Содержание
Введение…………………………………..………………………………...2
Глава 1. Распорядокдня древних римлян ………………………………..3
Глава 2. Формыдосуга…………….… …………………….……………...9
§ 1. Цирк……………………………………………………………………10§ 2. Театральные представления………………………………………….17§ 3. Игры в амфитеатре ……………………………………………...........19§ 4. Атлетические игры на стадии (стадионе).……………………....…..22§ 5. Бани (термы)...……………………………………….…………......…24
Заключение………………………………………………………………...34
Списокиспользованной литературы………………………………….….35
.
ВВЕДЕНИЕ
Всечаще в различных областях гуманитарного знания человечество обращается к идеепонимания динамичности и диалектичности исторического движения и реализациикультурных ценностей, которые рассматриваются не только как объективныехарактеристики культуры. Это позволяет осмыслить понятие ценности какцелостности культурных традиций, как богатство их проявления на различных уровняхобщественной активности, как совокупность произведенных цивилизациеймеханизмов, норм и правил социального взаимодействия, одним из видов которогоявляется досуговая деятельность. В области досуга аксиологический подход ксущности культуры свободного времени становится основополагающим, поскольку оноткрывает путь к расширению функций досуговой деятельности и обогащению ее форми содержания. Точкой отсчета аксиологического подхода в социально-культурнойсфере являются ценности античного досуга, изучение которых плодотворно и,безусловно, значимо для современной культуры. Одним из важнейших аспектовсовременной жизнедеятельности общества является его интенсивная включённость вразвитие информационных технологий. Наиболее продуктивно данная тенденциявыражается в нерегламентированном досуговом общении, традиции которого восходятк эпохе античности, где досуг понимался как процесс и результат реализациифундаментальных ценностей субъекта социально-культурной деятельности (общества,группы, личности). Эта совокупность есть своеобразный способ миросозидания, преобразованиеразличных слоев бытия в целостный мир человека. Проблема будущего — этоосознание содержания настоящего и прошлого, их основополагающих ценностей,рассматриваемых с позиций основных изменений. История человечества показывает,что прогресс определяется способностью сообщества выдвинуть определеннуюсверхзадачу, сверхцель, сверхценность, способную создать первоимпульс движения,организуя и ценностно ориентируя содержание и направления развития общества.Система ценностей, представляемых как идеал, аккумулирует и фокусирует значимыесоциально-культурные факторы, выступая в виде программы, объединяющейпрогрессивные процессы в социуме. Каждая религия, каждое крупное общественноедвижение, открывшее новую эпоху в истории человечества, формулировали такиеценности. Принимая во внимание данную закономерность, становится очевидныммагистральное направление социально-культурной деятельности наступающей эпохи — неуклонное стремление в процессе диалога культур к новому гуманистическомусинтезу ценностей, подобие которому обнаруживается в античной культуре.Историческое развитие общества показало, что новое находится в наиболееглубоком прошлом, стоящем у истоков современной цивилизации, поэтому обращениек опыту древнего Рима, создавшего непревзойденные образцы общечеловеческойкультуры, актуально и сегодня. Возникает необходимость исследования досуговыхтрадиций античности, подразумевающая их осмысление как одной из сторон диалогакультур, в процессе которого ценности античного досуга оказали существенноевлияние на формирование социально-культурной сферы и содержание кулътурно-досуговойдеятельности последующих эпох. Актуальность обращения к культурному опытуантичности доказана эффективностью функционирования возрожденных в 1896 годуОлимпийских игр. Такие инициативы наблюдаются и в настоящее время ввозобновлении Пифийских (Дельфийских) игр и в создании Дельфийского Движения.Концепция данной межнациональной культурной программы не исчерпывается идеейсоревнования, фундаментальным положением для нее оказывается принциписторико-культурного диалога, возрождения традиций и их изучения.Вышеприведенные факты свидетельствуют о целесообразности изучения ценностейантичного досуга и определения путей их рационального использования в контекстесовременных социально-культурных процессов.
РАСПОРЯДОК ДНЯ ДРЕВНИХ РИМЛЯН
Утренний туалет ибогатого человека, и бедного ремесленника был одинаково прост: сунуть ноги всандалии, вымыть лицо, и руки (при ежедневном мытье в бане большего и нетребовалось), прополоскать рот и накинуть плащ, если было холодно. У богатыхлюдей, имевших своего цирюльника, за этим следовала стрижка и бритье – операциянастолько неприятная, что Марциал объявил единственным разумным существом наземле козла, «который живет с бородой» (XI. 84. 17-18). Дело в том,что наточить железную бритву (стальных не было) до требуемой остроты былоневозможно; мыла древняя Италия не знала: перед бритьем щеки и подбородоктолько смачивали водой. У Марциала все лицо было в шрамах и порезах; еслицирюльник действовал осторожно, то работа у него подвигалась так медленно, что,по уверениям Марциала, пока он брил щеки, у клиента уже отрастала борода (VII.83). Пантагафу, искусному цирюльнику, который стриг и брил, «едва касаясьлица железом», умершему в юности, поэт посвятил строки, полныенеподдельного сожаления (VI. 52): умение брить было в Риме, видимо, труднымискусством.
Некоторое времяспустя после вставания полагался первый завтрак (ientaculum), состоявший обычноиз куска хлеба, смоченного в вине, смазанного медом или просто посыпанногосолью, оливок, сыра. Дети по дороге в школу покупали себе на завтрак оладьи илилепешки, жареные в сале.
По старинномуобычаю все домочадцы, включая рабов, приходили поздороваться с хозяином. Пословам Светония, это был старинный, вышедший из моды обычай, но Гальбапридерживался его (Galb. 4. 4), и он сохранялся еще в доме Антонинов. Затем шлизанятия делами хозяйственными, проверка счетов и отчетов и отдача распоряженийпо текущим делам. И начинался прием клиентов, занимавший при большом ихколичестве часа два. Сенаторы, магистраты, люди, выступавшие в суде, иногдабывали заняты до вечера, до солнечного заката, но обычно все дела кончались к12 часам дня. Если день был свободен от официальных дел, то подвертывалисьтакие, о которых Плиний Младший говорил, что «каждый день в Риме полон иликажется полным смысла, а если соединить вместе несколько, то никакого смысла неокажется». И он перечисляет, чем бывают люди заняты: присутствуют насемейном празднике в честь совершеннолетия сына, на сговоре или на свадьбе;«один пригласил меня подписать завещание, другой выступить на его защиту всуде, третий подать ему совет» (Pl epist. I. 9. 1-3). Отказаться от этих«пустых занятий» было невежливо: в римском обществе они считалисьпочти столь же обязательными, как дела должностные. Марциал оставил ядовитыезарисовки присяжных бездельников-франтов, у которых вся жизнь проходит вхлопотливом ничегонеделанье. Они чрезвычайно озабочены своей внешностью;прическа для них – предмет живейшего беспокойства (Марциал пресерьезно уверял,что юноша-цирюльник, пока возился с локонами своего клиента, успел обрастибородой, – VIII. 52); они выщипывают волосы у себя на руках и на голенях; жестыу них рассчитано плавны; на устах – последние песенки, привезенные в Рим изКанопа или из Гадеса; они благоухают ароматами. Они завсегдатаи в женскихсобраниях, получают и рассылают множество записочек, им известны все городскиесплетни: кто в кого влюблен, кто охотник до чужих обедов; они могут перечислитьвсех предков жеребца, победившего на цирковых состязаниях. Они декламируют,пишут мимы и эпиграммы, поют, играют на кифаре, рассказывают, танцуют.
Некоторыходолевает страсть к политике, и они сочиняют оглушительные новости: им известновсе, что делается в Парфии, за Рейном и у даков; они знают, каков урожай вЕгипте и сколько судов везет хлеб из Ливии (III. 63; IV. 78; II. 7; IX. 35).
И на этих рьяныхболтунов приходил, однако, угомон. Полдень был чертой, разграничивающей день надве части; время до него считалось «лучшей частью дня», которуюпосвящали занятиям, оставляя, если было возможно, вторую часть для отдыха иразвлечения. После полудня полагался второй завтрак (prandium); те, кто елтолько дважды в день, отодвигали эту первую для себя еду на срок более ранний.Был он тоже очень скромен: у Сенеки состоял из хлеба и сушеного инжира, так чтоему не приходилось даже мыть после этой еды рук (epist. 87. 3); Марк Аврелийдобавлял к хлебу лук, бобы и мелкую соленую рыбешку (Front. ad M. Caes. IV. 6.69). У рабочего люда приправой к хлебу служила свекла (Mart. XIII. 13);мальчик, сын состоятельных родителей, вернувшись из школы, получал ломотьбелого хлеба, маслины, сыр, сухой инжир и орехи (Corp. gloss. III. 646). Итеперь наступало время полуденного отдыха. «Если бы я не раскалываллетнего дня полуденным сном, я не мог бы жить», – говорит старик Фунданий,тесть Варрона (Var. r. r. I. 2. 5). Плиний Старший, дороживший каждой минутой,после завтрака «спал очень немного» (Pl. epist. III. 5. 11). ЮношаКатулл, позавтракав, ложился (32. 10). Эта полуденная сиеста была настольковсеобщей, что Аларих правильно счел это время наиболее удобным для нападения нагород, «ибо все, как обычно, поев, погружаются в сон» (Procop. debello Vand. I. 2, p. 315).
После этогополуденного отдыха наступал черед мытья в банях, гимнастических упражнений,отдыха и прогулок. А потом семья в полном составе (не считая маленьких детей,которые ели отдельно) собиралась на обед, на который обычно приглашали ещекого-нибудь из друзей и добрых знакомых. Обед был маленьким домашнимпраздником: вокруг стола собирались близкие и милые люди, и удовольствие отеды, естественное для людей проголодавшихся, на этом празднике отнюдь не былоглавным. Это было время дружеской непринужденной беседы, веселой шутки исерьезного разговора. Гораций со вздохом вспоминал о тех «божественныхобедах» в его сабинском поместье, за которыми шла беседа о высокихфилософских вопросах, перебиваемая нравоучительной и веселой басней (sat. II.6. 65-79). Чтение за обедом в кругах римской интеллигенции вошло в обычай:раб-чтец читает обедающим и у Плиния Старшего, и у его племянника, и у Спуринны(Pl. epist. III. 5. 11; I. 15. 2; IX. 36. 4; III. 1. 9). У Аттика «обедникогда не обходился без чтения, он хотел доставить не меньше удовольствия душесотрапезников, чем их желудку» (Nep. Att. 14. 1). «Удовольствие»иногда оборачивалось своего рода наказанием: Марциал с комическим ужасомрассказывает, что не подали еще второй перемены, а хозяин читает уже третийсвиток стихов, «и четвертый читает, и пятый читает» (III. 50; ср. 45:"… не хочу камбалы, не хочу двухфунтового окуня, не хочу шампиньонов, нехочу устриц: молчи"). Иногда обед сопровождался музыкой; в богатых домахбыли свои музыканты. Милон с женой путешествовал в сопровождении целой домашнейкапеллы (Cic. pro Mil. 21. 55). У Хрисогона на его пирушках певцы и музыканты,игравшие на струнных и духовых инструментах, оглушали своей музыкой весьоколоток (Cic. pro Rocc. Amer. 46. 134). В колумбарии Статилиев есть табличка«Скирт, музыкант» (CIL. VI. 6356); в колумбарии, найденном ввинограднике Аквари, упомянут «Энифей, музыкант» (CIL. VI. 6888). УТримальхиона музыка не умолкала в течение всего пира. Иногда ставились сценкииз комедий (Pl. epist. I. 15. 2; III. 1. 9; IX. 17. 3), Плутарх (quaest. conv.VII. 8. 3, p. 712B) рекомендовал брать Менандра. Иногда обедающих развлекалитанцовщицы, плясавшие под звуки музыки или щелканье кастаньет; особеннославились гадитанки и сириянки. Скромный обед у Марциала обходился без«бесстыдных гадитанок» (V. 78. 26-28), и он считал это одним из егопреимуществ; в строгие дома, вроде домов обоих Плиниев, их вообще не допускали.
Обед длился обычнонесколько часов: торопиться было некуда. У Спуринны он даже летом захватывалчасть ночи; Плиний Старший, очень дороживший временем, проводил за обедом неменьше трех часов. Во времена древние, когда деревенские привычки былипреобладающими, обедали в полдень. В городе со множеством его дел, важных ипустых, люди освобождались только к вечеру, и к этому времени обед (cena) и былотодвинут. В старину обедали в атрии: у очага зимой и в саду летом; в деревнерабы собирались к обеду «в большой деревенской кухне» (Var. r. r. I.13. 2). В городском особняке появляются особые комнаты, которые отводят длястоловых. У богатых людей летом обедают в одних столовых, зимой – в других:летние делают с таким расчетом, чтобы туда не попадало солнце, зимние –наоборот (Var. r. r. I. 13. 7; Col. I. 6 1-2). Столовые называют греческимсловом «триклиний», так как вокруг стола расставляют три ложа.Мужчины обедали лежа; женщины за столом сидели: возлежание для женщинысчиталось неприличным.
Мы знаем только обобеденных обычаях состоятельного дома: ни один источник не рассказывает – отом, как проходил обед в бедной семье. Мы можем, однако, смело утверждать, чтостаринный обычай сидеть за столом (Var. у Serv. ad Aen. VII. 176: «предкинаши обедали сидя») у бедняков оставался в полной силе, и не из уважения кстарине, а потому, что на антресолях таберны или в тесной убогой квартиркенегде было расставить ложа для лежания. Столовую мебель состоятельного домасоставляли стол (чаще круглый) и три ложа, настолько широких, что на каждоммогло поместиться по три человека; они лежали наискось, опираясь левой рукой наподушку, положенную на стороне, обращенной к столу; подушками отделены былиодно от другого и места на ложе. Ложе, стоявшее справа от среднего (lectusmedius), называлось «верхним» (lectus summus), стоявшее слева –«нижним» (lectus imus); «верхнее» считалось почетным; на«нижнем» сидел хозяин. Более почетным местом ложа было«верхнее» у спинки, находившейся на одной из узких его сторон;возлежавший левее лежал «ниже», и голова его приходилась примерно науровне груди того, кто был «выше», занимал «верхнее место».Самым почетным местом, однако, было крайнее, левое место среднего ложа,находившееся в непосредственной близости к хозяйскому: оно называлось«консульским». Назидиен, так весело осмеянный Горацием, предложил егоМеценату (Hor. sat. II. 8. 22). На званых, парадных обедах рассаживались строго«по чинам»; в богатых домах раб – nomenclator – указывал каждому егоместо; в дружеском кругу гости садились где кто хотел. В императорское время(уже в I в. н.э.) в столовой начинает появляться полукруглая софа, получившаяназвание «сигмы» по сходству с греческой буквой того же имени. Тутпочетными местами считались крайние (cornua – «рога»): правое и потомлевое.
Надо сказать, чтобольшинство столовых, которые мы знаем по помпейским домам, были оченьнеудобны: это небольшие комнаты (3.5-4 м шириной, 6 м длиной), почти целикомзанятые обеденными кроватями, которые приходилось придвигать чуть ли невплотную к стенам, чтобы оставить больше места для прислуги, подающей кушанья(между ложем и стеной оставляли только небольшой промежуток, в котором могпоместиться раб, пришедший вместе с гостем). В императорское время в богатыхдомах появляются столовые нового типа – oecus: это большая комната (в некоторыхпомпейских домах до 80 м2),в которой можно поставить несколько столов с ложами; вдоль стен ее идутколонны, за которыми имеется свободный проход и для гостей, и для прислуги.
Как видно изописания обеда у Марциала (см. выше), обычный обед состоял из трех перемен:закуски – gustus (в нее входили салат, порей, разные острые травы, яйца исоленая рыба; все запивали напитком, приготовленным из виноградного сока иливина с медом – mulsum; вторая перемена состояла из мясных и рыбных блюд и каш,полбяной и бобовой (даже за скромным столом у Марциала эта перемена состояла изнескольких кушаний); на десерт подавались всевозможные фрукты и каштаны.
Скатертей вдревности не было; они появились только при поздней империи. Кушанья ставили настол в таком виде, чтобы их можно было сразу же положить на тарелку, которуюобедавший держал в левой руке; правой он брал наложенные куски: вилок не было.Салфетки назывались mappae; это были небольшие куски мохнатой льняной ткани,которыми обтирали руки и рот; их клали на стол для гостей, но гости приносилитакие салфетки и с собой, и Катулл упрекал одного из своих знакомых, которыйсчитал забавной выходкой потихоньку «за вином и шутками» забиратьсебе такие салфетки у зазевавшихся застольников (12). В обычае было уноситьдомой с обеда кое-какие куски. Гости Тримальхиона набрали полные салфеткифруктов (Petr. 60); Цецилиан уложил в свою салфетку весь обед: мясо, дичь,рыбу, «ножку цыпленка и горлицу, нафаршированную полбяной кашей»(Mart. II. 37, ср. VII. 20). Иногда такую салфетку повязывали вокруг шеи; уТримальхиона она была с широкими пурпурными полосами и длинной бахромой (Petr.32).
Кухонная посудабыла очень разнообразна, и многие из этих кухонных принадлежностей очень похожина наши. Кушанье подавалось на стол в глубоких закрытых блюдах (patinae илиpatellae; у Марциала вся вторая перемена была уложена в такую посуду, – V. 78.7-10) или в мисках (catini или catilli), которые, однако, по свидетельствуВаррона, служили преимущественно для жидковатых блюд (1. 1. V. 120); у Катона втакой миске подается творожная запеканка (84). Отдельные кушанья ставились набольшой поднос (lanx), у богатых людей он был серебряным, с золотыми краями(chrysendeta).
В старину у всех,а позднее у людей с малым достатком столовая и кухонная посуда была глиняной.За обедом у Марциала вторая перемена подавалась на «черном блюде»(чернолаковая посуда, – V. 78. 7), и он посылал кому-то в подарок блюдо,изготовленное из красной Кумской глины (XIV. 114), – в Риме под Ватиканом былимастерские, изготовлявшие эту простую посуду (Iuv. 6. 344; Mart. I. 18. 2).Плиний упоминает о деревянных мисках (XXX. 54). Маний Курий ел именно из такой(Val. Max. IV. 3. 5). Еще во II в. до н.э. из серебряной посуды на столе былалишь солонка, переходившая по наследству от отца к сыну. Только самый горькийбедняк довольствовался в качестве солонки раковиной (Hor. sat. I. 3. 14).Фабриций, известный строгостью и простотой своих нравов, «разрешал военачальникамиметь из серебряных вещей только солонку и чашу» (Pl. XXXIII. 153). Порассказу того же Плиния, он, будучи цензором в 275 г., изгнал из сенатаКорнелия Руфина за то, что тот удержал из военной добычи на десять фунтовсеребряной посуды (XVIII. 39). Уже в конце республики от этой стариннойпростоты ничего не осталось: современник Катулла Кальв жаловался, что дажекухонную посуду делают из серебра (Pl. XXXIII. 140). Перед началом Союзническойвойны, по словам Плиния (XXXIII. 145), в Риме было больше 150 серебряныхподносов, которые весили по 100 фунтов каждый (почти 33 кг). Находки вГильдесгейме и в Боскореале дают представление о разнообразии и искусстве, скаким эта посуда изготовлялась. Современники Плиния были прихотливы в выборестолового серебра: одни хотели иметь только произведения старинных мастеров,другие покупали только посуду, вышедшую из определенных мастерских. «Понепостоянству человеческого вкуса ни одну из них долго не хвалят», –замечает Плиний (XXXIII. 139).
Вилок и ножей застолом не было, да и пользоваться ими лежа было бы невозможно. Мясо всякихвидов подавалось на стол уже нарезанным; на больших пирах, когда на столставили, например, целого кабана, его на глазах присутствующих разрезал раб,обучавшийся этому делу на деревянных моделях у специалистов (Iuv. 5. 120-121;11. 137). Он должен был обладать не только верным глазом и твердой рукой:требовалось, чтобы его жесты отличались особой грацией. У Ювенала он режеткабана танцуя; нож летает в его руке, проделывающей пластические движения. УТримальхиона Карп режет птицу и зайца в такт музыке (Petr. 36). Нарезанныекуски брали пальцами, поэтому во время еды неоднократно приходилось мыть руки.Жидкую пищу ели ложками.
Ложек было двавида: ligula и cochlear. Первые (они были серебряные, костяные, железные)формой похожи на наши теперешние; ручка у них бывала иногда гладкой, иногдаточеной, иногда ей придавали форму козьей ноги. Cochlear называли ложкуменьшего размера и круглую; ею ели яйца и улиток; ручка ее заканчиваласьострием, которым пробивали яичную скорлупу или вытаскивали улиток из ихраковинок.
В богатых домах иособенно за большим обедом прислуживало много рабов (вспомним, что Горацию,одиноко обедавшему своими блинчиками и горохом, прислуживало трое). Обычно ихвыбирали среди красивых, еще безбородых юношей, одинаково их одевали и красивопричесывали. Гости приходили на званый пир со своими рабами, которые стояли илисидели сзади хозяина, почему и назывались a pedibus. Калигула заставлялвыступать в этой роли сенаторов (Suet. Calig. 26. 2). Хозяин передавал своемурабу на сохранение сандалии, которые он снимал, перед тем как возлечь (бывалислучаи, что их потихоньку утаскивали у зазевавшегося сторожа, – Mart. XII. 87.1-2); во время обеда он оказывал хозяину разные услуги и нес за ним домойсалфетку со всем, что хозяин забрал со стола.
Если обед былбольшим и званым, то по окончании собственно обеда часто начиналась другаячасть – comissatio – выпивка. Так как обычай этот пришел в Рим из Греции, то ипили «по греческому обряду», т.е. подчиняясь известному распорядку,который устанавливал и за соблюдением которого следил избранный обществомраспорядитель (magister, arbiter bibendi или rex). Он определял, в какойпропорции надобно смешивать вино с водой (воды брали обычно больше); смесь этусоставляли в большом кратере и разливали по кубкам черпаком на длинной ручке,который назывался киафом и вмещал в себя именно эту меру (киаф = 0.045 л). Кубки были разнойвместимости: от унции (1 киаф) и до секстария (12 киафов). Август, который былочень воздержан в питье, только в редких случаях выпивал чуть больше полулитра(Suet. Aug. 77); больному малярией квартаной рекомендовалось по окончаниивторого приступа немного поесть и выпить три киафа вина; если лихорадка и надесятый день не прекратится, то пить вина побольше (Cels. III. 15). Марциал пилза здоровье Цезаря (Домициана) два таких кубка «бессмертного фалерна»(т.е. шесть киафов, по числу букв в слове Caesar, – IX. 93. 1-4). Чаще всего,однако, он упоминает кубки вместимостью в четыре киафа; это был, видимо,наиболее употребительный размер; пользовались большими только записныепьяницы (Mart. VII. 67; XII. 28). В обычае было пить за здоровье друг друга(propinare); за здоровье отсутствующих пили столько киафов, сколько букв было вих имени: Марциал выпил за Левию (Laevia) шесть киафов, за Юстину (Iustina)семь, за Ликаду (Licas) пять, за Лиду четыре, за Иду три, и так как ни одна изних не пришла, то «приди ты ко мне, сон» (I. 71). Пивший за здоровьекого-либо из присутствующих обращался к нему обычно с пожеланием: «Надобро тебе» (bene tibi или bene te); остальные кричали: «Будьздоров!» (букв. «живи» – vivas). Пирующие надевали на себя венки– не только на голову, но часто и на шею – и умащали себя ароматами.
Кубки для винабыли разной формы; иногда это овальная чаша без ручек, которая именуетсяпо-гречески фиалом, а еще чаще – килик (calix, греч. χυλιξ) – чашка с двумя ручками и на ножке, иногда плоскойи низенькой, иногда более высокой. Бывали они очень вместительны; Плинийупоминает килик, в который входило почти три секстария (XXXVII. 18). В скромныхи бедных хозяйствах эта посуда была глиняной, в богатых – серебряной, причем,конечно, очень ценились работы старых мастеров, особенно Ментора (перваяполовина IV в. до н.э.), знаменитого торевта, неоднократно упоминаемого вэпиграммах Марциала. Были и золотые чаши (Mart. XIV. 109), которые иногдаукрашали еще драгоценными камнями (pocula gemmata); Марциал восторгалсязолотыми киликами, которые сверкали «скифскими огнями» – уральскимиизумрудами. Были чаши из горного хрусталя; стеклянные, первоначально оченьдорогие, а затем, по мере развития стеклянного производства, все более дешевыеи распространенные: "… они вытеснили серебряные и золотые кубки"(Pl. XXXVI. 199).
Обычным напиткомиталийцев, и богатых и бедных, было вино разного качества; конечно,«бессмертный фалерн» появлялся у людей состоятельных; рабочий люд пил«дешевое сабинское» (Hor. c. I. 20. 1) или ватиканское, котороеМарциал называл «ядом» (VI. 92. 3) и предлагал пить любителям уксуса(X. 45. 5). Катон давал своим рабам в течение трех месяцев после виноградногосбора напиток, который назывался lora (56); Плиний (XIV. 86) называет его«вином для рабочих» и сообщает его рецепт: виноградные выжимкизаливали водой, подбавляли одну десятую виноградного сока и через сутки клалиэту массу под пресс.
ФОРМЫ ДОСУГА
В римском бытуиздавна четко различались два сектора, две формы времяпрепровождения: “дело” и“досуг”, negotium и otium: первый включал войну, земледелие и управлениеобщиной, второй – все остальное. В понятии «otium» соединялись для римлянудовлетворение выполненной жизненной задачей; отдых от дел, войны илиобщественных обязанностей; досуг, отданный творчеству, беседе и размышлениям;наслаждение красотой благоустроенной природы и произведений искусства. «Покой всочетании с достоинством», — определял их Цицерон и добавлял, что такоесочетание «самое важное и наиболее желательное для всех здравомыслящих, честныхи благоденствующих людей. Удельный вес и формы проявления otium’a в римскомбыту менялись. В раннюю эпоху о будничном досуге еще не приходилось говорить:досуг возможен только сезонный, праздничный, общенародный, распределенный поримскому календарю. С повышением жизненного уровня в римском обществе длядосуга освобождалось все больше места, в первую очередь в высших, обеспеченныхслоях общества; досуг становиться повседневным и индивидуальным. Практицизмримлян проявлялся и в отношении к развлечениям: театр не был популярен, как, кпримеру, в Греции, ибо в нем не видели особого прока. Зато были популярны боигладиаторов, так как они способствовали воспитанию твердости духа у будущихвоинов – защитников Рима, приучали их к виду крови и жестокой реальности войны.
Во времена республики устраивались ежегодно семьнародных праздников, которые в эпоху Августа занимали в общей сложности 66дней:
Игры Римские 16 дней (4—19 сентября).
Плебейские 14 » (4—17 ноября).
Цереры 8 » (12—19 апреля).
Аполлона 8 » (6—13 июля).
Кибелы 7 » (4—10 апреля).
Флоры 6 » (28 апреля—3 мая).
Триумфа Суллы 7 » (26 октября—1 ноября).
14 дней из этого числа предназначено было для игр наипподроме, 2 для конского бега, 2 для народных обедов и 41 для сценическихпредставлений. Все эти праздники, за исключением последнего, существовали еще вIV в. до Р. X.; но продолжительность их была сокращена.
Во времена империичисло праздничных дней постоянно увеличивалось. В конце концов их был 175, изних 10 предназначались для боя гладиаторов, 64 для игр в цирке и 101 длятеатральных представлений. К этому следует еще прибавить чрезвычайныепразднества, которые происходили по тому или другому исключительному случаю.Такие празднества продолжались иногда целые месяцы. Когда Тит освящал Колизей,был устроен стодневный народный праздник. После второй Дакийской войны (в 106 г.) Траянустроил праздник, затянувшийся на 123 дня. Средицирковых увеселений во все времена преобладал бег колесниц. Здесь бывали такжебега лошадей с вольтижировкой. На арене выступали, кроме того, кулачные бойцы,скороходы и борцы. Во время республики молодые граждане устраивали здесьпримерные сражения и военные парады. В императорскую эпоху представления такогорода давались отрядами пехоты и конницы. Не редко все сословие всадниковдефилировало верхом по цирку. Дети сенаторов, покрытые блестящим вооружением,иногда производили конные упражнения, выстроившись по возрасту. В видеисключения бывали также бои гладиаторов и травля зверей. Все большие народныеувеселения начинались с зарей и оканчивались большей частью лишь с заходомсолнца. Они происходили в цирке, амфитеатре или на стадии.
ЦИРК
В глубокой и узкойдолине между Авентином и Палатином со времен незапамятных справлялся в честьбога Конса, охранителя сжатого и убранного хлеба, веселый сельский праздник,существенной частью которого были бега лошадей и мулов, находившихся под особымпокровительством Конса, ибо это были животные, свозившие урожай. Надо полагать,что рысаков между ними не имелось; бега были не праздным развлечением, арелигиозной церемонией, и ударение лежало именно на этом; кто победит, было нетак уж важно. Эти бега оказались тем зерном, из которого развились«цирковые игры». Место, где происходили конские бега, римляненазывали «цирком», имея в виду форму этого места (circus обозначаетвсякую фигуру без углов, будь то круг или эллипс).
Лощина междуПалатином и Авентином была словно самой природой создана для бегов: эта низинкапо размерам своим (600 мдлиной, 150 мшириной) вполне годилась для конских ристаний, а склоны холмов былиестественным амфитеатром, на котором стоя и сидя располагались зрители.Предание приписывало то ли Тарквинию Старшему, то ли Тарквинию Гордому(существовало две версии) выбор этого места для бегов (за ним навсегдаутвердилось название Большого Цирка) и превращение склонов Авентина и Палатинав некоторое подобие настоящего амфитеатра (Liv. I. 35. 8-9). Первые, однако,точные сведения об этом цирке датируются 329 г. до н.э. Ливий рассказывает, что в этомгоду на одной из открытых сторон долины впервые были выстроены стойла(carceres), из которых выезжали колесницы (VIII. 20. 1), и Энний, писавший летсто спустя, сравнивал напряженное внимание, с каким товарищи Ромула и Ремаожидали исхода их гадания, с жадным интересом зрителей, не спускавших глаз сраскрашенных ворот этих стойл (они были, следовательно, деревянные), откудавот-вот вылетят лошади.
Долина цирка вкакие-то очень отдаленные времена была центром аграрных культов; здесь стоялижертвенники и святилища разных божеств, покровителей земледелия. Во время беговэти храмики обносили деревянной загородкой, вокруг которой и неслись колесницы.В начале II в. до н.э. арену разделили пополам продольной каменной площадкой(spina), на которую подняли эти алтарики и часовенки и поставили ещеизображения различных божеств. В 182 г. до н.э., накануне праздника Парилий (21 апреля, деньэтот считался днем основания Рима), «почти в середине дня подняласьжестокая буря… и в Большом Цирке перевернуло статуи и колонны, на которых онистояли» (Liv. XL. 2. 1). Прошло, однако, целых восемь лет, прежде чемзанялись поправкой и устройством цирка. Текст Ливия, где говорится об этом,испещрен пропусками (XLI. 27. 6), но ясно, что были отремонтированы илиотстроены заново стойла, сооружен своеобразный «аппарат» для счетатуров; с обоих концов площадки (spina) поставлены тумбы (metae), вокруг которыхзаворачивали колесницы, и устроены клетки для зверей (в цирке иногда бывализвериные травли). В 55 г.до н.э., например, Помпей устроил в цирке сражение со слонами; с ними долженбыл биться отряд гетулов (африканское племя). Двадцать огромных животных,взбесившись от боли, непривычной обстановки и воплей толпы, повернули и«попытались убежать, сломав железные решетки (они отделяли арену от рядов,где сидели зрители, – М. С.) не без вреда для народа» (Pl. VIII.20-21). Цезарь, чтобы обезопасить зрителей, велел прокопать вокруг ареныширокий ров, который наполнялся водой.
Окончательноеустройство Большой Цирк получил при Августе, который, может быть, толькодовершил то, что осталось незаконченным после Цезаря. К этому времени (7 г. до н.э.) относитсяописание его у Дионисия Галикарнасского (III. 68). На обеих длинных сторонах ина одной короткой, полукруглой, были устроены в три яруса сиденья для зрителей;в нижнем ярусе они были каменные, в двух верхних – деревянные. Вокруг цирка шлаодноэтажная аркада, где помещались различные лавки и мастерские и где в толпесновало много подозрительных фигур, рассчитывавших на поживу; среди них непоследнее место занимали дешевые предсказатели – «астрологи изцирка», как их пренебрежительно обозвал Цицерон (de divin. I. 58. 132) и кбормотанью которых не без интереса прислушивался Гораций во время своихпраздных и счастливых прогулок по Риму (sat. I. 6. 113-114). Крыши над этимогромным пространством не было, но в защиту от солнца можно было натягивать надзрителями полотно. Против полукруглой стороны расположены были по дугеcarceres: двенадцать стойл, из которых выезжали колесницы и которые открывалисьвсе разом. Посередине между стойлами находились ворота, через которые входилаторжественная процессия (pompa; отсюда porta Pompae), а над воротами была ложадля магистрата, ведавшего устройством игр; он же и давал знак к началу бегов,бросая вниз белый платок. С обеих сторон за стойлами возвышались башни сзубцами, создававшие впечатление крепостной стены, ограждавшей город, почемуэта сторона и называлась oppidum – «город». Напротив Ворот Помпынаходились Триумфальные, через которые выезжал возница-победитель; в 81 г. н.э. их заменила арка,воздвигнутая в честь Тита, покорителя Иудеи. Платформа – spina (длина ееравнялась 344 м)была теперь облицована мрамором и, судя по барселонской мозаике (самомухорошему изображению римского цирка), уставлена алтарями, храмиками, фигурамизверей и атлетов (они, может быть, символизировали игры, которые давались вцирке); были еще колонны со статуями Победы наверху, Великая Матерь богов,сидевшая на льве, и два «счетчика» для счета туров: возницы должныбыли объехать арену семь раз. Первый «счетчик» представлял собой какбы отрезок колоннады: на четырех колоннах, поставленных квадратом, былутвержден архитрав, и в него вставлено семь деревянных шаров («яиц»);после каждого тура специально приставленный к этому делу человек поднимался полестнице к архитраву и вынимал одно «яйцо». В 33 г. до н.э. Агриппа, бывший вэтот год эдилом, поставил на другом конце платформы для удобства зрителей,сидевших в этой стороне, второй «счетчик»: семь дельфинов. Послекаждого тура одного дельфина или снимали, или поворачивали хвостом впротивоположную сторону. Главным украшением платформы были два египетскихобелиска: один поставлен Августом, другой, гораздо позже, – Констанцием. Уобоих концов spina стояли высокие тумбы, напоминавшие по форме половинуцилиндра, разрезанного вдоль, и на каждой из них – по три конусообразныхстолбика (meta); первой метой (meta prima) называлась стоявшая со стороныТриумфальных ворот, так как во время бегов она была первой, которую должен былобогнуть возница.
Страшное бедствиедревнего Рима – пожары – не щадило и цирка; пожар 64 г. начался как раз с юго-восточнойего части и охватил его целиком (Tac. ann. XV. 38). Горел цирк и до этого: в 36 г. до н.э. огонь уничтожилвсю е