Тывинскийгосударственный университет
Филологическийфакультет
Кафедра русскогоязыка
РЕФЕРАТ
НА ТЕМУ: Первыешаги в упорядочении русского литературного языка на новой основе (А.Д.Кантемир, В.К. Тредиаковский)
Выполнила студентка 5 курса 4 группы Чаштыг О.Х.
Проверила: Суздальцева Л.Т.
Кызыл — 2009
Формирование национального русского литературного языказаключалось в сложных преобразованиях структуры литературных текстов и вперестройке литературного языка как системы подсистем, в разрушении старогопротивопоставления двух типов литературного языка и в становлении системы егофункциональных разновидноcтей. Завершение этого процесса связано сдеятельностью Пушкина, с развитием реализма в литературе, но непосредственныеего истоки относятся к концу петровского времени и началу следующего этапа вистории русской литературы и русского литературного языка — к периоду классицизма,который с полным основанием можно назвать также ломоносовским периодом. Первыепрактические шаги в упорядочении русского литературного языка на основетеоретических установок классицизма, предусматривающих соответствие жанра истиля литературного произведения, сделал А. Д. Кантемир в своих стихотворныхсатирах.
Кантемир рассматривал сатиру как жанр, требующий «низкого»стиля. О языке своих сочинений он отзывался так: «Обыкши я подло и низкимштилем писать, не умею составлять панегирики, где высокий штиль употреблятьнадобно». В соответствии с этой установкой Кантемир довольно смело вводит втекст своих сатир просторечие, иногда и грубое. Так, в сатире II «Филарет иЕвгений» читаем:
… Грозно соплешь, пока дня пробегут две доли, Зевнул,растворил глаза, выспался до воли, Тянешься уж час-другой, нежишься, ожидаяПойло, что шлет Индия иль везут с Китая, Из постели к зеркалу одним прыгнешьскоком...
Здесь же находим такие слова и выражения, как докука,заторопев, похлебство, пожитки, гнусна бабья рожа, плюет на то, потрись наоселку, в рот куски управляет, как свинье узда и другие.
Однако Кантемир соблюдает меру в употреблении просторечия.Средства разговорного языка подвергаются в сатирах Кантемира определенномуотбору и упорядочению. Столь же осторожен он и в употреблениицерковнославянизмов, которых в его сатирах весьма немного. Особеннопоказательно то обстоятельство, что Кантемир избегает столкновения в одномконтексте церковнославянизмов и просторечия, столкновения, столь характерногодля языка многих литературных произведений петровского времени. В результатесоздается язык довольно ровный, свободный как от высокопарной «славянщизны»,так и от нарочитой просторечной грубости. Приведем типичный отрывок из той жесатиры «Филарет и Евгений»:
Как тебе вверить корабль? ты лодкой не правил, И хотя впруду твоем, лишь берег оставил, Тотчас к берегу спешишь гладких испугался Тывод. Кто пространному морю первый вдался, Медное сердце имел: смерть тамобступает С низу, с верху и с боков, одна отделяет От нее доска, толста пальцалишь в четыре: Твоя душа требует грань с нею пошире; И писана смерть тебядрожать заставляет; Один холоп лишь твою храбрость искушает, Что один онотвечать тебе не посмеет.
Кантемира нередко оценивают как писателя, которыйзавершает древнюю и начинает новую русскую литературу. Эта имеющая серьезныеоснования оценка справедлива и по отношению к языку его произведений. Несмотряна огромную силу объективно протекавшего процесса демократизации литературногоязыка, большинство писателей вплоть до петровского времени все же считалолитературным языком язык книжно-славянского типа. Поэтому, даже не владея этимтипом языка как целостной подсистемой, они стремились иногда кстати, а чащенекстати употреблять книжно-славянские грамматические формы, слова и обороты.Кантемир был первым крупным русским писателем, который сознательно отказался откнижно-славянского типа языка и обратился к разговорному языку как основномуисточнику языка своих произведений.
В рамках поэтики классицизма сатира как литературный жанроткрывала возможности свободного обращения к повседневному живому употреблениюдля построения языка литературного произведения. Однако было бы в корне неверноотождествлять язык «низких» жанров классицизма с бытовым просторечием. Кантемирквалифицирует стиль своих сатир как «низкий» лишь в противоположность«высокому», книжно-славянскому стилю панегирической поэзии. «Низкий» стиль неозначал сниженного, вульгарного, грубого стиля; «низким» он был лишь впротивоположность «высокому». Почерпнутый из античных и средневековых риториктермин «низкий стиль» вообще не был удачен для русского языка в силудополнительных смысловых ассоциаций, которые он вызывал, поэтому наряду с этимтермином употреблялся и другой, более соответствующий сущности обозначаемого явления— «простой стиль».
Заметная веха в теоретическом осмыслении процессовразвития русского литературного языка — труды В. К. Тедикаовского. В 1730 г. Тредиаковский опубликовал перевод романа французского писателя Поля Тальмана «Езда в островлюбви». В обращении «К читателю» переводчик писал:
На меня, прошу вас покорно, не извольте прогневаться (будевы еще глубокословныя держитесь славенщизны), что я оную не славенским языкомперевел, но почти самым простым русским словом, то есть каковым мы меж собойговорим. Сие я учинил следующих ради причин. Первая: язык словенской у нас естьязык церковной, а сия книга мирская. Другая: язык словенской в нынешнем веке унас очюнъ темен, и многие его наши читая не разумеют, а сия книга есть сладкиялюбви, того ради всем должна быть вразумительна. Третия: которая вам покажетсяможет быть самая легкая, но которая у меня идет за самую важную, то есть, чтоязык славенской ныне жесток моим ушам слышится, хотя прежде сего не толко я имписывал, но и разговаривал со всеми: но за то у всех я прошу прощения, прикоторых я с глупосдо-вием моим славенским особым речеточцем хотел себя показывать.
В этом высказывании выдвигаются два важнейшихтеоретических положения: 1) отказ от «славенского» языка как языка литературы ипризнание за ним роли только языка церкви, 2) ориентация на разговорный языккак основу литературного языка. Существенны и указания на то, что в первойполовине XVIII в. «язык славенской» был уже для большинства читателей «оченьтемен», малопонятен, а для некоторых был и эстетически неприемлем («языкславенской ныне жесток моим ушам слышится»).
Здесь необходимо вернуться к уже затрагивавшемуся вопросуо сущности явления, называемого сближением литературного языка с разговорным, атакже коротко рассмотреть вопрос о том, что подразумевали писатели и филологиXVIII в. под «славенским языком».
Литературный язык формируется на основе преобразованияразговорного диалога в литературный монолог. Конечно, при этом происходитопределенный отбор языковых единиц, но различия между литературным иразговорным языком обнаруживаются не столько в составе, сколько в способах организацииязыковых единиц. Однако отношения между литературным и разговорным языком впроцессе исторического развития не остаются неизменными. Литературный языкотличается тенденцией к устойчивости, стабильности. Разговорный язык болееподвижен, динамичен в своем развитии. Фонетические, грамматические илексические изменения происходят в нем гораздо быстрее, чем в языкелитературном. Поэтому разговорное употребление и называют часто живымупотреблением (а разговорный язык соответственно живым языком). Такоенаименование неудачно в том отношении, что предполагает, будто литературныйязык — мертвый, а он на самом деле тоже живет, развивается. Но трактовкаразговорного употребления как живого правильна в том смысле, что под живымупотреблением подразумевается обычно разговорная практика именно того времени,о котором идет речь (в данном случае — середины XVIII в.), тогда каклитературный язык отражает, как правило, литературное употребление не толькоданного времени, но и прошлых времен. В результате того, что разговорный языкподвижнее литературного, между ними в течение веков накапливаются различия науровне языковых единиц. Кроме того, существует связь между разговорнымдиалогическим и литературным монологическим употреблением (вопрос этот, правда,не изучен, но существование его несомненно), и диалогическое употреблениеизменяется быстрее монологического. Следовательно, постепенно увеличиваютсярасхождения между разговорным языком и литературным не только в составе, но и ворганизации языковых единиц. Потенциально эти расхождения могут достичь такойстепени, когда понимать литературный язык без специальной подготовки будеттрудно.
В период формирования нации, для которого характерно«единство языка и беспрепятственное развитие», преодолевается тенденция красхождению между литературным и разговорным языком, главенствующей становитсятенденция к сближению литературного языка с разговорным. Это сближение состоитв устранении из литературного языка архаически-книжных языковых единиц и заменеих единицами разговорного употребления, а также в устранении приемоворганизации языковых единиц в литературном тексте, с наибольшей очевидностьювступающих в противоречие с общепринятой организацией языковых единиц в разговорнойпрактике.
Для писателей и филологов XVIII в. была, разумеется, очевиднасущественная разница между тогдашним разговорным «живым употреблением» истаринным литературным языком, за которым закрепилось наименование«славенского». И если в современной науке вопрос о литературном языке ДревнейРуси. В его разновидностях не окончательно прояснен, то в XVIII в. он тем болеевырисовывался весьма смутно. «Славенским языком» обобщенно называли языкстаринных книг, преимущественно религиозных («язык славенской у нас есть языкцерковной»), не выявляя и не подчеркивая различий ни между церковнославянским идревнерусским литературным языком, ни между типами древнерусского литературногоязыка. «Славенский язык» соотносился с русским языком как язык прошлого («языкславенской в нынешнем веке у нас очень темен») с языком современным. В. В.Колесов пишет: «В отличие от предыдущей эпохи, в XVIII в. актуальным было непротивопоставление церковнославянское — русское, а противопоставление живоерусское (общерусское) — архаическое (в том числе славянизмы разного рода». Этовысказывание правильно отражает представления литераторов того времени. В 1769 г. Д. И. Фонвизин писал: «Все наши книги писаны или славенским, или нынешним языком».Хронологическая, а не генетическая противопоставленность «славенского» и«нынешнего» языка сформулирована здесь совершенно четко.
В XVIII в. было распространено также выражение«славянороссийский (или славянорусский) язык». Этим наименованиемподчеркивалось единство старинного «славенского» (славянского) и современногорусского языка и преемственность второго по отношению к первому. Достаточнострогого разграничения понятий «славенский» и «славянороссийский» не было, ноесли «славенским» обычно называли язык старинный, то «славянороссийским» — нетолько старинный язык, но и те разновидности современного литературного языка,которые подчеркнуто были ориентированы на сохранение книжно-славянских традиций,представляли собой попытку объединения старого и нового в литературном языке сопорой преимущественно на старое.
Высказанные Тредиаковским положения имели большоетеоретическое значение для своего времени. Особенно это относится к принципуопоры на разговорный язык, на живое употребление. Следует, однако, иметь ввиду, что Тредиаковский предлагал ориентироваться не на разговорный языквообще, а лишь на разговорный язык «благородного сословия». В «Речи о чистотероссийского языка» он говорил: «Украсит его (то есть русский язык) в нас дворея величества в слове учтивейший и великолепнейший богатством и сиянием. Научатнас искусно им говорить и писать благоразумнейший ея министры и премудрыйсвященноначальники, из которых многий, вам и мне известный, у нас таковы, чтонам за господствующее правило можно б их взять было в грамматику и закраснейший пример в реторику. Научит нас и знатнейшее и искуснейшее благородныхсословие. Утвердят оный нам и собственное о нем рассуждение и восприятоеупотребление от всех разумных: не может общее, красное и пишемое обыкновение нена разуме быть основано, хотя коль ни твердится употребление, без точныя идеиоб употреблении». Конечно, «двор ея величества», «благоразумнейший ея министрыи премудрый священноначальники» упоминаются здесь главным образом длясоблюдения этикета, но «благородных сословие» и «употребление от всехразумных», т. е. образованных, имеющих «идею об употреблении», — это уже вполнереальные факторы, которые имеет в виду Тредиаковский. Таким образом, он ориентируетлитературный язык на «живое употребление» образованного дворянства. Несмотря насоциальную ограниченность, для того времени это был прогрессивный принцип,поскольку он отвергал архаический «славенский» язык и утверждал современныйразговорный язык (хотя и в сословно ограниченном объеме) в качестве основылитературного языка.
Но прогрессивные теоретические установки Тредиаковскогопочти не получили практического воплощения в его собственных раннихлитературных трудах. Так, язык «Езды в остров любви» тяжеловесен, имеет в своемсоставе довольно многочисленные канцеляризмы, не свободен и отцерковнославянизмов, изобилует громоздкими синтаксическими конструкциями и вцелом далек от «живого употребления». Вот как выглядит начало романа в переводеТредиаковского:
Я за справедливое нахожу, любезный мой Лщида, чтоб вамизвестие учинить о мне, и по отсутствовании такожде чрез целый год, дабынаконец вас освободить от нетерпеливого безпокойства, в которое вас привелобезысвестие о моем состоянии. Я во многих перебывал чюжестранных краях от тоговремяни, как я с вами разлучился. Но не Можно мне вас уверитъ в состоянии, вкотором я ныне нахожусь, что буду ль я довольно иметь силы к описанию вам моегопути. Сие еще умножит настоящее мое нещастие, ежели мне надобно будет возновить« памяти моей то, которое уже прошло, и так же сие не имеет как возрастить моюболезнь, ежели мне надлежит мыслить о оных роскошах, от которых мне не осталоськак горкое токмо воспоминовение
В более поздний период своей деятельности, относящийся ужек ломоносовскому времени, Тредиаковский стал склоняться к «славенскому» языкукак основе русского литературного языка. По мнению В. В. Виноградова, этоявилось результатом влияния общественных; настроений 40 — 50 годов XVIII в.,когда все громче стали раздаваться протесты против увлечениязападноевропейскими языками. В «Предъизъяснении об ироической пииме»Тредиаковский писал: «На чтож нам претерпевать добровольно скудость и теснотуфранцузскую, имеющим всякородное богатство и пространство славянороссийское?».
При всей противоречивости литературного творчестваТредиаковского, в нем были несомненные удачи. Известно, например, что Пушкинвысоко ценил некоторые места «Тилемахиды», особенно стих, который и Дельвиг,считал примером прекрасного гекзаметра:
… Корабль Одисеев, Бегом волны деля, из очей ушел исокрылся.
Список использованной литературы
1. Горшков А.И. Теория и история русского литературного языка: учеб.пособие. – М.: Высш. шк., 1984. – 319 с.