К. В. Балеевских
… Тутживут чужие господа,
Ичужая радость, и беда.
Мыдля них чужие навсегда.
А.Вертинский. Чужие города.
Эторедкое явление. Двадцатому веку принадлежат всего несколько имен, получившихвсемирную или европейскую известность за литературные произведения, написанныеими не на их родном языке: Дж. Конрад, Д. Джойс, С. Беккет, В. Набоков, П.Целан, А. Кристоф...
Можнопо-разному относиться к творчеству лингвистических мигрантов, однако в любомслучае это явление неординарное и малоизученное. До недавнего времени овладениевторым после родного языком (двуязычие, билингвизм) привлекало вниманиелингвистов в основном как результат распространения нового языка в коллективе(коллективное двуязычие), тогда как индивидуальному, по мнению А. Мартине,суждено «всегда… оставаться на втором плане» [6. С.47].
Однакопрежде надо определить, с чем мы в действительности имеем дело, когда говоримоб этой проблеме.
Явление,известное как билингвизм, представляет исключительный интерес не только с точкизрения лингвистики, но и с других позиций — философии, психологии,этнопсихологии, социологии и даже физиологии (функции центральной нервнойсистемы).
Согласнообщепринятым представлениям, билингвизм (двуязычие) — это свободное владениедвумя языками одновременно [7. С.7]. Считается классическим определение У.Вайнрайха, где он утверждает, что билингвизм — это владение двумя языками ипопеременное их использование в зависимости от условий речевого общения [2]. Спозиций психолингвистики, билингвизм — способность употреблять для общения двеязыковые системы [3. С.19].
Приизучении феномена следует учитывать степень овладения новым языком, т.к. приэтом выясняется, что понятие билингвизм весьма неоднородно.
Е.М.Верещагин выделяет три уровня билингвизма: рецептивный (понимание речевыхпроизведений, принадлежащих вторичной языковой системе), репродуктивный (умениевоспроизводить прочитанное и услышанное) и продуктивный (умение не толькопонимать и воспроизводить, но и «строить цельные осмысленныевысказывания» [Э. Хауген]) [3. С. 134].
Такимобразом, билингвизм — это «психический механизм...,позволяющий… воспроизводить и порождать речевые произведения, последовательнопринадлежащие двум языковым системам», а «лингвистические типыбилингвизма… соответствуют определенным типам аккультурации», при этом«полной аккультурации соответствует координативный билингвизм...,обеспечивающий производство правильной речи, последовательно относящейся к двумязыковым системам» [3. С.134, 138].
Нокроме координативного билингвизма (одинаковое владение двумя непересекающимисяязыковыми системами) выделяется также смешанный тип, когда второй языкусваивается при уже сформировавшейся системе родного (первого) языка.
Всвязи с этим отметим мысль Л.В. Щербы о том, что при смешанном двуязычииобретаемый язык всегда претерпевает влияние первого языка, и поэтому необходиманеусыпная борьба с родным языком, только тогда можно надеяться осознать всесвоеобразие изучаемого языка [10].
Аналогичнуюточку зрения высказывает Э. Кассирер: «Реальная трудность… состоит нестолько в изучении нового языка, сколько в забывании старого», поскольку«наши восприятия, интуиция и понятия сращены с терминами и формами речиродного языка. Чтобы освободиться от связей между словами и вещами, требуютсяогромные усилия», которые «при изучении нового языка простонеобходимы» [5. С.595-596].
Говоряо таком типе двуязычия, Л.В.Щерба уточняет, что билингвы знают не два языка, атолько один, но он имеет два способа выражения [10].
Естьи более категоричное мнение: «Не существует человека, который, хорошо знаясвой родной язык, был бы способен овладеть другим» [7. С. 9].
Всвете сказанного возникает вопрос: насколько понятие «билингвизм»применимо к серьезному литературному творчеству? В принципе, написать на втором(третьем, четвертом и т.д.) языке при соответствующем образовании можно чтоугодно — стихотворение, рассказ, роман и пр., но будет ли это Литературой?Литературный язык значительно отличается от обиходного, делового,профессионального, технического языков, доступных очень многим.
Писательможет говорить на нескольких языках, но серьезные произведения, как показываетистория литературы, создаются на одном языке, родном или благоприобретенном, ив плане литературного творчества понятие «билингв» представляется невполне корректным. Полагаем, есть смысл выделить в градации «продуктивныйбилингвизм» уровень, позволяющий использовать второй язык в литературномтворчестве, т.е. такое безупречное знание языка, которое превосходит этуспособность у большинства природных его носителей, и, более того, даетвозможность создавать на этом языке художественные шедевры. Ниже мы попытаемсяобосновать необходимость введения такой градации.
Преждевсего — несколько слов о литературном языке в свете возможности овладения импредставителем иной языковой системы.
Наиболеепривлекательным по своей емкости и лаконичности является известное выражение М.Хайдеггера: «Язык есть дом бытия» [9. С. 192]. Л.Вайсгербервысказывается более экстравагантно: язык — это «судьба». Даже«оковы» (что на фоне предыдущего выражения провоцирует формулу«язык — тюрьма бытия»). В связи с этим возникает вопрос: может личеловек (в нашем случае — писатель) чувствовать себя в чужом «доме»(а тем более — в тюрьме) совершенно свободно, «как у себя дома» (невести себя, как дома, но чувствовать)? Тот же Хайдеггер отвечает: «Диалогмежду домами оказывается почти невозможным» [9. С.275]. Заметно проще наэто смотрит А. Мартине: «Овладеть языком — значит научиться по-новомуанализировать то, что составляет предмет языковой коммуникации» [6. С.46].
Вданном контексте, разумеется, необходимо дифференцировать язык как средствоширокого общения (говорение) и язык как Логос (Слово, Разум), «старейшееслово для… осмысленной власти слова, для речи,… одновременно слово длябытия...» [9. С. 312], т.е. как "… не просто средство длявзаимопонимания, но подлинный мир, который дух внутренней работой своей силы призванвоздвигнуть между собой и предметами..." [9. С. 263].
Инасколько это реально — войти в этот Дом, «великий и могучий», чтобыовладеть всем его богатством, т.е. не только понять, но и прочувствоватьзначение и смысл, нередко скрытый, десятков и даже сотен тысяч слов, пословиц,поговорок и т.п.? Смысл, который открывается только человеку, с детствапогруженному в культуру народа, хорошо знакомому с его историей, литературой,этнографией, фольклором и многим другим, вплоть до климатических условий иконфессиональных особенностей...
Вэтом плане условно можно выделить два уровня овладения языком и егоиспользования: низший (передача смысла информации), или схематический, и высший- создание и передача информации как объемного и цветного изображения; еслиразвить аналогию, эти уровни соотносятся как чтение партитуры и оркестровоеисполнение.
Болеетого, даже совершенно правильный язык (большой словарный запас, безукоризненнаяграмматика) может быть стерильным, как дистиллированная вода, т.е. безвкусным,тогда как включение «неправильных» слов, «неподходящих»выражений, сознательных ошибок (псевдоошибок, псевдооговорок) нередко делаетязык литературного произведения, как и устной речи, более насыщенным поколориту, юмору и т.п., т.е. более живым.
Последнеедалеко не всегда доступно даже для носителей данного языка, не говоря уже обилингвах, для которых второй язык не является родным. По-видимому, именно сэтим положением перекликается мысль Хайдеггера: «так ли мы в языке, чтокасается его существа, понимаем его как язык и, вслушиваясь собственно в него,воспринимаем его?» [9. С. 259].
Здесьбыло бы уместно обсудить точку зрения М.П. Алексеева, который в свое времяобращался к проблеме многоязычия в литературном процессе. Свою мысль«многоязычие не так уж редко встречается в образованной среде» ониллюстрирует ссылками на творчество П. Мериме, Ж. Верна, А. Стринберга,английского поэта XIX века Ч. Суинберна («почти сверхъестественная»многоязычность"), О. Уайльда («по мнению современников,отличался мастерством, с которым он писал по-французски»). Однако тут жеавтор замечает: «прежде чем печатать французский текст Стринберга (шведа — К.Б.), его приходилось всегда исправлять»; «несмотря на изящество извуковое богатство стихов» Суинберна "… в них чувствуетсяиностранный акцент"; «французские сочинения» О. Уайльда «сточки зрения природных французов имели много погрешностей...». Затемделает вывод: «усвоение чужого языка в писательском сознании имеет предел;творческое владение несколькими языками всегда оказывается в какой-то степенииллюзорным». Далее автор приводит слова И.С. Тургенева (который«великолепно говорил и писал по-французски и по-английски»):«Когда я пишу по-русски, я свободен. Когда… по-французски, я чувствуюсебя стесненным. Когда… по-английски, то мне кажется, будто я надел на ногислишком тесные сапоги...» [7. С. 12]. Во всех этих высказываниях Тургеневимел в виду только литературное творчество в узком смысле слова.
Л.Н.Толстой в эпопею «Война и Мир» вводит большое количество фрагментовна французском языке, однако в 1873 году (спустя 4 года после первого издания)заменяет их русским переводом, не вполне идентичным французскому оригиналу.Почему — неизвестно, однако можно предположить, что одной из причин явилоськритичное отношение Толстого к качеству собственного французского текста. Вкакой-то степени это подтверждается проведенным нами анализом некоторыхфранцузских фрагментов романа.
Еслине вдаваться в детали, тем более что за прошедшее столетие французский языктоже претерпел определенные изменения, можно заметить при сравнении текстовфранцузских фрагментов и параллельных переводов Толстого, что русский языкавтора оказывается более живым и ярким, чем его же несколько«клишированный» французский. Кроме того, встречаются некоторыесмысловые, стилистические и даже грамматические погрешности, которые нельзяобъяснить только эволюцией языка.
Можнопредположить, что французские фрагменты Л. Толстой вывел из романа по причиненеудовлетворенности качеством своего французского (особенно в предвидении егоиздания во Франции) и, только во вторую очередь, чтобы сделать произведениеболее демократичным.
Крометого, в статье М. Алексеева фигурируют и другие фамилии отечественных изарубежных авторов XIX — XX вв., эпизодически творивших на чужих языках; однакоскладывается впечатление, что эти работы не относятся к лучшим образцамтворчества А. Пушкина, М. Лермонтова, Е. Баратынского, Ф. Тютчева, М.Цветаевой, Р. Рильке и других. Скорее это литературные эксперименты, если несказать экзерсисы.
Следует,видимо, согласиться с той мыслью, что для писателя-«билингва»действительно существует какой-то предел овладения вторым языком. В этом планепредставляет интерес один из эпиграфов, предваряющий роман нашего бывшегосоотечественника А. Макина «Французское завещание», написанный нафранцузском языке и получивший признание французской литературной (и не только)общественности: «Я спросил у русского писателя (у И.С. Тургенева? — К.Б.)о методе его работы, удивившись, почему он не переводит себя сам, ведь говорилон на очень чистом французском языке… Он признался мне, что его замораживаетАкадемия и ее словарь» (А. Доде. Тридцать лет в Париже.). И здесь кругзамыкается: автор (А.Макин) довольно прозрачно намекает, используя чужоемнение, на неконгруентность Академического словаря французского языка тех лет(60-80 гг. XIX в.) и литературного языка русского писателя, т.е., в конечномсчете, на несовершенство любого перевода и, по-видимому, проводит параллель ссобственным творчеством и собственными трудностями.
Влюбом случае мы считаем, что для объективной оценки литературного языкаписателей, использующих в этом качестве язык другого народа (будем пользоватьсяпривычным понятием «билингвизм»), следует учитывать в первую очередьмнение читателей и критики той страны, на языке которой написано произведение.Проиллюстрировать сказанное можно примерами из творчества русского французскогописателя А. Макина. Но это — тема отдельных публикаций.
Досего момента речь шла в основном о взаимоотношениях с чужим языком писателей,являющихся в первую очередь классиками в своей родной литературе (кроме А.Макина). Гораздо больший интерес представляет изучаемый феномен в творчествеписателей-«посредников» (по классификации С. Бочнера, о чем ниже),создававших свои произведения исключительно (или почти всегда) на языке, непринадлежавшем им от рождения.
Принимаяво внимание факт «ухода» в чужую языковую систему, то есть сменутворческого языка, и отсутствие, как правило, выдающихся литературныхпроизведений на родном языке, считаем возможным использовать для этой категорииписателей термин не «билингв», а «транслингв» как болееобъективно отражающий суть явления. Считаем также возможным выделить полный инеполный транслингвизм. В первом случае писатель в литературном творчестве и вповседневной жизни отказывается от родного языка, а во втором — периодически кнему возвращается.
Возвращаяськ началу статьи (А. Мартине — о недостаточном внимании исследователей кпроблеме индивидуального многоязычия), можно предположить, что контингент, вкотором индивидуальный билингвизм переходит в новое качество — транслингвизм,является наиболее подходящим объектом для изучения феномена в целом.
Ивот здесь возникает ряд вопросов. Во-первых: почему писатель «уходит»в мир чужого языка? Чего ему не хватало в родной языковой системе? «Чтоищет он в стране далекой, что кинул он в краю родном?» Что в творческомплане приобретает автор от проникновения в культуру своего «второгодома» и, с другой стороны, что получает эта культура? Чем расплачиваетсяписатель (в интеллектуальном плане) в результате такого перемещения, т.е. чтоон теряет?
Разумеется,обстоятельно ответить на все эти вопросы в одной статье нереально. Наша задачаограничена в основном обсуждением направлений исследования.
О возможных причинах транслингвизма.
Неявляется открытием утверждение, что культуры, как и народы, могут быть великимии малыми. То же относится и к языку как одной из основных составляющих культурыв целом. История литературы показывает, что транслингвизм — это всегда движениев направлении к более престижному языку/культуре или, по меньшей мере, кравновеликому, и никогда — в противоположном.
Например,поляк Дж. Конрад и ирландцы Д. Джойс и С. Беккет получили известность каканглоязычные писатели (у Беккета есть также произведения на французском), румынП. Целан пишет по-немецки; к В. Набокову слава пришла после появления наанглийском языке его «Лолиты». Наш бывший соотечественник А. Макинполучил гонкуровскую премию за роман на французском языке. На французском пишети швейцарская писательница венгерского происхождения А. Кристоф.
Вто же время писатели бывших республик СССР, бывших колоний великих империйстановились известными благодаря, как правило, языку метрополии. Чукотскийписатель Ю.Рытхэу, киргиз Ч. Айтматов писали, как известно, на русском языке;назвать же русского писателя, создающего свои произведения на чукотском иликиргизском языках было бы весьма проблематично; в принципе это относится клюбому другому языку малого народа.
Причины транслингвизма различны:
Личныелингвистические и культурологические пристрастия;
Потребностьболее широкого самовыражения (в частности, словарь малых народов, как правило,уступает лексическому запасу великих) и самоутверждения (возможность получитьизвестность за пределами своего этноса);
Вынужденнаяэмиграция по политическим, экономическим и другим соображениям (Набоков,Труайя, Триоле, Кристоф);
Формапротеста (Макин?);
Другие.
Разумеется,каждая из этих причин требует отдельного изучения. Нас же больше интересуеттранслингвизм с позиций культурологических — как результат взаимодействия двухЛогосов, как диалог Домов Бытия.
Большинствоавторов, поднимавших эту тему, видят в явлении билингвизма/транслингвизматолько позитивные стороны.
П.Бороздина, анализируя особенности многонациональной литературы бывшего СССР,пишет: «Герои творений подлинного художника, созданные не на родном языке,приобретают национальные черты, отражающие душу народа (имеется в виду народ,населяющий союзную республику — К.Б.).Выбор художественно-изобразительных средстви эмоциональный тон повествования неразрывно связываются с поэтическойкультурой родного народа, с его мироощущением» [1. С.82] Еще болеепоэтично об этом же говорит Э.Кассирер: «Проникновение в „дух“нового языка всегда порождает впечатление приближения к новому миру — миру сосвоей собственной интеллектуальной структурой. Это подобно… открытию чужойстраны, и самое большое приобретение… — свой собственный язык предстает вновом свете… Соотносительные термины двух языков редко приложимы к одним итем же предметам и действиям. Они покрывают различные поля, которые,взаимопроникая, создают многоцветную картину и различные перспективы нашегоопыта» [5. С.595-596].
Авот интересное свидетельство «из первых рук» (африканский писатель Б.Дадье): «Двуязычный писатель не прибегает к переводу: язык произведениярождается где-то в глубине его сознания...». Он "… представляетсобой как бы точку, где в результате слияния двух потоков рождается нечтоновое… Это ставит его в известной мере в положение вне избранного языка,позволяет ему увидеть этот язык новым, сторонним взглядом… Многоязычие… служит… делу распространения человеческой мысли, делу взаимопонимания исолидарности" [4. С. 248]. И далее: «Когда два языка вступают вконтакт… в одном индивиде, то это означает..., что в контакт и в конфликтприходят два видения мира… Переход от одного языка к другому может вызвать вмышлении глубокие потрясения (курсив мой — К.Б.)» [4. С.249]. Это уже квопросу, если можно так сказать, о «плате за жилье» в чужом Доме.
Причиныэтого «конфликта-потрясения», наряду с прочими, в определеннойстепени связаны с различиями коммуникативного плана. Для индивидуалистическихзападных культур большое значение имеет содержание сообщения (что сказано), ане то — как (низкоконтекстные культуры); в высококонтекстных культурах (в т.ч.и русской) люди в большей степени склонны обращать внимание на контекстсообщения (как сказано). Для коллективистических культур (японская, русская)характерна и большая, чем для индивидуалистических, дифференциацияэмоциональных категорий, богатство языковых средств для выражения эмоций [8. С.154-158]. Можно сказать, что «язык ведет к ядру духовно-культурнойэкзистенции народа», но, учитывая отмеченное выше, проникновение в это ядротребует определенных жертв. По мнению С. Бочнера [8. С.291], в результатемежкультурных контактов формируются четыре индивидуальных типа:
«перебежчик»(отказ от собственной культуры ради чужой);
«шовинист»(противоположный вариант);
«маргинал»(колебание между двумя культурами);
«посредник»(синтезирует две культуры, являясь их связующим звеном).
Писатель-транслингввероятнее всего реализуется как 1,3 или 4 вариант. Можно предположить, что вряде случаев это приводит к отказу от родного языка, т.е., в определеннойстепени, и от родной культуры, угрожая утратой этнической идентичности, и врезультате — «к потере связей с какой бы то ни было культурой» [8.С.234]. В любом случае этот вопрос требует изучения.
Возвращаяськ литературному творчеству писателей-транслингвов, можно выявить определеннуюзакономерность: они нередко, по крайней мере вначале, занимают своюопределенную нишу в литературе. Для Дж. Конрада это романтика моря; В. Набоковвошел в американскую литературу с эпатирующей пуританские Соединенные Штаты эротикой(не очень откровенной по сегодняшним меркам) «Лолиты»; А. Кристофпоказала благополучной Европе жестокую прозу жизни венгерской эмиграции. Вменьшей степени сказанное относится к Д. Джойсу и С. Беккету, которыходнозначно отнести к категории транслингвов сложно: английский язык вСоединенном Королевстве, частью которого является Ирландия, государственный, инельзя исключить, что оба овладевали им с самого детства, параллельно с роднымирландским.
Всвою очередь, наш соотечественник А. Макин показал Франции (и, как говорятфакты, не только ей) «Россию с человеческим лицом»; русская тема,несмотря ни на что, продолжает оставаться центральным мотивом его романов,независимо от места их действия.
ТворчествоА. Макина привлекает российского исследователя по многим причинам: писатель — наш соотечественник и современник, его творчество высоко оценено на Западе.Безусловно, представляет интерес и то, как оно будет развиваться, и то, каксложится дальнейшая судьба писателя.
Мыпродолжаем изучать его творчество, планируется выход в свет новых работ,посвященных этой теме.
Список литературы
БороздинаП.А. В двух измерениях: Современное двуязычное творчество // Вестник Воронеж.гос. унив-та. Сер. 1. Гуманитар. науки. Воронеж. 1996. Вып. 2. С.78.
ВайнрайхУ. Одноязычие и многоязычие // Зарубежная лингвистика. Вып. III. 1999. С. 7 — 42.
ВерещагинЕ.М. Психологическая и методическая характеристика двуязычия (билингвизма). М.,1969. 160 с.
ДадьеБ. Люди между двумя языками // Иностранная литература. 1968. №4. С. 245.
КассирерЭ. Избранное. Опыт о человеке. М., 1998. 784 с.
МартинеА. Распространение языка и структурная лингвистика // Зарубежная лингвистика.Вып. III. 1999. С. 43 — 55.
Многоязычиеи литературное творчество / Отв. ред. М.П. Алексеев. Л., 1981. 337 с.
СтефаненкоТ. Г. Этнопсихология. М., 1999. 320 с.
ХайдеггерМ. Время и бытие. М., 1993. 447 с.
ЩербаЛ.В. Избранные работы по языкознанию и фонетике. Т. 1. Л., 1958. 182 с.
Дляподготовки данной работы были использованы материалы с сайта www.yspu.yar.ru