Фольклор - как главный фактор отражения культуры казачества

Секция 1.
ФОЛЬКЛОР- КАК ГЛАВНЫЙ ФАКТОР ОТРАЖЕНИЯ КУЛЬТУРЫ КАЗАЧЕСТВА
 
Лысенко Ю.М.
(г. Махачкала)
 
ФОЛЬКЛОРНЫЕЭКСПЕДИЦИИ И СОБИРАНИЕ КАЗАЧЬИХ ПЕСЕН, ВАЖНЫЙ ФАКТОР СОХРАНЕНИЯ КУЛЬТУРНОГОНАСЛЕДИЯ ТЕРСКОГО КАЗАЧЕСТВА
Кизлярскийкрай славен народной музыкой: “Песня душа народа”, не зря так говорят. Это лирическоевыражение, с помощью мелодии и слов, того внутреннего настроения, что овладеваетв данный момент одним или группой поющих. Одним из любимых жанров фольклора наТереке были исторические, военные и бытовые песни. Это хоровые, плясовые песни.Наибольшей популярностью пользовались военно-бытовые лирические песни,отражавшие тяжелую казацкую судьбу, безвременную смерть где-нибудь на чужбине,трудную долю казацких вдов. Сюда же можно отнести так называемую пейзажнуюлирику о Тереке, отражавшую любовь казаков к родному краю и верность ему. Вкачестве примера можно привести песню «Между серыми камнями», ставшую гимномтерского казачества. Песенный фольклор Терека в целом несет на себе сильнойотпечаток своеобразного казачьего образа жизни. В ней отражаются события, происходящиес человеком, или народом, а на события приграничный Терский край был всегда богат.А потому богат этот край и песнями. Невозможно представить казачество без песен.Как отмечала в своих работах преподаватель Чечено-Ингушского университета,литературовед и фольклорист Е.М.Белецкая — древнейшие домонгольского периодабылины сохранялись только на Русском Севере и у терских и гребенских казаков.[1]. Сразу следует оговорить, что речь в статье идет и о терских и о гребенскихказаках без разделения, так как и в имеющийся исторической литературе частоидет подмена или смешивание понятий, а фольклор у этих групп казаков во многомсхож.
Всефольклористы отмечают своеобразие и уникальность, даже в сравнении с Доном иКубанью, терской песенной традиции, так же берущей начало в древнейших русскихфольклорных пластах.
Любоепроизведение фольклора — сказка, песня, былина — живет в конкретных местныхформах. Например, классические былины, составляющие гордость русскогонационального искусства, представлены главным образом северорусскимивариантами. Говорить о них как об общерусских можно и нужно в том смысле, чтоони в наиболее полной и совершенной форме дают тип русского народногогероического эпоса. О многих народных песнях можно говорить как общерусских,поскольку они распространены повсеместно, их знают в самых различных областях.Но при этом в каждой области они живут в своих местных вариантах, имеют своюпоэтическую и музыкальную специфику. Фольклор есть сложное диалектическоеединство общенационального и местного. Местные варианты, стили, традиции — этоспецифическая форма выражения общенационального в фольклоре. Кроме того,существуют действительно местные песни, которые по разным причинам не получаютболее широкого распространения. Вопрос о специфике местного фольклора поэтомувесьма интересен, но и сложен. Это в полной мере относится к песенномуфольклору Терека. Имеется большое количество терских вариантов «общерусских»песен. Не вызывает сомнения, что песенный фольклор Терека в целом несет на себесильнейший отпечаток традиционного, складывавшегося многими десятилетиями, вомногом своеобразного казачьего образа жизни — способов хозяйствования, бытовыхоснов, социальных и семейных взаимоотношений, общего характера культуры [2;С.8-9].
Пониманиетого, что песни это культурная ценность приходит в Х1Х веке. Впервые терскиеказачьи песни стали известны русскому обществу в середине XIX века. Заканчивалась тяжелаякавказская война. В жизни казачества назревали большие перемены, но станицыжили еще недавним прошлым; в быту, в социальных и семейных отношениях былонемало патриархального. Это состояние превосходно отразил в своей повести«Казаки» Л.Н. Толстой, который был и первым собирателем терского фольклора. Впореформенный период и, главным образом, в конце ХIХ — начале ХХ века, в ролиисследователей выступают военные и гражданские служащие, учителя, хорошознакомые с жизнью и бытом казаков Терского левобережья. Они ставят и пытаютсярешить вопросы о времени их появления в крае, особенностях управления,хозяйственных занятий, религиозных верований и другого. Важнейшей заслугойдореволюционной историографии следует признать создание первых обобщающихтрудов.
В конце XIX — начале XX века на Тереке, собирателям удалось зафиксироватьзначительную часть классического песенного репертуара, в частности, записатьпревосходные образцы казачьей былины и сделать массу записей историческихпесен. В этот период был издан целый ряд работ о казачьих песнях [3].
По инициативе бывшего членавойскового хозяйственного правления, и наказного атамана Терского казачьеговойска С.И. Писарева Терский сборник на 1891 год опубликовал песни терских казаков,собранные в восьмидесятые годы Х1Х века “из уст самих казаков”, учителями местныхстаничных училищ: Борисовым, Баскаковым, Яицким, Требужиным и другими.Публиковались они и в последующих сборниках.[4]
Фольклорные экспедиции фиксируютживой репертуар, отражают динамику живого процесса, возрождают память обизвестных певцах и знакомят с новыми. Необходимость в такого рода экспедициях«по следам прежних собирателей» возникает всякий раз, когда проходитопределенное время и главное — когда изменяются исторические икультурно-бытовые условия самой жизни.
После Октябрьскойреволюции в изучении региона наступил длительный перерыв. Это было связано,прежде всего, с тем, что в административном отношении Терско-Кумское междуречьеоказалось разделенным между автономными республиками Северного Кавказа. Ситуацияизменилась с созданием Грозненской области в 1944 году. В послевоенный периодкафедра литературы Грозненского пединститута и редакция газеты«Грозненский рабочий» организовали фольклорную экспедицию вгребенские станицы. Результатом стал выход в 1946 году сборника «Песнигребенских казаков». В дальнейшем исследователи, главным образом фольклористы илитературоведы, внесли большой вклад в изучение духовной культуры казаков.Эстафета была продолжена историками.
Такимобразом, спустя несколько десятилетий, после довольно значительного перерыва, иглавное — после пережитых казачеством величайших социально-историческихсдвигов, экспедиция фольклористов направилась в казачьи станицы Терека летом1945 года, после окончания Великой Отечественной войны.
Экспедиция1945 года собрала значительный материал, освещающий состояние казачьейфольклорной традиции на рубеже исторических эпох. Годы революции, гражданскойвойны, социалистического строительства, Великой Отечественной войны произвели вжизни, сознании, культуре казачества, а вместе с тем — в структуре их фольклоразначительные перемены. В то же время классическое фольклорное наследиеобнаружило свою жизненность, оказалось близким и нужным казачеству на всехэтапах его истории. В нем поэтически закрепилась память о героическом прошлом,в нем широко и полно отразился духовный мир людей труда, светлые идраматические стороны их быта. [2; С.6.]
Русскаяпесня — один из ценнейших элементов русской национальной культуры, а терскиеказаки и казачки, сберегшие ее, тем самым внесли свой вклад в сохранениебогатства культуры нашей страны.
Вторичное«открытие» казачьей песни в послевоенные годы явилось событием немалогозначения. Не случайно газета «Грозненский рабочий» подробно освещала результатыработы экспедиции, а сборник ее материалов увидел свет уже на следующий год.Всесоюзный дом народного творчества пригласил певцов из с. Старые Щедрины —Никиту Михайловича Литвина, Наталью Георгиевну Бадину и Матрену ГригорьевнуПавлову — в Москву, где они с успехом выступали на эстраде, в консерватории. Наобратном пути они выступили перед жителями Грозного, в том числе в музыкальномучилище и в пединституте.
Ксожалению, в 40-е годы научным экспедициям удалось сделать очень немногое длятого, чтобы зафиксировать музыкальную сторону казачьих песен. Магнитофоновтогда еще не было. Специальная бригада записала песни на мягкие пластинки, ноони не были размножены и остались в архивах. В сборниках, вышедших в 1946 и1948 годах, нот не было. Это было значительным упущением, так как в музыкальномотношении терские песни исключительно интересны и богаты, казачье многоголосиес его разновидностями по отдельным районам представляет собой особенноеявление.
Тем неменее, экспедиции 40-х годов сыграли большую роль в сборе и классификации песентерских, гребенских казаков. Особо следует выделить деятельность докторафилологических наук Б.Н. Путилова, именно он был организатором вдохновителемсбора казачьих песен в послевоенные годы, им были подготовлены и изданы ужеупоминавшиеся выше сборники песен и статьи [5]. Им также была защищена диссертация«Исторические песни XVI-ХIХ вв. на Тереке». Также следуетотметить статьи литературоведа, кандидата филологических наук Б.С. Виноградоваи В.Г. Чеботаревой.[6]
Следующимэтапом изучения песенного творчества казаков стало издание сборника «Песни Терека»[7], в котором были опубликованы песни гребенских и сунженских казаков, и хотяв оглавлении не называется «терское» казачество, тем не менее, большая частьпесен, входящих в этот сборник бытовала среди собственно терских казаков, чтоеще раз говорит об их общности. Сборник был опубликован в г. Грозном в 1974году, под грифом Чечено-Ингушского научно-исследовательского института истории,языка и литературы, ответственным редактором сборника был вышеупомянутый Б.Н.Путилов, на тот момент уже работавший в г. Ленинграде, им же была подготовленавступительная статья, повествующая о сборе песен в послевоенный период. Сборник«Песни Терека» являлся результатом многолетней собирательской работы Ю.Г.Агаджанова, плодом длительных наблюдений за жизнью фольклора в терскихстаницах. Сборник включает в себя 199 песен, подробные примечания и нотынескольких песен. Песни были записаны циклами: песни каледарных обрядов,свадебные песни, исторические, лирические песни, песни советского времени.Часть песен была перепечатана из Записок Терского общества любителей казачьейстарины, Сборника материалов для описания местностей и племен Кавказа, которыебыли изданы в конце Х1Х — начале ХХ века, и которые упомянуты нами выше, ониуже не были доступны широкому читателю и поэтому их перепечатка была весьмауместна. Большая же часть песен была собрана Ю.Г. Агаджановым, тщательномуобследованию подверглись два притеречных района ЧИАССР: Шелковской иСунженский. Работа эта выполнялась в соответствии с планом работыЧечено-Ингушского научно-исследовательского института истории, языка илитературы.
 Собираяфольклор в этих двух районах, исследователь поставил перед собой задачу —сравнить, сопоставить их песенный репертуар с тем, чтобы определить общее иособенное, отличительное. Изучение фольклора проводилось экспедиционнымспособом. Сплошная запись была произведена в станицах Старые Щедрины,Гребенская, Старогладковская, Червленная, Шелковская, Орджоникидзевская,Троицкая, Серноводская, Ассиновская и Карабулакская. Кроме того, были проведеныэкспедиционные разведки в станицы соседних районов — Кизлярского и Наурского.
Ю.Г.Агаджанов отмечает, что, «собирая песни, подолгу работая в станицах, мы воочиюубеждались в глубокой заинтересованности местного населения в нашем деле. Всюдумы встречали радушие и гостеприимство. Как и у всякого фольклориста-собирателя,у меня было много добровольных помощников, самоотверженности и бескорыстиюкоторых не раз приходилось удивляться» [7; C.11]. Исследования, проведенные в 70-е годы ХХ века выявили связьпесенного фольклора Терека с политической историей, с событиями, которые имелисвое влияние на судьбу этого края.
ВКизлярском и Тарумовских райнах ДАССР примерно в эти же годы (1964-1969 г.) также были проведены фольклорные экспедиции, в ходе которых было записано 1390 текстов.Экспедициями 1964-1966 гг. руководил В.Д. Лебедев, а затем научный сотрудникИнститута истории, языка и литературы Даг. ФАН СССР (с 1991 г. Институт языка, литературы и искусств ДНЦ РАН) Валерий Сергеевич Кирюхин. На основе собранныхматериалов в 1975 году был издан сборник песен «Русская песня в Дагестане»[8],ответственным редактором которой также был Б.Н. Путилов. В этот сборник вошло349 текстов песен, правда в него и вошли и песни рыбаков Астрахани. Песни былизаписаны в следующих населенных пунктах Дагестана: х. Аверьяновский, ст.Александрия, ст. Александра Невская, с. Бабаюрт, п. Бирюзяк, с. БольшаяАрешевка, х. Б. Бредихин, Богатыревка, с. Брянск, с. Каякент, х. Калиновский,г. Кизляр, п. Коктюбей, с. Кардоновка, с. Кочубей, с. Кохановка, п. Крайновка,с. Малая Арешевка, с. Малый Бредихин, с. Некрасовка, с. Ново-Георгиевка, х.Новониколаевский, х. Новый Бирюзяк, с. Покровское, с. Раздолье, п. СтарыйТерек, с. Таловка, с. Тарумовка, с. Тушиловка, с. Татаюрт, п. Чаканный, с.Черняевка, п. Чечень, с. Юрковка. В.С. Кирюхин также делит песни на циклы:любовные, семейно-бытовые, шуточные, плясовые, свадебные, календарно-аграрные,духовные, исторические песни.
В.С.Кирюхин за период своей работы не раз еще приезжал с фольклорными экспедициями ввышеуказанные районы, им подготовлено большое число сборников песен и частушек,отражающие различные периоды истории нашей страны во всем и разнообразии и ихотражение в русском, и в первую очередь казацком фольклоре.[9]
 И еслив 80-е годы ХХ века изучение казачьего фольклора продолжалось: на летнихканикулах студенты филологических факультетов ВУЗов Чечни и Дагестана собирали текстыказацких песен, частушек, сказаний и пр., в качестве учебных заданий, то в 90-егоды в связи с осложнением экономической и политической ситуации в регионе,оттоком русского населения из Наурского, Сунженского, Шелковского, Кизлярского,Тарумовского, Хасавюртовского районов эта деятельность была практическипрекращена. На сегодняшний момент, на наш взгляд, важно сохранить имеющиесяданные и популяризировать их.
 
Литература:
 
[1]. Сошин Ю. Предисловие// МихаилКараулов. Терское казачество.— М.:«Вече», 2007.
[2]. Путилов Б.Н. Предисловие//ПесниТерека. Грозный, 1974.
[3] Гранадчиков П. Сборник сунженскихвоенных песен. СПб., 1876; Бутова Е. Песни поющиеся в станице Бороздинской //Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа (Далее — СМОМПК).Вып. 15. — Тифлис, 1893; Бутова Е. Песни поющиеся в станице Ищерской // СМОМПК.Вып. 15.- Тифлис, 1893.; Пятирублев В. Песни поющиеся в станице Наурской //СМОМПК. Вып. 15.- Тифлис, 1893.; Стефановский П.Ф. О песнях терскогоказачества. 1891; Панкратов Ф. Гребенцы в песнях. Владикавказ, 1895; Караулов М.А.Терское казачество в прошлом и настоящем. (Памятка терского казака).Владикавказ, 1912; Записки Терского общества любителей старины. Владикавказ,1914.
[4]. Терский сборник. Приложение к Терскомукалендарю на 1891 год. Вып. 1. Под ред. Стефановского П. Владикавказ, 1890.Терский сборник. Приложение к Терскому календарю на 1898 год. Вып. 4.Владикавказ, 1897.
[5].Песни гребенских казаков(Публикация текстов, вступительная статья и комментарии Б.Н.Путилова). / Подред. Н.И. Пруцкова. — Грозный, 1946; Путилов Б.Н. Исторические песни на Тереке./ Под ред. Б.Н. Двинянинова. Грозный, 1948; Путилов Б.Н. Кавказская война впеснях терского казачества. // Известия Грозненского областного краеведческогомузея. Вып.5. — Грозный: Грозн. кн. изд-во, 1953;
[6]. Виноградов Б.С. ПовестьЛ.Н.Толстого «Казаки» и народное творчество гребенского казачества //Известия Грозненского областного научно-исследовательского института и музеякраеведения. Вып.2-3. — Грозный: Грозн. кн. изд-во, 1950.
[7]. Песни Терека: Песни гребенских исунженских казаков. (Публикация текстов, вступительная статья и примечания Ю.Г.Агаджанова)/ Под ред. Б.Н.Путилова.Грозный,1974.
[8].Русская песня в Дагестане (Взаписях 1964-69 гг.). (Публикация, вступительная статья и комментарии В.С.Кирюхина). / Под ред. Б.Н.Путилова. Махачкала, 1975.
 [9]. Русская народная проза Дона иСеверного Кавказа о гражданской войне и социалистическом строительстве.(Публикация, вступительная статья и комментарии В.С. Кирюхина). Махачкала,1991; Русский фольклор о Великой Отечественной войне на Северном Кавказе.(Публикация, вступительная статья и комментарии В.С. Кирюхина). Махачкала,1995; Кирюхин В.С. Отражение современной истории, этнических связей инациональных отношений в русском фольклоре на Северном Кавказе, а также наДону, Прикаспии, Яике во взаимодействии. Саратов, 2000; Русский фольклор наСеверном Кавказе, периода демократических преобразований общества. (Публикация,вступительная статья и комментарии В.С. Кирюхина).Саратов,2005; Современныерусские частушки Северного Кавказа. (Публикация, вступительная статья икомментарии В.С.Кирюхина). Саратов, 2007.

В.П. Ермаков, Ю.Ю. Клычников
(г. Пятигорск)
 
«Я пожалую вас,
Гребенские казаченьки,
Вой, быстрым Тереком
Со протоками…»
 
КАЗАЧИЙ ФОЛЬКЛОР О РАННЕМ ЭТАПЕ СБЛИЖЕНИЯ НАРОДОВ СЕВЕРНОГО КАВКАЗА СМОСКОВСКИМ ЦАРСТВОМ
Врезультате организованного Иваном IV в 1552 г. похода против Казанского ханства, оно было разгромлено иприсоединено к Московскому царству. Через четыре года настал черед Астраханскогоханства, с ликвидацией которого Волга полностью перешла под контроль Российскогогосударства [17, 508]. Это давало возможность напрямую установить связь сполитическими объединениями Северного Кавказа, заинтересованными впокровительстве могущественного северного соседа, контакты с которым непрерывались даже в тяжелейшие годы золотоордынского ига [12, 55-58; 14,163-164; 6].
Еще вноябре 1552 г. в Москву прибыли послы от западноадыгских племен, среди которыхбыли бесленеевский князь Маашук Кануков, абазинский Татарук Езбозлуев, жанеевскийСибок Кансауков, с просьбой защитить их от крымских татар [1, 39].
ВНиконовской летописи об этом событии говорилось следующее: «Того же месяцаприехали к государю царю и великому князю черкасские государи князи Машук-князьда князь Иван Езбозлуков да Танашук-князь бити челом, чтобы их государьпожаловал, вступился в них, а их с землями взял к себе в холопи, а от крымскогоцаря оборонил» [11, 3].
Этопредложение вызвало живой интерес у российских властей, видевших всю выгодусовместной борьбы с крымцами, от которых страдали и окраины русскогогосударства. В 1553 г. черкесские князья в составе войск Ивана IV ходили в поход на южные окраины России,но, узнав о нашествии крымцев на «землю Черкасскую», просили царя отпустить ихобратно, а перед отъездом еще раз подтвердили свою готовность верно служитьрусскому государю [12, 69]. Как отмечал летописец, «крест государю целовали натом, что им со всею землею Черкасскою служити государю до своего живота: кудыих государь пошлет на службу, туды им ходити» [11, 3].
Заверность своему новому покровителю черкесы заплатили дорогую цену. В поздравлениипольского короля Сигизмунда-Августа крымскому хану Девлет-Гирею говорилось, что«з великим войском вашим тягнули есте из замку цесаря турецкого Озова до землипятигорских черкас на княже Албуздуя, которий лихий умысл на паньство ваше взялбыл, змовившися с княжем великим московским, и вы его землю за то воевали, а спомочью божею и самого его достали есте, и жону и з детьми, и теперь у везеньюсвоем маете» [11, 6]. На следующий год крымцы вновь повторили свой поход начеркесов, сея смерть и разрушения [13, 203].
Длясбора дополнительной информации на Кавказ был отправлен посол Андрей Щепотьев.Он должен был на месте разобраться в ситуации и при подтверждении приверженностиместных владельцев обещанию стать подданными русского государя принять ихприсягу. Возвратившись в августе 1555 г. В Москву, А Щепотьев привез известие оподданстве черкесов «всей землей» [7, 22]. По мнению Е.Н. Кушевой, речь вданном случае шла о том, что «в принесении присяги участвовали не только князьяи уздени, но и народ, крестьяне-общинники» [13, 204]. Это позволяет говорить оналичии предпосылок для складывания долгосрочного стратегического объединения,отвечавшего задачам превращения Московского царства в ключевую силу для народовважного приграничного региона.
Вместе сА. Щепотьевым прибыла и представительная делегация, состоящая из 150 человек воглаве с князем Сибоком. Он бил челом великому государю и предлагал организоватьсовместный поход против турок. Но Иван IV, не желая ссориться с могущественной державой, в этойпросьбе отказал, хотя и заявил, что в борьбе с крымскими татарами готов их защищатьи поддерживать [16, 14].
Царь в 1555 г. поспешил уведомить сопредельные государства о своих новых подданных, для чего отправил вЛитву Савлука Турпева. Это свидетельствует о том немаловажном значении, котороеИван IV придавал установлению прочных связейс черкесами. Для оказания им реальной поддержки летом 1555 г. царь послал боярина И. В. Шереметева с войском против крымских владений, что должно былосорвать татарский поход на пятигорских черкас [13, 207-208]. В 1556 г. набег крымцев не состоялся благодаря действиям отряда Дьяка Ржевского [13, 208-209].
Вдекабре 1556 г. в Москве стало известно об успехах черкесов в борьбе с крымскимханством. Сообщалось, что «черкасы пятигорские взяли два города, Темрюк даТоман, а приходил черкасской Таздруй-князь да Сибок-князь с братьею, которыебыли у царя и великого князя» [11, 4].
Летомследующего 1557 г. «приехали князи черкаскые служити государю и о устрое битичелом в прокы собе, Машук-князь Кануков да Себок-князь Кансауков… И царь игосударь их пожаловал и устроил их» [11, 5].
Союз сзападными адыгами продлился до 1560 г., когда под воздействием польскойдипломатии и расчета получить большие выгоды от сближения с Турцией, феодалыЗападной Черкесии прервали связи с Россией. Сказалось, видимо, и сближениеМосквы с политическим конкурентом западноадыгских владельцев — кабардинскимстаршим князем Темрюком [12, 71, 75-76; 5, 70].
Знаменательнымв русско-кабардинских отношениях стал 1557 г., когда в Москву от его имени приехало посольство, выразившее готовность служить Ивану Грозному верой и правдой.Очевидно, зная о том, что Темрюк пользуется несомненным авторитетом среди соплеменников,со стороны русского правительства к нему был проявлен значительный интерес [1,35-36]. Принято считать, что в состав посольства Темрюка входили ипредставители от гребенского казачества [10, 145].
Вопрос о появлении первыхлокальных групп казаков на Тереке уже давно обсуждается в исторической науке.Чаще всего звучат предположения о том, что казаки приходили на Терек сразу измногих мест, преимущественно с Дона и Волги. Пути их передвижения былиразличны, через Маныч и Куму, по Волге и Каспийскому морю и происходило этопримерно в середине XVI столетия [15].В настоящее время существует достаточно аргументированная «новгородская» илисредне-севернорусская версия происхождения этнического ядра гребенских казаков.Новгородские ушкуйники еще в XIV в.доплывали до Астрахани и почти наверняка знали дорогу на Терек [4]. Они-то иподготовили массовое переселение славянского компонента в регион [2, 34-39].
На новых местах казакиоблюбовали себе территорию на восточных и северных склонах и подножьях Терскогохребта, заселив пространство между правым берегом Терека и нижней Сунжей [3; 8,178-227]. Тогда эти земли назывались Гребнями, а отсюда и возник этноним –гребенские казаки или гребенцы.
Эти места были выбраныпервопоселенцами не случайно. Здесь они легко могли скрыться в случае угрозы ихвольности от любого неприятеля. Климат позволял заниматься земледелием искотоводством, в лесах в изобилии водилась дичь, а реки давали рыбу. Крометого, Терек обеспечивал сообщение с Каспийским морем, с Астраханью и Волгой.Через Куму и Маныч шла проторенная дорога на Дон.
Подмечено, что«информацию о местах первоначального проживания гребенцов одни исследователипросто сообщали, другие – выбирали что-то одно, третьи – пытались расширитьареал обитания.
Если суммировать сведенияиз преданий, то мы получим чрезвычайно большой регион (предгорные и горныерайоны нынешних Северной Осетии, Ингушетии, Чечни, Дагестана). Однако, вовторой половине XVI в. (к этомувремени относятся первые упоминания письменных источников о казаках вПритеречье) эта территория не пустовала, а с той или иной степенью полноты былазаселена горскими народами. С другой стороны известно о немногочисленностиранних казачьих социоров, которые просто не могли прочно освоить указанныйрегион. Но все становится на свои места, если учесть указания источников о«кочующих» в гребнях казаках. …Он… является показателем большой мобильностиказачьих групп, ориентирующихся в тот период, согласно преданиям, наприсваивающиеся отрасли хозяйства (охоту, рыболовство). При таком образе жизниказачьи поселения просто не могли оставить сколько-нибудь заметного«культурного слоя» и призывы археологически изучать гребенцов, раздававшиесякак в дореволюционной, так и в советский периоды так и останутся, по-видимому,благими пожеланиями, тем более что материальная культура горцев и казаковтрудноразличимы» [2, 41-42].
Казаки занимали пустующиеземли, а потому повода для конфликтов с горскими народами у них не было. Болеетого, борьба с общей внешней угрозой способствовала объединению усилий казаковс местными народами для противостояния враждебному окружению. Видитсязакономерным тот факт, что казаки также приняли участие в переговорах смосковским государем.
В гребенской песне «Не изтучушки ветерочки они дуют» поется о встрече казаков с Иваном Грозным. Ониобращаются к нему с речью и напоминают, что раньше «царь-надежа» дарилжалованье своим верным слугам. Нынче же «ничем ты нас, гребенских казаченьков,не пожалуешь», а все достается только князьям да боярам. После этого царьжалует их рекой Тереком [9, 23].
То, что это событие нашлоотражение в самых ранних образцах терско-гребенского фольклора, наглядносвидетельствует о том, какое значение придавали казаки самому факту служениярусскому государству. Находясь на неспокойном порубежье, они считали себязащитниками Отечества, верными слугами государя, и это стало доминирующейосновой казачьего менталитета в ходе его дальнейшего развития.
 
Литература
 
1.        Бушуев С.К. Изистории русско-кабардинских отношений / С.К. Бушуев. — Нальчик, 1956.
2.        Великая Н.Н.Казаки Восточного Предкавказья в XVIII-XIX вв. / Н.Н. Великая — Ростов-на-Дону,2001.
3.        Виноградов В.Б. Оместе первоначального расселения гребенских казаков / В.Б. Виногорадов, Т.С.Магомадова // Советская этнография. – 1973. — №3.
4.        Виноградов В.Б. Оранних этапах формирования терско-гребенского казачества / В.Б. Виноградов,Е.И. Нарожный // Первая общероссийская научно-практическая конференция«Казачество как фактор исторического развития России». – СПб., 1999.
5.        Виноградов В.Б. Кабардинцыи вайнахи на берегах Сунжи (черты взаимной истории XVI — середины XVIII в.) / Под ред. Н.Н. Великой. / В.Б. Виноградов, С.Д. Шаова (Кайтмесова).- Армавир-Майкоп, 2003.
6.        Голованова С.А.Русско-северокавказские связи IX — первой половины XVI века(историко-археологические исследования по материалам ЦентральногоПредкавказья.) / С.А. Голованова. Автореф. дис. канд. ист. наук. — Ростов-на-Дону,1993.
7.        Документальнаяистория образования многонационального государства Российского. В четырехкнигах. Книга первая. Россия и Северный Кавказ в XVI-XIXвеках. / Под ред. Г.Л. Бондаревского, Г.Н. Колбая. — М., 1998.
8.        Заседателева Л.Б.Терские казаки / Л.Б. Заседателева. – М., 1974.
9.        Историческиепесни на Тереке / Подгот. текстов, статья и примеч. Б.Н. Путилова. – Грозный,1948. — №1.
10.     История Дона иСеверного Кавказа с древнейших времен до 1917 года. — Ростов н/Д, 2001.
11.     Кабардино-русскиеотношения в XVI-XVIII вв. Документы и материалы в 2-х томах. — М., 1957. — T.I.
12.     Карданов Ч.Э. Уистоков дружбы / Ч.Э. Карданов. — Нальчик, 1982.
13.     Кушева Е.П.Народы Северного Кавказа и их связь с Россией (вторая половина XVI — 30-е годы XVII века) / Е.П. Кушева. — М., 1963.
14.     Мамаев Х.М.Освещение русско-северокавказских связей XIII-XV вв.в отечественной исторической литературе / Х.М. Мамаев, С.А. Голованова // Вопросыистории исторической науки Северного Кавказа и Дона. Материалы Всероссийскойнаучной конференции. — Грозный, 1985. — Вып.3.
15.     Ржевусский А.Терцы / А. Ржевусский. – Владикавказ, 1883.
16.     Смирнов Н.А.Кабардинский вопрос в русско-турецких отношениях XVI-XVIIIвв. / Н.А. Смирнов. — Нальчик, 1948.
17.     Тихомиров М.Н.Россия в XVI столетии. — М., 1962.

ГаруноваН.Н
( г.Кизляр).
 
ОСОБЕННОСТИФОРМИРОВАНИЯ ФОЛЬКЛОРА НИЖНЕТЕРСКОГО КАЗАЧЕСТВА В XVIII-XIXВВ.
 
Самобытным, живым памятникомистории и культуры Нижнетерского казачества является народный фольклор, песни,сказания. Наиболее ярко отражается процесс исторического самосознания роликазачества именно в их песнях. Любили песню в казачьих станицах. Были хорымужские и женские, стариков и молодежи. Песни военно-маршевые, бытовые ипромысловые считались мужскими, песни любовные, шуточные, плясовые – женскими. “Ядромтерской исторической песни являлась песня гребенская, оказавшая большое влияниена поэзию других казачьих групп. На Тереке не только создавались своипроизведения, сюда постоянно попадали песни с Дона, Волги, Урала…Новые песни приносили солдаты, приносили их из России и сами терцы, которымприходилось бывать в многочисленных походах. В результате на Тереке сложилсябогатый и разнообразный репертуар исторической песни, насчитывающий до 150сюжетов, что, конечно, не исчерпывает существовавшего репертуара[1]
Богатейший фольклор указаков терско-гребенских станиц. В нем отразились и “дела давно минувших лет,преданья старины глубокой”, замечательные былины, которые в XVIII-XIX вв. были распространены среди народных сказителей,казаков-старообрядцев. И, как отмечают исследователи, Лермонтов, создавая свою “Песнюо купце Калашникове”, использовал темы и сюжеты этих былин. Л.Семеновустановил, что “мотив любви Кирибеевича к жене Калашникова имеет некоторую аналогиюв былине терских казаков о князе Владимире и Настасье Микулишне”, а описаниепира сходно с описанием в былине гребенских казаков о Ставре-Лавре Тимофеевиче(ее записал М.Карпинский).[2]
Но былины, этот героическийэпос, в котором народ представляет и героев и свою историю как нечто идеальноеи недостижимое, как славное прошлое, – не самый распространенный жанр втворчестве казаков. Ведущую роль играют исторические и военно-бытовыелирические песни. В рассматриваемый период эти жанры получают особенноераспространение и развитие. В песнях казаки чаще воспевали не прошлое, аосмысливали живой исторический процесс, участниками которого они сами иявлялись. Казачья песня XVIII-XIX вв., и в частности казаков Терека, –это не только отражение народной истории, но и свидетельство развитойсамобытной культуры, не потерявшей значения и популярности вплоть до нашеговремени. Песни казаков с тех времен любимы всеми, даже не смотря на процессырасказачивания и противоречивого отношению к казачеству в XX в[3]
Если ранние циклыисторических песен – об Иване Грозном и Ермаке (кстати, Б. Путилов в названномсборнике приводит одну из песен “Ермак зовет казаков в Кизляр” – еще одноподтверждение, что Кизлярское поселение существовало в XVI веке), то более современные к рассматриваемомупериоду – это песни Разинского цикла (из них, к примеру, известная всем “Мнемалым мало спалось” о тяжелом сне Разина), песни петровской эпохи (более ни оком из царей казачество не сложило столько песен, как о Петре I) и песни, посвященные войнам стурками и Кавказской войне. Терские песни не романтизируют войны, в нихбезыскусственно и правдиво передаются и тяжести, и жестокие потери, и состояниечеловека на войне. Это вовсе не “Гром победы раздавайся, веселись, храбрыйросс!”. Казачья традиция воспевания военных подвигов более близка стилю и духу “Словоо полку Игореве”; казачьи песни всегда задушевны, несут в себе и горечь, ипечаль, и острый юмор, и жизненную силу, внутренний оптимизм. [4]
Кизляр в XVIII – первой половине XIX века – важный культурный и духовныйцентр для народов Северо-Восточного Кавказа. Здесь, в едином экономическомпространстве под мощным воздействием русской культуры в этнически неоднороднойсреде Кизляра складывались многообразные формы сотрудничества и добрососедства,формировались различные самобытные культуры.
Литература:
1.Гарунова Н.Н.Российские города крепости в контексте политики России наСеверо-Восточном Кавказе. Махачкала, 2007.- С. 189
2.ПутиловБ.Н. Исторические песни на Тереке. – Грозный, 1948. С. 3.
3.Русские писатели в нашем крае: сборник статей. – Грозный, 1958. С. 46-47.
4…См.: Русская песня в Дагестане / Сост., вступ. статья и коммент. В.С. Кирюхина.– Махачкала, 1975. С. 4.

Селина О.В.
(г. Махачкала)
 
СВАДЕБНАЯ ОБРЯДНОСТЬ ТЕРСКИХ КАЗАКОВ
Терскоеказачество – старейшая группа русского населения Дагестана. Культура этойгруппы представляет двоякий интерес – как один из вариантов восточнославянскойкультуры и как культура одной из этнических общностей Северного Кавказа. Однакомногие компоненты культуры казачества изучены далеко не достаточно. К нимотносится и свадебная обрядность.
Свадебныеобряды терского казачества, состав которого отличался еще в ранних периодахформирования терцев определенной этнической пестротой, отразили эту пестроту имноговековые наслоения. Даже в разных районах Терека заметны значительныеотличия как в отдельных деталях, так и в составе и порядке свадебного цикла.Так, много общего свадебная обрядность терских казаков имела с великорусской иукраинской свадебной обрядностью, но в тоже время выделялась своимисвоеобразными чертами, развивавшимися и под влиянием специфических условийжизни казачества и местного кавказского населения. Видимо, у первыхпоселенцев-гребенцов на Тереке свадебные обряды отличались определеннойпростотой. Акт заключения брака, как и у донских казаков, состоял в объявлениина кругу о желании стать мужем и желанной в знак защиты и покровительства казакприкрывал женщину полом своего кафтана [2; 145].
Выборневесты… Женились терские казаки с 17-19 лет. Такая ранняяженитьба казаков объяснялась стремлением их семей как можно скорее приобрестидаровых работниц, особенно если невеста была на 5-10 лет старше жениха.
Окачествах невесты судили, по ее родителям Важно, чтобы она была из порядочной,хозяйственной семьи и приучена к рачительному ведению хозяйства. Прежде выборомневесты полностью занимались родители жениха, но с середины XIX в. главная рольвсе более и более отводится самому жениху. Парни сами присматривали себеневест, встречаясь с девушками в хороводах, состоящих из 10 – 12 девушек,живущих поблизости – на одной улице или конце станицы. Устраивали хороводы, какправило, по воскресеньям и другим праздничным дням [1;94-98].
Свадьбыу терских казаков как у земледельческих народов, устраивали по большей частиосенью и зимой. Эти времена года были особенно традиционны для свадеб уземледельцев, согласованными с сельскохозяйственным календарем, удобны и почисто экономическим причинам: после напряженных сельскохозяйственных работ иуборки урожая в семьях были и средства и досуг, чтобы справить свадьбу.
Сватовство. Свадьбепредшествовала длительная и сложная процедура сватовства. Обыкновенно в сваты (старосты,ходаты) приглашали кого-либо из наиболее уважаемых и почтенных родственниковили родственниц. В свахи не брали только женщину у которой не было детей, таккак существовало поверие что и у молодых тогда тоже не будет детей. Подобные свадебныеправила и традиции относительно «вредоносной силы» бездетной женщины (особенно)или мужчины хорошо известны у многих кавказских и среднеазиатских (иранских итюркских) народов. Сваты, как правило, люди расторопные, речистые, находчивые,балагуры и весельчаки. Они шли в дом невесты вечером со специально испеченнымно этому случаю пирогом — хлебиной. Процедура сватовства одинакова во всехтерских станицах и имеет аналогии с восточнославянским обычаем сватовства наРуси, Украине, Дону, Кубани и др. Порядок сватовства носил чисто обрядовоезначение. Сваты под видом странников или купцов, прослышавших о «товаре»,входили в дом и заводили иносказательную беседу. Разговоры, которые вел сват,доводы, которыми он старался убедить родителей невесты, зависели, как и везде,в большой мере от его искусства, находчивости, умения побалагурить.
Еслижених был совсем не по душе хозяевам дома, то они не предлагали даже сесть, аэто уже было знаком отказа. Но если родители невесты и были рады сватам, то онивсе равно не давали сразу согласия на брак. Обычай требует, чтобы сватыприходили 3 раза. Всякий раз их встречали, сажали за стол, подносили по 3 чаркивина и, ссылаясь на различные причины, говорили, что пока не могут дать ответа.Когда родители невесты, наконец, давали согласие на брак, вечером в их домесобирались родственники. Сваты, получив согласие, шли за женихом, его отцом иматерью. Те несли с собой «хлеб-соль» (узел закуски и бутылку водки). Войдя вдом, женихова родня останавливалась у порога, учтиво здоровалась и кланялась.Мать вводила в комнату дочь, а отец невесты спрашивал сначала парня, потомдевушку согласны ли они стать мужем и женой. Этот традиционный обряд, конечно,не выявлял действительного отношения молодых к предстоящему союзу, о котороммогла быть уже предварительная договоренность родителей. Невеста скромноотвечала, что из родительской воли не выйдет; жених, хотя и говорил «да», но заэтим «да» мог скрываться тот же смысл, что и в словах девушки.
Невестуи жениха отводили в другую комнату на первое свидание, па котором жених дарилневесте сладости. Родители жениха меж тем просили у хозяев разрешения поставитьна стол свою «хлеб-соль». Во всех Притеречных станицах родне невесты в периодсватовства и свадьбы семья жениха оказывала особый почет и уважение.
Рукобитие. В домежениха, куда шли на розглядины родители невесты, их сажали в передний угол,рядом устраивались ближайшие родственники. В это время хозяева им прислуживалии усердно потчевали. Здесь же совершался еще один акт обряда – рукобитие:родители брачащихся клали заклад, то есть договаривались, какую неустойкудолжна будет заплатить в случае расстройства свадьбы виновная сторона (от 40 до200 рублей). Заклад скреплялся собственно рукобитием: родители жениха и невесты«били по рукам», то есть клали руки на стол, а сверху клали руки и всеприсутствующие.
Послерукобития несколько дней гуляют.
Своды. Обряд сводови пропоек во многом повторяет сватовство. Здесь присутствуют все родственникижениха и невесты. Значение его – чисто юридическое, желание коллективногосвидетельства, серьезности намерений двух больших семейных коллективов оформитьи доказать свое родство друг другу.
Вдни сводов-пропоек стороны окончательно договаривались об условиях и днесвадьбы, определяли с мельчайшими подробностями весь ее ход, церемониал,оговаривали число приглашенных, расходы, подарки, приданое, ладку, которуюделал жених (подвенечное платье и ботинки), то есть решали экономическиевопросы свадьбы. Изменение этих условий после сводов не допускалось.
Вдень сводов на невесту надевали косник – повязку на голову из разноцветныхлент; ее невеста носила до самой свадьбы. Своды были, таким образом, своегорода помолвкой, после которой девушка считалась невестой.
Отрукобития до свадьбы. Как только проходили пропойки, засватаннаядевушка официально объявлялась невестой. Теперь у нее часто устраивали вечерки,куда собирались и парни и девушки. На вечерах девушки, занимались рукоделием,помогая невесте доделывать приданое к свадьбе. На подобных вечерках пели разныепесни – грустные и веселые, исторические и лирические.
Периодмежду сводами-пропойками и свадьбой – 4 – 6 недель.
Канунсвадьбы. За день до свадьбы в домах молодых пекли из пшеничной мукивытушкы (калачи), каравай, лежень и шиши (маленькие круглые хлебцы); разливаливино, затыкая бутылки колосьями пшеницы, ржи, ячменя, овса, проса (чтобынечистая сила не забралась) и перевязывали их розовыми лентами.
Всеэти приготовления назывались «липыть шишки». Собственно шишек пекли оченьмного, так как их подносили каждому, кого приглашали на свадьбу, и во времяодаривания молодых, и в знак благодарности за подарки. Особое значение имелоизготовление свадебного каравая. Для этого в доме невесты собирались замужниеженщины; старались позвать таких, у которых была дружная хорошая семья иработящий муж. Женщины работали и пели каравайные песни.
Каравайбогато украшали шишками из теста (наподобие еловых и сосновых шишек),птичками-жаворонками, солнцем, месяцем; на нем ставили гильце-вильце (веткудерева или пучок травы, перевязанные красной лентой).
Удачныйи красивый каравай предвещал хорошую жизнь молодым. Он считался символомсчастья и плодородия в новой семье. Готовый каравай ставили в красный угол,откуда подруги невесты накануне венчания торжественно переносили его в дом жениха.
Девичник. В канунсвадьбы у молодых устраивались вечеринки. В доме невесты и в доме женихасобирались подруги, товарищи. Невеста, повязав 2 – 3 подружкам платочками,отправляла их с подарками (кисеты, шитые бисером, платки, рубашки) для жениха иего родни. Жених угощал девушек вином, одаривал платочками и посылал невестесвадебный подарок: платье для венчания, туфли, украшения. Девушки с песнямивозвращались назад. Жених между тем просил у родителей совета, кого выбратьдружкой, свахой и прочими свадебными чинами. Дружку назначали из холостыхродственников жениха. Обычно это был веселый, разбитной парень.
Утров день свадьбы. Рано утром мать будила невесту, а она – своихподружек. Все вставали, одевались, завтракали, точнее, завтракали подруги, аневеста их угощала. Если невеста была сиротой, она шла на кладбище «прощаться»с родителями. На кладбище невеста ложилась на могилу и долго плакала, прося уродителей-покойников благословения. После обряда «прощания», или «благословения»,все возвращались в станицу.
Часамк 10 утра от жениха к невесте приходила сваха и вместе с девушками под их песниначинала «убирать к венцу». У гребенцев и староверов других станиц невестанадевала алую шелковую, длинную, до самой земли, юбку, алую рубашку с длиннымиузкими рукавами, отделанными кружевами, черный или синий длинный шелковыйкафтан с заковрашами (отворотами на рукавах) и серебряный поясок. Обязательнобыли серьги (серебряные или золотые), бусы, мониста, чеченские браслеты. Бровии ресницы «сурьмили», лицо белили и румянили специально приготовленнымикосметическими средствами (казачки были весьма искусны в косметике), волосыподвивали, наводили локоны. Девушки особым способом крепко-накрепко заплетали невестекосу, чтобы свахе, которая должна расплетать косу в церкви перед венчанием,пришлось бы немало повозиться. При этом они пели:
Наморе утушка там купалась.
Насинем серая полоскалась… и т. д.
Невестаразбирала свой косник и давала подружкам по ленте. Когда невеста была убрана, всоседней комнате расстилали войлок и вводили ее на него (обычай ставить иподнимать на войлоке широко известен у степных ираноязычных, тюркских ммонгольских народов).
Невестастановилась на войлок и, кланяясь родителям в ноги, просила благословениясначала у отца, потом у матери. Она причитала:
 Ох,да ты родимый, ты мой батюшка,
Непрошу я у вас ни злата, ни серебра.
Апрошу я у вас от мира благословения.
Ох,благословите вы меня, родимый батюшка,
Добожей церкви пойти.
Ох,до божей церкви пойти.
Златвенец надеть [3; 88].
Родители,держа в руках икону, благословляли невесту.
А вэто время в доме жениха шли последние приготовления к поездке за невестой.Сходились товарищи-бояре: вместе с дружкой и свахой они составляли свадебныйпоезд жениха. Жених наряжался в полную парадную казачью форму: брюки-галифетемно-синие с кантами, легкие сапоги, белая рубашка с высоким стоячим воротом,парадный бешмет – тоже с высоким воротом с застежками-крючками до пояса идлинными узкими рукавами. Цвет канта бешмета, башлыка, верха шапки зависел оттого, к какому полку принадлежал казак: к Кизляро-Гребенскому – красный, кТерскому – синий и т.д. Поверх бешмета он надевал черную черкеску с газырями, вкоторые были вложены пустые гильзы – для украшения. Из рукавов черкески,широких с отворотами, выглядывали рукава бешмета. Подпоясав ее наборным кавказскимсеребряным пояском, жених привешивал посередине на пряжку (рукояткой вправо)кинжал в ножнах, по правому бедру – наган в кобуре или просто пустую кобуру. Начеркеску с левой стороны прикалывал красный восковой цветок (костюм жениха,заимствованный у соседних горских народов Северного Кавказа, был и утвержденнойвоенной формой терских казаков).
Приезджениха. Свадебный кортеж сопровождали песнями, стрельбой в воздух,джигитовкой. Поезд жениха останавливался у ворот дома невесты; ворота былизакрыты и тщательно охранялись родственниками и соседями невесты. Начиналасьвеселая перебранка, пока дружка не покупал ворота (выставлял собравшимсяводку). Наконец, поезд жениха въезжал во двор. Жених с товарищамиостанавливался перед домом, где, как и во время девичника, в который уж разустраивались веселые пляски – лезгинка, казачок.
Покупканевесты. В дом входили дружка, сваха. Около невесты сидела подсвашка(одна из родственниц невесты) и это место дружке предстояло выкупить дляжениха. Справа от невесты сидели 2 – 3 мальчика, каждый из них держал в рукахплеть или палку – охранять подступы к невесте. Дружка и сваха просили уродителей позволения выкупить место около невесты. Сваха торговалась сподсвашкой и, сговорившись копейках на 10, они менялись местами.
Когдасговаривались, и дети, получив по серебряной монете, освобождали место околоневесты. Дружка в это время вводил жениха и сажал на место, освобожденноедетьми. Дружка, не теряя времени, обносил присутствующих вином. Потом родителиблагословляли детей, все молились, а жених с невестой, взявшись за концыносового платка, выходили из дома, садились в тачанку и отправлялись в церковь.С ними ехали сваха (свашка), подсвашка, дружка, подружки и все остальные.
Священникначинал читать молитву, потом дружкам венцы и они держали их над головамижениха и невесты. Священник спрашивал у молодых, согласны ли они вступить вбрак (бывали случаи, когда невеста заявляла о своем несогласии). Молодые 3 разаобменивались кольцами и целовались а потом священник брал невесту и жениха заруки и обводил их трижды вокруг аналоя.
Отвозприданого. Мать и отец невесты оставались дома. Они выдавали рабочимприданое невесты, все ее вещи, а рабочие торжественно переносили (в конце XIXв. перевозили) их в дом жениха. Приданое невесты: сундук, постель, б – 15подушек, одеяло, тюфяки, а у гребенцов-старожилов еще обязательно тазик изеркало (по-видимому, это горское влияние, так как в русской и малорусскойсвадьбах ни тазика ни зеркала никогда в свадебной обрядности не употребляли; наКавказе у ингушей, чеченцев, осетин, черкесов в приданое невесты обязательновходили зеркало в оправе, медный таз, медный кувшин для воды и прочаяметаллическая утварь) [5; 45].
Приездот венца и свадьба. Жених с невестой возвращались на тойже тачанке, бричке, фургоне и т.п. Их сопровождали товарищи жениха верхом наконях и девушки в телегах и тачанках. Парни джигитовали, стреляли в воздух изружей, девушки пели песни. Родители жениха встречали новобрачных, стоя в дверяхсвоего дома и держа высоко над их головами надрезанный посредине хлеб. Кактолько жених и невеста переступали порог дома, родители сообща переламывалихлеб – одна половина оставалась в руках матери, другая – в руках отца.Родственники еще во дворе усыпали новобрачных хмелем, мелкими деньгами,конфетами. А мать с отцом после преломления хлеба благословляли жениха иневесту, вели их и сажали в передний угол, подавали легкую «закуску и чай –жених и невеста с утра ничего не ели!» Всем гостям мать невесты повязывала наруку платки, а дружку и сваху крест-накрест через плечо перепоясываларушниками. На столе без конца меняли закуски. Г. Малявкин писал: «Хотя… малоели, но перемены были постоянные; таков обычай, иначе, если перемены не будет,то плохая слава может распространиться относительно хозяев. Главное угощение:куры, утки, поросята, мясо; из хлебного – «лепешки», которые также постояннопеременялись, а гости большей частью только вскрывали их и смотрели начинку,которая в каждой перемене бывает иная.
Вконце XIX – начале XX в. у терских казаков существовал в общем-то единый типсвадебной обрядности с характерными общеславянскими чертами. Оттенки, различияв порядке свадебного цикла по отдельным станицам, колебавшиеся в пределахувеличения – уменьшения великорусских и малорусских черт, были следствиемнеодинакового численного соотношения двух этнических компонентов (украинского ирусского), составивших терское казачество [4;35-156].
 
Литература
1. РизахановаМ.Ш. Дагестанские русские XIX нач. ХХ в.Махачкала, 2001.
2. ЗаседателеваЛ.Б. Терские казаки (середина XVI – нач. ХХ в.).Историко-этнографические очерки. Изд. Моск.универс. М., 1974.
3. См. Русские:Семейный и общественный быт. М., Наука, 1989.
4. Культура ибыт народов Северного Кавказа. М., 1968.
5. Терещенко А.Быт русского народа. Свадьба. СПб, 1948. Ч. 2.

Атаева Л.Н.
(г.Махачкала)
 
ПЕСЕННАЯТРАДИЦИЯ ТЕРСКИХ КАЗАКОВ В ДАГЕСТАНЕ
В Дагестане в силумногих объективных причин сложилась неоднородная многослойная фольклорнаякультура, которая представляет собой «мозайку» локальных традиций. Среди них,наиболее крупные и яркие фольклорные традиции, которые определяют лицорегионально–народной русской культуры в Дагестане. Это песенный фольклортерских казаков с богатым репертуаром народной лирики и своеобразной манеройисполнения и песни русского населения городов и сел Дагестана.
В XVI в. в Дагестане появились первыепоселения терских казаков. Терское казачество, представлено двумя группами:терскими низовыми и гребенскими казаками, и являет собой сложное социальное иэтническое образование, в формировании которого приняли участие казачьи группыдругих регионов (донцы, волжцы), крестьяне из глубинки России, представителиразличных кавказских народов и другие [1].
Историческая наука и этнографиярасполагает в настоящее время материалами необходимыми для рассмотрениякомплекса казачьей культуры в Дагестане. Изучением истории, этнографии икультуры терского казачества в Дагестане занимались М.Ш.Ризаханова, И.АСуздальцева., Л.Б Гмыря., А.Г Аскеров., О.С Мутиева., М.-Р.А. Ибрагимов, В.Ф.Алиева, Ф.С. Гребенец. Что же касается изучения песенного фольклора терскихказаков, исследования и публикации их носили непостоянный характер. Первыезаписи песенного фольклора терских казаков были опубликованы в “Сборникематериалов для описания местностей и племен Кавказа” (СМОМК), выходивших вТифлисе. В выпусках 7, 15, 22, 28, 44 (СМОМК) опубликованы былины, историческиеи лирические песни, записанные М.Н.Карпинским и Ф.С.Панкратовым. В 1895г. вышелтруд Ф.С.Панкратова “Гребенцы в песнях”. Исследованием исторической песнизанимался Б.Н.Путилов, который в 1945-47 гг. организовал экспедицию по Тереку.Результатом экспедиции стали сборники “Песни гребенских казаков”(1946) и “Историческиепесни на Тереке”(1948). Исследованием казачьего фольклора занималисьЮ.Г.Агаджанов, Л.С.Киреева, В.Г.Чеботарева, статьи которых публиковались в«Ученых записках Грозненского пединститута». В 1974 г. вышла книга Ю.Г.Агаджанова “Песни Терека”. С 60-х годов русским и казачьим фольклором вДагестане и на Тереке занимался В.С.Кирюхин. Его издания “Русская песня вДагестане”(1975), “Современные русские частушки Северного Кавказа”(2007)содержат тексты казачьих песен любовной, семейно-бытовой, военно-бытовой,шуточной, плясовой тематики и тексты частушек терской традиции.
Самый обширный разделпесенного репертуара терских казаков составляет традиционная песенная лирика,которая включает произведения различные по содержанию и бытовому назначению. Всборнике В.С.Кирюхина «Русская песня в Дагестане» опубликовано 349 текстовпесен, которые были записаны от потомственных казаков в селах и хуторахКизлярского и Тарумовского районов Дагестана: Александрия, Александро-Невская,Бирюзак, Калиновская, Кохановский, Некрасовка, Новогладковка, Новокахановский,Новый Бирюзак, Старый Терек, Чаканый и другие [2;249]. Опубликованный материалотражает песенную традицию конца XIX –середины ХХв.
Специфический образ жизнитерских казаков, связанный с военной службой ощутимо повлиял на ихмузыкально-поэтическое искусство. Песенный фольклор терского казачества былнасыщен картинами освоения Северо–Восточного Кавказа и отражает историю защитыюжных рубежей России. Многие песни, строевые, маршевые, воинские составлялинаиболее стабильную часть традиционного репертуара не одного поколения, быливыучены от дедов и отцов и бережно сохранялись. Мужская традиция исполненияпротяжных песен была связана с охраной поселений и защитных линий, а также смноголетней службой, которую вынуждены были нести мужчины данного сословия.Военные походы, привалы обычно сопровождались пением. Благодаря стабильномусоставу казачьих войск, складывалась благоприятная среда для формированияустойчивого фольклорного репертуара терских казаков.
Казаки – это, преждевсего русские, которым дорога родная земля. Ради победы над врагом они нежалели своей жизни, мужественно переносили все тяготы войн. В тревожные дляРоссии дни казаки служили верой и правдой, оберегая страну от иноземных врагов.Их песни были полны оптимизма, воспевая силу русского человека, его веру впобеду над врагом:
Из – под горки все туман,все туман,
Из тумана серый конь,серый конь,
На коне-то командир нашбоевой, боевой.
Он скомандовал: «Казаки,все за мной, все за мной!»
Ведет сотню казаков засобой, за собой:
«За мной, братцы, неробей, не робей,
Опрокинем всех враговпоскорей, поскорей!»[3; 94].
Сама служба в песняхизображается с большой реалистичностью. Военные тяготы казака– один из главныхмотивов песен. Встречаются песни, повествующие о “веселой службе” казака снекоторой иронией. Особая тема военных песен – печальные думы казаков,заброшенных на “чужу-дальню сторонушку”, о гибели на чужбине, о доме, о роднойстороне:
Сторона ты моя, вот моясторонушка,
Сторона моя чужая, всечужая.
Я не сам-то зашел натебя, сторонушка,
Не сам я зашел, заехал.
Занесла-то меня,раздоброго молодца,
Занесла меня неволя, всеневоля… [3; 92]
Особо эмоциональны иочень популярны у терских казаков песни «Как гулял да казак», «Под ракитоюзеленой», «Проводы», «Ночи темные, тучи грозные», «Когда мы были на войне»,«Казачки вы казачки».
Несмотря на специфичностьтрадиционного казачьего песенного репертуара, который характеризуется военнойтематикой, немалое место в нем занимают и лирические протяжные песни,являющиеся неотъемлемой частью музыкально-поэтической культуры казачьих сел,особенно те, в которых пелось о разлуке с любимым человеком. Такие песнизанимают большое место в лирической поэзии казаков. Эта особенность объясниматем, что продолжительная военная служба отрывала казаков от гражданской жизни,от родных мест и близких им людей. Все это не могло не отразиться на репертуарелирических песен. Названия каждой лирической песни ярко характеризует еесодержание: «Хуторские казаки», « Молодая казачка», «Когда мы были на войне»,«За Терском огонь горит», «Ехали солдаты со службы домой», «По бережку крутому»и другие. Лирическая песня выразила бесконечный в своей самоуглубленности иторжествующей красоте мир чувствований человека. Она показала устойчивостьдуховных ценностей, выработанных народом [4; 10].
В песне казаки находилинаиболее полное и точное поэтическое выражение своих чувств и переживаний,душевных эмоций, радостей, горестей, которыми живет человек. Песня эмоциональнои поэтически обогащает взгляд казака на жизнь, облекает в слова и мелодию мыслии переживания, которые казак выразить иногда не в состоянии. В песне закрепилсяопределенный жизненный опыт казачества, народная мудрость, в которой мы находимвыражение народных идеалов, а терские казаки, основав свои поселения на Тереке,развивали свои песенные традиции и создавали на местах поселения свой богатыйрепертуар.
Наиболее обширна и популярнагруппа плясовых, шуточных и игровых песен терских казаков, составляющая яркийжанрово-стилистический пласт бытового фольклора терских казаков. Многие игровыепесни в селах было принято петь в пору зимних святок, на вечеринках в периодмежду Рождеством и Крещением. Шуточные и плясовые песни казаков состоятпреимущественно из песен, в которых чаще всего поется об удалом добром молодце.Эти песенные жанры насыщены социальными мотивами, в них много неподдельногоюмора и сатиры, острых замечаний: «Как заставил меня муж», « Мой муж рыболов,он поехал на речку», «Офицерик, офицерик» и др. Исполнительская манерапевческой традиции в речитативном характере произнесения зачинов, использованиитвердости звуков, придает особую лихость исполнения. Песни, исполняемыеженщинами, основная тема которых неудачная любовь, разлука, измена милого,популярны и по сей день: «Обломилась доска», «Туман, туман», «Комарики»,«Молодая казачка».
В 2008 годуГосударственный Терский ансамбль казачьей песни записал у ансамбля «Рыбачки» вс.Коктюбей, тексты свадебных песен в исполнении песельниц, известных не тольков Дагестане, но и в России: Н.З.Редькиной, М.В.Редькиной, М.А.Сячиной,А.А.Рокко, В.Е. Коваленко. Песни исполненные участницами ансамбля «Рыбачки» изс.Коктюбей: «Наша млада», «Не вставала я рано зарей», «Ой раненько во дворе»,«Спасибо хозяину», «Здравствуй хозяин», «Молодка» и другие активно бытуют впесенном репертуаре и в настоящее время, что еще раз подтверждает мнение о сохранностипесен.
Необрядовые лирическиепесни составляют основной слой песенного репертуара людей преимущественно старшегои среднего возрастов, прочно усвоивших их в своей молодости. Сохранность этихпесен объясняется тем, что многие из них соответствуют переживаниямисполнителей, многие тексты исполняются без изменений, а некоторыепереосмыслены и звучат по новому.
Самые распространенныесреди них – песни о любви, которые проникнуты чувством тоски по милому,разлуки, свидания или измены: «За рекой за Тереком», «Судьба», «Комарики».
Наряду с историейзаселения края, на судьбу фольклора в новых условиях существенное влияниеоказывает этническая принадлежность переселенцев. Как считает Н.А. Криничная«осознание значимости своей традиции в иноязычном окружении, признак живучестиданной этнической группы, и чем больше опасность нивелировки, исчезновенияэтнокультурной традиции, тем заметнее тенденция, связанная с ее сохранением»[5; 33].
Частушки занимают заметноеместо в культурной жизни сел, являясь неотъемлемой частью быта русскогонаселения Дагестана и терского казачества. Тема любви в частушках наиболееразработанная, любовные отношения молодых людей, всевозможные «сюжеты» этихотношений (встречи, гуляния, размолвки, разлуки), разнообразные оттенки чувстви настроений, связанные с этой темой, получили в частушках разностороннеевыражение.
Частушка связана с современностьюи создается, исполняется на современные темы и события. В настоящее времячастушка бытует и развивается, обогащаясь новыми темами. В сборникеВ.С.Кирюхина “Современные русские частушки Северного Кавказа”(2007)представлены тексты терской, кубанской и ставропольской традицийимпровизационного содержания. Среди них, тексты обусловленные велением временио предпринимателях, артистах, героях сериалов, депутатах, которые пользуютсяособой популярностью:
Раньше милого ругали:
Спекулянт, да спекулянт,
А теперь зауважали;
Он теперя коммерсант [6;101].
Наиболее известнымиисполнительницами русских частушек в Дагестане являются Редькина ТатьянаГеоргиевна (1946 г.р. с.Тарумовка) и Бычкова Галина Алексеевна (1956 г.р. г.Кизляр). В их репертуаре большое количество любовных, шуточных, плясовых частушек ичастушек на современные темы.
Государственный Терскийансамбль казачьей песни (г.Кизляр, руководитель С.С.Черевкова) сохраняет быт икультуру казачества Терского края.
Руководством ансамбляпроводятся этнографические изыскания в Нижне-терском регионе, в местахисторического проживания русских. Песни, найденные в казачьих станицах, входятв репертуар коллектива. Выезжая и встречаясь с фольклорными коллективами,ансамбль стремится перенять все самое интересное, что может понравитьсяслушателю.
Выступлениям казачьегоансамбля присущи оптимизм, искренность, выражение грусти и в то же время юмор,острота, энергия и жизнелюбие – все это есть в характере терских казаков.
Восстанавливаютсяпроизведения из старого репертуара казачьего хора: старинные бытовые, обрядовыепостановки, строевые песни и причитания. При подборе репертуара большоевнимание уделяется терским народным казачьим песням и песням местных авторов икомпозиторов казачьей тематики. В репертуаре Терского ансамбля более сорокапроизведений. Ко многим разработаны хореографические и театрализованныепостановки: «Сватовство», «Терская свадьба».
Коллектив ансамбляежегодно принимает участие в республиканских мероприятиях и праздниках.
Творчество казачьего коллектива отмеченомногочисленными наградами и поощрениями, среди которых почетные грамоты атаманаТерского казачьего войска В. Бондаренко за участие в возрождении игосударственном становлении казачества, а также 10-летия Кизлярского особогоокруга ТКВ; диплом за участие в шестом Республиканском фестивале «Салют Победа»в мае 2003 года от Министерства культуры РД. Дипломом лауреатаисторико-этнографического фестиваля казачьей песни «Сполох-2003» в г. Москвебыл награжден художественный руководитель Государственного ансамбля Н. Квитко,атаманская грамота вручена директору ансамбля С.С. Черевковой. За участие вэтом фестивале коллектив получил четыре награды, в том числе икону АндреяПервозванного.
За участие вгала-концерте «Дагестан — наш общий дом» республиканского фестиваля народноготворчества в честь 60-летия Победы ансамбль награжден дипломом Министерствакультуры РД и Республиканского Дома народного творчества (2005 год). Нареспубликанском празднике национальной песни «Наследие» коллектив получилдиплом (2005 год), за участие в конкурсе экспозиций, посвященных «Историиразвития Терского казачества на Кизлярщине», проводимого в честь 271-йгодовщины города Кизляра, ансамбль получил диплом МО «Городской округ Кизляр»В.С. Паламарчука (2006 год). Участие в республиканском празднике «Дагестанскаямасленица» пополнило копилку наград ансамбля дипломом Правительственнойкомиссии РД по проблемам русскоязычного населения, Министерства культурыДагестана и Республиканского Дома народного творчества, а за участие вфестивале народной песни «Родной земли многоголосье», посвященной 271-йгодовщине со дня основания Кизляра, награжден дипломом главы МО «Городскойокруг Кизляр» В.С. Паламарчука.
Таким образом, к моменту миграции вДагестан, терское казачество владело довольно значительным и своеобразнымфольклорным богатством, которое можно рассматривать как источник, в которомнашли свое отражение, как конкретные исторические факты, так и семейныеколлизии. Однако кавказские природные условия, а также повсеместное проживаниев окружении коренного населения наложили отпечаток на песенную культурутерского казачества. Кроме того, русские переселенцы и терское казачествоконтактировало с другими этносами переселенных из различных регионовЕвропейской части России, что привело к трансформации песенной традиции русскихи терских казаков в Дагестане. Несмотря на сложную обстановку в регионе, быстроменяющиеся процессы экономического, политического и технического развития общества,в Дагестане продолжает бытовать традиционный фольклор русского населения итерского казачества, не утратив значения в социально-бытовом контексте ипо-прежнему включаясь в различные звенья жизнедеятельности.
Литература
1.        Аскеров А.Г.Социально–экономическое развитие Нижнетерского казачества во второй половине XIX –начале XX века. – Кизляр, 2009. – 167 с.
2.      Кирюхин В.С. Русская песня вДагестане.– Махачкала, 1975.– 220 с.
3.      Агаджанов Ю.Г. ПесниТерека.–Грозный, 1974.– С.94 .
4.      Русская народная поэзия.Лирическая поэзия: Сб./ Сост., подгот. текста, коммент. А.Горелова. – Л. 1984.– 584 с.
5.        Криничная Н.А. Овзаимодействии этнокультурных традиций: к методике полевых и теоретическихисследований // Сохранение и возрождение фольклорных традиций: Сб.тр. Вып.6:Русский фольклор в инокультурном окружении.– М., 1995.– С.33.
6.        Кирюхин В.С.Современные русские частушки Северного Кавказа.– Саратов, 2007.– 220 с.

ЕмельяновО.Б. (г. Георгиевск)
 
КАЗАЧЬИПЕСНИ КАК ОТРАЖЕНИЕ ВОЕННО-ПОЛИТИЧЕСКОЙ СИТУАЦИИ НА ТЕРСКОМ ЛЕВОБЕРЕЖЬЕ ВПЕРИОД “КАВКАЗСКОЙ ВОЙНЫ”
В 2007 г. в Екатеринбурге увидела свет замечательная работа «Терек вспышный. Песни гребенских казаков».Составитель кандидат филологических наук Е.М.Белецкая и художник С.В.Наймушинаподготовили к печати подборку собранных в течение двадцати лет казачьих песен сяркими иллюстрациями к ним еще к 1991 г. На момент составления сборникаЕ.М.Белецкая являлась доцентом Чечено-Ингушского государственного университетаимени Л.Н.Толстого, а С.В.Наймушкина — студенткой-дипломницей ленинградскогоинститута имени И.Е.Репина.
Вступительную статьюнаписал доктор филологических наук, ныне покойный Б.Н.Путилов, который еще в40-х годах одним из первых обратился к изучению казачьей тематики на СеверномКавказе (См.: Песни гребенских. — Грозный, 1946 и др.). Академик Д.С.Лихачевдал положительный отзыв, в котором подчеркивалось, что «…сборник песенгребенских казаков представляет собой подборку подлинных фольклорных текстов.Все они привлечены из живой исполнительской среды, собраны и записаны в рядеэкспедиций» (с. 4).
Местные власти, «как нистранно» оказывали помощь, в Госкомиздате нашлась даже мелованная бумага икнига должна была выйти «в Ленинграде, в самой лучшей типографии». Однако жизньраспорядилась иначе. В предисловии к екатеринбургскому изданию член Союзахудожников России Светлана Васильевна Наймушина отмечает: «Кто бы мог подумать,что 1991 год, год в котором было запланировано издание нашей книги, перевернетвсё. Все мы теперь живем в совсем другой стране, не поменяв гражданства. Ну, аво что превратился мой родной город Грозный, я думаю писать излишне. Отказачьих станиц, в которые мы ездили “за песнями”, остались теперь толькорусские названия. Потомки гребенских казаков превратились в беженцев. Эта войнапомогла выбить то последнее, что сопротивлялось более четырехсот лет ивыстояло, что не удалось истребить ни революцией, ни расказачиванием» (с. 7).
Книга состоит из трехчастей, первая из которых озаглавлена – “Былинные, исторические, военно-бытовыепесни” (с. 30-111). Вслед за песней, посвященной Илье Муромцу, встречаемследующие строки: «Престарелая старушка / Пашню пахивала; / Она пашенку пахала,/ Пшёнку сеяла». И здесь же в поле встретила двух «премогучих сильныхбогатырей», которые поведали ей о смерти сына на Шалинской поляне (с. 33-34). Вданном случае со всей очевидностью, в первую очередь мы видим, как порубежноеказачество ассоциирует себя с былинными древними героями, стоявшими на защите русскихземель, но уже с переложением на местные кавказские условия первой половины XIX в., происходившие в предгорныхрайонах Чечни.
В кровопролитныхстолкновениях казачьи сотни несли невосполнимые потери. О напряженности боевыхдействий красноречиво свидетельствует тот факт, что за короткое время погибличетыре командира левобережных казачьих подразделений. Первым в 1832 г., во время сражения под Гудермесом, был застрелен командир гребенцов полковник Волженский. Впамять о нем народная молва сложила песню «Пыль клубится по дороге» [См.: 1],еще совсем недавно звучавшую в левобережных станицах Терека. В 1839 г. при штурме укрепленного каменного замка Ахульго в Дагестане смертельное ранение получил командирМоздокского полка майор Власов, о котором также сложили поминальную песню, впервыеопубликованную в “Терских ведомостях” еще в 1868 г. [2]. В этом же году, 14 августа [3], в перестрелке погиб командир Кизлярского полка и впамять о нем терский остров получил название “Ульяновский” [4]. В январе 1842 г. во время отражения очередной массированной вылазки горцев на Терское левобережье, смертельноеранение получил командир Гребенского полка подполковник Л.А.Венеровский [5].
В 50-е годы позапрошлогостолетия военные действия в Восточном Предкавказье достигли своего апогея. Внепрекращающихся боях с северокавказскими горцами сложили головы и многиегенералы российской армии [6]. В песенной народной памяти сохранилисьуважительные воспоминания о командире сунженских казаков Н.П.Слепцове (с.64-68). Не забыли гребенцы и Наказного атамана Кавказского Линейного казачьеговойска Ф.А.Ккруковского, погибшего в предгорьях Чечни летом 1852 г. [6, с. 62-64].
Вторая часть озаглавлена“Песни колыбельные, календарные, лирические, баллады” (с. 112-175), которыесопровождали станичников от рождения до смерти. Из этого ряда наиболее известнаколыбельная песня, подслушанная М.Ю.Лермонтовым в станице Червлённой в 1837 г. и записанная им на клочке бумаги. Она в различных вариантах до сих пор звучит в казачьихсемьях. Переработав на поэтический слог слова, поразившие его, Михаил Юрьевичсумел сохранить и донести до нас весь глубокий смысл, заложенный в повседневнойжизни левобережного казачества в условиях многолетнего военного противостоянияс соседними враждебными народами.
Профессор Н.Н.Великая водной из своих монографий, исследуя процессы социализации у казаков ВосточногоПредкавказья, подробно рассмотрела “Казачью колыбельную песню”. В первуюочередь было обращено внимание на воспитание с юных лет мужчины-воина,«который может отличиться, завоевать почет и уважение своими делами наполе брани. Идеал женщины-казачки – мать, верная жена-труженица, которая ждетдомой мужа и сына» [7].
Третья часть озаглавлена“Песни свадебные, скоморошины, частушки” (с. 176-256), которые никогда незвучали вместе, а отличались не только по тематике, но и различались по порядкуисполнения, даже в соседних казачьих общинах. В этих песнях главным образомпредставлены основные праздничные мероприятия, часто сохраняющие общеславянскиекорни. В редкие минуты затишья, но под охраной кордонных казаков на заставах ив пикетах на Тереке, станичники веселились, стараясь хотя бы немного забыть отрудностях повседневной жизни на передовой черте с горскими народами Кавказа.
Таким образом, рассмотревсовсем небольшое количество известных песен гребенских казаков, можнозаключить, что героико-историческая тема присутствует в них. Причем, старинныеварианты переработаны и приурочены к более поздним событиям, участникамикоторых становились жители гребенских станиц. Отражены в них и наиболеезначимые события, происходившие на полях сражений в XIX в., главным образом, связанные с гибелью казачьихвождей. В целом же, несмотря на специфику жизни порубежного казачества, иособого военизированного населения Северного Кавказа, “военная” тематика никоем образом не доминирует над повседневными бытовыми песнями, предназначеннымидля всевозможных сторон человеческой жизни.
Примечания
1. Белецкая Е.М. Казачество внародном творчестве и в русской литературе XIX в. — Тверь, 2004. – С.66, 207.
2. Там же, с. 208.
3. Центральный государственный архивреспублики Северная Осетия-Алания (ЦГА РСО-А). Ф.3. Оп.1. Д.402. Л.22.
4. Бутова Е. Станица Бороздинская,Терской области, Кизлярского округа // Сборник материалов для описанияместностей и племен Кавказа. Вып.7. — Тифлис, 1889. – С.4.
5. Ктиторов С.Н. «Известный на Кавказепо отличной храбрости…» (штрихи биографии Льва Антоновича Венеровского) // Из историии культуры линейного казачества Северного Кавказа. Материалы четвертоймеждународной Кубанско-Терской научно-просветительской конференции. — Краснодар- Армавир, 2002. – С.67.
6. Белецкая Е.М. Указ. соч. с.207-208.
7. Великая Н.Н. Казаки ВосточногоПредкавказья в XVIII-XIX вв. — Ростов-на-Дону, 2001. – С.195-196.

СефербековР.И.
(г.Махачкала)
 
ОБ ОДНОММИФОЛОГИЧЕСКОМ ПЕРСОНАЖЕ ТЕРСКИХ КАЗАКОВ
Заметное место в духовнойкультуре терских казаков занимали их традиционные религиозные верования. Будучисоставной частью великорусского народа, в мифологии терских казаков сохранилисьпредставления о домовых, леших, водяных, русалках, ведьмах и т.п. [1] Проживаяс давних времен на Северном Кавказе, терские казаки испытали определенноевлияние мифологии местных народов. Наиболее наглядно это можнопроиллюстрировать на примере мифологического персонажа Лобаста. Первоеупоминание о нем встречается в сообщении Т. Рогожина. В соответствии с егоописанием, «это нагая женщина, большого роста, весьма полная и обрюзгшая добезобразия и отвращения, с громадными, приблизительно в аршин, отвислыми грудями,закинутыми иногда чрез плечи на спину, и с косами, достигающими до земли; вобщем, наружный вид ее крайне и невыносимо безобразный, отталкивающий инаводящий страх. Она живет в больших болотах, озерах и омутах. Своим видом онанаводит страх на людей, и, кроме того, часто захватывает людей, проходящих мимоее жилища, затаскивает в болото и щекочет сосками своих грудей, щекочет иногдадо смерти» [2].
Анализируя данноеописание, следует обратить внимание на название, внешний облик, гендернуюпринадлежность, локус обитания, функции и предикаты этого демонологическогоперсонажа. Относительно названия этого персонажа –Лобаста, невстречающегося в демонологии других русских, то, на наш взгляд, оно возникло небез влиянияАлбасты – злого демона, связанного с водной стихией, утюркских народов Северного Кавказа. [3]
У кумыков демон Албаслыкъатын являлся олицетворением злого, враждебного человеку начала. Поповерьям, это женщина огромного роста, с густыми распущенными волосами и сбольшой отвислой грудью. ЖиветАлбаслы къатын в лесу, в пещере, а поночам бродит в окрестностях селений и даже посещает дома жителей. Она оченьзла, жестока и душит свои жертвы.[4] Ногайцы представляли Албаслы вобразе женщины с длинными волосами, обвислыми грудями, которая она, убегая,закидывала за спину. Ступни ног у нее широкие, повернуты пятками вперед. Ходитвразвалку, обитает преимущественно в лесу, где ее можно увидеть сидящей поддеревом, расчесывающей серебристого цвета волосы длинными ногтями. Напав начеловека, Албаслы уносит его в лес и умерщвляет щекоткой.[5]
 В пользу нашегопредположения свидетельствует и внешний обликЛобасты, который во многоманалогичен тюркскому персонажу и мало соответствует облику других, связанных сводной стихией мифологических персонажей русских, например, русалок.[6] «Русалки– бледнолицые, с зелеными распущенными волосами женщины, живущие в реках иозерах. В русалок, по народному мнению, обращаются обыкновенно души утопленниц,а также души детей, умерших некрещеными. Русалки по ночам выходят из рек ирасчесывают свои длинные зеленые волосы, с которых струится вода. Есливстретится с ними человек, то они или топят его, или же защекочивают досмерти». [7] «По народным представлениям, обычно русалки – похотливые женщины,которые проводят время чаще всего в любовных играх с юношами и по отношению кчеловеку ведут себя враждебно без всякой на то причины…Русалки живут не там,где умершие предки, не на том свете, а близ людей, в лесах, в воде и в полях,т.е. очевидно, там, где они умерли или похоронены и где находятся все другиезаложные покойники» [8]. «Русалки, по поверьям, наносят людям вред: пугают,гоняются, топят, убивают, замучивают щекоткой, они прельщают мужчин и ненавидятженщин, портят скотину, воруют детей» [9]. Образ русалки связан как с лесом,так и с водой.[10] Близки к русалкам в мифологии восточных славян существатакже женского пола – берегини.[11]
Следует указать, что Лобастуи русалок роднят некоторые внешние черты (длинные волосы), локус обитания излокозненные по отношению к человеку действия. Наличие уЛобасты огромныхгрудей свидетельствует о первоначально позитивном образе, который, вероятно,восходит к образуВеликой Богини-матери [12] и связан с плодородием,покровительством женщине, семье и деторождению. Подтверждением нашего тезиса освязи описываемого персонажа с образом Великой Богини-матери является имнение В.М. Котович, которая считала, что «сама иконография образа женщины сбольшими грудями – довольно прямолинейно подчеркивает традиционные черты образаПрародительницы, сложившиеся в самых архаических ее воплощениях в обликахпалеолитических Венер», и что в облике Албасты перед нами предстает«прошедший долгую эволюцию и значительно трансформированный образ ВеликойМатери». [13]
Таким образом, исходя изпредставленного материала можно сделать вывод, что мифологический персонажтерских казаковЛобаста испытал определенное влияние тюркской мифологии,наложившейся на первоначальную восточнославянскую основу. С течением времени, всвязи с переоценкой роли божеств и перехода некоторых из них в разряд демонов,позитивные характеристики этого мифологического персонажа приобрели негативныйоттенок.
Мифологические персонажи,аналогичные описываемым, имелись и в фольклоре народов Западной Европы, укоторых водяные духи представлялись в образе ундины. Выходя из воды, ундиныпринимали облик прекрасных девушек; сидя на камнях, они расчесывали своичудесные волосы и всячески соблазняли мужчин. Считалось, что ундины –духи молодых женщин, покончивших с собой из-за несчастной любви.[14]

Литература
 
1.        См.: Ризаханова М.Ш. Дагестанскиерусские. XIX – начало ХХ в.: Историко-этнографическое исследование. Махачкала,2001. С. 159-167.
2.        Рогожин Т. Нечто из верований,поверий и обычаев жителей ст. Червленой Кизлярского отдела Терской области //Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа. Тифлис, 1893. Вып.16. С. 63.
3.        См.: Басилов В.Н. Албасты // Мифынародов мира: Энциклопедия. В 2-х т. 2-е изд. / Гл. ред. С.А. Токарев. М.:Российская энциклопедия, 1994. Т. 1. С. 58.
4.        См.: Гаджиева С.Ш. Кумыки:Историко-этнографическое исследование. М.: Изд-во АН СССР, 1961. С. 325.
5.        См.: Керейтов Р.Х. Мифологическиеперсонажи традиционных верований ногайцев // Советская этнография. 1980. № 2.С. 122.
6.        См.: Иванов В.В. Русалки // Мифынародов мира: Энциклопедия. В 2-х т. 2-е изд. / Гл. ред. С.А. Токарев. М.:Российская энциклопедия, 1994. Т. 2. С. 390.
7.        Балов А.В. Очерки Пошехонья //Этнографическое обозрение. 1901. № 4. С. 89.
8.        Зеленин Д.К. Восточнославянскаяэтнография / Пер. с нем. К.Д. Цивиной. М.: Наука, 1991. С. 419.
9.        Померанцева Э.В. Мифологическиеперсонажи в русском фольклоре. М.: Наука, 1975. С. 75.
10.      Там же. С. 69.
11.      См.: Энциклопедиясверхъестественных существ/Сост. К. Королев. М.: Локид: Миф, 1997. С.57.
12.      См.: РабиновичЕ.Г. Богиня-мать // Мифы народов мира. Т. 1. С. 178-180.
13.      Котович В.М. Пантеон атропо- изооморфных образов в идеологических представлениях древних земледельцев горногоДагестана. 1977 г. // Рук. фонд Института ИАЭ ДНЦ РАН. Ф. 3. Оп. 3. Д. 469. Л. 38.
14.      Энциклопедия сверхъестественныхсуществ. С. 437.

ЦыбульниковаА.А.
(г. Армавир)
 
МОТИВЫПЛЕНОПРОДАВСТВА В ЮЖНОРОССИЙСКИХ КАЗАЧЬИХ ПЕСНЯХ
В XVIII — первой половине XIX века пленопродавство играло значимуюроль в жизни Османской империи (в этот период контролирующей частично СеверноеПричерноморье), крымских татар, и северокавказских горцев, все больше включая всферу своего охвата население южных территорий Российской империи, особенножившее по рекам Дон, Терек, Кубань, Лаба и т.п.
Упрочению работорговли в регионе способствовал тот факт, чтопосле того, как в 1475 году итальянские колонии на Черном и Азовском моряхзахватили турки, Крымское ханство попало в зависимость от Османской империи. Сэтого момента главными поставщиками живого товара на Восток стали крымские татары.Рабов вывозилипреимущественно в Османскую Империю и Египет. Иногда в походах крымских татарза живым товаром участвовали ногайцы, являвшиеся, как и крымчаки, потомкамитатаро-монгольской Золотой Орды. Иногда им удавалось захватывать такое большоеколичество рабов (как российского, так и кавказского происхождения), что ценаза пленников становилось просто смехотворной. Так, в 1730-х годах малые ногаихвастливо заявляли, что они отдавали пленного за чашку проса [1].
В Турции большим спросомпользовались женщины-рабыни. Большая часть продававшихся крымчаками невольницбыла русского, украинского и горского происхождения. Таким образом,пленопродавство было традиционной составляющей южнороссийской повседневности,что отразилось и в песенном творчестве казачества данного региона. Так,интереснейший сюжет имеет песня «Как за речкою да за великою». В этой песнеочень красочно показаны варианты судеб россиянок, попавших в рабство к татарам.К сожалению, трудно сказать крымские или ногайские татары имеются в виду в данномсюжете.
1. Как за речкою да за великою
Да доставалася да теща вот зятю.
2. Да доставалася да теща вот зятю.
Как повез зять тещу да во глухую степь.
3. Как повез зять тещу да во глухую степь,
Да во глухую степь, да й во темнай лес.
4. Да во глухую степь, да й во темнай лес,
Да й во темнай лес, да к молодой жене.
5. Да й во темнай лес, да к молодой жене.
«Да вот тебе, жена, да полоняночка.
6. Да вот тебе, жена, да полоняночка,
 Да полоняночка, да всерусяночка.
7. Да полоняночка, да всерусяночка,
Ты заставь ее да три дела делать.
8. Ты заставь ее да три дела делать,
Первая дела: все ей видеть, стеречь.
9. Первая дела: все ей видеть, стеречь,
А вторая дела: все куделицу прясть.
10. А вторая дела: все куделицу прясть,
А вот третья дела: все калабель качать.
11. А вот третья дела: все калабель качать».
Она глазушками лебедей стерегла.
12. Она глазушками лебедей стерегла,
Белой рученькою йнакудельку пряла.
13. Белою рученькою йна кудельку пряла,
Левой ножанькою калабель качала.
14. Левой ножанькою калабель качала,
йна качала его, приговаривала.
15. Йна качала его, приговаривала:
«Ох ты, баю, баю, да все боярский сын.
16. Ох ты, баю, баю, да все боярский сын,
Ты по батюшке золотатареночек.
17. Ты по батюшке золотатареночек,
А по матушке да всерусеночек.
18. А по матушке да всерусеночек,
А по роду есть ты мне внученочек.
19. А по роду есть ты мне внученочек,
В твоей матушки есть приметушка.
20. В твоей матушки есть приметушка:
Да на белой груди да вот есть родинка.
21. Да на белой груди да вот есть родинка,
А у правой ноги нет.мизинчика.
22. А у правой ноги нет мизинчика».
Да услыхала ее да все служанка.
23. Да услыхала ее да все служанка,
Побежала йна к своей барыне.
24. Побежала йна к своей барыне,
Рассказала ей все, что слышала.
25. Рассказала ей все, что слышала.
Вот стучит-гремит, по сеням бежит.
26. Вот стучит-гремит, по сеням бежит,
 Прибежала дочь к своей матери.
27. Прибежала дочь к своей матери,
Упала она в резвые ножаньки.
28. Упала она в резвые ножаньки:
«Бери, мать, ключи, ключи золоты.
29. Бери, мать, ключи, ключи золоты,
Отмыкай жа ты конюшни новы.
30. Отмыкай жа ты конюшни новы,
Бери ты коня самого лучшего.
31. Бери ты коня самого лучшего,
Езжай же ты, мать, на свою родину.
32. Езжай же ты, мать, на свою родину».
«Да не надо и мне твого ничего.
33. Да не надо и мне твого ничего,
Да не расстанусь я, дадите, с тобою» [2].
Интересно, что подобныесудьбы были и у многих российских женщин, попадавших в горский плен – средисеверокавказских племен пленопродавство так же было традиционным явлением. Так,плененные россиянки в горах действительно могли стать женами свободных горцев[3], хотя горцы очень редко женились на своих пленницах, чаще хозяева ихвыдавали замуж за попавших в неволю казаков или крестьян[4], или зарабов-мусульман.
Довольно часто«кавказскими пленницами» становились кубанские и терские казачки, так какбольшинство казачьих станиц основывалось прямо по кордонным линиям и ихнаселение являлись лакомым объектом для горских наездников. Попавшие в пленженщины чаще всего возвращались домой благодаря выкупу либо обмену на горскихпленников, но иногда они с большим риском решались на побег. Эти реалии немогли не отразиться в казачьих песнях. Так, в конце ХIX века в терской станице Бороздинской была записана песня опобеге девушки-казачки из горского плена:
Как воздалече, ей,воздалече,
Во чистом-то поле,
Было во синем море, -
Что не белая лебедушка,
Она во пролет летит,
Что не красная-тодевушка,
Она из плена бежит;
За ней гонят, за краснойдевушкой,
За ней в гоне гонят;
Выбегает она, краснадевушка,
На быстрый Терек – накрутой берег;
Что кричит-то она громкимголосом:
— «Перевозчики мои,перевозчики,
Вы, гребенские казаки,
Перевезите меня, краснуюдевушку,
Перевезите на своюсторонушку [5].
На самом деле побегидействительнобыли более редкими способами освобождения из плена, чем выкуп или вымен, таккак были связаны с риском для жизни и здоровья пытающихся сбежать. На беглыхпленниц горцы устраивали настоящую охоту. Например, по адату шапсугов инатухайцев тот из горцев, кто поймал беглого раба получает от его хозяина платув размере одного быка [6]. В таких условиях похищенные россиянки в случаепопытки побега становились объектом ловли не только хозяина, но и всех желающихполучить вознаграждение. Невольниц, уличенных в попытке побега, жестоко наказывалии помещали в еще более худшие условия. Тем не менее многие пленницы неоставляли попыток сбежать, если знали, что находятся недалеко от российскойтерритории. Причем сбежать пытались вместе с детьми, зная, что рано или поздноих разлучат. В ряде случаев попытки побегов оказывались удачными [7]. Так, вмае 1820 г. из плена сбежали две казачки полтавского куреня, одна из них смалолетней дочерью [8].
Особой темой черезфольклор проходит турецкий плен, хотя этнографическая специфика песен такова,что сейчас трудно уже понять идет ли речь о работорговцах турецкойнациональности, или же под этим образом подразумеваются крымчаки, ногайцы, либовообще кавказские горцы, которых часто в обиходе казаки называли «татарами»,что вполне могло трансформироваться в народной памяти в определение «турок».Такова, например, кубанская казачья песня «Ой, он спал – не спал»:
1. Ой, он спал — не спал
Да й опрокинулся,
А на, третий день,
Ой, у полудня,
2. Ой, устал, взглянул
 Да й на ту гору.
Ой, на той горе
Да й огонь горит.
3. Ой, над тим огнем
Да й турок сидит,
Ой, турок сидит
Да й трубку курит.
4. Ой, трубку он куря
Да й раскуривая,
Ой, за поводы
Да й коня он держал.
5. Ой, коник той
Да й вороненький,
Сиделице на нем
Да й ореховое.
6.Ой, на сиделице
Да й девка сидит,
Ой, девка сидит
Да й косу чешет.
7. Ой, косу чешет
Да й гребенкою,
Ой, а сама плачет
Да й горькою слезой.
8. Ой, сама плачет
Да й горькою слезой,
Ой, не вернется
Да й девка домой.
9. Ой, казак турка
Да й кинжалом убил,
Ой, а девчоночку
Да й домой он пустил [9].
Таким образом, в казачьихпеснях как в зеркале отразились процессы крымско-турецкого и северокавказскогопленопродавства, в сферу которых попало в указанный период население ЮгаРоссии.

Примечания:
1.        Сень Д.В. Кубанские земли в XIII- конце XVIII в.: от монголо-татарского нашествия до присоединенияк России //История Кубани /Под общей редакцией В.В.Касьянова, Н.С.Короткого. –Краснодар, 2004. – С.81.
2.        Римский-Корсаков Н.А. Сто русскихнародных песен. – СПб., 1877. — № 8,9,10. – С. 17-22. Данная песня входит врепертуар Кубанского казачьего хора.
3.        Подобный случайописывается И.Капаевым в его повести «Хота и Мария». (Капаев И.С. Хота и Мария.//Уплывающие тени. – Ставрополь, 1999. – С. 69-98.)
4.        РГВИА, ф.15264«Штаб начальника Кубанской Линии», оп.1, д.6, Лл. 1-2.
5.        Сборник материалов для описанияместностей и племен Кавказа (СМОМПК). Вып.7. Отдел I. – Тифлис,1889. – С.97.
6.        Люлье Л.Я. Черкессия:историко-этнографические статьи. — Нальчик, 1990. — С.45.
7.        ГАКК, ф.252, оп.1, д.2355 «Обежавшей из горского плена казачке Васюринского куреня»; д.2452 «О водворениина жительство в войско вышедшей из плена казачки Гусевой с двум детьми»; ГАКК,ф.264, оп.1, д.13 «Переписка о бежавших из плена от горцев русских людей».
8.        Щербина Ф.А.История Кубанского казачьего войска: Репринтное воспроизведение в 2-х томах.Т.2. — Краснодар, 1992. (Репр. воспр.: Екатеринодар, 1910-1913.) – С.525.
9.        Захарченко В.Г. Народные песниКубани (из репертуара государственного кубанского казачьего хора). Вып.1. –Краснодар, 1987. – С. 61.

Скорик А.П. (г.Новочеркасск)
 
Фольклорные традиции казачества
Юга России в 1930-е гг
В период сплошнойколлективизации, когда среди партийно-советского руководства окрепло убеждениев неизбежности растворения казачьих сообществ в массе колхозного крестьянства,старинные (во всяком случае, досоветские) песни донских, кубанских, терскихказаков нередко рассматривались как пережиток прошлого, ненужный и лишний в колхозныхстаницах. Источники не позволяют говорить о том, что в данное времяосуществлялись какие-либо последовательные гонения на традиционную казачьюпесенную культуру Юга России; скорее, она медленно вытеснялась советскимгероико-пафосным и квазинародным репертуаром. Тем не менее, окончательного исчезновениятрадиционной казачьей песни (как ее текста, так и манеры исполнения) ожидатьникак не приходилось. Она еще обладала огромным социокультурным потенциалом,необходимым для казачьего возрождения, поскольку глубоко укоренилась в самоймассе казачества (ведь, по обоснованному суждению К.Н. Хохульникова, «вдореволюционный период нигде в России не было столь популярным ираспространенным хоровое пение, как в казачьих краях и казачьихчастях»[19;345]). Кстати, на Дону принято говорить, что песню не поют, аиграют. Добавим, что хоровое пение в казачьих районах и воинских частях дореволюции являлось весьма широко распространенным культурным феноменом.Например, есаул (впоследствии – атаман) Терского казачьего войска М.А. Карауловв своей работе об истории и устройстве войска, описывая войсковое устройство, вчисле непременных компонентов назвал войсковой музыкантский хор, при которомсостояли музыканты, певчие, капельмейстер и регент [10;288]. Тем самым, для казаковпесня выступала как будоражащая культурная эстафета, как важнейший индикаторказачьей самоидентификации. Это доказали события времен кампании «за советскоеказачество».
По инициативе М.А.Шолохова в Вешенском районе Азово-Черноморского края уже летом 1935 г. из казаков-колхозников создали районный казачий хор, члены которого осенью того же годаездили в Москву и дали там на протяжении месяца более 60 концертов. Донцывыступали даже в Академическом Большом театре СССР на концерте, посвященном18-й годовщине Октябрьской революции, и пели старинные казачьи и русские песни:«Взвеселитесь, донцы – храбрые казаки», «Пчелочка златая», «Из-за леса, леса копийи мечей», и др. [7;521-522] После этой поездки хор продолжил свою творческуюдеятельность, выступая на различных и многочисленных мероприятиях районногомасштаба. Например, в январе 1936 г. в станице Вешенской состоялась конференция «активных читателей» «Поднятой целины», куда съехалось 150 человек.На конференции выступил сам писатель М.А. Шолохов, а перед ее открытием«казачий хор пел свои песни» [4].
Возникновение казачьегохора в Вешенском районе не стоит считать явлением уникальным. В ходе кампании«за советское казачество» фольклорные коллективы казаков сформировались вомногих районах Азово-Черноморского и Северо-Кавказского краев. Так, в начале 1936 г. казачий хор в составе 10 человек организовали в Базковском районе Северо-Донского округаАзово-Черноморского края [2]. В то же время в селениях Ардон и АрхонкаСеверо-Кавказского края возникли два «больших казачьих хора». [8] Весной 1936 г. Боковский райком ВКП(б) постановил создать в районе 22 хора, из них – 16 казачьих [20;ф. 31, оп. 1, д. 7, л. 69]. В марте 1936 г. северокавказские журналисты утверждали, что в крае «нет станицы, где сейчас не было хотя бы небольшого хора, гдевсе колхозники, начиная от пионеров и кончая седобородыми стариками, не пели,не плясали бы, готовясь к первомайским торжествам. Песня, танец прочно входят вбыт станичников» [14].
Органы власти занялисьформированием казачьих ансамблей и более высокого уровня, – окружных и краевых.25 февраля 1936 г. при Северо-Донском окрисполкоме решили организовать окружнойказачий хор в составе 60 человек, включая 2-3 плясунов [т.е. танцоров] и 2-хгармонистов. Окружные руководители предписывали: «состав хора подобрать изказаков колхозников [–] певцов сложившихся районных хоров, главным образом израйонов Придонья (Вешенский, Базковский, Обливский, В-Донской). При чем,установить, чтобы участниками хора, по возможности, были представленыколхозники от казачьих станиц и хуторов других районов округа». Предполагалось,что «в задачу окружного хора должно войти сбор и исполнение старых казачьихнародных песен, исполнение современных советских песен, особенно песен оКрасной армии, сбор былин и т.д.». Кроме того, на участников хора возлагаласьорганизация «при колхозах по месту нахождения кружков певцов самодеятельностиучеба молодых колхозников пению и т.д.» [20; ф. 76, оп. 1, д. 59, л. 75–75об.]. Как уже отмечалось, в октябре 1936 г., согласно совместному постановлению бюроСеверо-Донского окружкома ВКП(б) и президиума окружного исполкома, Северо-Донскойокружной казачий хор отправился в Москву. К этому моменту в его составенасчитывалось не 60 человек, а уже 392 участника: 305 хористов, 6[5]3 танцора,27 гармонистов, 3 бубенщика, 2 тра[е]нзелиста, 2 бунчука[жных]. Ворганизационном плане хор делился на 4 сотни и 16 групп «для лучшего и болеечеткого управления» [20; ф. 76, оп. 1, д. 62, л. 42об, 43].
Внесем некоторыепояснения по характеру исполнения. Бубенщики играли на бубнах, т.е. на ударномодномембранном музыкальном инструменте (в виде обода с натянутой на негокожей), часто с металлическими тарелочками в прорезях обечайки (цилиндрическогообода). Трензелисты исполняли мелодии на своеобразном ударном музыкальноминструменте – трензеле, представляющем собою металлический прут, изогнутый ввиде треугольника. Бунчужные носили бунчук (казачий символ, знак нахожденияатамана), т.е. древко с привязанным к нему белым конским хвостом.
Еще раньше, – в мартетого же года, – Азово-Черноморская краевая филармония «приступила к организациибольшого объединенного хора донских и кубанских казаков» из «лучших запевалколхозных станиц»; в хор планировалось принять свыше 50 человек [5]. В том жемесяце Северо-Кавказский крайком ВКП(б) и крайисполком постановили создать хортерских казаков во главе с директором зрелищных предприятий Северного КавказаПищиком [17].
После того, как в 1937 г. Дон и Кубань оформились в качестве самостоятельных административно-территориальныхобразований (Ростовской области и Краснодарского края), а Терек вошел в составОрджоникидзевского края, казачьи ансамбли продолжали активно выступать. Так, вдекабре 1939 г. на бюро обкома ВКП(б) Ростовской области рассматривался вопрос«О поездке Ростовского ансамбля песни и пляски донских казаков в ЗападнуюУкраину». Обком констатировал, что ансамбль с успехом выполнил своюкультурно-просветительную миссию, дал за месяц (с 20 ноября по 20 декабря) 36концертов и оказал большую помощь в развитии красноармейской самодеятельности.Бюро обкома решило: премировать участников ансамбля (для чего постановилопросить Управление по делам искусств при СНК СССР выделить 30 тыс.рублей), предоставить ансамблю постоянную сценическую площадку и создатьусловия для творческой деятельности, организовать систематическую учебу хора ибалета, принять меры по сбору и использованию в репертуаре казачьего фольклора[20; ф. 9, оп. 1, д. 178, л. 14, 14об].
Репертуар донских,кубанских, терских казачьих фольклорных коллективов состоял в значительной мереиз старинных песен, чей «возраст» измерялся зачастую многими десятками лет. Вчастности, Вешенский районный казачий хор осенью 1935 г. в Москве «играл песни», которые звучали в казачьих станицах задолго до наступления советскойэпохи: «Взвеселитесь, донцы – храбрые казаки», «Из-за леса, леса копий имечей», и др.[7;522] Весной 1936 г. Базковский районный казачий хор выступал наВсесоюзном радиофестивале в г. Ростове-на-Дону с такими песнями, как «Стоялказак на пикете», «Соловейко», «Рыболов», «Послала меня мать за белою глиной»[2]. Названия песен и их содержание позволяют отчасти согласиться с Т.С.Рудиченко, отмечающей, что в XXвеке «в донской песенной традиции в активной форме бытовал преимущественноармейский репертуар рубежа XIX –начала XX вв., состоящий в основной части изпесен литературного происхождения» [15;129].
В то же время, эпоха«великого перелома» оказала существенное влияние на казачий фольклор, дополнивего песнями, в которых прославлялись колхозная система, советское устройство и«любимый вождь товарищ И.В. Сталин». Такое дополнение можно считатьнеизбежным, ибо органы власти сознательно и целенаправленно стремились косовремениванию казачьего фольклора, указывая, что «нужно дать молодежи новыепесни» [20; ф. 55, оп. 1, д. 60, л. 10]. Как отмечалось в это время в региональнойюжно-российской прессе, «зажиточная, культурная жизнь порождает множество новыхпесен. Эти песни говорят о незыблемости колхозного строя, о дружбе и единственародов Северного Кавказа, о готовности его (терского казачества – А.С.)в любую минуту стать грудью на защиту своей родины» [9]. Первый секретарь Северо-Донскогоокружкома ВКП(б), подчеркивая специфику привнесенных в советский периодэлементов казачьего фольклора, утверждал в ноябре 1936 г.: «в песнях, в плясках и музыке казаки и казачки колхозного Дона демонстрируют укреплениесвоих колхозов и быстрый подъем своего культурного уровня» [20; ф. 76, оп. 1,д. 72, л. 54].
В 1936 г. терский казак Белигуров сочинил песню с характерными строками: «Шагай вперед, казачье племя,// Крепи колхозы! В добрый путь!».[1] «Любимой казачьей песней»[21] в 1930-хгг., как утверждали советские журналисты, являлась «Дума о Сталине», в которойидеологически настойчиво проводилась мысль о неизбежном укреплении колхознойсистемы и ее положительном воздействии на жизнь казаков. Начало песни в полноймере соответствовало ее названию: «Собралися казаченьки // Вешним утром назаре. // Думу думали большую // На колхозном на дворе. // Если б нам теперь,ребята, // В гости Сталина позвать, // Что бы Сталину родному // Все богатствапоказать» [20; ф. 12, оп. 2, д. 230, л. 23].
Тем самым, в репертуареказачьих фольклорных коллективов в 1930-х гг. сочетались (причем, зачастуюдостаточно органично) как традиционные, так и советские песни. Например, 8апреля 1936 г. в Новороссийске состоялся радиоконцерт хора кубанских казаковстаницы Раевской Азово-Черноморского края. Как отмечалось в газетнойпубликации, «хор выступил со своим вновь разученным репертуаром», в которыйвошли «Песнь о Ворошилове» и старинные произведения, – «Косари», «Ой на зорижинцы жнуть» и др. [16] Репертуар Северо-Донского окружного казачьего хора вовремя его выступлений в Москве в октябре 1936 г. включал в себя как новые («Интернационал», «Песня о тов. Сталине»), так и старые («На заре было, на зореньке»,«Ковыль – травушка», «Орелик», «Веселитесь, храбрые казаки», «Конница лихая»)песни [20; ф. 76, оп. 1, д. 62, л. 42об, 43].
Сочетание в казачьемфольклоре традиционных элементов и советских новаций хорошо заметно и всобрании старинных и советских песен, пословиц, поговорок донских казаков,подготовленном в 1938 г. Обществом изучения Ростовской области при Президиумеоблисполкома [20; ф. 12,оп. 2, д. 230, л. 1–26]. Эти материалы, опубликованные в том же году,[18]свидетельствуют о компоновке с обязательным подчеркиванием «проклятого» дореволюционногоказачьего прошлого и «счастливого» советского настоящего. Содержаниедосоветского фольклора отражало исключительно негативные стороны казачьей жизни(тяготы военной службы, зависимость от войсковой администрации, и пр.), в товремя как советские песни, сказы, поговорки отличались, по меткому выражениюВ.С. Сидорова, «оголтелой советскостью» [12;482], повествуя о великой любвиказаков к советской власти, колхозной системе и «товарищу Сталину».
Надо сказать, что,несмотря на четко выраженную идеологическую, агитационно-пропагандистскуюмотивацию, сам факт собирания досоветского казачьего фольклора оказалположительное воздействие на устойчивость песен, сказов, пословиц и поговорокказаков. Думается, в определенной мере внимание к казачьему фольклору во второйполовине 1930-х гг. способствовало закреплению в народной памяти тех или иныхфольклорных элементов. Так, послевоенная, совершенная в 1945 г., экспедиция в гребенские казачьи станицы «показала, что казачья песня сохранилась, она жива.Это не только остатки былевого эпоса, баллад, исторических песен, но ивоенно-бытовая лирика, мужская и женская, любовные песни, протяжные и частые»[3;33].
Специфическим элементомказачьего фольклора 1930-х гг. являлись частушки. Специфика частушекзаключается в том, что по отношению к ним приходится говорить не о сочетаниитрадиционных элементов и новаций, а о коллизионности содержания. Частушки живоотражали действительность колхозной казачьей станицы Юга России, но при этомхарактер отражения разнился в зависимости от того, кто являлся авторомчастушек. Немало частушек, авторство которых принадлежало либо просоветскинастроенным казакам-активистам, либо же штатным пропагандистам властных структур,воспевали неопровержимые (скорее, якобы) достоинства колхозной системы: «Старыймесяц на исходе, // Новый нарождается. // Кто работает в колхозе, // В хлебе ненуждается»; «Богатеем год от года, // Горы хлеба в закромах. // У колхозныхсчетоводов // Аж мозоли на руках»;[6] «Зерно сыпется в чувалы [т.е. большиемешки], // Из чувалов через край. // Ой, чувалы дюже малы // На колхозныйурожай»,[13] и т.д.
Неофициальные же частушкив своей вербальной форме выражения четко фиксировали гораздо более суровоеотношение вполне определенной части южно-российского казачества к колхозам исоветской власти. Особенно жестко оценивались в этом народном фольклоре события1932 – 1933 гг. в пострадавших от голода регионах, как о том свидетельствуютматериалы полевых исследований, опубликованные в солидной монографии В.В. Кондрашина[11;507-514]. Неофициальные частушки, естественно, распространялись из уст вуста в казачьих регионах, хотя, конечно же, их исполняли только в узкомдомашнем кругу. В частности, на Дону пели: «Как Ленин умирал, // Сталинунаказывал, // Чтобы хлеба не давал, // Сала не показывал»; «Едет Ленин нателеге, // А телега на боку. // Ты куда, плешивый, едешь? // Ликвидироватьмуку». В данном случае казачий фольклор 1930-х гг. ярко и эмоционально отражалнегативные черты советской действительности, которыми изобиловала эпоха«великого перелома».
Итак, в отношениикультуры казачьих сообществ Юга России третье десятилетие XX в. отличается некоейдвойственностью, обусловленной колебаниями аграрной политики сталинского режимаи особенностями «колхозного строительства». Степень трансформации казачьейкультуры в 1930-х гг. оказалась весьма значительна, но, вместе с тем, целый рядтрадиционных ее элементов большевикам устранить не удалось. Поэтому в ходе кампании«за советское казачество» возникло своеобразное сочетание культурных традиций иноваций. Сочетание это, в частности, очень хорошо заметно в казачьем фольклоре.Фольклор донских, кубанских, терских казаков, временно позабытый в условияхсплошной коллективизации конца 1920-х – начала 1930-х гг., вновь возвращается вказачью повседневность. Самодеятельные фольклорные коллективы казаков,возникшие во второй половине 1930-х гг. во многих районах и станицах Дона,Кубани, Терека с одобрения (нередко – по инициативе) партийно-советскогоруководства, возрождали и пропагандировали старинные и досоветские казачьипесни (любопытно, что в данном случае ситуация в казачьих районах СоветскойРоссии очень походила на культурную жизнь российского зарубежья, в которой казачьиансамбли песни и пляски, коллективы казаков-джигитов играли заметнуюроль[19;327-390]). Вместе с тем, под влиянием реалий эпохи «великого перелома»,заметную часть казачьего репертуара составляли идеологически мотивированныепесни, прославлявшие советскую власть, колхозную систему и лично И.В. Сталина.Тем самым, казачий фольклор, с одной стороны, бережно сохранял старинные песни,сказы, пословицы и т.д., а с другой, – он нес на себе четкий отпечаток эпохи«колхозного строительства».
 
Примечания
1.Андреев С. Из-за Терека буйного // Северо-Кавказский большевик. 1936. 11 декабря.
2.Базковский казачий хор // Молот. 1936. 18 марта.
3.Белецкая Е.М. Фольклор станицы Червленной: память поколений (1890–1990‑е гг.)// Из истории и культуры линейного казачества Северного Кавказа. МатериалыШестой Междунар. Кубанско-Терской конф. / Под ред. Н.Н. Великой,С.Н. Лукаша. Краснодар – Армавир, 2008. С. 29–35.
4.Вышеград. Выступление М.А. Шолохова на читательской конференции // Молот. 1936.10 января.
5.Государственный казачий хор // Молот. 1936. 18 марта.
6.Дон волною серебрится. Частушки, пословицы и поговорки Дона // Сост.П.И. Ковешников. Ростов н/Д., 1979. 191 с.
7.Ерохин А. Вешенские казаки в Москве // Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках,письмах и статьях современников. В 2-х кн. Кн. 1.
8.Казачьи хоры разучивают песни // Северо-Кавказский большевик. 1936. 28 марта.
9.Капиев Эффенди. Терская казачья песня // Орджоникидзевская правда. 1939. 12 ноября.
10.Караулов М.А. Терское казачество. М., 2007. 320 с.
11.Кондрашин В.В. Голод 1932–1933 годов: трагедия российской деревни. М., 2008.519 с.
12.Крестная ноша. Трагедия казачества. Ч. I. Как научитьсобаку есть горчицу. 1924–1934 / Сост. В.С. Сидоров. Ростов н/Д.: «Гефест»,1994. 511 с.
13.Мекенские припевки // // Орджоникидзевская правда. 1937. 24 октября.
14.Песни казацкие. Создадим краевой театр народного творчества //Северо-Кавказский большевик. 1936. 21 марта.
15.Рудиченко Т.С. Донская казачья песня в историческом развитии. Ростов н/Д., 2004.512 с.
16.Соколов Ал. Радиоконцерт казачьего хора // Молот. 1936. 10 апреля.
17.Тов. Пищик руководит казачьим хором // Северо-Кавказский большевик. 1936. 30 марта.
18.Фольклор Дона и Кубани. Сб. 1-й. Ростов н/Д., 1938. 168 с.
19.Хохульников К.Н. Казачью славу приумножив!.. (Казачье зарубежье XXстолетия. История. Культурно-историческое, духовное наследие). Ростов н/Д.,2009. 496 с.
20.Центр документации новейшей истории Ростовской области (ЦДНИ РО).
21.Чекалин Ю. Красное знамя // Орджоникидзевская правда. 1939. 12 октября.

Абдулаева И.А.
(г.Кизляр)
 
ПЕСНИ ТЕРСКИХКАЗАКОВ КАК ЭТНОГРАФИЧЕСКИЙ ИСТОЧНИК В РАБОТАХ КАВКАЗОВЕДА С.А. ЧЕКМЕНЕВА
 
Песни терских казаковопубликованные в дореволюционный период Д.Борисовым, Ф.Гребенцом, А.Баскаковыми др. (СМОМПК, ЗТОЛКС) недостаточно востребованы как этнографический источник.А между тем в них содержится ценный материал о многих сторонах жизни терцев.
Здесь встречаютсяописания жилища, одежды, конского снаряжения, оружия (начиная с лука и стрел изаканчивая ружьями и пушками). В песнях нашли отражение особенностисамосознания казаков: отношение к службе, жизни и смерти, царской власти,родной стороне. Последней противопоставляется чужбина (»Вырасталадеревушка"):
«Что же ты, братец,
Ты не пьешь, не ешь,
Не весел сидишь?
Или тебе, братец мой,
Гульба не мила?
— Все-то мне мило,
Все-то хорошо:
Одна мне не мила
Чужая сторона».
В песне «Что небелая заря занималася» так сформулирована идея военных действий:
«Уж вы други мои, выказаченьки,
Вы на славные мои станичники,
Вы постойте-ка братцы,животом своим
За Царицу ли за Матушку,за Гудовича за князюшку,
За родимую за сторонушку,что за буйные головушки».
Песни казаков отразили инепростые отношения молодой невестки с родственниками мужа (свекром, свекровью,деверьями и золовками) («Ой, на улице воробышек попрядывает»). Мужизображен единственным защитником жены:
«А мой миленькийдружок-он на лавочке лежит,
Он на лавочке лежит, однуречь говорит:
Ой, и полно вам, собаки,на мою жену рычать,
На мою жену рычать, и крутить,и мутить,
И крутить, и мутить, инаговаривати».
В песне о Стеньке Разине(«Уж вы горы, мои горы») запечатлены представления казаков омагической силе воды:
«Посадили потомСтеньку
Во железную во клетку,
Три дня в городе возили,
Столько ж голодом морили.
Попросил однако-жСтенька,
Хоть один стаканнапиться,
И во клетке окатиться,
Он во клетке окатился
И на воле очутился».

Перечисленные сюжетыотнюдь не исчерпывают «этнографический потенциал» песенного казачьегофольклора, который нуждается в специальном изучении.
КАЗАЧЬЯ ПЕСНЯ
Здесь края чужие, лживые,
Смерть за каждым валуном,
Собрались друзья-служивые
Над убитым казаком.
Кто его в разведкевыследил,
Не узнать в краю чужом –
Кто из чащи в спинувыстрелил,
Кто по горлу вел ножом.
Принимал он смертьсуровую,
Повстречал врагов один.
Верил он в Россию новую,
Крест да меткий карабин.
Свет зари – вином поскатерти.
Виден дом среди ракит.
Никогда не скажем матери
То, что сын ее убит.
Чтоб не плакалапотерянно,
Не лила горючих слез,
Скажем – сын сейчас уТерека,
Где стоит казачий пост.
Как лихой боец онславится,
Шлет ей радостную весть,
Там в станице естькрасавица,
Там враги в аулах есть.
Сердце горестносжимается,
Мы утраты не простим.
Потеряли мы товарища
И жестоко отомстим.
Где теряли мы товарища,
И песок от крови ал,
Там цветок огня-пожарища
Над Кавказом расцветал.

Шамсулвараева З.А. (г. Кизляр)
КАЗАЧЬЯИСТОРИЧЕСКАЯ ПЕСНЯ НА ТЕРЕКЕ В XIX ВЕКЕ
Историческиепесни в жанровом отношении можно определить, как песни эпические илиро-эпические, восходящие по содержанию к конкретным историческим событиям иимеющие своими героями определённых исторических лиц.
Самые ранниеказачьи исторические песни относятся к XIII-XV векам — эпохи татаро-монгольскихнашествий. Известные песни о походах Ивана Грозного, Петра I, о вождях народныхвосстаний Степане Разине, Емельяне Пугачеве, об Отечественной войне 1812 года,о героической обороне Севастополя в Крымской войне, о мужестве простого солдатав русско-японской войне 1904-1905 года, о Великой Отечественной войне 1941-1945года.
Жанристорических песен возникает в связи с созданием и развитием русскогонационального государства. Совершенно отчётливо он складывается во второйполовине XVI века. Исторические песни и их долгая жизнь свидетельствуют огорячем интересе русского народа к своему прошлому и настоящему. Такие песниследует отличать от некоторых песен былевых, балладных и лирических, связанныхс историей лишь внешним образом. По характеру мелодий исторические песниразнообразны: есть среди них протяжные, напевные, похожие на былины, естьбодрые, маршевые.
«Этот новыйжанр приходит в казачий исторический фольклор на смену былевого эпоса на Терекв период формирования и расцвета Киевского государства и эпохе борьбы статарским нашествием» ( 12, С. 203-205).
Терскаяисторическая песня возникает в XVI веке, когда терское казачество складываетсякак вполне определённое социальное и культурно-историческое явление русскогогосударства. Историческая песня рождается у терских казаков тогда, когда онисами осознают себя нераздельной частью Руси. Об этом совершенно ясносвидетельствует, напр., песня «Терские казаки и Иван Грозный».
Ядром терскойисторической песни явилась песня гребенская, оказавшая большое влияние напоэзию других казачьих групп. На Тереке не только создавались своипроизведения; сюда постоянно попадали песни с Дона, Волги, Урала, так какдонские, астраханские, уральские казаки часто бывали на Кавказе в составеспециальных отрядов. Новые песни приносили солдаты из России, а также и самитерцы, которым приходилось бывать в многочисленных походах. В результате наТереке сложился богатый и разнообразный репертуар исторической песни,насчитывающий по записям до 150 сюжетов.
 Терскийфольклор стали собирать только с 60-70 гг. прошлого столетия. Тематически терскиеисторические песни чётко объединяются в несколько основных циклов, которыерасполагаются вокруг некоторых исторических событий и лиц. Песни XVI векасостоят из циклов, в которые входят песни об Иване Грозном и Ермаке.
XVII векпредставлен разинским циклом и песнями, посвященными войнам с турками. В XVIIIвеке мы имеем ряд песен, содержание которых сосредоточено вокруг событийпетровской эпохи; затем следует цикл песен, которые отражают события войны стурками на Кавказском участке и начало Кавказской войны. Основные циклы песенXIX века сложились в связи с русско-турецкими войнами и Кавказской войной.
Тематическийобзор терской песни позволяет сделать следующие выводы:
-        первыетемы военно-героические;
-        втораятема — бытовая, которая связана с местными интересами, участием казаков визображаемых событиях.
Жанристорической песни теснейшим образом связан с повседневными интересамиказачества. В станичном поэтическом обиходе это — массовый жанр. Историческиепесни широко известны, их поют мужчины,и женщины, поют на праздниках, в «беседах», за работой, в походе. Создаётся изапоминается то, что интересует всех, а интересно в песне то, что касаетсяблизкого, общеизвестного.)
Война длятерских казаков была обычным явлением, она составляла важную часть их повседневногобыта. Стычки казаков с горцами происходили постоянно, тогда по кордонной линиизажигали маяки, объявлялась тревога и из всех ближайших станиц солдаты и казакина лошадях спешили к месту нападения. Приходилось отбивать женщин, детей,лошадей.
Терская песнястремятся к правдивому описанию войны и человека на войне. Главное в песнях несами события: походы, штурмы, сражения, а чувства, настроения героев, их взглядна происходящее.
Героеввоенно-исторических песен можно разделить на три группы.
Перваясоставляют обобщенные образы полководцев и командиров, от которых зависит успехдела. Герой песни идёт всегда впереди, он воодушевляет казаков геройскимиречами, он прямодушен и смел и понимает смысл происходящего как смыслгосударственный. Герою-командиру присуще чувство национального достоинства ипатриотизма. В этих песнях неоднократно говорится, что речь идёт не просто овоенном столкновении, а о защите и о победе духа, о торжестве русской силы.
Вторая группапредставляет собирательный образ героев: рядовых казаков, урядников, хорунжиев.В этом образе — воплощение казачьих раздумий над войной. Герой таких песен чащевсего гибнет в бою, его смертью куплена победа, о нём вспоминают возвращающиесяиз похода, его хоронят товарищи в чужом краю.
Третью группусоставляет образ казачьей массы, выступающей в песне как решающая сила.Наиболее всесторонне этот образ развёрнут в песнях из эпохи Кавказской войны.
Такимобразом, смысл терских исторических песен обычно выходит за пределы изображенияи оценки конкретных событий. В этих песнях заключён обобщенный смысл,сосредоточены взгляды народа на определённые явления жизни.
Дляисторических терских песен устойчивые сюжетные мотивы, переходящие из однойпесни в другую. Отметим некоторые из них:
1)Герои песен собираются в круг, думают, куда идти (или что делать), герой держитречь. На этой схеме построены песни о Ермаке «Ермак зовет казаков в Кизляр». Вэтой песне социальная тема притушена. Мотив — поиск зимовки и спасение дляказаков Ермак видит в пребывании казаков в Кизляре.
ЕРМАКЗОВЁТ КАЗАКОВ В КИЗЛЯР
Какна речке, на реке, было на Камышинке, — Собирались казаки-друзья, они всёохотнички: Кизлярские, Гребенские, они всё со Семейными. Командиром у них был,братцы, Что Ермак Тимофеевич. Уж речи он говорил, братцы, На Урал, братцы,пойдём — Переход велик; На круты горы пойдём — Нам живым не быть; Во Кизляргород пойдём — Мы домой зайдём.(14, свр. 109)
А теперь казнить велить Казнить-вешати
Как пятого и десятого Попроси царя,атаманушка,
Каки третьего и четвертого Чтоб простил
Кнутом сечь, стрельцов
 Эта песня относится к 16веку. К терским историческим песням относятся песни о стрельцах, «Петр хочетказнить стрельцов». Первая их них записана в «Терских ведомостях» 1868, № 51.
Песниотражают события связанные со стрелецким бунтом 1698 года и жестокимподавлением его Петром. Все тексты этого цикла связаны между собой тематическии композиционно, но они различны по тематике. Этот песенный цикл можноразделить на несколько групп: в первой группе главное внимание сосредоточено намотиве царского гнева, причины которого не выясняются; мотив просьбы опомиловании только намечен. Характерны заключительные слова атамана: «Если наспростит, так бояр казнит!» Значит, песня считает основным конфликтом стрельцови бояр, между которыми царь должен сделать выбор. Из истории известно, чтоодной из целей бунта была расправа с ненавистными боярами, правившими во времяотсутствия Петра. Тем не менее, реально-исторический, антипетровский характербунта в песне не раскрывается, стрельцы здесь несколько «оказачены».
Ко второйгруппе относятся песни «Стрельцы собираются идти к царю с повинной», записанаП. Семёновым в ст. Слепцовской, (14, стр. 84). Их несколько вариантов ониразвивают мотив просьбы стрельцов о помиловании. Этот мотив чётко раскрываетсяв словах атамана:
Уж я сампойду к самому царю        А вели мне слово молвити:
И с повинноюи с покорною;            Прикажи нам любой город взять
— Не велинас, православный царь,   Без свинцу твово и без пороху.
Казнитьвешати,
В вариантахволжского цикла о стрельцах у Киреевского (5, стр. 16, вып. VIII) за этимследует гневный отказ царя и его приказ стрельцам собираться на казнь. Терскиеварианты такого продолжения не знают, тем самым снижают силу конфликта исмягчают образ царя.
К третьейгруппе относится песня «Стрелецкий атаман убегает на Терек», спасаясь отнаказания, атаман убегает на Терек.
СТРЕЛЕЦКИЙАТАМАН УБЕГАЕТ НА ТЕРЕК
….Он вошёлво крут, низко кланялся,
Со младыми собойцами он прощался;
И простившисьс ними, он покинул град,
Град великий,Москву каменну.
Убежал-то онна быстрый Терек,
На Терек рекуво Червлённый град,
 Коказаченькам гребёнскиим.
На Терек,действительно, бежали участники стрелецкого восстания. В песнях о стрельцаххотя и отражаются действительные события, но через народное понимание истории.
2) В XVIII в.большую популярность имели военно-исторические песни. Героем многихисторических песен этого периода является Краснощеков И. М. Русская историязнает двух Краснощековых — Ивана Матвеевича, бригадира Донского войска и егосына Федора Ивановича, атамана Донских казаков. Краснощеков-отец участниккавказских войн, герой русско-шведской войны 1741-1743 гг
Длякомпозиции терских песен характерны эмоциональные зачины и обилие прямой речи,что усиливает лиризм песен.
Впесне все подчинено главному — выявлению идейного смысла произведения. Здесьотчётливо проявляется единство формы и содержания. Песня разработала рядприёмов для характеристики героев. Один из популярных приёмов — речь, монолог.Другой приём — описание внешности.
О герое, вкотором подчёркивается его независимость, некоторый вызов окружающей среде,говорится, что он «нараспашечку кафтан носил». «Герой, переживающий несчастье,одет в чёрное платье и т. д. Настроение героя изображается часто через внешниемоменты: он «повесил буйную голову», он «не радостен сидит» и т. д.»(8, стр.109-110) Все это взято из былевого эпоса на Тереке. Напевы былин величавы испокойны, близки к разговорной речи-декламации. Обычно они основаны на короткойповторяющейся попевке, которая соответствует одному стиху. «Следует сказать,что на Тереке пелись многие былины позднейшего происхождения, которыхобыкновенно называют историческими песнями», — говорил в «Сборнике» Ф.Панкратов.
Традициистарой песни не умирают совершенно, но они видоизменяются в потоке нового. Втаких формах доживает терская историческая песня до начала XX столетия.
В современномпоэтическом обиходе терских казаков старинная историческая песня занимает посравнению с XIX в меньшее место, т. к. значительное количество сюжетов забылось.«Явление это, — говорит Михаил Карпинский, — объясняется, во-первых, тем, чтоте старинные песни, которые он лишь изредка поет, интересуют других людей(старое поколение), а во-вторых, в виду пренебрежения молодежи к стариннымпесням, мне думается, что те остатки былевого эпоса, которые, сохранились еще угребенских казаков до последнего времени через два три десятка лет совершенноисчезнут, так как с проведением железнодорожных путей в терскую областьпроникает все больше и больше песен фабричных, арестанских» (4, стр. 42).Перелом этот связан с тем несомненным фактом, что в фольклоре начинаетторжествовать личное начало, приходящее на смену началу коллективному.
Интерес кказачьей исторической песне, в которой воплотились героические идеалы народа,патриотизм, ожил в годы Великой Отечественной войны. Новое звучание получилисюжеты о хвастливом и незадачливом прусском короле, о взятии Берлина, оКраснощёкове и многие другие. Можно было наблюдать повышенный интерес кисторической песне, некоторое возрождение жанра. И этот факт — лучшеедоказательство жизненности и высокой ценности старинных казачьих историческихпесен.
«Краснощёкоежалеет казаков». «Терские ведомости», 1868, № 52.
Содержаниепесни относится к 20 годам XVIII века. Армия идёт в поход, впереди полководец;ему грозит враг, он отвечает, держит речь к войскам. В 1722 г. Пётр Первый взял Дербент. В походе на Дербент принимали участие донские и терские казаки,которыми командовал И. М. Краснощёков. Песня отражает какие-то конфликты междуказачьими отрядами и регулярной армией. В песне отразилось недовольствоказаков, вызванное тяжестью условий жизни в крепости и намерением правительствапоселить казаков в Дагестане. Краснощекое И. М. вступился за казаков, отражениеэтого находим в исторической песне «Краснощекое жалеет казаков». В нейговорится:
Говорилатаманушка Иван Матвеич:     Какая наша казачья верная служба
Глупые,неразумные мои старшинушки!        Что последний солдат казаков  старшина, Какмне, Ивану Матвеичу, не тужить, Нас в глаза ругает...
Как же мне,Краснощёкову, не плакать Напишу я самому царю донесение...
Известно, чтогребенские казаки решительно воспротивились переселению, и Пётр вынужден былоставить их на Тереке.
В болеепоздний период в композициях песен отражалось само событие, что характерно, вчастности, для поздних песен, типа «Дело Волженского». Волженский былкомандиром Гребенского войска в 1830-1832 гг. Кази-Мулла — руководительдвижения горцев в 20-30 гг. Событие, описываемое в песне, произошло 19 августа1832 года. После очередного набега на Терек Кази-Мулла возвращался в горы.Волженскому, давно и безуспешно искавшему с ним встречи, на этот раз удалосьнапасть на его след. Отряд казаков погнался за горцами по направлению кГудермесу, но в лесу за Тереком попал в засаду. Волженский был убит сразу, аказаки начали отступать. Сражение продолжалось всю ночь, гребенцам с большимтрудом удалось пробиться к Тереку.
Здесь забылиматерей,                              Справа, слева обходили
Сестер,братьев и отцов, -                         Храбрый полк наш Только
 Гребенской;
помнили одно-                                          Тут Волжанского убили,
Славудедов-Гребенцов.                           Тут-то кровь прошла рекой.
Рассказы обэтом событии до сих пор можно услышать в станицах. Это наглядно видно висторической песне «Дело полковника Волженского». Эта песня представляеттипичный образец новой военно-исторической казачьей песни XIX века, строящейсяна новых художественных и музыкальных принципах.
Висторических терских песнях, выделяется тип станичной песни в которойрассказывается о быте казаков, где нет, по существу, временного илипространственного перемещения, а даётся экспозиция, расстановка действующихлиц, а идея песни выявляется в
Исторические,военно-бытовые, походные казачьи песни. Полевой материал, записанный ученицей8а класса Алиевой Изабеллой. Из архива Таисии Ефимовны Шляпцевой. Ст.Новопавловская.
Как во чистомполе...
Как во чистомполе,
Во степиширокой,
Ехали казакиволю защищать.
И кружил надними
Поднебесныйсокол,
Камнем падалк низу и взлетал опять.
Умный соколптица,
Соколбыстрокрылый,
Не кружись наместе,
Не взлетай насвет.
Припев: Отнеси ты,сокол,
Отнеси тымилай,
Селам истаницам
От сыновпривет.
А к сраженьюсокол,
Будь всегдаготовым.
Родину святуюнам оберегать.
И за мирнарода,
За своюсвободу
Может из наскаждый
 Жизнь своюотдать.
Припев:
 Отнеси ты,сокол,
 Отнеси тымилай,
 Селам истаницам
 Отсынов привет.
 Бывало кончуя работу...
Бывало кончуя работу
Спешу наулицу гулять.
Теперь военнадисциплина
Спешу яконика седлать
 Седлайте мнеконя гнедова,
 Черкеску сбархатным седлом,
А я сяду дапоеду
В чужиедальние края
 Быть может,я ещё вернуся
Быть может,больше никогда.
Быть может,меткая винтовка
Из-за кустасразит меня.
 Прольетсякровь моя младая
На труп мойптицы налетят
 Тогда ты,мать, моя родная,
Приедешь косточкисбирать
Сберешь тыкосточки младые
И обольешьсяты слезой.

Меж Тереком иСулаком
Меж Тереком иСулаком
Полераспахано:
Не плугами -
Конскимикопытами.
Не всхожимисеменами
Поле засеяно,
Засеяно оно –
Казачьимиголовами,
Заволоченооно –
Конскимихвостами.
Никто поэтому полю
Непроезживал:
Там шел-то,прошел
Волконскийкнязь.
Литература
1.  Алмазова Б.А. Казаки. Санкт-Петербург. 1999. с.28-29.
2.  Аспидова О. «Родная песня». // «Кубанский казачий лист» 19мая 1913 года .
3.  Васильев Д.С. Очерки истории Низовьев Терека. Махачкала,1986. с. 18.
4.  Карпинский М. Русский былевой эпос на Тереке.- Ставрополь.1896, с.42.
5.  Кирюхина В.С. Русская песня в Дагестане. 1975. с. 19.
6.  Концевич Г.М. Народные песни казаков. Краснодар, 2001. с. 12.
7.  Олейник В.В. Никишин И.И. Культура и традиции терскихказаков.- Минеральные воды. 1997. с.48
8.  Олейник В.В. Никишин И.И. Казачьему роду нет переводу.Минеральные воды. 1997. с.40.
9.  Панкеев И. Обычаи и традиции русского народа. М., 1998.с.267.
10.Потто В.А. Два века терскогоказачества .-Ставрополь, Кавказская библиотека, 1991. с.26.
11.Ризаханова М.Ш. Дагестанские русскиеXIX нач. XX вв. С.136-143.
12.Сборник материалов для описанияместностей и племен Кавказа. Выпуск V, С.203-205.-М.,1988.
13.Терские ведомости, 1888.
14.Сборник материалов, вып. XV, с.84,вып. VII, с. 109.
15.Гребенцы в песнях. С.34

Секция — 2
КАЗАЧЕСТВО СЕВЕРО-ВОСТОЧНОГО КАВКАЗА: СПЕЦИФИЧЕСКИЙЭТНОС ИЛИ СОСЛОВИЕ
 
С.А.Голованова
(г.Армавир)
 
ЭТНИЧЕСКИЕИ СОСЛОВНЫЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ ЮЖНОРОССИЙСКОГО КАЗАЧЕСТВА
В научной литературе, беллетристике, в официальных документахмы сталкиваемся с терминологическим многообразием определения статуса казачества:субэтнос (Л.Н. Гумилев, А.И. Агафонов, Р.А. Агеева, В.Н. Сергеев и др.)этнографическая группа (И.А. Аверин), этносоциальная общность (О.В. Матвеев,В.П. Трут), метаэтническая общность (А.П. Сопов), социоры (Н.Н. Великая),сословие (А.В. Венков, Р.А. Нелепин), этносословие (М.Ю. Унарокова) и т.д.
Стремление решить проблемы этнической и сословной истории — характерная черта современной историографии, в которой можно выделить три направления:первое определяет казачество как субэтнос (вариативно); второе – как сословие;третье пытается найти разумный компромисс. Например, историки Кубанскойказачьей академии дали многомерное определение казачества. Во-первых, каккультурно-исторической общности, народа; во-вторых, служилого сословия,формируемого тем или иным правительством для своих целей; в-третьих,административно-территориального образования, экономической общности всехнародов и сословий, проживающих на казачьих землях [См.: 12;33].Определить казачество по этническим и социальным признакам столь сложно, чтоН.Ю. Селищев, например, относительно России XVIII – начала XX в., говорит оказачестве, как о военном сословии, признавая его как отдельный народ, иодновременно характеризуя как своего рода религиозное братство[19;5].
П.Н. Лукичев и А.П.Скорик считают, что донское казачество, как и казачество ряда областей России,«шло по пути этнического становления, превращаясь в самостоятельный этнос, ноэта тенденция была прервана государственным вмешательством и фиксированнымюридически сословным состоянием» [10;48]. В результате казачество можнорассматривать как субэтнос, «имевший тенденцию превращения в некоторуюэтническую целостность, тенденцию, которая была прервана попыткой закрепления ввиде сословия» [10;49]. Однако однозначно фиксировать сословное состояниеказачества, по мнению авторов, нельзя и они предлагают использовать поотношению к казачеству термин квазисословие, «так как его территориальноераспыление и сосуществование с другими сословиями, развитие сложной социальнойструктуры было остановлено Октябрьской революцией 1917 года и последующейполитикой «расказачивания» [10;49].
Происхождение понятия оказаках как о сословии восходит к российской историографии, преимущественно XIXв. Все официальные документы именовали казаков исключительно каквоенно-служилое сословие и в таком состоянии их воспринимала отечественнаянаука. О.В. Матвеев отмечает, что с точки зрения формально-юридическогоотношения государства к казачеству, «здесь все ясно, и если вопросрассматривать только в этом плане, то сословная характеристика не вызываетсомнений» [12;33].
Б.М. Боук справедливописал, что «многочисленные споры о том, является ли казачество этносом илисословием, по своей постановке неудачно, потому что исключает то, чтоказачество было и этносом и сословием» [5;41], а многие исследователи указываютна то, что сословные и этнические черты казачества нельзя противопоставлятьдруг другу.
А.И. Козлов выделилхарактерную для многих исследований закономерность, заключающуюся в том, что,«когда речь идет о сословии, преимущественно подразумевается казачество концаXIX – начала XX века». Отрицание и опровержение этого тезиса строится «нафактах, почерпнутых из далекой истории казачества, когда оно действительно ещене было сословием и существовало самостоятельно как субъект. Происходит, такимобразом, явная подмена понятий, ибо факты, обосновывающие отрицание казачествакак сословия, — суть измерители совершенно других порядков и отношенийдосословного времени» [8;14].
Если признать за рабочую гипотезу, что этничность исословность универсальные категории, характеризующие казачество как систему, тонеобходимо учитывать их историчность и соподчиненность. Мера этничностиопределяет степень консолидации, которая может колебаться в очень широкихпределах. На практике этничность определяется той степенью культурного единстваданного социума, которая не зависит от характера социальной стратификации[3;68].Этничность является определяющей характеристикой у казачества, образовавшегосяестественно-историческим путем в геополитически активных зонах (донское,запорожское, гребенское, волжское, яицкое). Сословное преобладало у Азовского,Астраханского, Забайкальского и других казачьих войск, созданных по инициативеправительства, но их формирование происходило с привлечением казаков другихрегионов с уже сложившимся этническим сознанием.
В решении указанного вопроса переплетаются двамомента: терминологический и содержательный (казак – и его содержание,казачество – как этнос или сословие). Первое, что необходимо признать, казак –казачество это первоначально не самоназвание групп, расселившихся, прежде всегов районе Днепра, Дона и Терека, а название, перенесенное на них по аналогии сподобного рода явления в татарской среде. Во всяком случае, единственнымиисточниками являются официальные документа Русского государства, тогда как«казачьи источники» никак не проясняют историю происхождения своего имени.Следовательно, для российского казачества правомернее говорить не обэтнониме-самоназвании (эндоэтнониме), а об экзоэтнониме или этниконе – имени,данном этнической группе извне[3;45], и затем ею усвоенном.
Нелишне заметить, чтовопрос о том, является ли казачество этносом или сословием решается в двухнаучных плоскостях: проблемами этноса занимается этнология, а проблемамисословности история. Историками за основу берутся определение этноса,предложенное Ю.В. Бромлеем[4;14] и выделенные им уровни этнической иерархии.Как мы видим, большинство исследователей рассматривают казачество каксубэтническое подразделение, у которого свойства выражены с меньшейинтенсивностью, чем у основной этнической единицы, составной частью которой оноявляется[3;82]. Сам Ю.В. Бромлей отнес донских казаков к третьей группесубэтнических подразделений, названную им «социальной общностью, обладающейспецифическими чертами культуры» [3;83].
Теоретическая этнологияведет научные дискуссии по методологическим проблемам в изучении этническихфеноменов, тогда как историки казачества опираются на устоявшиеся положения«теории этноса». Анализ исследований Ю.В. Бромлея и В.И. Козлова показывали,что по формальным признакам казачество подпадает под характеристику субэтноса.
Без внимания историков осталось проведенное Ю.В.Бромлеем разграничение между разными проявлениями существования этноса, аименно между этникосом и этносоциальным организмом. Именно последний вразличных интерпретациях используется при характеристике казачества. Визбранном нами системном анализе, казачество более соответствует определениюэтникоса, хотя само понятие так и не утвердилось в этнологии.
Этникос предстает как результат совместнойисторической практики ряда поколений людей, воплощенной в специфическихматериальных и духовных атрибутах этой общности и фиксированной в сознании еечленов. Именно поэтому для существования этникоса важнейшее значение имеютмежпоколенные (диахронные) связи, а также самосознание составляющих его людей,включающее в той или иной форме представление об общности исторических судеб ихпредков[3;15]. Этникос рассматривается как явление, основанное всецело насовокупности диахронных связей, то есть этникос обнимает и индивидов, вообщелишенных синхронных связей с какими-либо группами своих соотечественников[2;34].
Механизм образования ранних вольных казачьих общин былвсецело основан на включение в их состав представителей, разорвавших связи сосновным «ядром» этноса, а впоследствии пополнение их осуществлялось также засчет представителей, лишенных синхронных связей.
Для этникоса территориальная общность не обязательна ион нередко наряду с основной своей частью (материнским этносом) включает в себясравнительно небольшие обособленные от нее в пространственном отношении ячейки– этнические группы [3;15]. Казачество как система также не представляло территориальнойцелостности. Историческая локализация, однако, не привела к абсолютнойтерриториальной «изоляции», и расчленение территорий, населенных казаками, несыграло роль дезинтегрирующего фактора. Единые механизмы образования раннихказачьих сообществ, единый хозяйственно-культурный тип, а также спецификамиграционных процессов, формировали осознание единства, то есть групповоесознание, а территориальная локализации определяла самосознание отдельныхрегиональных групп.
Необходимо также иметь в виду, что этникос может и непредставлять собой полностью однородную в этническом отношении целостность.Особенно это относится к тем случаям, когда он состоит из территориальноразобщенных частей. Здесь отдельные части этникоса нередко приобретают черты,характерные для окружающих их этнических образований. В результате возникаюттак называемые пограничные группы, у представителей которых прежняя этническаяпринадлежность утрачивается или уже утрачена, а новая еще не укрепилась[3;15].
Российское казачество, формировавшееся, как правило, впограничных районах (или контактных зонах), при доминировании славяно-русскогоядра, было этнически неоднородно. Это особенно характерно для восточных районовстраны. В Уральском казачьем войске свыше 6 % составляли татары и калмыки; вОренбургском свыше 6 % — татары, калмыки и башкиры; среди сибирских казаковбыло до 6 % мордвы и татар [7;20]. В Донское войско в разное время вливалисьногайцы, татары и турки [20;72-82]. В Черноморском войске представители горскихнародов составили отдельную станицу Гриневскую [16;40]. Среди терских казаковотмечены грузины, армяне, калмыки, татары, представители вайнахских народов [17,38; 15, 44; 14, 90-100].
Немаловажной характеристикой этникоса является и то,что в целом он имеет «полную» социальную структуру» [3;18]. Проблема сословийэто, прежде всего, проблема социальной дифференциации общества.
Определенная социальная дифференциация быласвойственна и для ранних казачьих сообществ. Главную роль в принятии решений наКругу играли так называемые «старые казаки», из числа которых выбиралиатаманов. В источниках есть данные, согласно которым атаманы опирались на«домовитую» часть казачества и на «атаманову станицу» [6;54].
С другой стороны упоминаются «сирома» и «голутвенное»казачество. Но отношения между отдельными группами внутри казачьей общиныстроились не на основе эксплуатации, а скорее, напротив, в условиях типичногодля первобытных общин разделения их членов по возрасту, профессиональным навыкам[13;239].Огромное значение имел и личный авторитет члена сообщества.
Превращение казачества в сословие относится к XVIII –первой половине XIX в. Связано это с включением казачьих войск в общую системугосударственного управления России, с законодательным оформлением обязанностейи прав казаков, их особой социальной функции в государстве.
Казачество не только законодательно стало сословием,но и внутри него возникает сословное деление, характерное в целом для страны.Происходит выделение офицерско-чиновничьего слоя. Среди казаков появляютсяпредставители духовенства, купечества. Таким образом, возникает своеобразнаяситуация, когда казачество одновременно выступает и в качестве особогосословия, и имеет в свою очередь, общероссийскую сословную структуру. Следуетотметить социальную открытость казачества, так как оно пополнялось выходцами изразличных сословных групп[18], терявших прежнюю сословную специфику в казачьейсреде. Казачество как военно-служилое сословие отличалось от других кругомобязанностей по отношению к государству и своему войску.
Таким образом, казачество начинает переходить всословное состояние с XVIII в., ко второй половины XIX в. оно стало безусловнойреальностью. Казачество находилось под безраздельным правлением военноговедомства, жестко регламентировавшего все стороны его повседневной жизни.
Следует также учитывать, что именно этникос корнисвоего существования имеет в диахронной информации, т.е. в наличии своего родаэтнической памяти, комплекса этнических представлений. Эти традиции не всегданаходят реализацию в повседневной жизни. Существенно в данном случае то, чтопамять о характерности для этноса всех этих явлений сохраняется и передается впраздничной, обрядовой, ритуальной ситуации, в разных, даже отдаленных друг отдруга группах данного этникоса. В этникосе, по мнению С.А. Арутюнова, минимальнымвыражением самоидентификации является сохранение самоназвания исамосознания[2;34].
Этникос предполагает инекоторую незавершенность этнических процессов. В Кубанское казачье войсковошли четыре этнообразующие элемента: запорожские казаки, которые неидентифицировали себя как часть украинского этноса, переселенцы из южно-русскихземель, из Черниговской и Полтавской губерний, уже идентифицировавших себя какукраинцев, и кавказские линейные казаки, среди которых преобладаливеликорусские элементы. Терское казачье войско, формировалось в основном изгребенских, донских, волжских казаков, среди которых преобладали великорусы, ноприсутствовали горские и украинские элементы. Следует учитывать, что к моментутерриториального и административного размежевания терского и кубанскогоказачества, не была преодолена внутренняя локально-территориальнаяобособленность запорожских, гребенских, терских, волжских и донских казаков. Нанаш взгляд, к 60-м гг. XIX в. только завершился процесс консолидациирегиональных казачьих групп степного Предкавказья и были созданы всенеобходимые условия для их дальнейшей этнической интеграции, с учетомусилившегося процесса русификации. Однако завершиться этому процессу суждено небыло.
Примечания
1.Анфертьев А.Н. Пролегомены к изучению этнической истории/ А.Н. Анфертьев //Этносы и этнические процессы. – М.: Наука, 1993. – С.62-69.
2.Арутюнов С.А. Народы и культуры. Развитие и взаимодействие / С.А. Арутюнов. –М.: Наука, 1989.
3.Бромлей Ю.В. Очерки теории этноса/ Ю.В. Бромлей. – М.: Наука, 1983.
4.Бромлей Ю.В. Этносоциальные процессы: теория, история, современность/ Ю.В.Бромлей. – М.: Наука, 1987.
5.Боук Б.М. Проблемы этнических и сословных различий на Кубани во второй половинеXIX века (по воспоминаниям Ф.А.Щербины)/ Б.М. Боук // Кубань: проблемы культуры и цивилизации. – Краснодар,1999. — № 1 (12). – С.40-42.
6.Даренко В.Н. Община на Яике в XVII– первой четверти XVIII в./ В.Н.Даренко // Ежегодник по аграрной истории. – Вып.6. – Вологда,1976. – С.44-86.
7.История казачества Азиатской России. – Екатеринбург, 1995. – Т.1.
8.Козлов А.И. Казаки – этнос или сословие?/ А.И. Козлов // Возрождениеказачества: история и современность. – Воронеж,1995. – С.11-30.
9.Козлов В.И. Этнос. Нация. Национализм/ В.И. Козлов. – М.: Наука, 1999.
10.Лукичев П.Н., Скорик А.П. Казачество: историко-психологический портрет/ П.Н.Лукичев, А.П. Скорик. // Возрождение казачества: история и современность. –Новочеркасск,1995. – С.31-56.
11.Матвеев О.В. Кубанское казачество в сословной структуре Российской империи итенденции его развития в 60-80-х гг. XIXв./ О.В. Матвеев // Проблемы истории казачества. – Волгоград, 1995. – С.32-43.
12.Матвеев О.В. Военно-сословный фактор в этнодемографических процессах наСеверо-Кавказской окраине России накануне 1917 г. / О.В. Матвеев // Проблемы истории казачества: сборник научных трудов. – Волгоград, 1995.
13.Никитин Н.И. О формационной природе ранних казачьих обществ (К постановкепроблемы) / Н.И. Никитин // Феодализм в России. – М.: Наука, 1987. – С.236-245.
14.Омельченко И.Л. Терское казачество / И.Л. Омельченко. — Владикавказ: ИР, 1991.
15.Писарев С. Трехсотлетие Терского казачьего войска. 1577-1877/ С. Писарев. –Владикавказ,1881.
16.Попко И.Д. Черноморские казаки в их гражданском и военном быту / И.Д. Попко. — В 2-х ч. – СПБ., 1858.
17.Потто В.А. Два века Терского казачества (1577-1801)/ В.А. Потто. – Владикавказ,1912. – Т.1.
18.РГВИА, ф.1058, оп.1, д.24, 27, 28,29,41,44,68, 98.
19.Селищев Н.Ю. Казаки и Россия. Дорогами прошлого/ Н.Ю. Селищев. – М., 1992.
20.ЧерницынС.В. Некоторые аспекты этнических процессов в Войске Донском XVIIв. (на примере тюркоязычных переселенцев)/ С.В. Черницын // Дон и СеверныйКавказ в древности и средние века. – Ростов-на-Дону,1990. – С.72-82.

ИЗИСТОРИИ КУЛЬТУРНЫХ СВЯЗЕЙ НОГАЙЦЕВ С ТЕРСКИМИ КАЗАКАМИ И ДРУГИМИ НАРОДАМИ СЕВЕРО-ВОСТОЧНОГОКАВКАЗА в ХVIII-XIX вв.
На протяжении многихвеков Северо-Восточный Кавказ привлекает внимание исследователей многоликостьюрегиона, его полиэтничностью, языковой пестротой, разнообразием обычаев.Издавна народы региона поддерживали между собой тесные экономические,политические и культурные связи. В течение многих столетий, живя по соседству инаходясь в тесном общении, пройдя в своем культурно-историческом развитиибольшой и сложный путь, они не могли быть замкнутыми, изолированными друг отдруга, оказывая взаимовлияние, взаимообогащаясь различными культурнымиценностями, в результате чего у них выработалось много черт региональнойобщности духовного облика. Общими у них были верования, большое сходство вобычаях, фольклоре, одежде, вооружении. Наблюдаются общие черты в фольклоре, врелигиозных верованиях народов региона (1, С.113). Еще в конце XVIII в. известный этнограф и языковедВ.Ф. Миллер подчеркивал: «Кавказский хребет- это гора языков – представляеткапитальный интерес для этнографии. Нет другой местности на земном шаре, гдебы, на сравнительно небольшом пространстве, скучивалась такая массаразноплеменных и разноязычных народов»(2, С.69).
Многие из местных людейзнали языки соседних народов. У них много общих терминов и слов.
Под своим самоназванием(ногай, ногайлар) ногайцы известны всем народам Северо-Восточного Кавказа. Так,аварцы называют их ногъаял, кумыки – ногъайлы (ногъай), даргинцы – нугъайлан,лакцы – нугъай, чеченцы – ног/о(й), осетины – ногъай, кабардинцы – нэгъуей.Этноним «ногайцы» был хорошо известен не только народам, жившим на равнине илив предгорьях, но и жителям высокогорных регионов Северо-Восточного Кавказа(3, С.80).
Важным шагом в развитиирусско-кавказских культурных связей было открытие в регионе первых школ для«горских народов детей». Ставрополь сыграл большую роль в культурной жизнинародов региона. Так, 18 октября 1838 г. была открыта Ставропольская мужскаягимназия (как Кавказская областная). Первые гимназисты из местных народовпоявились здесь в 1849 г. и с этого времени учились представители всех народовсеверокавказского региона. Число их было довольно значительным. Если в 1857 г. в Ставропольской гимназии обучалось 65 представителей местных народов, то в последнейчетверти XIX в. им ежегодно отводилось 85-100мест, в том числе для Терской области 20-25 мест. Изучались в ней история,статистика, география, языки русский, французский, ногайский, арабский идр(4, С.45). Так, например, в 1883 г. в пансионате учились 20 осетин, 4 аварца,5 кумыков, 2 ногайца, 5 лезгин, 3 ингуша, 1 чеченец и др (5, С.264).
На основе укрепившихсяторгово-экономических, политических и иных связей между народамиСеверо-Восточного Кавказа и ногайцами в рассматриваемое время усиливалось иразвивалось их культурное сотрудничество. В результате этого сложилось многообщих черт в материальной и духовной культуре. Это четко прослеживается впредметах хозяйственного и домашнего обихода, в национальной одежде и пище, вдекоративном искусстве, в празднествах, в семейном и общественном быту.
Взаимоотношения ногайцевс народами региона исследуемого периода приводили к большому влиянию их друг надруга.
Заметно изменился бытногайцев – ногайцы восприняли очень многие стороны горского быта – устройствожилища, одежду и пищу. В свою очередь, и местные соседние народы, жившие наТереке, Куме, Сулаку, переняли у ногайцев многое – например, конское снаряжение(сбрую, короткие стремена и др.), пищу, в частности, ногайский чай.
Такие национальные блюданогайцев, как кумыс, йогурт, айран, встречались у многих народовСеверо-Восточного Кавказа, а некоторые блюда соседних народов, например,кумыков, русских, казаков вошли в быт ногайцев. Так, у дагестанских ногайцевпопулярными блюдами стали «долма» и «курзе»(6, С.146).
Ногайцы, как и другиеместные народы ездили на двухколесной арбе, запряженной быками.
Ногайцы переняли отгорцев и русских методы ведения хозяйства, характер жилища, многие чертыматериальной и духовной культуры. Так, ногайцы переняли у горцев способхранения зимой кукурузы в плетенках из хвороста(7, С.25).
Под влиянием ногайцевосетины и моздокские кабардинцы использовали в хозяйстве верблюдов. Кроме того,ногайцы делились с соседними народами опытом ведения кочевого, полукочевого, ас переходом к оседлости – оседлого скотоводства(7, С.25).
Сближение ногайцев снародами Северо-Восточного Кавказа оказало влияние на духовную культуруногайцев. В свою очередь, и духовная культура народов региона также испытывалавлияние ногайской культуры. Это творческое взаимодействие хорошо прослеживаетсяв устном народном творчестве, в танцах, музыке.
Особый интереспредставляют ногайско-кумыкские музыкальные параллели. Сближению, взаимовлияниюих культур способствовало их языковое родство. У этих народов отмечена общностьв терминологии музыкальных инструментов, отдельных песенных жанров.
Двуязычие как социальноеявление было известно издавна. Представители народов Северо-Восточного Кавказа,удивительно интересного полиэтнического региона, нередко владели вторымиязыками, которыми почти до конца XIX в.являлись сначала тюркский, а затем русский.
Следует такжеподчеркнуть, что народы региона знали хорошо не только родной язык, но итюркский (азербайджанский, кумыкский, ногайский). Тюркский язык, в частностиногайский являлся для моздокских осетин, кабардинцев и казаков языкоммежнационального общения(8, С.240).
Русский же язык, вытесняятюркский, становится основным межнациональным языком на Северо-ВосточномКавказе со второй половины XIX в.Основные факторы, способствовавшие распространению двуязычия, — экономический(торговля, отгонное животноводство), а также своеобразие расселения, временипроживания этнической общности среди различных национальностей и т.д.
В статье «Говоргребенских казаков» Н.А. Караулов насчитал более 100 слов, заимствованныхказаками у горцев и ногайцев(9, С.108-109). Большинство слов, заимствованныхрусскими и казаками у местных народов – это названия орудий труда, домашних идиких животных, птиц, растений, пищи, то есть восприняты те слова, которые былинеобходимы в общении людей в процессе их трудовой деятельности. В свою очередьместные народы заимствовали много слов из русской разговорной речи.
Лексические заимствованияочень многообразны: это явления природы и географические понятия, животный мири поселения, одежда и пища.
Тюркские лексическиезаимствования чеченского языка являются одним из следствий тюркско-вайнахских(чеченцы и ингуши) языковых контактов, результаты которых находят отражение нетолько на лексическом, но и на иных – фонетическом и морфологическом – уровняхструктуры языков чеченцев и ингушей. Так, например, саьрмасек – чеснок, саба –мыло, кема – корабль, урам — улица, бажа – свояк, йорг|а – иноходец и др(10).
Проникновение тюркскихлексических и иных элементов в язык чеченцев и ингушей является следствиеммноговековой территориальной смежности носителей этих языков, использованиятюркских (ногайского и кумыкского) языков в качестве основного средствамежнационального общения.
Наличие на территорииЧеченской республики тюрских топонимов (гидронимов), способствует дальнейшемууточнению ареалов их распространения, решению вопроса об областях пребыванияногайцев. Например, микротопоним Ног|ийн шовда «Ногайцев родник» в местности,населенной в основном чеченцами тейпа (рода) ног|ийн «ногай» БольшогоКавказа(11, Ч.3.С.7), или находящихся в селении Чеченаул микротопоним Ног|ийнбоьра «Ногайская балка»(11, Ч.3.С.145-146), Ног|амирзин корта «ВершинаНогаймирзы» в звене Терского хребта(11, Ч.4.С.126), с.Ногай-мирза-юрт(11, Ч.4.С.78), в Надтеречном районе Чеченской республики.
Подробное описаниеисторических связей ногайцев с соседними осетинами дает Б.А. Алборов в статье«Говор осетин – иронцев Моздокского района»: «Ногайский язык являетсяинтернациональным языком не только осетин, но и для живущих рядом с нимичеркесов, армян и грузин… Их увлекает сочный красочный ногайский язык, и ониисполняют на нем больше, чем на своем родном языке, ногайские песни и сказки ипересыпают свою речь ногайскими пословицами и поговорками»(12, С.275-276). В.М.Миллером описан факт, когда ногайцы свободно изъяснялись на осетинскомязыке(2, С.70).
От ногайцев осетиныпереняли и некоторые собственные имена: Мырза (Мурза), Мырзабек, Хьантемир,Хъанцау и др.(13, С.161)
Кроме того, у ногайцев имоздокских осетин существовали общие черты в нормах обычного права(судопроизводства, гостеприимства), религиозных верованиях и т.д. Следуетотметить, что от осетин и кабардинцев ногайцы переняли поклонение «духу гор» наТатар-тупе. Согласно священному обычаю, издавна существующему в этом центре«международной» торговли, всякий, пришедший сюда, пользовался правом убежища(неприкосновенности). Это обеспечивало возможность заключения взаимовыгодныхторговых и прочих сделок между ногайцами и осетинами(13, С.161).
Длительные и тесные связибыли между ногайцами и моздокскими кабардинцами. Так, в женской одеждемоздокских кабардинцев, как и в мужской, прослеживаются влияние культурынародов, живущих по соседству с моздокскими кабардинцами (русское, ногайское[в частности,«каптал»- бешмет, платки женщины], кумыкское, осетинское) (14, С.54,55,56,62).Большинство моздокских кабардинцев владело наряду с родным языком ногайским,русским и осетинским. Для моздокских кабардинцев ногайский язык стал вторымязыком, языком межэтнического общения. Многие ногайцы долгое время проживаливместе с кабардинцами, другие бывали частыми гостями у кабардинцев. Этоспособствовало их сближению, установлению дружественных связей. Много терминовматериальной и духовной культуры моздокские кабардинцы заимствовали у ногайцев,например: «тырнауш»- грабли, «къуий»- колодец, «къуда»-сват, «амай»- дедушка,«балдуз»- свояченица, «къадаш»- дядя (от слова «къардаш»- родственник),«тукум»- род и многие другие(14, С.48,64,65). Ногайский чай был непременнымповседневным напитком моздокских кабардинцев. Его пили со сливками, маслом ичерным перцем(14, С.53). Сватов моздокские кабардинцы называли ногайским словом-«къуде», угощение сватов – «къудэгъашхэ». Тамаду стола моздокские кабардинцы-христиане называли «тойлыбаш» (от ногайского происхождения: той- свадьба, баш-голова)(14, С.70,71).
У ногайцев моздокскиекабардинцы восприняли не только язык, но и богатый фольклор- пословицы,поговорки, предания, сказки, свадебные и любовные песни, частушки, множествотерминов материальной и духовной культуры. Православные кабардинцы пели песнина ногайском и кабардинском языке. Кроме того, куначество, аталачество,побратимство, сыграло значительную роль в сближении моздокских кабардинцев сдругими народами – ногайцами, кумыками, чеченцами, ингушами, осетинами ижителями казачьих станиц(14, С.66,109-111).
У ногайцев в исследуемыйпериод существовала форма искусственного родства – аталычество. Часто ногайскиекнязья и мурзы отдавали своих детей в семьи представителей соседних народовили, наоборот, принимали на воспитание их сыновей или дочерей. Многие знатныефамилии кумыков, кабардинцев отдавали на воспитание ногайцам своихдетей(1, С.119). Так, в XIX в.кумыкский князь С. Капланов воспитывался в ногайской семье(15, С.31).
Часто по желанию аталыковвоспитанницу выдавали замуж. Так, по желанию ногайского аталыка Темирбулатабыла выдана замуж кумыкская княгиня Саадат Хамзаева(16, С.36-37). Кумыкскийкнязь Салимсолтан Капланов, который во второй половине XIX в. воспитывался у ногайского аталыка Темирбулата изс. Мужукай до совершеннолетия, также был женат аталыком на кумыкской княжнеТаймазовой из с. Бораган (Чечня). Следует отметить, что большую часть расходовна свадьбу нес аталык. Став аталыком двух сестер дочери кумыкского князя АхаяХамзаева, этот аталык стал фактическим хозяином земель и скота своегокнязя(16, С.38,127).
Таким образом, черезаталычество между двумя семьями устанавливались тесные отношения, равныеродственным и налагающие на обе стороны большие обязанности.
Ногайцы и кумыки – этонаиболее близкие по языку, обычаям и истории северокавказские народы, чтоособенно ярко отражено у дагестанских ногайцев и кумыков. В художественномтворчестве наиболее ранняя общность и взаимосвязь у этих народов наблюдается вфольклоре: проникновение к кумыкам сюжетов об Эдиге, Шора-батыре, Мамае,Адиль-Султане и др., а также ряда текстов казацких песен, толгау и т.д.;влияние на ногайцев традиций кумыкского танца, поздних лирических песен, атакже письменных произведений и др.(17, С.38)
Важным показателем взаимосвязей между народами остаютсяэтнонимы. Например, ногайские этнонимы оказали влияние на образование некоторыхфамилий Северо-Восточного Кавказа. Так, в антропонимии местных народоввстречается значительное количество ногайских имен: Ногай, Ногай-Мирза,Насыпхан, Эдильбай, Эдильбий и др.; фамилии – Ногаев, Нугаев, а среди ногайцев-Кумыкбий, Авархан, Казакбий, Орусбий (Урусбий), Мышыгыз (Мичигиз), Тавлы и др.
Следует отметить, чтозачастую ногайцы, или наоборот, представители других народов, вынужденные покаким-либо причинам покидать свою родину, переселялись в места проживаниясоседних народов региона, где они ассимилировались в местной этнической среде.Наиболее часто подобные переселения ногайцы совершали в Кабарду, Чечню и разныерайоны Дагестана, а также в казачьи станицы, то есть именно к тем народам, скоторыми они поддерживали тесные этнокультурные связи. Следует отметить, чтопереселенцы на протяжении нескольких поколений помнили о своем происхождении истарались не прерывать взаимоотношений со своими родственниками, оставшимися вродном краю. Это, в свою очередь, стимулировало развитие новых этнокультурныхконтактов между ногайцами и другими народами региона.
В рассматриваемый периоду ногайцев существовал обычай куначества (къонакълыкъ). Любой мужчина из числасоседних народов мог быть кунаком ногайцев. Кунак был другом семьи и мог вестисебя как ее член. Кроме того, гостеприимством пользовались кровники, похитителидевушек, бежавшие из родительского дома, чтобы не быть насильно выданнымизамуж. Обидевший гостя подвергался суровому наказанию.
Ногайцы, даже самыебедные, всегда были рады приезду гостя, считая что вместе с ним приходит благо.
Этот обычай был залогомвзаимоуважения и взаимопомощи между народами Северо-Восточного Кавказа. Многокунаков было у ногайцев и среди казаков близлежащих станиц(6, С.153). Ногайцы,как и другие народы региона, со временем настолько сблизились с казаками, чтоотлично понимали друг друга, легко находили общий язык, у казаков и русскихпоявились близкие друзья – кунаки в аулах, а у местных народов – в станицах игородах, они делили горе и радость, перенимали друг у друга положительныйжитейский опыт. Так, например, во время неурожайного 1740 г. казаки помогали ногайцам провиантом и другими товарами(18, Л.10,35-35об,105,135). Многиеказаки и русские выезжали в аулы, где строили дома, мельницы, конюшни,разводили сады и виноградники, делали мебель для зажиточной местной верхушки.Очень часто ногайцы для изучения русского языка отдавали своих детей в казачьисемьи, в которых они жили как равноправные члены. В результате такогодлительного тесного повседневного общения ногайцы усваивали русский язык, амногие казаки свободно владели ногайским языком. Современники отмечали сходствов одежде казаков и ногайцев(19, С.39).
У гребенцов, под влияниемсоседей- ногайцев образ русалок стал именоваться лабастой (от ногайского –албаслы, злой демон женского пола)(20, Л.35-36).
Рассматриваяразнообразные формы межэтнического сближения, трудно переоценить огромную рольповседневного производственного сотрудничества ногайцев с их соседями. Рыбныйпромысел, земледелие, торговля и отходничество, помимо их очевидногохозяйственного эффекта, оказывались еще и мощными факторами межэтническогосближения, создавая для него наиболее оптимальные условия.
Большую роль в переходеногайцев от скотоводства к земледелию сыграла близость русских поселенцев иместных соседних народов к терско-сулакским, ачикулакским ногайцам. Благодаряобщению с русскими поселенцами, ногайцы узнали такие культуры, как картофель,капуста и др.
Опыт разведения скотаногайцами на огромных степных просторах Северо-Восточного Кавказа способствовалразвитию навыков скотоводства среди соседних народов и русского населенияПритеречья. Так, русские и украинские переселенцы, хотя и не кочевали со своимистадами, подобно ногайцам, но почти не занимались заготовкой кормов и содержалиобычно скот в течении года на подножном корму, перегоняя его с места на местона большие расстояния. Это было типичное степное животноводство, сохранявшее напротяжении всего дореформенного периода экстенсивный характер(21, С.79). Казакиперенимали у местных народов породы скота, более приспособленные к местнымусловиям(22, Л.10,35,36,105,135). Так, у даргинцев были распространены понятия«нугъай унц»- ногайский бык, «нугъай кьял»- ногайская корова.
Под влиянием ногайцевизменилась сама структура русского крестьянского хозяйства, в котором ведущееположение до середины XIX в.занимало степное скотоводство(23, С.27). Русские заимствовали у ногайцев способыведения скотоводческого хозяйства, методы содержания скота. Русские пастухи,находившиеся круглый год в степи, заимствовали удобную для такого образа жизниодежду. Ногайцы, в свою очередь, перенимали у русских их опыт по выведениюболее высоких пород скота(23, С.27).
Заимствовали ногайцы урусских и типы жилищ, строительную технику(23, С.27). У ногайцев появилисьсовременные европейского типа строения – жилища с русской печкой, деревянныекровати заменяли нары, появились столы, стулья, стали разводить овощныекультуры, ногайский стол сделался более разнообразным и т.д.
Добрососедские идружественные отношения были в изучаемое время между ногайцами и чеченцами.Имели место смешанные браки и приобщение ногайцев к отдельным вайнахскимродственным коллективам, в результате чего образовались ног|и – некъе(ногайские поколения) в ряде чеченских тейпов(24, С.345). Например, в селенияхДубаюрт и Чирюрт Шалинского района Чеченской республики есть многочисленныйтейп «Ногай»(11, Ч.3.С.7; Ч.4.С.219). Носители этого тейпа считают своимипредками ногайцев. Чеченцы переняли от ногайцев и некоторые собственные имена:Ногай-Мирза, Эльмурза, Эдильбай, Эдильбий и др.
Идеи дружбы и мирногосотрудничества народов в ногайском фольклоре занимают одно из центральных мест,что обусловлено самой историей народа: дружественные связи ногайцев с народамиКавказа имеют многовековую традицию. Отношение ногайского народа к своимсоседям выразительно и емко охарактеризовано в обращении к чеченцу: «Послушай,Наур, правым берегом Терека владеешь ты, левым- я. Кони наши пьют общую водуТерека, следовательно, и мы сродни между собой. Эхо…гор повторяет твое имя,ветер ногайских степей далеко несет звук моего имени. Чего бы, кажется,недоставало нам, и почему бы не жить нам дружно?»(25, С.339).
В этих словах отразилосьмиролюбие ногайцев к народам, в соседстве с которыми они жили на протяжениистолетий и имели самые тесные политические и торгово-экономические связи.История помнит немало примеров, когда северокавказские народы, в частности,ногайцы вместе с вайнахами защищали свои земли от опустошительных набеговкрымских и калмыцких правителей. Наблюдаются общие черты в фольклоре, врелигиозных верованих вайнахов и ногайцев.
Торгово-экономическиевзаимоотношения способствовали разрушению хозяйственной замкнутости народоврегиона, повышению уровня их жизни, расширению и укреплению межэтническихконтактов.
Таким образом,многовековое соседство ногайцев и горцев взаимно обогатило материальную идуховную культуру и тех и других народов. Следует отметить, что ногайцы, будучиподвержены интенсивным интеграционным процессам контактов, сближений, влияний,сохранили свою этническую и культурную самостоятельность, не поддалисьтенденциям нивелировки своей национальной самобытности.
Примечания
1.Гаджиева С.Ш. Очерки истории семьи и брака у ногайцев в XIX-нач. XXв. М., 1979.
2.Миллер В.Ф. В горах Осетии // Русская мысль. М., 1881. Кн. 9.
3.Волкова Н.Г. Этнонимы и племенные названия Северного Кавказа. М., 1973.
4.Зульпукарова Э.М.-Г. Интеллигенция Дагестана на рубеже XIX-XXвеков: пути формирования и практическая деятельность. Автореф. дисс….д.и.н.Махачкала, 2004.
5.Ставрополь – врата Кавказа. Ставрополь, 2002.
6.Калмыков И.Х., Керейтов Р.Х., Сикалиев А.И. Ногайцы. Черкесск, 1988.
7.Керейтов Р.Х. Общетюркские элементы в этнической истории и бытовой культуреногайцев: Автореф. дисс…. докт. ист. наук. М., 2002.
8.Там же.
9.Очерки истории Карачаево-Черкесии. Ставрополь, 1967. Т. 1.
10.Караулов Н.А. Говор гребенских казаков // СМОМПК. Тифлис, Вып. 37.
11.Русско-чеченский словарь. М., 1978.
12.Сулейманов А.С. Топонимия Чечено-Ингушетии. Грозный, 1980. Ч. 3.
13.Сулейманов А.С. Указ. соч. Ч. 3. С. 151; Гусейнов Г.-Р. А.-К. Тюркизмы вчеченском языке // Тюркско-дагестанские языковые взаимоотношения. Махачкала,1985.
14.Сулейманов А.С. Указ. соч. Ч. 4.
15.Там же. Ч. 4.
16.Алборов Б.А. Говор осетин-иронцев Моздокского района // Известия 2-гоСеверокавказского пединститута им. Гадиева. Т. 9. Орджоникидзе, 1932.
17.Миллер В.М. В горах Осетии // Русская мысль. М., 1881. Кн. 9.
18.История Северо-Осетинской АССР. Орджоникидзе, 1989. Т. 1.
19.Там же. Т. 1.
20.Кунов Н.А. Моздокские кабардинцы (историко-этнографическое исследование).Майкоп, 2002.
21.Там же.
22.Там же.
23.Там же.
24.Там же.
25.Гаджиева С.Ш. Очерки семьи и брака у ногайцев.
26.Кидирниязов Д.С. Институт аталычества у ногайцев.
27.Гаджиева С.Ш. Аталычество и побратимство в Дагестане. Махачкала, 1995.
28.Там же.
29.Оразаев Г.М. К истории ногайско-кумыкских взаимосвязей // Тезисы докл. науч.сессии, посвященной итогам экспедиционных исследований Института ИЯЛ в1984-1985 гг. Махачкала, 1986.
30.Калмыков И.Х., Керейтов Р.Х., Сикалиев А.И. Указ. соч.
31.ЦГА РД. Ф. 379. Оп. 1. Д. 45. Л. 10, 35-35 о.б, 105, 135.
32.Заседателева Л.Б. Терские казаки (середина XVI-нач.XX в.). М., 1974.
33.Великая Н.Н. Казаки Восточного Предкавказья в XVIII-XIX вв.
34.Марковин В.И. В ущельях Аргуна и Фортанги. М., 1965.
35.Фадеев А.В. Очерки экономического развития степного Предкавказья вдореформенный период. М., 1957.
36.ЦГА РД Ф. 379. Оп. 1. Д. 45. Л. 10, 35, 36, 105, 135.
37.Невская Т.А. Связи ногайцев с русским населением Северного Кавказа вдосоветский период // Дагестан в составе России: Исторические корни дружбынародов России и Дагестана. Махачкала, 1987.
38.Там же.
39.Там же.
40.Ахмадов Я.З. История Чечни с древнейших времен до конца XVIIIв.М., 2001.
41.Сулейманов А.С. Топонимия Чечено-Ингушетии. Грозный, 1980.Ч. 3. С. 7; Ч. 4.

Щеглова Е.В., Шувалов А.И.
(г. Кизляр)
 
ИСТОРИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ ПОЯВЛЕНИЯ И ФОРМИРОВАНИЯНИЖНЕТЕРСКОГО КАЗАЧЕСТВА
Нет единодушия средиученых в вопросе о происхождении слова «казак» («козак» по-украински). Делалисьпопытки производить это слово от названия народов, некогда живших вблизи Днепраи Дона (касоги, х(к)азары), от самоназвания современных киргизов — кайсаки.Существовали и другие этимологические версии: от турецкого «каз» (т. е. гусь),от монгольского «ко» (броня, защита) и «зах» (рубеж). Большинство специалистовсходятся в том, что слово «казачество» пришло с востока и имеет тюркские корни.В русском языке это слово, впервые упомянутое в русских летописях 1444 года,первоначально означало бездомных и вольных воинов, поступавших на службу свыполнением военных обязательств. В формировании казачества участвовалипредставители самых разных народностей, но преобладали славяне. Сэтнографической точки зрения первые казаки разделялись по месту возникновенияна украинских и на русских. Среди и тех и других можно выделить вольных ислужилых казаков. На Украине вольное казачество было представлено ЗапорожскойСечью (просуществовало до 1775), а служилое — «реестровыми» казаками,получавшими жалованье за службу в Польско-Литовском государстве. Русскиеслужилые казаки (городовые, полковые и сторожевые) использовались для защитызасечных черт и городов, получая за это жалование и земли в пожизненноевладение. Хотя они приравнивались «к служилым людям по прибору» (стрельцы,пушкари), но в отличие от них имели станичную организацию и выборную системувоенного управления. В таком виде они просуществовали до начала 18 века. Перваяобщина русских вольных казаков возникла на Дону, а затем на реках Яик, Терек иВолга. В отличие от служилого казачества центрами возникновения вольногоказачества стали побережья крупных рек (Днепра, Дона, Яика, Терека) и степныепросторы, что накладывало заметный отпечаток на казачество и определяло ихжизненный уклад.
 Во второй половине XVIв. несколько отрядов волжских казаков, продвигаясь по западному берегуКаспийского моря, достигли р. Терека на Северном Кавказе и Гребенских гор, гдестала складываться новая казачья область. Первое достоверное упоминание овольных казаках на Северном Кавказе относится к 1563 г. Но малочисленность обосновавшихся тут вольных людей вначале вынуждала их действовать в союзес русскими воеводами, стремившимися укрепиться на Северном Кавказе.Принципиальной вехой в истории терского и гребенского казачества сталопостроение в 1567 г. Терского городка, заложенного в месте впадения Сунжи вТерек. [1].Несмотря на временный уход царских войск с Терека в 1571 г., Казаки остались на Кавказе, продержавшись там до возобновления Терского города в 1578 г. Их городки даже выросли за счет уходивших на юг «схожих» людей. В 1592-1593 гг. 600Вольных казаков «с Терка» сделали нападение на турецкие владения наТаманском полуострове, разграбили и сожгли посады крепости Темрюк. В годыСмутного времени, подобно иным казачьим юртам, часть терцев«заворовала». конкретно тут началось движение «Лжепетра»,поддержанного 300 казаками во главе с атаманом Ф. Бодыриным. Втайне отостальных терцев, оставшихся с воеводой П.П. Головиным, восставшие ушли наВолгу для грабежа купеческих судов. Поводом к мятежу стала невыплата казакамцарского жалованья. Потом 4-тысячное войско Лжепетра выступило к Путивлю иприняло роль в восстании, начатом Г.П. Шаховским и И.И. Болотниковым. Военныедействия Смутного времени привели к значительному сокращению численноститерского казачества, в XVII в. Объединившегося в сравнимо немногочисленноеТерское казачье войско. Если в 1638 г. «Вольных атаманов и казаков,которые живут на Терке-реке» значилось 356 человек, то уже в 1651 г. Там было 440 терских и гребенских атаманов и казаков.
 Ситуация, складывавшаясяв районах поселения вольных казаков, завлекала пристальное внимание в Москве.Правительство замечательно соображало сложность положения на остальных казачьихреках, где находились как сторонники, так и противники сближения с российскимгосударством, опасавшиеся распространения столичных порядков на свои юрты.Серьезно осложняли дела их «воровские» (разбойные) деяния казаков впределах столичного страны, в особенности в Поволжье, а также их нападения наогромную Ногайскую орду, находившуюся в союзе с Россией. Поэтому у царскихвластей сохранялось настороженное отношение к казачьей вольнице, приводившеепорой к враждебным акциям против нее.
 На рубеже XVII-XVIII вв., когда процесс этнизации казачества на Терекенаходился в зените, в него ворвалось мощное государственное начало, прервав егоестественное течение. И казачество, не успев преодолеть стадию субэтноса, вдальнейшем вызревало под прессом российской государственности. Есть оченьинтересная точка зрения, что «казачество- это этнос, которому искусственноне дали сформироваться.»( П.Н. Лукичев и А.П. Скорик считают, что донскоеказачество, как и казачество ряда областей России, «шло по пути этническогостановления, превращаясь в самостоятельный этнос, но эта тенденция былапрервана государственным вмешательством и фиксированным юридически сословнымсостоянием»).
В 1721 г. казаки передаются в военное ведомство и с этого времени начинается второй, качественно новыйпериод в истории казачества вообще, нижнетерского – в частности. Казакипревращаются в козырную карту непрерывных сражений за раздвижение границРоссийской империи, что ограничило их вольницу, отяготило жизнь, деформировалоих сознание, ослабив, но не ликвидировав субэтнические черты, выпятило напервый план социальные, связанные с военным образом жизни.
Гребенские казаки, апозже и терцы поступили в ведение военной коллегии. Первоначальный срок службыбыл определен в 30 лет, а затем сокращался в 1856 году до 25 лет, в 1864-м – до22 – х, в 1891 — до 20 лет.
Служилый состав Терскогоказачьего воска разделялся на три разряда:
1)        приготовительный — срок службы три года. Призывались молодые люди достигшие восемнадцатилетнеговозраста. В этот период они проходили боевую подготовку в своих станицах илагерных сборах.
2)        строевой — 12лет. В 21 год казаки призывались на действительную службу, которую в мирноевремя несли от 3 до 4 лет. Затем люди увольнялись на льготу с обязательствомиметь обмундирование, вооружение, снаряжение, строевых лошадей и являться налагерные двухнедельные сборы для практических занятий;
3)   запасный — 5 лет. По достижению 33лет казаки призывались на службу только в военное время.
4)   В возрасте 38 лет увольнялись вотставку. [2]
Терско-гребенское,кизлярское казачество участвовало во многих военных кампаниях России: в бояхпод Чигирином в 1677 году, в крымской кампании 1788-1791 гг., войне с Персией иТурцией 1826 и 1878 гг., в походе на Кушку1885 года, русско-японской войне1904-1905 гг., в первой мировой войне. [3]
Однако, основным занятием,требующим каждодневных усилий и жертв, было несение службы непосредственно наКавказе. Это многие десятилетия определяло жизнь и быт всего терскогоказачества. Особенно с 70-х годов XVIII в., когда сформированная Россией Кавказская линия укреплений приобрелаисключительно военный характер.[4]
Именно на Тереке, «налинии на линеюшке, на распроклятой сторонушке», как говорилось в однойстариной казачьей песне, шла наиболее напряженная служба: «тут тоже шелбой; тяжелый и непрерывный, домашний бой, к которому казаки привыкли». [5]
Для укрепленияпограничной линии на Северо-Восточном Кавказе и защиты самой крепости Св.Креста в 1723 г. Сенат распорядился послать туда на постоянное жительстводонских казаков: 500 поселились на берегах Аграхани и 500 — по реке Сулаку досамого Каспийского моря. Всеми ими должен был распоряжаться комендант крепостиСвятого Креста.
Переселившись в регион,донские казаки на новом месте первоначально создали пять укрепленных городков,из которых один был поставлен в том месте, где река «Аграхань отделялась отКойсу», а остальные четыре были расположены, по данным В.А. Потто в две линии:«два по среднему Койсу и два по южному Койсу, в 10 – верстном расстоянии одинот другого». [6]
Казачьи городки были расположеныкрайне неудачно – в нездоровой болотистой местности. Беспокоили казаков ичастые нападения на горцев. Они вынуждены были трижды переносить свои городки сместа на место. В конце концов, их число уменьшилось настолько, что из пятигородков пришлось образовать только три: Каменка, Прорва и Кузьминка.Поселившись в регионе, они получили название семейных казаков, вместе спереселенными сюда терскими казаками — Аграханского войска.
Аграханским казакам былоопределено скудное денежное жалование и провиант, которые поступали изАстрахани нерегулярно. Отсутствие хлеба, частые голодовки, непривычный климат иболезни — все это послужило причиной высокой смертности среди казаков. Изтысячи семейств донских казаков, поселенных на Аграхани, при упразднении крепостиСвятой Креста осталось только 452. [7] Кстенам крепости и на Аграханскую косу были переселены из крепости Терки 500конных и 500 пеших, положение которых мало отличалось от положения донскихказаков. Участь терских казаков разделили и гребенцы. «Из тысячи человек,которые составляли Терское войско в 1722 г., — писал П.Г. Бутков, — не осталось уже теперь (1735 г.) и десятой части от заразы, свирепствовавшей прикрепости Святого Креста». [8]
 В силу известныхполитических обстоятельств, сложившихся на Кавказе в первой четверти XVIII в. и в соответствии с Гянжинскиммирным договором, 27 октября 1735 г. крепость Святого Креста была упразднена.По Рештскому (21 января 1735 г.) и Гянжинскому (10 марта 1735 г.) договорам Россия перенесла свою границу из северного Азербайджана на р. Терек. При этомрусские войска и казаки переселенцы вынуждены были оставить все укрепления икрепости, распложенные южнее Терека. К 1735 г. было закончено строительство крепости Кизляр, куда были переведены русские гарнизоны из крепости Святой Крест идругих укреплений. Выбор нового места для крепости на Тереке, в 50 верстах отКаспийского моря, диктовался военно-стратегическими целями русскогоправительства.
С перенесением на ТерекАграханское войско было разделено на две части. Одна часть, состоявшая изнепосредственно терско-низовых казаков и горских выходцев, была поселенаотдельной слободкой на окраине города Кизляр и получила названиеТерско-кизлярского войска. Во время переселения из крепости Святого Креста вКизляр было образовано многонациональное Терско-Кизлярское войско. Интересно,что для этого войска были учреждены особые штаты с учетом их социального инационального происхождения.
 Поселено оно было направой стороне реки Кизлярки, против Кизлярской крепости. Жалование им былоустановлено как по должностному, так и по социальному признаку. [9]
 Так, например,войсковому атаману ген.-м. Эльмурзе Черкасскому определено было жалование вразмере: 1300 руб. деньгами, 100 ведер вина и 500 четвертей муки; мурзам(независимо от занимаемой должности) – по 45 рублей, 22 четвертей и 4 четверикамуки; дворянам — по 40 рублей, 22 четвертей муки, тогда как рядовым казакавыплачивалось всего лишь 12 рублей и по 6 четвертей муки. [10]
По своему устройству этовойско отличалось удивительным своеобразием: с одной стороны, признаваласьорганизационно-хозяйственная структура казачьих войск, с другой — сохраняласьсословность, основанная на принесенном с собою праве на наследственность,привилегированное положение.
Как известно, большинствоказаков этого войска было выходцами из горских обществ Северо-Восточного Кавказаи, будучи на русской службе, они сохранили свои тухумные, тейповые,«полупатриахальные и полуфеодальные порядки, поддерживаемые обычным правом –адатами, легко привившимися на русском феодальном дереве». [11]
По штатному расписаниюген. Левашева Терско-Кизлярское войско делилось на ряд подразделений,отличавшихся друг от друга только по своему национальному и религиозномупризнаку [12], [13]
Терско-кизлярские казаки,прекрасно знавшие местные народы, их обычаи и нравы, были лучшими разведчикамии использовались в качестве «толмачей» — переводчиков и проводников,сопровождали различные посольства из Москвы и стран Кавказа. Их совершенно непривлекали к сторожевой и охранной службе, передав ее терско-семейным игребенским казакам. «Сие маломощное войско, писал П.Г. Бутков, — предложеноупотребить не в военную службу, а для всяких нужных посылок по делам военным идипломатическим в разны места к горским владельцам: в Тарки, Крым, на Кубань ик калмыцким владетелям. Так как те казаки с языком сих стран знакомы». [14]
В такого рода служебныекомандировки казаков Терско-Кизлярское войска посылали с учетом характеразадания и национального состава, с привлечением всех национально-обособленныхподразделений. За службу, помимо жалования и провиантского пайка, терско-кизлярскиеказаки получали право пользования земельными угодьями и рыбными промыслами вустье реки Терек и в Каспийском море. [15]
Другая часть Аграханскоговойска – терско-семейные казаки, основали на отведенном им месте по реке Терекутри станицы Бороздинскую, названную по бывшей вблизи нее лощине; Дубовскую – поогромному дубу, росшему на том месте; и Каргалинскую – по реке Каргалинка,протекавшей немного севернее этой станицы. Поселения стояли на «весьма… низкихместах», а земли преобладали, в основном. Песчаные и солончаковые, непригодныедля земледелия. Поэтому среди казаков широкое распространение получилосадоводство и виноградарство. [16]
 Многократныепереселения, тяготы военной службы тяжело отразились на материальномблагосостоянии терского казачества. «По поселении нас на Сулаке и Аграхани, — жаловались казаки в 1736г., мы вследствии неприятельского разорения, три разабыли переводимы с места на место и ныне вновь переведены на Терек…, где, кромеземляного вала и огорожи… никаких гродков и домов не построено, отчего мы всепришли в крайнее убожество и живем с семьями в землянках; построиться же намнечем, да и некогда, так как все мы пораставлены по заставам, по Тереку набродах, содержим разъезды в степях и беспрерывно командируемся в разные партии,отчего лошади падают, а неприятельские конные люди казачьи табуны отгоняют».[17] Царское правительство понимало, что необходимо предпринять меры поукреплению экономического положения казаков. Для начала было вдвое увеличеноденежное и продовольственное жалование. Кроме того, казакам «дозволено в ихводах рыбу ловить и икру спеть для себя и на продажу, а из родившегося в ихсадах винограду чихирь продавать в Кизляре и в Астрахани повольною ценою».[18]Для развития земледелия и скотоводства казаки наделялись «пашенными землямии виноградными садами, сенными покосами… близь городков по обе стороны Терека,а на строение лесом и дровами довольствуются на кумыцкой стороне». [19]
В самой Кизлярскойкрепости разместились регулярные войска, составившие ее гарнизон подначальством коменданта. В состав гарнизона входила артиллерийская, инженерная иказачья команда (т.е. терско-кизлярское казачье войско). Постоянную охранную службуна пограничном рубеже по Тереку несли также гребенские терско-семейные казаки,поставленные в подчинение кизлярского военного коменданта. Военное командованиенад находившимися на русской службе мусульманами, проживавшими в Кизляре,принадлежало Эльмурзе Бековичу Черкасскому и его потомкам. Здесь князьяЧеркасские имели свое подворье с домом, а к востоку от Кизляра большоеземельное владение, дарованное им за службу России. [20]
В 30-50-х годах XVIII в. казачество низовьев Терекапродолжало пополняться беглыми людьми из России. Так, в 1747 году служилыеказаки писали астраханскому губернатору, что если им полностью будут платитьцарское жалование, то они могут в случае войны собрать до двух тысяч«гулебщиков», которых «много по лесам и горам, и степями находится». [21] Поподсчетам И.Л. Омельченко в Терско-семейном войске постанично было[22]: Станицы Служащие и отставные казаки 1762 г. 1782 г.
Каргалинская
Дубовская
Бороздиновская
 225
 109
 109
273
170
120 В с е г о: 433 563
Но, как уже говорилосьвыше, фактически их было гораздо больше. Сами казачьи городки к этому времени вырослии стали именоваться станицами. Таким образом, город Кизляр, как и егопредшественники Терки и крепость Святого Креста, представлял собой весьмасложный социально-экономический организм, сложившийся в специфическихгеополитических условиях – это своеобразный разноязыкий конгломерат русских,армян, грузин, кабардинцев, кумыков, чеченцев, ногайцев, ингушей, осетин,тезиков. и т.д. Здесь даже существовала в XVIII веке колония индийских купцов, активно участвовавшихв транзитной торговле России со странами Востока.

Примечания
1.        Гарунова Н.Н.Терский город — как центр политической истории Северного Кавказа 17в.//Эколого-экономическиепроблемы общества в системе ценностей молодежи. Материалы Всеросийской научно-практическойконференции. Кизляр, 2009, с. 87
2.        Всеподданнейшийотчет начальника Терской области и Наказного Атамана Терского казачьего войскао состоянии области и войска за 1889 год. Владикавказ, 1891. С.5.
3.         ИсторияТерского казачьего войска (хронологическая таблица). Караулов А.М. Терскоеказачество в прошлом и настоящем. Владикавказ, 1912. С.35.
4.         ПопкоИ.И. Терские казаки со стародавних времен. СПб., 1880. С.249-250.
5.         КульчикЮ.Г., Конькова З.Б. Нижне-терское и гребенское казачество на территорииДагестана. М., 1995. С.12.
6.        ПоттоВ.А. Два века Терского казачества. Владикавказ, 1917. С.67.
7.         Бутков П.Г.Указ.соч. Ч.1. С.78.
8.         Там же.
9.         ОмельченкоИ.Л. Терское казачество. Владикавказ, 1991. С.70.
10.       ЦГАРД. Ф. 379. Оп.1. Д.3217. Ч3. Л.115-119.
11.       ОмельченкоИ.Л. Указ. соч. С. 71.
12.       ГААО.Ф.394. Оп.1. Д. 52. Л.31, 38, 42, 47, 52.
13.       РГВИА.Ф.13. Оп.107. Д.12. Ч.3. Л.4; Омельченко И.Л. Указ. соч. С. 71.
14.       БутковП.г. Указ. соч. Ч.1. С.15.
15.       ГААО.Ф.394. Оп.1. Д. 52. Л. 44.
16.       См.:Васильев Д.С. Указ. соч. С. 108. РГВИА. Ф.13. Оп.107. Св.12. Ч..2. Л.560;
17.       ДмитренкоИ.И. Материалы к истории Терского казачьего войска// Терский сборник.Владикавказ, 1897. Кн.4. От. 2. С.62.
18.      Тамже. С. 63.
19.      ВасильевД.С. Указ. соч. С. 82-83.
20.      Цит.по: Васильев Д.С. Указ. соч. С. 109
21.      ОмельченкоИ.Л. Терское казачество. Владикавказ, 1991. С.127.

А.Г.Аскеров, ( г. Кизляр)К ВОПРОСУ ОХАРАКТЕРИСТИКЕ КУЛЬТУРНОЙ ЖИЗНИ НИЖНЕТЕРСКОГО КАЗАЧЕСТВА в конце XIX – началеXX вв.
Развитие экономики,появление современных индустриальных производств требовало подготовкиграмотных, образованных работников. Это обусловило постоянный подъем культуры иобразования на Тереке. Поселения казаков на Нижнем Тереке играли важнуюкультурную роль во взаимоотношениях русского и дагестанских народов. Через нихдагестанцы знакомились с русской и европейской материальной и духовнойкультурой, осваивали ее. В свою очередь, Нижний Терек был одним из регионов,через который осуществлялось влияние на русский народ материальной и духовнойкультуры Востока. Особенно тесные отношения сложились у казаков Нижнего Терекас ближайшими соседями – ногайцами и кумыками. Даже в быту, дома, как отмечал Л.Толстой в повести «Казаки», они разговаривали «по-татарски». Для развитиякультуры первостепенное значение имел подъем народного образования. Системаобразования населения Кизлярского отдела в XIX в. была неразвитой. Всего вТерской области в конце XIX столетия было одно четырехклассное училище (воВладикавказе) и пять трехклассных (в Георгиевске, Грозном, Моздоке, Пятигорскеи Кизляре), т.е. в основном – в центрах округов. В Кизлярском отделе, кромеупомянутого трехклассного училища в Кизляре, было I общественное двухклассноеучилище по линии министерства народного просвещения в ст. Червленной истаничные училища Бороздиновское, Дубовское, Кохановское, Курдюковское,Новогладковское, Старогладковское, Шелковское. Позднее, в начале XX в.появились в области гимназии, прогимназии и реальные училища. Гимназии ипрогимназии в основном гуманитарного направления были мужскими и женскими.Реальные училища большей частью технического направления по составу учениковбыли мужскими. Детей из казачьих семей Кизлярского отдела отправляли на учёбу вМоздокскую женскую гимназию, в Моздокское реальное училище, в такие же учебныезаведения Темир-Хан-Шуры (ныне г. Буйнакск Республики Дагестан).
В 1915 г. в Тверской области насчитывалось 871 учебное заведение (в основном мелких). На народноепросвещение в 1915 г. было потрачено 2 982 878 рублей. Половину этой суммы – 1425 518 рублей составляли средства казны. Пятую часть – средства Терскогоказачьего войска и станичных обществ. В Кизляре в начале пореформенного периодаимелись: городское двухклассное училище (84 ученика – мальчика) и два церковно-приходских училища – мужское и женское (155 мальчиков и 45 девочек. Всего втрёх учебных заведениях было 284 ученика). В 1887 г. на содержание учебных заведений выделено всего 50 рублей.
 При мечетях проводилосьобучение в мусульманских школах – мектебах и медресе. Учеников обучали арабскойграмоте и чтению Корана – за счет родителей.Всего средних учебных заведений вТерской области было 22 (не считая прогимназий): 1 кадетский корпус, 3 мужскихгимназии, 7 реальных училища, 1 духовная семинария, 7 женских гимназий, 1епархиальное училище, 1 учительский институт и 1 учительская семинария. Училисьмолодые казаки и за пределами области. Высших учебных заведений в Терскойобласти не было. Для предоставления молодёжи возможности получить высшееобразование казна, войско и другие учреждения содержали своих стипендиатов ввузах империи. В 1915 г. в отчете начальника Терской области и наказногоатамана Терского казачьего войска отмечалось: «Потребности населения Терскойобласти в образовании удовлетворяются в недостаточной мере…». Подъемобразования и культуры населения способствовал более эффективному освоению ивнедрению новой техники и технологии сельскохозяйственного и промышленногопроизводства. В условиях развития экономики, различных ее отраслей все большетребовалось гражданских специалистов, а также квалифицированных работниковсельского хозяйства, промышленности, транспорта и связи. Поэтому на Тереке, каки в других регионах, стали уделять внимание профессионально-техническомуобразованию молодежи. Работали две профессиональные школы повышенного типа:Прохладненская сельскохозяйственная – на 60 учеников и Шелкозаводскаявинодельческая – на 40 учеников. Благодаря постепенному развитию сети учебныхзаведений, пополнению их учительскими кадрами, совершенствованию программ иучебных пособий грамотность населения, в том числе казачества, в Терскойобласти росла.
В нынешних условиях,когда казачество вновь получило статус военного сословия, большое значениеприобретает опыт военно-спортивного воспитания казачьей молодежи на НижнемТереке во второй половине XIX – начале XX вв. Как отмечали дореволюционныеавторы Ф. Гребенец, М. Караулов и др., многие факторы военно-спортивноговоспитания терские казаки заимствовали у горцев (игры, джигитовку, боевуюгимнастику), поскольку они были приспособлены к местным условиям хозяйственнойи боевой жизни в прикордонье.
Система физическоговоспитания терских казаков решала вопросы подготовки молодежи к хозяйственной(земледелие, животноводство, рыбоводство, охота) и военной (физическая сила ивыносливость, владение конем и оружием) деятельности. Это воспитание начиналосьс годовалого возраста, когда мальчика впервые сажали на коня. Обучение верховойезде делало из молодых казаков лихих наездников. Такие спортивные игры, какпешие походы, маршировка, бег, прыжки, метание камня, рубка лозы, стрельба,вырабатывали физическую силу и выносливость, смекалку, боевые навыки, такиенравственные качества, как смелость, взаимовыручку и др. К хозяйственному трудуказачата привлекались c 6–7-летнего возраста.
Из среды терскогоказачества вышли многие представители интеллигенции – военные (генералы М.Караулов, И. Колесников и др.), экономисты, историки и социологи (Вертепов,Ткачев и др.), духовенство (Д. Зеленский), учителя и агрономы. Они внеслисущественный вклад в духовный подъем казачества.

Емельянов О.Б.
(г. Георгиевск)
 
РОЛЬКИЗЛЯРА В РАЗВИТИИ ВИНОГРАДАРСТВА В ЛЕВОБЕРЕЖНЫХ КАЗАЧЬИХ СТАНИЦАХ ПО ТЕРЕКУ ВПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX века В КОНТЕКСТЕ ЛОКАЛЬНОЙ ИСТОРИИ ПОГРАНИЧЬЯ
Summary
The presentedsurvey is dedicated to the development of viticulture on the left bank of theTerek river in the first half of XIX century. The paper offers the mostsignificant causes of peaks and decays of this branch of agriculture in Kizlyartown and the adjacently situated Cossak settlements, basing on the currentsituation near the boundary line, and taking into consideration military andpolitical set-up in the North Caucasian region.
Создание кордонной линиина левом берегу Терека из казачьих поселений начинается с царствования Петра I.В 1711 г. гребенцы переселяются с правобережья и строят первые станицы:Червлённую, Щедринскую, Старогладовскую, Новогладовскую и Курдюковскую, ставшиеосновой будущей Азово-Моздокской пограничной линии. В 1735 г. с основанием города Кизляр, из крепости Святого Креста были переведены служащие казаки,образовавшие Кизлярское войско. На следующий год между Кизляром и гребенцами, встаницах Каргалинской, Дубовской и Бороздинской были поселены 452 семьи донскихказаков, получивших название терско-семейных.
Наиболее плодородныепочвы простирались узкой полосой шириной не более двух километров вдоль левогоберега Терека. Именно на Терском левобережье проживала основная часть населенияВосточного Предкавказья. Политическая ситуация сложилась так, что водоразделТерека долгое время являлся государственной границей России и естественнымрубежом между народами, населяющими берега реки. Природно-климатические условиялевобережья оказались наиболее благоприятными для культивирования винограднойлозы. Сады разбивались в непосредственной близости от Терека на «наносномгрунте, образовавшемся от размельчения горных пород» [1]. Прибрежная полосказемли была настолько плодородной, что отпадала необходимость в удобрениях.Наличие же полноводной реки полностью исключало орошение, так как подпочвенныеводы регулярно подпитывали корневую систему.
На рубеже XVIII-XIX вековне только все окрестности Кизляра превратились в сплошные виноградные садыколичеством до 4830, но и берега Терека на многие километры оказались занятывиноградниками, особенно в гребенских станицах, где было 1317 садов, «из коихдобывалось до двух миллионов ведер вина» [2]. К 1804 г. гребенцы располагали уже 1832 виноградниками, а именно: в Червлённой — 782, Новогладовской — 200, Курдюковской — 307, Старогладовской — 185, Щедринской — 358 [3]. При этомурожай из них доводился до товарного состояния в Кизляре [4]. Наличие крупногополитического и экономического центра рядом со станицами являлось дополнительнымстимулом для развития виноградарства. В то же время выполнение служебныхобязанностей отвлекало большую часть казачества от хозяйства. Пока одна частьказаков находилась в походах, то другая круглосуточно привлекалась к«содержанию кордона по Тереку» [5].
Начало XIX в.характеризуется бурным развитием виноградарства в низовьях Терека, благодаряхорошему и устойчивому спросу на внутреннем рынке, близостью дешевого водногопути в центральные районы страны. А также отсутствием конкуренции, вызваннойеще и тем, что начался период наполеоновских войн в Европе и континентальнойблокадой. Данное обстоятельство крайне отрицательно сказалось на ввозезарубежных вин в Россию. Используя благоприятную ситуацию, жители Терского левобережьяеще более увеличили площади под виноградные сады.
Российское правительство,заинтересованное в дальнейшем увеличение продукции отечественного виноделия,принимало широкомасштабные меры по его улучшению. В 1807 г. в Кизляре открылось первое в России Кавказское казенное училище виноградарства [6], котороепроводило эксперименты по выращиванию и разведению различных сортов винограда ибесплатно наделяло желающих всевозможным посадочным материалом [7]. Но жителистаниц, также как и кизлярцы, в основном культивировали сорта, которые главнымобразом использовались на спиртокурильнях.
Первоначальновиноградно-водочные и спиртокурительные предприятия появились в Кизляре.Местные власти всячески поощряли развитие новой отрасли [8]. Действияправительства, также благотворно влияли на увеличение выгонки из виноградного сырьяводки и спирта. В отличие от выкуривания «хлебного вина» (пшеничная водка) заприготовление виноградной — налог практически не взимался [9]. Только в 1807 г. был установлен «умеренный акциз» на продукцию винокурения, «давший значительный доход казне».Но введение налога мало отразилось на благополучии виноградарей по причинепостоянного спроса и высоких цен на их продукцию [10].
Во внутренних губернияхРоссии «кизлярка» пользовалась заслуженной славой. При качественномприготовлении и соответствующей выдержке, водка по вкусу напоминала коньяк. Приэтом стоимость ее была на порядок ниже импортируемой продукции. Для увеличенияпроизводства винокурения немаловажное значение имело и то, что в среднем ведроводки получалось из восьми, а спирта, из двенадцати ведер вина [11].Соответственно снижались и дорожные расходы на продукцию низовьев Терека, особенносухопутным транспортом из Кизляра до Астрахани.
Вслед за кизлярцами ижители левобережных станиц свои взоры обратили на винокурение. Первоначально,используя конъюнктуру рынка, на выпуск спиртоводочной продукции перешли в казачьихвойсках Кизлярском и Терско-Семейном. Во время сбора урожая виноградных садов,скупщики предпочитали скупать виноград грубых сортов. Поэтому казаки низовыхстаниц, расположенных в непосредственной близости от Кизляра, стали засаживатьновые площади соответствующими сортами. Главным образом, наиболее зарекомендовавшимсебя — «Алым терским», в ущерб винным «культурным и нежным сортам» [12].
Следует отметить, чтоситуация, при которой казаки Кизлярского округа продавали полуфабрикат изсобственных садов, их устраивала. Занятость станичников военной службойприобретала все большие размеры. Но выгодность и перспективность этой отраслипроизводства была очевидной. Поэтому и гребенцы частично переходят напроизводство сырья для винокурения. Посетивший низовья Терека И.В.Ровинскийотмечал, что цена спирта в Кизляре доходила до 8 руб. за ведро, большая частькоторого изготовлялась из винограда казачьих станиц [13].
Во внутренних районахстраны стоимость ведра водки возрастала до 14 руб. серебром. Подобные ценыпозволяли садовладельцам получать в удачные годы от 50 до 80 % прибыли [14]. Поэтой причине станичники значительную часть виноградников продолжали засаживатьгрубыми сортами. Уход за ними требовал гораздо меньше времени и средств, приэтом прибыль была гарантирована. В 1815 г. в Кавказской области (без Кизляра) было выкурено, главным образом в низовых станицах 20000 ведер спирта [15].
В 1817 г. была предпринята попытка обложить продукцию винокурения непомерными поборами. ВСанкт-Петербурге приняли закон о питейном сборе, по которому каждое ведро водкиоблагалось акцизным налогом в 6 руб. При такой фискальной политике не толькожители станиц, но и кизлярцы, должны были понести значительные потери. Лишьусилиями генерала А.П.Ермолова, сумевшего убедить Сенат, акцизный налог былснижен до 2 руб. [16], что и позволило спиртоводочному производству ещенекоторое время оставаться рентабельным.
К 1825 г. количество виноградников составило: в Кизлярском войске — 10 дес. 325 саж., в Терско-Семейномвойске — 281 дес. 1435 саж. (Каргалинская — 155 дес. 600 саж., Дубовская — 75дес. 860 саж., Бороздинская — 50 дес. 2375 саж.), в Гребенском войске — 453дес. 2111 саж. (Червлённая — 159 дес. 92 саж., Щедринская — 105 дес. 1300 саж.,Новогладовская — 75 дес. 1034 саж., Старогладовская — 23 дес. 2222 саж., Курдюковская- 89 дес. 2263 саж.). На которых соответственно было получено — 1960, 15338,101907 ведер красного вина, а также спирта — 44558 ведер в терско-семейныхстаницах и 2180 в гребенских [17].
Обнаруженные намиархивные материалы свидетельствуют, что в станицах, расположенных внепосредственной близости от Кизляра, предпочтение отдавали спиртокурению. Авиноградную водку производили в незначительном количестве только в станицеДубовской. У гребенцов же, только в станице Червлённой не много занималисьприготовлением спирта, а в основном приоритет оставляли за производством водочнойпродукции. Подобная специализация связана с тем, что гребенцы в большомколичестве занимались виноделием, остатки которого использовали на винокурение.И виноградные выжимки перед разогревом в чанах разбавляли водой для быстрейшегоотделения компонентов. В результате этого готовый продукт был значительно нижепо крепости и отличался от произведенного в низовьях Терека.
Дальнейшее развитиевинокурения в станицах затормозилось в начале третьего десятилетия XIX в. В 1831 г. был значительно повышен акциз на изготовляемую водку, а также введен штраф и запрещение еепроизводства, если она была больше или меньше установленной государством крепости[18]. Выдерживать установленные нормативы было весьма трудно при работе наполукустарных заводиках. Поэтому закупочные цены на сырье для винокурениязаметно сократились. Современник, посетивший Терское левобережье отмечал, чтокизлярцы, имевшие «по станицам большие винокуренные заводы», остановилипроизводство на них. И казаки были вынуждены сами перерабатывать основную массуурожая виноградных садов и самостоятельно «выделывать водку» [19].
Документы середины 30-хгодов сообщают, что гребенцы в прошении на имя Николая I обращали вниманиеправительства на винодельческую промышленность, как на единственную возможностьсодержать свои семьи и снаряжать себя на службу. Казаки не имели достаточнопосуды и часто находились на службе вдали от своих домов «против горских хищныхнародов, принуждены были продавать на корню приезжающим кизлярским жителям забесценок» по 9-11 руб. сорокаведерную бочку виноградного сусла. Позднее ценыеще больше уменьшились и составляли 7-10 руб. за сорокапятиведерную бочку [20].
Видя бесперспективностьдальнейшего развития виноградарства, казаки переключились на другие отраслихозяйства. Но природно-климатические условия и военная обстановка в ВосточномПредкавказье не оставляли выбора для станичников. Для получения средств, они быливынуждены заниматься культивированием виноградной лозы. В 1834 г. современник отмечал, «что от Моздока до Тамани мало разводится винограда и вновь ничего непосажено. По казачьим станицам от Моздока до Кизляра, хотя по нахождениюбольшей части казаков на службе и невозможности женам и дочерям, при всем ихчрезвычайном трудолюбии, успевать — сады также не распространяются, но, покрайней мере, они не приходят в худшее состояние и содержатся в исправности»[21].
Необходимо подчеркнуть,что в подобном состоянии отрасли нет ничего удивительного, так как во второйполовине 30-х годов цены на продукцию винокурен достигли своего минимума за всепредшествующие десятилетия [22], что и привело к разорению значительной частилевобережного казачества.