь замениласьбухгалтерской честностью», а всякая честность как суррогат чести естьвсего лишь «последний остаток онтологичности» (это слова ВладимираЭрна).
Средневековаяформула честь и слава — языческая формула — предполагала взаимообращенностьсюзерена и вассала, но именно на условиях взаимности. Языческую двухчленнуюформулу христианство перестроила в трехчленную (добавило символ хвалы), темсамым введя в её вещные компоненты член идеальный, духовный: сущность символапоказана на основе явлений. До сих пор мы чувствуем эти грани, претворенные вразличиях стиля, но данные в особых выражениях: окажите честь — она выдаетсякак вещный знак награды, воспойте славу — она восхваляется в слове, вознесите хвалу- а это уже идея, воздайте идеей.
Впонятии чести остается невосполненной, ненасытимой присущая русским идеяцелостности, не зависящей от земных её ипостасей. Устремленность к высокийформам — к сущему, а не к явлению — в их внутренней целостности и рождает идеюсовести, и чистая совесть важнее чести, поскольку «цельность духа, цельноеощущение действия» есть «испытание ценности через себя» (НиколайЛосский). Совесть через идею Бога единит всех людей в общей причастности вдуховному.
Опосредованноеединение и порождает то ощущение (не осознание, но чувство) соборности, накотором крепится и этика (личная мораль) и политика (мораль социальная), поопределению Николая Бердяева, для которого «честность,,,западноевропейский идеал. Русский идеал — святость». Честность как началообмирщенное не может быть идеалом, это всего лишь средство, которое настановится целью.
Такидея порождает идеал, и идеалом, образцом человеческим в высшем, духовномсмысле, признается не герой, достойный чести, но святой как учитель совести. Влюбом случае, — говорил Владимир Соловьев, — личная совесть человекапредпочтительнее перед «сознательностью», которую навязывает среда.То, что связано с сознанием, то окутано мыслью об «отрицательномотношении»: русский человек может сознаваться в своих поступках, ноотказывается сознавать их, потому что сознавание идет извне, со стороны других;«сознаваться в своих добродетелях и преимуществах так же противно духурусского языка, как и духу христианского смирения» — добавлял философ.Другое дело, что со-вестъ и сама является порождением со-борного со-знания,Со-в-местно со-в-мещенного. Совесть вообще понимается как сила внутреннегоконтроля над своими поступками с позиции отстранение извне, я как ты. Такоераздвоение «я» вместо природной и органически присущей человеку идеичести вносит в душу разлад; в сущности, это также плохо. Христианство приноситраздвоение сил души — вот истинный источник русской рефлексивности и связанныхс нею черт характера. Итак, мы можем представить внешние признаки совести, каких понимает интуиция русских мыслителей. «Совесть есть знание добра»(Ильин), «совесть невозможно делить» (Пришвин), это благодать,противопоставленная закону, которая «диктует безусловно должное»(Евгений Трубецкой), и, «конечно, совесть есть более чем требование, онаесть факт» (Соловьев). И вообще -«физиологическое очень легкообъяснить, но — по-духовному» (Пришвин). Стыд, сознание и совесть несводимы и не заменимы друг другом; их не следует смешивать. Чувство, разум иволя восполняют действия друг друга, но это разные качества личности. Это иразличные проявления характеров в поступке — но не в преступлении: застенчиваястыдливость, рассудительная сознательность и одухотворенная совестливость.Честность не в этом ряду, честность предикат личности, а не характера, и потомувозможна для любого характера. Честный столь же общий признак личности, что иславный, добрый, счастливый. Особенность современного человека в том, что в ихвнутреннем жизнеутверждении место богов (как у греков) или общественного мнения(как в традиционных обществах) заняла совесть, связанная с само-уважениемдостоинства и нравственными постулатами — например, в различении добра и зла.Совесть стала как бы врожденной склонностью современного человека кнравственной жизни, а «голос совести» всегда взывает ксправедливости, формируя и обостряя социальные отношения. Само слово совестьесть «имя вневременного свойства человека», которое в поэтическомтексте может представать как лицо. Так, русская1 совесть «терзает»душу, совесть можно «потерять» или «утратить» как ценнуювещь. Если честь всегда представляла собою «внутреннюю тюрьму», тосовесть — это скорее червячок, который «точит сердце» в минутудушевной 'слабости. Для Дмитрия Лихачева есть — «достоинство положительноживущего человека»,
тогдакак совесть, идущая из глубины души, очищает и оправдывает проявления такогодостоинства. До Лихачева о взаимном нравственном отношении чести и совестиговорили многие. Николай Бердяев утверждал, что «работе совестисоответствуют обязанности, работе чести — права», и в этом — русскоепонимание как личной совести («должен»), так и корпоративной чести(«имею право»). Точнее сказать, честь есть внешний регуляторобщественного поведения, а совесть -внутренний, и обе они предстают какидеально должное в поведении человека. В таком смысле честь — это требование отдругих отношения к себе, совесть -требование твоего отношения к другим. Неслучайно в русской истории славянофилы постоянно говорили о совести исовестливости, а западники — о чести и честности. Это русское представление обинтровертности и экстравертности. Честь связана с правом законом, совесть — сотсутствием принудительной власти, в конечном счете со свободой. Совесть какчисто христианская идея личной ответственности, «эта сила естьдобродетель» (Борис Чичерин), а не право закона. Учитывая русскуюпредрасположенность к справедливости, а не к закону, можно сказать, что длярусского человека совесть -большая ценность, чем честь. Исполнение нравственныхимперативов совести формирует личность, тогда как честь только поддерживает еесоциальное существование. Соотношение справедливости совести и достоинствачести в таком случае совпадают в общем действии, поскольку достоинствопонимается как та же обязанность, но выраженная не бес-со-зна-тельно, но уже«проникнутое разумом» (тоже мысль Чичерина). Смысл корня в словесовесть сохраняет составляющую данной категории: совесть не только чувствуют,её еще нужно знать (глубинно ведать).
Ноантиномичность русской ментальности всегда предполагает наличие какого-тооппозита, в сравнении с которым основной концепт являет свою сущность. Такимпротивопоставлением совести является сознательность-сознание. Греческие слова,слепком с которых является славянское совесть; были калькированы и на латинскийязык — conscientia, одновременно и совесть, и сознание, но по исконному смыслукорня скорее все-таки сознание, В XVIII веке латинское слово калькировали врусском языке — это и есть сознание. Именно так понимали у нас восходящие клатинскому западноевропейские эквиваленты. Тем самым от двух линий — духовнойвосточной и рациональной западной — в русской ментальности образовалосьтипичное удвоение совесть — сознание, и слово совесть стало обозначать только'душевное знание1, «Кабы знала я, кабы ведала» -в русской песне дваглагола тех же корней разведены при одновременном выраженииповерхностно-внешнего, вещного знания и глубинно-сущностного, вечного ведения,Co-знанием воспринимают мир, со-вестью — идеальные его сущности,
Итолько в конце XVIII века расхождение между духовной совестью и рассудочнымсознанием обретает законченные черты; еще у поэта и переводчика Тредиаковскогосовесть и сознание были синонимами, но после него совесть уже соотносится сдругим рядом ценностей (с честью прежде всего). Лев Толстой говорил, что«совесть есть память общества (т.е. честь), усвояемая отдельнымлицом» (а это — совесть}". Толстого представляли как «последнегосовестливого интеллигента», а поэт Анненский, противопоставляя совесть исознание, писал о Достоевском, что тот «был поэтом нашей совести… в немСовесть сделалась пророком и поэтом».
Напротяжении нескольких веков слово совесть прошло свой путь семантическихизменений, направляемых глубоким изучением христианских текстов иподдерживаемых обстоятельствами личной жизни людей. Последовательность такова:'сообщение1 > 'известие1 > 'знание' как указание или повелениесобственного сердца. Этой двойственности нравственных установлений иобъясняется, собственно, идущее до XVIII века убеждение в том, что у человека«два разума» — разум сердца и рассудок ума, «Чистое сердце»апостольских посланий стало у нас «чистой совестью». Еще в XVII векесовестный значило 'известный', а уже в XVIII веке он стал 'совестливым'.Совесть для русских славянофилов «по существу есть искренность, т.е. свободадуха». Публицисты XX века продолжали разрабатывать концепт«совесть». Сопоставляя честь и совесть, они утверждали, что движениек общечеловеческим ценностям лежит на пути расширения личной совести до«общечеловеческой чести». Однако честность и совестливость не одно ито же. Западноевропейскую «бухгалтерскую честность» порицал Герцен, аКонстантин Леонтьев называл ее «вексельной честностью». Русскийчеловек всегда совестлив, но редко честен — это тоже важная тема русской литературы.Русский не бес-честен, а именно не-честен, а это тоже разница, и большая.Бесчестный лишен чувства чести, нечестный им пренебрегает в пользу болеевысокой ценности, особенно тогда, когда идея корпоративной чести разрушается, ичеловек уже не связан достоинством обязательств. Иван Ильин описал четыре этапав развитии бесчестия, начиная с простейшего искушения; однако нечестный всеголишь нечестив, а не бесчестен. Совсем иначе — «больная совесть»(слова Глеба Успенского) — это «чувство собственной виновности, неуравновешенное сознанием (!) правоты», т.е. как бы возвращение к моменту«вины», не обогащенной волевым усилием к действию — и не совестьвовсе, а только приближение к ней. Впрочем, это — типичное русское душевноепереживание. Честность не соотносится со справедливостью, поскольку честь — этокорпоративная совесть, она распространяется только на «своих».Совесть направлена на достижение справедливости в совместном воспроизведениидуховных сил общества.
Действительно,за словом, вроде бы и чужим, дважды заимствованным, скрываются долгие трудыпоколений русских людей, в своих нравственных исканиях отработавших важныйконцепт национальной ментальное™ — совесть. Во многих афоризмах, половицах,идиомах это слово сохранило движение человеческого духа в его поисках добра и всеобщейсправедливости, которые всегда зависят от каждого человека отдельно.
Увы!не всегда сохраняла совесть. «Ну и где же, позвольте вас пораспросить,-говорила дама, — где же теперича у людей эта совесть?» — словами изповести Глеба Успенского выразим эту мысль. Или еще из песни, которую редкоисполняют: Возьмите карандаш и напишите: Совесть, И вспомните, когда вы думалио ней.
Список литературы
Дляподготовки данной работы были использованы материалы с сайта www.auditorium/ru