Направах рукописи
ПономаревФедор Александрович
ТИПОЛОГИЯ КАТАРСИЧЕСКИХ ЭФФЕКТОВ
ВМАЛЫХ ФОРМАХ РУССКОЙ ПРОЗЫ
ВТОРОЙПОЛОВИНЫ ДВАДЦАТОГО ВЕКА
Специальность10.01.01 – русская литература
АВТОРЕФЕРАТ
диссертации на соисканиеученой степени
кандидата филологических наук
«Очистительноевоздействие» (катарсис) малых прозаических жанров современной русскойлитературы
Работавыполнена на кафедре зарубежной литературы Кубанского государственногоуниверситета
Научныйруководитель: доктор филологических наук, доцент Татаринов Алексей Викторович
Официальныеоппоненты: доктор филологических наук, профессор Надежда Павловна Кравченко; кандидатфилологических наук, доцент Николай Игоревич Крижановский
Ведущаяорганизация: Краснодарский государственный университет культуры иискусств
Защитасостоится «30» мая 2007 г. в 13.00 часов на заседании диссертационного совета Д212.101.04 при Кубанском государственном университете по адресу: г. Краснодар,ул. Сормовская, 7, ауд. 309.
Сдиссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Кубанскогогосударственного университета
Авторефератразослан «29» апреля 2007 г.
Ученыйсекретарь
Диссертационногосовета М.А. Шахбазян
Введение
Актуальностьисследования. Со времени самого первого употребления термина «катарсис»,проблема «очищения» волновала многих исследователей: философов, толкователейАристотеля, теоретиков искусства, психологов, литературоведов, которые напротяжении тысячелетий разгадывали аристотелевскую загадку. Но в различныхтолкованиях, которых за две с половиной тысячи лет накопилось огромноеколичество, понятие «очищение» получало настолько разные определения и оценки,что ученые так и не пришли к общему мнению. В годы распада СССР русскаялитература сделала резкий шаг в сторону «эстетизации» в противовесморально-нравственным канонам советской литературы, но теперь пришло времяпоисков «золотой середины» между этическим и эстетическим наполнениемлитературных произведений. В этой работе мы исследуем природу «очищения» врусских рассказах второй половины двадцатого века, причем анализируемые авторыпредставляют различные традиции русской литературы. В. Астафьев, В. Крупин, В.Шукшин, С. Залыгин, В. Распутин – продолжатели классических традиций русскойреалистической литературы, ориентирующиеся на нравственные идеалы и ценности.Вик. Ерофеев, В. Пелевин, В. Сорокин, Ю. Мамлеев, М. Елизаров – представителидругой литературы, часто именуемые русскими «постмодернистами», ориентируются всвоем творчестве на иные эстетические и этические установки.
Новизнаисследования. Организующая проблема – «очистительное» воздействие современнойрусской малой прозы – заставляет, во-первых, определиться с относительно четкойдефиницией «очищения», применительно к современной литературной ситуации.Во-вторых, выявить конкретные катарсические методы в русской малой прозе, взависимости от различных литературных традиций. В-третьих, рассмотреть в рамкахединой теоретической проблемы широкий пласт произведений, принадлежащих перуразнообразных по творческой манере авторов.
Объектисследования. В работе анализируются рассказы В. Шукшина («Жил человек»), В.Распутина («Женский разговор»), С. Залыгина («Санный путь»), В. Астафьева(«Индия»), В. Крупина («Окорок сердца»), В. Сорокина («Геологи»), Вик. Ерофеева(«Тело Анны, или конец русского авангарда»), М. Елизарова («Жизнь радостна»),В. Пелевина («Вести из Непала»), Ю. Мамлеева («Ковер-самолет»). Выбор текстовобусловлен следующим. Мы не ставим перед собой задачи проследить становление иэволюцию катарсических эффектов в творчестве каждого автора. Наша цель –обнаружить родовые черты катарсиса в рассказах двух направлений русскойлитературы второй половины двадцатого века, поэтому метод выбора одногорассказа от каждого автора в таком случае становится наиболее подходящим –точно определяющим родовые черты «очистительных схем» и не утопающим в тысячахмелких особенностей «очистительной модели» отдельно взятого автора и каждогоотдельно взятого произведения.
Предметисследования. «Очистительное воздействие» (катарсис) малых прозаических жанровсовременной русской литературы рассматривается как теоретическая проблемалитературоведения, предусматривающая анализ современных прозаическихпроизведений через призму тех сведений, которые мы знаем о катарсисе в целом.
Степеньизученности темы. Катарсис как организующая проблема литературоведения вприменении к конкретным текстам и авторам изучался редко. Со времен Аристотеля,который и ввел в обиход понятие «очищение», основные научные споры велись впарадигме толкований – исследователи в большинстве своем пытались объяснить,что же имел в виду Аристотель, говоря о «трагическом очищении». В этом планенаиболее полной и доказательной мы считаем ту интерпретацию, которую предложилА. Лосев в работе «История античной эстетики». В плане общего пониманияфеномена «очищения» мы опираемся на работы И. Ильина («Аксиомы религиозногоопыта»), М. Рыклина («Революция на обоях»), Д. Лукача («Своеобразиеэстетического»), Б. Брехта («Теория эпического театра»), Ф. Ницше(«Происхождение трагедии из духа музыки»), З. Фрейда («Психологиябессознательного»). В литературоведческом аспекте изучения «очистительныхтехник» методологической базой нашего исследования стал труд «Психология искусства»Л. Выготского, тщательно рассмотревшего корни катарсиса как эстетическойреакции в различных литературных жанрах, а также работы Н. Литвиненко(«Некоторые аспекты проблемы катарсиса»), Дж. Оруэлла («Трагедия и «толькоправда»), Н. Гладких («Катарсис смеха и плача»), Н. Павлова («Художественноепроизведение и воспоминание»).
Цельюисследования мы считаем выявление катарсических особенностей избранных намирусских рассказов, определение общих и различных черт «очищения» в новеллистикеразличных направлений русской литературы второй половины прошлого века.
Основныезадачи исследования:
— дать четкуюдефиницию очищения, применимую к литературе как одному из видов искусства наосновании сравнения исследований теоретиков литературы, философов, психологов,посвященных катарсису;
— выявитьосновные особенности и установки катарсиса в прозаических произведениях (вотличие от изначально рассматриваемого Аристотелем «трагического очищения»);
— определитьособенности «очистительных схем» новелл и рассказов (выявить отличия катарсисамалой прозы от катарсиса прозы вообще);
— проанализировать выбранные рассказы с точки зрения «очистительных методик»;
— определитьчастное и общее в катарсических схемах каждого выбранного автора на основеанализа одного рассказа (определить, какие «очистительные установки» играютглавную, а какие – вспомогательную роль);
— выявитьобщие «очистительные мотивы», используемые авторами одной литературнойтрадиции;
— определитьразличия катарсических схем и установок у выбранных авторов, представляющихпротивоположные (классическую и неклассическую) литературные традиции;
— сравнитьполученные результаты исследований катарсиса в русских рассказах с изначальнойаристотелевской формулой «трагического очищения посредством страха и сострадания».
Методологияисследования. Особое значение для достижения поставленной цели и решениянаучных задач имеют методы исторической и теоретической поэтики: исследованиеосновных повествовательных моделей, позволяющее вывести дефиницию катарсиса,метод событийного анализа сюжетной схемы произведения. В анализе конкретныхпроизведений главную роль играет метод построчного и контекстного анализавыбранных текстов. Методы сравнительно-типологического литературоведения:сопоставительное изучение текстов, относящихся к одному жанру и роду, норазличным литературным стилям и традициям.
Основныеположения, выносимые на защиту.
1. Катарсисомв современной литературе следует считать психологическое воздействие начитателя художественного произведения, заканчивающееся актом психологическойразрядки, освобождения души от «скверны», обогащения эмоционального мирареципиента.
2.«Очистительные модели» и схемы эпических прозаических произведений существенноотличаются от очищения в других родах литературы – драме и лирике. Катарсис впрозе менее экспрессивен, нежели в классической трагедии. При этом малыепрозаические формы – рассказы и новеллы – имеют свои характерные катарсическиеособенности, отличающиеся от подобных «очистительных установок» в крупныхпрозаических формах: катарсис в рассказах, во-первых, дискретен, во-вторых,одним из главных способов катарсического воздействия в малых прозаическихформах становится метод «трагического парадокса».
3. Методыкатарсического воздействия в рассказах русских писателей, принадлежащихразличным литературным парадигмам (условно можно обозначить их как «классиков»,придерживающихся традиций русского реализма, в нашей работе их представляютАстафьев, Шукшин, Залыгин, Распутин, Крупин, и «неклассиков» – Вик. Ерофеев,Пелевин, Сорокин, Мамлеев, Елизаров) существенно различаются своим наполнением.Если основой катарсиса у «классиков» становится очищение нравственное, своимичертами напоминающее «религиозный катарсис» (И. Ильин), то «неклассики»переносят акцент очищения с этического на эстетический аспект.
4.Катарсический эффект произведений «классиков» возникает в первую очередь втекстовом пространстве рассказа, то есть внутри самого произведения,«неклассики» чаще используют другую схему – очищение приходит не во времяпрочтения текста, а в соприкосновении мира вымышленного, литературного с миромреальным. Если реалистические установки «классиков» основаны на христианскойтрадиции очищения как избавления от грехов посредством их определения черезпроповедь и последующего ухода от них, то «неклассики» прибегают к иным философскимпринципам очищения: дзэн-буддистскому (рассказ как коан), абсурдистскому(возвращение к реальному миру становится очищением – после безумно-абсурдноготекста серая жизнь воспринимается как допустимая альтернатива бесконечнойшизофрении текстовой реальности), психоаналитическому (очищение – компенсация,восполнение чувств и эмоций, недополученных в реальной жизни).
5. Приопределенной редукции любые катарсические схемы приходят к изначальномуаристотелевскому определению «трагического катарсиса как очищения посредствомстраха и сострадания». Только в «очистительных схемах» «классиков» акцент вэтой формуле переносится на сострадание, а у «неклассиков», напротив, на страх.Таким образом, классическая схема «очищения посредством страха и сострадания»получает у представителей различных литературных направлений следующий вид:«очищение посредством сострадания» у представителей «нравственно-традиционной»линии литературы и «очищение посредством страха» у «постмодернистов». Страх приэтом достигается в первую очередь через абсурд, развивающийся в творчествекаждого из выбранных авторов-неклассиков в своем направлении. Если в самомпростом варианте – рассказах Ерофеева и Елизарова – абсурд лишь техническоесредство «устрашения», в творчестве Сорокина – абсурд еще и приведение читателяк первозданной чистоте-пустоте, «чистому листу», древнегреческому хаосу, изкоторого рождается все сущее в мире. В рассказах Мамлеева – абсурд еще и указкана некую молчащую и нам, живым непонятную реальность, метафизическую данность.В рассказе Пелевина – абсурд еще и путь не только к художественному очищению,но и очищению духовному, путь к достижению буддийского блаженства, «сатори».
6. В любойпрозе действует и «интеллектуалистическое очищение» – получение читателемчужого жизненного опыта во время чтения рассказов. В любом культурном акте, втом числе и восприятии художественного текста, как интеллектуальном опыте, естьмомент «очищения» как познания непознанного.
Апробацияисследования. Основные положения диссертации были изложены в докладах ивыступлениях на конференциях: международная научная конференция «Литература вдиалоге культур-3» (Ростов-на-Дону, 2005), международная научная конференция«Проблемы духовности в русской литературе и публицистике 18-21 веков»(Ставрополь, 2006), Четвертая межвузовская конференция молодых ученых«Актуальные проблемы современного языкознания и литературоведения» (Краснодар,2005), Пятая межвузовская конференция молодых ученых «Актуальные проблемысовременного языкознания и литературоведения» (Краснодар, 2006).
Научно-практическаязначимость исследования: Результаты, полученные в ходе работы над диссертацией,могут быть использованы в лекционно-практических курсах по истории современной русскойлитературы. Особый интерес представляет пограничная сфера взаимодействиялитературоведения с психологией и классической философией, также исследующимипроблемы катарсиса. Стоит отметить широкую репрезентацию авторов двухлитературных направлений, в последнее время все больше враждующих между собой,так что их рассмотрение в рамках единой литературоведческой проблемы очищенияпредстает еще и актом примирения различных направлений русской литературывторой половины прошлого века в рамках единого литературного процесса.
Структура иобъем исследования. Структура и объем исследования. Диссертация состоит извведения, трех глав, заключения и библиографического списка. Общий объемдиссертации – 162 страницы. Число позиций в библиографическом списке – 212.
1. Основноесодержание работы
Первая главадиссертационного исследования – «Феномен «катарсис» в истории литературы,философии и психологии». Ее цель – проследить историю воззрений на «очищение»от Аристотеля до настоящего времени, вывести четкую дефиницию «катарсиса»,определить особенности очищения прозаических произведений малых форм и методыдостижения «очищения» в рассказах. В рамках поставленной цели решаютсяследующие задачи: изучение «очистительных» концепций Аристотеля, Платона,Лосева, Ницше, Бернайса, Выготского, концепции негативного (Рыклин) ирелигиозного (Ильин) катарсиса, выделение основных направлений толкованийкатарсиса, определение дефиниции «катарсис» и изучение методов, с помощьюкоторых достигается очищение в художественной литературе.
В первомразделе («История термина «катарсис» от Аристотеля до наших дней»)рассматривается история катарсиса как научной категории со временаристотелевской «Поэтики» до катарсических теорий двадцатого века –религиозного (Ильин) и негативного (Рыклин) катарсиса. Особое вниманиеуделяется рассмотрению определения катарсиса, к которому пришел в своей работе«История античной эстетики» А.Ф. Лосев, считавший, что аристотелевский катарсисесть очищение умственное, а не эстетическое. По мнению Лосева, катарсис уАристотеля – это причащение трагизмом мира, осознание фатальной трагичностивсей Вселенной.
Во второмразделе («Различные направления толкования катарсических гипотез») мы выделяемвосемь основных направлений, которые определяют основные тенденции толкованияаристотелевского катарсиса.
1.Материалистическое.
2.Эстетическое.
3. Этическое.
4.Медицинское.
5.Гедонистическое.
6.Интеллектуалистическое..
7.Мистериально-религиозное.
8.Философское.
В третьемразделе («Особенности катарсиса в прозаических текстах») рассматриваютсяособенности очищения, вызываемого именно прозаическими произведениями. К такимособенностям можно отнести меньшую, по сравнению с классическими трагедиями,напряженность, бурность очищения. Здесь же рассматривается особенность очищенияв малых прозаических формах. В малой прозе катарсис дискретен – если в крупныхпрозаических формах наряду с несколькими сюжетными линиями можеткультивироваться сразу много «очистительных течений», то в рассказах обычноодна сюжетная линия соотносится с одной «очистительной». К тому же в короткихпрозаических формах одним из главных способов катарсического воздействиястановится метод трагического парадокса – художественный способ прозренияглубинной сути происходящего. Здесь же кроется один из важнейших стимулов кпреодолению, освобождению от ужасного и абсурдного, один из источниковкатарсического просветления в, казалось бы, безысходных обстоятельствах.Короткая прозаическая форма предполагает именно парадоксальное очищение –особенно в новелле парадокс играет важную роль.
На основаниимногих теорий мы выводим собственную дефиницию очищения. Итак, катарсисом вданной работе мы считаем психологическое воздействие на читателяхудожественного произведения, заканчивающееся актом психологической разрядки,чувством облегчения, освобождения души от «скверны», обогащения эмоциональногомира реципиента. Причем интенсивность этого чувства может быть совершенноразличной в зависимости, во-первых, от типа произведения искусства, мастерствахудожника и его целей, во-вторых, от душевного настроя и готовности очиститьсясамого воспринимающего (в нашем случае читателя).
В четвертомразделе («Различные методы достижения очищения») мы выделяем несколькоспособов, с помощью которых авторы воздействуют на читателя с «очистительной»миссией. Здесь выделяется четыре метода: трагического, религиозного,негативного очищения и метод эстетической реакции – столкновение, происходящеена апогее эмоций, формы и содержания, которое нейтрализует вызываемое этимиэмоциями напряжение зрителя и переживается как катарсис. Если редуцироватьлюбое определение и любую методику катарсического очищения, то все схемы витоге окажутся очень близки к определению, данному Аристотелем: «очищениепосредством страха и сострадания».
Вторая главадиссертационного исследования («Катарсис в малых формах «деревенской прозы»)посвящена изучению особенностей феномена «катарсис» в текстах писателей,причисляемых теоретиками литературы к деревенской прозе. Мы проводимлитературоведческий анализ каждого из пяти рассказов разных авторов, наиболееярко представляющих деревенскую прозу (Распутин, Залыгин, Астафьев, Крупин,Шукшин), определяем «очистительные схем» и мотивы в выбранных произведениях,проводим сопоставительный анализ катарсических особенностей каждогопроизведения, выявляем общие для «деревенщиков» «очистительные схемы»,определяем авторские особенности очищения, разграничиваем общее и частное в«очистительных» (катарсических) схемах выбранных авторов. Представленных в этойглаве авторов объединяет, в первую очередь, выбранный ими метод отображениядействительности. В истории литературы всех пятерых называют то представителями«деревенской» прозы, то «нравственниками» (А. Солженицын). Писатели этогонаправления становятся продолжателями традиций классической русской литературы.Используя классические приемы реализма и не меняя его эстетических стратегий иустановок, «нравственники» переносят акценты на жизнь обыкновенного человека,отказываются от вымышленных сюжетов, считая, что жизненная основа их прозыизначально отвергает игровые установки в восприятии произведений. «Нравственников»объединяет чувство глубокой ответственности за происходящее с миром ичеловеком, следование традициям классической русской литературы XIX века и,соответственно, похожее отношение к концепции очищения, аналогичныелитературные техники его достижения.
В первомразделе («Катарсис в рассказе Виктора Астафьева «Индия») делается подробныйанализ рассказа с целью обнаружить, какие «очистительные схемы» используетавтор, какие из видов катарсического воздействия на реципиента преобладают.Методы очищения в рассказе Виктора Астафьева «Индия» – классические. Используятрадиционную аристотелевскую схему «очищения посредством страха и сострадания»,Астафьев как представитель классического реализма и к тому же прозаик, а недраматург-трагик, переставляет акценты, практически избавляя читателя от страхаи останавливаясь на сострадании к главной героине рассказа. Таким образом,Астафьев практически создает такую формулу катарсиса: «очищения посредствомсострадания», – что очень близко к христианской парадигме катарсиса. Изначально«очищение» (в аристотелевском понимании, до всех интерпретаций) присутствовалотолько в трагедии. Одна из характерных черт трагедии – смерть героя или героев,поэтому «убивая» в рассказе «Индия» главную героиню, писатель приближаетрассказ по степени накала, да и по технике катарсиса, к античным трагедиям.Представители «реалистического направления» литературы, в том числе и Астафьев,одной из важнейшей целей своего творчества считают дидактику. Поэтому можноговорить еще и о познавательном катарсисе – читатель очищается, узнавая черезтексты Астафьева, что же такое хорошо и что такое плохо, но здесь нас ждетнеожиданный ход: «очищая» таким образом читателя, очищается и писатель, которыйсчитает, что своим творением привнес в мир частицу «разумного, доброго,вечного». Можно говорить о феномене обратной катарсической связи.
Во второмразделе («Катарсис в рассказе Валентина Распутина «Женский разговор»)аналогичному анализу подвергается рассказ Валентина Распутина. Основой очищенияв произведении Распутина становится очищение религиозное (автор и не скрываетсвоего отношения к Церкви и православию), в то же время он использует в своемрассказе прием противопоставления, но это противостояние не формы и содержания,как у Выготского, а содержания и содержания. Во внутритекстовом пространствепротивопоставляются два мира, два подхода к жизни, два времени, классическоепротивопоставление деревенщиков «город (плохо)–деревня (хорошо)» трансформируетсяв «девушка-бабушка» с четко обозначенными моральными оценками. Но в отличие отпротивопоставленности формы и содержания, противопоставленностьоднопарадигмовых, но разнозаряженных элементов текста не дает «эмоциональнойразрядки», которая возникает при «взаимосгорании противоположно направленныхаффектов». Это текстовое противостояние и должно породить нравственное очищение– выбор между добром и злом. Перед таким выбором оказывается и юная героиняВика, и читатель. Сделать выбор в этом рассказе и для Вики, и для реципиентаоказывается легко, потому что «добро» и «зло» лежат на поверхности, вот они,нужно только стать на правильную сторону. Видя в чертах девочки-героинитипическое, любой читатель соотносит с собой и как под микроскопом видит внеосознанных прегрешениях Вики свои собственные грехи. Читатель вместе с Викойсовершает путь к первому этапу религиозного катарсиса – покаянию, обнаружениюсобственного несовершенства перед лицом гармонии мира, природы, народноймудрости, представленной в рассказе Натальей. Распутин ведет читателей подороге нравственно-религиозного очищения, через сочувствование героиням, черезсоаффекты. Читатели приходят к религиозному очищению, причем даже раньше, чемделает первый шаг к нему героиня рассказа.
Вообще,катарсис возникает тогда, когда трагедия преодолена общей гармонией мира. УРаспутина общая гармония мира, природы в тексте преодолевает трагедию. В этомРаспутин типологически перекликается с тем пониманием катарсиса, котороевкладывал в этот термин Алексей Лосев. И здесь мы приходим к такому выводу,что, несмотря на различия и тысячелетия, религиозно-нравственный катарсисРаспутина и первоначальный катарсис Аристотеля – явление одного порядка.Получается, что катарсис в обоих случаях – очищение гармонией, только нравственныеориентиры этой гармонии выявлены в разных, в силу исторического различия,категориях: православного и антично-языческого.
В третьемразделе («Катарсис в рассказе Василия Шукшина «Жил человек») анализукатарсических эффектов подвергается произведение Василия Шукшина, которого потрадиции относят к представителям «деревенской прозы». С одной стороны, порождению, тематике, в общем, по всем внешним признакам – традиционный«деревенщик», но все-таки классическое для остальных столкновение «патриархальнойдеревни» с «наглым захватническим городом» для Василия Шукшина не главнаяпроблема. Шукшин всегда пишет о человеке, причем герои Шукшина всегда с ноткойтрагичности. Каждый из шукшинских «юродивых искателей» не может быть понятникем: ни собутыльниками, ни детьми, ни женой. Так и остаются герои всехрассказов в мучительном одиночестве души. В нашем случае получается, что геройрассказа «Жил человек» – классический «трагический герой», вписывающийся вконцепцию «трагического героя» аристотелевской «Поэтики». Только в одном, носамом главном, герой рассказа «Жил человек» не подходит под аристотелевскоеопределение идеального «героя трагедии»: шукшинский человек и раньше не былсчастлив, нет в рассказе никакого перехода от счастья к несчастью.
В творчестве Шукшинапринципиально важно, что он как писатель-реалист не замечает себя самого передлицом предмета изображения и произведение для него не является лишь средствомсамовыражения. В финале рассказа автор не обрывает сюжет на смерти героя иоставляет за собой право последнего абзаца, чтобы вслед за эстетическимкатарсисом читатель, с уже очищенной и подготовленной душой, обрел еще иочищение нравственное.
В четвертомразделе («Катарсис в рассказе Владимира Крупина «Окорок сердца») такому жеанализу подвергается короткий рассказ еще одного представителя деревенскойпрозы. Короткая проза Владимира Крупина, несмотря на явную приверженностьтрадициям русского реализма, особенно «деревенской прозы» (сам писатель относитсвое творчество к этой линии и считает учителями Залыгина, Распутина, Белова),отличается от классических рассказов «деревенской литературы» в первую очередьсвоими жанрово-стилевыми особенностями.
Малыепрозаические формы Крупина трудно назвать классическими рассказами илиновеллами, они тяготеют скорее к публицистическим жанрам: очерку, зарисовке. Вомногих из них речь идет от первого лица и за лирическим героем скрывается (вовсяком случае делает вид, что скрывается) сам автор: его переживания, чувства,мысли. Поэтому анализировать с точки зрения возникновения катарсическихэффектов Крупина несколько сложнее, нежели представителей классических форм, нои в очерково-публицистической прозе можно найти явные черты «очистительного»воздействия литературы. «Окорок сердца» также насыщен трагедийным содержанием –в сюжетной линии рассказа есть многое от классической трагедии: погибающий«трагический герой», причем, как нам дальше становится известно, погибающий,как и положено, вследствие «трагической ошибки».
Но Крупин, вотличие от аристотелевских правил, делает в своем творчестве ставку более наэтическое, нежели на эстетическое удовлетворение и очищение. Поэтому,анализируя «очистительные схемы» Крупина в рассказе «Окорок сердца», мы вновьприходим к религиозному катарсису, методы которого описаны и проанализированыИльиным. В силу того, что проза Крупина носит характер очерковый,публицистический, можно предположить, что рассказ – переживание собственнойжизни автора. Тогда «Окорок сердца» приобретает особое значение для автора –это настоящая исповедь на бумаге, а не художественное изображение чужойисповеди. В таком случае Крупин, очищаясь сам, призывает к очищению ичитателей. Надев автобиографическую маску «виновного в смерти», он примеряетэту маску на каждого из читателей, чтобы привести к «правильному» восприятиюмира. То есть, осознанно используя автобиографический стиль письма от первоголица, очерковость, нарочитый уход от беллетристики к некой «личной»,«сокровенной» прозе, Крупин ведет читателя не к эстетическому, а этическомуочищению, используя эстетические законы. Такое положение дел для русскойреалистической прозы второй половины двадцатого века совсем не редкость.
В пятомразделе («Катарсис в рассказе Сергея Залыгина «Санный путь») проведенаналогичный анализ рассказа, с целью выявить доминантные «очистительные схемы».Проза Сергея Залыгина радикальным образом отличается от произведений другихписателей-деревенщиков: Залыгин начинал как писатель-эколог, предупреждающий обедах, которые постигнут нас, если мы не обратим внимание на природу. Потому иглавный герой почти всех залыгинских произведений не человек, а природа, хотяесть и небольшие исключения, как предлагаемый рассказ, да и сам жанр рассказавсе-таки исключителен для писателя. Основной художественный прием в рассказе«Санный путь» – ретроспекция, обращение в прошлое. Ретроспекция какхудожественный прием, с одной стороны, замедляет сюжетное действие, с другой –обращение к воспоминаниям рождает особый вид сопереживания. Воспоминаниедействует как сюжетный замедлитель действия.
Особенностьретроспекции как художественного приема в том, что она порождает особоеотношение к тексту, в котором переживание, сопровождающее воспоминание, близко(или даже одной природы) к переживанию, именуемому катарсисом. Здесь работаетодин механизм. Случившееся с нами память превращает в художественноепроизведение (воспоминание становится таким произведением). В случае с «Саннымпутем» воспоминание становится и отправной точкой художественного произведения,его идеей, и, одновременно, художественным приемом – ретроспекцией. Важнаяособенность ретроспекции в том, что воспоминание смягчает боль, страх: дажесамые страшные события через время вспоминаются уже не столь страшными иужасными, не вызывают таких мощных эмоций. Можно сказать, что боль и страх ввоспоминаниях фильтруются. Таким образом, в катарсической формуле Аристотеля«очищение посредством страха и сострадания» Залыгин – в традициях классическойрусской прозы – смещает акценты, с помощью ретроспекции ретушируя страх ивыводя на первый план сострадание.
Финальные выводы главыговорят о характере «очистительного» воздействия творчества вышеназванныхавторов. Вычленяются характерные для них катарсические схемы.
1. Вклассической аристотелевской схеме трагического катарсиса как «очищенияпосредством страха и сострадания» писатели нравственно-деревенской волныперемещают акценты в сторону сострадания, формула приобретаетморально-религиозный вид «очищения посредством сострадания». Технически большаястепень сострадательности произведений достигается за счет изображениямаксимально «человечных» персонажей.
2. Ставка насострадание и православные традиции морали приводят авторов к использованиюсхемы религиозного очищения, описанной Ильиным. Религиозно-философскоеистолкование, в силу исторических особенностей, оказалось усвоеноперечисленными авторами лучше, чем святоотеческое. По метафизической,мистериальной направленности «религиозный катарсис» близок к тому толкованиюАристотелева трагического очищения, которое предложил Лосев. Достаточно в толкованииЛосева заменить понятие «всеобщая умная Сущность» на дефиницию «Бог», каклосевская схема сразу примет вид очищения, описанного Ильиным.
3. Как и влюбой прозе, в вышеперечисленных произведениях (хоть и в меньшей мере)действует и «интеллектуалистическое очищение» – получение читателем чужогожизненного опыта во время чтения рассказов.
В третьейглаве диссертационного исследования («Катарсис в малых формах«постмодернистской» прозы») таким же образом, как и в предыдущей главе,проводится анализ катарсических эффектах в малой прозе авторов другоголитературного направления. Если творчество писателей-нравственниковпредставляет собой продолжение традиций классической русской литературы, тоВладимир Сорокин, Виктор Пелевин, Михаил Елизаров, Юрий Мамлеев и ВикторЕрофеев представляют собой совершенно противоположные эстетические илитературно-творческие установки. Хотя они никогда не объединялись ни в какуюгруппу, но есть в их творчестве некая типологическая общность, позволяющая,несмотря на разность творческих индивидуальностей, отнести их к однойхудожественной доминанте.
В первомразделе («Катарсис в рассказе Виктора Ерофеева «Тело Анны, или конец русскогоавангарда») мы рассматриваем «очистительные схемы» и приходим к выводу, что спозиции классического катарсиса в этом рассказе совершенно нет «сострадания» ккому-либо, да и страх в рассказе не является основной формой воздействия.Главная причина этого – отсутствие героя, героя-человека, сочувствие к которомуи вызывает сострадание. По методам психологического воздействия на читателяВиктор Ерофеев, как и все постмодернисты, во многом схож с авангардистаминачала прошлого века. Исследователи авангарда пишут о том, что восприятиеавангардистского произведения – это шок, характерная реакция – отторжение (по крайнеймере, авангардисты на это рассчитывают), реципиент подвергается агрессии какэтической, так и эстетической. С одной стороны, «серьезный» читатель отторгаеттекст, который находится вне его системы координат, с другой – ироническоеотношение к тексту сразу превращает его в нормальный, удобоваримый и вполнеприличный. Неважно, что некая Анна в конце пожирает некоего «любимогочеловека», в конце концов, это даже не люди, а символы, абстракции. Моментудовольствия содержится в потенциальной возможности превратить все в смелуювеселую игру, а момент неудовольствия – в том, что заставляют сопереживать («авдруг Анна такой же человек как все мы, мучается, страдает» – сознательные ибессознательные установки «реалистичной» литературы могут незаметно срабатыватьдаже в откровенно постмодернистском тексте), для того, чтобы быть мгновенноотвергнутым, и обе эти стратегии накладываются друг на друга. В рассказе именно«абсурд» становится причиной нового, постмодернистского, катарсиса, которыйпроявляется у Ерофеева. Можно предположить, что действует этот катарсис всоприкосновении с реальностью, где, несмотря ни на что, все еще остается логикаи некая гармония. «Очищение» после причастия «абсурдом» происходит всоприкосновении с простыми предсказуемыми вещами и истинами, механизм такогокатарсиса аналогичен механизму «негативного катарсиса».
Во второмразделе («Катарсис в рассказе Михаила Елизарова «Жизнь радостна») анализу«очистительных схем» подвергается творчество «русского Альдо Нове» – короткиеабсурдные рассказы, которые как нельзя лучше подходят для изучениякатарсических эффектов нетрадиционной современной русской литературы,основанных не на классических аристотелевских «страхе и сострадании» и не наразработанной Выготским теории о том, что «противоположные аффекты, вызываемыев читателе соответственно формой и содержанием рассказа, в заключительной точкесталкиваются и взаимоуничтожаются». Конфликт формы и содержания закладывается ссамого начала, но не он становится основополагающим в развитии катарсическогоэффекта рассказа, хотя свою роль тоже играет, но не так, как в классическихпроизведениях. Елизаров с самого начала вводит читателя в мир трагическогоабсурда, используя установки «негативного катарсиса»: после рассказа Елизарова,где тупое, но жизнерадостное «зло» раз за разом побеждает «добро», вгеометрической последовательности увеличивая само себя, возвращение креальности, где, во-первых, зло не всегда такое уродливое, и, во-вторых, невсегда побеждает, становится приятным и комфортным. Основная методика очищенияв творчестве Елизарова – очищение через абсурд. Основой в данном случаевыступает теория негативного катарсиса: по основной версии послебезумно-абсурдного текста серая жизнь воспринимается как допустимаяальтернатива бесконечной шизофрении произведения.
С другойстороны, негативный катарсис есть способ освобождения, «очищения» читателя,вступающего в контакт с текстом, «очищающим», хотя бы на время его восприятия,от «морального закона». В таком случае «негативный катарсис» выступает как однаиз разновидностей «интеллектуалистического» катарсиса. Негативный катарсис(очищение абсурдом) в качестве одной из разновидностей «переживания чужих мирови жизней» становится основополагающим инструментом «очищения» у Елизарова, и вэтом случае автор легко вписывается в парадигму русского постмодерна: ВикторЕрофеев – Елизаров – Сорокин – Пелевин – Мамлеев, пусть по времени творчествапарадигма строится в другой последовательности, но по отношению к абсурду какинструменту творчества дело обстоит именно так.
В третьемразделе («Катарсис в рассказе Владимира Сорокина «Геологи») анализируютсякатарсические механизмы в малой прозе Сорокина. Он идет дальше ВиктораЕрофеева, у которого абсурд не переходит во что-то большее и не указывает ни начто более значимое. Если у Ерофеева абсурд в текстах лишь самоцель или некаяпародия реальности, именно той, советской реальности, то Сорокин идет намногоглубже, за сорокинским текстовым абсурдом уже скрывается хаос (в греческоймифологии – зияющее пространство, первичный источник всякой жизни в мире,беспредельное изначальное пространство, из которой образовалось всесуществующее) в то время как абсурд всего лишь «нелепость». Разрушая любойдискурс, Сорокин использует абсурд как инструмент и промежуточную цель, посредствомабсурда приходит к хаосу и пустоте (о степени синонимичности этих понятий можнодолго спорить, но во многом они схожи). У Сорокина за пределы дискурса некудавыйти – но, преодолевая дискурсивные структуры, можно сравнительно просто выйтинепосредственно к мифологическому хаосу, принципиально не поддающемусяартикуляции, оставляющему лист бумаги белым. Уничтожая одну реальность и«текстовость» в своих рассказах, Сорокин не предлагает нам ничего нового: неморализаторствует, не учит, не обещает спасение, потому что всего этого нет всорокинском мире. «Геологи», как и дзенские коаны, лишь указывают направление,путь, вот только возникает вопрос: если цель автора только разрушить ложныепредставления, то что он может предложить взамен? Дело в том, что ничего –пустоту, но пустоту еще нашу, европейскую, древнегреческую – не пустотудзен-буддистскую.
Цель Сорокина– указание пути к пустоте «пустой», отрицание обычной логики: читатель достигкатарсиса, понял, что логически выстроенный мир вокруг – лишь видимость, адальше, дорогой читатель, двигайся сам, можешь использовать это осознание дляличного обогащения, а можешь, для поиска настоящего смысла, для Сорокина этоуже не важно, его дело – сдвинуть воспринимающего с пути обыденного сознания,повернуть его лицом к пустоте, хаосу.
В четвертомразделе («Катарсис в рассказе Юрия Мамлеева «Ковер-самолет») подобному анализуподвергается творчество представителя «метафизического реализма» Юрия Мамлеева.Чем ужаснее описываемые события, тем меньше они укладываются в голове читателя,меньше имеют возможных «объяснений», то есть переходят в областьнечеловеческого, метафизического. Подводят к границе, тому самомунадчеловеческому ужасу, за которым есть нечто, что никто не знает. По теорииВыготского, все просто – Мамлеев пишет об ужасных событиях легко и обыденно,как о каждодневных делах. Именно такая противопоставленность обыденной формы ижестокого содержания рождает, если придерживаться теории Выготского,катарсический эффект произведения. Такое самосгорание противоположных аффектови вызывает, по Выготскому, катарсическое действие. Но в произведениях Мамлеевалегко вычленяется еще одна разновидность катарсического воздействия, такназываемый негативный катарсис, или катарсис от противного, который рождаетсяне в противопоставленности формы и содержания, а в глубоком несовпадении мирахудожественного и мира реального. То есть этот вид катарсиса рождается всоприкосновении с реальностью. Катарсис в данном случае рождается не столько вовнутритекстовом пространстве, сколько в контакте текста с окружающим реальныммиром. «Ужасание» до физического неприятия, до физиологического отторженияможет заставить читателя пережить очищение и оптимистично воспринимать реальность.
В пятомразделе («Катарсис в рассказе Виктора Пелевина «Вести из Непала») анализуподвергается проза Пелевина. Анализируя с точки зрения катарсических эффектоврассказ «Вести из Непала», мы будем часто обращаться к другим произведениямПелевина: все-таки более показательными в плане именно «пелевинского» катарсисавыступают не рассказы, а более крупные формы, но в рамках данного исследованиямы ограничились малой формой литературы – рассказом. Прелесть рассказа «Вестииз Непала» в том, что по композиционным правилам он устроен как классическийтекст: с завязкой, кульминацией, развязкой. С почти аристотелевскими «узнаваниями».В «Вестях из Непала» происходит «узнавание смерти», этот момент одновременно икульминация в композиционнном измерении. Пелевин, в отличие от Сорокина иВиктора Ерофеева, использует в своем тексте классические композиционныемеханизмы, тем самым как бы «удваивая» катарсический эффект своего рассказа,раздваивая. Первый катарсис – классический, внутритекстовый, почтиаристотелевский – строится на «узнавании» смерти и, в классической парадигме,сострадании главной героине, ставшей во внутритекстовом пространстве настоящим«трагическим героем». Второй катарсис строится на классическом для русскогопостмодернизма, взаимодействии текста с реальностью: внетекстовый катарсисПелевина – приобщение к пустоте. Двойственный катарсис Пелевина: классическийтекстово-сюжетный, построенный тех принципах, которые разобрал еще Выготский:противоположные аффекты, вызываемые в читателе соответственно формой исодержанием рассказа в заключительной точке, сталкиваются и взаимоуничтожаются,разнополюсные эмоции умирают. При этом как в химических реакциях выделяетсянекоторое количество определенной энергии, у Выготского – нервной. Такоесамосгорание противоположных аффектов и вызывает, по Выготскому, катарсическоедействие. Хотя вновь возникает вопрос о герое – вспомним, что и у Аристотеля, ив толкованиях Выготского герой – живой человек, которому можно сострадать,сочувствовать, бояться за него, а в нашем случае – герои рассказа – уже нелюди, а нечто другое, но мы, читатели, узнаем об этом не с самого начала, чтопровоцирует развитие классического, «сопереживательного» катарсиса с однойстороны, с другой стороны это как бы текстовый «псевдокатарсис», которыйвыводит нас на авторское послание иного порядка – надтекстовый катарсис.
Да, подобноедействие пелевинского текста не вызывает сомнений, но внетекстовый катарсис –приобщение к пустоте, которая сама по себе отрицает любые бурно проявляющиесяэмоции. Приобщение к той самой пустоте и безмятежности, к которой стремятсябуддистские монахи после переживания эмоций в сюжетной структуре рассказа – такзадумал сам автор, для того, чтобы послетекстовое «пустотное» воздействиеоказалось сильнее, потому то после любых ярко пережитых эмоций следуетсостояние опустошения.
Финальные выводыфиксируют особенности катарсического воздействия неклассической малой прозы. Вглаве о катарсисе в произведениях современных российских постмодернистов не зрявыбран такой порядок расположения авторов: Виктор Ерофеев, Владимир Сорокин, ЮрийМамлеев и Виктор Пелевин. Именно в таком порядке строится парадигмапостмодернистского «абсурдного» очищения.
1. Всевышеперечисленные авторы (Сорокин, Елизаров, Ерофеев, Мамлеев, Пелевин),осознанно либо нет, используют в своем творчестве аристотелевскую формулутрагического «очищения посредством страха и сострадания», но исследуемыеписатели намерено убирают из этой формулы одну часть – сострадание. Специальноизбегая «человеческих героев», писатели прибегают к абстрактным, размытымизображениям не человека, а некой схемы. В таком случае читатель не можетидентифицировать себя с героем повествования и, соответственно, сострадать ему.Формула катарсиса в проанализированных произведениях приобретает вид «очищениепосредством страха». Это определение лучше всего подходит к «негативномукатарсису», описанному Рыклиным. Страх писатели передают самым простым способом– воссозданием абсурдного мира, в котором не действуют законы логики. Именноэта «непредсказуемость» абсурдного мира постмодернистов рождает страх, который,в свою очередь, рождает очищение.
2. Абсурдявляется основным инструментом достижения катарсиса, но абсурд – лишьнаправляющий вектор, развивающийся в творчестве каждого из выбранных авторов всвоем направлении.
3. «Очищениепосредством страха через абсурд» – формула, объясняющая формирование катарсисавыбранных текстов, но полностью не исчерпывающая его: выбранные писатели безсомнений могут использовать и классические методы, но основополагающей все жеявляется «очищение абсурдом».
4. Во всей литературекатарсис связан не только с узнаванием чего-то личного, но и с познанием вцелом. Даже внешне абсурдная ситуация, описанная любым человеком, дает читателюкроме чувств еще и некоторый интеллектуальный опыт переживания ситуаций, вкоторых обычный человек никогда не был и вряд ли будет. Но в этоминтеллектуальном опыте также есть момент «очищения» как познания непознанного.Интертекстуальность постмодернистских текстов – это еще и своеобразныйгностический шаг: очиститься нельзя без знания, знание невозможно без некоторойотстраненности, без контроля за «любовью» и «симпатией». Перед намипарадоксальная ситуация: изначально катарсис – чувственный феномен, аинтеллектуализация – сдерживание эмоций. Поэтому с точки зрения классическихверсий «очищения» катарсис в постмодерне смотрится странно: очищение происходитне через «страх и сострадание», а «посредством страха, вызванного абсурдом, винтеллектуально-игровом причастии в пространстве текста».
В Заключенииподводятся итоги, делаются основные выводы, подтверждающие выносимые на защитуположения и достигнутые в ходе анализа представленных произведений. Намечаютсяпути дальнейшего исследования проблемы «очищения» в литературе: изучениекатарсических особенностей в творчестве конкретных авторов, экспериментальноеизучение содержание феномена «катарсис».
Основные результатыисследования представлены в следующих публикациях
1. Катарсис в рассказеМихаила Елизарова «Жизнь радостна» // Экологический вестник научных центровЧЭС. 2006. Приложение №3. Экология языка как прагматическая сущность.Краснодар, 2007.
2. Катарсис в рассказеВиктора Ерофеева «Тело Анны или конец русского авангарда» // Материалымеждународной научной конференции «Литература в диалоге культур-3».Ростов-на-Дону, 2005.
3. Особенности катарсисапрозаических произведений // Материалы четвертой межвузовской конференциимолодых ученых «Актуальные проблемы современного языкознания илитературоведения». Краснодар, 2005.
4. Катарсические эффектыв творчестве Юрия Мамлеева // Дидактика художественного текста: Сборник научныхстатей. Краснодар, 2005.
5. Способы достижениякатарсических эффектов в рассказе В. Пелевина «Вести из Непала» // Материалымеждународной конфренции «Проблемы духовности в русской литературе ипублицистике 18-21 веков». Ставрополь, 2006.
6. Особенностикатарсических эффектов в рассказе В. Шукшина «Жил человек» // Материалы Пятоймежвузовской конференции молодых ученых «Актуальные проблемы современногоязыкознания и литературоведения». Краснодар, 2006.
7. Катарсис в рассказеВладимира Сорокина «Геологи» // Сборник статей Всероссийской (с международнымучастием) научной конференции, посвященной 15-летию Соликамскогогосударственного педагогического факультета «Лингвистические и эстетическиеаспекты анализа текста и речи». Соликамск, 2006.
8. Катарсические эффектыв русской постмодернистской и «деревенской» прозе» // Дидактика художественноготекста: Выпуск второй. Краснодар, 2007.
Одна работа (№1)опубликована в периодическом издании, входящем на момент публикации в списокВысшей аттестационной комиссии.