--PAGE_BREAK--Композиционная структура судебной речи обвинителя и защитника
Композиционная структура судебной речи состоит из:
- вступления;
- основной части;
- заключения.
Во вступлении оратор стремится достичь следующих целей:
1. Вызвать интерес слушателей и овладеть их вниманием;
2. Установить со слушателями психологический контакт, расположить к себе, завоевать доверие;
3. Психологически подготовить их к восприятию содержания главной части речи.
Как отмечал М. В. Ломоносов, «вступление есть часть слова, через которую ритор слушателей или читателей приуготовляет к прочему слову, чтобы они склонно и прилежно оное слушали или читали»[4].
Композиционная структура основной части речи в обычном суде строится с учетом позиции государственного обвинителя или защитника по вопросам, которые в соответствии со ст.303УПК РСФСР подлежат разрешению судом при постановлении приговора. Особенно важное значение имеет разработка следующих элементов основной части судебной речи:
1) изложение фактических обстоятельств совершения рассматриваемого деяния (фабулы дела);
2) анализ и оценка исследованных в суде доказательств и их источников;
3) разбор юридической стороны предъявленного обвинения;
4) характеристика личности подсудимого.
Композиционная структура основной части речи государственного обвинителя и защитника в суде присяжных в первой части судебных прений (после судебного следствия) строится с учетом вопросов, которые поставлены на разрешение коллегии присяжных заседателей (доказано ли, что совершено определенное деяние; доказано ли, что это деяние совершил подсудимый; виновен ли подсудимый в совершении этого деяния; заслуживает ли подсудимый снисхождения или особого снисхождения).
В заключении основная целевая установка оратора направлена на то, чтобы окончательно убедить слушателей, сформировать у них внутреннее убеждение в правильности и справедливости позиции оратора, его доводов, доказательств.
Определение предмета и разработка конкретного содержания судебной речи по каждому ее элементу помогает государственному обвинителю и защитнику определиться что и как говорить в судебном процессе. При определении предмета речи в суде присяжных следует учитывать, что согласно ч.2 ст.447УПК РСФСР стороны не могут упоминать обстоятельства, не подлежащие рассмотрению с участием присяжных заседателей. К этим обстоятельствам относятся:
· сведения о прежней судимости или признание в прошлом подсудимого рецидивистом;
· невменяемость или заболевание подсудимого психическим расстройством после совершения преступления;
· аргументы в пользу той или иной квалификации деяния, того или иного наказания; обоснование или опровержение заявленного гражданского иска.
Обвинитель и защитник должны тщательно готовиться к судебным прениям, обязаны готовить соответственно обвинительную или защитительную речи. В зависимости от своих способностей и ораторских умений и навыков прокурор и адвокат могут избрать следующие формы подготовки речей:
1) написание речи целиком;
2) составление письменных заметок;
3) подготовка тезисов выступления;
4) составление письменного плана;
5) составление мысленного плана и выступление экспромтом.
Основы искусства построения убедительной судебной речи обвинителя и защитника
Как отмечал А. Ф. Кони, «в основании судебного красноречия лежит необходимость доказывать и убеждать, иными словами, необходимость склонять слушателей к своему мнению»[5].
Для того чтобы государственный обвинитель и защитник могли склонить слушателей к своему мнению, убедить в правильности и справедливости своей позиции и доводов, на которых она основана, их речь должна быть не только доказательной, но и убедительной по содержанию и форме.
Обязательная предпосылка разработки такой речи — определение государственным обвинителем и защитником правильной процессуальной позиции по делу, то есть отношения к предъявленному обвинению. Свою позицию прокурор и адвокат определяют с учетом имеющихся в деле доказательств. Окончательную процессуальную позицию стороны определяют после окончания судебного следствия. Защитник обязан согласовывать с подсудимым предварительную и окончательную позицию защиты, которая охватывается формулой: «подсудимый не виновен, либо, хотя и виновен, но вовсе не в том или не так, как его обвиняют».
Как иллюстрацию важного значения для успешной защиты определения и согласования с подзащитным правильной позиции приведу высказывание знаменитого французского адвоката Жака Вержеса. На вопрос корреспондента «Известий» о том, какие самые известные процессы ему не удалось выиграть, он ответил: «То, что я вам скажу, прозвучит нескромно, но я выиграл все. Когда я говорю „выиграл“, то имею в виду, что достиг всех целей, которые мы поставили перед собой вместе с подсудимым».
После определения окончательной позиции по делу государственный обвинитель и защитник размышляют, о чем, что и как говорить, чтобы склонить профессиональных и непрофессиональных судей к своему мнению, убедить суд в правильности и справедливости своей позиции и доводов, на которых она основана.
Для обеспечения убедительности обвинительной речи существенное значение имеет определение правильного порядка изложения доказательств и их анализ. На практике применяется два варианта изложения доказательств:
1) сначала излагаются все обстоятельства дела, после чего приводятся доказательства по ним;
2) по объемным, многоэпизодным делам соответствующие доказательства предъявляются после изложения обстоятельств каждого преступного эпизода.
В этом разделе речи государственного обвинителя должны быть четко изложены не только все эпизоды преступления, но и их взаимосвязь, роль каждого подсудимого, связи соучастников преступления. Все это имеет важное значение при произнесении обвинительной речи в суде присяжных.
Как я уже говорила, обвинитель и защитник должны тщательно готовиться к судебным прениям, обязаны готовить соответственно обвинительную или защитительную речи.
При изложении обстоятельств дела и анализе доказательств в суде присяжных не обойтись без анализа бытовой стороны дела с учетом здравого смысла присяжных заседателей, их жизненного опыта. Это особенно важно, когда обвинение построено в основном на косвенных уликах.
При разработке содержания защитительной речи черпаемые из глубокого родника народной жизни бытовые соображения используются не для «цементирования», а для «расшатывания» улик, а также при изложении фактических обстоятельств дела с позиции защиты. «Всякий участвующий в деле адвокат, — пишет американский юрист У. Бэрнэм, — в сущности, добивается от присяжных, чтобы они сказали нечто следующее: „Это дело в вашем изложении в точности совпадает с моим опытом, моими представлениями о том, как такие вещи происходят на практике“[6].
Одна из причин недостаточно убедительных речей государственных обвинителей заключается в том, что при разработке и произнесении судебной речи они не уделяют достаточное внимание бытовой стороне дела, излагая обстоятельства дела. На это обращал внимание еще Пороховщиков в своих „Прокурорских заметках“: „Мы излагаем обстоятельства дела, представляем улики и, разъяснив присяжным, что судебным следствием установлены все признаки состава преступления в деянии подсудимого, опускаемся в кресло с сознанием исполненного долга. Это, может быть, правильно в коронном суде, но это совсем не то, что нужно в суде с присяжными. Наши противники знают это и ведут защиту, разбирая бытовые стороны дела. В этой области они естественным образом чаще соприкасаются с настроениями и чувствами присяжных, чем мы в наших рассуждениях и выводах. Поэтому они имеют на них и большее влияние“[7].
В защитительной речи анализ бытовой стороны дела особенно важен для „расшатывания“ косвенных улик и „выбивания“ их из доказательственной базы обвинения.
А. Ф. Кони полагал, что для правильного решения вопросов, о чем говорить и что говорить, достаточно здравого смысла и тщательного, добросовестного изучения материалов дела во всех его мельчайших подробностях, тогда как „в вопросе: как говорить — на первый план выступает уже действительное искусство речи“[8].
Таким образом, основной теоретический и практический вопрос ораторского искусства в суде заключается в том, чтобы знать, как произнести убедительную судебную речь, то есть как говорить, чтобы склонить слушателей к своему мнению.
По мнению Цицерона, »… все построение убедительной судебной речи основано на трех вещах: доказать правоту того, что мы защищаем; расположить к себе тех, перед кем выступаем; направить их мысли в нужную для дела сторону"[9].
Словесное воздействие в форме внушения - один из способов убеждения, подчиненных главному в судебной речи — доказательству при помощи рациональных логических доводов.
В социальной психологии под внушением понимается целенаправленное воздействие человека на других людей с целью вызвать у них расположение к себе, завоевать их доверие и в итоге успешно внушить им свои рассуждения, убедить в их верности.
М. И. Скуленко в своей монографии, посвященной комплексному исследованию закономерностей убеждающего воздействия публицистики, подчеркивает, что «внушение является способом формирования убеждений. Пусть не сразу, не единичным воздействием, а постепенно, исподволь внушение ведет человека к прочным формированиям сознания — убеждениям. Внушение в своем широком значении выступает, следовательно, как часть процесса убеждения, а не самостоятельный от убеждения способ психологического воздействия»[10].
Здравомыслящий оратор в любой аудитории строит свою речь так, чтобы она предупреждала и снимала барьеры неприятия информации у любого, даже самого предубежденного и упрямого слушателя, который не хочет убедиться. Одни лишь рациональные доводы на таких людей не действуют. А. И. Герцен по этому поводу заметил: «Как мало можно взять логикой, когда человек не хочет убедиться»[11].
В процессе убеждения слушателей такого социально-психологического типа, от «упертого» ума которых отскакивают все разумные доводы, без внушающего убеждения (или убеждающего внушения, что равнозначно) не обойтись. В таких случаях убеждающее внушение является эффективным средством нейтрализации психологического барьера неприятия информации у людей, не желающих убедиться. Логикой сообщаемых фактов и их растолкованием трудно сформировать убеждение, если человек проявляет нежелание воспринимать адресуемую ему информацию. Но этот человек не потерян для убеждающего воздействия. Барьер неприятия информации может быть разрушен с помощью «обходного маневра», с помощью внушения".
В подобных ситуациях внушение как составная часть убеждения позволяет настроить слушателей на восприятие, запоминание и логическую переработку существенной информации, наиболее важных идей, мыслей оратора, на основании которых они сделают самостоятельные выводы, прогнозируемые судебным оратором. Именно в этом смысле внушение направляет мысли слушателей «в нужную для дела сторону».
Все это относится и к обвинительной, и к защитительной речам, которые по своей форме и способам воздействия на аудиторию очень схожи с публицистическим выступлением. Всякие попытки оказать на председательствующего судью, народных и присяжных заседателей эффективное психологическое воздействие одними лишь рациональными доводами — непростительная ораторская самонадеянность, граничащая с глупостью, поскольку человек по своей психологической природе не является бесчувственной логической машиной, и меньше всего такой машине можно уподобить народных и присяжных заседателей.
Таким образом, для того чтобы действовать в состязательном уголовном процессе с какими-то шансами на успех, эффективно донести «до умов и сердец» профессиональных и непрофессиональных судей правильность и справедливость своей позиции, оказать действенное влияние на формирование у слушателей правильного внутреннего убеждения по вопросам о виновности, обвинитель и защитник при построении, разработке и произнесении своих речей должны использовать разнообразные способы речевого воздействия, обеспечивающие не только доказательность речи («доказать правоту того, что мы защищаем»), но и эффект убеждающего внушения или внушающего убеждения («расположить к себе тех, перед кем мы выступаем, и направить их мысли в нужную для дела сторону»).
Обвинительная или защитительная речь обеспечивает такое эффективное воздействие, сопровождающееся эффектом убеждающего внушения, только тогда, когда она произносится не «по бумажке», а живо, свободно, экспромтно, то есть когда обвинитель или защитник выступает не как докладчик, а как искусный оратор, свободно владеющий речью. В литературе по современной риторике отмечается, что «психологическое воздействие речи оратора обычно сильнее речи докладчика, так как оратор наряду с сообщением и убеждением использует прямое внушение, вызывая более сильную активизацию эмоций аудитории»[12].
Живая, свободная, экспромтная обвинительная или защитительная речь оказывает внушающее воздействие на аудиторию, обеспечивает эффект убеждающего внушения, способствует установлению и поддержанию контакта со слушателями и направлению их мыслей в нужную сторону лишь в том случае, если слушатели уважают и доверяют оратору. Без уважения и доверия не удается достигнуть убеждения.
Потеря оратором доверия у слушателей — один из главных социально-психологических барьеров, препятствующих доказательности речи и возникновению эффекта убеждающего внушения. Все это хорошо понимали еще античные риторики. Так, Аристотель в «Риторике» рассматривал демонстрацию положительного нравственного характера говорящего, вызывающего доверие слушателей, как один из самых эффективных способов убеждения, особенно в неопределенной обстановке. Доверие слушателей к оратору прежде всего необходимо в состязательном процессе в суде присяжных, где, как справедливо заметил С. Хрулев, присяжные предрасположены "… охотнее выслушивать тех,… к кому они относятся с большим доверием. Это доверие есть та почва, на которой скорее всего человек найдет сочувствие своему убеждению и на которой борьба двух противников, равносильных по способностям, но неравных по доверию, делается неравной"[13].
Присяжные и народные заседатели, а также судьи проникаются доверием к судебному оратору только тогда, когда в нем они видят благоразумного, нравственно добропорядочного и здравомыслящего человека, что нравственно-психологически предрасполагает их считаться с позицией и доводами такого оратора при вынесении решения по делу.
Коммуникативные качества искусной судебной речи обвинителя и защитника, определяющие ее убедительность
В состязательном процессе доверие к судебному оратору возникает, когда его речь обладает определенными коммуникативными качествами, способствующими эффективному решению указанных трех взаимосвязанных задач, относящихся к процессу убеждения (доказать правоту того, что мы защищаем, расположить к себе слушателей и направить их мысли в нужную для дела сторону). Важнейшими из этих коммуникативных качеств судебной речи, свидетельствующих о благоразумии, нравственной добропорядочности и здравомыслии оратора, являются ясность, логичность и точность речи, а также лаконичность при достаточной продолжительности речи, выразительность, уместность и искренность речи.
Ясность речизаключается в ее доходчивости, понятности для слушателей. Это коммуникативное качество речи имеет особенно важное значение в суде присяжных.
Ясность речи достигается использованием общеупотребительных слов и выражений, взятых из обыденной речи. Неспособность судебного оратора изъясняться перед присяжными заседателями обыденным языком не оказывает убеждающего воздействия не только потому, что содержание речи не достигает их сознания, но и препятствует установлению и поддержанию психологического контакта с присяжными, даже если судебная речь обладает другими важными коммуникативными качествами, например, логичностью и выразительностью.
Популярность, доступность, прозрачная ясность речи, а значит, и ее убедительность, зависят и от других коммуникативных ее качеств, в том числе и от логичности.
Логичностьречи заключается в последовательном изложении ее содержания в соответствии с законами логики (законом тождества, законом непротиворечия, законом исключенного третьего и законом достаточного основания), связями и отношениями объективной реальности.
На типичные проявления логически непоследовательной, а значит, непонятной и неубедительной речи указывал А. Ф. Кони: «Если мысль скачет с предмета на предмет, перебрасывается, если главное постоянно прерывается, то такую речь почти невозможно слушать». Это способствует формированию у слушателей негативизма, нежелания внимать доводам оратора, затрудняет установление и поддержание с ними психологического контакта.
И наоборот, если мысли текут, развиваются в четкой логической последовательности, такую речь приятно слушать, ибо она покоряет ум и сердце своим гармоническим единством. «Естественное течение мысли, — писал А. Ф. Кони, — доставляет, кроме умственного, глубокое эстетическое наслаждение».
Для построения и произнесения такой логически последовательной, связной судебной речи необходимо тщательно продумать план речи и ее композицию.
План речи — это ее содержательная схема, в которой отражается логика перехода от одной мысли к другой. «Надо построить план так, — указывал А. Ф. Кони, — чтобы вторая мысль вытекала из первой, третья из второй и т. д., или чтобы был естественный переход от одного к другому».
Естественный переход от одного к другому обеспечивается и логически совершенной композицией судебной речи, логически-смысловым единством всех ее частей (вступления, главной части и заключения). Для того чтобы разработать и произнести такую гармоничную речь, необходимо прежде всего четко определить ее замысел, главную мысль — тезис речи, который «красной нитью» будет проходить через все части речи и связывать их в единое целое.
В суде присяжных главная мысль речей обвинителя и защитника, которая должна последовательно развиваться в каждой части речи, в каждом ее фрагменте, в каждом слове и даже в каждом логическом ударении, паузе или интонации, так или иначе связана с вопросами о виновности и процессуальной позицией сторон, их отношением к предъявленному подсудимому обвинению, с предметом спора между защитой и обвинением.
Эффективному усвоению присяжными заседателями главной мысли обвинителя и защитника, их позиции и доводов, на которых она основана, способствует еще одно важное коммуникативное качество — лаконичность при достаточной продолжительности речи. Это выражается в отсутствии лишних слов, мешающих движению главной мысли, экономности, емкости, упругости, содержательности речи, в которой словам тесно, а мыслям просторно. Лаконичная речь может быть и краткой, и длинной, и очень краткой (лапидарной), и очень длинной, произносимой в течение нескольких часов и даже дней, — когда здравый смысл подсказывает, что разумно, целесообразно, уместно избрать ту или иную продолжительность речи, с учетом складывающейся речевой ситуации, замысла оратора, его интеллектуально-духовного потенциала, его речевых «ресурсов», умений и навыков «словом твердо править и держать мысль на привязи свою».
О том, что слишком длинная судебная речь чаще всего бывает неуместной, известно всем судебным ораторам. Но не все судебные ораторы догадываются о том, что и короткая речь бывает неуместной, функционально неоправданной, когда она не позволяет понятно и убедительно разъяснить присяжным позицию и доводы, аргументы обвинителя или защитника. Это хорошо понимали античные ораторы, о чем свидетельствует следующее высказывание из трактата Цицерона «Об ораторе»: «Повествование, согласно правилам, должно быть кратким… если же краткость состоит в том, чтобы все слова были только самыми необходимыми, то такая краткость требуется лишь изредка, обычно же очень мешает изложению, — не только потому, что делает его темным, но и потому, что уничтожает самое главное достоинство рассказа — его прелесть и убедительность».[14] Эту мысль Цицерон последовательно развивает, подчеркивая, что краткость является достоинством речи лишь в том случае, «если предмет того требует».
В суде присяжных, где в условиях информационной неопределенности, при дефиците или противоречивости доказательств рассматриваются и разрешаются в нестандартных нравственно-конфликтных ситуациях наиболее сложные уголовные дела об убийствах и других тяжких преступлениях, краткая речь может быть неуместной. Обвинитель или защитник, который собирается пленить присяжных слишком краткой, лапидарной речью, рискует, что их «умы и сердца» окажутся в плену аргументов его более разговорчивого процессуального противника.
Основная опасность сжатой, лапидарной, слишком короткой речи заключается в том, что она не обеспечивает эффект убеждающего внушения, особенно в защитительной речи, поскольку адвокату после речи прокурора приходится не только убеждать, но и переубеждать присяжных. И тут без убеждающего внушения, которое обеспечивает только достаточно продолжительная речь, не обойтись. «Искусство защитника, — писал Л. Е. Владимиров, — должно состоять в том, чтобы, не будучи многословным, а скорее сжатым, говорить, однако, настолько долго, чтобы подчинить себе волю и мысль слушателей. Очень короткою речью нельзя достигнуть той внушаемости слушателей, какая нужна»[15].
В то же время речь не должна быть очень длинной, многословной. Если судья или присяжные начинают ощущать, что их утомляет продолжительная речь, они невольно испытывают негативное отношение к судебному оратору, злоупотребляющему их вниманием. В этот момент слушатели, особенно присяжные, меньше всего расположены внимать доказательствам и внушениям такого оратора, поскольку их больше всего начинает занимать не то, о чем он говорит, а то, когда он перестанет говорить. И каждое следующее слово защитника или обвинителя, продолжающего испытывать их терпение, вызывает у присяжных сильнейший негативизм, «упертость», нежелание прислушиваться к его доводам.
Обыкновенно такая негативная реакция у присяжных проявляется тогда, когда обвинительная или защитительная речь не только чрезмерно продолжительна, но и недостаточно выразительна.
Выразительностью (экспрессивностью)речи называются такие особенности ее структуры, которые поддерживают внимание и интерес у слушателей, облегчают им восприятие, запоминание материала более или менее продолжительной речи оратора, содержащихся в ней рассуждений, фактов, доказательств и их взаимосвязей, вызывают у слушателей положительные эмоции и чувства, активизирующие их воображение, логическое и образное мышление и память.
О значении выразительности (экспрессивности) для построения убедительной судебной речи очень выразительно сказал Цицерон: "… мы склоняем людей к своему мнению тремя путями — или убеждая их, или привлекая, или возбуждая; но из этих трех путей лишь один должен быть на виду: пусть кажется, что мы стремимся только к убеждению; остальные же два наши средства, подобно крови в жилах, должны сочиться по всему составу речей".
Средствами, которые для привлечения и возбуждения слушателей, «подобно крови в жилах, должны сочиться по всему составу речей», являются следующие структурные элементы речи, обеспечивающие ее выразительность, экспрессивность:
1) эстетически совершенный стиль речи (единство в многообразии высказываемых мыслей, слов, выражений, фраз, оборотов, периодов, разделов и тона речи);
2) образные средства речи;
3) риторические фигуры речи.
Так, при эстетически совершенном стиле обвинительной или защитительной речи слушателям кажется, что оратор стремится лишь к убеждению, потому что они полностью поглощены исключительно содержанием речи, воспринимают, осмысливают и запоминают только мысли оратора, следят за их развитием, сочувствуют и сопереживают им, а остальные слагаемые стиля речи находятся как бы на «периферии» их сознания, то есть слушатели сознательно внимают лишь гармонии мысли, а гармония слов, выражений, оборотов, периодов и тона речи ими воспринимается на уровне подсознания. В «фокусе» сознания эти компоненты стиля оказываются лишь по окончании речи, когда оценивается ее убедительность в целом.
Очарование и своеобразие стилю придает индивидуальный слог речи — оригинальная манера выразительно, рельефно и изящно высказывать свои мысли. Образцовый индивидуальный слог речи зависит от разностороннего эстетического образования и воспитания оратора, обогащающего его жизненный опыт пониманием и ощущением прекрасного в его различных проявлениях, в том числе в художественной литературе, которая имеет важное значение для приобщения личности к эстетике словесного творчества. Все это способствует формированию и развитию у оратора лежащих в основе его индивидуального слога речевых умений и навыков.
Для обеспечения доказательности речи и эффекта убеждающего внушения слог и стиль судебной речи должны обладать эстетическим совершенством (единством в многообразии), что способствует формированию комфортных психофизиологических, психологических и социально-психологических условий для завоевания и поддержания внимания и интереса слушателей на протяжении всей речи. Это способствует формированию у присяжных положительного отношения к оратору, сочувствия и сопереживания его мыслям, доводам, рассуждениям, являясь составной частью эффекта убеждающего внушения, сопутствующего убедительной судебной речи.
Изящный, эстетически совершенный стиль речи особенно необходим при доказывании на основании косвенных улик, которое всегда протекает в условиях некоторой неопределенности. При оценке речей обвинителя и защитника судьи, народные и присяжные заседатели в подобных ситуациях, помимо основного критерия истинности речи — практики, исследованных в суде доказательств, учитывают и дополнительные, вторичные критерии, одним из которых является эстетически совершенный стиль речи.
Эстетически несовершенная, художественно невыразительная судебная речь «не долетит» до сознания слушателей, особенно народных и присяжных заседателей, не повлияет на их внутреннее убеждение по вопросам о виновности при рассмотрении сложного дела в условиях информационной неопределенности, особенно при доказывании на основании косвенных улик. Такое воздействие может оказать только эстетически совершенная, ладная, гармоничная, художественно выразительная речь, которая воспринимается как художественное произведение.
Обвинительная или защитительная речь только тогда воспринимается слушателями как художественное произведение, когда она достаточно художественно разработана во всех своих частях — во вступлении, в главной части и в заключении, и когда эти части по своей художественной разработанности не диссонируют друг с другом.
В процессе художественной разработки судебной речи для придания ей художественной выразительности используются образные средства речи и риторические фигуры. К ним относятся сравнение, метафора, ирония и другие тропы, обороты речи, в которых слова, фразы и выражения употребляются в переносном, образном смысле в целях достижения большей художественной выразительности.
По свидетельству П. С. Пороховщикова, судебная речь, украшенная образами, несравненно выразительнее, живее, нагляднее простой речи, составленной из одних рассуждений. Поэтому образная речь лучше запоминается судьями, народными и присяжными заседателями, оказывает действенное влияние на формирование их внутреннего убеждения.
Образная речь особенно важна для убеждения присяжных и судей, у которых образный тип мышления доминирует над рассудочным (понятийно-логическим, научным). Но если доводы рационального знания «нарядить» в «одежды» образной речи, они обретут весомость и убедительность даже для людей, у которых преобладает образное мышление. Например, образное сравнение А. Ф. Кони применил для разъяснения присяжным содержания уголовно-правового понятия «соучастие»: «Каждое преступление, совершенное несколькими лицами по предварительному соглашению, представляет целый живой организм, имеющий и руки, и сердце, и голову. Вам предстоит определить, кто в этом деле играл роль послушных рук, кто представлял алчное сердце и все замыслившую и рассчитавшую голову»[16].
Сравнения и другие образные средства позволяют донести сложные мысли до ума всех присяжных, среди которых преобладают люди, обладающие средним уровнем развития образного и логического мышления. Действенность образной речи заключается в том, что она помогает присяжным заседателям не только лучше понять и запомнить позицию оратора и доводы, на которых она основана, но и проникнуться убеждением в их правильности и справедливости и таким образом формирует у них нравственно-психологическую готовность вынести решение, соответствующее позиции оратора (в данном случае о том, что подсудимый заслуживает снисхождения).
Все это подтверждает правильность вывода А. Ф. Кони о том, что «всякое живое мышление… непременно рисует себе образы, от которых отправляется мысль и воображение или к которым они стремятся. Они властно вторгаются в отдельные звенья целой цепи размышлений, влияют на вывод, подсказывают решимость и вызывают нередко в направлении воли то явление, которое в компасе называется девиацией. Жизнь постоянно показывает, как последовательность ума уничтожается или видоизменяется под влиянием голоса сердца. Но что же такое этот голос, как не результат испуга, умиления, негодования или восторга пред тем или другим образом? Вот почему искусство речи на суде заключает в себе умение мыслить, а следовательно, и говорить образами»[17].
В состязательном уголовном процессе умение мыслить и говорить образами значимо еще и потому, что позволяет оратору (обвинителю или защитнику) обратить внимание присяжных заседателей и председательствующего судьи на несостоятельность мыслей, доводов и доказательств, лежащих в основе позиции его процессуального противника.
Этим искусством в совершенстве владел «король русской адвокатуры» В. Д. Спасович. В своих выступлениях В.Д. Спасович удачно применял не только один из тропов (образных средств) — иронию, но и одну из риторических фигур — антитезу. Это способствовало повышению доказательности речи, а также решению и других задач, связанных с процессом убеждения (расположить к себе тех, перед кем мы выступаем, и направить их мысли в нужную для дела сторону).
Таким образом, для обеспечения эффективного решения всех задач, связанных с процессом убеждения, образные средства (тропы) должны применяться в оптимальном сочетании с риторическими фигурами.
Риторические фигуры (фигуры речи) — это особые стилистические обороты, служащие для усиления образно-выразительной стороны высказывания и его семантически-стилевой организации. Говоря словами П.С. Пороховщикова, фигуры речи — это «курсив в печати, красные чернила в рукописи».
В процессе произнесения и восприятия речи риторические фигуры выступают в роли своеобразных «манков», привлекающих внимание и возбуждающих интерес слушателей к речи, активизирующих у них логическое и образное мышление, воображение, логическую и образную память, что позволяет донести содержание речи до «ума и сердца» каждого присяжного заседателя, независимо от уровня его образованности, сообразительности, типа мышления и других индивидуально-психологических особенностей. С этой целью при разработке и произнесении обвинительной и защитительной речей используются специальные ораторские приемы — риторические фигуры: речевые повторы, антитеза, предупреждение, вопросно-ответный ход, риторический вопрос, неожиданный перерыв мысли и умолчание.
В судебной речи наиболее распространенной фигурой являются речевые повторы. Этот прием был хорошо известен еще античным ораторам. При правильном расположении повторение одного и того же придает фразе не только ясность, но и значительность. Это делает высказывание более убедительным. Этому способствует и повторение одних и тех же мыслей новыми речевыми оборотами, подчеркивающими различные оттенки и нюансы высказываемой мысли.
Речевые повторы и обусловленный ими «стереоэффект», как бы умножающий количество высказываемых мыслей, создают комфортные психологические условия для усвоения присяжными наиболее важных мыслей, соображений оратора. Важны и другие риторические фигуры речи, в том числе вопросно-ответный ход — риторическая фигура, которая заключается в том, что оратор задает себе и слушателям вопросы и сам на них отвечает.
Еще одна риторическая фигура — риторический вопрос. Это стилистическая фигура речи, которая состоит в том, что оратор эмоционально утверждает или отрицает что-либо в форме вопросов, но не отвечает на них. Риторический вопрос рассчитан на то, что у слушателей сама собой возникнет мысль: «Ну, разумеется, это так!»
В искусно разработанной судебной речи эффективному достижению цели применения риторического вопроса (чтобы у слушателей сама собой возникла мысль: «Ну, разумеется, это так!») способствует применение его в оптимальном сочетании с вопросно-ответным ходом.
Для направления мыслей председательствующего судьи и присяжных в нужную для дела сторону особенно эффективен такой риторический прием, как фигура умолчания — действенный способ убеждающего внушения. Он заключается в том, что оратор в своей речи не договаривает все до конца, не «разжевывает» профессиональным и непрофессиональным судьям очевидные мысли, конечные выводы, а только сообщает им веские фактические данные, которые и на сознательном, и на подсознательном уровне «запускают» механизм мышления таким образом, что слушатели самостоятельно, путем собственных размышлений и сопутствующих им подсознательных интеллектуальных и эмоциональных ассоциаций приходят к прогнозируемым судебным оратором конечным выводам.
Следует отметить, что реализация этого приема не только эффективно направляет мысли судей в нужную для дела сторону, но и способствует завоеванию их сердец, то есть установлению и поддержанию с ними психологического контакта, поскольку оратор таким образом выступает в роли своеобразной «повивальной бабки», облегчающей рождение у присяжных заседателей и председательствующего судьи собственных выводов по вопросам о виновности. Эта риторическая фигура, основанная на понимании общих свойств человеческой природы, была хорошо известна древним ораторам.
Для активизации познавательных и эмоциональных процессов присяжных заседателей в обвинительной и защитительной речах могут использоваться и такие речевые фигуры, как антитеза, предупреждение и неожиданный перерыв мысли.
Антитеза — это риторическая фигура, в которой для усиления выразительности речи резко противопоставляются явления, понятия и признаки. По мнению П. С. Пороховщикова, «главные достоинства этой фигуры заключаются в том, что обе части антитезы взаимно освещают одна другую: мысль выигрывает в силе; при этом мысль выражается в сжатой форме, и это также увеличивает ее выразительность»[18].
Элементы смыслового противопоставления могут содержаться и в другой речевой фигуре — предупреждении. Оратор, прогнозируя возражения слушателей или какого-либо оппонента и опережая их, сам себе возражает от лица слушателей или оппонента и опровергает эти возражения от своего имени.
Искусные судебные ораторы умело используют еще один риторический прием — неожиданный перерыв мысли. Эта речевая фигура заключается в том, что оратор неожиданно для слушателей прерывает начатую мысль, а затем, поговорив о другом, возвращается к не договоренному ранее. Такой прием дает пищу не только вниманию, взбадривая и освежая его, но и любопытству, поддразнивая его, что повышает у слушателей интерес к речи, поддерживает с ними психологический контакт.
Итак, выразительность речи достигается при помощи следующих структурных элементов: речевых фигур, образных средств (сравнения, эпитеты, ирония и т. п.) и эстетически совершенного стиля. Искусное применение оратором этих экспрессивных средств обеспечивает эффективное воздействие не только на ум, но и на чувства слушателей.
Для решения этой сверхзадачи речь обвинителя и защитника должна обладать еще тремя важными коммуникативными качествами — точностью, искренностью и уместностью.
Уместность— это такая организация средств языка и речи, которая больше всего подходит к ситуации, отвечает задачам и целям общения, способствует установлению и поддержанию психологического контакта между говорящим и слушающим. Такой умеренный стиль красноречия для обвинительной и защитительной речей оптимален.
Во-первых, он в наибольшей степени соответствует предмету судебной речи, особенно когда она идет о таких обстоятельствах, разукрашивать которые «цветами красноречия» не просто неуместно, а вопиюще неуместно, кощунственно.
«Красота и живость речи уместны не всегда, — писал П. С. Пороховщиков, — можно ли щеголять изяществом слога, говоря о результатах медицинского исследования мертвого тела… Но быть не вполне понятным в таких случаях значит говорить на воздух»[19].
Во-вторых, соблюдение в речи принципа «золотой середины» уместно потому, что такой стиль соответствует среднему уровню развития обыкновенного здравомыслящего судьи, присяжного и народного заседателя, позволяет оратору эффективно донести до каждого из них свою аргументацию.
В-третьих, отвечающая принципу «золотой середины» речь соответствует среднему уровню развития большинства судебных ораторов, их реальным интеллектуально-духовным ресурсам, душевным качествам, что придает судебной речи естественность, вызывает доверие к оратору.
И наоборот, если слушатели ощущают, что речь оратора не соответствует его реальным душевным качествам, его истинному интеллектуально-духовному потенциалу и для того чтобы произвести на них впечатление, он говорит чужими словами, «поет не своим голосом», то эта неестественность разрушает убедительность речи, вызывает недоверие к оратору, сомнение в его нравственной добропорядочности и надежности, а значит, и сомнение в правильности и справедливости позиции оратора и доводов, на которых она основана.
В состязательном процессе доверие к судебному оратору обеспечивается еще двумя важными коммуникативными качествами речи — точностью и искренностью. Для обеспечения доказательности и эффекта убеждающего внушения их значение трудно переоценить.
Искренностьречи заключается в вызывающем доверие слушателей тоне речи, естественным образом выражающем подлинные мысли и чувства оратора, его внутреннюю убежденность в правильности и справедливости отстаиваемых им положений и доводов. Это способствует формированию такой же внутренней убежденности у председательствующего судьи, народных и присяжных заседателей. Искренность речи помогает оратору склонять слушателей к своему мнению. Это коммуникативное качество должно прежде всего присутствовать в речи защитника.
Внутренняя убежденность в правильности и справедливости содержания речи психофизиологически обусловливает ее искренний тон, естественным образом выражающий подлинные мысли и чувства оратора. Она вызывает эффект убеждающего внушения, сопровождающийся формированием у слушателей доверия к оратору, психологической предрасположенности к поддержке мнения оратора, согласию с его доводами.
Чувство, что защитник говорит правду, у слушателей формируется и в тех случаях, когда в его речи проявляется еще одно важное коммуникативное качество, вызывающее доверие к оратору, — точность речи. Она заключается в соответствии высказывания замыслам говорящего и явлениям действительности.
В состязательном уголовном процессе точность обвинительной и защитительной речи выражается прежде всего в фактической добросовестности оратора. На это специально обращал внимание Л. Е. Владимиров в своем пособии для защиты в уголовном процессе: "… к судебной борьбе… нужно предъявить одно безусловное требование: судебные деятели, юристы: должны отличаться от политических и общественных дельцов одною чертою: самою высокою добросовестностью в изложении фактов. Адвокат должен быть нотариусом фактов".[20]
К сожалению, об этом не всегда задумываются не только адвокаты, но и прокуроры, которые нередко упражняются перед присяжными заседателями в хитрых уловках, замешанных на неточной, нравственно неопрятной речи.
Неточная речь, допущена ли она умышленно или по небрежности, подмечена ли она судьей, народными или присяжными заседателями самостоятельно или с помощью внимательного процессуального противника оратора, ставит последнего в положение изобличенного обманщика, с мнением и доводами которого люди меньше всего расположены считаться при разрешении своих важнейших дел, в том числе и присяжные заседатели при вынесении вердикта.
Таким образом, подрывающая доверие к оратору неточная речь — это опасное оружие и для обвинителя, и для защитника. Если доверие потеряно, то как сторона состязательного процесса обвинитель или защитник начинает существовать лишь формально, не оказывая никакого влияния на внутреннее убеждение профессиональных и непрофессиональных судей по вопросам о виновности.
Следовательно, чем меньшим количеством доказательств располагает судебный оратор для обоснования правильности и справедливости своей позиции, тем большее значение имеет точность его речи, проявляющаяся в добросовестном и опрятном обращении с фактами при их изложении и интерпретации, ибо лишь тогда он может рассчитывать на то, что профессиональные и непрофессиональные судьи будут видеть в нем не только добросовестного «нотариуса фактов» дела, но и мудрого, надежного их интерпретатора, рассуждения которого в сложной, запутанной обстановке можно уподобить полету совы Минервы в сумерках.
продолжение
--PAGE_BREAK--