оссийскаяГосударственная Академия Физической Культуры
Кафедра___________________________________
Рефератна тему:
“«Метаморфозы» Овидия. Идейный замысел,композиция.”
Выполнила:студентка 1курса
специальности журналистика
Строгонова Екатерина
Проверил : ______________________________
______________________________
«____» ___________2000г.
Подпись:_________________
Москва, 2000г.
Введение 3 1.Метаморфозы 4 1.1. Общие сведения 4 1.2. Сюжет 5 1.3. Историческая основа 7 1.4. Идеология 9 1.5. Разнообразие жанров 12 1.6. Художественный стиль 15 Заключение 23
Введение.
Мифологияантичного мира — своего рода сложный и многоплановый симбиоз мифологий ДревнейГреции и Древнего Рима, первой из которых принадлежит честь создания большинствамифов и легенд в современном переложении похожих скорее на приключенческиероманы, второму — слава сохранившего это богатство.
Грекидовольно рано перешли к а н т р о п о м о р ф и з м у, создав своихбогов по образу и подобию людей, наделив их непременными и непреходящимикрасотой и бессмертием. Многие из них жили рядом с простыми смертными ипомогали своим любимцам, принимая живое и непосредственное участие в их жизни.
Мифологиягреков поражает своей красочностью и разнообразием, чего не скажешь о религииримлян — небогатой на легенды и удивляющей своей сухостью и безликостьюбожеств. Италийские боги никогда не проявляли свою волю при непосредственномконтакте с простыми смертными.
Одна изотличительных особенностей мифологии Древней Греции в ее богатом иллюстративномматериале: яркие мифологические сюжеты отражены в архитектуре, скульптуре,настенной живописи, в предметах прикладного искусства.
Несомненная заслуга Древнего Рима, имевшего своюдовольно скудную мифологию, в восприятии, популяризации и сохранении греческоймифологии, в превращении ее в греко-римскую: большинство гениальныхпроизведений греческих скульпторов человечество может лицезреть толькоблагодаря их римским копиям; поэтические творения греческого народа былисохранены для нас римскими поэтами, многие мифологические сюжеты стали известныблагодаря поэме Овидия «Метаморфозы».
Творчество Овидия в первые годы н. э. до его ссылки(второй период творчества) отмечено существенно новыми чертами, поскольку онпытается здесь восхвалять растущую империю, не пренебрегая никакой лестью вотношении Цезаря и Августа и возвеличения римской старины. Можно прямо сказать,что удается ему это довольно плохо. Однако прежняя любовная тематика, продолжаяиграть огромную роль, уже не является единственной и подчиняется теперь какновой тематике, так и новой художественной методологии.
1.«Метаморфозы».
1.1.Общие сведения.
«Метаморфозы»(или «Превращения») являются главным произведением этого периода. Здесь поэтиспользовал популярный в эллинистической литературе жанр«превращения» (имеются в виде превращения человека в животных,растения, неодушевленные предметы и даже в звезды).
Но вместонебольших сборников мифов о таких превращения и вместо эскизных набросков этихпоследних, которые мы находим в предыдущей литературе, Овидий создает огромноепроизведение, содержащее около 250 более или менее разработанных превращений,располагая их по преимуществу в хронологическом порядке и разрабатывая каждыйтакой миф в виде изящного эпиллия.
«Метаморфозы»не дошли до нас в окончательном обработанном виде, так как Овидий перед своимотправлением в ссылку в порыве отчаяния сжег рукопись, над которой он в товремя работал. Произведение это сохранилось только потому, что некоторые спискиего были у друзей поэта, которые смогли впоследствии восстановить его какцелое. Следы неполной доработки произведения нетрудно заметить еще и теперь,хотя в основном оно все же остается величайшим произведением античнойлитературы, которое наряду с Гомером во все века являлось для широкой публикиглавным источником ознакомления с античной мифологией и всегда восхищало своимихудожественными достоинствами.1.2. Сюжет
Сюжет«Метаморфоз» есть не что иное, как вся античная мифология, изложеннаясистематически и по возможности хронологически, насколько в те времена вообщепредставляли себе хронологию мифа. В отношении хронологическойпоследовательности изложения самыми ясными являются первые и последние книги«Метаморфоз».
Именно вкниге I изображается первоначальное и самое древнее превращение, т. е. переходот хаотического состояния, беспорядочного нагромождения стихий к оформлениюмира как гармонически устроенного космоса. Далее следуют четыре традиционныхвека — золотой, серебряный, медный и железный, гигантомания, вырождение людей ивсемирный потоп, когда на вершине Парнаса остаются только Девкалион и Пирра, откоторых начинается новое человечество.
К древнеймифологической истории Овидий относит также и убиение Пифона Аполлоном,преследование Дафны Аполлоном, мифологию Ио, Фаэтона. Вместе с прочими мифамикниги II весь этот древний период мифологии Овидий мыслит как время царя Инаха,откуда и пошла древнейшая Аргосская мифология.
Книги III иIV «Метаморфоз» погружают нас в атмосферу другого, тоже очень древнего периодаантичной мифологии, а именно трактуют фиванскую мифологию. Здесь рисуются намстаринные образы Кадма и Гармонии, Актеона, Семелы, Тиресия (III, 1—338).Однако в этих двух книгах имеются и такие вставные эпизоды, как мифы о Нарциссеи Эхо (III, 339—510), Пираме и Фисбе (IV, 55—167) о подвигах Персея (IV,605—803).
Книги V—VIIотносятся ко времени аргонавтов. В книге V много мелких эпизодов и самыйкрупный посвящен Финею (1—235). Из книги VI в качестве наиболее известныхотметим мифы о Ниобе (146—312), а также о Филомеле и Прокне (412—676). В книгеVII мифологии аргонавтов непосредственно посвящены рассказы о Ясоне и Медее(1—158), Эзоне (159—293), бегстве Медеи (350—397). Тут же рассказы о Тесее иМиносе (398—522).
Книги VIII—IX— это мифы времен Геркулеса. В книге VIII славятся мифы о Дедале и Икаре(183—235), о Калидонской охоте (260—546), о Филомене и Бавкиде (612—725). Болееполовины книги IX посвящено самому Геркулесу и связанным с ним персонажам—Ахелою,Нессу, Алкмене, Иолаю, Иоле (1—417). Книга Х блещет знаменитыми мифами об Орфееи Эвридике (1—105), Кипарисе (106—142), Ганимеде (143—161), Гиацинте (162—219),Пигмалион (243—297), Адонисе (593—559), Аталанте (560—739). Книга XIоткрывается мифом о смерти Орфея и о наказании вакханок (1—84). Здесь же мифы озолоте Мидаса (85—145) и ушах Мидаса (146—193), а также рассказ о Пелее иФетиде (221—265), возвышающий о троянской мифологии.
Книги XII иXIII—троянская мифология. В книге XII перед нами проходят образы греков вАвлиде, Ифигении (1—38), Кикна (64—145) и смерть Ахилла (580—628). Сюда жеОвидий поместил и известный миф о битве лапифов и кентавров (210—535). Из книгиXIII к троянскому циклу специально относятся мифы о споре из-за оружия междуАяксом и Улиссом (1—398), о Гекубе (399— 575), Мемноне (576—622). Не прошелОвидий и мимо рассказа о Полифеме и Галатее (705—968), известного нам изФеокрита.
Книги XIII—XVпосвящены мифологической истории Рима, в которую, как всегда, вкраплены иотдельные посторонние эпизоды. Овидий пытается здесь стоять на официальнойточке зрения, производя Римское государство от троянских поселенцев в Италииво главе с Энеем. Этот последний после отбытия из Трои попадает на остров Делоск царю Анию (XIII, .623—704); далее следуют главнейшие эпизоды — о Главке иСцилле (XIV, 1—74), о войне с рутулами (445—581), об обожествлении Энея(582—608). В книге XV — история одного из первых римских царей — Нумы, которыйпоучается у Пифагора и блаженно правит своим государством. После рядапревращений Овидий заканчивает свое произведение похвалой Юлию Цезарю иАвгусту. Оба они являются богами — покровителями Рима. Поэт возносит хвалуАвгусту и говорит о своей заслуге как певца Рима. Юлий Цезарь вознесен на небос превращением его в звезду, комету или даже целое созвездие. За ним на небопоследует и Август.1.3. Историческая основа
Историческаяоснова «Метаморфоз» ясна. Овидий хотел дать систематическое изложение всейантичной мифологии, расположив ее по тем периодам, которые тогда представлялисьвполне реальными. Из необозримого множества античных мифов Овидий выбирает мифыс превращениями. Превращение является глубочайшей основой всякой первобытноймифологии. Но Овидий далеко не столь наивный рассказчик античных мифов, чтобымотив превращения имел для него какое-нибудь случайное или непосредственное значение.Все эти бесконечные превращения, которым посвящены «Метаморфозы», возникающиена каждом шагу и образующие собой трудно обозримое нагромождение, непродиктованыли такими же бесконечными превратностями судьбы, которыми былаполна римская история времен Овидия и от которых у него оставалось неизгладимоевпечатление.
С большойдостоверностью можно допустить, что именно эта беспокойная и тревожнаянастроенность поэта, не видевшего нигде твердой точки опоры, заставила его и вобласти мифологии изображать по преимуществу разного рода превратности жизни,что принимало форму первобытного превращения.
В этой своейсклонности к мифологическим метаморфозам Овидий вовсе не был единственным.Метаморфозы — это вообще один из любимейших жанров эллинистической литературы.Если у Гесиода, лириков и трагиков мотив превращения пока еще остается в рамкахтрадиционной мифологии, то в своих «Причинах» александрийский поэт III в. до н.э. Каллимах уже широко использует этот мотив для объяснения различныхисторических явлений. О превращении героев в звезды специально писал Эратосфен,и его небольшое произведение на эту тему дошло до нас. Некий Бойос сочинилстихи о превращении людей в птиц. Во II в. до н. э. в этом жанре писал НикандрКолофонский, а в I в.— Парфений Никейский. Не было недостатка в подобного родапроизведениях и в римской литературе (например, Эмилий Макр, I в. до н. э.).
Из всехпредставителей жанра превращений Овидии оказался наиболее талантливым иглубоким, обладающим к тому же превосходной техникой стиха. Это сделало его«Метаморфозы» мировым произведением литературы. Будучи далеким отнепосредственной веры и в превращения, и даже вообще в мифологию, Овидий,однако, не остановился на простом коллекционерстве, воспроизводящем мифы толькоради самих мифов. Эллинистически-римская литература превращений стала у негоеще и определенной идеологией, без которой уже нельзя было бы судить оподлинной исторической основе его замечательного произведения.1.4. Идеология
И д е й н ы йсмысл «Метаморфоз» достаточно. сложна. Несомненно, во времена Овидияцивилизованная часть римского общества уже не могла верить в мифологию. Но этав общем правильная оценка отношения Овидия к мифологии нуждается, однако, всущественной детализации.
Несмотря насвой скептицизм, Овидий искреннейшим образом любит свою мифологию, онадоставляет ему глубочайшую радость. Кроме любви к своим богам и героям, Овидийеще испытывает какое-то чувство добродушной снисходительности к ним. Он как бысчитает их своими братьями и охотно прощает им все их недостатки. Даже и самотеоретическое отношение к мифам у Овидия отнюдь нельзя характеризовать какпросто отрицательное. Тот подход к мифологии, который сформулирован самимпоэтом очень подробно и притом с большой серьезностью, заключается в том, чтообычно — и весьма неточно — именуется пифагорейством.
То учение,которое проповедует Овидий, вложено им в уста самого Пифагора. В этойфилософской теории Овидия важны четыре идеи:
ü вечность и неразрушимость материи;
ü вечная их изменяемость;
ü основанное на постоянное превращениеодних вещей в другие (при сохранении, однако, их основной Субстанции);
ü вечное перевоплощение душ из однихтел в другие.
Назвать всеэто наивной мифологией уже никак нельзя, поскольку Овидий оперирует здесьотвлеченными философскими понятиями. Например, мифология очевиднейшим образомиспользуется здесь для таких идей, которые имеют огромную философскую ценностьи из которых особенное значение имеют первые две, граничащие с настоящимматериализмом.
Такимобразом, если эстетическая мифология является для Овидия предметом глубокойрадости и наслаждения, то философски она оказалась для него художественнымотражением самых глубоких и основных сторон действительности.
Видеологическом плане имеют, далее, большое значение культурно-историческиеидеи «Метаморфоз». Прежде всего как поэт своего времени Овидий не мог не бытьпринципиальным индивидуалистом. Этот крайний индивидуализм является дляэллинистически-римской эпохи лишь обратной стороной универсализма. Особенновыразительно это сказалось у Овидия в его изображении первобытного хаоса ипоявления из него космоса.
Здесь вдругпоявляется некий «бог» и «лучшая природа» (I, 21), так что построение космосаприписывается именно этому, почти личному началу; мы читаем даже о «строителемира» (57), в полном противоречии с книгой XV, где распределение стихийтрактуется вполне естественным образом.
Во временаОвидия, несомненно, уже зарождались какие-то монотеистические идеи, которые изаставили его ввести в свою космогонию какое-то личное начало. В«Метаморфозах» необходимо отметить внимание к сильной личности. Сильнаяличность, мечтающая овладеть просторами Вселенной, изображена в Фаэтоне, сынеСолнца. Он захотел править солнечной колесницей вместо своего отца, но не могсдержать титанически рвущихся вперед коней, упав с колесницы, пролетелВселенную и разбился. Таков же Икар рвавшийся ввысь на своих крыльях и тожепогибший от своего безумства (II, 237—300).
Овидий,глубоко познавший сладость индивидуального самоутверждения, вполне отдает себеотчет в ограниченности этого последнего и даже в его трагизме. Таковы все мифыу Овидия о состязании людей с богами, с неизменной картиной гибели этих людей,не знающих своего подлинного места в жизни. Таков смысл мифов о состязанииПенфея с Вакхом (III, 511—733), Арахны с Минервой (VI, 1—145), Ниобы с Латоной(VI, 146—312), Марсия с Аполлоном (IV, 382—400), о непочтении Актеона к Диане(III, 131—252). В мифе о Нарциссе его герой, гордый и холодный, отвергающийвсякую любовь, сам влюбляется в себя, в свое отражение в воде, погибает оттоски и от невозможности встретиться с любимым существом. Тут, несомненно, ужене индивидуализм, но скорее критика индивидуализма.
Эта критика уОвидия, впрочем, не всегда облекается в красивые формы. То, что он рассказываето современном ему железном веке и вообще о четырех веках, хотя и восходит еще кГесиоду, характеризуется у него как трагическое и неотвратимое. У людей, поОвидию, росло такое огромное моральное и социальное зло, что они оказалисьнеисправимыми, и Юпитер устроил всемирный потоп (I, 163—245). В мифе о Мидасе,просившем Вакха о превращении всего, к чему он прикасается, в золото, данарезкая критика жадности к золоту и к даровому приобретению богатства. При всемсвоем легкомыслии Овидий глубоко понимает социальное зло и не пропускает случаяярко его изображать, извлекая материал из тех или других старинных мифов.
Между этимидвумя полюсами — восторгом перед индивидуализмом и его критикой — у Овидиянаходим много тончайших оттенков.
Политическаяидеология «Метаморфоз» также требует весьма осторожной характеристики. Еслипринять целиком вторую половину XIV и XV книгу, то здесь найдем не что иное,как вполне официальную для времени Овидия идеологию принципата, со всей ееисторической, политической и философской аргументацией. Но в «Метаморфозах» ихусловно-мифологический и эстетско-эротический характер не имеет ничего общего сидеологией принципата и рассчитан на свободомыслящих людей, преданныхисключительно только красоте и своим внутренним переживаниям.
Тем не менее,сказать, что идеология «Метаморфоз» совершенно не имеет никакого отношения кпринципату Августа, никак нельзя. Идеология Овидия здесь оппозиционна кАвгусту, но оппозиция эта отнюдь не политическая. Политически, наоборот, онвполне оправдывает появление принципата не хуже, чем Вергилий. У Овидияоппозиция не политическая, но морально-эстетическая.
Дляполитической оппозиции он был слишком легкомыслен и слишком погружен в своивнутренние переживания. Однако он разгневанного Юпитера, желающего потопитьлюдей за их преступления, сравнивает с Августом; а от крови, пролитой ЮлиемЦезарем, по его мнению, содрогнулось все человечество (I, 200—206).
Овидийформально вполне стоит на позициях идеологии принципата; но по существу онпонимает принципат как защиту для своей поэзии, для своей эстетики, полноговсякого свободомыслия и эротики. Это, конечно, не было приемлемо дляпринципата, особенно в начальный период его существования. И естественно, чтоэтой защите принципата у Овидия никто не верил. Тем не менее, сам поэт, покрайней мере в период «Метаморфоз», думал только так, за что и заплатил стольдорогой ценой.
1.5.Разнообразие жанров.
Жанры,использованные в «Метаморфозах», так же разнообразны, как и в любом большомпроизведении эллинистически-римской литературы. Они создают впечатлениеизвестной пестроты, но пестрота эта римская, т. е. ее пронизывает единый пафос.Написанные гекзаметрами и использующие многочисленные эпические приемы(эпитеты, сравнения, речи), «Метаморфозы», несомненно, являются прежде всегопроизведением эпическим. Битва лапифов и кентавров, бой Персея и Финея могутбыть приведены как пример эпического жанра (V, 1—235). Лирика не могла не бытьпредставленной в «Метаморфозах» в самых широких размерах уже потому, чтобольшинство рассказов дается здесь на любовную тему и не чуждается никакихинтимностей. Не слабее того представлен драматизм. Медею, конечно, трудно былоизобразить без драматических приемов (VII, 1—158, 350—397). Можно говоритьтакже и о драматизме таких образов, как Фаэтон, Ниоба, Геркулес, Гекуба иПолиместор, Орфей и Эвридика (X, 298—502) и многих других;
дидактическимичастями «Метаморфоз» являются их начало (хаос и сотворение мира) и их конец(пифагорейское учение). Обильно представлена также риторика в виде постоянныхречей (без пространной и часто умоляющей речи нет у Овидия почти ни одногомифа). В этих речах соблюдаются традиционные риторические приемы.
В качествепримера искусного спора обычно приводят спор между Улиссом и Аяксом из-заоружия Ахилла, похвальную же речь произносит афинский народ Тесею (VII,433—450); великолепную речь, граничащую с гимном, произносят поклонники Вакхасвоему божеству (IV, 11—32). Сильным риторическим элементом, правда, всоединении в другими жанрами, проникнута и заключительная похвала Юлию Цезарю иАвгусту.
Образцомэпистолярного жанра является письмо Библиды к своему возлюбленному Кавну (IX,530—563).
Представленыу Овидия и такие типично эллинистические жанры, как, например, идиллия визображении первобытных времен, а также и в известном рассказе о Филемоне иБавкиде, или любовная элегия в рассказе о Циклопе и Галатее и др.
Нередкопользуется Овидий и жанром этиологического мифа (т. е. мифологическиобъединяющего то или иное реальное историческое явление). Таковы рассказы о появлениилюдей из камней, которые бросали себя за спину Девкалион и Пирра, или рассказ опроисхождении мирмидонян от муравьев.
Любимый вантичной литературе жанр описания художественного произведения, так называемый э к ф р а с и с, тоже имеет место в «Метаморфозах». Таково изображение дворцаСолнца (II, 1—18) с золотыми столбами, со слоновой костью над фронтоном, ссеребряными дверями и образы богов в ткацком искусстве Минервы и Арахны и др.
Не чуждОвидию и жанр серенады (XIV, 718—732) и эпитафия (II, 327 и след.).
Наконец,каждый рассказ из «Метаморфоз» представляет собой небольшое и закругленноецелое со всеми признаками эллинистического эпиллия.
Несмотря на это обилиежанров и на все множество рассказов в том или другом жанре, «Метаморфозы»задуманы как единое и цельное произведение, что опять-таки соответствуетэллинистически-римской тенденции соединять универсальное идоробно-индивидуальное.
«Метаморфозы» вовсе неявляются какой-то хрестоматией, содержащей отдельные рассказы. Все рассказыздесь обязательно объединяются тем или иным способом, иной раз, правда,совершенно внешним. Так, иной раз вкладываются разные мифы в уста какого-нибудьгероя, либо действует ассоциация по сходству, по контрасту или даже не простойсмежности в отношении времени, места действия и связей или проводится аналогияданного героя с другими. Формально «Метаморфозы» являются единым произведением,не говоря уже об их художественном единстве.
1.6.Художественный стиль.
Художественныйстиль Овидия имеет своим назначением дать фантастическую мифологию в качествесамостоятельного предмета изображения, т. е. превратить ее в некоторого родаэстетическую самоцель. Необходимо прибавить и то, что у Овидия вовсе нетникакого собственного мифологического творчества. Мифологическая канвапередаваемых им мифов принадлежит не ему, а есть только старинное достояниегреко-римской культуры. Сам же Овидий только выбирает разного рода детали,углубляя их психологически, эстетически или философски.
Художественынйстиль «Метаморфоз» есть в то же самое время и стиль реалистический, потому чтовся их мифология насквозь пронизана чертами реализма, часто доходящего добытовизма, и притом даже в современном Овидию римском духе.
Овидийпередает психологию богов и героев, рисует все их слабости и интимности, всю ихприверженность к бытовым переживаниям, включая даже физиологию.
Сам Юпитериной раз оставляет свои страшные атрибуты и ухаживает за девушками. Влюбившисьв Европу, он превращается в быка, чтобы ее похитить; но изящество этого быка,его любовные ужимки и обольщение им Европы рисуются Овидием вполне в тонахпсихологического реализма (II, 847—875).
Аполлонвлюблен в дочь реки Пенея Дафну (I). Всякими умильными речами он умоляет о еевзаимности, но напрасно. Как галантный кавалер, он рекомендует ей причесатьсвои растрепанные волосы, но Дафна его не слушает. Она убегает от него, и онстарается ее догнать. Вот-вот Аполлон ее настигнет, и она уже чувствует егоблизкое дыхание. Но тут она просит Пенея изменить ее вид, чтобы отвлечьвнимание Аполлона. Ее тело немеет, грудь окружается корой, волосы превращаютсяв листья. Но и когда она превратилась в лавр, Аполлон все еще пытается ееобнимать, а под корой дерева слышит учащенное биение ее сердца. Любопытно, чтоон хочет привлечь ее своим божественными достоинствами, которые тут же подробноперечисляет.
Тот жеАполлон плачет о Кипарисе (X) и бурно переживает смерть Гиацинта. Особенночасто Овидий выдвигает на первый план чувство любви в самых разнообразных егооттенках. То читаем об идиллической, совершенно безмятежной любви стариковФилемона и Бавкиды, то Овидий восхищается бурной, страстной, не знающей никакихпреград любовью Пирамы и Фисбы с ее трагическим финалом. Любовь, проникнутаясильным, обостренным эстетизмом, отличает Пигмалиона, который создал такуюкрасивую статую, что тут же в нее влюбился и стал просить богов в ее оживлении.
Тонкойэстетикой проникнута также любовь между Орфеем и Эвридикой. Любовь эпическая игероическая — между Девкалионом и Пиррой. Задушевная, сердечная и самоотверженнаяпривязанность — между Кеиком и Гальционой, но с бурно-трагическими эпизодами итаким же финалом (XI).
Одним изсамых существенных моментов художественного стиля «Метаморфоз» является отражениев нем современного Овидию изобразительного пластического и живописногоискусства.
Еще с концапрошлого столетия и вплоть до настояещего времени Овидий подвергаетсяисследованию в связи с современным ему искусством. Здесь получен ряд весьмаважных результатов.
Установлено весьма большое сходство образов Овидияс помпеянской живописью, в частности с пейзажами. Если прочитать, например,описание пещеры Артемиды (III) или о раковинах на потолке в пещере Ахелоя(VIII), то упоминание здесь о пемзе, туфе, об окаймлении источника травойневольно вызывает впечатление какой-то картины. Живописные пейзажи реки Пенея(I) и место похищения Прозерпины (V). Такие мифы, как о Дедале и Икаре, обАртемиде и Актеоне или о циклопе Полифеме, тоже были предметами изображения впомпеянской живописи.
В связи сживописными элементами художественного стиля Овидия необходимо отметить егобольшую склонность к тончайшему восприятию цветов и красок.
Кромеразнообразного сверкания, дворец Солнца содержит им много других красок: на немизображены лазурные боги в море (II, 8), дочери Дориды с зелеными волосами,солнце в пурпурной одежде, престол Солнца со светящимися смарагдами. КолесницаСолнца имеет золотое дышло, золотые ободы и оси колес, серебряные спицы, наярме — хризолиты и другие цветные камни. После убийства Аргуса Юнона помещаетна павлиньем хвосте его многочисленные глаза тоже в виде драгоценных камней(1, 722). Когда Фаэтон падает, у него красные горящие волосы, и летит онподобно падающей звезде. Когда Актеон увидел обнаженную Диану, то лицо еепокрылось такой краской, какая бывает на туче от падающих на нее лучей солнцаили у пурпурной Авроры. Нарцисс охватывается «слепым огнем» страсти; а когда онумер, то вместо нее появляется цветок с желтой серединой и белоснежнымилепестками.
Ткань Минервысодержит такое бесчисленное количество цветных оттенков, что ее можно сравнитьтолько с радугой, которая к тому же окаймлена золотом (VI, 6). Во времяплавания Кеика море становится то желтым, поднимая такой же песок со своегодна, то черным наподобие подземного Стикса, то белеет шумной пеной (XI). Средисумеречной ночи, все больше и больше чернеющей, сверкает молния и пламенеютволны в огнях блеснувшей зарницы. У Ириды тысячецветное платье (XI, 589).
Особенночасто у Овидия встречается красный и пурпурный цвета. Корни деревьев от кровиПирама окрашиваются в пурпурный цвет (IV, 125). Медея при мысли о Ясонекраснеет, как готовая погаснуть искра, раздуваемая огнем (VII, 77). Кипариснаправляет оленя пурпурной уздой, а при растерзании Орфея скалы покрываютсякровью. Сигейсий берег краснеет от крови павших героев (XII). Когда Циклопбросил камнем в Акиса, то из камня потекла пурпурная кровь, которая затемпосветлела от воды, а из треснувшего камня стал расти зеленый тростник (XIII,887—892).
Широкопредставлены пластические элементы художественного стиля Овидия. Глаз поэтавсюду видит какое-нибудь движение, и опять-таки преимущественно живого тела.Фисба дрожит, как море при легком ветре (IV, 135); Европа, едущая по морю набыке, поднимает ноги, чтобы их не замочить (VI, 106). Боги входят в хижинуФилемона и Бавкиды, согнувшись, через слишком низкие двери (VIII, 640). Этапластика часто воплощается в целой картине, с резко очерченными контурами, токрасивой, то отталкивающей. Филемон и Бавкида для угощения своих посетителейпоставили на столы свежие и пестрые ягоды Минервы (оливы), осенние вишни всоку, редьку, салат, творог, печеные яйца. Все это было в глиняной посуде. Былитакже и глиняный расписной кратер, и простые чаши из резного бука, с внутреннейстороны из желтого воска, орех, сморщенная фига, финик, слива, душистые яблоки,виноград с пурпурных лоз, сотовый мед золотого цвета (VIII, 666—679).
Потерпевший поражение Марсий, с которого сдираюткожу, превращается в сплошную рану; кровь у него льется струей, мышцы видныглазом, жилы трепещут без всякого покрова (VI, 387—391). Отмечается также связьизображений Овидия с театром его дней, в частности с пантомимой. Не разуказывалось на то, что в пещере Сна, которого в тихом сумраке пробуждаетблистательная Ирида, окружающие его мифологические фигуры и особенно оборотеньМорфей, умеющий подражать людям и в голосе и в телосложениях, представлены уОвидия как целая театральная постановка (XI, 612—673). Аполлон выступает здесьв костюме актера (465—471), причем сам Овидий говорит, что у него вид именноартиста, что муза Каллиопа тоже ведет себя как перед эстрадным выступлением (V,338—340). Персея после его победы над чудовищем люди и боги встречаютаплодисментами (IV, 735).
Художественынйстиль «Метаморфоз» весьма сильно пронизан драматическими элементами.Глубочайший драматизм содержится в мифе о растерзании Актеона его собственнымисобаками по повелению Дианы, о растерзании Пенфея вакханками и, в частности,его собственной матерью (710—733), о гибели Орфея (XI). Насыщенно драматичнытакже образы Медеи (VII), Ниобы (VI), Пирама и Фисбы (IV), Гекубы (XIII).Полная драматизма фурия Тисифона, являющаяся к Афаманту и Ицо: в окровавленныхруках она держит факел, плащ у нее тоже окровавлен; она подпоясана змеями, рукиу нее тоже ими обвиты, в волосах и на груди тоже змеи, причем все эти змеииздают свист, щелкают языками и извергают яд; у нее спутники — Рыданье, Страх иБезумье (IV, 481—511). Ожесточенный бой, полный не только драматизма, но ивсяких ужасов, изображается между Ахиллом и Кикном (XIII, 76—145), а такжемежду лапифами и кентаврами (X, 210—392, 417—576). Перечисленные выше примерыдраматизма у Овидия превосходят всякий реализм и превращаются в самый настоящийнатурализм.
Художественныйстиль «Метаморфоз», столь богатый чертами реализма и натурализма, в то же самоевремя отличается и сильным эстетизмом, т.е. любованием красотой только ради нееже самой. Отметим особую эстетическую чувствительность Овидия, которую онпроявляет, например, в изображении музыки Орфея, действующей на всю природу, и вчастности на разные деревья, о которых он говорит тут весьма интереснымиэпитетами, и даже на весь неумолимый подземный мир (X, 40—47, 86—105).
Другимвеликолепным примером эстетизма Овидия является песня циклопа Полифема,направленная к его возлюбленной Галатее (XIII, 789— 869). Здесь сначала даетсядлинный ряд сравнений красоты Галатеи с разными явлениями природы. Затем такиеже сравнения ее строптивого нрава, тоже с весьма красочными предметами, затемописание богатства Полифема и заключительное лирическое к ней обращение.
Может быть, самой главной чертой художественного стиля Овидияявляется его пестрота, но не в смысле какой-нибудь бессвязности инеслаженности изображаемых предметов, но пестрота принципиальная,специфическая.
Прежде всегобросается в глаза причудливая изломанность сюжетной линии произведения. Впределах сюжета отдельные его части разрабатываются совершенно прихотливо:излагается начало мифа и нет его конца, или разрабатывается конец мифа, а обего начале только глухо упоминается. То есть миф излагается слишком подробноили, наоборот, слишком кратко. Отсюда получается почти полное отсутствиесущественного единства произведения, хотя формально поэт неизменно стараетсяпутем раздельных искусственных приемов как-нибудь связать в одно целоеотдельные его части. Трудно установить, где кончается мифология и начинаетсяистория, отделить ученость от художественного творчества и определить, гдегреческий стиль мифологии и где римский. Правда, три заключительных книгипроизведения отличаются от прочих и своим прозаизмом и своим римскимхарактером.
Стилистическаяпростота сказывается также и в смешении мифологии с реализмом и даже снатурализмом. «Метаморфозы» пестрят бесконечно разнообразными психологическимитипами, положениями и переживаниями. Здесь и легкомысленные и морально высокиелюди; пылкие и страстные натуры чередуются с холодными и бесстрастными,благочестивые люди — с безбожниками, богатыри — с людьми немощными. Здесь царии герои, пастухи и ремесленники, самоотверженные воины и политики, основателигородов, пророки, художники, философы, аллегорические страшилища; любовь,ревность, зависть, дерзание, подвиг и ничтожество, зверство и невинность,жадность, самопожертвование, эстетический восторг, трагедия, фарс и безумие.
Действиеразыгрывается здесь и на ширкоой земле с ее полями, лесами и горами, и навысоком, светлом Олимпе, на море и в темном подземном мире. И все это белое,черное, розовое, красное, зеленое, голубое, шафранное. Пестротаэллинистически-римского художественного стиля достигает в «Метаморфозах» своейкульминации.
Заключение.
В истории мировой литературы нельзянайти сочинителя, более недооцененного, чем римский поэт Августова века ПублийОвидий Назон.
Его всесветная, двадцативековая славаговорит сегодня лишь об одном — о грандиозном жестокосердии потомков, воздавшихпоэту должное за всевозможные второстепенности, но отказавших ему в признанииего первостепенной заслуги перед искусством, а значит и в истиной славе, накоторую втайне рассчитывал (и был вправе рассчитывать) Овидий Назон.
Онрассчитывал на эту славу, вглядываясь, конечно, в века, гораздо болееотдаленные от «золотого» Августова века — райского века для римскойлитературы. Пожалуй, слишком уж райского, чтоб быть восприимчивым к катастрофическойновизне. Во всяком случае, счастливые жители этого временн'ого (и вр'еменного)элизиума, непосредственные свидетели величайшего творческого открытия,совершенного «злополучным Назоном», свидетели рядовые и вовсе нерядовые, те, кого аонийские сестры возвысили над просвещенной толпой, похитивих имена у Леты, — историк Тит Ливий, географ Страбон, оратор и декламаторКвинт Гатерий, законовед Атей Капитон, моралист-баснописец Федр, грамматикАнтоний Руф, поэт Корнелий Север и оратор Кассий Север, сам божественный Августи даже верховный блюститель Палатинской библиотеки Гай Юлий Гигин, видавшийвиды и читавший все чтимое, — не в состоянии были понять того, что случилось сОвидием осенью года 761 от основания Рима или 8 по Р.Х.
Ибослучившееся — в чем убеждают нас некоторые красноречивые факты — нераспознавалось современниками Назона как явление реальной, мифологической иликакой-нибудь иной действительности, которая позволяла бы строить о природесвоих вещей вразумительные суждения.
В течение целого десятилетия,начиная с той переломной осени, когда поэтом внезапно овладел необыкновенныйтворческий замысел, в ослепительном свете которого ему показалось жалким все имнаписанное и писавшееся, когда вдохновение странного свойства, сулившее породитьневиданный плод, заставило его бросить в огонь рукопись еще не завершенных«Метаморфоз»: пышный ночной костер, сдобренный ливианским папирусом,как бы символизировал разлуку поэта со всяческой достоверностью, будь то мифили явь, — начиная с этой осени и до конца своих дней Овидий-художник всецелонаходился за пределами, так сказать, умственной и чувственной ойкумены,освоенной веком Августа.
Но и впоследующие времена — говорят нам факты — во времена, заселенные иными цезарямии иными служителями аонид, нельзя было осознать и прочувствовать, какая великаяметаморфоза произошла на заре принципата с автором славных«Метаморфоз» (все ж таки уцелевших — переписанных еще до сожжениябеспощадно заботливыми друзьями).
Как бы живо ни откликались насобытия Августова века новые граждане античной реальности — Сенека, Светоний,Тацит, Плутарх, Плинии Старший и Младший, — с какой бы вдумчивостью они нивсматривались в легендарные судьбы одаренных отцов, для них оставалосьнепостижимым, что делал Овидий Назон с 8 по 18 год на северной окраине Рима, на«Садовом холме» (совр. Монте-Пинчо), неподалеку от Тибра, гдеразветвлялись Клодиева и Фламиниева дороги и где стояла живописно окруженнаязонтообразными пиниями и кустами ароматного мирта его загородная вилла — «сад», как простодушно называл сам Овидий это заветное и роковоеместо, облюбованное его коварной Музой, чье деспотическое могущество он испытална себе в полной мере…
Списоклитературы.
1. ВладиславОтрошенко. Эссе из цикла «Тайная история творений». Журнал«Постскриптум» №5
2. А.Ф.Лосев, А.А. Тахо-Годи. Античная литература. M., 1991
3. ПублийОвидий Назон. Любовные элегии; Метаморфозы; Скорбные элегии /Пер. с латинскогоС.В. Шервинского. М.: Худож. Лит., 1983