Контрольная работа
по дисциплине: «Зарубежная литература XXвека»
по теме: «Человек и мир в романе Ж.-П. Сартра „Тошнота“»
Содержание
Введение
Философия экзистенциализма в романе Ж.-П. Сартра«Тошнота»
Заключение
Литература
Введение
Экзистенциализм — философскоетечение девятнадцатого-двадцатого веков, которое выдвигает на первый планабсолютность человеческой свободы и пытается всерьез разобраться споследствиями этого факта для повседневной жизни людей, — эта традиция чащевсего ассоциируется с именем Жана-Поля Сартра. Энциклопедии называют егофилософом и писателем, но такое определение не безупречно. Философ Хайдеггерсчитал его скорее писателем, чем философом, а вот писатель Набоков, напротив,скорее философом, нежели писателем. Но все, пожалуй, согласились бы с емкимопределением — «мыслитель». Экзистенциальное направление в психологиии психотерапии, за последние полвека завоевавшее огромную популярность,восходит к его представлениям о природе и назначении человека.
Жан-Поль Сартр приобрел известность после публикации своегопервого романа «Тошнота» в 1938 году. До этого времени он изучал ипреподавал философию, публиковал первые свои философские работы — и усиленнотрудился над романом, считая это занятие главным для себя. Он прожил долгую жизньи написал множество произведений, многие из которых были изданы только послеего смерти. В романе «Тошнота» Сартр выразил свою философскуюконцепцию, свою версию экзистенциализма, которую он в отличие от многих считалоптимистичной, писатель подчеркивал значение свободы, трудности, которые онапривносит в существование человека, и шансы, позволяющие их преодолеть. Сартризображает борьбу каждого человека, пытающегося справиться с существованием.«Тошнота» оказывается частью этой борьбы.
Философия экзистенциализма в романе Ж.-П.Сартра «Тошнота»
"Тошнота" воздействуетна читателя с первых мгновений прочтения, и даже до него. Эко утверждал, чтоназвание никак не должно быть связано с текстом, дабы не смущать читателя и не пускатьего креативную ассоциативную деятельность в определённом направлении. В данномже случае, смутное, неспокойное ощущение, навеваемое названием, необходимо. Оносоздает тот начальный толчок, который, с первых же строк, подхватываетсятекстом и несет чувства (не мысли, именно чувства!) читателя к тому самомуощущению тошноты, которое необходимо испытать, чтобы в полной мере понятьавтора, понять его мысли. Одна из характерных особенностей данного текста — этото, что все основные философские рассуждения, все мысли, высказываемые автором,расположены в тексте сразу за точками чувственного воздействия, вызывающиминеобходимое состояние у читателя и вводящие его в тесный эмоциональный контактс героем, что позволяет, вслед за чувствами, ощутить, как свои, его мысли,проблемы, которые его волнуют, позволяет ощутить важность и ненадуманность этихпроблем.
Роман представляет собой дневникРокантена, причиной возникновения которого послужила его своеобразная «болезнь».Болезнь подступала к Рокантену исподволь, то накатываясь, то отступая, пока неразыгралась вовсю. Началось с того, что даже нельзя и назвать событием. «Всубботу мальчишки делали „блины“, и я хотел вместе с ними кинутькамешек в море. Но тут я остановился, уронил камень и пошел вон. У меня, должнобыть, был потерянный вид, потому что мальчишки смеялись мне в спину». Рокантениспытал странное чувство страха, «какую-то тошноту в руках».
Что произошло с героем? У негоисчезло целостное восприятие мира; предметы утратили свой привычный, «ручной»характер, свою соразмерность с человеческими представлениями о них. «Экзистенциянеожиданно раскрылась. Она потеряла безобидный вид абстрактной категории,разнообразие предметов, их индивидуальность оказались только видимостью,наружным блеском. Когда блеск исчез, остались чудовищные, дряблые,беспорядочные массы, голые массы, устрашающие своей непристойной наготой».И я — вялый, ослабленный, непристойный, обуреваемый мрачными мыслями — я тожебыл лишний".
Вывод о том, что он — «лишний»,невольно подводит героя к мысли о самоубийстве и оказывается наиболеедраматическим моментом его откровения, однако герой неожиданно находитспасительную лазейку, в которую устремляется с проворностью ящерицы: «Ясмутно мечтал о своем уничтожении, чтобы ликвидировать по крайней мере одну изизлишних экзистенций. Но моя смерть была бы также излишней. Излишним был бы мойтруп, излишней — моя кровь на этих камнях, среди этих растений… я был лишнимдля вечности».
Познание «излишества» своегосуществования ведет героя не к смерти, а к открытию «фундаментальнойабсурдности» бытия, определенной главным образом тем, что «экзистенцияне есть необходимость». Тех, кто хоронится от этих истин, полагая, чтоимеет особые права на существование, Рокантен шельмует словом «мерзавцы».Жизнь «мерзавцев» также бессмысленна, они также «лишни», иболюбое человеческое существование напоминает «неловкие усилия насекомого,опрокинутого на спину».
Любовь — испытанное средствоспасения героя от метафизического «невроза». Сартр предложилРокантену проверить его на себе. У рыцаря «тошноты» некогда былавозлюбленная, Анни, с которой он расстался, но к которой сохранил самые нежныечувства. Она живет по другую сторону Ла-Манша. Анни — второстепенная актрисалондонского театра. Когда Рокантен заболел «тошнотой», мысли об Аннистали нередко его посещать. «Я хотел бы, чтобы Анни была здесь», — признаетсяон в дневнике. Встреча в парижском отеле вызвала у героя меланхолическоечувство ностальгии по прежним временам, которое тем больше усиливалось, чембольше он понимал, что прошлое не возвратить. Духовная жизнь, или, вернее,духовное небытие, Рокантена и Анни имеет много общих черт. Можно было бы дажесказать, что Анни — двойник Рокантена в женском обличий, если бы из ихразговора не выяснилось, что скорее Рокантен следовал за Анни по путипостижения «истины», нежели наоборот. Анни живет, окруженная умершимистрастями. Приехавшему «спасаться» Рокантену, оказывается, нужно«спасать» самому, но — «что я могу ей сказать? Разве я знаюпричины, побуждающие жить? В отличие от нее, я не впадаю в отчаяние, потому чтоя ничего особенного не ждал. Я скорее… удивленно стою перед жизнью, котораядана мне ни для чего».
Рокантен возвращается в Бувиль. Ватом тягучем портовом городе его охватывает чувство бесконечного одиночества.«Мое прошлое умерло. Г-н Рольбон умер (Рокантен забросил работу над книгой.- В. Е), Анни возникла только для того, чтобы отобрать у меня всякую надежду. Яодин на этой белой улице, которую окружают сады. Одинокий и свободный. Но этасвобода несколько смахивает на смерть».
«Тошнота» породила нетолько новые отношения Рокантена с деревьями, фонтанами или клочками бумаги наулице. Она поставила его в новые отношения с людьми, выработала новый взгляд наних. Сущность новизны раскрывается в разговоре Рокантена с Самоучкой, которыйприглашает героя вместе пообедать в ресторане.
Самоучка — знакомый Рокантена побиблиотеке — проводит время за чтением книг по гуманитарным наукам. Он похож насклад отброшенных Сартром «иллюзий». Его тезис предельно прост: вжизни есть смысл, потому что «ведь есть люди». Человек для Самоучки — ценность аксиомная, не допускающая сомнений. Ради служения этой ценностиСамоучка записался в социалистическую партию, после чего его жизнь сталапраздником: он живет для других. Опровержение этого тезиса в романе идет засчет иронического отношения к идеальной модели человека — ценности, которойпротивопоставляется реальный, «каждодневный человек». Рокантенотвергает гуманистические абстракции, но: «Я не совершу глупости, сказав осебе, что я „антигуманист“. Я не гуманист, вот и все». В концеконцов разговор о гуманизме вызывает у героя настоящий кризис, его трясет: пришлаТошнота. Тошнота, посетившая его — это состояние, в котором сочетаются утратаориентиров, дурнота и даже отвращение, обусловленные сознаниемнеопределенности, характерной для фундаментальной жизненной ситуации человека. Воснове этой ситуации кроется изначальная свобода.
Со временем Рокантан понял, чтотошноту вызывает по большей части его чувство свободы. И действительно, нашесуществование обрекает нас на свободу. Никем не спрошенные, мы вброшены в жизнь- нам приходится жить вместе с другими и для других — и мы формируем еесообразно своему выбору. Однако Рокантан отнюдь не в восторге от такой свободы- он воспринимает ее как тяжкое бремя. Пусть даже свобода допускает творчество- Рокантан осознал, что тошнота, вызванная борьбой за то, чтобы совладать ссуществованием, всегда будет где-то поблизости. Даже обузданная, подавленнаяили на время забытая тошнота нахлынет вновь и потребует от него зановоопределить свое отношение к альтернативам, вставшим перед ним.
Рокантен находится в в состоянииотчуждения от мира людей — это хорошо отражено в одном из эпизодов романа. Наблюдаякак-то под вечер с вершины холма за людьми, идущими по улицам Бувиля, любящимисвой «прекрасный буржуазный город», Рокантен ощущает, что принадлежитк «другой породе», и ему даже противно подумать о том, что снова,спустившись, он увидит их толстые, самоуверенные лица. Бувильцы свято верят внезыблемость законов бытия, воспринимая мир как данность, не терпящую никакихтрансформаций. Эта уверенность в мире порождает социальную и бытовуюустойчивость: «Они составляют законы, пишут популистские романы, женятся,совершают высшую глупость, производя детей». Но Рокантен знает: нынешняяформа существования природы лишь случайная привычка, которая может измениться,как мода на шляпы с лентами. Мир нестабилен, он обладает лишь видимостьюстабильности, и Рокантен не без удовольствия рисует картину измены мира своимпривычкам. Измена будет жестокой и неожиданной. Мать с ужасом увидит, каксквозь щеки ее ребенка прорастают новые глаза; у скромного обывателя языкпревратится в живую сороконожку, шевелящую лапками, или иное: однажды поутру онпроснется и обнаружит себя не в теплой уютной кровати, а на голубоватой почвечудовищного леса с фаллообразными деревьями, устремленными в небеса, и т.д.
Герой признается в собственномбессилии что-либо изменить, предотвратить, спасти. К тому же непонятно, зачемпробуждать людей, выводить их столь радикальными средствами из летаргическогосна, если им будет нечего друг другу поведать, если их немедленно парализуетчувство одиночества. Цели рокантеновского бунта сугубо негативны.
При всем том положение героя нахолме, над бессмысленно суетящимися жителями Бувиля, весьма символично иотвечает представлениям Рокантена о его положении в мире. Сначала Рокантенотвернулся от человекобожеских идей как никуда не годной иллюзии. Теперь жехолодное отчаяние, добытое в результате очищения от всех иллюзий, дарит емучувство превосходства над не посвященными в орден «тошноты». Чувствопревосходства — да ведь это целый капитал! Во всяком случае, оно настольковесомо, что Рокантен уже может жить на проценты с него. Рокантен верит, что«тошнота» является безошибочным критерием для проверки любогодвижения души. Эта вера превращает его в догматика отчаяния, и, как всякийиной, догматизм «тошноты» лишает его свободы. Вот почему любое независимое от «тошноты» проявление чувства воспринимается им какнеподлинное, лживое, и он поспешно устремляется на его разоблачение. Он неможет не спешить: из рыцаря он превращается в жандарма «тошноты».
Преданность Рокантена «тошноте»к концу книги читатель воспринимает как субстанциальную черту героя: герой даетна это все основания. Решившись в конечном счете перебраться в Париж изневыносимого Бувиля, Рокантен в последний раз заходит в кафе и там чувствуетокончательное примирение с «тошнотой», «скромной, как заря».До окончания книги — пять страниц, и читатель пребывает в полной уверенности,что ничто не способно изменить мировоззренческую позицию героя. И вдруг — полнаянеожиданность. Происходит грандиозный coup de theatre, который является словноиз авантюрного романа. Нет, дверь кафе не отворилась, Анни не вошла и небросилась Рокантену в объятья. Собственно, того, что произошло, не заметилникто, кроме самого Рокантена. Внешне все осталось на своем месте,фаллообразные деревья не проросли сквозь пол. Но Рокантен втихомолку совершилпредательство: он изменил «тошноте».
Измена произошла вроде бы поничтожному поводу. Ее вызвала любимая Рокантеном мелодия американской джазовойпесенки, которую Мадлен завела на граммофоне в честь отъезжающего клиента. Вслушиваясьв хорошо знакомую мелодию, Рокантен вдруг обнаруживает, что мелодия не существует,ее нельзя «схватить», разбив пластинку; она вне вещей, вненеимоверной толщи экзистенции, в ней нет ничего лишнего, это все остальное — лишнеепо отношению к ней. Она не существует — она есть. И благодаря ее непредметномубытию спасены двое: американский еврей из Бруклина, ее сочинивший, инегритянская певица, ее исполняющая. Благодаря созданию песенки «ониочистились от греха существования». Рокантена охватывает радость. «Значит,можно оправдать свое существование? Совсем немножко? Я чувствую себя ужаснооробевшим. Не то что у меня много надежды. Но я похож на совершенно замерзшегочеловека, совершившего путешествие по снежной пустыне, который неожиданно вошелв теплую комнату».
Но каким образом намеренРокантен «оправдать свое существование»? Среди путей к «оправданию»идея написать роман представляется ему наиболее соблазнительной и реальной. Написатьроман, который был бы «прекрасный и крепкий, как сталь», и который«заставлял бы людей стыдиться своего существования». Рокантен мечтаето том, что у него появятся читатели, которые скажут о романе: «Его написалАнтуан Рокантен, рыжий тип, который шатается по кафе», — и они будутдумать о моей жизни, как я думаю о жизни негритянки: как о чем-то драгоценном инаполовину легендарном".
При этом героя вполне законноволнует вопрос о собственной одаренности: «Если бы я был только уверен,что у меня есть талант...» Ну, а если талант отсутствует? По Рокантену,спастись может только создатель произведений искусства, потребителю в спасенииотказано. Рокантен иронизирует над теми, кто ищет утешения в искусстве, «какмоя тетушка Бижуа: „Прелюдии Шопена мне были таким подспорьем, когда умертвой бедный дядюшка“.
Рокантен явно поторопилсяобъявлять о возможности „спасения“: история его „воскресения“,описанная на последних страницах романа, в самом деле явилась историей неудачи.Рокантен не спасся — он спасовал перед собственным честолюбием, о существованиикоторого мы стали подозревать, когда он поднялся на вершину холма: уже тогда»тошнота" являла собой знак избранничества. Но высоты холма ему нехватило. Он захотел встать над «тошнотой», и в этом порыве выразился«скачок» (вон из абсурда) в сторону некоего эстетического вариантаницшеанской концепции «сверхчеловека».
Тошнота" есть болезньсознания, форма его реакции… на что именно?
В романе последовательнопроводится тезис об объективной причине «тошноты». Сознание Рокантенаявляется рецептором «священной» болезни, а не ее возбудителем. Рокантенудивляется своим первым приступам «тошноты», теряется в догадках относительноих причин, и его растерянность призвана играть роль алиби для сознания, котороеснимает с себя всякую ответственность за случившееся.
Сознание Рокантена невинно: болеетого, невинность составляет доминанту его сознания, тем самым предрасполагая сознаниек принятию истины, скрытой от других — «мерзавцев», по определениюСартра, — чье сознание виновно в порочной связи с мирской суетой, с «буржуазными»волнениями о сытости, благополучии и размножении. Но откуда взялось невинноесознание? Кто такой Рокантен?
Самый краткий ответ: Рокантен — рантье.Социальная принадлежность героя далеко не случайна, ибо она в наибольшейстепени позволяет ему уклониться от всякой социальной принадлежности. Сартрлишил Рокантена тех социальных и бытовых покровов, которые бы сковывали егодвижения (тем самым отвлекая его на преодоление сопротивления), или, точнее,эти покровы сшиты из самых прозрачных тканей и лежат на нем свободно. «Уменя нет неприятностей, — рассказывает о себе Рокантен, — будучи рантье, я нестрадаю от безденежья, у меня нет начальства, жен, детей; я существую, вот ивсе».
Рокантен — рантье, но далеко невсякий философствующий рантье — Рокантен. Рокантен уникален среди рантье посвоему ощущению экзистенции, опыт же его, по мысли Сартра, всеобъемлющий, универсальный.Сартр сужает Рокантена, словно руководствуясь пожеланием Дмитрия Карамазова: широкчеловек, я бы сузил, — освобождает его (минус «а»") не только отсоциальной и бытовой «шелухи», но также и от других, более глубинных«наслоений». Рокантен обладает нулевой степенью жизнелюбия иэмоциональности. Вялость Рокантена, которому свойственны замедленные,меланхолические движения и жесты (первоначально роман назывался «Меланхолия»),является не просто «случайной» особенностью его темперамента. Этосвоего рода закономерность, обусловленная принципами сартровской поэтики,требующей «вынесения за скобки» «лишних» движений ума исердца персонажа.
Рокантен заболевает «тошнотой»с той же легкостью, с какой простужается младенец, полежавший на сквозняке.«Тошнота» — вторая натура; Любой жест Рокантена соотнесен с «тошнотой»- такова норма. Рокантен сживается с ней, как кафкианский герой — с абсурднойситуацией, в которой он просыпается в одно прекрасное утро. Впрочем, Кафкадостиг большего эффекта в изображении человеческого удела, не превращая своегогероя в медиума, а просто-напросто направляя его на поиски примирения с миром,которое оказывается невозможным по причине отсутствия общей меры между героем имиром. Кафка создает причудливую атмосферу печального провала метафизическогоконформизма. В отличие от него, Сартр не включает примиренческие интенции всферу своего анализа. Сартровский герой освобожден от оппортунизма. Онидеальный, образцовый служитель «тошноты», хотя одновременно он искромный житель Бувиля, который, в противоположность, скажем, деревне из романа«Замок», куда прибывает землемер К., реален не менее флоберовскогоРуана.
Вся жизнь, по мнению главногогероя, бессмысленна и абсурдна, он считает жизнь, как свою, так и других, лишьсуществованием, а рациональность и основательность мира представляется емуфанерой.
Заключение
В этом произведении Сартр оченьтесно связывает проблему смысла жизни человека и дуалистический подход к бытиюи, собственно, к человеку. Человеческое тело есть, и это легко осознать. Настольколегко, что это осознание становится главенствующим и сквозь это телесноеосознание очень сложно осознать себя как вторую, духовную, составляющуючеловека. В результате этого смысл жизни, по «Тошноте», можно установить,как осознание своей духовной составляющей и приведение её в некое равновесноесостояние с телесной. Ибо что есть тошнота как не пресыщение телеснымосознанием собственного существования и дефицитом духовного осознания? Иитоговая гармония — результат приведения этих осознаний в равновесие, желаниесоздать то — чего нет, желание созидать и есть духовное осознание, нашедшеевыход.
Литература
1. Сартр Ж.-П. Тошнота: Роман / Пер. с фр. Ю. Яхниной. — СПб.: Азбука-классика,2004. — 256с.
2. Кузнецов, B.H., Ж.-П. Сартр и экзистенциализм, М., 1970.
3. Киссель, М.А., Философская эволюция Ж.-П. Сартра, М., 1976.
4. Ерофеев В.В., Проза Сартра, статья с сайта zhurnal. lib.ru/v/victor_v_e/proza_sartra.shtml