О. М. Кадочигова
Появление огромного количества самых разнообразных материалов, связанных с именем Александра Сергеевича Пушкина, накануне юбилея обоснованно. Но, пожалуй, мало кто сомневается в том, что если и есть еще что-либо в Екатеринбурге, имеющее непосредственное отношение к памяти Пушкина, так это книги, среди которых проходит наша ежедневная работа. Привычное для нас сочетание лицейская библиотека оживает для постороннего слуха, стоит добавить имя Пушкин: да, это тот самый Лицей. Действительно, наш университет обладает бесценными книгами — материальными носителями памяти о Пушкине и его времени, соединяющими давно ушедшую эпоху с нашим сегодняшним днем. Библиотека Царскосельского (позже Александровского) лицея сегодня составляет основу коллекции Отдела редких книг научной библиотеки УрГУ. История о том, как это замечательное книжное собрание оказалось в Уральском университете, давно известна по некоторым публикациям 1. Наиболее полное изучение этой темы проведено Е. П. Пироговой, хотя материалы, к сожалению, пока не опубликованы.
Что же сегодня представляет собой эта библиотека, нашедшая наконец, как нам кажется, «приют надежный»?
Библиотека Лицея, просуществовавшего до 1917 года, формировавшаяся самыми образованными людьми своего времени, была одним из лучших книжных собраний дореволюционной России. Она отвечала самым разным запросам, могла удовлетворить самый строгий вкус. Очаровательные томики в светло-коричневом кожаном переплете с золотым тиснением на корешках — французские книги из Яшмовых комнат в Царском селе; огромные тома «Энциклопедии» Д’Аламбера и Дидро; длинные ряды томов в темно-зеленой мраморной бумаге с кожаными корешками — издания второй половины XIX века; книги в мягких бумажных обложках, как на прижизненном издании «Стихотворений» Пушкина (1832), — так выглядит библиотека сегодня. Слова первый, впервые, прижизненный — постоянные спутники лицейских книг. Первое издание «Слова о полку Игореве» (1800), первые и прижизненные издания Державина, Крылова, Пушкина, Лермонтова, Гоголя (далее смотри по любому учебнику истории русской литературы). Труды по истории России В. Н. Татищева, М. М. Щербатова, Н. М. Карамзина, И. Е. Забелина, Н. М. Костомарова, С. М. Соловьева, В. О. Ключевского… Историю философии, права, этнографии, военного дела, социологии невозможно представить без тех книг, что стоят на полках лицейской библиотеки. Их авторы — Н. И. Кареев, А. Н. Пыпин, В. П. Безобразов...
Многие из этих изданий и сегодня служат студентам: многотомный «Словарь Академии Российской», «Новый словотолкователь» Н. Яновского, толстенный том «Словаря» Гейма, давно ставшие библиографической редкостью, изучаются студентами филологического факультета. Историки университета знают, что в отделе редких книг хранятся и знаменитые «Акты исторические», и «Полный свод законов Российской империи» (приобретен Лицеем в 1831 году).
Лицейская библиотека служила задачам обучения и развития. Еще при Александре I переданы в Лицей 16 учебников, напечатанных за казенный счет. Среди них учебники по истории, географии, языкам, риторике, математике и т. д. Очень любопытны учебники и учебные пособия для изучения иностранных языков, отражающие методики своего времени: «Азбука птицесловная, содержащая уроки из естественной истории птиц; с побасенками для наставления и забавы детей» (1815) с параллельным текстом на французском и русском языках.
Сохранились в библиотеке учебные пособия, написанные первыми профессорами Лицея И. К. Кайдановым, А. П. Куницыным, Д. И. де Будри, Н. Ф. Кошанским и др. От последующих лет сохранились учебные пособия И. А. Ивановского, П. Е. Георгиевского, Я. К. Грота и др.
Но всегда, кроме книг «классных», то есть для изучения в классах, приобретаемых в нескольких экземплярах, в Лицее обращали внимание и на книжные редкости — «для приумножения библиотеки». Так, в 1828 году по предложению законоучителя Кочетова были закуплены в лицейскую библиотеку редчайшие издания: «Atlas contractus Caroli Allardi» и «E. Svedenborgii principia rerum naturalium»… Уникальность и универсальность — эти свойства в одинаковой мере определяют характер лицейской библиотеки.
Конечно, сегодня для нас важны и интересны те книги, которые позволяют проследить историю самого Лицея с самого первого дня его существования, которую мы находим и в мемуарах лицеистов, и в специальных, очень основательных трудах, предпринятых в разное время. Прежде всего, это капитальная история И. Селезнева 2, а также сочинения Н. Гастнфрейнда, Я. Грота.
Вы помните: когда возник Лицей,
Как царь для нас открыл чертог царицын,
И мы пришли. И встретил нас Куницын
Приветствием меж царственных гостей.
Вспоминая об этом дне (19 октября 1811 года), чаще всего обращаются к «Запискам» И. И. Пущина о Пушкине 3. Но мы можем сделать это и по-другому. В нашем собрании хранится тоненькая книжка, навсегда запечатлевшая этот самый первый день Лицея, когда тридцать взволнованных мальчиков, выстроившись перед императором и высшими сановниками, окруженные профессорами Лицея, волнуясь, слушали речи «при торжественном открытии».
Книжка действительно тоненькая, без переплета, открывающаяся прямо с титульного листа — «Речи, произнесенные при открытии Императорского Царско-Сельского Лицея, в присутствии Его Императорского Величества и фамилии. Октября 19 дня 1811 года». Здесь помещены обе речи, произнесенные в тот день. «Всеавгустейший монарх!» — так обращался первый директор Лицея В. Ф. Малиновский к Александру I, уверяя его, что «малое число детей, в дарованиях и благонравии испытанных, как единое семейство, не представляет неудобств в совершенном надзоре за их учением и поступками». «Наставление воспитанникам», обращенное адъюнкт-профессором нравственных наук А. П. Куницыным к первым лицеистам, запомнилось им навсегда, так как речь адресовалась именно этим мальчикам. Имя Государя не упоминалось в ней вовсе. «Из родительских объятий вы поступаете ныне под кров сего Священного Храма Наук. Отечество приемлет на себя обязанность быть блюстителем воспитания вашего, дабы тем сильнее действовать на образование ваших нравов. Его нежные старания возбудят в вас чувство благодарности; ревность к наукам ознаменует вашу признательность. Здесь сообщены будут вам сведения, нужные для гражданина, необходимые для государственного человека, полезные для воина». Любопытно, что к тексту, напечатанному в книге по-русски, приводятся примечания на французском языке: из Гельвеция, Фергюсона, Ларошфуко, латинских авторов… Александр I, слушавший Куницына с большим вниманием, в тот же день наградил его знаками ордена св. Владимира IV степени.
Цензурное разрешение, подписанное цензором Иваном Тимковским, помечено датой «1811 года октября 2 дня». Через несколько лет имя цензора Тимковского возникнет в стихах и эпиграммах А. С. Пушкина. А первые стихи юного Пушкина появятся в печати очень скоро: в журнале «Вестник Европы» (1814. N 13) за подписью «Н. к. ш. п.» будет напечатано впервые стихотворение «К другу стихотворцу». Журнал «Вестник Европы», начатый в 1802 году Н. М. Карамзиным, издававшийся позже В. Измайловым, выписывался со дня открытия Лицея, и в нем печатались лицейские друзья Пушкина — и Дельвиг, и Пущин: Этот номер «Вестника» можно увидеть в Музее книги Уральского университета.
Необходимо отметить, что уже в 1811 году Лицей выписывал 15 журналов (7 русских и 8 на французском и немецком языках). Библиотека вообще пополнялась постоянно и очень активно: уже через год после открытия в ней было более 800 томов. Что же читали в Лицее Пушкин и его друзья? Кроме учебной литературы, было в Лицее много других увлекательных и полезных книг. Очень условно можно отнести к «детской литературе» великолепное 37-томное издание «Кабинета фей» 4, выпущенное в Париже в 1785-1786 годах. Это уникальное собрание (редко где представлены в наши дни полностью все 37 томов) французских литературных сказок XVIII века. Здесь напечатаны сказки Ш. Перро, «Тысяча и одна ночь» Галлана и многочисленные подражания ей: «Тысяча и один день» Пети де ла Круа, «Тысяча и четверть часа» Геллета; переведенные на французский язык английские и немецкие сказки, «Невидимый принц» мадам Левек, «Новые восточные сказки» графа Кейлюса и др. В последнем (37-м) томе помещена статья «Рассуждение о происхождении сказок» и перечислены авторы, чьи произведения вошли в это собрание. К сожалению, мы не можем сказать, когда «Кабинет фей» был приобретен в лицейскую библиотеку, но наверняка младшим лицеистам было интересно эти сказки читать. Книжек назидательного характера, которые сегодня кажутся необычайно забавными, а тогда считались полезными, довольно много: например, «Общеполезный детский письмовник, заключающий в себе занимательную переписку детей обоего пола, под руководством почтенного престарелого родственника» (1825).
Правда, Пушкин предпочитал другое чтение. Например, на лицейских полках сразу выделяется 5-томное собрание с названием «Ликей, или Круг словесности» 5 на корешке. Сочинение Жана Франсуа Лагарпа было хорошо известно русским литераторам. Экземпляр «Ликея», принадлежавший В. А. Жуковскому, был весь испещрен записями, замечаниями, возражениями, комментариями. Писал о нем и С. П. Шевырев. В «Ликее» Лагарпа, содержанием которого были эстетические принципы античной литературы и французских сочинений XVII-XVIII веков, подводились итоги классицистической теории литературы. Это издание, проштудированное Пушкиным в Лицее, находилось позже и в личной библиотеке Александра Сергеевича. Вообще же имеется более сотни книг в библиотеке Лицея, названия которых мы найдем и в каталоге личной библиотеки поэта.
Чтобы определить, что читал в юности Пушкин, достаточно вспомнить бесконечно цитируемое стихотворение «Городок», этот своеобразный (хотя и условный) путеводитель по лицейской библиотеке. Вольтер — любимейший, наиболее почитаемый Пушкиным писатель:
Сын Мома и Минервы,
Фернейский злой крикун,
Поэт в поэтах первый,
Ты здесь, седой шалун!
Он Фебом был воспитан,
Из детства стал пиит;
Всех больше перечитан,
Всех менее томит;
.........................................
… отец Кандида –
Он все, везде велик
Единственный старик!
Интерес к Вольтеру у Пушкина никогда не проходил. Известно, что, приступая в 1832 году к работе над «Историей Петра Великого», Пушкин обращается к А. Х. Бенкендорфу за разрешением посетить библиотеку Вольтера, приобретенную в свое время Екатериной II и находившуюся с тех пор в Эрмитаже в полной сохранности (в отличие от библиотеки Дидро, разрозненной, разошедшейся по разным книгохранилищам. Не исключено, что и в нашей библиотеке может храниться что-то из собрания Дидро). В отдельной комнате, где была библиотека Вольтера, находились и бронзовый бюст писателя и знаменитая мраморная скульптура работы Гудона — Вольтер, сидящий в кресле. Разрешение было получено, и 10 марта 1832 года в свою записную книжку Пушкин выписывает названия первых пяти книг из каталога вольтеровской библиотеки и набрасывает карандашом гудоновскую скульптуру. Этот набросок и выписка из каталога, а также некоторые замечания сделаны Пушкиным скорее всего для закрепления в памяти впечатлений, связанных с образом великого человека.
В лицейской библиотеке сочинения Вольтера представлены многократно. Это и полные собрания сочинений, изданные в XIX веке, и разрозненные томики из французских собраний XVIII века. Наиболее важной из них в нашем сегодняшнем разговоре представляется та книжка, с которой, вероятно, и начинается интерес Пушкина к Вольтеру. Вольтера Пушкин впервые прочитал еще ребенком, в родительском доме: «Начитавшись “Генриады”, он задумал поэму в шести песнях» 6. Вот она, «Генриада», — два маленьких томика. Прижизненное (1765) парижское издание, в цельнокожаном переплете, с мраморными обрезами. Первый том — с великолепным гравированным титульным листом, виньетками в тексте. На форзацном листе, после инвентарного номера «768», поставленного, очевидно, в департаменте просвещения, еле заметная, с трудом поддающаяся прочтению запись карандашом: «Ты дурак чего...» Запись сделана скорее всего кем-то из лицейских. Кто этот дурак? Генрих IV или приятель-лицеист? Впрочем, рядом с Вольтером дураком мог показаться любой.
Следуя за стихотворением «Городок» дальше, мы обнаружим и Вергилия, и Тассо, и Гомера. Гомер — во французских изданиях и в русских переводах с французского, сделанных еще до появления классического перевода Н. И. Гнедича. Вот «Омирова “Илиада”, переведенная с греческого языка Иваном Мартыновым. С примечаниями переводчика» (1824). Перевод «Омировой “Илиады”» выполнен Иваном Мартыновым, директором департамента министерства народного просвещения, так много сделавшим для открытия Лицея. (Он принимал участие в составлении проекта Лицея, работал над Уставом, речь В. Ф. Малиновского на открытии Лицея была написана им же и т.д.)
Пушкин не мог в своем «Городке» не упомянуть имени Г. Р. Державина, ибо без книг Державина невозможно представить себе русскую библиотеку начала XIX века. Не было журнала или альманаха, в котором не печатались бы творения Державина. Певец «Фелицы» и «Жизни Званской», автор оды «Бог», «Птички» и «Водопада», он был непосредственным предшественником Пушкина в русской поэзии. Практически каждый исследователь, обращаясь к творчеству Державина, неизбежно вспомнит сцену переходного экзамена в Царскосельском лицее в 1815 году, знакомую нам по воспоминаниям И. И. Пущина, самого Пушкина и картине И. Е. Репина. Трудно удержаться и не вспомнить знаменитые пушкинские строки:
Старик Державин нас заметил
И, в гроб сходя, благословил...
Опубликовав первую книгу в 1776 году, к 1808 году Г. Р. Державин собрал свои рассыпанные по журналам и альманахам, выпущенные отдельными изданиями творения. В типографии Шнора были отпечатаны четыре тома, содержавшие основную часть его лирики и несколько драматических сочинений (пятый том вышел в 1816 году).
В лицейской библиотеке можно найти и ранние публикации Державина конца XVIII века, и помещенные в различных поэтических сборниках начала XIX века (например, «Пантеон русской поэзии», изданный П. Никольским в 1814 году, открывался державинской одой «Бог»). Наиболее полным изданием Г. Р. Державина были подготовленные Я. К. Гротом в 60-е годы XIX века «Сочинения Державина с объяснительными примечаниями Я. К. Грота» в девяти томах (1864 — 1883). (Я. К. Грот — тоже лицеист, окончил Лицей в 1832 году с большой золотой медалью.)
Это академическое роскошное издание было и остается лучшим до сих пор: наиболее полное, с приведением всех имевшихся вариантов, с огромным количеством иллюстраций, портретов, виньеток, заставок, факсимиле, образцов почерков и т.д. Я. К. Грот оставил классическое жизнеописание Державина, занимающее более тысячи страниц, снабдив все издание подробнейшими комментариями, используя для этого многие сотни источников, архивных и печатных.
К сожалению, издание это, как писал Б. Садовской, «прошло незамеченным в шуме и бестолочи шестидесятых годов» 7 .
В лицейской библиотеке некоторые тома этого великолепного издания, напечатанного на прекрасной бумаге, с воспроизводимыми до сих пор иллюстрациями имеются даже в нескольких экземплярах.
Но наше внимание привлекают не эти тома, а тонкая книжка довольно большого формата — «в четверку», в грязно-белом картонном переплете, бывшем, вероятно, когда-то зеленовато-серым. По самому краю переплета вьется причудливой волнистой линией черное тиснение, образуя тоненькую изящную рамку. Внутренние крышки переплета оклеены розовой бумагой с проступающей сеткой и филигранью «АО»; напечатана вся книжка на голландской бумаге.
Книжка действительно тонкая, в ней всего двенадцать страниц. На титульном листе читаем: «Ода на сретение Победителя, Свободителя и Примирителя Европы, Великого и Свыше Благословенного Императора Отца Отечества Александра Первого. 1814 года Июля… дня с благоговением посвящает Сочинитель». Книга была напечатана в 1814 году в Санкт-Петербурге, в типографии Военного Министерства. Грот в своем издании (т.3, с.215) сократил длинное название — «На сретение победителя Европы Александра I», указав, правда в примечании, что в рукописи и в издании 1816 года приводилось полное название, как и в нашем экземпляре.
Державин сам датировал оду: «1814 года июля… дня». К 1814 году, когда свершилась окончательная победа русской армии над войсками Наполеона, Державин успел посвятить победам русской армии (но главным образом русского царя) несколько стихотворений: «На победу Александром I Наполеона под Люценом», «На победу при Лейпциге», «На покорение Парижа» и др. Известно, что 17 июля 1814 года в Павловске у императрицы Марии Федоровны исполнялась кантата Державина «На возвращение императора Александра I» на музыку Бортнянского (по другой версии — на музыку Антонолини):--PAGE_BREAK--
Ты возвратился, царь наш милый,
И счастье наше возвратил;
Прогнав от нас те дни унылы
И страх, который нас томил,
Что были мы с тобой разлучны.
О, сколько ж мы благополучны,
Отца в монархе зря!
Ура! ура! ура!
Вероятно, наша «Ода» написана в те же дни июля, когда исполнялась эта песня. Старый поэт (и царедворец) не мог не откликнуться на события, потрясшие всю страну. Его гимны на победу над Наполеоном распевались, по воспоминаниям современников, во многих петербургских домах. Но не только верноподданнические чувства владели Державиным, когда он писал эти строки. Те же настроения, те же ожидания перемен в общественном устройстве России, на которые надеялись и которых ждали от Александра Благословенного после победы над Наполеоном, выражает и старый поэт:
Хваля ко брани исхожденье,
Восхвалим днесь и возвращенье
Благословенного царя.
Пойдем и сопряжем с любовью
Надежду нашу на того,
Кто сам сожертвовал нам кровью.
Мы все получим от него:
Он храбрости воздаст усердье,
Явит терпевшим милосердье,
Невинных узы перервет,
Созиждет домы разоренным,
Даст правосудье притесненным,
Всех благочестьем превзойдет.
Конечно, это не самые выдающиеся стихи Г. Р. Державина. Пожалуй, они из тех произведений, о которых писал Пушкин в известном письме Дельвигу: «Этот чудак не знал ни русской грамоты, ни духа русского языка… Ей-богу, его гений думал по-татарски, а русской грамоты не знал за недосугом». К счастью, Державин успел оправдать себя в глазах потомков, написав за два дня до смерти начало оды и оставшись навсегда гениальным поэтом:
Река времен в своем стремленьи
Уносит все дела людей
И топит в пропасти забвенья
Народы, царства и царей....
Но сейчас наше внимание привлекают не особенности поэтической речи Державина, а особенности того экземпляра «Оды на сретенье...», который хранится в составе лицейской библиотеки. Книжка издана в июле 1814 года, когда юный Пушкин еще учится в Лицее. Уже одно это делает ее памятником!
Я. К. Грот, рассказывая об этом издании, упоминает, что видел всего один (!) его экземпляр: «В единственном экземпляре, который мы видели (доставлен нам М. Н. Михайловским) заглавного листа нет; в конце подпись “Державин”». Где этот единственный экземпляр сегодня, сохранился ли он? Обнаружились ли другие? Может быть, наш — второй сохранившийся, после того единственного?
И самое главное. Уже сам внешний вид нашей книги, ее изящный и старательный переплет, говорит о том, что этот экземпляр — подносной. Это подтверждает и запись у верхнего края форзацного листа, выполненная коричневыми чернилами: «Его сиятельству князю А. Николаевичу Голицыну». Кто адресат этой записи?
Александр Николаевич Голицын (1773 — 1844) — действительный тайный советник, канцлер Российских орденов, статс-секретарь — фигура очень заметная в российской истории. С десяти лет от роду определенный ко двору, друг детских игр будущего Александра I, он достиг высочайших чинов. Желая обеспечить своему другу государственную карьеру, Александр I назначает кн. Голицына состоящим при обер-прокурорском столе в 1-м департаменте Сената, а затем — обер-прокурором этого и других департаментов, чтобы он «научился и готовился к высшим назначениям». Г. Р. Державин, занимавший пост министра юстиции, после первого же отчета кн. Голицына настоял, чтобы ему был пожалован орден св. Владимира. Державин прекрасно понимал, по собственному признанию, что кн. Голицын «посажен на сие место не для соблюдения законов и настоящего дела, а для тайного уведомления Государя, что в Сенате делается». В благодарность кн. Голицын сначала по неведению, а потом сознательно способствовал крушению его карьеры. Он так прокомментировал Александру I отзыв Державина на указ о вольных хлебопашцах, что очень скоро Державин был отправлен в отставку. (Правда, есть и другие версии отставки.) Вскоре Александр I назначает Голицына обер-прокурором Синода, членом Государственного совета, сенатором, управляющим делами Иностранных исповеданий, президентом Библейского общества и т.д. — это время неуклонного подъема Голицына. С 1816 года он исполняет должность министра народного просвещения, чуть позже учреждается Министерство духовных дел и народного просвещения, а Голицын становится во главе его. Министерство это было «не что иное, как один человек, для которого оно создано», по словам Ф. Ф. Вигеля. Все это имело серьезные последствия и для русской церкви, и для русского просвещения. Архимандрит Фотий, бывший приверженцем кн. Голицына, но впоследствии способствовавший его отстранению от дел, очень метко определил цель духовно-просветительской деятельности министра: «Смешать религию с ложным просвещением и просвещение с религиею и через то исказить религию и просвещение».
С приходом Голицына ужесточается цензурная политика: «По долгу звания моего обязываюсь я употреблять все зависящие от меня меры к недопущению во вновь печатаемых книгах никаких мыслей и правил, не терпимых ныне правительством». В соответствии с циркуляром от 4 апреля 1818 года цензоры обязаны были «искоренять мысли и дух, противные религии христианской, обнаруживающие или вольнодумство безбожничества, неверия и неблагочестия, или своевольство революционной необузданности». В соответствии с этими установками не поощрялись ни романы — «как совершенно ничтожные и для чтения вредные», ни даже сказки — как «служащие более к развращению вкуса и ума». Даже А. С. Шишков, известный ретроград, порицал кн. Голицына за «стеснительную цензуру, действительно слишком придирчивую и препятствовавшую развитию литературы». Карамзин именует министерство Голицына «министерством затмения»; «неисчислимо зло, причиненное целому государству сим кротким созданием», — пишет Ф. Ф. Вигель. А. С. Пушкин, выражая настроения прогрессивных кругов общества, награждает Голицына эпиграммой:
Вот Хвостовой покровитель,
Вот холопская душа,
Просвещения губитель,
Покровитель Бантыша!
Напирайте, Бога ради,
На него со всех сторон!
Не попробовать ли сзади?
Там всего слабее он.
Старику Державину, впрочем, пришлось посвятить своему бывшему неверному подчиненному другое стихотворение. В 1812 году Голицын устроил в своем доме на Фонтанке церковь во имя Св. Троицы. Император Александр I пожаловал в нее иконостас из Эрмитажа, в одной из двух специальных «молитвенных» комнат стоял огромный крест, у подножия его была установлена плащаница, а перед плащаницей — «сделанное из пунцового стекла человеческое сердце, в коем теплился неугасимый огонь». Г. Р. Державин, под впечатлением этих мистических «спецэффектов», написал:
Голицын! вера движет холм,
Спасает, отвращает гром
От царств единою слезой.
Блажен, кто может в ней
Свои утехи находить,
Быть здателем церквей
И души жизнию поить,
Сводя на землю небеса.
Се блеск! се слава! се краса!
Беспримерно широкая государственная деятельность князя Голицына вознаграждалась также беспримерно. В августе 1814 года А. Н. Голицын был пожалован орденом Александра Невского. Это был, может быть, удобный повод для старого поэта напомнить о себе своему бывшему подчиненному, вознесенному так высоко. В это время, вероятно, и появляется дарственная надпись. Напоминание сделано, впрочем, довольно лаконично, без каких-либо льстивых слов, с достоинством.
В 1816 году князь Голицын, ставший министром просвещения, становится и попечителем Лицея. Чуть было не закрывший Казанский университет, изгнавший профессоров из Санкт-Петербургского университета, Голицын активно вторгается в жизнь Лицея. Лицей попадает в ведение Министерства духовных дел и народного просвещения, тем самым отменяется его исключительное положение. Вместе с другими учреждениями (Академией наук, Публичной библиотекой и др.) Лицей стал подчиняться общим правилам министерства, лишившись самостоятельности. Позже, в 1822 году, Лицей передается в подчинение Его Высочеству цесаревичу Константину Павловичу, т.е. в управление военно-учебных заведений.
Правда, в годы управления Голицына заканчивается устройство библиотеки Лицея. Вместе со шкафами были переданы в Лицей и приняты профессором А. П. Куницыным книги из Александровского дворца в Царском селе, поступали книги из департамента министерства народного просвещения, были частные дарения. Князь Голицын, не чуждый филантропии, также передает в дар Лицею в 1816 году 102 тома различных сочинений. Очевидно, среди этих 102 книг и была наша «Ода на сретение...».
Рассмотрим еще раз эту любопытную книжку. Перед началом оды и после текста помещены две виньетки — «картинки», как говорил Державин. Известно, что он всегда хотел видеть свои издания «украшенными картинками»: еще в 1793 году, собираясь печатать свои сочинения, он вел переговоры с известным гравером Х. Майром (Mayr), которые не привели, правда, к практическим результатам. В этих своих стремлениях Державин находил поддержку и помощь у своих друзей — Н. А. Львова, А. Н. Оленина, В. В. Капниста (рукой Оленина были выполнены 92 рисунка тушью, сепией и акварелью в рукописи, поднесенной Г.Р. Державиным Екатерине II). Позже Державин адресовался к известному рисовальщику И. А. Иванову, рисунки которого просматривались Олениным. Незадолго до смерти Державин обращался и к знаменитому граверу Н. И. Уткину, но сумма оплаты за 515 гравированных виньеток показалась ему слишком велика. Как бы то ни было, в рукописях Державина находилось большое количество рисунков, относящихся к 90-м годам XVIII века. Помещая картинки в начале и конце сочинения, поэт всегда помещал и пояснения к ним. В нашем экземпляре тоже помещены такие «объяснения картин», неуклюжие и наивные, но характерные для своего времени.
Безусловно бесценно каждое прижизненное издание А. С. Пушкина. Их в нашем собрании не так уж много: ранние публикации в журналах первой трети XIX века и в дельвиговском альманахе «Северные цветы», отдельные издания «Истории Пугачевского бунта» и «Стихотворения» 1832 года. Кроме них, уникальными остаются первое посмертное издание (1838 — 1841), подготовленное В. А. Жуковским, П. А. Плетневым, П. А. Вяземским; первое научное, наиболее полное для того времени издание сочинений, осуществленное П. В. Анненковым. В 7-м томе этого издания появилась впервые научная биография А. С. Пушкина. Есть и другие издания сочинений второй половины XIX века.
Кроме сочинений А. С. Пушкина, есть в лицейской библиотеке книга и другого Пушкина, Андрея Никифоровича, полковника артиллерии, — «Записки о военном укреплении для употребления полевых офицеров, составленные артиллерии полковником Пушкиным. Печатано по высочайшему повелению». Книга издана в Санкт-Петербурге в 1827 году с посвящением великому князю Михаилу Павловичу. В лицейской библиотеке сохранилось две части из трех.
Особенностью этого издания было то, что Андрей Никифорович обобщил и использовал сочинения выдающихся европейских военных писателей — инженеров и артиллеристов — Шасселу, Мондора, Карно и др. В 1825 году Военно-ученый комитет признал сочинение Пушкина полезным. Книга была напечатана за казенный счет, а автор награжден бриллиантовым перстнем от Николая I.
Кто же этот Андрей Никифорович? Состоял ли он в родстве с А. С. Пушкиным, были ли они знакомы, встречались ли? В известной книге Л. А. Черейского «Пушкин и его окружение» мы не найдем сведений о нем. Но в обширной статье Б. Л. Модзалевского «Род Пушкина», помещенной в первом томе полного собрания сочинений Пушкина, выпущенного издательством «Брокгауз и Ефрон» (Спб., 1907; сер. «Библиотека великих писателей») Андрею Никифоровичу уделено внимание.
Андрей Никифорович Пушкин принадлежал к старшей ветви рода, ведущей свое начало от Александра Григорьевича, сына Григория Пушки, жившего в конце XIV или в начале XV века. Лишь двое из семи сыновей Григория Пушки, Александр и Константин, передали своему потомству прозвание Пушкиных. Андрей Никифорович принадлежал к старшей (новгородской) ветви потомков Александра, а от младшей, потомков Константина, и происходил по прямой линии Александр Сергеевич Пушкин. Отец Андрея Никифоровича, Никифор Изотович (умер в 1831 году), был женат на Е. А. Кашкиной, родной тетке П. А. Осиповой, тригорской приятельницы Александра Сергеевича Пушкина. Таким образом, не исключено, что однофамильцы и дальние родственники могли встречаться.
В 1824 году за представленные им сочинения, главным образом по военным проблемам, Андрей Никифорович был избран в члены-сотрудники, а затем и в действительные члены Санкт-Петербургского Вольного общества любителей российской словесности. Статьи его печатались в популярных журналах того времени: «Сын Отечества», «Славянин». Среди сочинений на военные темы выделяется работа «Взгляд на успехи словесности и изящных искусств на Западе», выпущенная отдельным изданием.
Вообще же был Андрей Никифорович человеком сугубо военным: в 1812 году юнкером поступил в лейб-гвардии артиллерийскую бригаду, участвовал во многих сражениях, за что был награжден орденами св. Анны II и IV степени и св. Владимира. Позже командовал различными частями артиллерии, «за примерный порядок и отличное устройство которых получал выражения Высочайшего благоволения». Был он настоящим боевым офицером и погиб в бою при штурме Варшавы в 1831 году.
«Записки о военном укреплении...» не были случайными в лицейской библиотеке, так как с 1816 года в Лицее вошли в курс военные науки, как принадлежащие старшему возрасту. Кстати, в 1821году, уже после окончания Пушкиным лицея, профессором военных наук был Александр Михайлович Пушкин, о судьбе которого и родственных связях с поэтом нам, к сожалению, ничего не известно.
Всего в Отделе редких книг сейчас хранится около 25 тыс. экземпляров из бывшей лицейской библиотеки. Невозможно подробно рассказать обо всех входящих в нее изданиях, можно лишь наметить общие контуры, которые дадут представление об этом собрании.
Судьбы многих старых библиотек часто бывают достаточно печальны: погибают в огне пожаров, распродаются по частям, передаются в другие (часто несколько) библиотеки. Не менее драматична и судьба лицейской библиотеки.
Блестящее, уникальное книжное собрание, представлявшее собой как единая коллекция выдающийся памятник книжной культуры России XIX века — такой попала библиотека Лицея в Екатеринбург в 1920 году. Библиотека формировалась более 100 лет, и в составе ее отразилось развитие русской и европейской культуры XVIII — начала XX века. Многие книги — признанные шедевры не только русской, но и мировой литературы, так как более половины фонда лицейской библиотеки — на европейских языках. Но начиная с 1925 года и позднее, в 30-е годы, когда создавались другие вузы Екатеринбурга, книги из библиотеки Лицея оказались в Уральском индустриальном институте и других вузовских библиотеках. Никому не пришло тогда в голову, что лицейская библиотека — это мемориальный книжный комплекс, делить и раздавать который просто недопустимо. Большая часть книг вернулась в университет в 1947 — 1948 годах, возвращались они из библиотеки УПИ и позже, в семидесятые. Но и сейчас лицейские книги находятся во многих книгохранилищах города: Областной публичной библиотеке им. В. Г. Белинского, библиотеках Горной академии, УГТУ (УПИ), Уральской юридической академии. У сотрудников Отдела редких книг есть надежда, что сейчас, когда ведется активная работа по составлению электронного каталога книг лицейской библиотеки, мы сможем получить сведения обо всех находящихся в Екатеринбурге лицейских изданиях, собрать их воедино (пусть не на полках, но на страницах каталога) и представить в сети Internet наиболее полное описание поистине бесценной лицейской библиотеки. Список литературы
1 См., например: Емельянов Б., Цыпина Н. «Нашли приют надежный...» // Уральский библиофил. Свердловск, 1984. С. 81-93; Главацкий М. Е. Рождение Уральского университета. Екатеринбург, 1995. С. 186-202.
2 См.: Селезнев И. Исторический очерк Императорского бывшего Царскосельского, ныне Александровского Лицея. Спб., 1861.
3Пущин И. И. Записки о Пушкине. Спб., 1907.
4 Le Cabinet des fees; ou Collection choisie des contes des fees, et autres contes merveilleux: Ornes de figures. T. 1-37. Amsterdam et se trouve а Paris: de l’imdivmerie de Cl. Simon, 1785-1786.
5Лагарп Ж. Ф.Ликей, или Круг словесности древней и новой. Сочинение И. Ф. Лагарпа: В 5 ч. Спб., 1810-1814.
6 См.: Анненков П. В. Материалы для биографии А. С. Пушкина. Спб., 1855. С. 14.
7Садовской Б. А. Державин. Русская камена. М., 1910. Статья воспроизведена в кн.: Ходасевич В. Ф. Державин. М., 1992. С. 342-350.