Содержание
Введение
1. Значение игры как явления культуры
2. Взаимосвязьигры и культуры
2.1Взаимосвязь игры и правосудия
2.2 Взаимосвязь игры и поэзии
2.3Взаимосвязь игры и философии
2.4 Взаимосвязь игры и искусства
3. Игровой элемент современной культуры
Заключение
Список литературы
Введение
Одной изсамых распространенных культурологических концепций нашего времени являетсяконцепция игровой культуры. Наиболее ярким представителем этой концепцииявляется голландский культуролог И. Хейзинга (1872–1945). Игра, в концепцииХейзинга, – это культурно-историческая универсалия.В своей работе «Homo ludens» – «Человек играющий» он поднимает самые глубокиепласты истории и развития культуры – игровые.
Хейзингарассматривает игровое начало не только как свойство художественнойдеятельности, но и как основание всей культуры. Игра старше культуры. Всеосновные черты игры были сформированы еще до возникновения человеческогосообщества и присутствуют в игровых поведениях животных. Игра сопровождаеткультуру на всем протяжении ее истории и характеризует многие культурные формы.
Культуроформирующеесвойство игры связано с тем, что для изменения окружающей среды посредствомлюбой материальной действительности человек должен был совершить предварительноаналогичную работу в собственном воображении, т.е. своего рода «проиграть» деятельностныйпроцесс. Однако Хейзинга не сводит игровой элемент только к духовномупроявлению. Игра присутствует и во всех сферах материальной культуры иопределяет содержание ее форм.
Немаловажнуюфункцию в реализации игрового начала выполняют идеалы социальной жизни,определяющие духовную жизнь общества. В определенные моменты истории игравыполняет роль драматургической основы в реализации высшего социального сюжета,социально-нравственной идеи. Общественные идеалы, несомненно, содержат многоигрового, так как они связаны с областью мечты, фантазии, утопическихпредставлений и могут быть выражены лишь в игровом пространстве культуры.Согласно концепции Хейзинги, целые эпохи «играют» в воплощение идеала, как,например, культура Ренессанса, стремившаяся к возрождению идеалов античности, ане к созданию принципиально новых, «своих» ориентиров.
Рольигры в истории культуры не всегда была одинаково велика. По мере культурногоразвития игровой элемент отступает на второй план. Но игровой инстинкт, помысли Хейзинги, может проявиться в любой момент, вовлекая в процесс игры иотдельного индивидуума и человеческие массы. Вытеснение игры началось в XVIII веке, когда обществом овладелотрезвое, прозаическое понятие пользы, что и привело к утрате свободного духакультуры. Эта ситуация является наилучшим показателем кризиса европейскойкультуры, достигшего в XXвеке полного своего выражения.
1. Значение игры какявления культуры
Игра старшекультуры, так как понятие культуры в любом случае предполагает человеческоесообщество, тогда как животные вовсе не дожидались появления человека, чтобы оннаучил их играть. Животные играют точно так же, как люди. Все основные чертыигры уже воплощены в играх животных.
Уже в своихнаипростейших формах, в том числе и в жизни животных, игра есть нечто большее,чем чисто физиологическое явление либо физиологически обусловленная психическаяреакция. И как таковая игра переходит границы чисто биологической или, покрайней мере, чисто физической деятельности. Игра – это функция, котораяисполнена смысла. В игре вместе с тем играет нечто выходящее за пределынепосредственного стремления к поддержанию жизни, нечто, вносящее смысл впроисходящее действие.
То, что игразанимает там весьма важное место, что она выполняет необходимую, полезнуюфункцию, принимается повсеместно и без возражений как исходный пункт всехнаучных исследований и суждений.
Реальность,именуемая Игрой, ощутимая каждым, простирается нераздельно и на животный мир, ина мир человеческий. Следовательно, она не может быть обоснована никакимирациональными связями, ибо укорененность в рассудке означала бы, что пределы ее– мир человеческий. Существование игры не связано ни с какой-либо ступеньюкультуры, ни с какой-либо формой мировоззрения. Каждое мыслящее существо всостоянии тотчас же возыметь перед глазами эту реальность: игру, участие в игре– как нечто самостоятельное, самодовлеющее, даже если в его языке нет слова,обобщенно обозначающего это понятие. Игру нельзя отрицать.
Игра, вкультуре, предстает как некая заданная величина, предшествующая самой культуре,сопровождающая и пронизывающая ее от истоков вплоть до той фазы культуры,которую в данный момент переживает сам наблюдатель. Он всюду обнаруживаетприсутствие игры как определенной особенности или качества поведения, отличногоот обыденного поведения в жизни.
Наиболеезаметные первоначальные проявления общественной деятельности человека все ужепронизаны игрою. Так, с помощью мифа люди пытаются объяснить земное, помещаяоснование человеческих деяний в область божественного. В каждом из техпричудливых образов, в которые миф облекает все сущее, изобретательный духиграет на грани шутливого и серьезного.
В мифе икульте зачинаются, однако, великие движущие силы культурной жизни: право ипорядок, общение и предпринимательство, ремесло и искусство, поэзия, ученость,наука. И все они, таким образом, уходят корнями в ту же почву игровых действий.
Хейзингавыделяет следующие признаки игры:
1) Играсвободна, она есть свобода.
2) Игра неесть «обыденная» или «настоящая» жизнь. Всякая играспособна во все времена полностью захватывать тех, кто в ней принимает участие.Противопоставление игра – серьезностьвсегда подвержено колебаниям. Недооценка игры граничит с переоценкойсерьезности. Игра оборачивается серьезностью и серьезность – игрою. Играспособна восходить к высотам прекрасного и священного, оставляя серьезностьдалеко позади.
3)Замкнутость, ограниченность. Игра обособляется от обыденной жизни местом ипродолжительностью. Ее течение и смысл заключены в ней самой.
4) Играустанавливает порядок, она сама есть порядок. Порядок, устанавливаемый игрой,непреложен. Малейшее отклонение от него мешает игре, вторгается в ее самобытныйхарактер, лишает ее собственной ценности. Эта глубоко внутренняя связь с идеейпорядка и есть причина того, почему игра, судя по всему, в столь значительноймере лежит в области эстетического.
5) Напряжение.Напряжение – свидетельство неуверенности, но и наличия шанса. В нем сказываетсяи стремление к расслаблению. Что-то «удается» при определенномусилии. В азартных играх и в спортивных состязаниях напряжение доходит докрайней степени. Именно элемент напряжения сообщает игровой деятельности,которая сама по себе лежит вне области добра и зла, то или иное этическое содержание.Ведь напряжение игры подвергает силы игрока испытанию: его физические силы,упорство, изобретательность, мужество и выносливость, но вместе с тем и егодуховные силы, поскольку он, обуреваемый пламенным желанием выиграть, вынуждендержаться в предписываемых игрою рамках дозволенного.
6) В каждойигре свои правила. Ими определяется, что именно должно иметь силу в выделенномигрою временном мире. Правила игры бесспорны и обязательны, они не подлежатникакому сомнению.
7) Особенностьи обособленность игры обретают наиболее яркую форму в таинственности, которойона столь охотно себя окружает.
Игра, с точкизрения Хейзинга – некая свободная деятельность, которая осознается как«ненастоящая», не связанная с обыденной жизнью и тем не менее могущаяполностью захватить играющего; которая не обусловливается никакими ближайшимиматериальными интересами или доставляемой пользой; которая протекает в особоотведенном пространстве и времени, упорядоченно и в соответствии сопределенными правилами и вызывает к жизни общественные объединения,стремящиеся окружать себя тайной или подчеркивать свою необычность по отношениюк прочему миру своеобразной одеждой и обликом.
Игроваяфункция, в ее высших формах, может быть сразу же сведена в основном к двумаспектам, в которых она себя проявляет. Игра – это борьба за что-то илипоказ этого что-то. Обе эти функции могут и объединяться, так что игра«показывает» борьбу за что-то или же превращается в состязание в том,кто именно сможет показать что-то лучше других.
Переходя ксвященным культовым представлениям архаических культур, можно обнаружить, что всравнении с детской игрой духовный элемент здесь в большей мере «вигре», и это очень трудно поддается точному определению. Священноепредставление – это больше, нежели мнимое претворение, больше, чемсимволическое претворение, это – мистическое претворение. В таком представлениинечто незримое и невыразимое обретает прекрасную, значимую, священную форму.Участвующие в культовом действе убеждены, что оно претворяет в жизнь некоеблаго, и при этом высший порядок вещей действенно вторгается в их обычноесуществование. Тем не менее это претворение через устраиваемое имипредставление продолжает во всех отношениях сохранять формальные признаки игры.Оно разыгрывается, ставится в пределах реально выделенного игровогопространства, как подлинный праздник, то есть радостно и свободно. Ради неговыделяют собственный, временно существующий мир. При этом с концом игрыдействие это вовсе не прекращается, но продолжает озарять обыденный внешний мир,– укрепляя надежность, порядок, благополучие тех, кто участвовал в празднестве,вплоть до той поры, когда священные дни приблизятся снова.
Из всего предыдущего, совсей ясностью следует, что, говоря о священнодействиях первобытных народов,собственно понятие игры нельзя упускать из виду ни на минуту. Не только потому,что при описании этих явлений нужно постоянно обращаться к слову«играть»; само понятие игры как нельзя лучше охватывает это единствои неразрывность веры и неверия, это соединение священной серьезности с«дурачествами» и притворством.
Пока что речьидет об определении формальных признаков, свойственных тому роду деятельности,который именуется игрою. Все исследователи подчеркивают не обусловленныйпосторонними интересами характер игры. Не будучи «обыденной жизнью»,она стоит вне процесса непосредственного удовлетворения нужд и страстей. Онапрерывает этот процесс. Она вторгается в него как ограниченное определеннымвременем действие, которое исчерпывается в себе самом и совершается ради удовлетворения,доставляемого самим этим свершением. Но уже этой своей чертою регулярноповторяющегося разнообразия она становится сопровождением, дополнением, частьюжизни вообще. Она украшает жизнь, заполняет ее и как таковая делаетсянеобходимой. Она необходима индивидууму как биологическая функция, и онанеобходима обществу в силу заключенного в ней смысла, в силу своегозначения, своей выразительной ценности, а также духовных и социальных связей,которые она порождает, – короче говоря, как культурная функция. Онаудовлетворяет идеалам индивидуального самовыражения – и общественной жизни. Онарасполагается в сфере более возвышенной, нежели строго биологическая сферапроцесса пропитания – спаривания – самозащиты. Этим суждением мы входим вкажущееся противоречие с тем фактом, что в жизни животных брачные игры занимаютстоль важное место. Но разве так уж абсурдно было бы такие вещи, как пение,танцы, брачное великолепие птиц, равно как и человеческие игры, поместить внечисто биологической сферы? Как бы то ни было, человеческая игра во всех своихвысших проявлениях, когда она что-либо означает или торжественно знаменует,обретает свое место в сфере праздника или культа, в сфере священного.
Лишает ли тотфакт, что игра необходима, что она подвластна культуре, более того, самастановится частью культуры, – лишает ли это ее признака незаинтересованности?Нет, ибо конечные цели, которым она служит, сами лежат вне сферынепосредственного материального интереса или индивидуального удовлетворениянасущных потребностей.
2. Взаимосвязь игры икультуры 2.1 Взаимосвязь игры и правосудия
На первыйвзгляд сфера права, закона и правосудия чрезвычайно отдалена от сферы игры. Ибосвященная серьезность и живейшие интересы отдельного человека и общества вцелом царят во всем, что касается права и правосудия. Но возможность родствамежду игрою и правом очевидна. Правовая практика – другими словами,судопроизводство, независимо от того, какие идеалы положены в основание права, –носит в высшей степени состязательный характер. Судебный спор сторон для грековвыступает как своего рода битва, обусловленная жесткими правилами и протекающаяв освященных формах, где две борющиеся стороны взывают к решению третейскогосудьи.
Всякое место,где свершается правосудие, – это освященное место, отрезанное, отгороженное отобычного мира. Таким образом, сначала выделяют место для суда, а затем созываютсуд. Это поистине магический круг, игровое пространство, внутри которогопривычное деление людей по их рангу временно прекращается. На время ониделаются неприкосновенными.
Судьи до сихпор уходят из «обыденной жизни», прежде чем приступить к отправлениюправосудия. Они облачаются в мантию или, скажем, надевают парик. Сам судейскийпарик есть нечто большее, чем реликт прежнего церемониального облачения. Посвоей функции он может считаться близким родичем примитивных танцевальных масокпервобытных народов. И то и другое делает человека «иным существом».
Взаимосвязьправа и игры в архаических культурах может быть рассмотрена под тремя разнымиточками зрения. Судебный процесс – как вид азартной игры, как состязание, каксловесный поединок.
Судопроизводство– это спор о справедливости и несправедливости, правоте и неправоте, победе ипоражении. Если мы переместим наш взгляд с правовой практики высокоразвитыхформ цивилизаций на. соответствующую сторону далеко не столь ушедших впередстадий культуры, то увидим, что представление о правоте или неправоте, то естьидея этико-юридическая, как бы затмевается в сознании общества представлением опобеде или поражении, то есть идеей чисто агонального свойства.
Правовой спор– это состязание, во многих случаях – бег наперегонки или спор об заклад.Примитивная связь права, жребия и азартной игры можно обнаружить в традициигерманского народа, “само состязание, замечет автор, сама игра ради того, чтобыодержать победу является здесь исходным пунктом. Исход игры, зависящий лишь отсчастья, сам по себе есть священная воля. И судопроизводство, и обычаи божьегосуда коренятся в практике агонального решения спора вообще: с помощью жребияили испытания силы. Примером тому является спор об заклад: английское правовплоть до XIX века знало эту форму судебнойпроцедуры в гражданских делах: с одной стороны, противники во время судебногопоединка брали на себя обязательство в определенный день присягнуть в своейневиновности; с другой стороны – когда один из противников предлагал поединок.До XX века в Англии сохранилось пари обисходе суда
Словесный поединок–судоговорение по своей сути. Агон почти полностью состоит здесь в стремлениипревзойти друг друга в изощренных поношениях и оказываться на высоте положения.Хейзинга приводит пример замечательного доказательства взаимосвязи игры икультуры, а именно состязания в игре на барабане или песенные поединкигренландских эскимосов, где имеется дело со случаем, когда функция культуры,называемая судопроизводством, еще не высвободилась полностью из сферы игры и неутратили своего характера. Итак, здесь мы имеем дело с культурной практикой,выполнявшей функцию судебного разбирательства в чисто агональной форма иодновременно являющееся игрой в самом подлинном смысле слова. Причем всемусопутствует смех и веселье.
Таким образом, Й.Хейзинга убедительно доказывает взаимосвязь игры и права на основе архаическихформ отправления судопроизводства и их элементов, оставшихся в современномправе. 2.2 Взаимосвязь игры и поэзии
Поэзия вступает в игру внекоем поле духа, в некоем собственном мире, который дух творит для себя, гдевещи имеют иное лицо, чем в «обычной жизни», и где их связывают междусобой не логические, а иные связи. Она располагается по ту сторону серьезного– в той первозданной стране, откуда родом дети, животные, дикари,ясновидцы, в царстве грезы, восторга, опьянения, смеха. Для понимания поэзиинужно облечь себя душою ребенка, словно волшебной сорочкой, и мудрость ребенкапоставить выше мудрости взрослого.
Поэзия в своейпервоначальной функции фактора ранней культуры рождается в игре и как игра. Этосвященная игра, но и в своей причастности святости она постоянно остается награни развлечения, шутки, фривольности. О сознательном удовлетворениистремления к прекрасному еще долго нет речи. Оно неосознанно содержится впереживании священного акта, который в слове становится поэтической формой ивоспринимается как чудо, как праздничное опьянение, как экстаз. Но это еще невсе, ибо в то же самое время поэтические навыки расцветают также в радостных изахватывающих массовых играх и в страстных, волнующих групповых состязаниях,обычных в архаическом обществе. Ничто не могло быть более питательной почвойдля взрыва поэтических чувств, чем радостные празднества сближения полов причествовании весны или других важнейших событий в жизни племени.
Стихосложение как общественнаяигра, с намерением, о котором едва ли можно сказать, что оно направлено напорождение прекрасного, встречается всюду и в разнообразнейших формах. При этомредко отсутствует элемент состязания, что сказывается в поочередности пения, впоэтическом споре, поэтическом турнире, с одной стороны, с другой – вимпровизации как способе освободиться от того или иного запрета. Бросается вглаза, что последнее очень близко к мотиву загадки Сфинкса.
В более развитыхкультурах еще долго продолжает сохраняться архаическое положение, когдапоэтическая форма, которая воспринимается далеко не только как удовлетворениечисто эстетической потребности, служит для выражения всего того, что важно илижизненно ценно для существования общества. Поэтическая форма всюду предшествуетлитературной прозе. Все, что священно или высокоторжественно, говоритсястихами. Не только гимны или притчи, но и пространные трактаты строятся попривычной метрической или строфической схеме: таковы древнеиндийские учебныекниги, сутры и шастры, а равным образом и древние творениягреческой учености; в поэтическую форму отливает свою философию Эмпедокл, и ещеЛукреций следует ему в этом. Лишь отчасти можно объяснять стихотворную формуизложения чуть не всех учений древности идеей полезности: мол, не имея книг,общество таким образом легче хранит в памяти свои тексты. Главное в том, что,если можно так выразиться, сама жизнь в архаической фазе культуры все ещевыстраивает себя метрически и строфически. Стих все еще выглядит болееестественным средством выражения, если речь идет о возвышенном.
Все, что являетсяпоэзией, вырастает в игре: в священной игре поклонения богам, в праздничнойигре ухаживания, в боевой игре поединка с похвальбой, оскорблениями инасмешкой, в игре остроумия и находчивости.
Поэтические формымногообразны: метрические формы, строфические формы; такие поэтическиесредства, как рифма и ассонанс, чередование строф и рефрен; такие формывыражения, как драматическая, эпическая, лирическая. И сколь бы ни былимногочисленны все эти формы, в целом мире встречаются не иначе какисключительно им подобные. Это же справедливо и для мотивов в поэзии и вповествовании вообще. Число их кажется необозримым, но они все возвращаются –вновь и вновь, повсюду и во все времена. Все эти мотивы и формы нам настолькознакомы, что для нас одно их существование словно бы уже говорит само за себя,и мы редко задаемся вопросом о всепроницаю-щем основании, которое положило имбыть такими, а не иными. Это основание далеко простирающегося единообразияпоэтической выразительности во все известные нам периоды существованиячеловеческого общества, по всей видимости, в значительной степени следуетвидеть в том, что такого рода самовыражение творящего формы слова коренится вфункции, которая старше и первозданное всякой культурной жизни. И функция эта –игра.
Подведем еще раз итог,какими же представляются нам собственно признаки игры. Это – некое поведение,осуществляемое в определенных границах места, времени, смысла, зримоупорядоченное, протекающее согласно добровольно принятым правилам и вне сферыматериальной пользы или необходимости. Настроение игры – это настроениеотрешенности и восторга, священное или праздничное, в зависимости от того,является ли игра священнодействием или забавой. Такое поведение сопровождаетсяощущением напряжения и подъема и приносит с собой снятие напряжения и радость.
Взаимосвязь поэзии и игрызатрагивает не только внешнюю форму речи. Столь же ощутимо проявляется она вотношении форм образного воплощения, мотивов и их облачения и выражения. Имеемли мы дело с мифическими образами, с эпическими, драматическими илилирическими, с сагами былых времен или с современным романом – всюду естьосознанная или неосознанная цель: посредством слова вызвать душевноенапряжение, приковывающее внимание слушателя (или читателя). Всегдапредусматривается здесь точное попадание, достижение выразительного эффекта.Субстратом же всегда является случай из человеческой жизни или моментчеловеческого переживания, способные передать это душевное напряжение. Все этислучаи и моменты, впрочем, немногочисленны. В самом широком смысле они могутбыть сведены в основном к ситуациям борьбы, любви или и того и другого вместе.
То, что язык поэзииделает с образами, есть игра. Именно она располагает их в стилистической упорядоченности,она облекает их тайнами, так что каждый образ – играя – разрешает какую-нибудьзагадку.
В архаических культурахпоэтический язык еще является преимущественным средством выразительности.Поэзия выполняет более широкую, более жизненную функцию, чем удовлетворениелитературных стремлений. Она переносит культ на само слово, она выноситсуждения в области социальных отношений, она становится носительницей мудрости,закона и обычая. Все это она делает, не изменяя своей игровой сущности, потомучто первозданная культура не выходит за рамки, очерченные игрою. Формы еепроявления – большей частью всеобщие игры. Даже полезная деятельность протекаетпо преимуществу в той или иной связи с игрою. По мере духовного и материальногоразвития культуры расширяются те области, где черты игры отсутствуют илималозаметны, – за счет тех, где игра не знает препятствий. Культура в целомобретает серьезность. Закон и война, знание, техника и ремесла, как кажется,теряют контакт с игрою. Даже культ, в священнодействии находивший некогдаобширные возможности выражения в игровой форме, затронут, по-видимому, этимпроцессом. Оплотом цветущей и благородной игры остается поэзия.
Игровой характер языкапоэтических образов столь очевиден, что едва ли необходимо доказывать это спомощью многочисленных доводов или иллюстрировать теми или иными примерами.Исходя из существенной ценности, которую занятия поэзией представляли дляархаической культуры, нечего удивляться тому, что именно там техникапоэтического искусства развилась до высшей степени строгости и утонченности.Речь идет здесь именно о кодексе тщательно расписанных правил, подчиненныхстрогой системе, имеющих принудительную силу и в то же время Располагающихбесконечными возможностями варьирования. Эту систему как некую благороднуюнауку сохраняет и воспроизводит традиция.
Современные направления влирике, которые намеренно устремляются в то, что не доступно для каждого, изагадочность смысла слова делают главным пунктом своего творчества, остаютсятем самым полностью верными сущности своего искусства. Вместе с узким кругомчитателей, понимающих их язык, во всяком случае, знакомых с ним, такие поэтыобразуют замкнутую культурную группу весьма древнего типа. Вот только вопрос, всостоянии ли окружающая культура в достаточной мере оценить и признать ихпоэзию, чтобы образовалось то русло, в котором их искусство могло бы выполнитьсвою жизненную функцию, составляющую смысл его существования. 2.3 Взаимосвязь игры и философии
Взаимосвязьигры и философии Й. Хейзинга прослеживает в первую очередь в софистике. Софист –это слегка сбившийся с пути преемник того главного персонажа архаическойкультурной жизни, о котором мы поочередно говорили как о пророке, шамане,ясновидце, чудодее, поэт. Желание как можно лучше разыграть представление,стремление в открытой схватке одержать верх над соперником – эти два моторавсеобщей социальной игры – в функции софиста явлены со всей откровенностью.
Сами софистыпрекрасно осознавали игровой характер всей своей деятельности. Горгий назвалсвою Похвалу Елене игрой; его сочинение О природе также толковаликак риторическую игру. Тому, кто против этого возражает, следовало бы принятьво внимание, что в сфере софистической риторики четкие границы между игрой исерьезностью провести невозможно и что квалифицировать ее как игру фактическизначит прекрасно уловить ее изначальный характер. Тот, кто называет пародией икарикатурой облик, в котором Платон изображает софистов, забывает, что всеигровые и, пожалуй, сомнительные черты в софисте как персонаже культурынеразрывно связаны с его архаической сущностью. По самой своей натуре софистпринадлежит в той или иной мере к «бродячему племени».
Последовательностьосновных стадий развития философии можно наметить в общих чертах следующимобразом. В глубокой древности она берет начало в священной игре в загадки и всловопрение, выполняющие, однако, также функцию праздничного развлечения.Сакральная сторона всего этого вырастает в глубокую тео- и философию Упанишади досократиков, игровая сторона – в деятельность софистов. Эти сферы неотделены полностью друг от друга. Платон возводит философию как благороднейшеестремление к истине на такие высоты, достичь которых мог только он один, новсегда делает это в такой легкой, непринужденной форме, которая была одним изхарактерных элементов его философии. При этом философия одновременноразвивается и в своей сниженной форме: как словопрение, игра ума, софистика ириторика. 2.4 Взаимосвязь игры и искусства
Внешним признаком глубокопсихологическойсвязи игры и искусства является то, что во многих языках исполнение намузыкальных инструментах зовется игрою.
Игра лежит внеблагоразумия практической жизни, вне сферы необходимости или пользы, то жеотносится к музыкальным формам и музыкальному выражению. Игра стоится позаконам, которые не определяются нормами разума, долга и истины. То жесправедливо и для музыки. Действенность её форм и её функции определяетсянормами, которые никак не соприкасаются ни с логическими понятиями, ни созрительными или осязаемыми образами. Лишь собственные специфические имена моглибы подойти этим нормам, имена, одинаково свойственными музыке и игре, каковыритм и гармония.
Если со всем тем, чтоотносится к музыке, мы неизменно остаемся в рамках игры, то еще в большейстепени это относится к искусству танца. “О Танце… можно сказать, что этосама игра в полном смысле слова...”. Й. Хейзинга отмечает, что взаимосвязьтанца и игры настолько очевидна, что даже не требует тщательного рассмотрения.
Связь изобразительногоискусства и игры прослеживается в том, что, во-первых, произведения искусствапричастны к сакральному миру; а во-вторых, здесь также присутствуетсостязательный элемент.
Взаимосвязь искусства иигры ярко прослеживается в драматургии, кино. Здесь игра возводится в рангтеатральных представлений и кинофильмов и сама по себе уже является искусством.
3. Игровой элементсовременной культуры
игракультура философия стихосложение
Обзор историикультуры, ее различных эпох приводит ученого к выводу об убывании игровогоэлемента в культуре. Вытеснение игры, начавшееся в 18 в., фактическизаканчивается к 19 в. Духом общества, по мнению Хейзинги, начинает завладеватьтрезвое, прозаическое понятие пользы. Получает признание постыдное заблуждение,что экономические силы и экономический интерес определяют ход истории. Духрационализма и утилитаризма убили таинство и провозгласили человека свободнымот вины и греха. Труд и производство становятся идеалом, а вскоре идолом. Культурагораздо меньше играется, чем в предшествующие периоды.
Бесспорноедостоинство и актуальность исследования голландского ученого обусловлены тем,что анализ истории культуры под знаком игры сопряжен автором с жизненнымипроцессами и катаклизмами современного сознания, с перспективами культурногодвижения. Позднебуржуазная культура теряет игровую традицию; там же, гдепохоже, что она играет, отмечает Хейзинга, – игра эта фальшива. Авторпредупреждает о порче, разрушении культуры, уходящей от своих истоков. Игра,наполненная эстетическими моментами, «проигрывающая» и творящаядуховные ценности, – ранее культуросозидающий фактор, – ныне переродилась всуррогат игровой деятельности – в спорт. Он превратился в научно-техническиорганизованный азарт. Из единства духовного и физического он сохранил низменнуюфизическую сторону. Культурная игра – игра общественная и общедоступная. Чембольше в ней участников и меньше зрителей, тем плодотворнее она для личности.
Современное обществовынуждает все более расширять спектр социальных ролей, которые призван игратьчеловек. Однако он не может выполнять все возложенные на него функции разом,поэтому игра все больше приобретает формы лицемерия.
Заключение
Путь преобразованиякультуры Хейзинга видит в распространении нового общественного духа. Необходимовозродить в широком культурном сознании первозданную игровую природу. Такова посути альтернатива духовному кризису, предложенная в «Человекеиграющем».
Концепция«культуры-игры» конструирует своего рода образную модель культуры,базирующуюся на гуманистических ценностях, вступивших в противоречие среальностью 20 в. Такие понятие, как закон, порядок, благородство, честь,порядочность, свобода, бескорыстие, душевное равновесие, коллективность, гармонияи целостность личности, определяют игровую альтернативу. Тесны и многообразныузы, связующие игру и красоту. Игра пронизана ритмом и гармонией, ей присущирадость и изящество.
Не всякая игра может бытькультуросозидающим фактором. Подлинная культура требует «благороднойигры». В этой идее достоинство гуманиста Хейзинги, выступающего противпроизвола и варварства, но в то же время и основное противоречие заявленнойтемы, в которой проблема серьезного и игрового запутана в коловращении понятий.Ведь сама по себе игра ни добра, ни дурна. И если человек оказывается вситуации морального выбора, Хейзинга предписывает ему решение, достойноекантовского категорического императива. Нравственная совесть представляетмерило человеческого поступка.
Особенности стиля«Человека играющего» исключают разработку строго научной концепции.Идея «культуры-игры», по преимуществу, обладает свойствамиплодотворного научного исследования, позволяющего глубже понять спецификусовременных духовных процессов путем постижения фундаментальных основкультурной традиции.
Список литературы
1. Гуревич П.С. Игра/ Культурология. XX век. Словарь. — СПб., 1997.
2. Есин А.Б.Введение в культурологию: Основные понятия культурологии в систематическомизложении: Учеб. пособие для студ. высш. учеб. заведений. М.: Издательскийцентр «Академия», 1999.
3. Ильина Е.А.,Буров М.Е. Культурология: Конспект лекций. М.: МИЭМП, 2005.
4. Кравченко А.И.Культурология. М.: Академический Проект, Трикста, 2003.
5. Культурология: Учебноепособие / Составитель и ответств. редактор А.А. Радугин. М.: Центр, 2001.
6. Полищук В.И.Культурология. М.: Гардарики, 1999.
7. Хейзинга Й. HomoLudens; Статья по истории культуры. М., 1997.
8. Хейзинга Й.«В тени завтрашнего дня», Homo Iudens. М., 1992.